24/100

[Линн Бранст]

Название: Сайлент Хилл. Блоги
Фандом: Сайлент Хилл: фандом в целом
Герои: Дуглас
Тема: 3/3 ванная комната
Объём: 1600 слов
Тип: Пока джен.
Рейтинг: PG - 10




Едва дверь клетки, исполняющей роль лифта, закрылась и, дернувшись и жутко застонав, она начала своё путешествие вверх, Дуглас сунул руку в левый карман плаща за записной книжкой. Её там не оказалось. «Странно, я всегда кладу её сюда». Хуже то, что там не было не только книжки, а вообще ничего. Дуглас ощупал правый карман плаща. И там пусто. Куча потайных карманов и кармашков любимого именно за это плаща также оказались пустыми, карманы брюк тоже. Черт! Можно было догадаться, пока болтался по улицам в виде трупа, кто-то качественно почистил его от нужных и не очень вещей, которые очень удобно держать под рукой при его то профессии. Но если отмычка и фонарик вполне могли кому-то пригодится, некто забрал даже грязный носовой платок! Разумеется ключи от офиса тоже пропали. Про карту и деньги и говорить не стоит.
— И как мне ехать домой? А главное на что? — Дуглас вопрошающе поглядел на грязный потолок, словно там был некто способный дать ответ.
Но стоп! Он отвлекся от главного: зачем он вообще полез в карман!
— Двойные воспоминания, двойные воспоминания — забормотал Дуглас под нос едва слышно. Только бы не забыть!
Фразы которыми он успел обменяться с Алессой перед тем, как дверь закрылась, и мысль пришедшая вслед, казались безумно важными. Из тех, которые мгновенно стираются из памяти стоит отвлечься, а их обязательно нужно запомнить. Что тут делать? Взгляд прошелся по окровавленным стенам лифта, возможно ли? А ещё есть пола плаща… Интуиция сигналила легкой тянущей болью под ложечкой, что это важно. Значит точно нужно записать, иначе рискнул бы понадеявшись на память.
Дуглас ткнул палец в нечто покрывавшее решетки гнилого лифта, подавив желание немедленно вырвать, и провел импровизированными чернилами по плащу. Получилось плохо, но лучше, чем ничего. Он вывел: «2е воспом» прежде чем лифт резко остановился и он едва удержался на ногах от этого толчка. Спасибо и на том, что в этот раз лифт поднимался достаточно долго, чтобы и это записать, конечно. Лифт вообще имел собственное понимание времени и пространства и можно было подниматься пару часов и оказаться в самом Сайлент Хилле, а можно за пару секунд оказаться недалеко от дома. Сегодня хотя бы недолго поднимался.
Клетка могла пропускать свет, но сейчас вокруг стояла полная темнота. Так бывает только в полностью закрытых и законсервированных помещениях. Оставалось надеяться, что голодная смерть ему здесь не грозит. Забывшись, Дуглас снова похлопал себя по карманам, ах как сейчас пригодился бы когда-то находившийся там фонарик! Хотелось надеяться, что Мария поможет. Вот только как, если в мир живых выйти она не может? Если встретит его, то в офисе, это пространство и так уже почти Сайлент Хилл.
Дуглас дернул дверь лифта, та скрипнув открылась наполовину и застряла, не желая двигаться ни вперед ни назад. Похоже за что-то зацепилась. С лифтами из ада, как иронично называл Дуглас родной теперь город, такое порой случалось. Дуглас вздохнул и принялся протискиваться в небольшую щель.
— Эй, кто здесь! — выкрик и отсвет фонарика, скользнувшего по стене, были не так уж и близко, но лифт неприятно завибрировал, словно подгоняя пассажира.
— Да сейчас я, сейчас, — тихо пробурчал Дуглас, прилагая больше усилий, чтобы выбраться наружу как можно скорее. Едва обе ноги оказались на твердой поверхности он в сердцах бросил: — Дверь мог бы и пошире открыть!
Лифт скрипнул, словно возмущаясь, хлопнул дверью, и скрылся из виду закусив по дороге полой плаща. Дуглас беззвучно выругался, рванулся, обветшавший плащ не выдержал и порвался.
— Черт, этого ещё не хватало!
— Стоять на месте, руки поднял! Ты кто? — подоспевший человек светил фонариком прямо в лицо слепя глаза и лишь едва слышное дрожание старческого голоса выдавало неуверенность в своих силах.
— Кхм, закурить найдется? — пытаясь закосить под пьяного протянул Дуглас.
— Фу, вонища-то какая от тебя! Ты в канализации спал чтоль? Как вы только сюда пробираетесь! — чуть осмелев от того, что вторженец не агрессивен обладатель фонарика постарался выразить голосом всё презрение на которое только был способен не рискуя все же подходить ближе. — Тебе что здесь надо?
— А я где? — Какая подходящая случаю фраза, а главное вышло максимально честно.
— Господи, он даже не знает где находится! — немного наигранно возмутился собеседник и указал направление фонариком: — шагай давай!
— Иду-иду, — миролюбиво поторопился ответить Дуглас, и, едва не запутавшись в ошметках плаща, направился в указанном направлении. — Ты хоть дорогу-то подсвети? А то тут ноги переломать можно. И все-таки, где я? Ну хоть город какой?
Собеседник, не отвечая на вопрос предпочел прочитать лекцию о вреде пьянства. Ну хоть на дорогу светил, и на том спасибо. Так и дошли до выхода.
Дугласу этого времени как раз хватило чтобы попытаться поймать ещё кое что. Нечто тревожащее, никак не дающееся в руки игриво крутилось в сознании, но пойди поймай. Что же это? Да что?!
Он так ушел в процесс поимки ускользающей мысли, что едва не пропустил момент, когда впереди показался выход. Похоже разбор проблем прошлого стоило оставить хотя бы на время и вернуться к делам насущным.
— Пошел вон, — уже вовсю осмелел охранник и Дуглас мирно последовал этому указанию.
На улице оказалось светло и, к счастью, малолюдно. Судя по всему, день только начинался и это оказалось первой отличной новостью. Вторая не заставила себя ждать — его офис находился на соседней улице! Надо же, Дуглас не помнил здесь строек. Да и райончик сейчас выглядел более фешенебельно, чем он мог вспомнить. Сколько же лет прошло? Дома вот построили красивые, магазины. Явно не за один день такое появляется.
Он медленно тащился вперед прикидывая сколько времени могли занять такие изменения. Решив сократить путь, зашел в переулок и тут же едва не наступил на бомжа.
— Слышь, новенький! Тут моя улица! Ищи свою. Они не любят когда нас здесь много! — нечто непонятного пола и возраста недовольно зашуршало под коробкой.
— Ухожу! — миролюбиво поднял руки Дуглас, обходя импровизированное жилище. Наметанный глаз привычно скользил по коробкам и тут Дуглас резко остановился. Рядом с бомжом на асфальте лежала газета. Вряд ли свежая, но год узнать по ней можно! Он быстро её поднял.
— Эй, это моё! — гневно завопило существо в домике и явно решило покинуть свою обитель.
— Одну секунду! Уже отдал. — Быстро взглянул на год и месяц он вернул газету на место. Итого четыре года, как он был живым в последний раз. Не очень хорошо, перед этим денег на его счетах почти не оставалось и на такой срок, вероятно, средств на оплату помещения не хватило. Так как поступил арендодатель? Возможно его офиса уже нет на прежнем месте. И тогда он идет туда зря. Ох, Мария, Мария, ну где же ты, когда так нужна? Да и зачем встречающим ставить её, если она по миру ходить не может? Хотя на телефоне она, конечно, полезна, этого у неё не отнять.
Впереди показался знакомый дом. Всё то же невысокое здание, родные окна на втором этаже. Над входной дверью вывеска его конторы, это обнадежило. Дверь в подъезд сторожил кодовый замок, любопытное нововведение и кнопка домофона, осталось лишь набрать номер квартиры. Он нажал, вопреки опасениям трубку подняли.
— Да? — по такой короткой фразе не всегда легко угадать говорящего, но Дуглас не сомневался, что это Мария.
— Есть кто дома? — глупо, конечно, но он так был рад её слышать.
— Я тебя заждалась, — томно проворковала Мария, — заходи.
Раздался звук открываемого замка и дверь открылась. Всё тот же подъезд, быть может немного более чисто, чем всегда было. На стене почтовые ящики с номерами квартир и из его торчал конверт. Не очень удачно, любой проходящий сможет вытащить. Дуглас извлек письмо за кончик, благо это его почта и подписано, что для него. Пришлось открыть. Внутри ключ от самого почтового ящика, а в ящике ещё одно письмо со связкой всех ключей. Некоторые не знакомы, а другие явно из связки, которая когда-то была в его кармане, в этом он не ошибался.
— Благодарю! — Буркнув под нос, словно его могли слышать, Дуглас оглядел остальное содержимое ячейки. Всего одна квитанция на оплату, да без долга! Это обнадеживало. Но цена за квартиру стала конская, ему не потянуть. Ладно, с этим он разберется позже. Но кто-то же здесь платил по счетам? Рассчитывали, что он вернется? На душе потеплело. Поднявшись на второй этаж, он толкнул дверь. Не заперто, как и ожидалось.
В апартаментах, превращенной в офис, изменилось всё, даже пыли, при его обитании здесь покрывавшей все поверхности не осталось ни следа. На столе оказался новенький компьютер. Помнится, глупое слово, когда в твоей памяти прошло всего четыре дня, он сам принимал здесь людей, а сейчас оборудовано иначе, как приемная, но для ассистента. Кто-то хорошо развернулся. Неужто дела идут? Если да, он только за. Он хотел было провести по клавиатуре пальцем, но увидел свои руки и в предпочел не трогать ничего. А что же в его берлоге? Комнате, где он раньше жил, экономя финансы, чтобы не платить за два помещения разом?
Дверь открывалась на себя. За шикарным столом в массивном кресле сидела Мария. Смотрела с гордостью, явно перемены дело её рук. Но в глазах ещё и радость от встречи. Она обвела вокруг руками, спросила:
— Ну как?
— Я тоже рад тебя видеть, — усмехнулся Дуглас и увидев в её глаза легкую обиду тут же добавил: — Ты хорошо здесь поработала, мне очень нравится. А жить я где буду?
— Спасибо, — Мария поднявшись вышла из-за стола, сделала пару шагов навстречу, остановилась, словно наткнула на стену и выразительно принюхавшись, указала пальцем в направлении ванной: — Я всё расскажу, но сначала тебе туда. Чистые вещи я подготовила, а то, что сейчас на тебе просто сними, упакуй в мешок для мусора и выставь в коридор, я об этом позабочусь.
— Есть мэм! — шутливо отдал честь Дуглас и с удовольствием последовал всем указаниям. Ванна была полна умеренно горячей воды и сверху шапочка из пены. Женщины! Но сейчас это было самое то. Он погрузился оставив снаружи только кончик носа. Мария за стенкой чем-то шуршала, а Дуглас отмокал и вспоминал о том, как они впервые встретились.
Но прежде чем нырнуть в воспоминания о первой встрече, он насладился мыслью: «Ванная, дорогая моя, я об этом не подозревал, но как мне тебя не хватало!»

@темы: .III.3 Места, #fandom: Silent Hill, Silent Hill: фэндом в целом (таб.100)

---

23/100

[Линн Бранст]

Название: Сайлент Хилл. Блоги
Фандом: Сайлент Хилл: фандом в целом
Герои: Дуглас
Тема: 1/5 помоги мне
Объём: 1612 слов
Тип: Пока джен.
Рейтинг: PG - 10




Дуглас. Глава 01. 1.3 Помоги мне.

Кто бы знал, что то дело приведет в итоге сюда, на край бездны в странной точке мира, где смерть обратима. И где этим пользуются, чтобы убивать, а затем воскрешать, повторяя процесс вновь и вновь. Наказывая за прошлые ошибки и карая за грехи.
Дуглас обвел тяжелым взглядом пространство вокруг. Всё то же, всё там же. Он сидит в инвалидном кресле, через пару сантиметров от его ног пол заканчивается провалом и дальше клубится бездна. Её границы справа, слева, сверху и снизу теряются во тьме. Стена по ту сторону покрыта кафелем, так же, как и пол по эту. От вентиля, который чуть раньше крутил Валтиэль вверх и вниз уходят трубы. Ну и провал в стене — нора.
Важно ли это? Всё становится таковым, когда хочешь остановить то, что ждет тебя дальше. Но будущее всё равно наступает, как его не оттягивай.
— Привет, ты как, пришел в себя? — Тихие шаги за спиной и через мгновение юная стройная блондинка одетая удобно и неброско присела на корточки рядом. Она положила свои ладони поверх его предплечья лежащего на подлокотнике и улыбнулась чуть виновато. Она знала, что он не любит воскресать и не могла иначе. И всё же было то, чего Дуглас ждал и боялся не увидеть. Сегодня это было. Он готов был бы поставить жизнь на то, что в её глазах стояла радость. Единственное, ради чего стоило воскресать. — Я счастлива, что ты вернулся.
Хизер. Дуглас невольно улыбнулся в ответ. Такая же семнадцатилетняя девушка, словно он встретил её вчера. Хотя лет ей, разумеется, намного больше. Но кому это интересно в подобном месте? Он вот тоже ни на день не постарел после первого воскрешения.
— Он ведь попал сюда? — скорее всего поводом вновь обратится к нему станет иное дело, но спрашивать прямо не хотелось.
— Честер? Нет, то дело давно закрыто. Дело не в нем. — Хизер качнула головой, но продолжать почему-то не стала.
— Не в нем? Что-то появилось срочное? — сказано с горечью.
На самом деле его внимание привлекло совсем другое слово. А именно «давно». Он обратил внимание на состояние своего плаща, когда оглядывался. И вот теперь это слово. Плащ и «давно» превратились в вопрос «сколько?» и всё же его он не стал задавать, решив узнать больше о предстоящем деле.
Он не любил такие задания. Люди попадали в город разными путями. Особо отличившиеся сами слышали зов и шли на него. Дугласа же подключали, когда у кандидатов на искупление оказывалась высокая сопротивляемость и они не торопились навстречу судьбе. И пусть чаще всего эти люди заслуживали того, что с ними случилось, Дугласу не нравилось приводить сюда жертв. Но… не оставлять же их там, где они есть?
— Что натворил этот человек?
— Это не твоё дело, — позади послышался звонкий девчоночий голосок.
Ах вот как, Алесса тоже здесь? И в этот раз они с Хизер не делят одно тело. Это становилось интересным.
Алесса считала себя здесь главной. Чаще всего именно она давала очередное задание Дугласу и слово за словом они вступали в перепалку. Порой Валтиэлю приходилось воскрешать его не один раз, прежде чем Алесса уступала место Хизер и уже та просила его выполнить задачу. Ей он перечить не мог. Не получалось. Перед глазами вставал гребаный торговый центр в котором он впервые решил подойти к ней. Потом окровавленная простыня на кровати скрывавшая тело её отца и их поездка в город. И то как она впервые вышла к нему, приняв свою судьбу. И конечно то, что тогда сделала Алесса. Это его вина в том, что с Хизер произошло. Сначала сын, потом Хизер. Ошибается он, а отвечают дети. Теперь вот опять кого-то предстоит привести сюда. В пекло бы это место.
Раздраженный, уткнувшись взглядом в точку на полу Дуглас произнес отвечая на вызов вызовом:
— Хочешь сказать, что воскресила меня только потому, что давно не убивала и соскучилась по процессу?
Он почти слышал, как скрипнули зубы.
Потом инвалидное кресло дрогнуло, словно кто-то отвесил пинка и полетело в бездну, и он, разумеется, вместе с ним. Он даже привычно закрыл глаза, ожидая затяжного полета, а затем шлепка и вспышки боли. Но в этот раз Хизер не позволила ему упасть.
Вцепившись в его запястье, Хизер напрягала все свои силы лежа на кафельном полу в надежде уберечь от падения. Держаться было не за что и она потихоньку начала сползать вниз вслед за ним. Дуглас удивленно посмотрел вверх, прямо на неё, не понимая и не пытаясь помочь. Все трое знали, что эта смерть будет мимолетна. Так зачем пытаться вытащить?
— Пожалуйста, помоги мне. — Хизер упрямо стиснула губы и Дуглас понял, что она не отпустит и если придется — упадет вместе с ним. Теперь им или вместе вниз или наверх.
И Дуглас помог. Сначала нащупал в стене обломки арматуры, схватился, подтянулся, потом смог найти опору для ног и спустя пару секунд выполз на поверхность. Он удивленно смотрел на Хизер пытаясь понять, что это было? А она в ответ порывисто его обняла:
— Мне так тебя не хватало.
Слишком эмоционально, сколько могло пройти времени, чтобы она так соскучилась? Дуглас держа Хизер за плечи перевел взгляд на Алессу.
— Ты стал в слишком беспечен и не ценишь свою жизнь. — Алесса, всё такая же маленькая девочка, как в тот миг когда её убили, смотрела с вызовом. — Ты нам не нужен.
— Ты тоже так считаешь? — Дуглас отстранил Хизер, постарался встретиться с ним взглядом. Хизер молчала.
Между ними и раньше были горы невысказанных слов, невыплаканных слез, не прозвучавших обвинений. На миг показалось, что Хизер готова произнести то, о чем всегда молчала. Но в последний момент передумала. Стало грустно, как бы не хотела эта девочка быть обычной хоть иногда, она всегда была и будет частью Алессы. И он, Дуглас, всё так же будет единственным напоминанием о том дне, когда всё ещё было хорошо. Пусть и это он всё разрушил. Но сейчас только он напоминал ей о том времени, когда рядом был папа и нормальный мир.
— Я хочу вернуться к тому делу. Честер опасен, я не всё раскопал.
— То дело завершено. — Хизер замолчала, и словно бы задумалась.
Дуглас перевел взгляд на Алессу — точно такой же вид. Они общаются? Прежде чем воскресить его они не договорились?
— Хизер, ты ещё здесь?
Внезапно невпопад ответила Алесса.
— У нас теперь много детективов и они в отличие от тебя ценят свою жизнь здесь. Тебя разумнее использовать, как других безмозглых тварей. Просто ставить на пути всех, кто приходит сюда. Это только Хизер считает, что мы должны дать тебе ещё один шанс.
— Ну, а раз у вас и без меня достаточно детективов, зачем нужен именно я? — Дуглас попытался поймать ускользающую мысль. Или ассоциацию. Что же это, что? Девочки были увлечены разговором друг с другом и ему удалось поймать ощущение. Что-то в тоне Алессы. Как любопытно, а не паника ли это? И что её могло вызвать? Алесса столько лет была уверена в своей полной и безраздельной власти и вдруг появилось нечто неподвластное двуликой богине? Что-то опасное для неё, для её власти? Иначе зачем воскрешать именно его? Того, кто верен Хизер, пусть лишь одной, но все же части верховной богини этого места.
— Ты знаешь о прошлом города больше, чем кто-либо другой, и я тебе верю, — Снова Хизер. И судя по всему их внутренний спор с Алессой вышел на новый виток. — Мы не уверены в происходящем, знаем лишь, что нечто идет не так. Тебе нужно с этим разобраться.
Дуглас ощутил щекотание в животе, как всегда когда интуиция трубила тревогу. Впервые он почувствовал это получив своё первое дело желторотым юнцом. Тогда не очень хорошо закончилось. Но скучно точно не было. С тех пор каждый раз это шевеление предвещало нечто интересное. Последний раз так его тело реагировало на получение дела о поисках Сибил. Пусть закончилось всё вот так, но он бы ни за что не отказался, дай ему кто-то ещё один шанс! Пожалуй только с Хизер попытался бы всё сделать иначе, но и только. Сейчас он даже был рад этому воскрешению.
— Что я должен проверить?
В ответ молчание и продолжение внутреннего спора.
Это раздражало, ему не нравилась дискуссия между Хизер и Алессой. Он хотел бы слышать, о чем они говорят. Увы, этого никому не дано. Или, возможно, ему сказано всё? Так тоже бывало. Он глянул на участок стены где обычно появлялся лифт, но там оставалась сплошная поверхность. Значит ему сказали не все. Придется ждать, ибо без разрешения богини отсюда выход только в бездну.
И вот спор завершился. Заговорила Алесса, явно недовольная принятым решением, но все-таки согласившаяся с доводами Хизер.
— Иди. Тебе всё расскажет Мария. Если и в этот раз не справишься, если умрешь, вернешься к прежней работе и больше тебя воскрешать не будут. Зато ты будешь помнить всё! Вспомни!
И Дуглас вспомнил: как валялся в переулках в виде трупа, потом как на кого-то охотится, исполняя роль кошмаров и даже то, что для кого-то стал своего рода компьютерным боссом. Существом которое нужно победить, чтобы пройти дальше. Его подозрения оправдались, примерно так он и представил прошлое глядя на свой плащ.
— В этот раз ты всё будешь осознавать и ничего не сможешь сделать. — Глаза Алессы яростно сверкнули. — Это будет твоё наказание за то, что ты умрешь.
Неприятно, чего уж там, но в целом честно.
— И это всё, что вы мне хотите сказать?
В этот раз ответила Хизер.
— Мы не знаем точно, только ощущения и намеки. Появилось нечто неправильное во внешнем мире, куда у нас нет доступа и с этим нужно разобраться. Возможно, просто ложный сигнал. Я не знаю. Поэтому ты нам нужен живой. Я могу сказать лишь, что тебе предстоит отправиться в Огайо и найти одного парня. Мария его знает и введет в курс дела. Она же будет курировать по ходу. Поедешь прямо сейчас, не откладывая. Приведи себя в порядок и отправляйся.
— Это всё?
— Иди уже. — Грубо бросила Алесса.
Вот теперь аудиенция точно окончена. Дуглас перевел взгляд, стена поплыла в мареве, а когда подошел, там уже появилась дверь. Потянув створку на себя он увидел внутри окровавленную клетку — лифт, который отвезет наверх. Шаг внутрь. Ну вот и всё, пора домой.

@темы: .I.5 Хёрт/комфорт, #fandom: Silent Hill, Silent Hill: фэндом в целом (таб.100)

---

22/100

[Линн Бранст]

Название: Сайлент Хилл. Блоги
Фандом: Сайлент Хилл: фандом в целом
Герои: Дуглас
Тема: 2\4 Мошенничество
Объём: 932 слова
Тип: Пока джен.
Рейтинг: PG - 8

Дуглас. Глава 01. 1.2 Мошенничество.
Стоящий за окном хмурый летний полдень почему-то хорошо сочетался с крупным вальяжным дорого одетым мужчиной сидящим в кресле напротив стола. Дуглас поймал странную мысль и сложил ассоциацию в коробочку памяти связанную с клиентом. Пусть и пока ещё только возможным клиентом. Что-то в нем беспокоило, но понять в чем дело не удавалось. Стоило ли идти на конфронтацию пробуя понять в чем дело, но рискуя потерять заказ? Или же ввязаться в дело по пути решая возникающие проблемы? А интуиция трубила именно о ней. Всё же лучше понять с чем пришел человек и да, получить этот заказ, а с ним и деньги на аренду. Закончить сотрудничество всегда успеется. Фраза повисшая в воздухе требовала ответа и Дуглас предпочел уточнить.
— Считаете это невозможно? – Дуглас внимательно вглядывался в лицо собеседника. Тот на миг ушел в себя, видимо повторяя все аргументы, к которым пришел прежде чем решил нанять частного детектива и лишь затем дал ответ. Обдуманный, конкретный, точный.
— Знаете, пока я ехал к вам, я о многом думал. Когда всё это произошло, мы были молодыми людьми, которых вполне устраивало их место в жизни. Она была счастлива работать в полиции, а я был мелким клерком с приличной, как мне тогда казалось, зарплатой. Наверное, ничего не случись так было бы и по сей день. Но та трагедия многое изменила. Сейчас я человек обеспеченный и кто-то может рассчитывать поживиться за мой счет, надавив на болевые точки. Не удивлюсь если окажется, что всё так и есть. Но письмо ведь может оказаться правдой? Такое в принципе бывает? Мне нужно знать точно. Вдруг она и правда жива? – Он на секунду замолчал, прикрыл глаза, сцепил пальцы, а потом взглянул вновь на Дугласа и задумчиво протянул: - Возможно мы не были лучшей парой, да и вообще только успели расписаться. Но мы любили друг друга, это точно. Когда она пропала я сделал всё от меня зависящее, чтобы её найти. Но когда на твоей зарплате ещё и ипотека…
Дуглас чуть расслабился. Отсюда он уже всё знал. Он не любил, когда люди начинали повторять уже известные детали, но никогда не мешал. Порой в заранее отрепетированную речь могла проникнуть некая, незначимая для клиентов и не оцениваемая ими так деталь. Маленькая улика. Порой даже маленькой ниточки достаточно, чтобы распутать дело. Он расслабленно сканировал клиента, создавая видимость внимания, а на деле оценивал человека и сопоставлял с тем, что тот рассказывал о себе, о бывшей и их любви. И что-то во всем этом не складывалось. Очень сильно не складывалось. Не хватало какого-то элемента.
Мужчина меж тем продолжал:
– ..её тело так и не нашли, хотя прочесали весь этот долбанный городишко. Взрослая сильная женщина двадцати восьми лет словно растворилась в воздухе. Не осталось ни единого следа. Словно упав с мотоцикла она перестала существовать. - Он тяжко вздохнул, перевел взгляд в пол и продолжил: - Знали бы вы, как я жалел тогда, что зарабатываю слишком мало и не могу позволить себе нанять кого-то подобного вам. Кого-то кто может делать то, что не позволено обычным полицейским. И вот сейчас, пятнадцать лет спустя, когда я могу себе это позволить, события словно сделали круг и вернули меня на ту же точку. Это письмо и есть мой шанс и я хочу воспользоваться им. Я хочу чтобы вы выяснили кто именно и зачем написал мне его. Если это не она, я хочу знать кто. Что они знают о Сибил и том, что на самом деле с ней произошло. Но если это и правда Сибил… - Он снова тяжело вздохнул. - Прежде чем я встречусь с женщиной написавшей это, я хочу чтобы вы выяснили все, что произошло с того момента, как она упала с мотоцикла. Я хочу все поминутно знать, я хочу поймать её, если она начнет мне врать. Это понятно?
Он замолчал, дождался подтверждающего кивка от Дугласа, затем некоторое время посидел уставившись в пол, но быстрее, чем ожидалось сжал кулаки и посмотрел прямо.
- Я ждал, когда она на пропала, я ждал, когда через год статус по её делу сменился на пропавшую без вести, я перестал ждать только через пять, когда статус изменили на погибшую и я автоматом получил развод. С тех пор я женился, у меня есть дети, у меня есть бизнес. Мне есть что терять. Но если есть шанс, если это и правда Сибил… Назовите свою цену.
Дуглас ещё раз посмотрел на фото лежащее перед ним на столе, оттуда смотрела улыбаясь миловидная блондинка с гордостью демонстрирующая полицейский значок. Забавно, когда-то он был столь же горд своей причастностью к полиции. Сколько же с тех пор воды утекло! Скажи тогда кто-то этому пацану, что спустя тридцать лет он полностью разочаруется и в себе и в полиции, не поверил бы. Эта молоденькая женщина на фотографии, так напомнившая ему его же самого тоже верила в правоту и справедливость. В этом Дуглас нисколько не сомневался. Парой лет раньше Дуглас взялся бы за это дело даже бесплатно. Но необходимость платить аренду и накопившийся долг не позволили скинуть хотя бы цент. Обеспеченный клиент сейчас очень нужен. Это решило дело.
— Тогда мистер Беннет, вам необходимо подписать этот контракт. – Дуглас внес необходимые детали, поставив очень кусачую цену и передал бумаги клиенту, тот подписал бросив мимолетный взгляд на цену. - Я сообщу, когда появятся какие-то новости.
Дуглас встал и протянул руку для прощания, мистер Беннет коротко пожал её и скрылся за дверью, бросив на прощание:
— Прошу, Дэниел. Только не забывайте, что я плачу вам и за скорость тоже.
— Разумеется, Дэниел, - кивнул Дуглас закрывая за ним дверь.
Смысла тянуть время и у него не было. Он сверился с картой, взял шляпу, письмо и спустился к машине. Пообедает он в пути, а поужинать можно и в Сайлент Хилле. За рулем автомобиля ему всегда хорошо думалось. А сейчас было что анализировать. Что же всё-таки в этом деле не так?

@темы: .II.4 Детектив/преступление, #fandom: Silent Hill, Silent Hill: фэндом в целом (таб.100)

---

Сайлент Хилл 21/100

[Линн Бранст]

Название: Сайлент Хилл. Блоги
Фандом: Сайлент Хилл: фандом в целом
Герои: Дуглас
Тема: 4/5 Стук капель.
Объём: 588 слов
Тип: Пока джен.
Рейтинг: R за тематику
Саммари: я давно хочу закончить таблицу, а так же написать продолжение своих "Искупая грехи" и "конец - это новое начало" ибо идея текста занимает оперативную память мозга и умирать не собирается. И спасибо ей за это. Поэтому я решила просто начать. Быть может шаг за шагом я доберусь до конца и смогу таки устроить счастье в конце пирамиде и Джеймсу. Удачи мне.
Авторские примечания: не мой мир и не претендую. Постканон. Можно читать самостоятельно. Краткий пересказ двух других текстов: 1. "Искупая грехи" - Джеймс попался в лапы палачу, но тот его не убил, а использовал, как сексуальный объект. Между ними образовалась связь. 2. "Конец - это новое начало" - Джеймс не смог жить в реальности после пережитого и попал в психушку. Люди застрявшие в Сайлент Хилле сочли это удобным вариантом для попадания в реальность. Пирамидка помог Джеймсу.


1.1 Стук капель.
Тук. Тук. Тук. Тук. Размеренный звук врывается в сознание.
Тук. Тук. Тук. Тук. Через какое-то время приходит раздражение, пару мгновений спустя - осознание вместе с удивлением: «Надо же, я слышу и могу чувствовать! Странно. А почему собственно странно?»
Тук. Тук. Тук. Тук. Это нужно остановить. Но для этого придется очнуться. Делать этого не хочется, но звук не желает стихать.
Тук. Тук. Тук. Тук. Откуда-то из глубин сознания поднимается воспоминание, что в мире есть боль, а потом кажется, что эта боль - он сам. Каждая клеточка его тела проснулась и к ней снова возвращается способность что-то ощущать.
Тук. Тук. Тук. То самое чувство, когда просыпаешься будто с большой попойки, а потом понимаешь, что произошло нечто гораздо хуже.
Тук. Тук. Тук. Это придется сделать.
Он собрал силы и открыл глаза. Разлеплять их было трудно, что-то едва слышно хрустнуло, когда ему удалось это сделать. Думать о том, что это могло быть не хотелось.
Тук. Тук. Тук. Первая вещь, которую он увидел перед собой оказалась жива. Если это слово вообще уместно в его отношении. Существо на стене. Прямо перед ним по ту сторону бездны. Оно тряслось в бешенной пляске и крутило вентиль, словно от остановки зависела жизнь. Это что-то напомнило, он закрыл глаза. Ему не хотелось вспоминать.
Тук. Тук. Но никто не спрашивал его желаний! Воспоминания вторглись в сознание и он посмотрел снова. Существо, походящее на человека видом и размером, держалось на отвесной стене подобно мухе, словно на него не действовала гравитация. Вентиль который оно крутило был воткнут в трубу, уходившую вниз и терявшуюся в клубящейся черной бездне. Справа и слева кафельные стены покрыты кровью, гноем и остальным, чем обычно сопровождается смерть. Запах соответствующий.
Он снова закрыл глаза сопротивляясь. Он хотел обратно туда. В ничто.
Тук. Тук. Но процесс уже не остановить. Мозг работал и прямо сейчас был занят попыткой вспомнить. Как же это хотелось остановить! Назад. Назад! В ничего!
- Он сопротивляется? - едва знакомый, но отчего-то дорогой голосок.
Существо продолжало крутить вентиль. Против часовой стрелки. Это показалось важным.
- Его никто не спрашивает. - А этот голос вызвал агрессию. Хотя… Это ведь тот же самый голос?
У существа было имя, но оно не давалось. Почему-то казалось, что его нужно назвать. Как же оно? Как?
Ах, ну да. Валтиэль. Вот оно и всплыло. А затем ещё одно – Дуглас. Его собственное имя. А с ним и прошлое. Так вот кто такой он сам.
Тук.
Дуглас сидел в инвалидном кресле на краю площадки с окровавленным краем. Справа стояла каталка с телом накрытая брезентом. Тонкая рука свешивалась с неё. Изящная женская рука с перерезанным запястьем и крестом вытатуированном на нем. Ногти алые, два из них сорваны до мяса. Детали.
Это важно?
Колесики скрипнули, каталка дрогнула и улетела в бездну. Вот и всё, капли больше не будут срываться. Наконец-то этот звук стих.
Конец это новое начало, да?

Ещё одна женская рука легла на его руку и он взглянул в глаза той…
— А можно вернуть меня к тому моменту, когда я делал выбор браться мне за то дело или нет?
Он почти это сказал, или имел ввиду. Язык во рту еле ворочался, но Хизер всё поняла. Она грустно улыбнулась, может ей и хотелось бы вернуть всё назад, но вместо этого она произнесла:
— Они бы просто нашли другого.
Она легко пожала его предплечье и встав отошла назад. Валтиэль уполз в свою нору. Бездна впереди манила. Но Дуглас знал, что если его воскресили, значит он нужен Хизер. А значит жить будет. Но несколько минут чтобы прийти в себя у него были. И он нырнул в воспоминания о том с чего все началось.

@темы: .IV.5 Звуки, #fandom: Silent Hill, Silent Hill: фэндом в целом (таб.100)

---

[chipchirgan]

20.
Название: Семечко.
Фандом: Stargate Atlantis.
Герои: Джон Шеппард/Родни МакКей.
Тема: Металл.
Объём: ~ 300 слов.
Тип: слэш.
Рейтинг: G.
Саммари: И вдруг порывом его срывает с необжитой, но родной Земли, на сине-серый металл бросает, и он смекает, что крепко влип.
Примечание: тип стехи.

Читать

Да, помотало его изрядно: от чернозема на солончак, там в полдень жарко, а здесь – прохладно, здесь груши с вишню, а там – с кулак. Да Джон и сам уж не помнит время, когда был в адресе дом, этаж… Как с одуванчика сдуло семя и запустило в крутой вираж. А Джон доволен: не надо думать, чего на ужин и что надеть, на сколько хватит такой-то суммы и сколько хлора и мух в воде. За генералов он не ответчик, куда прикажут – там и рассвет: винта зеленого твердый венчик поднимет семечко – и привет! Кружа над Африкой и Европой, Джон знает (нет ничего верней): кроты, и засухи, и потопы корням не страшны, коль нет корней.
И вдруг порывом его срывает с необжитой, но родной Земли, на сине-серый металл бросает, и он смекает, что крепко влип. Здесь все не так, здесь ветра иные - стирают скалы в летучий прах; здесь корни надо иметь стальные, чтоб просто выжить в таких ветрах.
И он старается влиться в стаю людей, умеющих жить в домах, и это дело ему внушает почти забытое чувство - страх. Но вусмерть струсить не успевает: тугие кольца чужих корней, обвивши, держат вдали от края и от излишне лихих затей - держат не чтобы самим не сгинуть, а чтобы ближнего не снесло. И Джон решается шкуру скинуть, которой сердце позаросло.
И вот как данность и неизбежность его хватают и тащат в новь давно забытое чувство - нежность, совсем незнаемое - любовь. Его, конечно, слегка пугает, как быстро, ловко и как легко он, как и все, в эту новь врастает - ужасно прочно и глубоко - и всё, что сам он считает блажью, чего не терпит в себе, в других, ищет пути оправдать и даже, что характерно, находит их.
Потом и это уже не нужно: нет ни метаний меж многих зол, ни пустоты, ни путей окружных - он просто почву свою нашел.

@темы: .IV.2 Текстуры, #fandom: Stargate Atlantis, Stargate Atlantis: Джон Шеппард, Родни МакКей. (табл.30)

---

17/30

[Vihrie]

Название: Мирный договор
Фандом: Akatsuki no Yona
Герои: Гун-Те, Джу-До, Суон
Тема: болото
Объём: 573 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: Более десятилетия назад Коука проиграла завоевательную войну с королевством Син. Граница осталась на прежнем месте, а королевства подписали мирный договор. Но Джу-До и Гун-Те, которые сражались в той войне, предстоит ещё раз посетить Син...
Примечания: Син (Xin) — государство, расположенное на юго-востоке от Коуки. Пока что никаких событий, связанных с ней, не происходило.

В землях Син нового императора Коуки и сопровождающих его генералов встретили со всем подобающим почётом. На взгляд Гун-Те, даже излишним — так, что этот почёт отдавал подобострастием.
Очередной чиновник подошёл к генералу Земли, согнувшись в угодливом поклоне. Этот был особенно противен — он сгибался не по прямой, а сжимаясь и скручиваясь, подобно земляному червю. Его высокая шапка чуть не слетела с головы, сместившись с макушки на лоб.
На душе Гун-Те было премерзко. Вероятно, синьцы рассчитывали на обретение некой выгоды от встречи двух владык, и потому держали себя столь раболепно. Но Гун-Те ещё не забыл, какая ненависть тлела в них, согбенных, но не сломленных, почти двадцать лет назад.
Тот народ был словно дикий зверь на цепи. Тогда Гун-Те чувствовал азарт, приправленный едва заметным ощущением страха. Сейчас — отвращение.

Император Суон ехал чуть впереди, раздавая мёд сладких слов и лучезарные улыбки. Ему, пожалуй, эта дипломатическая миссия вполне подходила. В противовес ему вспыльчивый Джу-До, со спиной прямой, как клинок, явно едва сдерживал вспышку гнева. Уже вскоре он потянул поводья на себя и заставил свою лошадь слегка приотстать, оказываясь в одном ряду с Гун-Те. Их кони пошли бок о бок.
Место рядом с Суоном занял другой телохранитель, и лишь тогда Джу-До позволил себе слегка расслабиться. То, что он избавил императора от своего присутствия в чужой стране, не соответствовало его осторожному характеру, но Гун-Те даже не стал над этим подшучивать, прекрасно понимая чувства своего товарища.
В этой процессии из Коуки только они двое помнили ту войну, в которой их страна была завоевателем. Десять тысяч воинов вели они, самые молодые на тот момент генералы. Давно ли это было? Гун-Те не чувствовал себя постаревшим хоть на день с тех пор. Но жители Син уже успели всё забыть.

Кони раздували чуткие ноздри. Долгая дорога успела утомить всех, когда вдалеке показался внушительного вида замок.
— Прибыли!
Процессия остановилась. Вновь засуетились вокруг провожатые. Джу-До, чьё лицо рассекли гневные складки, в буквальном смысле выхватил повод своей лошади у одного из них и размашистым шагом пошёл к конюшне. Слуга выглядел весьма ошарашенно, и Гун-Те препоручая его заботам собственного коня, с усмешкой извинился за грубость товарища.
В замке всё стало хуже. Лишь в своих комнатах, расположенных рядом с покоями императора Суона, Гун-Те и Джу-До могли избавиться от льстивых улыбок и слов, липнувших, как мухи. Так прошло несколько дней.

— Что скажешь, Джу-До?
Резковатый запах саке наполнил комнату, перебивая своей горечью аромат садовых цветов, доносящийся через открытые окна.
— Дрянная выпивка, — скривился Джу-До. Гун-Те рассмеялся: другого ответа можно было и не ожидать, хотя вопрос был совсем о другом.
И они надолго замолчали, обжигая губы и горло напитком.
— Мы пришли сюда в мирное время, наполненные воспоминаниями о войне. Должно быть, в этом всё дело. Мы ожидали увидеть воинов, но вместо них встретили кучку чиновников, — развёл руками Гун-Те.
— Ради чего они сражались в той войне? Чтобы превратить свою страну в это... болото?! Тогда им стоило просто сдаться войскам Коуки!
— Тише, тише...
Гун-Те криво усмехнулся. Его младший боевой товарищ редко показывал свой гнев так открыто. Он ощутил, как его руки сжимаются в кулаки. Его собственный гнев был не меньшим.
В той войне жители Син были достойным противником. Противником, которому было не стыдно проиграть. Противником, от руки которого можно было пасть с честью.
Но всё это осталось в прошлом.
А может быть, эти места, прежде виденные лишь однажды, в огне и под звон клинков, напомнили Гун-Те и Джу-До о тех проигранных боях. О собственном бессилии. О погибших соратниках.
И оставить это в прошлом они не могли.



Название: Шёлковые птицы
Фандом: Akatsuki no Yona
Герои: Гун-Те/Юн-Хо
Тема: волосы
Объём: 503 слова
Тип: гет
Рейтинг: G
Саммари: В разлуке.

Проникая сквозь полупрозрачные оконные занавески, лучи вечернего солнца рассеивались по всей комнате. В их мягком свете очертания всех предметов сглаживались. Исчезли резкие тени и контрасты цветов — оставались лишь нежные и тихие переливы оттенков.
Тонкая игла едва заметно подрагивала в пальцах Юн-Хо. Она никогда не была мастерицей вышивать. Помнится, её муж всегда посмеивался по этому поводу, а она шутливо надувалась в ответ. Кажется, давно это было...
Не обращая внимания на исколотые пальцы, она продолжила работу. Одна за другой шёлковые петли ложились на полотно. Нитки эти она купила уже два года назад, золотые и красные, цветов радости и богатства. Да только всё не было времени и желания заняться рукоделием.
А теперь, в ожидании Гун-Те, ушедшего исполнять свой генеральский долг, Юн-Хо вышивала часами.
— Госпожа, ужин почти готов, — постучавшись, в комнату зашла служанка, слегка замявшись на пороге. Она появилась в замке совсем недавно и ещё не знала всех тонкостей поведения, подобающего прислуге. Но что-то говорило Юн-Хо, что девушка освоится тут быстро, несмотря на своё крестьянское происхождение: её бойкий голос, румяные щеки, говорящие об отменном здоровье, руки, смуглые и сильные. На вид ей было лет шестнадцать — не больше, чем было Юн-Хо, когда она вышла замуж.
— Спасибо, Аки, — с улыбкой произнесла Юн-Хо, кивком отпуская девушку. Но она не ушла.
— Если позволите... я расчешу ваши волосы?
— Они спутались? Дай-ка мне зеркало... И правда, так и есть, — вздохнула молодая женщина.
— А чему вы удивляетесь? Негоже простоволосой ходить! — ойкнув, девчонка зажала себе рот руками и склонилась в извиняющемся поклоне.
— Гребень вон в том ящике, — со смешком ответила Юн-Хо.
Светлые волосы заструились между узкими деревянными зубьями. Смешливая Аки болтала не переставая:
— Будь у меня такие волосы, как у вас, я бы не успокоилась. Вплетала бы в них ленты и цветы! А все мужчины дарили бы мне заколки.
— Заколки... — рассеянно повторила Юн-Хо.
Гун-Те нравились её волосы, и потому пообещал привести ей гребень из королевства Син. Говорят, что там живут самые искусные резчики по дереву и кости.
Когда Аки закончила расчёсывать её, Юн-Хо вновь склонилась над пяльцами. Отдельные петли и стежки уже почти сложились в рисунок, хоть и неумелый, но проникнутый чувствами. Когда её муж вернётся, когда он подарит ей обещанный гребень, у неё будет для него ответный дар.
Юн-Хо сняла полотно с пялец и осторожно встряхнула его. На белой ткани встрепенулись, распустили крылья шёлковые птицы.

Далеко-далеко, на границе с Син, армия Коуки разбивала лагерь. Это была их последняя ночь на чужих землях. Поход оказался изнурительным, и все, включая генералов, радовались его завершению.
Гун-Те знал, что после возвращения ему предстоит с головой окунуться в омут мирных дел: клан Земли нуждался в его воле. А ещё дома его ждала красавица Юн-Хо. Он представлял себе, как она обрадуется его подарку, как золото и янтарь будут сиять в её волосах, таких пушистых и мягких.
Клин диких гусей летел на север. Им с Гун-Те было по пути, только вот у него не было таких быстрых и сильных крыльев. И он проводил их взглядом, пока они не обратились в чёрные точки у границы горизонта.

@темы: .III.5 География, .I.4 Тело, #fandom: Akatsuki no Yona, Akatsuki no Yona: фандом в целом.(табл.30)

---

15/30

[Vihrie]

Название: Лунная ночь без конца и края
Фандом: Akatsuki no Yona
Герои: Шинья/Иона
Тема: синий
Объём: 658 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG-13
Саммари: Шинью преследуют странные сны.
Примечания: попытка написать что-то психоделичное, хотя в итоге психодела, на мой взгляд, не хватило. Но было довольно любопытно всё это придумывать.
Писалось под композиции из альбома «Zen Tea» Wu Na & Hou Chang Qing.

Шинья встал на одно колено подле Ионы. Белые лепестки осыпали её волосы и плечи, его шею и спину. Иона смотрела поверх него, словно не замечая. Тёмно-синяя вода продолжала покрываться лепестками.
Вокруг смутно звучало множество голосов, но даже драконьи глаза не могли различить ни одного человека.
Кто-то водрузил Ионе на голову тяжёлый венец, заставляя её опустить лицо. И только тогда Шинья наконец поймал её властный взгляд, мерцающий в пелене ветра и дождя. Она была так не похожа на себя...
Чьи-то руки бросали в них белый рис. Иона попыталась закрыться от зёрен ладонью, и тогда Шинья вскочил на ноги, собираясь заслонить её собой. Зёрна захлёстывали их серебряным потоком, падали им под ноги, обжигая босые ступни. Иона оттолкнула его прочь, и он вновь упал к её ногам.
В его руки втолкнули резную чашу. С трудом сделав несколько глотков жгучего напитка, он передал чашу Ионе...

—...Шинья... Шинья!
Утром он проснулся от её нежного голоса. Голова была тяжёлой. Несколько секунд Шинья напряжённо приходил в себя.
— Ты в порядке?
Никто прежде не заботился о нём, и теперь его душа трепетала от этих слов, от взволнованных взглядов других драконов, от прикосновений друзей, поспешивших убедиться в том, что у него не было жара.
Шинья кивнул, показывая, что у него всё хорошо.
— Шинья, не проводишь Иону к речке? Мало ли что там может быть.
Ещё один кивок. Инстинкты говорили ему, что у реки нет ничего подозрительного, но разум приручил к тому, что опасность может появиться в любой момент. И тогда он защитит Иону любой ценой.
Когда она начала умываться в речной воде, Шинья отступил ниже по течению, снял маску и вгляделся в течение реки. Мелкие рыбёшки плескались в сверкающих полосах воды, высвеченной солнцем. То, что оставалось в тени, казалось тёмно-синим.
Прямо как в том сне.
Против собственного желания он бросил взгляд на Иону. Брызги из-под её ладоней летели к её склонённому лицу, попутно намочив и ворот юкаты. Ослепительно сияли капли воды на её коже.
Шинья продолжал смотреть. Ему хотелось увидеть больше. Ему хотелось увидеть всё.
Он вздрогнул и заставил себя отвернуться, торопливо умываясь и снова натягивая маску.

А вечером на небо взошла полная луна — та самая, благодаря которой Шинья получил своё имя. Он вглядывался в её очертания до тех пор, пока она не начала увеличиваться в размерах, занимая всё окружающее пространство.
Он снова был в том странном месте. Всё вокруг было залито туманом. И словно два синих блюдца повисли сверху и снизу — низкое небо и гладь воды с расходящимися по ней кругами.
Белый олень промелькнул перед ним, серебряные вспышки летели из-под его копыт. Шинья последовал за ним, беззвучно взбаламутив поверхность безбрежного озера.
Он заметил Иону издалека. Обнажённая, она купалась в лунном свете. Белая, белая принцесса с алыми волосами, мягкими волнами струящимися по узкой спине.
Опадающие лепестки, опускаясь в воду, темнели. А под ними, как диковинная медуза из глубин прибрежного океана, колыхалось платье Ионы. Шинья поднял его и набросил на её плечи, позволив себе кончиками пальцев прикоснуться к ней. Он знал — так нужно. Влажная ткань мгновенно прилипла к девичьему телу. Пояс, украшенный цветами гранатов, обнял тонкую талию, завершая чудесный наряд.
Далеко-далеко в тишине захлопали птичьи крылья.

Он всегда боялся своей силы. Наяву ему приходилось носить маску, ставшую оковами для дракона. Но во снах своих он был свободен. И довольно скоро Шинья почти без удивления осознал, что эти видения стали для него почти так же ценны, как и реальная жизнь.
Во сне он не носил маску. Туманный мир, который сначала показался ему таким странным, оказался заключённым внутри его сердца.
Иона была с ним. Он находил её каждый раз — иногда по следам, оставленным на алых лепестках. Иногда его вели серебряные звери. Иногда она сама звала его, и он шёл на её голос, пока не падал, обессиленный, глубоко в тёмные воды озера, а потом всплывал — и обнаруживал её рядом с собой.
Когда днём он спрашивал Иону об этом, она не понимала, о чём он говорит. И всё же Шинья верил, что её душа приходит к нему этими лунными ночами без конца и края.



Название: Вожделеющие
Фандом: Akatsuki no Yona
Герои: Иона, Зено, упоминается Хирюу
Тема: серый
Объём: 272 слова
Тип: дженогет
Рейтинг: R
Саммари: Истинное предназначение Зено — защищать повелителя драконов.
Прочее: написано год назад. Кинк, неканон, больная фантазия автора, недообоснуй, спойлеры к непереведённой части манги. На арт.

Дрожат ресницы юной госпожи, отбрасывая на едва тронутую румянцем кожу тени. Дрожит и туско поблёскивающий клинок в её руке.
Зено неловко улыбается, сжимает её ладонь в своей и притягивает ближе, не давая отступить. Её пальцы — холоднее металла. Иона сопротивляется себе. Но Жёлтый дракон знает, что чем дольше она сдерживается, тем сложнее будет им обоим в итоге.
Его дыхание отсчитывает время. Сколько раз лёгкие наполнятся воздухом до того мгновения, как оно прервётся? Вдох. Выдох.
Дрожь рук Ионы постепенно исчезает, сменяется жёсткой хваткой на запястьях Зено. Под её пальцами пульсирует кровь в жилах. Обжигающая, бессмертная, терпкая кровь существа, рожденного не на земле. Драконья кровь, которая зовёт её так же, как звала первого повелителя Хирюу, однажды лишившегося своего истинного драконьего облика. Ионе нужно слышать её биение, видеть её, ощущать... Зено позволяет принцессе всё, закрывает глаза, почти никак не реагируя на болезненные укусы лезвия. Порезы зарастают быстро, однако клинок не останавливается.
Голова начинает кружится, и Зено медленно оседает на землю, утягивая за собой Иону. На её лице — пятно крови, которое он зачем-то пытается стереть, осторожно прикоснувшись большим пальцем. Да только новые пятна возникают снова и снова.
Когда-то Зено называл себя чудовищем. Но с течением времени это слово потеряло всякий смысл, потому что его повелитель был таким же чудовищем, как и он сам. Должно быть, сама сила, данная Зено жёлтым драконом, предназначена для того, чтобы защищать повелителя от окончательного падения в безумие.
Лучше он, чем кто-то из его братьев.
В глазах Зено, потерявшего слишком много крови, начинают мелькать чёрные точки, окрашивая в серый цвет облик принцессы и весь мир вокруг.
Когда всё закончится, Иона будет плакать, умывая чистыми слёзами своё лицо и его руки.
Вдох. Выдох.

@темы: .IV.1 Цвета, #fandom: Akatsuki no Yona, Akatsuki no Yona: фандом в целом.(табл.30)

---

6/50

[Реган Соул]

Название: Марсово поле
Фандом: Teen Wolf
Герои: Эллисон/Лидия
Тема: Давай устроим пикник
Объём: 261 слово
Тип: фемслэш
Рейтинг: PG-13
Саммари: Во время поездки в Париж между Лидией и Эллисон кое-что произошло.

— Пикник? — спрашивает Эллисон. — На Марсовом поле? Тебе не кажется, что это… слишком?
— Да ладно, — пожимает плечами Лидия, — мы последний день во Франции, почему бы не сделать что-то типичное? Притворимся туристками, которыми мы и есть. А?
— Хорошо, — соглашается Эллисон.
Во время пикника она чувствует себя так же ужасно, как представляла до этого. Кажется, что все на них смотрят с легким пренебрежением, вокруг вьются мухи и пчёлы, да и Лидия смеётся напряженно.
— Ты же понимаешь, что это ничего не означает? — спрашивает, наконец, Лидия, уставшая от попыток заговорить на какие-то отвлеченные темы.
Эллисон не пытается сделать вид, что не знает, о чём она. Они не обсуждали то, что случилось позавчера ночью. Можно было бы обвинить алкоголь, но обе выпили слишком мало. Вернувшись в номер, Эллисон и Лидия начали целоваться, раздевая друг друга по пути до кровати. Секс получился неловким, отчасти, потому что ни одна из них не знала точно, что делать.
— Можем, посмотреть в интернете, — предложила Лидия.
Обе рассмеялись, но поцелуи и ленивые ласки у них вышли удачнее. А наутро ни Эллисон, ни Лидии не хотелось этого обсуждать.
Завтра у них рейс. Они вернутся к повседневности. К школе, к опостылевшим урокам, к оборотням и охотникам… Эллисон — к попыткам помириться со Скоттом и объяснить ему, что отношения между ними должны прекратиться, а Лидия…
Эллисон смотрит на свою подругу, которая для неё всегда будет больше, чем подругой, несмотря на слова: «Это ничего не означает». Но она не хочет разрушать дружбу.
— Понимаю, — отвечает Эллисон на вопрос Лидии. Который и не был-то вопросом.
Пикник на Марсовом поле был плохой идеей, но лучше нет ни у одной из них.

@темы: .III.2 Отдых/каникулы/отпуск, #fandom: Teen Wolf, Teen Wolf: Эллисон, Лидия.(табл.50)

---

[chipchirgan]

19.
Название: Пустыня в цвету.
Фандом: Stargate Atlantis.
Герои: Джон Шеппард, Родни МакКей.
Тема: Пустыня.
Объём: 2365 слов.
Тип: джен.
Рейтинг: G.
Саммари: Однажды на рассвете за Шеппардом увязывается черная машина.
Примечание: Вегас-верс.

Читать

Шеппарду периодически снится их с МакКеем последний разговор, но почти никогда — полностью в том виде, в котором он произошел наяву. Обычно от разговора во сне присутствуют только полномочные представители: несколько фраз; диспозиция беседующих сторон; рыжий солнечный луч, лежащий на рукаве МакКея и четко обрисовывающий силуэт его плеча на стене у него за спиной; ощущение неправильности окончательного решения вне зависимости от того, каким оно будет; всякие почти не поддающиеся определению мелочи, о которых Шеппард тем не менее точно знает, что они имеют отношение к разговору.

После таких снов Шеппард просыпается до восхода солнца и едет встречать рассвет за город. В месте, которое почему-нибудь кажется ему подходящим, он сворачивает на обочину шоссе, выходит из машины, садится на подножку, обняв колени, и смотрит на зеленоватое небо на востоке, и ждет. Пустыня вокруг Вегаса на стыке ночи и утра непохожа на себя. Воздух не трепещет от жара, искажая контуры и расстояния. Розовый свет из-за горизонта, падая на сухие желтые стебли и корявые кустики, словно заставляет их зацветать мелкими пушистыми цветами нежных тонов; шары перекати-поле величественно плывут над землей на волнах ветерка, как диковинные живые существа. Далекие горы тоже преображаются, меняя очертания и окраску.

Очень легко представить, что ты на другой планете.

Шеппард уезжает, когда солнце полностью вылезает из-за горизонта и розовый свет сменяется желтым, каким-то пластмассовым и пресным. Он возвращается сюда вечером, когда пустыня приходит в себя и с готовностью опаляет его, снова садящегося на подножку, зноем, как подобает приличной пустыне. Шеппард смотрит в дрожащую, как желе, даль, приопустив ресницы, и пропитывается жаром, наваливающимся на него со всех сторон. Он дожидается момента, когда солнце касается земли нижним краем, и едет домой. Несмотря на открытые окна, создающие могучий сквозняк, машина остывает только у самого дома.

Контраст утра и вечера волшебным образом возвращает Шеппарда на Землю. Днем, конечно, приходится трудновато, Шеппард вынужден балансировать в середине линии, соединяющей пункт А и пункт В, но без утренней поездки будет еще хуже, он знает, он помнит первый раз. Тогда весь день ушел на борьбу с собой и отчаянным желанием найти визитку, которую ему оставил МакКей, да еще от зашкалившего ощущения неправильности всего, что он делает, любого шага, который он предпримет (совсем как во время приснопамятного разговора), пищало в ушах. Так что Шеппард аккуратно исполняет свой спонтанно возникший и постепенно оформившийся обряд.

Нельзя сказать, что Шеппарду плохо живется. Люди, во имя дела которых (и из-за родного шила в заднице) он поймал пулю, облагодетельствовали его с ног до головы: лучшая больница, одноместная палата, новая квартира, приличный счет в банке, мир да любовь с начальством, даже машину его вытащили с того света. (Явно идея МакКея, слишком уж он раздулся от самодовольства, когда Шеппард потерял дар речи, увидев свою старушку живой и бодрой.) На личном фронте все тоже сносно, по-прежнему хаотично, но намного спокойнее, чем раньше.

Наверно, никто не станет спорить, что это все — вполне подходящая плата за шрам от пули и тоскливое, тянущее, ноющее, но не такое уж частое рассветное чувство по дороге за город.

* * *

Однажды на рассвете за Шеппардом увязывается черная машина. Шеппард с первого взгляда отличает хвост от простого совпадения маршрутов, а уж в это время суток и подавно можно уверенно сказать, что машина едет именно за ним. Шеппарду совсем не хочется осквернять чужим присутствием свое убежище от внеземной тоски, но привычка уводить потенциальную угрозу от других людей слишком сильна, а такие вот мрачные колесницы еще ни разу не ездили за ним, чтобы поздравить с прошедшим днем рождения. Впрочем, это может быть какая-нибудь шишка на казенном авто, но тут уж грех не потаскать хвост за собой подольше.

Шеппард тормозит у подходящего деревца юкки. Преследователь останавливается в паре метров позади Шеппарда.

Внутренне и физически подобравшись, Шеппард ждет атаки и совершенно теряется, когда из машины выходит МакКей. Шеппард тоже вылезает под светлеющее небо и делает пару шагов навстречу ученому, и это все, на что он способен. МакКей подходит неторопливо, протягивает Шеппарду руку, которую тот неуверенно пожимает, и улыбается.

— Как дела? — просто спрашивает он.

— Наркота, изнасилования, убийства, — с неожиданной легкостью отвечает Шеппард и расслабляется, — словом, тихо-спокойно. А у вас?

— Кровожадные пришельцы, неразрешимые загадки, борьба с бюрократией на Земле и в небе, — пожимает плечами МакКей. — Тоже в порядке вещей.

— Стабильность — это хорошо, — усмехается Шеппард.

МакКей указывает подбородком на его машину.

— Можно с вами посидеть?

— Конечно, — отвечает Шеппард, и это правда: такое вторжение в его священное уединение не вызывает у него никакого дискомфорта.

Они садятся на капот и смотрят в разные стороны.

— Вообще-то я часто здесь бываю, — наконец говорит МакКей, не отрывая глаз от горизонта, — в Вегасе, в смысле. Надо мной уже коллеги посмеиваются: никогда, мол, раньше не замечали за мной такой страсти к плотским утехам и боятся представить, чем я тут занимаюсь. Я неизменно придумываю что-нибудь максимально отвратительное.

— А на самом деле? — спрашивает Шеппард, которому почему-то начинает мешать распахнутый воротник рубашки. — Чем вы тут занимаетесь?

МакКей наконец переводит взгляд на Шеппарда и улыбается.

— Присматриваю за вами, — отвечает он, и Шеппард все-таки не успевает удержать руку и оттягивает воротник. — Точнее, присматриваюсь к вам. Надеюсь, что вы передумаете. Сейчас вот показалось, что вы передумали. — Он вдруг прищуривается, вглядываясь в Шеппарда, и улыбка его меркнет. — Ошибся?

— Не совсем, — тихо говорит Шеппард. — Чуть-чуть опоздали. Час назад я был ваш.

МакКей, не скрывающий своего огорчения, понимающе хмыкает.

— Надо же, вы еще ни разу не уходили с Земли, а уже выработали ритуал, возвращающий на нее. Да вы, похоже, прирожденный астронавт.

Они долго молчат, потом тишина становится невыносимой.

— А вы что делаете, чтобы вернуться? — спрашивает Шеппард.

МакКей неопределенно поводит плечами.

— Заставляю себя осознать, что вернулся. Упорно повторяю себе это. Не очень эффективно, времени много занимает, иногда еще не успел убедить себя, а уже снова надо уходить. Но по-другому не получается. Наверно, это потому, что мыслями я все время там, — он кивает на небо, — и вот там у меня хватает обрядов и ритуалов.

Шеппард неопределенно мычит, и снова воцаряется тишина. Небо на востоке выцветает до сероватого оттенка, потом начинает наливаться цветом. Когда верхний краешек сияющего кругляша ослепляет их, МакКей спрашивает:

— Джон, можно задать вам прямой откровенный вопрос?

— Можно, — неуверенно отвечает Шеппард.

— Почему вы не хотите пойти со мной?

Шеппард ухмыляется, готовый сказать, что если бы все было так просто, никаких проблем не было бы, но понимает, что на самом деле все очень просто и он сейчас это все выложит.

— Я боюсь, МакКей, понимаете? — говорит Шеппард. — Если я там не приживусь, я же не смогу просто захныкать и попроситься домой.

— Почему? — спрашивает МакКей, и Шеппард изумленно вперяет в него взгляд. — Гордость не позволит?

— Как вы это себе представляете? Это что, так просто — взять и перенестись из одной галактики в другую?

— Ну в общем-то да, — осторожно говорит МакКей. — Если нет проблем с энергией, это просто. А серьезных проблем у нас пока не было, самое продолжительное на данный момент отсутствие связи с Землей — пять дней.

— Ну хорошо, — Шеппард сосредоточенно ловит кусочки мыслей, которые он боится подтягивать друг к другу в одиночестве. — Мне не очень уютно здесь, несмотря на то, что вы чудесным образом вытащили меня из болота. Но сейчас у меня есть что-то вроде отходного пути, который может вывести меня из тупика, если все станет совсем плохо. А если окажется, что, воспользовавшись этим путем, я просто поменял шило на мыло? — Шеппард ерошит волосы и искоса смотрит на МакКея: тот внимательно слушает; Шеппард вздыхает. — Я понимаю, что веду себя, как избалованная капризуля, но для меня это… вопросы жизненной важности, МакКей.

— Я понимаю, — медленно говорит МакКей, — и очень люблю таких людей, как вы.

— Капризуль? — невесело усмехается Шеппард.

МакКей качает головой.

— В этой области я дам вам огромную фору. Нет, людей, которым нужно очень мало, и если это им дается, они могут горы свернуть. В вашем случае это место, где вы не будете чувствовать себя чужим.

Шеппард открывает рот, чтобы возразить, но в итоге только кивает. МакКей спрашивает:

— Я не внушаю вам такого чувства? Что вы чужой?

— Нет, — твердо отвечает Шеппард.

МакКей улыбается.

— Это хорошо. Я готов поручиться головой, что Атлантида тоже не вызовет у вас такого чувства. Лучше всего она умеет подстраиваться под людей, — он медлит, как будто раздумывает, продолжать или придержать язык, — и в то же время менять их так, чтобы они стали единым организмом.

Шеппард кивает, показывая, что его это не напугало, потом мотает головой.

— Все равно это как-то…

— Странно, конечно, — соглашается МакКей, — не помещается в голове. Но и к этому привыкаешь, и довольно быстро.

— Поехали ко мне? — предлагает Шеппард после небольшой паузы. — Выпьем чего-нибудь.

МакКей смотрит на часы и досадливо щелкает языком.

— Срок, на который меня отпустили, — говорит он, — очень мал и обратно пропорционален количеству дел, которые мне нужно сделать. Вы, конечно, самое важное, — он улыбается, и Шеппард тоже, — но и остальные требуют внимания к себе. Впрочем, вы можете подбросить меня, если захотите. Мне нужно кое-куда неподалеку от вашего дома. А за этим саркофагом, — он кивает на черную машину, — пришлю кого-нибудь.

— С удовольствием, — говорит Шеппард.

Почти всю дорогу они обмениваются ничего не значащими фразами, но на въезде в город МакКей вдруг цепляется за одну из них и начинает рассказывать, как на одной из планет они целый день тщетно искали людей, повинуясь указаниям хитроумных лантийских приборов, уверенно сообщавших, что планета населена разумными существами. Никому и в голову не пришло, что приборы имели в виду вежливо наблюдавших за измотанной группой МакКея умилительных лемуроподобных зверьков, пока один из аборигенов не поборол природную застенчивость и не осведомился, не может ли он быть чем-то полезен.

Рассказ так увлекает их обоих, что в себя они приходят только в прихожей Шеппарда. МакКей несколько виновато усмехается и обводит взглядом кусок квартиры, видный из прихожей.

— Обжились, — одобрительно замечает он.

— А вы хотите выдернуть меня из едва обустроенного гнезда, — смеется Шеппард.

Они снова стоят друг против друга, как в их последнюю встречу, когда МакКей не хотел заходить, но по коридору таскали вещи выезжающие соседи, и МакКею пришлось устраниться с дороги в единственно возможном направлении.

— Знаете, — вдруг говорит Шеппард, — мне часто снится наш последний разговор. После таких снов я и уезжаю в рассвет.

МакКей поднимает брови и недолго молчит.

— А что, если я как-нибудь перехвачу вас раньше, чем ваш романтический настрой пропадет?

Шеппард пожимает плечами. МакКей опускает голову, потом говорит:

— Не думаю, что имею право настаивать или требовать — вы нам ничего не должны, мы квиты, — или просить — несмотря ни на что, вы как раз имеете право дуться на нас. Просто знайте, что мы будем очень рады видеть вас в наших рядах. Визитку не потеряли? — Шеппард издает покаянный звук, МакКей улыбается и вытаскивает из кармана белый прямоугольничек. — Вам так просто от нас не отделаться. От меня, по крайней мере.

Шеппард вертит визитку в пальцах.

— Когда в следующий раз будете на Земле, — говорит он, — заходите просто так. Не нужно меня выслеживать. Я тоже буду рад видеть вас в своих рядах.

— Договорились, — отвечает МакКей.

После этого разговора Шеппард перестает ездить в пустыню, потому что сны перестают вызывать неотвязное желание делать это. Он ждет обещанного следующего раза. Он не уверен, что согласится на предложение МакКея, но возлагает на следующий раз какие-то непонятные, невнятные надежды, как будто знает, что все разрешится само собой, когда он снова увидит МакКея.

Но в следующий раз приходит не МакКей, а невысокий мужчина в очках и кривовато сидящем галстуке. Шеппард почти сразу вспоминает, где видел его: это с ним МакКей ругался в их штабе по обнаружению рейфа. Только сейчас мужчина выглядит куда более неуверенным и даже, кажется, расстроенным.

— Радек Зеленка. Я здесь по поручению доктора МакКея, — говорит он, входя и пожимая Шеппарду руку, и слегка вопросительно смотрит на него, словно сомневается, что Шеппард понимает его; Шеппард кивает. — Он не смог прийти сам и попросил меня спросить вас, не передумали ли вы.

— А почему он не смог прийти? — спрашивает Шеппард.

Зеленка мнется, не глядя на Шеппарда.

— Видите ли… У нас произошла небольшая неприятность…

— Он жив? — спрашивает Шеппард так резко, что Зеленка вздрагивает.

— Да-да, конечно, — бормочет он, — просто ранен… не слишком серьезно. Нет поводов для беспокойства.

Шеппард почему-то не верит ему.

— Я передумал, — сквозь зубы говорит он. — Что нужно, чтобы попасть к вам?

— Э-э… — Зеленка явно не ожидал такого и растерялся. — В принципе, допуск и все бумаги оформлены, нужна только ваша подпись. С вашим руководством я поговорю сегодня. А завтра можем уйти вместе.

— Хорошо, — по-прежнему не разжимая зубов отвечает Шеппард и так яростно скребет ручкой по бумагам, которые ему пододвигает Зеленка, как будто хочет извлечь из них огонь.

* * *

Это действительно так просто — взять и перенестись из одной галактики в другую. Возможно, переход дался бы Шеппарду труднее, если бы он не зациклился на МакКее, но он думает только о том, насколько приуменьшил тяжесть ранения МакКея его коллега, и едва замечает приветствующих его людей и интерьер, в который его выплюнул голубой круг.

Впечатленный беспокойством Шеппарда Зеленка сразу ведет его к МакКею, а МакКей с первого взгляда на Шеппарда все понимает и обрушивается на Зеленку. МакКей сидит в кресле у окна; подоконник и маленький столик перед ученым завален бумагами, на планшете, лежащем у него на коленях, проигрывается какая-то симуляция. МакКей слегка взъерошен, сквозь его свободную рубашку просвечивают бинты, но в целом он совершенно не выглядит умирающим или хотя бы очень страдающим. Шеппард чувствует легкий укол совести за возведенную на Зеленку напраслину.

МакКей тем временем шипит на Зеленку, завершая гневную тираду:

— Я же просил тебя, аккуратнее!

Зеленка мгновенно опускает забрало:

— Ты прекрасно знаешь, что я не умею врать, но все равно послал с этой почетной миссией именно меня!

Шеппард понимает, что стал свидетелем рождения очередной, по-видимому, обычной перепалки, остановить которую — в его интересах. Иначе про него легко могут забыть надолго.

— Ну ладно, ладно, — сварливо говорит он; ученые осовело смотрят на него: видно, уже начали забывать. — Потом посчитаетесь. Извините, доктор Зеленка, что не поверил вам.

Зеленка смущенно улыбается и ретируется. Шеппард берет стул и садится рядом с креслом МакКея.

— Почему вы не хотели, чтобы я знал о вашем состоянии? — без обиняков спрашивает он.

МакКей притворно сердито отдувается и пожимает плечами, пытаясь выглядеть легкомысленно, но глаза все равно тревожные.

— Я был уверен, что вы сочтете все это уловкой и возмутитесь до того, что наконец категорически откажете нам.

— У меня даже мысли об этом не возникло.

МакКей бросает попытки влезть в маску и серьезно кивает.

— Я это ценю, спасибо.

Они молчат и смотрят друг на друга. МакКей смеется глазами, и Шеппард неуверенно поднимает уголок губ.

— Мне кажется, вы не понимаете, что вы на Атлантиде, — говорит МакКей, и Шеппард съеживается, чувствуя, что начинает понимать.

МакКей осторожно укладывает планшет поверх бумаг на столике и протягивает Шеппарду локоть. Шеппард автоматически подставляет под него руку, встает и помогает МакКею встать.

— Пойдемте, — говорит МакКей, прижимая локтем руку Шеппарда к своему боку, — покажу вам свой ритуал возвращения. Океан, знаете ли, ничуть не хуже, чем пустыня.

@темы: .III.5 География, #fandom: Stargate Atlantis, Stargate Atlantis: Джон Шеппард, Родни МакКей. (табл.30)

---

5/50

[Реган Соул]

Название: Просто царапина
Фандом: Teen Wolf
Герои: Эллисон/Лидия
Тема: Рана
Объём: 295 слов
Тип: (пре)фемслэш
Рейтинг: G
Саммари: Эллисон выжила в битве с ногицунэ, но не перестала рисковать собой.

— Да ладно тебе, — ворчит Эллисон. — Это просто царапина.
Лидия вздыхает, но ничего не говорит.
Эллисон часто ранят и она, порой, не обращает на это внимания. Или, смеясь, показывает синяки и ушибы после тренировки или очередной охоты. А Лидия вздрагивает от этого. Она не боится крови, вовсе нет, просто почему-то каждый раз кажется, что вот эта рана никогда не заживёт, останется на её лучшей подруге, как уродливое напоминание. Кажется, что вот эта царапина будет кровоточить всю жизнь.
— Прекрати, — встряхивает головой Эллисон, — всё в порядке.
— Твоя жизнь должна была стать безопаснее, — говорит Лидия упрямо и достает антисептик. — После того, как ваша семья прекратила охоту на оборотней.
— Ну этого никто не обещал, — разводит руками Эллисон. — А я обещала защищать всех, кто в этом нуждается.
«Ты в этом нуждаешься!», — хочет закричать Лидия. Она каждый раз боится, что Эллисон убьют или покалечат. Она ведь человек. Человек, среди оборотней, кицунэ, веркойотов, химер и прочей нечисти, что каждый день приходит в город. Два года назад Эллисон почти убили, меч вонзился в её тело, и все думали, что она погибнет. Но Костлявая почему-то обошла её стороной.
Это напугало Лидию, но совсем не напугало Эллисон.
— Ты должна быть осторожнее, — говорит Лидия, залепляя рану пластырем.
— Я стараюсь, — беззаботно отвечает Эллисон. — Но тебе вовсе не обязательно напоминать об этом каждый день.
— Я не могу иначе, — качает головой Лидия.
— Потому что любишь меня, я знаю, — Эллисон улыбается, а потом добавляет: — Но я не могу измениться. Я не могу прекратить помогать другим. Я не могу делать вид, что всё происходящее в городе меня не касается. Ты же знаешь.
— Знаю, — соглашается Лидия.
Она думает в этот миг о том, что когда-нибудь будет кричать по Эллисон. Может не сегодня и не завтра, но рано или поздно смерти надоест обходить упрямую охотницу стороной. И Лидия ничего не сможет с этим сделать.

@темы: .I.5 Хёрт/комфорт, #fandom: Teen Wolf, Teen Wolf: Эллисон, Лидия.(табл.50)

---

4/50

[Реган Соул]

Название: Зеркало
Фандом: Teen Wolf
Герои: Эллисон/Лидия
Тема: Помоги мне
Объём: 731 слово
Тип: фемслэш
Рейтинг: PG
Саммари: Что, если бы в тот день умерла не Эллисон, а Лидия?

Эллисон часто видит один и тот же сон: Лидия тянет к ней руки, но исчезает во тьме. Что-то забирает её от Эллисон, что-то или кто-то.
— Тебе стоит пойти к школьному консультанту, — говорит Кира.
Малия закатывает глаза и шипит что-то о мерзких мозгоправах. Эллисон только улыбается подругам и пожимает плечами.
Может быть, специалист поможет ей смириться со смертью Лидии. Поможет перестать видеть эти сны… но она не хочет. Ей кажется, что так она предаст её. Свою подругу. Свою настоящую первую любовь.
Эллисон иногда смешно из-за того, как поздно она поняла свои чувства к Лидии. Это случилось в тот день, когда они сражались с ногицунэ. Тогда Эллисон была уверена, что любит Скотта и, может быть, слегка влюблена в Айзека. Она даже думает порой: сказала бы, что, умирай тогда, сказала бы об этом. Но, когда на её руках оказалось остывающее тело Лидии, то поняла с бесконечной ясностью, что вот настоящая любовь. Вот тот человек, которого она не мыслит самого своего существования. Эллисон не помнит, что было дальше, в себя она пришла только через несколько часов, когда отец повторял и повторял: «Вы должны говорить одно и то же, запомните историю, запомните хорошо». Кому как не Крису Ардженту знать, как скрывать истину от полиции.

***

Эллисон кажется, что в её снах Лидия просит о помощи. Иногда она даже слышит её голос, её просьбу, но потом тьма опять разлучает их. А самое страшное в этом то, что это не чужая тьма, а собственная. Та самая, что осталась в сердце Эллисон в тот день, когда они проводили ритуал. Та самая, о которой предупреждал Дитон.

***

Эллисон тяжело говорить со Стайлзом. Она знает, что в ту ночь не он убил Лидию, а древний дух. Что логичнее было бы ненавидеть маму Киры, которая и притащила когда-то ногицунэ в их мир. Или ненавидеть Дженнифер, которая разбудила неметон. Но Дженнифер мертва, а Ношико потеряла свои силы, её же история больше похожа на древнюю легенду, чем на что-то, что правда произошло.
Нелогично ненавидеть Стайлза, но Эллисон каждый раз горько, когда она видит его лицо. Оттого так сложно пойти к нему и задать вопрос.
— Я могу поговорить с Лидией? — спрашивает она.
Стайлз не сразу понимает, о чём Эллисон говорит, а, стоит понять, роняет на пол стопку тетрадей.
— Тебе мало прошлого вызова духов? — хмуро спрашивает он.
— Но это возможно? — интересуется Эллисон, а потом объясняет, чувствуя себя так, будто оправдывает перед ним: — Мне кажется, что она зовёт меня. Почти каждую ночь.
— Обратись к Дитону.
— Я обращаюсь к тебе.
Эллисон не хочет говорить, что Дитон внимательно посмотрел на неё, а потом сказал, что даст телефон своей сестры. Которая сможет помочь Эллисон перебороть горе и принять смерть Лидии. Но Эллисон не хочет её принимать.
— Я могу сделать так, что ты поговоришь с той, кого видишь во сне, — медленно отвечает Стайлз, — но я не могу обещать, что это правда Лидия, а не твоё подсознание.
— Скажи, что надо сделать.
Эллисон даже думает: если это подсознание, и она не увидит ничего, то ей станет спокойнее спать. И просто спокойнее.

***

Она стоит напротив зеркала в своей комнате и чувствует себя глупо, зажигая свечи. Чувствует до того мига, как зеркальная гладь идёт рябью и там появляется Лидия, а за её спиной — комната в доме Мартинов. Словно бы он не продан и она всё ещё там живёт.
— Эллисон? — спрашивает Лидия в зеркале. — Это ты?
Эллисон не может ответить, спазм перехватывает её горло, но кивает.
— Мне так жаль, что ты умерла в тот день, — говорит Лидия, а Эллисон не может понять, о чём она.
— Я жива. Это ты мертва.
Лидия хмурится и по её отражению идёт рябь.
— Тебя проткнули мечом. Во время битвы с ногицунэ, — говорит Лидия тихо.
— Нет, это демон в теле Стайлза разорвал твоё горло, — отвечает Эллисон.
Они смотрят друг на друга и, кажется, что проходят часы, прежде, чем хоть одна из них делает вдох.
— Видимо, кто-то из нас ошибается, — делает вывод Эллисон.
— Не обязательно, — качает головой Лидия, — ты слышала про альтернативные реальности? События могут развиваться каким угодно образом. В твоей реальности — мертва я, а в моей…
Она замолкает и Эллисон продолжает за неё:
— Убили меня.
— Именно.
Они опять молчат, но Эллисон вновь первой нарушает молчание:
— Я люблю тебя, — говорит она. — Я хочу быть с тобой. Даже, если это означает, что мне придётся покинуть мой мир.
— Не думаю, что это возможно, — качает головой Лидия, — но… знаешь, я думала о том же самом.
— Мы можем попытаться найти выход, правда? — с надеждой спрашивает Эллисон.
Лидия кивает. Она улыбается. И тьма, что наполняла сердце Эллисон, отступает.

@темы: .I.5 Хёрт/комфорт, #fandom: Teen Wolf, Teen Wolf: Эллисон, Лидия.(табл.50)

---

23 / 100

[фея в шляпе]

Название: "Собачьи похороны"
Фандом: "Лис и пес"
Герои: Амос Слейд, Чиф, Коппер
Тема: Дождь
Объём: 1025 слов
Тип: джен
Рейтинг: G

текст

Амос хоронил собаку.
Как одинокий мужчина, всю жизнь занимавшийся охотой и проживавший в лесу почти что в глубоком одиночестве, Амос не страдал сентиментальностью и подобной чушью. К шестидесяти годам он лишился всех друзей (одного заборол медведь, двое умерли от кашля – проклятые медики, черт бы их побрал, две недели добирались по кривым дорогам, пока не приехали к двум охлажденным трупам, ещё несколько уехали в город и, кажется, даже разбогатели), жены у него не было, да он и не хотел заводить (к чему плодить бедноту?), а любые попытки случайных посторонних людей с ним сдружиться приводили к бешенству и потоку ругательств.
Оставались только собаки, его крепкие, достойные, сильные псы.
Чифа он приобрел лет тринадцать назад, когда погиб его предыдущий пёс, Микки. Славная была псина, и умер достойно: вцепился с медведем, диким Неевой, пожравшим овец в ближайшей деревне и пару раз нападавшим на людей. Конечно, Микки было не справиться: но зато он спас своего хозяина, а Амос потом отомстил за его смерть, разрезав проклятого медведя охотничьим ножом от затылка до хвоста. Проклятая тварь издохла сразу, а вот Микки ещё немного поскулил на руках Амоса. Хвостом пытался вилять, хотя лежал кишками наружу. Реветь Амос не стал, чай не баба, но застрелить рука так и не дрогнула – а толку переводить патроны? И так Микки сдох. Может, конечно, в муках, а не безболезненно, но Амос был твердо уверен, что в собаку стрелять надо только в одном случае – когда она совсем обезумела и лезет зубами рвать человека. Тогда – совсем другое дело…
Тогда был ещё жив Джимми Чэллонер, странный малый, страшный до чертиков – с кривой, постоянно двигающейся челюстью, редкими и частично опаленными волосами на голове, вздувшимся, как гнойная опухоль, носом, косыми глазёнками и руками такими длинными, что на них можно было бы сушить белье при надобности. Он держал собак разного вида и, понятное дело, не имел у девчонок ни малейшего шанса. Жалко, конечно, Джимми – добрая душа, и к собакам относится хорошо: знает, кого надо закаливать, чтобы выросли отличными охотниками, а с кем вести себя нежнее, чтобы потом дамочке какой продать – для защиты али для чего ещё.
- Смотри, - сказал он, когда Амос к нему приехал. – Здоровый, зверюга. Лучший в своем помете.
Не соврал: здоровенный, серьезный и большелапый нескладный щенок сразу понравился Амосу. Такой, когда вырастет, может и волка забороть, и бежать быстрее лисицы, и при этом жрать много не будет… Ловкости ему не хватало, правда, в норы такой проползать не сможет, но Амоса тогда это не беспокоило. Перед ним стоял образ обезумевшего медведя, огромной твари с апающей на землю холодной слюной, и Амос желал иметь такую собаку, которая точно смогла бы справиться с таким ублюдком.
И Чиф справлялся. Хорошо, гаденыш, справлялся, мог без устали с хозяином месяцами носиться по лесам, душить белок, лис, не портя ценную шкуры, биться намертво с волками и росомахами, ловить в полёте уток, догонять быстроногих перепелов и вальдшнепов, ловить рыбу… Всё умел. Умный был – почти как сам Амос. Да и вообще старый охотник многое подмечал в характере Чифа от самого себя: степенность, суровость такую мужественную, невозмутимость невероятную, мудрое спокойствие… и, самое главное, верность. Такая абсолютная собачья верность, которую никогда не встретишь у человека (уж Амос-то об этом знает, с лихвой навидался).

Чиф умер сразу. Он не мучился, как Микки с выпущенными кишками и продырявленный медвежьими зубами, он не орал в истерическом страхе, как Лэс, когда Амосу пришлось его пристрелить (подонок сошел с ума от пожара и полез с зубами на вдову Твид), он не рычал и гавкал, как Блейз, когда дрался с гигантским оленем… Чиф ударился об воду и переломал себе все кости. Он не мучился, вот что немного грело сердце Амоса.
Хотя, конечно, менее тошнотно от этого не становилось.
Когда он хоронил Чифа, пошёл мелкий дождь: солнечный такой, светлый, после которого все лесные рощи покрываются жирными мясистыми грибами. Коппер скулил, тыкался носом в рёбра Чифа и пытался заставить его встать. Амос сначала думал, что Коппер собирается его зажрать, поэтому в первый раз отвесил ему леща, но потом понял, что это просто тоска. Как у него, только ещё более горькая.
- Ишь, - произнёс Амос и потрепал Коппера за ушами. Извиняться не стал – не умел. Да и умная это собака, Коппер, сам всё прекрасно понимает.
Но не такой, конечно, умный, как был Чиф. Вот это был пёс, знатный пёс. Самый лучший на всём континенте.
Внезапно Амос почувствовал себя ужасно одиноким. Коппер начал тыкаться ему в ладонь, и охотник, уже совсем отчаянно и бессознательно, начал гладить его по загривку; конечно, Коппер, со всей широты своей псиной души, хотел сказать ему, что «Хозяин, дружище, ты не один», но – что ему эти утешения от неразумного щенка, который и сиську мамкину совсем недавно перестал сосать. Нет, Коппер хороший пес и отличный друг, но…
Амос вспомнил, как Чиф, уцепившись зубами в руку, вытащил его из водоема, куда Амос, дурень, свалился в погоне за большеухим чернохвостым зайцем.
Амос вспомнил, как Чиф растерзал на мелкие кусочки пуму, когда Амос решил поохотиться чуть подальше от тех мест, где привык: гадина поджидала его со скалы и напала сзади, едва не вцепившись охотнику в шею. Мех, конечно, был безнадежно испорчен, но зато Амос остался жив и накормил Чифа жилистым кошачьим мясом.
А эти разговоры у костра? Да, некоторые из них Амос до сих пор помнил. Точнее, даже не сами разговоры, а какое-то ощущение от них: спокойное такое, безмятежное… тревожное немного, так как свершались они темными вечерами, у костра, а ночью надо спать осторожно, так как мало ли, кто решит к ним прийти, но это не беда. Всё равно воздух был заполнен царственным лесным безмолвием, звенящей тишиной и уютным, почти домашним стрекотом ночных насекомых и шуршанием листьев. Чиф лежал рядом, положив покусанную кривую морду на длинные лапы, а Амос делился с ним своими чувствами, впечатлениями и переживаниями…
А теперь остался только Коппер. Хороший пёс, славный, отличный охотник, но пока – совсем не друг.
- Ничего, Коппер, - сказал Амос, вытирая ладонью мокрое от дождя лицо. – Ничего, дружище, мы им ещё покажем… Покажем, да?
Коппер ничего не ответил, лишь начал облизывать хозяину пальцы.
- Даа, покажем… - протянул ещё раз Амос, обращаясь не то к Копперу, не то к лежащему в могиле Чифу.
Уж точно покажет.
Эта проклятая лиса ещё своё получит.
Амос в прошлом справлялся с диким медведем, убившим его друга, так с чего бы ему не справиться с паршивой лисицей?

@темы: .III.4 Погода, Disney, полнометражки. (табл.100), #fandom: Disney

---

[chipchirgan]

18.
Название: С нуля.
Фандом: Stargate Atlantis.
Герои: Джон Шеппард/Родни МакКей.
Тема: Любовный треугольник.
Объём: 5141 слово.
Тип: слэш.
Рейтинг: PG-13.
Саммари: Очередная вундервафля делает ВУЩЩ, и Родни молодеет на двадцать лет.

Читать

У мальчишки, которого Шеппард выкопал из-под обломков, совершенно маккеевское испуганное выражение лица, совершенно его глаза, осветленные страхом до ранневесенней небесной голубизны, совершенно по-маккеевски опущенные уголки губ. Но на мальчишкин лоб падают золотистые локоны, мальчишка худой, как неизвестно что, и плечи кажутся из-за этого узкими, и мальчишке лет двадцать на вид. И он смотрит на Шеппарда так, словно видит впервые в жизни, и отчетливо боится его больше, чем остатков лесов, нависающих над ними и издающих угрожающие звуки.

Шеппард открывает рот, и мальчишка дергается и пытается отползти, не отрывая взгляда от Шеппарда.

— Спокойно, спокойно, — автоматически говорит Шеппард, сам отодвигаясь на пару дюймов. — Я только хотел попросить тебя уйти из-под лесов. Они могут рухнуть, и мне снова придется тебя откапывать.

При этом он указывает вверх, на покачивающуюся перекладину, очень кстати начавшую потрескивать. Мальчишка поднимает голову, смотрит на леса, потом снова на Шеппарда и едва заметно кивает.

— Я хочу помочь тебе встать, — Шеппард медленно протягивает мальчишке руку, и тот, поколебавшись, осторожно берется за нее.

Пальцы тонкие и слабые, ледяные. Шеппард поднимается, поднимает мальчишку, и они мелкими шажками отходят к противоположной стене комнаты.

— Как тебя зовут? — спрашивает Шеппард, усаживая мальчишку на пол и садясь рядом.

— Родни МакКей, — хрипло отвечает мальчишка.

В его глазах вдруг отражается ужас, он вжимается в стену, и Шеппард понимает, что не уследил за лицом. С контролем над языком, впрочем, не лучше.

— Ты не помнишь меня? — сдавленно спрашивает он.

Мальчишка мотает головой и тут же втягивает ее в плечи, явно ожидая как минимум оплеухи за неверный ответ.

— Все нормально, — торопливо пытается исправиться Шеппард и даже изображает что-то вроде улыбки; судя по тому, что мальчишка чуть-чуть расслабляется, подобие получается не совсем убогое. — Меня зовут Джон Шеппард. Я тебя не трону, и никто не тронет, не бойся. У тебя где-нибудь болит? Сможешь пройти еще немножко? Я хочу отвести тебя к врачу. Только не бойся, пожалуйста.

Мальчишка кивает, потом соображает, что заданные вопросы предполагают более развернутый ответ.

— Нигде не болит, — неуверенно бормочет он, — разве что плечо, рукой неловко двигать. Я дойду.

Шеппард одобрительно кивает и встает, снова протягивает руку, мальчишка поднимается, опираясь на ладонь Шеппарда, но идти, кажется, не готов.

— Мистер Шеппард… — говорит он, и Шеппард только могучим волевым усилием не дает лицу исказиться. — Простите… Где я?

— Это очень долгая история, и я, честно говоря, не возьмусь изложить ее сжато, — отвечает Шеппард, стараясь звучать весело. — Давай сначала проверим, не пострадал ли ты во имя науки, а потом потолкуем.

— Хорошо, — покладисто соглашается мальчишка и делает первый шаг вслед за Шеппардом.

У Шеппарда во рту появляется горький привкус от этой покладистости.

* * *

Родни никому не признался бы в этом, но он очень любит больницы. Ему спокойно там, где люди в белых халатах, сложная, тщательно откалиброванная аппаратура и богатые запасы спасительных медикаментов. Он верит врачам и во врачей, потому что они еще ни разу не подвели его, в отличие от многочисленных представителей других профессий. И врачи, похоже, чувствуя такое отношение к себе, в свою очередь относятся к нему по-дружески. Даже те, кому сначала он почему-нибудь не нравится, скоро оттаивают, ведь он образцовый пациент: всегда обо всем рассказывает, ничего не утаивает, на вопросы отвечает подробно и толково и никогда не позволяет себе высказываний в духе «а вот в журнале писали, что от насморка хорошо помогает дерьмо вомбата».

Вот и сейчас Родни успокаивается, как только его вводят в просторную светлую комнату и он видит спешащего навстречу человека в белом халате.

И не очень понимает, настораживаться или нет, когда врач останавливается, не дойдя до них нескольких шагов, и его лицо выражает сначала недоумение, потом крайнюю степень изумления и наконец сострадательное дружелюбие. Впрочем, последнее выражение явно достигнуто усилием воли, совсем как искусственная веселость Джона Шеппарда. Похоже, врач тоже знает Родни. А Родни не знает и врача, хотя врач сразу ему нравится.

— Родни? — спрашивает врач; в голосе слышатся одновременно надежда, недоверие и немножко усталой безысходности.

Родни кивает. Врач смотрит на Джона Шеппарда.

— Он нас не помнит, — говорит тот. — Атлантиду тоже.

Врач вздыхает и зябко поводит плечами, потом встряхивается и улыбается Родни.

— Ладно, разберемся. Меня зовут Карсон Бекетт.

Родни пожимает протянутую руку и идет за Карсоном Бекеттом. На пороге прохода в другое помещение оглядывается.

Неподвижный, как статуя, Джон Шеппард неотрывно смотрит на него.

* * *

Шеппард лежит на своей кровати и сверлит взглядом потолок. По потолку, плавно перетекая один в другой, бродят блики — отражения желтых огней Атлантиды, отскакивающие от агатовых волн. Обычно это зрелище усыпляет Шеппарда минуты за две, но не в этот раз. В этот раз он лежит пластом третий час и ждет, хотя Бекетт сказал, что все выяснения и построения догадок откладываются до утра.

Почему-то его не оставляет ощущение беды. Много чего случалось с экспедицией за пять лет, и никогда у Шеппарда не было так черно на душе.

— Джон, — щелкнув, говорит далеким бекеттовским голосом коммуникатор, лежащий на подушке.

— Что? — отвечает Шеппард, засовывая наушник в ухо и чувствуя, как подкатывает к горлу тошнота.

— Он не хочет спать, пока ему не объяснят. Я подумал, может быть, ты захочешь сам.

— Спасибо, Карсон, — говорит Джон, чуть помолчав. — Сейчас буду.

Он идет медленно, игнорируя транспортеры, но в медотсек прибывает неготовый совершенно. Детеныш МакКея поворачивается на звук его шагов, как подсолнух к солнцу, и у Шеппарда чуть-чуть отлегает от сердца.

— Физически — порядок? — спрашивает он Бекетта и, когда тот кивает, смотрит на детеныша: — Тогда пошли.

Детеныш бессознательно мнет край одеяла, как будто ему совсем не хочется слезать с уютной койки, но в итоге встает, неловко протягивает руку Бекетту и идет к Шеппарду, теребя розовыми пальцами край зажатого под мышкой одеяла.

* * *

Джон Шеппард, который, оказывается, не просто мистер, а целый подполковник, приводит Родни на неширокую платформу, недалеко выдающуюся в океан. Перед дверью наружу подполковник долго пытается завладеть вниманием Родни, который лихорадочно вертит головой, стараясь увидеть все сразу на триста шестьдесят градусов во всех плоскостях. Наконец ему надоедает взывать к сознательности, и он хватает Родни за плечи, но тут же отдергивает руки, словно обжегшись. Впрочем, этого хватает, и Родни с трудом задерживает взгляд на подполковнике. Подполковник не то чтобы недостоин внимания. Просто он все-таки обычный человек и проигрывает вчистую городу-космическому кораблю.

Выясняется, что подполковника интересует как раз степень осведомленности Родни по поводу его текущего местонахождения. Родни с готовностью выкладывает все, что ему успел рассказать Бекетт в перерывах между очередями вопросов, которые пациент выпаливал во врача.

— Ну тогда, пожалуй, тебя можно вывести наружу, — решает подполковник и открывает перед Родни дверь, просто махнув рукой перед мерцающей пластинкой на стене, чем приводит Родни в еще более необузданный восторг.

Теплый ветер оглаживает лицо Родни, как настоящими ладонями, и Родни без колебаний расстилает одеяло на гладкой поверхности платформы и нерешительно замирает, глядя на подполковника. Тот, с самого медотсека держащийся так, словно ему что-то мешает в каждом предмете обмундирования, слегка опускает плечи и бледно улыбается.

— Прошу садиться, — говорит он, и Родни с облегчением усаживается на одеяло, продолжая смотреть на него снизу вверх.

Подполковник переступает с ноги на ногу, ерошит волосы и садится рядом, но не слишком близко, благо одеяло большое. Родни поглядывает на него украдкой и молчит. Волны плещут, ветер веет, Родни по-прежнему ничего не понимает, но ему страшно весело. Жаль, что подполковник, кажется, не самый оживленный тип.

— Нравится здесь? — хрипло спрашивает наконец подполковник.

Родни набирает в грудь воздуха, чтобы выложить все, но потом решает пока придержать лошадок.

— Конечно, — говорит он, и почти невыносимый восторг проявляется только в еле заметной дрожи в голосе. — Не думаю, что здесь может не нравиться.

— Да, наверно, — едва внятно бормочет подполковник.

И замолкает надолго. Пузырьки радости у Родни в груди замедляют стремительный танец, некоторые даже лопаются. Если так пойдет дальше, скоро и ласковый ветер покажется пронзительным и ледяным, и волны начнут бить в платформу грозно и мрачно.

— Подполковник… — начинает Родни, но подполковник так резко поднимает руку, что Родни вздрагивает и прикусывает губу.

— Пожалуйста, — просит подполковник как можно мягче, — просто Джон и в единственном числе. Хорошо? Очень жутко, когда ты так официально… И я никогда не смогу говорить тебе «вы».

Родни неуверенно улыбается.

— Хорошо. — Пару секунд медлит, потом спрашивает: — Я хочу сразу попросить прощения, если скажу что-нибудь не то. И если вам… тебе неприятно говорить о чем-то, не нужно. Я просто хочу знать… — Он смущенно усмехается. — Не знаю… что-нибудь, что угодно, о чем ты можешь мне рассказать.

Подполковник сглатывает и смотрит на Родни, щурясь. Сглатывает еще раз, и вдруг в его глазах словно что-то сдвигается и он улыбается так тепло, что Родни немного пугается.

— Ты, наверно, уже понял, что обыкновенного ждать не приходится, — говорит подполковник. — Но все равно наверняка удивишься, когда я скажу, что сегодня утром тебе было чуть меньше сорока и ты заведовал здешним научным отделом.

— Сорока… лет? — зачем-то уточняет Родни.

Подполковник кивает. Улыбка его приобретает грустный оттенок.

— И что случилось? В смысле, почему мне снова двадцать?

— Мы исследовали какую-то штуку, вмонтированную в стену. Здесь это часто бывает. Мы исследуем какую-нибудь штуку, а через минуту город закрывается на карантин, кто-нибудь ловит глюки или пытается вознестись на новый уровень бытия, хотя со стороны это как две капли воды похоже на банальную смерть, или еще что-нибудь в этом роде. Вот. А тебя откатило на двадцать лет назад.

— То есть… — Родни сосредоточенно выламывает пальцы, пытаясь для порядка испугаться. — То есть я как бы попал в будущее.

Подполковник пожимает плечами.

— Вроде того.

Родни смотрит на него круглыми глазами.

— Какой вопрос ты задал бы первым в моем положении? — спрашивает он и ждет, что подполковник отшутится, что-нибудь про какой-нибудь суперкубок или телепатический секс, но подполковник серьезно говорит:

— Про родных и друзей.

Родни давится воздухом и вопросительно поднимает брови, кивая.

— Джинни замужем за хорошим человеком, — сообщает подполковник, — у нее замечательная дочка. Ваших родителей уже нет. Извини.

Родни кивает, упираясь взглядом в одеяло рядом со своей коленкой. Все как-то вдруг становится серьезно. Даже паранойя молчит, хотя должна бы орать во всю глотку, что в тени у основания башни, возвышающейся над платформой, наверняка прячется беззвучно хихикающий оператор какого-нибудь идиотского шоу или не менее идиотские однокурсники Родни.

— Остальных людей, которые были близки тебе тогда, я не знаю, — чуть тише продолжает подполковник, — а нынешних еще не знаешь ты.

Родни снова кивает и поднимает глаза на подполковника.

— Знаешь, чем этот случай невыгодно отличается от предыдущих ему подобных? — спрашивает подполковник.

— Догадываюсь, — отвечает Родни. — Обычно я возвращал все на свои места?

— Точно, — говорит подполковник.

* * *

Наверно, с этим можно жить. Можно даже найти в этом свою прелесть и преимущества. Научный отдел, например, наверняка не раз и не два желал чего-нибудь такого всеми душами. С другой стороны, детеныш МакКея слишком непривычен — и что уж греха таить, если бы Атлантида вдруг утратила способность укрываться от всякой внешней дряни надежным защитным куполом, лантийцы вряд ли почувствовали бы себя такими уязвимыми, как сейчас, когда их перестало прикрывать всемогущество МакКея. Пусть многое случалось не в последнюю, а иногда и в первую очередь из-за МакКея, это неважно; важно то, что в общем и целом именно благодаря МакКею они до сих пор живы.

Только МакКею, который давно перестал издавать восторженные звуки от каждого фокуса Атлантиды и здороваться с каждым встречным, зато четко знает, что и как тут работает и как это можно использовать во благо земной колонии. Взрослому МакКею. Настоящему — Шеппард никак не может заставить себя считать детеныша и взрослого одним и тем же человеком.

И еще он чувствует себя педофилом.

— Ты сказал ему? — спрашивает Тейла.

— Нет и не скажу, — отрезает Шеппард.

Она, конечно, ничего больше не говорит и не советует, но отвести взгляд достаточно быстро не успевает, и Шеппард видит в ее глазах вопрос, на который пришлось бы отвечать слишком долго, даже если бы Шеппард нашел силы высказать все вслух.

Как, например, рассказать о том случае, когда они вернулись с операции изрядно потрепанные, а Шеппард так и вовсе в полубессознательном состоянии? Шеппард тогда хорошо повалялся в медотсеке, а очнувшись, обнаружил рядом со своей койкой нахохлившегося хмурого МакКея. Как рассказать, что он смотрел на Шеппарда с ужасом и беспомощным состраданием, совсем как раньше, но присутствовало и существенное, ключевое отличие: если бы на месте Шеппарда был любой другой израненный измученный лантиец, МакКей смотрел бы на него с точно таким же выражением?

Как рассказать о постоянной борьбе с собой, изнуряющей почище самой горячей перестрелки и томительной засады, борьбе бесполезной, иногда кажущейся ненужной и оттого еще более трудной?

Как рассказать о надежде, вопреки всему выворачивающей ему нутро, что МакКей, каким бы он ни стал, рано или поздно сам поймет, что Шеппард, избито выражаясь, — его судьба?

Через некоторое время становится совсем худо.

— Можно мне как-нибудь пойти с твоей группой? Куда-нибудь, где я вас не слишком обременю, — спрашивает как-то раз МакКей, и у Шеппарда душа уходит в пятки.

В принципе, этого следовало ожидать. Шеппард не знает, каким был МакКей в этом возрасте в первый раз (хотя может предположить, что не очень смелым), но сейчас, окруженный чудесами техники, искусства и интеллекта, он здорово осмелел и даже обнаглел. Так что желание выйти за пределы Атлантиды — вопрос времени.

Шеппард много отдал бы, чтобы оно подольше не наступало.

— Там опасно, — жалобно говорит он.

МакКей улыбается.

— Поэтому я и прошусь с тобой.

— Польщен, — бормочет Шеппард, чтобы потянуть время. — Зачем тебе туда?

МакКей удивленно хлопает золотыми ресницами.

— Ты серьезно? Зачем человеку, у которого книжные шкафы забиты научной фантастикой, выходить на другую планету?

— Там все совсем не как в книгах, — Шеппард знает, что ему не поверят, но не может не попробовать.

— Врешь, — торжествующе говорит МакКей, и Шеппард тяжело вздыхает.

— Вру.

Он смотрит на МакКея и вдруг чувствует, что почти готов сказать МакКею все-все. Что он любит его до боли в кончиках пальцев. Что он больше всего на свете боялся этой просьбы. Что он сделает все, что МакКею угодно, только не это.

Но МакКей решает форсировать события и заискивающе говорит:

— Готов заковаться в броню с ног до головы и от тебя и от правил ни на шаг.

И решимость Шеппарда испаряется, не успев оформиться. Ему нечем крыть, он уже не чувствует за собой права на МакКея, права просто запретить ему что-то, ничего не объясняя.

Он согласовывает выход с Вулси, долго полощет МакКею мозг на тему безопасности жизнедеятельности на чужой планете, заставляет его прочитать все про выбранную планету, ангажирует двоих внушающих ему наибольшее доверие морпехов и самолично внимательно проверяет снаряжение бьющего копытом МакКея. Когда морпехи выходят из раздевалки, Шеппард придерживает за рукав шагнувшего за ними МакКея.

— Мне будет очень плохо, если с тобой что-то случится. Не в том смысле, что Вулси устроит мне выволочку. Мне самому будет очень плохо.

МакКей растерянно смотрит на него. Немудрено: впервые на его памяти подполковник Шеппард проявляет такие человеческие чувства, намекающие на их общее прошлое. Но подполковник больше не может держаться корректно и отстраненно.

МакКей кладет руку Шеппарду на плечо и требовательно заглядывает в глаза. Шеппард несколько мгновений слушает шум в ушах, потом снимает с плеча широкую, но все равно какую-то полупрозрачную кисть, неловко пожимает ее и подталкивает МакКея к выходу, не глядя на него.

Сквозь Врата проходят без эксцессов, хотя МакКей чудом умудряется не задохнуться от восторга. Группа выходит на опушку леса, и Шеппард начинает читать литанию против страха собственного сочинения.

Они просто идут по светлому лиственному лесу. В этом районе нет живых существ крупнее лисы. Они просто пройдут этой славной заросшей тропой к развалинам то ли дворца, то ли храма, МакКей поахает, и они вернутся назад той же дорогой. Здесь нечего делать рейфам — нет людей, дженаям — нет интересующих их ресурсов, асуранам — в этой области галактики про них даже не слышали. Здесь нет остатков смертоносной электроники и природных вредных излучений, даже солнце мягкое. Ядовитые змеи не прокусят ботинок и плотную штанину. Хищного зверя или птицу Шеппард пристрелит раньше, чем они заметят МакКея.

Все под контролем. Все в норме.

Хруст и шелест, начинающиеся слева и тошнотворно нарастающие, почти не удивляют Шеппарда. Он рывком разворачивается на звук, напрягая палец, лежащий на спусковом крючке.

На них сбоку торцом летит бревно, достаточно толстое, чтобы смести троих и зацепить еще парочку, если вильнет хвостом на излете. Центр торца приходится как раз на МакКея. Шеппард не может пошевелиться, ни моргнуть, ни крикнуть. На землю МакКея дергает идущий третьим Эванс. Бревно вышибает из Шеппарда дух и отшвыривает в мягкую, оглушительно звенящую темноту.

Шеппард приходит в себя в медотсеке и чувствует, что МакКей снова сидит рядом с койкой. Левая половина тела тупо ноет, и всплеск сердцебиения отдается острой болью то ли в плече, то ли в груди. Шеппард вообще-то собирался употребить находящиеся в его распоряжении скудные силы на то, чтобы не выдать своего пробуждения, но боль неожиданная, и он глухо стонет. Глаз, впрочем, не открывает и слышит, как МакКей подается к нему и торопливо шепчет:

— Прости меня, прости меня, пожалуйста.

Шеппард хочет ответить, но накатывает дурнота, и он только снова стонет. Сквозь стон слышит невнятный всхлип и торопливые удаляющиеся шаги. Шеппард ждет пару минут, но дурнота не отступает. Придется подводить итоги так, а то от плавающих в невесомости мыслей еще хуже.

МакКей цел, и это хорошо, это самое главное, но это не умаляет кошмарности следующего вывода.

Шеппард не может резко отпихнуть МакКея в сторону или повалить на землю. Раньше, когда МакКей был шире Шеппарда в плечах и тяжелее, никаких сомнений не возникало в том, что лучше пара сломанных ребер и вывих, чем пуля, стрела или еще какая-нибудь дрянь в жизненно важных местах. Теперь Шеппарду страшно даже просто прикоснуться к этому хрупкому угловатому существу.

Много дней после злополучного выхода он всеми правдами и неправдами избегает МакКея, притворяясь спящим, пока лежит в медотсеке, а выйдя на свободу, круто меняет направление движения, едва завидев МакКея в конце коридора. По словам Бекетта, это очень расстраивает МакКея: он думает, что Шеппард злится на него за то, что он нарушил инструкции, подвел группу и подверг ее ненужной опасности. Но Шеппард просто не может. Он знает, что МакКей способен додуматься до того, что Шеппард якобы в качестве наказания за ненадлежащее поведение стоял и смотрел, как на МакКея летит бревно. Но все равно не может.

Он не представляет, как сломать этот блок, что делать, если МакКей снова окажется в реальной опасности. Теперь, когда МакКею больше всего нужна защита, Шеппард чувствует себя отчаянно беспомощным и бесполезным.

Потом они снова начинают взаимодействовать, и Шеппарду даже удается убедить МакКея, что он во всем винит только себя, но отчаяние, то тонкое и острое, то раздувшееся и давящее, никуда не уходит.

* * *

Родни замечает, с каким отчаянием смотрит на него Джон.

Джон — человек, с которым Родни хочется сблизиться больше всех и который меньше всех хочет сближаться с Родни. Это невероятно фрустрирует. А ведь перед тем проклятым, будь он трижды неладен (хотя куда уж неладнее), походом ему показалось, что вот-вот лопнет ледяная корка и можно будет юркнуть внутрь, где, оказывается, тепло, где его считают близким другом. И вдруг, ну вдруг, ну бывают же чудеса, где, как не на Атлантиде, в это верить, его память проснется. Вдруг она не стерта начисто, а просто спит. Вдруг ей просто нужен толчок от Джона Шеппарда.

Родни часто пытается прикинуть, какие отношения были между ним и Джоном и почему Джон так реагирует на него теперь. Иногда ему кажется, что Джон сторонится его, потому что Родни сделал что-то плохое; иногда — что и не было никаких особенных отношений, так, общались по долгу службы, и все. Но это последнее предположение не выдерживает критики: взгляды, которые Родни часто ловит на себе, слишком явно говорит об обратном. Родни пытался аккуратно выяснить что-нибудь у Карсона, но тот замял тему, и Родни отстал, тем более, что ему оказалась нужна только версия Джона, а как это все выглядело со стороны, ему неинтересно.

И вот теперь это непонятное отчаяние.

Однажды Родни почти решается спросить начистоту.

— Подп… — начинает он и торопливо поправляется, когда отчаяние в глазах Джона перерастает в ужас: — Джон…

Ему и так еле хватает мужества обратиться к Джону, а эта не желающая искореняться оговорка окончательно лишает его воли.

— Да? — подбадривает Джон с надеждой, совершенно не помогая в деле повторного накопления решимости, и все кончается тем, что Родни спрашивает о каком-то пустяке, а Джон снова замыкается в своем безысходном коконе.

Родни почти все время проводит с Зеленкой. Вряд ли ему удастся достигнуть своего былого уровня, но он решил сделать все, что от него зависит, чтобы понять принцип действия машины, без спросу омолодившей его, и добиться обратного эффекта. Зеленка говорит, что даже если они разберутся, он не отважился бы на попытку сделать все как было; что, если машина вернет больше, чем забрала? Родни пожимает плечами и говорит, что должен сделать это если не ради себя, то ради Джона. Зеленка грустно улыбается и говорит, что если Родни опять повзрослеет, по нему молодому будут очень скучать.

Ну да, думает Родни, все, кроме Джона.

Как правило, Родни уважает нежелание Джона тесно общаться, но однажды он стоит на балконе и бесится от того, как мало знает, и завидует себе прежнему. Он крепко зажмуривается и ежится от отвращения к себе, а когда открывает глаза, видит, как мимо балкона трусцой пробегает Джон. Родни далек от спорта, как Лантия от Земли, но ноги сами выносят его в коридор и несут за Джоном. Джон слегка сбивается с ритма и настораживается, когда Родни догоняет его, но Родни просто молча бежит рядом, дыша носом и мерно работая руками, и Джон успокаивается, даже чуть-чуть сбрасывает скорость.

Через полчаса Родни с трудом удерживает язык во рту, и Джон останавливается, протягивает ему бутылку воды и улыбается так, словно кто-то одновременно тянет уголки его губ вверх и заставляет поджать губы. Родни отвечает улыбкой настолько солнечной, насколько это возможно, когда у тебя в груди дерутся дикобразы, стреляя иглами в бок.

Они начинают бегать вместе регулярно. Они молчат, но Джон больше не топит коридоры в своем отчаянии и научается долго смотреть на Родни. И улыбается уже как человек, а не как поленце.

Как-то раз Джон забывает взять с собой воду и, когда истекает время тренировки, останавливается у двери и нерешительно предлагает Родни зайти. Зайти к нему в комнату, доходит до Родни через мгновение, и кровь резко отливает от лица. Ему, тем не менее, удается принять приглашение и даже перешагнуть порог.

Пока Джон наливает ему воды, бросая на него быстрые тревожные взгляды, Родни осматривается и, конечно, не находит ничего знакомого. Джон мрачнеет, подходит, протягивает стакан. Родни катает его между ладонями, цепляясь за ощущение сухости во рту, как за соломинку, не дающую пасть духом.

— Спасибо.

— Садись, — Джон указывает на стул, сам садится на кровать и вдруг говорит: — Я, наверно, никогда не перестану надеяться, что ты что-нибудь вспомнишь.

— Я тоже, — признается Родни и внимательно смотрит на Джона. — Хотя я даже не знаю, что должен вспомнить.

Джон не ловится на столь безыскусную наживку.

— Я ни разу не спросил тебя, как тебе тут живется, — говорит он. — Ты не скучаешь по Земле? Тебе хорошо здесь?

— Все прекрасно, за исключением форматнутого харда, — преувеличенно легкомысленно машет рукой Родни.

Джон улыбается.

— Эти слова должны казаться ужасно странными в твоих устах, — говорит он, — но не кажутся. Извини, у меня не получается думать о тебе как о пришельце из восьмидесятых.

— Ну, надо мной изрядно потрудились, — усмехается Родни. — Я теперь самый обычный молодой парень двадцать первого века.

Джон смотрит на него тяжелым взглядом.

— Нет. Не обычный.

Родни опускает голову и придерживает стакан снизу: ладони и пальцы моментально взмокли, да еще и трясутся ощутимо. Когда-нибудь нужно это сделать. Почему бы не сейчас?

— У меня к тебе большая просьба, — говорит Родни.

— Какая? — с готовностью спрашивает Джон.

— Расскажи мне… — горло схлопывается, но Родни вливает в него воду, заставляет себя посмотреть на Джона и выдавливает слова дальше: — …что было… между нами?

Джон опускает плечи и как будто стареет на глазах. Полезная способность, невесело думает Родни, научил бы меня.

— Ты что-то сделал мне? — продолжает он, сжимая стакан. — Почему ты ведешь себя, словно виноват передо мной? Словно пытаешься искупить вину? Что машина стерла из моего будущего и твоего прошлого?

Джон упирается локтями в колени и прячет лицо в ладони. Родни встает, на негнущихся ногах подходит к кровати и садится рядом с Джоном, кладет руку ему на плечо, чувствует, как напрягаются мышцы под ладонью. Родни очень хочется испытать дежа-вю, неведомым, каким-нибудь сорок вторым чувством ощутить, что это или хотя бы нечто подобное уже случалось с ним, что прикосновение разбудит память, ведь не может быть, чтобы такое важное для Джона время просто стерлось у Родни из головы. Он не хочет верить, что нечему просыпаться, что их с Джоном общее жизненное пространство родилось несколько месяцев назад и вряд ли Родни доведется снова пережить что-то из уже пережитого вместе с Джоном.

Джон продолжает созерцать внутреннюю сторону век, и Родни говорит, чувствуя, что начинает задыхаться:

— Что бы ни случилось тогда, это никак не повлияет на мое предельно хорошее отношение к тебе сейчас. Но я должен услышать все от тебя.

Джон убирает руки от лица и смотрит на Родни решительным взглядом висельника.

— Я тебя любил, — говорит он таким тоном, словно это его последние слова. — А ты любил меня.

Родни открывает рот и закрывает его. Любовь среди его предположений попадалась только в виде Джона, влюбленного в Джинни (или в их мать, упрямо подсказывал мозг, бастующий против информации о почти отсутствующей разнице в возрасте между ним и Джоном).

Внезапная мысль опаляет Родни, и он неосознанно проводит рукой по покрывалу. Джон усмехается.

— Да. Именно в этом смысле. И тут в том числе.

Он отворачивается и трет пальцами глаза. Родни смотрит на его гладко выбритую щеку, на завитки волос за ухом, на мускулы, перекатывающиеся под кожей в такт движениям головы. Медленно, как загипнотизированный, Родни проводит кончиками пальцев по шее Джона. Джон замирает.

— Не надо, — глухо просит он.

— Почему? — спрашивает Родни, у которого вдруг появляется уверенность, что камень наконец свалился в плеч; он пока не чувствует этого, но уверенность уже есть. — Неужели я так изменился с возрастом? Совсем не похож на того, кого ты… знал?

Джон встает, движения его деревянные.

— Слишком похож.

— Тогда я не понимаю…

— Я тоже.

Они молчат, Джон смотрит в стену, Родни несколько минут смотрит на Джона, потом встает и уходит.

Он идет по коридору, сворачивая куда-нибудь, как только улавливает голоса или шаги впереди. Может быть, даже скорее всего, он поступил очень неправильно, но что делать, у него нет решения и он вряд ли смог бы высидеть что-нибудь у Джона в комнате. Ему не хватает опыта, жизненного, отношенческого, теоретического и практического; ему не очень дается общение с людьми, и он читал слишком мало ненаучных книг, чтобы попробовать разыграть какой-нибудь сценарий, придуманный другими, если уж не получается дойти до чего-то своим умом.

Решение приходит только ближе к утру следующего дня, и Родни окончательно разочаровывается в своем мозге, так долго искавшем такой простой выход.

* * *

Шеппард просыпается от холода. Голова чугунная, глаза кажутся посторонними предметами, титанической силой вдавленными в чугун, и ему на мгновение кажется, что он на Земле и у него жестокое похмелье. Но тут рядом с ним в темноте начинается ленивая возня, и он понимает, что просто МакКей опять стянул с него одеяло и наполовину вытащил из-под головы подушку, отчего немилосердно затекла шея.

— Хоть подушку-то отдай, — умоляюще стонет Шеппард, шаря по МакКею в поисках воротника футболки или еще чего-нибудь, во что можно вцепиться.

МакКей издает довольный утробный звук , подушку сует Шеппарду в лицо и вдруг прижимается всем телом, так что Шеппард чуть не падает с кровати.

— Но-но, — ошалело бормочет он, чувствуя, как тело начинает покалывать.

Иголочки быстро стекаются к паху. Это ощущение почему-то кажется полузабытым и связанным с чем-то горьким, горестным. Шеппард запускает пальцы МакКею в волосы, находит губами губы и вдруг понимает, что волосы у МакКея слишком длинные.

Память заводится с полтычка.

Пока сорвавшийся с кровати дрожащий Шеппард привыкает к режущему глаза свету настольной лампы, МакКей выпутывается из одеяла и сдавленно ругается. Шеппарду тоже хочется вспомнить все, чему он научился в армии, но у него вырывается только:

— Зачем?..

— А в чем, собственно, проблема? — в сердцах спрашивает голый взъерошенный МакКей, прекращая распеленывать ногу. — Что так кардинально изменилось за двадцать лет? Теперь трахаться можно только после тридцати? Или лично ты трахаешь только дважды докторов наук?

— Зачем? — тупо повторяет Шеппард.

МакКей замирает и вызывающе смотрит на него, но в глубине глаз уже проснулась тревога.

— Всем все нравится, один ты недоволен, — говорит он. — Ты всегда такой, против течения?

— Всегда, — тихо отвечает Шеппард и спрашивает уже осознанно, вкладывая в голос всю еще не перегоревшую боль: — Зачем?

МакКей с силой закусывает губу.

— Не зачем, а почему, — отвечает он. — Потому что могу. Потому что тебе это нужно. И мне это нужно. А вот теперь можно спросить, зачем. Затем, что я не могу больше видеть тебя несчастным. Вот это не знаю, почему. Может быть, я тоже тебя люблю. И сюда я, кажется, не только из-за тебя пришел. Мне и в себе самом надо разобраться.

Шеппард садится на кровать, стискивает голову руками, словно без поддержки она развалится. МакКей у него за спиной перестает возмущенно сопеть.

— Не веришь, что я еще раз могу тебя полюбить? — спрашивает он упавшим голосом.

— Я не знаю, — сквозь зубы отвечает Шеппард.

Голова продолжает распухать. Мысли разбегаются, и страшно открыть глаза: кажется, что внешний мир тоже расползается клочьями.

Кровать прогибается. МакКей садится рядом, свешивает ноги с кровати.

— Я не хотел ставить тебя в неловкое положение, — говорит он после паузы, и голос его так похож на голос прежнего МакКея, что Шеппарда продирает ознобом. — Я не думал, что это так…

— Важно для меня? — выдавливает Шеппард просто потому, что не может больше молчать.

— Нет, — серьезно отвечает МакКей, — очевидно, что это очень важно для тебя. Очевидно, что это было очень важно для меня. Я не думал, что это так сложно. Не ожидал, что отношения — это так сложно, особенно те, в которых не нужно начинать все с нуля.

Шеппард наконец открывает глаза и смотрит на него.

— Для тебя все с нуля.

— Неважно, — дергает плечом МакКей, и укол, который Шеппард чувствует всегда, когда Родни делает что-то совсем как тот МакКей, вдруг кажется приятным — свидетельством, что тот МакКей и не думал никуда деваться. — Я гибче. Хотя кто знает, как я повел бы себя, если бы оказался на твоем месте.

Они несколько мгновений молчат, потом МакКей говорит:

— Знаешь, немножко обидно, что ты так хочешь вернуть того меня. Я понимаю, что человек — это совокупность внешних и внутренних влияний, и ты любил именно то, что из куска общечеловеческого материала вылепили сорок лет взаимодействия с окружающим миром и варки в собственном соку. Но, Джон, — он мягко тормошит Шеппарда за плечо, — я уже не смогу стать таким же, потому что мир вокруг изменился и мне уже не воссоздать обстановку, в которой я жил с двадцати до встречи с тобой. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы приблизиться к этой модели, но мне будет нужна твоя помощь. И все равно полной идентичности не будет. — Шеппард несмело смотрит на него, и МакКей лукаво улыбается. — Посмотри на это с другой стороны: многим чертам, которые тебя во мне раздражали, ты легко можешь не дать развиться. Разве плохо?

— Плохо, — отвечает Шеппард. — Вдруг вместе с твоим, например, вселенским зазнайством я не дам развиться той области тебя, благодаря которой я тебе нравлюсь.

МакКей фыркает, и Шеппард привычно морщится, но знакомый звук отдается в груди почти не больно.

— Красивые, смелые, сильные, добрые и умные люди нравятся мне и сейчас. Серьезно, Джон. Если я в чем-то уверен, так это в том, что мне ужасно не хочется ревновать тебя к самому себе.

Шеппард позволяет себе слегка капризный вздох.

— Раньше ты не ревновал меня ни к кому.

МакКей пугается.

— Правда? Нет, ладно, я постараюсь…

Шеппард ловит его руку и долго смотрит на хрупкие костяшки.

— Не надо, — говорит он. — Не надо стараться, Родни. Мы никогда не старались что-то сделать с собой или чем-то стать. Скорее всего, именно поэтому мы так долго были вместе. — Он смотрит на МакКея. — Я, похоже… похоже, хочу продолжить в том же духе. А там посмотрим.

Родни закатывает глаза.

— Наверняка ты просто повторяешь какие-нибудь давнишние мои слова, пользуясь тем, что я их не помню.

— А я тоже не помню, — говорит Шеппард, проводя кончиками пальцев по внутренней стороне запястья Родни и глядя, как расширяются его зрачки. — Какого черта? Я тоже начинаю все с нуля.

@темы: .V.2 Штампы, #fandom: Stargate Atlantis, Stargate Atlantis: Джон Шеппард, Родни МакКей. (табл.30)

---

[kosmaSilverFire]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

4/100

[Гейко с нагината]

Название: Око бури
Фандом: Legend of the Galactic Heroes.
Герои: Ян Вэньли/Фредерика Гринхилл
Тема: Счастье
Объём: 436 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG


Окончив школу, она почти ничего не носила, кроме брюк, — белых форменных на занятиях и службе, практичных джинсов в отпуску или строгих со стрелками, когда требовалось придать себе не только официальности, но и какой-никакой элегантности.
Ничего удивительного, что она совсем отвыкла от платьев — даже простых и коротких, что уж говорить о длинных и пышных, вечерних. Или свадебных.
Шелковистая паутина чехла сжимает ноги, обволакивает и опутывает, тяжелый широкий кринолин с драпировкой превращается в непреодолимое препятствие. Если бы не он, она могла бы быть ближе к своему жениху. Они и так слишком долго были совсем рядом, но слишком далеко.
От белоснежных перчаток, от которых болят пальцы, Фредерика отказалась наотрез, как ни настаивала Ортанс. На своей свадьбе ей не нужны досадные помехи, она хочет ощущать не враждебный холод шелка — или из чего там сделаны эти перчатки — а родную теплоту чужой — уже не чужой ладони.
Тысяча маленьких помех, пятен на солнце, от которых оно еще ярче. От которых счастье счастливее.
Она заслужила это. Теперь он ее, а она его. И никто и ничто их друг у друга не отнимет. Больше не нужно бояться, что они не успеют.
Война окончена, началась политика.
— Продолжение другими средствами, — шепчет он уголком губ.
— Что… — она запинается, пробуя на вкус новое слово, — дорогой?
Оно колкое, терпкое и сладкое, как сухое шампанское. Его хочется повторять, чтобы оно дрожало на губах. Но он говорит, и она умолкает.
— Война — это продолжение политики другими средствами, и наоборот: политика — продолжение войны. Я бы хотел обещать тебе долгую безоблачную жизнь, но не могу. Для этого тебе лучше было бы выбрать кого-то другого.
— Я не боюсь, — говорит она, прижимаясь плечом к его плечу. — Я верю, что все будет хорошо, мне так спокойно. Я понимаю, что это затишье перед бурей…
— Хуже. Мы сейчас в оке урагана, — говорит он, обнимая ее одной рукой — осторожно, словно боится ее сломать или попортить платье. — Бывает иногда, морское судно попадает в бурю, его швыряет, бьет, но вдруг все стихает. Это просто оно попало в центр бури, там всегда спокойно. А потом ураган проходит, и буря продолжается.
— Я не боюсь, — она поворачивается к нему. — Я давно ничего не боюсь, еще с Эль-Фасиля. — Ты ведь у нас волшебник.
Она закидывает руки ему на шею и прижимается ближе.
— Ты меня переоцениваешь, — он проводит ладонями по ее лицу, касается губами волос, щек, лба. — Я могу предвидеть, но не могу предсказать. — Он обнимает ее. — А если и предскажу, я все равно ничего не смогу предотвратить.
Разговор слишком серьезен для свадьбы, и она, улыбаясь, говорит:
— Я тебя совсем растрепала, давай причешу.
— Мы и так уже задержались, нас уже ждут.
— Не волнуйся, — отвечает Фредерика, орудуя расческой, — без нас не начнут.
И тихо смеется от переполняющего ее счастья.


Название: Репринт
Фандом: Legend of the Galactic Heroes.
Герои: Маркиз Клопшток
Тема: Бумага
Объём: 575 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
За столом сидел статный старик с седыми волосами, забранными в хвост.
Слегка наклонив голову, он читал тяжелую книгу с золотым тиснением, которую можно было принять за старинную.
На самом деле это был всего лишь репринт – копия издания 22 года. Красивый, в богатом переплете, с золотым тиснением, на плотной гладкой бумаге, ласкавшей пальцы прохладным прикосновением.
Но репринт, а не подлинник, хотя стоил этот кипсек немалых денег, подороже иных букинистических редкостей.
Он купил эту книгу в то время, когда не жаль ни времени, ни денег на пустое, но завлекательное. Старика, который тогда был юношей, прельстил изысканный переплет и позабавила собственная фамилия на обложке – Клопшток.
За окном темнело, и старик, близоруко щурясь, зажег электрическую настольную лампу, сделанную в виде канделябра. Черный готический петит на ярко-белой, не выцветшей за годы бумаге ранил усталые глаза.
Старик немного поморгал и снова углубился в чтение.
Сумрачен, тих, одинок на ступенях подземного трона
Зрелся от всех удалён серафим Аббадона. Печальной
Мыслью бродил он в минувшем: грозно вдали перед взором,
Смутным, потухшим от тяжкой, таинственной скорби, являлись
Мука на муке, тёмная вечности бездна.
Маркиз фон Клопшток прерывисто вздохнул и отвел от книги взгляд.
Воспоминания… сколько у него их собралось, впору писать мемуары. Которые никогда не пройдут цензуру, напомнил он себе и вернулся к книге. Задумавшись и сам того не осознавая, он скользил взглядом по строчкам и уже успел перевернуть страницу.
Ты ль растерзаешь бессмертное тело Мессии? Забыл ли,
Кто Он? Не ты ль опалён всемогущими громами гнева?
Иль на челе твоём мало ужасных следов отверженья?
Когда он только приобрел эту книгу, то открыл всего раз или два, а потом отложил, и она осела в семейной библиотеке. Тяжелый слог и тягучие строки нагоняли сон, а комментарии, занимавшие почти две трети пухлого фолианта, отпугивали своей сложностью. Молодому маркизу, не так давно получившему богатое наследство и сделавшемуся старшим в роду, хватало дел и развлечений, и он вовсе не желал тратить драгоценное время на нудные книги.
И это было к лучшему – иначе бы он точно увидел в этих металлически гулких, вязких стихах пророчество своей печальной судьбы.
Раб, удались! удались, малодушный! прочь от могущих!
Прочь от жилища царей! исчезай неприметный в пучине!
Хорошо, что он не прочел этих страшных строк, когда старый граф, друг семьи и его покойного отца, говорил с ним мягко и вкрадчиво, предлагая чуть-чуть подкорректировать порядок престолонаследия. Тогда бы он увидел в этих стихах предвестие своей будущей опалы.
А теперь в каждой строке в каждой букве ему мнились отзвуки его прошлого и настоящего.
Издали, медленно, следом за ними, летел Аббадона:
Видеть хотел он конец необузданно-страшного дела...
Он увидит конец того дела, которое начал в юности. Он победит.
И как удивительно уместно, что эта прекрасная книга – не подлинник, а репринт. Похожий, но не настоящий. Не стоящий по сравнению с подлинником ровным счетом ничего.
Не таково ли царствование нынешнего императора, жалкой копии великого Рудольфа – основателя династии Гольденбаумов?
Маркиз Клопшток задумался, не записать ли эту фразу и уже взял изящную ручку, стилизованную под гусиное перо. Но, поразмыслив, он поставил ее на место, в письменный прибор с закупоренной чернильницей и склянкой песка. Опасно было делиться такими словами с бумагой.
Маркиз Клопшток вышел из комнаты, отложив в сторону книгу своего однофамильца – Фридриха Готлиба фон Клопштока.
Впрочем, этот по-своему великий поэт на самом деле никогда не был дворянином и не имел гордой приставки к фамилии.
Просто в 22 году по имперскому летоисчислению обложку и титульный лист старой книги, выпущенной еще в докосмическую эру, чуть-чуть подправили, добавив обозначение дворянства и немного изменив шрифт.
Тогда очень многое переносили из прошлого в настоящее, чуть-чуть подправляя.



Название: Счет к сопернице
Фандом: Legend of the Galactic Heroes.
Герои: маркиза Бенемюнде, барон Флегель.
Тема: Жажда мести.
Объём: 461 слово
Тип: джен, гет
Рейтинг: PG
Саммари: отставленная фаворитка императора наблюдает за новой счастливицей.

Веер из султанов серебряной цапли - драгоценнейшее изделие. Правильно обработанные перья сверкают, как зеркало. Можно не только скрыть свое разгневанное или испуганное лицо, но и овладеть собой, придав ему подобающее выражение.
Поэтому и дорожат такими веерами придворные дамы.
Но маркиза фон Пенемюнде не в силах улыбаться и унять дрожь в руках.
- Маркиза, - шепчет баронесса фон Вестфален. Ее глаза задорно поблескивают над веером – попроще, страусовым. – Не глядите на фройляйн фон Мюзель… то есть на графиню …
так пристально, иначе кое-кто подумает, что вы хотите сжечь ее взглядом.
Маркиза молчит, сжимая губы, - боится, как бы не сказать что-то грубое или, по крайней мере, нелюбезное. И по-прежнему, не отрываясь, глядит в дальний конец залы. Баронесса, негромко рассмеявшись, отходит от неприветливой собеседницы. Ее уже поджидает кавалер.
- Благодарю вас, - слышен ее голос. – Вы были бесподобны в сегодняшнем полонезе, и за это я награжу вас туром вальса.
Маркиза сильнее сжимает хрупкий веер. Конечно же, баронесса решила ее уколоть, поэтому и говорит так громко. Подумать только – сколько лет она возглавляла полонез в паре с его величеством, и вот теперь ее место заняла какая-то девчонка едва ли не с улицы. А потом еще пришлось быть ее визави, а после – терпеть насмешки мужчин и притворную жалость дам, за которой так ясно видно злорадство.
- Позвольте пригласить вас на танец, - маркиза смотрит на подошедшего кавалера.
Барон Флегель любезно улыбается, но в глазах у него сочувственная насмешка.
- Благодарю, но я не танцую, - холодно отвечает маркиза.
- Не танцуете? О, я понимаю, вы устали.
Конечно же, теперь он разнесет по всему двору, что маркиза стала уставать и вообще – стареет. Недаром ее сменили на молодую.
- Я не устала, просто у меня нет настроения танцевать, - медленно, опустив веки, говорит она.
- О, да, я понимаю, - Флегель кивает своей грубо остриженной головой. – В наше время при дворе вращается столько выскочек, что право, лучшим людям остается удалиться. Я вот собираюсь поступить на военную службу.
- Вам пойдет мундир, - дежурный комплимент звучит сухо. Маркиза смотрит не на собеседника.
Император проходит мимо, держа новоявленную графиню под руку. Маркиза не может не признать, что девчонка определенно неплоха. Сносная походка, изящная прическа, туалет подобран со вкусом.
И мордашка милая и невинная: глазки потуплены, ресницы опущены, на щечках румянец. Маркиза тоже была такой – пока не почувствовала, что милые манеры вот-вот станут смешными ужимками. Стоило ей стать собой – и его величество немедленно к ней охладел.
Но ничего, она уж позаботится о том, чтобы опозорить девчонку перед всем двором. Она еще за все заплатит.
За пренебрежение императора. За боль, которую даже тайком нельзя выплакать, потому что утром лицо должно быть безупречно. За тщетность ежедневных трудов у зеркала в бессмысленных попытках остановить время. За шепотки за спиной и открытые насмешки.
И даже за веер, который переломился в руке, ты ответишь, Аннерозе фон Грюнвальд.

Название: Снегопад
Фандом: Legend of the Galactic Heroes.
Герои: Райнхард, Аннерозе, Кларибель, Себастьян
Тема: Снег
Объём: 438 слов
Тип: джен,
Рейтинг: PG
Саммари: в один снежный день семья фон Мюзель возвращается домой, еще не зная, что произойдет через несколько минут.

Снег валит громадными хлопьями, пушистыми, как летние хризантемы.
Аннерозе ловит одну снежинку на белую варежку и осторожно нюхает — может, они и пахнут, как цветы.
Снежинка и вправду пахнет, но не свежестью, как хризантема, а тревожным и злым холодом.
Аннерозе торопливо отряхивает варежку.
— Райнхард! — негромко зовет она. — Не бегай, пожалуйста, осторожнее!
Но Райнхард не слышит. Он вприпрыжку бегает вокруг лавки, хватает ручонками снег и громко смеется. Да и как еще себя вести здоровому мальчонке лет четырех от роду, который первый раз в жизни гуляет под настоящим снегопадом.
Аннерозе понимающе улыбается, но смотрит в оба.
Звенит дверной колокольчик: мама и папа вышли из лавки.
— Ну как? — улыбается папа. — Вы себя хорошо вели?
— Хорошо, — на морозце не видно, что Аннерозе слегка покраснела.
— Хорошо, говоришь? — отец наблюдает, как Райнхард копошится в высоченном сугробе. — Ну тогда пошли домой. Давай, Кларибель, я понесу? — он старается забрать у жены бумажный пакет.
— Мама, давай лучше я понесу, — просит Аннерозе. — Я уже большая, не уроню.
— Я понесу сама, — чуть строго говорит мама, — а ты, Аннерозе, смотри за Райнхардом. Позови его, мы идем домой.
Но Райнхарда не дозовешься. Он успел вволю набегаться и теперь, звонко хохоча, кувыркается в пушистом сугробе.
— Райнхард, — Аннерозе тянет младшего брата за руку. — Мама и папа ждут.
Райнхард вырывает у сестры руку и продолжает кататься по снегу.
— Райнхард, ну вставай же, — упрашивает Аннерозе, стараясь поднять расшалившегося брата.
Он все смеется и кувыркается, отталкивая сестру ручонками и пороша ей глаза снегом. Аннерозе отряхивается и продолжает уговаривать брата.
— А пойдем-ка мы домой, — предлагает папа, хитро глядя на Аннерозе. — Пойдем домой, а Райнхард пусть остается тут.
— Себастьян, — укоряет мама. — Нельзя же так.
— Можно, пойдем дочка, — зовет отец.
Аннерозе непонимающе переводит взгляд с отца на брата и обратно. Ей непонятно, шутит он или всерьез собрался оставить Райнхарда.
— А я первый домой прибегу! — кричит Райнхард и вскакивает на ноги. — Спорим, спорим, спорим?
Он стрелой бежит вперед по заснеженному тротуару.
- Ох, Райнхард! – то ли облегченно, то ли испуганно восклицает Аннерозе. – Райнхард, стой!
Но разве его удержишь!
- Райнхард, осторожнее! – Аннерозе несется за братом. Кларибель тоже порывается броситься за своими детьми, но муж нежно и крепко опускает ей руку на плечо.
- Не стоит, - шепчет он. – Райнхард мальчишка, пусть бегает.
Кларибель не переходит на бег, однако ускоряет шаг и, не отрываясь, глядит вперед.
Под ноги она не смотрит, и Себастьян поддерживает жену, не давая поскользнуться на свежем снегу.
***
Надо спешить, и молодой граф ведет машину на максимально дозволенной скорости, проклиная снегопад. На скользкой дороге заносит, каждый поворот дается с трудом, в лобовое стекло почти не видно пути, не спасают даже дворники.
Одно хорошо с этим снегопадом – он загнал в дома всех горожан. Нечего бояться, что кто-то окажется на проезжей части.

запись создана: 22.10.2012 в 14:05

@темы: .I.1 Эмоции, .III.4 Погода, .IV.2 Текстуры, #fandom: Legend of the Galactic Heroes, Legend of the Galactic Heroes: фандом в целом.(табл.100)

---

3/50

[Реган Соул]

Название: Спустя всё это время
Фандом: Teen Wolf
Герои: Скотт/Эллисон, Эллисон/Лидия, Джексон/Лидия
Тема: Навязчивые воспоминания
Объём: 581 слово
Тип: гет, фемслэш
Рейтинг: G
Саммари: Эллисон замужем за Скоттом, но не может забыть Лидию
Авторские примечания: AU без оборотней

Эллисон помнила день, когда впервые переступила порог школы Бикон Хиллс. Она часто переезжала и знала, что новеньких редко встречают с распростёртыми объятиями. Она ждала, что её будут ненавидеть, станут смеяться и подшучивать, а, может быть, первые полгода оставят в "зоне отчуждения".
Эллисон никак не ожидала, что другая девушка (по всем показателям - "королева школы") сама подойдёт к ней и предложит быть гидом. А потом решит, что они обязательно должны подружиться.
Если бы на пути Эллисон не оказалось бы Скотта, если бы она не влюбилась в него с первого взгляда, если бы у Лидии не было Джексона (соотвественно статусу, конечно, капитан команды по лакроссу и королева школы - идеальная пара), если бы... слишком много "если бы", которые сразу и навсегда провели черту в их отношениях. Они подруги, они могут ходить на пробежку вместе, могут спать в одной кровати, могут обниматься и целовать друг друга в щёку (или чмокаться губами при встрече), но не подразумевать под этим ничего другого.
Эллсон хотелось, чтобы они подразумевали... но одновременно хотелось оставаться и со Скоттом, чувства к которому менялись, но не угасали полностью даже во время серьёзных ссор и расставаний.
Когда они обе закончили школу, то поступили в один колледж и стали соседками по комнате (Эллисон попросила обменяться, когда её подселили к другой первокурснице и настояла на том, чтобы это была именно Лидия). В то время отношения со Скоттом перешли в стадию: "Нам нужно друг от друга отдохнуть", а Джексон уехал учиться в Лондон, дав понять, что школьная любовь закончилась вместе со школой.
— Ты думала о том, что мы могли бы быть вместе? — спросила как-то раз Эллисон. — Больше, чем подруги или соседки по комнате.
Она долго думала, как начать этот разговор, но решила попробовать напрямую.
— В смысле? — Лидия подняла голову от учебника. — Ты намекаешь о том, что все в колледже экспериментируют со своим полом или что?
— Нет... да... я не об этом!
— Мне бы не хотелось, чтобы ты чувствовала себя виноватой перед Скоттом, когда вы опять сбежитесь, — сказала Лидия и отложила книгу, — или ты хочешь сказать, что между вами всё-таки "всё"?
Эллисон помотала головой прежде, чем успела подумать.
— Я люблю тебя, — сказала она, чувствуя себя беспомощно.
— Я тоже тебя люблю... но не уверена, что нам стоит продолжать этот разговор. Ты же знаешь, в отношениях со мной выжить может только кто-то, у кого в мозгу две извилины.
— Не говори так!
Лидия пожала плечами.
— Это правда. Я просто не создана для постоянных длительных отношений. И дело вовсе не в тебе, Эллисон.
Но, конечно, Эллисон чувствовала, что дело именно в ней.
Потом Лидия уехала учиться во Францию, что было даже смешно, если вспомнить о том, что там жила вовсе не родня Мартинов, а родня Арджентов... и на расстоянии стало труднее поддерживать связь. Впрочем, годы спустя, Эллисон думала, что сама всё испортила, тогда заговорив с Лидией. Но, как подруга и отмечала, отношения со Скоттом наладились и на кое-какое время новая волна влюбленности отвлекла от всего остального... они не успели оглянуться, как обнаружили, что назначена дата свадьбы, среди гостей была и Лидия, и Джексон, и все их друзья из Бикон Хиллс... но именно Лидия не приехала, послав огромное письмо с извинениями и пожеланиями счастливой совместной жизни.
Эллисон не могла сказать, что она несчастлива. Нет и нет, она любила Скотта, а Скотт любил её... только порой мучили воспоминания о всех днях, проведенных с Лидией, обо всех минутах, когда они делились самым сокровенным, о той связи, что была между ними.
— Так бывает, — говорила Эллисон сама себе, — бывает, что тебя любят меньше, чем любишь ты.
Но ей всё равно было горько. Даже спустя всё это время.

@темы: .I.5 Хёрт/комфорт, #fandom: Teen Wolf, Teen Wolf: Эллисон, Лидия.(табл.50)

---

13/30

[Vihrie]

Название: Похожи
Фандом: Akatsuki no Yona
Герои: Юн-Хо, Гун-Те, Хак
Тема: челюсть
Объём: 897 слов
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Саммари: «У беззаботной Юн-Хо лишь одна была печаль, скрытая складками дорогой шёлковой ткани, спрятанная за искусной вышивкой платья; одна печаль, чьи следы на лице скрывал умелый макияж и яркие цветы, оттеняющие нежность кожи».

Они были похожи — её муж и тот юноша из клана Ветра. Одинаковые волосы, разрез глаз, брови... Это сходство не было заметным, но внимательный взгляд женщины не мог его упустить.
Юн-Хо наблюдала за их столкновением со зрительских мест, волнуясь за Гун-Те, пострадавшего в предыдущей схватке. Рана была несерьёзной, но если он будет излишне усердствовать в поединке, положение может ухудшиться. Юн-Хо попыталась и вовсе отговорить его от участия, но ей сразу же было ясно, что Гун-Те не откажется.
И теперь она могла лишь смотреть, как он сражается, до боли стискивая в ладонях вышитый шёлком носовой платок, не предназначенный для такого небрежного обращения.
Обманный выпад, мощный удар сверху вниз. Уклонение от взмаха. И вот, меч и копьё скрестились, огласив всю арену трепещущим и терпким звоном стали. Зрители замерли, и в полной тишине был отчётливо слышен звук, с которым меч Гун-Те, выбитый у него из рук, воткнулся в землю. А потом... Потом трибуны оглушительно взревели, поражённые происходящим — глава клана Земли, только что повергнувший одного из самых сильных бойцов Коуки, Джу-До, в свою очередь был побеждён. И кем?! Каким-то мальчишкой.
Но Юн-Хо была рада, что всё наконец-то завершилось. Платок выпал из её ослабших рук, увянувшим цветком распластавшись возле подола платья.
— Мы с самого начала были в неравных условиях. Этот поединок должен быть отменён, — нахмурившись произнёс Хак.
— С чего бы это? — усмехнулся Гун-Те, вставая на ноги похлопывая своего противника по голове, как малого ребёнка. — Радуйся, что победил.
— Мне не нужна победа над раненным.
У них были похожие голоса, чуть грубоватые, с дерзкими интонациями.
— Знаешь, на твоём месте я, возможно, сказал бы то же самое... Но лучше заткнись и прими свою победу!

***

— Эй, Мундок, этот твой Хак — настоящий зверь. Хотел бы я посмотреть на него на поле битвы.
Мундок довольно усмехнулся в свою поседевшую бороду. Теперь не было нужды волноваться за будущее клана: Сон Хак доказал, что станет достойным главой, когда придёт время.
— А отдай-ка его в клан Земли.
— Обойдёшься! — последовал немедленный возмущенный ответ. Такое абсурдное предложение было, конечно, вполне в духе Гун-Те... Но он имел на него больше прав, чем сам мог бы подумать. И именно поэтому Мундок ответил немедленным отказом.
— Шуток не понимаешь... Слушай, он же твой приёмыш? А кто его настоящие родители?
— Зачем тебе это?
— Я хочу знать, — пожал плечами Гун-Те.
— Это неважно. Прошу меня простить, — слишком резко для такой ситуации произнёс Мундок, выходя прочь из комнаты.
Ли Гун-Те никогда не знал и не должен был узнать, кем на самом деле ему приходится Сон Хак. Это была тайна, которую Мундок надеялся унести с собой в могилу.

***

— Как ты? — заботливо осведомилась Юн-Хо. Врач недавно сменил повязки на ранах Гун-Те, и он выглядел бледнее обычного.
— Ван зудит, что мне ещё пару дней нельзя вставать. Вот занудство.
— Он прав, тебе нельзя перенапрягаться, — улыбнулась женщина, привычным жестом прикасаясь к лицу мужа. Он сжал её руку, поцеловал тонкие пальцы и запястье, слегка ущипнув кожу. Такие моменты нежности были нередки между ними, но каждый из них заставлял Юн-Хо трепетать.
— Я хотела сказать тебе спасибо.
— За что?
— За то, что ты уступил на том поединке с Сон Хаком. Ван сказал, что ты мог бы потерять много крови, если бы продолжил сражение. Но я знаю, что ты не проиграл бы так просто, если бы не намеренно ослабил свою волю, правда?
— Прости, но я сделал это не ради тебя, так что и благодарить не за чем.
Юн-Хо знала ту улыбку, что появилась на его лице. Так Гун-Те улыбался, когда встречал достойного противника. Но сейчас он улыбался всё же немного иначе. В его выражении, в голосе было что-то новое, непривычное.
— Тот парень — гений. Он был достоин победы, хотя мне жаль, что я не мог сразиться с ним, используя всю мою силу.
Едва заметная затаённая гордость. Не за себя, за Хака. Откуда она?..
— Обычно ты не любишь проигрывать...
— Ты права. Но достойных противников надо признавать. Знаешь, я бы хотел, чтобы у меня был такой сын, как он.
Руки Юн-Хо безвольно пали на колени, нервно скомкали подол платья. Своими внезапными словами Гун-Те невольно задел ту из струн её души, что болезненно откликалась на прикосновения.
«Может быть, он и впрямь твой сын», — захотелось произнести Юн-Хо, вспомнившей о том голосе, о тех глазах, так напомнивших ей мужа, о тех одинаково упрямо сжатых челюстях двух мужчин, не желающих соглашаться друг с другом.
Но вместо этого она прикусила губы и, наконец, нашла в себе силы слабо улыбнуться:
— Я буду молиться, чтобы боги послали мне сильного и отважного ребёнка.

***

Раньше у беззаботной Юн-Хо лишь одна была печаль, скрытая складками дорогой шёлковой ткани, спрятанная за искусной вышивкой платья; одна печаль, чьи следы на лице скрывал умелый макияж и яркие цветы, оттеняющие нежность кожи.
Юн-Хо была замужем уже несколько лет, но детей у неё не было.
Она предпочитала спокойно ждать, пока придёт время. Но после того разговора с мужем это стало намного сложнее, чем раньше. Должно быть, он действительно мечтал о наследнике, которого Юн-Хо не могла ему дать. Не могла исполнить то желание, исполнение которого сделало бы Гун-Те счастливым.
«Скажи, почему вы так похожи? Нет, не говори почему, скажи лучше, зачем? Зачем ты явился? Зачем ты заставил его признать тебя достойным? Зачем ты... его сын?»
В глубине души Юн-Хо начало расти тёмное чувство, противоречащее её светлой сути, словно червоточина в гладком яблоке. И она знала, что теперь эта червоточина никогда не исчезнет.

@темы: .I.4 Тело, #fandom: Akatsuki no Yona, Akatsuki no Yona: фандом в целом.(табл.30)

---

12/30

[Vihrie]

Название: Жена главы клана
Фандом: Akatsuki no Yona
Герои: Юн-Хо, Гун-Те
Тема: равнина
Объём: 318 слов
Тип: гет
Рейтинг: G
Саммари: У Юн-Хо было счастье, спокойное и бескрайнее, как равнина, которая принадлежала клану Земли.
Примечание: возможно, это больше похоже на character study, чем на полноценный фик. Продолжением является следующий фик - «Глава клана Земли».

Почвы во владении клана Земли обильны, если снабдить их достаточным количеством воды и тепла. Возделай эту ровную мягкую землю, брось в неё семя, и урожай будет достойным, а твои усилия невелики — природа сделает всё за тебя.
Когда приходила пора собирать зерно, земледельцы каждый раз с радостью благодарили щедрость земли. Юн-Хо понимала это чувство, хотя была женщиной благородного происхождения и на полях не работала: её любимые чайные плантации были не менее плодородны.
Иногда ей казалось, что в этом была вся её жизнь. Судьба была той землёй, что щедро одарила её: она получила многое, если не всё, не прилагая к этому никаких усилий. У неё было счастье, спокойное и бескрайнее, как равнина, которая принадлежала клану Земли. У неё было столько милых вещиц, сколько она не пожелала, и её чай с цветочным ароматом. А ещё у Юн-Хо был Гун-Те.
Впервые увидев десять лет назад тогда ещё молодого главу клана, Юн-Хо сразу же влюбилась. Но все девушки влюблялись в него: и крестьянки, и благородные дамы. А женился он лишь на Юн-Хо, поддавшись на уговоры её довольно влиятельных родителей и своих советников, которые настаивали на том, что без жены главе клана никак не обойтись.
Она стала его женой, а муж и жена должны любить друг друга, в этом Юн-Хо была совершенно уверена. И он полюбил.
Единственной заботой Юн-Хо стало желание, чтобы Гун-Те был счастлив так же сильно, как она.
— Быть такой счастливой — это, в своём роде, талант. Так можешь только ты, — посмеивался он, ероша её пушистые волосы.
И её светлое счастье продолжалось, изредка омрачаясь лишь мелкими неурядицами.
Но если бы она посмотрела внимательнее, то поняла бы, что всё далеко не так безоблачно, как она привыкла себе представлять. Она могла бы найти себе тысячи поводов для беспокойства и тревоги, но предпочла закрыть глаза и по-прежнему жить без забот. Быть может, это было не мудрое решение, но самое естественное для неё, выросшую в клане Земли, где почвы так обильны и плодородны...


Название: Глава клана Земли
Фандом: Akatsuki no Yona
Герои: Гун-Те, Юн-Хо
Тема: горы
Объём: 350 слов
Тип: гет
Рейтинг: G
Саммари: «Горы любят сильных и отважных. Горы любят тех, кто любит горы». (Х. Байрамукова)
Примечание: составляет своеобразный диптих с фиком «Жена главы клана». Так же, как и предыдущий фик, похоже на character study

К северу от столицы Коуки была расположена империя Кай, от века к веку несущая угрозу лишь одним своим присутствием. Сначала её жителей считали дикарями, способными только на мелкие набеги, которые, тем не менее, могли нанести немалый вред уроженцам севера Коуки. Потом оказалось, что соседняя цивилизация развивается быстрее, чем все прочие, но при этом не становится менее воинственной.
Коука и Кай — два вечных врага, чьи перемирия всегда носили временный характер, и могли в любой момент быть прерваны неожиданным нападением.
Но клан Земли, несмотря на то, что он делил границу с одной их провинций Кай, эти беды обошли стороной. От враждебной империи, а также от вредных ветров, которые могли бы навредить их посевам, и от множества других опасностей их отделяла огромная горная цепь.
Люди клана были счастливы. Гун-Те мог спокойно оставить их позади, отправляюсь на очередную войну: когда престолом владел его величество Юхон, они были нередки.
В те времена завоевания ради правителя, которому он служил, были частью смысла жизни Гун-Те. Глуп тот, кто бросаясь на противника оставляет без защиты самое дорогое, но у Гун-Те был надёжный заместитель: горы оставались защищать клан вместо него.
Горы стояли, как стена, но могли и убивать. А в их недрах скрывались несметные сокровища, о которых, впрочем, при Гун-Те на некоторое время забыли... До тех пор, как не настала пора его свадьбы.

Тогда он преподнёс своей юной по сравнению с ним невесте, внешне выглядевшей совсем как девчонка, прекрасные изумрудные серьги, ожерелье и пару массивных браслетов: украшения, казавшиеся слишком тяжеловесными для такой девы. Но то был не просто подарок — то была попытка показать, что по-настоящему дорого его сердцу. И если Юн-Хо не поняла этого, то, во всяком случае, почувствовала всей своей душой, которая была так отзывчива и безмятежна.
Гун-Те дарил ей драгоценности и позже — теперь уже те, что лучше подходили её жизнерадостному и нежному нраву. Но те самые украшения из изумрудов, что она получила в день своей свадьбы, были для неё дороже всех.

Равнины были обширны и плодородны, горы — могучи и прекрасны. Но только вместе они составляли то целое, что отличало их от всех прочих. Только вместе Гун-Те и Юн-Хо стали истинной опорой клана Земли.

@темы: .III.5 География, #fandom: Akatsuki no Yona, Akatsuki no Yona: фандом в целом.(табл.30)

---

28/100

[Горбач]

Название: Звери
Фандом: One piece
Герои: Кид, Хоукинс. Хоукинс/Кид подразумевается в перспективе
Тема: IV-2, шерсть
Объём: 1326 слов
Тип: джен
Рейтинг: R за графическое убийство животного
Саммари: О шубе Кида. И немного о том, что он тоже совсем не одуванчик, а вообще лютик.
Авторские примечания: Тоже не слишком приятный текст. Но такие жестокие фаноны.

Прочитать.

Хоукинс любил природу и натуральные материалы, во всём, даже если это выходило за рамки абсурда. Хоукинс даже использовал специальные вилки, отшлифованные из крепких животных костей. Хоукинс часто заглядывался на шубу Кида и задавался вопросом: из какой дряни она сделана, мягкий ли у неё мех, и чем он покрашен. Однажды за обедом, когда Хоукинс уже съел свою порцию сердец, сваренных в молоке, а у Кида ещё была почти полная тарелка супа с вермишелью, Хоукинс потрогал шубу. Шёл относить тарелку, конечно, из чистого дерева, и по дороге остановился у места, на котором сидел Кид. Стоило оценить, среди своих пиратов он не показывал своё превосходство такими примитивными вещами, как место во главе стола (во главе стола сидел Киллер) - пираты Кида сами по себе чувствовали превосходство Кида и поклонялись ему в глубине своих душ, как настоящему Богу. А в реальности сажали где-то в середине стола и воровали из его тарелки, подливали в его стакан вино вместо рома, стучали ложками по руке или затылку, якобы случайно. Пираты Кида очень любили Кида, и Кид в их компании хмурился от слабых ударов, возмущался воровству еды, но был совершенно счастлив.
Хоукинс шёл за его спиной и остановился, провёл рукой по вороту и, поразившись мягкости, далее, впиваясь пальцами в шерсть. Замер на лопатках, и Кид обернулся с выражением недоумения и интереса на лице. Хоукинс посмотрел на него сверху вниз с деланным высокомерием и спросил:
- Что за шуба?
Кид вскинул бровь, отставил тарелку и развернулся всем корпусом.
- Нравится шубка? - проговорил Кид с искренней гордостью, наглостью, но Хоукинс не шелохнулся.
- Из кого она? - спросил он, и Кид оскалился.
- Грифоны! Обитали в моих краях. Я лично свалил штуки три, чтобы сделать эту шубку. И ещё одну, но та уже пропала.
Кид сиял гордостью, а Хоукинс перебирал пальцами, вспоминая удивительный мех, завораживающий своей структурой. Мягкий и гладкий. Хоукинс знал о грифонах только по книгам, которым никак не нельзя было доверять, и потому безо всякого стеснения спросил:
- Что представляют из себя грифоны?
Кид улыбнулся ещё шире, добрее, и зыркнул на одного из своих пиратов, сидящих рядов. Тот цокнул языком, но послушно встал, вместе со своей тарелкой и стаканом Кида. Кид похлопал по скамье рядом с собой, и Хоукинс, для вида задумавшись, присел, устроил тарелку на столе, пододвинул к себе чей-то стакан, полный до краёв красным винным маревом, к которому ни разу даже не притронулись. Кид глубоко вдохнул, и все взгляды устремились на него в нетерпении. Хоукинс тоже смотрел, со сдерживаемым интересом. Он был немного поражён тем, насколько весомая Кид фигура для тех, кто окружает его постоянно. Пираты Кида готовы были ловить каждый вздох Кида, хотя он не начал ещё говорить, а они безуспешно притворялись, что не слушают.
- Грифоны - такие громилы, - начал Кид со смешком. - Метра четыре в холке, когти - всё равно что ножи. Кстати, это и были мои первые ножи. Не очень прочные, но каков аксессуар! Клюнет - руку оторвёт, а если в темя, только бы не в темя, - выжить ни шанса. Грифоны - такие твари: морда птичья, тело будто ото льва, и ещё крылья - какие крылья! В размахе метров шесть. Опасные и кровожадные громадины, хуже стервятников. Обычно у них оперение жёлтое, а тело такого грязного, песочного цвета. Но иногда рождаются такие особые породы: синие, фиолетовые, с золотистыми перьями или вот красные. Огненно-красные. У этих глаза не чёрные, как у обычных, а под цвет перьев и тела. И когда я одну такую тварину увидел, её красные-красные глаза... Он на меня набросился сразу, встал на дыбы, крылья распустил, закричал, так пронзительно они кричат, ой! А я смотрю, что не самка и скалюсь, едва не смеюсь, достаю из-за пазухи нож. А они боятся железа, как огня, всё равно что не горят в огне, правда не горят, эти, красные... И вот показываю ему нож, а он громче орать. Видит, что я готов. Шипит, бьёт крыльями, прицеливается, чтобы ударить в темя. Я раскачиваюсь из стороны в сторону, чтобы не дать прицелиться, они ненавидят это, подхожу к нему ближе, чтобы можно было нож метнуть не в брюхо, а между рёбра, или чтобы под ним оказаться, если опустится - так они доступнее всего, беззащитнее, чем малые дети. А тварина как чувствует - на задних лапах стоит, крыльями ворошит, не опускается. А вообще с грифонами плохи шутки. Одно неверное движение - клюнут, разорвут и сожрут. Безжалостные твари. Ну, вот стоит он на задних лапах, я замираю на мгновение всего, чтобы прицелится, а он тут же тянется лапами к моим плечам, думает уже - затопчет, клюнет! Я ставлю руку над головой, вот, шрам, да не этот мелкий, вот, - Кид взаправду указывает на один из множества шрамов на своей руке и довольно скалится. - Ставлю руку и запускаю нож ему в грудь. Отпускаю за сантиметры и тут же отхожу назад. Он успевает клюнуть, а потом как начнёт орать! Так орёт, чтобы другие грифоны слышали, чтобы помогли. Падает на землю и орёт, мечется, как ужаленный, будто правда горит. У меня из руки течёт, а я подхожу к нему и вынимаю нож, вонзаю заново, сильнее, наверняка в сердце. Грифон стонет, и его глаза красные, не тускнеют. Он будто бы остаётся живым, но онемевшим. От него веет жаром, и моя кровь падает на землю рядом. Я оставляю нож в его груди, чтобы другие грифоны не забрали тело. Они иногда берут и потом швыряют в море. Их честные похороны павших. Оставляю нож и иду к себе, а за мной - кровавый след. И другие грифоны, если прилетят вовремя, могут учуять, налететь сверху и разорвать тут же. Но я успеваю дойти до дома, зашить руку, вернуться с парнями за телом. Мы его тащим ко мне во двор на специальной "охотничей" телеге и разделываем там, варим отменное жаркое. С картофелем и какими-то овощами, девки притащили из соседней деревни как раз на днях. Они благодарные, что мы их от тварей этих иногда спасали. Вкуснющее вышло жаркое, а какая шубка!
Кид провёл ладонью по вороту своей шубы с нежностью, с заботой и каким-то уважением к существу, которое умерло ради этого. Пираты Кида смотрели на Кида с восхищением, с пьяным обожанием, а Хоукинс просто смотрел. Он не хотел признавать, что проникается Кидом. Думал поначалу, насколько прекрасно должно было быть это создание, совсем не такое, каким его описывали в ненадёжных книгах, какими восхитительными должны быть его перья и его глаза, и этот мех как бы переливался на солнце, будь тот зверь живым... А потом понимал, что так и должно быть: грифон должен был погибнуть от рук Кида, раз не смог ему противостоять. Кид был самым прекрасным и самым опасным зверем. И, может, на нём этот мех смотрится лучше, чем на изначальном своём обладателе.
- Те твои парни - твоя команда? - спросил Хоукинс, уже поднимаясь со своего места, и Кид усмехнулся в ответ.
- Нет, те сдохли. Я похоронил их в море, как и полагается воинам. А сам ушёл в плаванье.
- Я так и думал.
Кид улыбнулся ослепительно и искренне, будто бы не он рассказывал мгновение назад о смертях, будто бы не на нём лежит ответственность за них. Хоукинс знал наверняка, потому что чуял тень смерти: Кид нёс за собой шлейф загубленных жизней, преданных ему до слепого обожания. Кид должен был уничтожить каждого из них своим, особенно изощрённым способом, без своего непосредственного участия. Хоукинс также чувствовал боль в душе Кида и ни капли раскаяния. Будто бы Кид тоже знал, что так и должно случиться, и брал на себя ответственность с гордостью. Хоукинс пожелал тут же отдалиться от Кида как можно сильнее и не связывать свою судьбу с его судьбой, но наклонился за своей тарелкой. И Кид шепнул ему с напевом: "Я могу тебе показать... Перья и глаза, у меня остались. Могу рассказать об этих тварях так, что тебе понравится. Они чертовски красивые..." Хоукинс посмотрел на лицо Кида вблизи, и его глаза цвета лучистого янтаря отразили на мгновение кровавый оттенок.
Хоукинс выпрямился и кивнул. Он отдавал себе отчёт в том, что позволяет заманить себя в сети, но был твёрдо убеждён, что сможет разорвать их при необходимости. Потому что он тоже воин и тоже зверь, тоже чующий смерть, как нечто необходимое и бесконечно привлекательное.

@темы: .IV.2 Текстуры, #fandom: One piece, One piece: Сверхновые (табл.100)

---

10/30

[Vihrie]

Название: Зима в душе
Фандом: Akatsuki no Yona
Герои: Киджа (Хакурю)
Тема: белый
Объём: 182 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: Хакурю был рождён вместе с ожиданием.
Примечание:

Alexisonfire – Burial

Прослушать или скачать Alexisonfire Burial бесплатно на Простоплеер

Зима пришла рано, когда в деревне её ещё никто не ждал. На мгновение обожгла холодом, лишив чувствительности. Укрыла снегом крыши домов и ветки деревьев, и всё вокруг стало одинаково белым. Спрятала синеву неба за облаками...
Зима была за окном. Хакурю мечтал о том, чтобы она пришла и в его душу, принеся спокойствие, в котором так нуждалось его мятущееся сердце, истерзанное тревогой и сомнениями.
Ему было суждено провести вечность в ожидании повелителя, как и всем его предшественникам. И он ждал. Но страстное желание быть рядом с Хирюу, защищать его, служить ему медленно сжигало его изнутри...
Одинокая снежинка медленно опустилась на его драконью руку, и почему-то долго не таяла, серебром светясь на белой чешуе. Киджа смотрел на неё, зачарованный и недвижимый. Быть может, если его душа погрузится в вечный волшебный сон, то он перестанет чувствовать боль? Лёд защитит его, снег скроет от чужих глаз, и ночь станет ему могилой...
«О, зима, если ты слышишь меня... Если ты слышишь меня, то помоги мне!»
Но взывания Хакурю были напрасны. Зима была долгой, но однажды и она завершилась. И ему не оставалось ничего, кроме как продолжать ждать.

@темы: .IV.1 Цвета, #fandom: Akatsuki no Yona, Akatsuki no Yona: фандом в целом.(табл.30)