Смена логина

[Гэндальф Голубой, совратитель гномов]

Прошу отписываться в этой теме всех участников сообщества, которые сменили логин. Укажите свой старый логин и тэг Вашей заявки. (Для того, чтобы мне было проще найти Вас в списках)

Администратор

запись создана: 30.04.2011 в 23:25

@темы: !modpost

---

[D-r Zlo]

Название: "Дорога в собачий рай"
Фандом: "Все псы попадают в Рай"
Герои: Чарли, Чесун
Предупреждения: хуманизация
Тема: Гитара
Объём: 953 слова
Тип: джен
Рейтинг: G

- Ох, Господи, Чесун!
- Аушки?
- Мог бы ты НЕ играть на своей вонючей гитаре, пока я работаю?
- Пошёл ты.
И так каждый день. Каждый грёбаный, мать его, день.
Чарли бегал целыми днями, как заведенная собака. Устраивал свои дела, проворачивал мелкие и крупные мошеннические интриги, оказывался то тут, то там, но каждый раз возвращался именно в то время, когда Чесун начинал играть на гитаре. Начинающий музыкант – это всегда аудиальная смерть для всех прочих жителей дома, но Чесуна как будто бы это не волновало.
И Чарли не мог понять, бесит ли это его или же страшит.
Его друг давно впал в депрессию, и Чарли никак не мог понять, почему. Поначалу он просто тормозил сильнее обычного, долго спал и с меньшим энтузиазмом поддерживал идеи Чарли. Его это, конечно, напрягало, но не особенно пугало – в конце концов, причины могут быть абсолютно любыми. В конце концов, отравился чем-нибудь – Чесун всегда любил жрать всякую дрянь.
Но потом он купил гитару – и после этого Чарли не мог понять, куда же пропал его друг.
Нет-нет, он не стал маниакальным музыкантом: вообще-то с музыкой у него было плохо. Это Чарли что-то в ней понимал, да к тому же отлично пел – Чесун же всегда относился к ней несколько индифферентно. Он никогда не интересовался ею, не слушал её, не имел никаких предпочтений в исполнителях, и, собственно, было совершенно непонятно, зачем же он купил эту гитару, не имея слуха или хотя бы малейших представлений о музыкальной грамоте.
Но купил. И всё сильнее и сильнее впадал в пучины непонятной, необъяснённой депрессии.
Как же это бесило Чарли. Как же пугало и бесило, как пугает и бесит всё то, причины чего он не знает и что он не может контролировать.
Он пытался его расшевелить, правда, пытался.
- Нет, спасибо, - всякий раз отвечал ему Чесун.
Ох, чёрт возьми, и что он должен с ним делать?
Чарли снимал ему девочек. Вывозил с собой на задания. Язвил и оскорблял, чтобы вызвать в своём друге и напарнике хотя бы подобие оскорбленности и мотивировать его на дальнейшие действия. Прятал гитару, в конце концов!
Но ничего не изменилось. Девочки оставались неудовлетворёнными, задания он стабильно проваливал, на оскорбления Чарли реагировал вяло и необидчиво, а гитару всякий раз находил. Раз за разом, раз за разом. И вечно в этой чёртовой депрессии.
В последние дни он совершенно перестал выходить из дома. Он лежал на кровати, смотрел в потолок, и иногда – поигрывал на своей гитаре что-то ужасно кривое и фальшивое. У Чарли сложилось ощущение, что он даже почесывался просто потому, что привык это делать, а не потому что это была его неотъемлемая привычка, как раньше.
Чесун терял себя всё больше и больше, и Чарли не мог этого так оставить.
В тот вечер он был слегка нетрезв. Они отмечали с Фло день рождение одного из её приёмышей – точнее, это они отмечали. Чарли не хотел на них тратиться, но пришлось, раз уж залетел туда. Вечер прошёл удручающе – Фло, конечно, не напоминала ему об их расставании, но и виду не подавала, что они когда-то были вместе. И дети, дети, куча детей. Чарли их любит, конечно… впрочем, что ему врать, ему просто на них наплевать. Не бесят, правда, но и интереса никакого не вызывают. А тут – куча детишек, постоянно требующих внимания от дяди Чарли и категорически не умеющие проигрывать: доброта Фло когда-нибудь обернётся против неё. И теперь он, пьяный и злой, слегка пошатываясь, вошёл в дом.
Было тихо. Чарли замер на пороге: Чесун иногда немного опаздывает, может, сейчас он начнёт бренчать на своём грёбаном бревне…
Ни черта. Тихо как в Раю.
Чарли, не разуваясь и не раздеваясь, протопал в их комнату – она была одна, большая и полуразваленная, большего они позволить себе не могли, хотя Чарли старался, - и резко открыл дверь.
- Чесун, я вернулся, и я хочу жрать! – громко воскликнул он, ожидая, что его ленивая задница друг сейчас спокойно себе дрыхнет.
Ни черта. Обе кровати пусты: на одной лежала проклятая гитара Чесуна, на другой – раскидана еда, подогретая пицца и ещё какое-то говно.
Чарли в панике подошёл к кровати. Ушёл? Нет, он видел его обувь в прихожей, не мог он босым уйти. Карфейс и его парни? Сомнительно, Чесун бы отбивался, да и в квартире было бы всё перевёрнуто... Может, вышел покурить? Но куда?
Чарли пробежался по комнатам: заглянул в ванную, туалет, на кухню – нигде, нигде не было этого чёртового придурка. Паника всегда доходила до Чарли медленно – сейчас же было её преддверие: голова его была абсолютно чиста и мысль сменяла одну другой:
«Позвонить Тупорылу. Попросить его обзвонить друзей Чесуна. Позвонить им самому. Уточнить, не у них ли он. По возможности, поднять народ. На время придётся прятаться у Фло – если Карфейс в этом замешан. Ох, Чесун, где ты пропадаешь, идиота кусок?!».
Он ещё раз подошёл к постели Чесуна, и только сейчас обратил внимание на бумажку, лежащую на гитаре. Поначалу он её принял за мусор, но затем, присмотревшись, понял, что это стикер, на котором было что-то написано. Чарли резко сорвал стикер с гитары и прочитал написанное вслух:
«Чарли, дружище, пока. Ты тот ещё засранец, должен тебе сказать. Не скучай, я в собачьем Раю. Мне тут будет хорошо. До встречи!».
- Обкурился, что ли? – ошалев, произнёс Чарли. Какую дурь выкурил Чесун и, главное, где он её достал? Неужели этот идиот, его лучший друг, совсем ушёл к хиппи и взял у них каких-нибудь весёлых грибов? Похоже на то. Но тогда почему он ушёл без гитары? И что за херню он тут понаписал?...
Нет, нет, его определенно надо было ловить.
Чарли, помедлив, положил бумажку к себе в карман. Затем он взял свой телефон, набрал номер Тупорыла и, пока происходил дозвон, с ненавистью смотрел на гитару Чесуна.
Ужасная, ужасная вещь. Её непременно нужно было выкинуть, уничтожить. Чтобы, когда он найдёт Чесуна, он не сошёл с ума ещё больше.
И что за собачий рай, кстати? Это что, эвфемизм?
- Тупорыл? Мне нужна твоя помощь: пропал Чесун…

@темы: .IV.5 Звуки, Disney, полнометражки. (табл.100), #fandom: Disney

---

[D-r Zlo]

Название: "Герой"
Фандом: "Вольт"
Герои: Вольт, Пенни
Тема: Герой
Объём: 940 слов
Тип: джен
Рейтинг: G

Впервые в жизни Вольт плакал.
Он бегал вокруг Пенни, облизывал ей лицо и скулил. Пенни лежала не шелохнувшись, и пахло от неё очень плохо. Так пахнут обычно жареные сосиски на кухне, но только Пенни – совсем не сосиска.
Он протащил её в зубах практически до самого выхода, где их и обнаружили. Их с трудом вытащили из огня; Вольт лаял и вырывался из рук спасателей, бросаясь в сторону лежащей на земле Пенни.
Он одновременно сходил с ума от страха и пребывал в состоянии отчаянной и возбужденной отваге.
Кто-то из пожарников посоветовал поставил его не землю, и Вольт пулей кинулся к переноске, куда переложили тело Пенни. Его схватили за ошейник, и только это удержало собаку от того, чтобы прыгнуть вслед за Пенни в машину Скорой Помощи.
Должно быть, это и хорошо. Наверное, ему действительно не стоило бы там быть.
- Пойдём, Вольт, - толкает его в бок Варежка. – Ну, пойдём же…
Только это заставило его остановиться – и то пёс смотрел не на Варежку; он смотрел на уезжающую машину.
Вольт до сих пор чувствовал запах палёного мяса и горелой одежды: Пенни не была охваченной пламенем, но обожглась она знатно. Он до сих пор ощущал на языке сладкий привкус пота – он же пытался её вылечить, сам, своими силами!
А в итоге её всё равно увозят. Как тех раненых, которых он видел при съемке фильма – только те были не настоящими…
Вот это было настоящим.
И это было самым страшным.

В больницу его не пускали. Туда, говорят, вообще не пускают собак. В своей кино-реальности Вольт мог пробраться в любое помещение – что он и пытался сделать, проникнуть к Пенни через вентиляцию. Его поймали и отвезли обратно, а там – просто не выпускали на улицу. На цепь не сажали – всё-таки переживали за собаку. Тем более что слава о нём как о псе, попытавшемся спасти девочку, распространилась по всему городу, и люди просто бы этого не поняли.
Вольт сходил с ума от тоски и страха.
Хорошо, что рядом с ним в этом время была Варежка – и был Рино. Он, конечно, раздражал, но это всяко лучше, чем быть одному – вот этого Вольт и не выносил.
- Ты герой, Вольт, - утешала его Варежка. – Настоящий герой. И ты не виноват.
- Да, особенно в том, что Пенни теперь в больнице, - саркастически отвечал ей Вольт.
Этого он не мог себе простить. Ни за что. И был уверен, что никогда.

Однако он ошибался: через некоторое время (дни или недели – Вольт не чувствовал времени, как любая собака) бабушка открыла дверь и сказала, что он может идти вместе с ней, к Пенни. Пёс тогда не находил себе места от счастья: он скакал, он прыгал, он мчался, едва не сбивая несчастную бабушку. Поводок на его шее был натянут до предела, и был готов лопнуть, уронив тем самым несчастную женщину и дав возможность Вольту помчаться вперёд со скоростью света.
Пенни действительно выходила из больницы, когда они пришли. Она выглядела и вела себя немного необычно: шла неуверенно, в руке её была какая-то трость, а на глазах – очки, которых она не носила никогда в жизни. Но да какая разница, если она почти не пострадала и выходит из больницы!
Вольт кинулся к ней, громко и счастливо лая, и только последние силы несчастной бабушки удерживали его от прыжка на хозяйку.
- Вольт? – тихо произнесла Пенни и улыбнулась. Она опустилась на корточки. – Ко мне, Вольт!
Его отпустили, и он сшиб девочку, положив лапы ей на плечи и облизывая лицо. Пенни смеялась, но что-то в ней было не так – что-то напрягало счастливого Вольта в её взгляде.
Он был направлен не на него – он был направлен в никуда.
Вольт слышал, как позади стоят родители Пенни: мама плакала и причитала «Девочка моя», а побелевший папа слушал болтовню врача.
Пёс остановился и с недоумением поглядел на Пенни. У неё остались ожоги – не на лице, на руках, и те должны пройти, но что-то было такое в её глазах… Нехорошее. Очень нехорошее.
- Ну всё, Вольт, - дружелюбно сказала Пенни, пытаясь в своём голосе скрыть тревогу – Вольт умел слышать такие вещи. – Теперь мы с тобой будем снова вместе.
Она начала подниматься, опираясь на шею Вольта. Кто-то из взрослых кинулся к ней и помог.
Вольт по-прежнему не понимал, что происходит.
- …Вольт ведь умеет это делать?
- Эээ, видите ли, нет, - родители переглянулись.
- Но он отличный пёс! – воскликнула Пенни. – Его можно обучить!
- Ну что ж, если Ваша девочка не хочет с ним расставаться, то, наверное, его следует оставить. – Врач с сомнением посмотрел на Вольта. – Но я бы, на вашем месте, взял бы настоящую собаку-поводыря.
Поводыря! От этих слов у Вольта перехватило сердце.
Выходит, она… Выходит, Пенни не зрячей, чем крот в подземелье? Неужели она ослепла? Но нет, такого просто быть не может, это какая-то ошибка! Пенни не может быть слепой, это всё ошибка!
И Вольт сердито гавкнул на вздрогнувшего врача. Разумеется, это всё он, он ошибся! Мало ли Вольт их знает! Ну сейчас он ему покажет…
- Вольт, прекрати! – и только голос Пенни остановил его перед разборкой с этим очкастым эскулапом. – Всё в порядке, правда. У нас всё получится.
Вольт с сомнением посмотрел на свою хозяйку. Она улыбалась – кажется, ему, а ещё кажется, что в пространство. Непонятное что-то. И как тут верить, если она… такая?
Впрочем, раз Пенни говорит, значит, они действительно справятся. Иначе и быть не может.
Вольт в последний раз свирепо посмотрел на врача и показательно подошёл к Пенни. Она взялась за поводок, пока её родители общались с врачом – уже, кажется, совсем-совсем закончили, только лишь уточняли, сколько раз приходить к нему.
Вольту придётся обучаться новой роли, которую он никогда до этого не играл: но пёс был абсолютно уверен в себе, и он верил, что непременно справится с ней лучше всех. Ради Пенни, сказавшей ему такие теплые слова.
Она ведь полностью права, они снова вместе. Как раньше.

@темы: .II.3 Фэнтези, Disney, полнометражки. (табл.100), #fandom: Disney

---

10/30

[.Вэл]

Название: Cмех
Фандом:D.Gray-man
Герои: Токуса, Мадарао, остальные фоном
Тема: Смех
Объём: 760 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Размещение: запрещено.
Саммари: пре-канон, не улицы, но еще не Ватикан, учебные будни "Ворона".
Авторские примечания: ООС, возможно.

Мадарао никогда не смеется.
Сколько ни терзай память, насмешливая легкая улыбка, неизменная кривая усмешка и довольный оскал во время боя - все, что приходит на ум. На улицах как-то не было времени замечать или думать об этом слишком долго, а теперь, когда это время появилось, старший иногда начинает казаться каким-то другим, почти что чужим человеком.
Да и человеком ли?
Токуса недовольно встряхивает головой, спеша прогнать подальше мысли, неприятные ему самому. Совсем не то, о чем следует думать, занимаясь воровством апельсинов из садика при церкви. Их воспитатель обещал выдрать за уши и увеличить нагрузку на тренировках, если еще раз его здесь поймает. И выдрать за уши только его одного, а увеличить нагрузку - всему отряду, и за последнее Мадарао точно не скажет спасибо.
Он никогда не слышал его смех.
Выискав ветку покрепче, уцепившись - обхватив ногами и практически повиснув на ней вниз головой, сосредоточенно обрывая спелые плоды, Токуса против воли перебирает воспоминания.
Недоверчиво-холодные короткие реплики - самое начало их знакомства. Ехидная колкость, дружеская шпилька - ответ на неудачную попытку пошутить. Теплые, мягкие фразы, тщательно подобранные слова - обращение к Говарду Линку или к сестре, или к Кире и Гоши. Остро, холодно, убийственно зло сцеженная сквозь зубы угроза - врагу, противнику, слова за которыми обычно в ход пускают нож. Ровные, спокойные, учтивые и бесстрастные нотки в голосе - речь взрослого при обращении ко взрослым, тем же воспитателям, например. Злость и раздражение - ледяные точно ушат холодной воды слова во время очередного нагоняя - когда как старшему приходится исполнять свои не самые приятные обязанности. Редкая, тихая и мягкая грусть, выражающая не жалобу и не страдание, только бесконечную усталость - "что мне делать?", когда нелегкое решение уже принято. Крик, резкий оклик - предупреждающий или - это Токуса слышал лишь однажды, встревоженный, неверящий, почти испуганный.
Это он слышал лишь однажды: когда его самого пырнули ножом в бок во время взрослой драки в одном портовом кабаке - попытался кошелек под шумок стянуть у кого-то из дерущихся и очень неудачно. Правда, зацепило несильно, только кожу на бедре рассекло. Зажило и даже шрам уже давно не болит, но тот короткий, отчаянный вскрик до сих пор бережно хранится в памяти.
Однако смеха Мадарао он все равно никогда не слышал.
И это ненормально. Неправильно.
Настолько, что даже удачная кража не приносит былой радости.
И с этим обязательно надо что-то делать.
Спросить напрямую, в лоб такое может только идиот. Спрашивать у Говарда Линка, которого он все-таки чуть-чуть недолюбливает, Токуса считает ниже своего достоинства. А Кире и Гоши все равно ничего путного не скажут: младший командира просто боготворит не задумываясь - в конце концов, на улицах это Рао его и подобрал, а толстяк ответит как ребенок - "не помню", и сам крепко задумается, но от его размышлений вряд ли будет толк.
И потому после тренировок Токуса пристает к Тевак, по очень большому секрету спрашивая - ее брат вообще умеет хоть чему-то радоваться как человек? Младшая сперва не понимает, потом очаровательно хмурит брови, но все это очарование исчезает, стоит лишь ей все-таки ответить на вопрос. И Токуса закусывает губу и мрачнеет, вспоминая, что никогда не спрашивал у Мадарао как они с сестрой вообще оказались на улице. Нет, спрашивал, конечно, но ведь глупо было надеяться получить ответ на такой вопрос в самую первую встречу. Тогда ему вежливо намекнули - не твое дело, и больше он вопросов не задавал. В конце концов - какая разница? А оказалось, надо бы.
"Я никогда не видела, чтобы он смеялся или плакал после того, как убили наших родителей".
Каждый переживает душевную боль по-своему. Все они так или иначе потеряли свои семьи, у самого Токусы на глазах погибла мать, но он все равно смеется и плачет, выплескивая чувства, разрывающие грудь, в этот мир. Так - болезненно и открыто, легче, когда кому-то - наоборот, проще уйти в себя.
Понять это несложно, изменить - куда трудней.
Мадарао всегда холоден и немногословен, но при этом вполне может пошутить - иногда насмешливо-ядовито, иногда по-доброму тепло. Может чуть улыбнуться и устало махнуть рукой, может хмыкнуть что-то неопределенное - его не назовешь безэмоциональным. Токуса его и в бешенстве видел - только один раз, но и одного раза навсегда хватило. Видел и злым, и спокойным, видел тогда, когда старшему было откровенно скучно или наоборот - что-то привлекало его внимание. Когда Мадарао о ком-то беспокоился - тоже.
Видел. А смеха не слышал никогда.
Плакать, даже от сильной боли, старший себе не позволял - это слабость. А смеяться не мог - иногда были такие страшные минуты, когда казалось, что он и улыбался-то через силу.
Токуса понимал почему, но это все равно казалось неправильным. И страшно несправедливым к тому же - ведь смех очищает душу и сердце, а старший и так тащит на себе слишком многое и уже очень давно.
Поделив пополам с Тевак добычу из фруктового садика падре, Токуса молча, про себя, пообещал что-нибудь с этим сделать. Если ему чего-то хотелось, то он умел быть очень упрямым.

@темы: .IV.5 Звуки, #fandom: D.Gray-man, D.Gray-man: Вороны.(табл.30)

---

[D-r Zlo]

Название: "Совершенное оружие"
Фандом: "Волшебный меч" х "Атлантида"
Герои: Рубер, Одри
Тема: Выстрел
Объём: 429 слов
Тип: джен
Рейтинг: G

Эта штука была совершенной.
Хотя вещей, в которых Рубер разбирался по-настоящему, было не так много, он полагал себя профи во всех областях жизни. Но, если и существовало что-то, в чём он по-настоящему знал толк, так это было оружие. Оружие – вот что было его всем: руками, помыслами, душой… да, душой отчасти – ведь первое, что он решил сделать, получив какое-то подобие могущества, так это окружить себя оружием. Как известно, сила решает если уж и не всё, то очень, очень многое…
А эта девчонка изобрела нечто совершенное. Оно не было похоже ни на одно из известных ему оружий, кроме, пожалуй, пушки: собственно, это и была маленькая карманная пушка, с удобной ручкой и небольших размеров, чтобы её можно было прятать за кольчугу и стрелять, держа одной рукой.
Что Рубер и попробовал.
От отдачи у него резко схватило руку, но куда больше он обратил внимание на выстрел: конечно, это не было похоже на разрывающие барабанные перепонки пушечные снаряды или громоподобный рёв дракона, но всё равно это было достаточно… громко.
Из ствола маленькой пушки шёл дымок, а мишень, в которую стрелял Рубер, лежала на земле, и вокруг её головы образовалась лужица крови, перемешанная с мозгами. Жаль, что так мало – Рубер имел возможность смотреть на человеческие тела, разорванные на кровавые ошметки пушечными снарядами… но ведь это маленькая пушка. Слишком много крови тут и не нужно…
Он посмотрел на оружейницу: бедовая Одри, совсем ещё юная девка, с пышными чёрными волосами и полными губами. Одета почему-то как мальчишка, да и делом занимается совсем не женским – зато как! Он подобрал её в одной из захваченных деревень: удивительное дело, она не защищалась, не бегала в панике по деревне, не пыталась их атаковать – просто стояла у кузнечного огня и нагревала сталь. Это восхитило Рубера, и он не стал убивать эту дерзкую девицу – тем более когда она оказалась такой полезной. Правда, характер у неё оказался мерзонький – но тоже ничего, смириться можно было. По крайней мере Руберу не за что было её убивать.
- Я достаточно хорошо с ней выгляжу, Одри? – пожалуй, он излишне сладострастно обхватил ствол своего оружия, но, в конце концов, имел на это полное право. Особенно если это чудо настолько совершенно.
- Да уж конечно, - фыркнула девчонка. – Давай сюда, покажу, как ему патроны менять.
Пожалуй, девка была с ним слишком резка, и её следовало бы наказать за дерзость… Но пока он не будет это делать. Не всякая девица смогла бы добиться благосклонности Рубера, бывшего Рыцаря Камелота и будущего правителя всего Туманного Альбиона. А там, пожалуй, и до мира недалеко…
Так что пока он может позволить ей быть грубой с ним. Особенно если она продолжит создавать чудеса – исключительно для него.

@темы: .IV.5 Звуки, Disney, полнометражки. (табл.100), #fandom: Disney

---

[Tykki]

Название: Parting Ways.
Фандом: DC Comics
Герои: Мэри Марвел, Чёрный Адам, Сара Примм, Затанна Затара.
Тема: Слёзы.
Объём: 1 509 слов.
Тип: джен
Рейтинг: PG.
Саммари: автор переписывает всю историю Марвеловской семьи Бронзового века с немного другой точки зрения =_= Не надо спрашивать, зачем автор это делает =_=
Авторские примечания: продолжение Family of a Kind, A Happy Reunion. Sort of., Family trouble и What dreams may come.

- И ты действительно думал уйти, так ничего мне и не сказав? – голос из-за спины пригвождает Адама к месту. Он был уверен, что Мэри сейчас далеко – на миссии с братом и Фредди Фриманом. Он сам ведь проследил, чтобы она туда отправилась.
Он оборачивается.
Мэри стоит, скрестив руки на груди и сжав губы в тонкую ниточку. От её белого платья веет холодом, а в глазах – злость.
Адам тяжело вздыхает и признаёт:
- Да, именно так я и надеялся поступить.
- Не очень-то вяжется с твоими взглядами на справедливость, - тут же замечает она. – Больше смахивает – на трусость.
От кого другого Адам бы так просто этого обвинения не принял. Скорее – более чем убедил взять слова обратно.
Но узы, связывающие их с Мэри, крепки и без общего дара молнии. Достаточно, чтобы сейчас Адам даже понял, что она – права.
- Я не хочу тебя в это вмешивать, - правдиво отвечает он. – В ближайшее время ты можешь услышать обо мне много плохого, и тебе судить, чему поверить, но, по крайней мере, тебя это не коснётся лично.
Она прижимает ладонь ко лбу.
- Когда же ты поймёшь, что всё, что с тобой происходит, касается меня лично всегда? – бормочет она. – Честное слово, я почти была бы рада, если бы в подростковом возрасте у меня случился бы бунтарский период, как обещают, и я бы просто сейчас могла обидеться и сказать что-то в духе: "Ну и пожалуйста, ну и уходи!"…
Слова не слишком соответствуют облику взрослой женщины, но и настоящему возрасту Мэри они соответствуют не больше.
- В этот раз пусть это тебя лучше не затронет, - твёрдо возражает Адам. – Я уверен в своей правоте, но я знаю ваш мир. И не все в нём согласятся с тем, что я сделаю.
Мэри рассерженно сверкает глазами:
- Прекрати говорить обиняками! Я знаю о твоих планах. Я знаю о Кандак.
Возникает пауза. Он настороженно изучает её лицо, пытаясь понять, насколько она блефует, а потом спрашивает:
- О чём ты?
- Я не ребёнок, Адам, - строго говорит она. – Не обращайся так со мной, будь добр. Не надо быть гением, чтобы заметить твои регулярные отлучки и сопоставить их с теми материалами, которые ты подбирал. Билли знает тебя хуже и не мыслит такими горизонтами, иначе бы и он заметил, особенно когда ещё искал доказательства против тебя. Но как ты мог подумать, что не замечу я? Как вы оба могли подумать? Честное слово, вы с Сарой уверены, что мне всё ещё семь лет!
- Не семь, - тихо говорит Сара Примм, входя в комнату незамеченной несмотря на то, что с возрастом начала испытывать затруднения при ходьбе. – Но ты по-прежнему не взрослая, Мэри.
Та качает головой.
- Я знаю, - говорит она. – Но всё-таки… я бы могла помочь. Я всё ещё могу помочь – ведь эта революция ещё не началась.
Адам и Сара быстро переглядываются и почти одновременно отвечают:
- Нет!
Мэри хмурится:
- Что бы там ни готовилось, это правильное действие. Я читала, что творится с Кандак при нынешнем режиме – это ужас. Почему вы так реагируете?
- Мэри… - Адам медлит. – Мы в первую очередь их свергнем.
- Ну разумеется, - кивает она недоумённо. – Как иначе?
- Он не говорит, что оставит их в живых, - серьёзно замечает Сара.
Мэри запинается, но быстро мотает головой:
- Если вы оба знаете, что так будет, и не спорите на этот счёт, значит, вы оба уверены, что они заслужили! И я всё ещё готова эта поддержать – в Америке тоже есть смертная казнь!
- Нет, - снова возражает Адам. – Я не прощу себя за такое.
- Потому что я девушка? – вспыхивает она.
Черты его лица смягчаются – ненамного, но для присутствующих в комнате – заметно.
- Конечно же, нет, - говорит Адам. – Потому, что тебе едва исполнилось четырнадцать, Мэри. Ты не ребёнок – но ты подросток. И у тебя слишком много уже отняли, чтобы отнимать сейчас ещё и мирную жизнь. Нет, я же сказал, что я себя за такое не прощу.
- Это поэтому меня удочерила Сара? – тихо спрашивает она. – Ты готовился именно к этому?
- Да, - сознаётся он. – Лучше, если в глазах закона нас с тобой ничего связывать не будет.
Мэри смотрит на Сару, но та только кивает.
Мэри отворачивается.
- Когда-нибудь вам придётся признать, что я могу решать за себя, - говорит она.
И улетает.

Затанна Затара удивлена тем, какая гостья показалась у неё на пороге на ночь глядя. Но, видя, в каком Мэри состоянии, она не отказывается её впустить.
- Что случилось? – осторожно интересуется она, наколдовывая Мэри чашку дымящегося кофе. – И почему ты прилетела ко мне?
Та благодарит, но в ответ на вопрос только неопределённо пожимает плечами.
Затанна – не самый незанятый в мире человек, поэтому она нажимает:
- И всё-таки?
- Не знаю, - говорит Мэри. – Просто вспомнила, как ты нам помогла тогда, с Некроном. Просто хотелось видеть кого-то, кто знал нас обоих.
Затанне не надо слышать имя, чтобы понять, о ком речь: она запомнила тогда эту странную сцену. И сейчас сужает глаза, совсем не на тот счёт относя и опустившиеся плечи Мэри, и её подавленный вид.
- Та-ак, - тянет она, размышляя, что тут нужнее: помощь терапевта или физическое вмешательство со стучанием кому-то по голове. – Что тебе сделали? В чём именно проблема?
Мэри замечает напряжённость в её тоне, но сперва сама не понимает, чем та вызвана.
- Адам посчитал, что я не имею права голоса в одном очень важном решении, - горько жалуется она. – И я теперь не знаю, как быть дальше.
Затанна невольно сжимает кулаки.
- Послушай, - жёстко говорит она. – Мы в двадцать первом веке. В зависимых отношениях нет ничего хорошего – а мужчина не царь и бог, что бы он там о себе ни думал. Если партнёрство не равноправно – к чёрту его, честное слово. Это только себя не уважать.
Мэри смотрит на неё расширившимися глазами – а потом голоса в её голове намекают ей, как именно Затанна всё поняла.
- Ох, извини, дело совсем не в этом! – поспешно возражает она. – Я совсем забыла – ты ведь сохранишь мой секрет, правда? – Затанна недоверчиво кивает, и Мэри, отставив чашку, выдыхает: - Шазам!..
Молния сбрасывает ей не её десяток лет, и четырнадцатилетняя девочка, которой Мэри Марвел является на самом деле, объясняет:
- Он мой отец. Почти. Он меня спас и защитил, но сейчас я совершенно против того, что он меня отстранил от дела своей жизни из-за чрезмерной опеки!
Затанна, закрыва наконец рот, заметно расслабляется.
- И ты меня извини, - с облегчением улыбается она. – Но, согласись, у меня были причины ошибиться. Так что у вас произошло?
Мэри смотрит на часы и предлагает:
- Давай включим новости? Там, наверное, уже обо всём известно.
И это действительно так: свержение режима в Кандак – главная сенсация. Смерти правительства и тех, кто состоял у них на службе, обсасываются и смакуются, и почти все единогласно решают: Чёрный Адам – новый враг всего мира, преступник на уровне суперзлодеев.
- Они врут, - говорит Мэри, глядя на экран. – Они молчат о том, что это правительство продавало женщин в бордели, а мужчин и детей заставляло работать в производстве наркотиков. Они врут. А он должен был пустить меня. Я бы сейчас была в его отряде.
Затанна смотрит на её ожесточившееся лицо – и на этот раз опасается уже другого, того, что же такое с Мэри, если она в свои годы готова принять участие в этой резне.
Впрочем, когда начинают показывать кровавую хронику этого переворота, на лице Мэри видно потрясение. И она молчит, возможно, задумываясь, действительно ли она готова вот так отнимать чьи-то жизни во имя идеи.
- Даже если они были виноваты, справедливость не восстанавливается потоками крови, - очень спокойно говорит Затанна. – И хорошо, что тебя не стали в это вмешивать. Но я бы советовала пересмотреть твою уверенность в абсолютной правоте этого человека. Как бы ты к нему ни относилась.
Мэри, побледнев, не отрывается от телевизора. В другое время Затанна не позволила бы девочке её возраста смотреть на такие кадры – но сейчас они служат лучше любых доводов.
А потом их показ прерывается сообщением о том, что в Кандак для исправления ситуации вылетело Общество Справедливости, и теперь оно уже сражается там. И в составе его находится, разумеется, капитан Марвел.
- Мой брат снова сражается с Адамом, - тихо говорит Мэри. – И на этот раз я не знаю, что будет.
В уголках её глаз, незамеченные, набухают слёзы.
Затанне становится её жалко – она кладёт руку ей на плечо и думает, как лучше её утешить.
Но Мэри стискивает зубы и шипит:
- Дура. Надо было подумать об этом и его удержать. Сейчас я уже просто не успею. Но надо попытаться!
Слёзы на её глазах высыхают, когда она вскакивает с места.
- Спасибо за разговор! – торопливо замечает она. – Шазам!
- Мютсок, инкинзов, - и на Затанне появляется профессиональное облачение. – Я отправляюсь с тобой, - поясняет она. – Раз уж ты ко мне прилетела.

Но, когда они доберутся до Кандак, всё уже будет кончено. Погибнет яростная Немезида, лишит себя жизни Алекс Монтез, исчезнет Брэйнвэйв. А Атом Смэшер вместе с капитаном Марвелом и Старгёл предложит заключить перемирие с Адамом, которого толпа кандакцев только что отстояла у Общества Справедливости Америки.
Затанна уговорит Мэри не оставаться в Кандак хотя бы пока. Пока его судьба слишком зыбка. Адам её в этом поддержит.
Мэри согласится.
Но позже она будет плакать на руках у Сары, уверенная, что этого предательства ей никогда не простят.

08.08.12

@темы: .IV.3 Жидкости, #fandom: DC Comics, DC Comics (комиксы): фэндом в целом (таб.100)

---

[улыбка 45 калибра]

Название: Малиновый джем или Пятница, 13.
Фандом: Lie to me
Герои: Джиллиан Фостер/ Кэл Лайтман
Тема: жидкости/магма
Объём: 8002 слова
Тип:: гет
Рейтинг: NC-17

За спиной раздался тихий шипящий звук и с мягким "пуффф" закрылись массивные входные двери банка, только что выпустив Джиллиан на свободу. Вторую половину дня Джилл провела в кредитном отделе, заключая договора на обслуживание, заполнила кучу документом, перечитала не один свод правил; и в сотый, а может и в тысячный раз подумала, что им в фирме нужен экономист, который будет заниматься финансами и бухгалтерией.
Уже начало темнеть. Недавно прошел первый весенний ливень с грозой, оставив свои следы: под ногами поблескивали лужи, в них отражались золотые шары фонарей и разноцветные огоньки рекламы. При малейшем дуновении ветра с веток деревьев срывались тяжелые капли воды. Одна такая плюхнулась Джилл на нос, следующая на щеку. Возмущенно фыркнув, Джиллиан смахнула влагу с лица, но тут же губы женщины дрогнули, приоткрывшись в улыбке, едва уловимая, она все же отразилась в серых усталых глазах мягкими искорками. Джиллиан впервые за вечер искренне улыбнулась, ощутив, как расслабляются одеревеневшие мышцы лица; не так- то просто сохранять доброжелательный вид и понимающе улыбаться, когда хочется вцепиться в самодовольную морду клерка, вновь обнаружившего какую-ту неточность в заполненном бланке.

На секунду прикрыла глаза, подставляя разгоряченное лицо порыву свежего ветра, он игриво взметнул пряди волос и беззастенчиво забрался за шиворот. Серебристые искорки в глазах потухли, женщина снова нахмурилась. Глубоко вздохнула, опуская голову и прижимая подбородок к груди.Зябко повела плечами; влажный вечерний воздух после духоты помещения показался отрезвляющим и вызвал легкую дрожь.
Перекинула через плечо сумку с документами, другой рукой стянула под грудью распахнутое пальто, прикрываясь от нападок разыгравшегося ветра. Изучающе взглянула на хмурое небо и, решив не доставать зонтик, торопливо перешла улицу, направляясь к подземной автостоянке.

Спустя пять минут Джиллиан сидела за рулем в остывшей за несколько часов ожидания машине, что лишь добавило еще одну капельку негатива к ее далеко нерадостному настроению. Сердито щелкнула тумблером климат-контроля, поставив на максимум - по ногам и в лицо пахнуло теплом.
Застегнула ремень безопасности и, повернув ключ в замке зажигания, завела двигатель, прислушиваясь к его ровному ворчанию. Подождала несколько томительных секунд, обхватила ладонями рулевое колесо, как бы пробуя его на вес, глянула в зеркало бокового вида и втопила до упора педаль газа. В эту привычную манипуляцию Джилл вложила весь гнев, скопившийся за часы, что она проторчала в банке.

Мотор рассерженно взвыл на высоких оборотах, колеса сделали холостой оборот, оставляя следы от шин на бетонном покрытии и машина, как шальная рванула с места. На бешеной скорости, промчалась по пустому в этот час паркингу и выскочила из его тишины за шлагбаум, на шумную улицу. Коротко выдохнув, Джиллиан сбавила скорость, расслабляя плечи, и ее серебристый седан, как скользящая капелька ртути, поймав ритм движения, влился в бесконечный автомобильный поток.

Покрутив ручку настройки радио, Джилл нашла подходящую волну и в сопровождении незамысловатой песенки о любви, льющейся из стереосистемы привычными, отработанными до автоматизма движениями переключала скорости, давила на газ, обгоняла, перестраивалась из ряда в ряд, притормаживала на перекрестках.

Внутреннее напряжение медленно, но верно отступало. Настроение заметно улучшилось; еще минут десять пути, и она окажется дома.
В динамиках зазвучала джазовая композиция, одна из любимых Джиллиан и она вдруг заметила, что мурлыкает себе под нос, подпевая исполнительнице. Широкая улыбка осветила лицо женщины, чуть приподнявшись, она глянула в зеркальце дальнего обзора, подмигнула себе и, откинувшись на спинку сиденья, немного прибавила скорости. Совсем чуть-чуть в пределах дозволенного.

В машине стало жарко. Джилл отключила климат-контроль и опустила боковое стекло. На улице накрапывал мелкий дождичек, и его капельки залетая в салон, попадали на лицо, путались в волосах - Джиллиан по- кошачьи зажмурилась и снова улыбнулась. Не смотря, на давящую усталость, злость и пульсирующую в висках головную боль, Джиллиан все же была довольна проделанной работой и собой.

Как же тяжело проводить в офисе по двенадцать часов в сутки и при этом выглядеть свежей бесконечно очаровательной, сохранять выдержку и спокойствие при любых неприятностях и затруднениях. Воспитывать своенравную озорницу дочь: школа, танцевальная студия, бассейн. И оставаться желанной для мужа гурмана, на которого, не смотря на его далеко не юный возраст, заглядывается каждая вторая встречная красотка. Замечать, как загораются его глаза при виде длинных ног, объемных форм и блондинистых волос, как мучительно сложно оставаться уверенной, что интерес так и останется интересом. Снова и снова слышать уверения, что она самая, самая… Самая лучшая в мире женщина, мама и друг, что без нее давным-давно их бизнес развалился, и таять от нежных слов: она потрясающая любовница.

Чтобы соответствовать всему, совместить и сохранить, приходится тратить немало сил и выкраивать время.
Традиционно вечер второй пятницы месяца принадлежит Джиллиан. Это ее личное время. Не так уж и много она уделяет себе - пара-тройка часов, ну или иногда чуть больше. В этом случае она отправляется в салон к стилисту, массажный или SPA. Но чаще всего из-за нехватки времени, катастрофической усталости, когда есть одно только желание рухнуть на постель, закрыть глаза и забыться, остается дома, принимает долгую ароматическую ванну: дремлет в теплой, ласковой воде, слушая любимую музыку и потягивая хорошее вино. Затем расслабляется в спальне в гордом одиночестве, ублажая себя, и никто не смеет ее тревожить, зная, что Джиллиан священнодействует, приводя в порядок свое тело и душу.
- Ох, - Джиллиан сокрушенно вздохнула и поняла, что, погрузившись в размышления, сидит в машине, застывшей на перекрестке, а на светофоре давно горит зеленый.

Хорошее настроение снова улетучилось в неизвестном направлении. Тем более, сегодня один из таких долгих и трудных и насыщенных проблемами дней. Джилл неожиданно понимает, что ей хочется разнести к чертям мир, высказать мужу, все-все, что она думает о методах его работы с клиентами и приемах воспитания ребенка. Наказать дочь: очередные, новехонькие джинсы, снова превратились в половую тряпку. Ролики- зло и сплошные нервы. Ее Джиллиан страх и тревога. Но как отказать, умоляющим таким невинным глазам, протяжному и обиженному «мамочка, все подружки катаются». Как? Не может же она держать дочку взаперти, охраняя от всех неурядиц внешнего мира. Кто из нее тогда вырастет?
Джиллиан качает головой, хмурится и крепче вцепляется в рулевое колесо с силой, словно желая на нем выместить все свои тревоги и боли, нажимает на тормоз. Машина, дергается и обиженно уркнув мотором, послушно замирает перед въездом в гараж.
Как же хочется зарыться с головой под подушку, сверху натянуть одеяло и хотя бы на полчаса забыть о том, что она мать, жена, любовница и безупречная деловая леди. Она просто женщина, безумно уставшая за рабочую неделю, ей так необходимо совсем немного побыть наедине с собой.

Пятница, тринадцатое. Джилл не суеверна и черных кошек не боится, она их любит и лишь ужас в глазах Кэла при ее словах о котенке, останавливает; и их с Алекс мечта о домашнем животном, так и остается мечтой.
В доме тишина и покой.
Эмили сидит в гостиной, листая папки с документами. Она теперь младший партнер в компании «Лайтмангрупп» и ей приходится много работать, чтобы доказать что она получает свой ежемесячный гонорар «не за красивые глазки и не за то, что тебя когда-то родил». И это самое ласковое, что ей приходится выслушивать от строгого и капризного шефа. Кэл вечно недоволен и язвителен, одаривает Эмили одними критическими замечаниями. Девушка постоянно видит ехидные улыбки и насмешливые гримасы. Но Эмили неплохо научилась понимать и читать людей по лицам, даже таких закрытых, как отец и она, впрочем, как все сотрудники фирмы знает, что доктор Лайтман жутко гордится своей дочерью, она пошла по его стопам, отвергнув карьеру юриста, решив заняться такой непростой, но увлекательной работой, как распознавание лжи.

Кэл и Алекс его младшая и не менее любимая дочь устроились на кухне; колдуют - что-то вылепляя из бумаги и пластилина, раскраивая куски картона, смешивают и разводят в кастрюльке какие-то колдовские жидкости. Негромко спорят, толкаются и таинственно хихикают.
Пожелав всем доброго вечера, Джиллиан не интересуется сыты или голодны, слава Богу ее домочадцы прекрасно сами справляются с проблемой –покушать что-нибудь вкусненького – скорее они накормят ее очередным фантазийным блюдом.
Пальто на вешалку, туфли в шкафчик для обуви. Как же хорошо босиком; Джилл покачнулась с пятки на носок и обратно, ощущая, как к ступням приливает кровь и их легонько покалывает. На шпильках ты ощущаешь себя красивой, а в домашних тапочках счастливой.
Ключи только что зажатые в кулаке, выпали из руки и со звяканьем рухнули на резное блюдо рядом с настольной лампой. Еще несколько минут и она… Джиллиан вскинула руки вверх, заводя их за голову, услышала, как хрустнуло в плечевом суставе. Как же хочется нырнуть в горячую воду и распарить все захрястнувшие косточки и одеревеневшие мышцы.

…провалявшись в ванной около часа, Джиллиан тщательно вытерлась и, завернувшись в теплое, нагретое на радиаторе полотенце, по пути в спальню заглядывает на кухню, решив проверить мужа и дочь. Они ворчат и недовольно машут ей руками, требуя им не мешать.
-Иди, иди, наслаждайся,- прогоняет ее Кэл, встав со стула и закрывая собой, какое-то кривобокое сооружение в центре кухонного стола,- отдыхай, милая,- елейная улыбочка и нетерпеливое жестикулирование, обозначающее одно «не мешай».
Покачав головой, желает им успеха в зельеварении, долго не засиживаться и, помахав на прощание, уходит.

С задумчивым видом поднимается в спальню, достает из шкафа уютный пушистый халат, который так любит и накидывает его на плечи. В ярком свете люстры рассматривает себя в зеркале, изучая отражение. Отмечает, что волосы чересчур отросли, их надо бы подстричь. Склоняет голову то к правому, то к левому плечу; может быть, немного осветлить или добавить рыжины? Джилл хмурится, пропуская сквозь пальцы пушистые пряди. За последние годы добавилось немало седых нитей, приходится постоянно подкрашивать волосы, пробуя восстановить их естественный цвет. Прикрыв глаза, кратко вздохнула, почувствовав холодок в желудке, прижала ладони к груди, ощущая биение сердца. Еще немного и она достигнет страшной для любой женщин цифры. Набрала в легкие воздуха и с шумом его выпустила. Об этом лучше не думать. Тем более она ощущается себя вполне молодой и полной сил. И вряд ли случайный встречный, посмотрев на нее, угадает истинный возраст.

Откинув волосы за плечи, Джиллиан выпрямилась, облизала губы, и вновь посмотрела на себя в зеркало. Улыбнулась. Влажные губы, приоткрывшись дрогнули, вокруг глаз собрались лучики- морщинки, придав лицу мягкость и нежность. Надо чаще улыбаться, не зря же говорят, что искренний здоровый смех продлевает жизнь. И украшает женщину. А ее улыбка очень сильное оружие. Профессиональный прием, Джилл умеет окрашивать этот простой мимический жест в миллион оттенков. Наверное…
- Аааа,- издает протяжный возглас Джилл и, махнув рукой, шлепает по выключателю, гася верхний свет – хватит любоваться собой.
Ослепленная темнотой, секунду стоит на месте, но тут же уверенно делает два шага вперед, привычно нащупывает колечко и дергает за него - зажигаются бра по бокам от овального в строгой бронзовой раме зеркала. Антикварная вещица изумительно вписывается в обстановку, венчая святая святых каждой женщины- туалетный столик.

Спальня погружена в томный, наводящий на фривольные мысли полумрак. Но об «этом» чуть позже, останавливает себя Джиллиан.
Грациозно поведя плечами, сбрасывает халат, небрежным движением отправив его на спинку кресла. Легонько вздрагивает: тело после ванной почти остыло, но еще остро реагирует на прохладный воздух. Пора приступать к следующим запланированным процедурам. Опускается на мягкий пуфик, рядом с туалетным столиком, ойкает, велюровая обивка щекочет нежную кожу ягодиц. Подперев правой ладонью щеку, левой неспешно переставляет коробочки с кремами, гелями, ароматными маслами выбирая нужный. Долго растирает в ладонях, согревая и медленно, наслаждаясь процессом, наносит на кожу тела увлажняющий крем. Ноги, руки, животик выгибается, пытаясь дотянуться до труднодоступных мест собственного тела. Разминает пальцами мышцы, тщательно массирует до полного впитывания душистого состава.

Доходит очередь до лица. Похлопав себя по щекам, Джиллиан широко улыбается, вытягивает губы трубочкой, расправляет подушечками пальцев новые, недавно образовавшиеся морщинки около глаз, проводит кончиком ногтя по лбу... Тихонько вздыхает и вновь усаживается перед зеркалом, начиная равномерными движениями наносить на лицо новую чудодейственную питательную маску.
Глянув на свое отражение, критически прищурилась. Кремообразная субстанция приятно холодит кожу и не менее приятно пахнет. Морской свежестью с примесью лимона и чем-то еще экзотическим. Но цвет…отталкивающий. Джилл передернуло. Серо-зеленый с коричневыми вкраплениями, зато с натуральными добавками. Взяла в руки коробочку, повертела ее в поисках заветных слов и, найдя, прочитала состав. Хмыкнула. С морскими водорослями. И продолжила занятие. Через некоторое время с той стороны зеркала на нее смотрел некто с лицом, явно принадлежащим начавшему разлагаться трупу. Бррр. Но, как говорится, красота требует жертв.

Джилл перебралась на кровать, собираясь, как написано в инструкции, расслабиться и подремать полчаса, чтобы маска подействовала в полной мере, но внимание женщины привлекли какие-то странные, весьма подозрительные звуки. Через неплотно прикрытую дверь она смогла расслышать непонятные шорохи, бряцанье металла, где-то что-то падало, булькало и шипело. Джиллиан уже прикрыла глаза и, раскинув руки в стороны, была готова вытянуться на прохладных простынях, как тихое и размеренное шипение стало значительно громче и к нему прибавилось потрескивание. Звонкий детский голос радостно воскликнул:
- Вау! Папа!.. Ой!
И в ту же секунду внизу бабахнуло. Да так, что единственной пришедшей на ум мыслью было: в кухне взорвался небольшой снаряд. Пол под ногами качнулся, зазвенели оконные стекла, поднятая рама, сорвалась с крепления, грохнув о подоконник, кровать содрогнулась. Флакончики на туалетном столике жалобно звякнули, а фотография в бронзовой рамочке, стоящая на краю комода, подпрыгнула, наклонилась и свалилась на пол. Джиллиан инстинктивно сжалась, ожидая продолжения и оторопев, вслушиваясь в зловещую тишину.
- Черт!- сорвалось с языка Джилл.- Алекс, Кэл!- Она соскочила с кровати и, путаясь в рукавах, на ходу натягивая на себя халат, бросилась вниз, перепрыгивая через ступеньки, рискуя загреметь на лестнице.
Влетела на кухню, громко ахнула и замерла в изумлении, ухватившись руками за край стола. Помещение было наполнено голубым дымом, пахло порохом и почему-то горелой карамелью.

Помахав перед собой рукой, Джилл чихнула несколько раз и сквозь выступившие слезы вопросительно смотрела на мужа и дочь.
Живые и вполне целые они сидели за противоположным концом стола прижавшись друг к другу, на первый взгляд испуганные, слегка оглушенные и не совсем понимающие, что же случилось. На Джиллиан смотрели две пары блестящих зеленых глаз, ставших особенно яркими на фоне чумазых лиц. И отец и дочка очень смахивали на шахтеров, отработавших долгую смену.

По столешнице растекалась внушительная лужа потрескивающей и слегка искрящейся жидкости, непонятного буро-малинового цвета.
Джилл отдернула руки от стола и, разведя их в сторону, ощущая, как внутри нее закипает гнев, наблюдала за тяжелыми каплями, срывающимися с края и противным чмоканьем падающими на кафельный пол, где образовывалось блестящее озерцо. Оно увеличивалось в размерах, вытягивалось языком, прокладывая себе путь к босым ногам Джиллиан. Женщина отступила в сторону, проводив взглядом, густеющий на глазах ручеек.

- Вулкан,- раздался насмешливый голос Эмили, Джиллиан все еще онемевшая, подпрыгнула на месте, оборачиваясь; девушка, держа в руках яркий журнал, обмахивалась им как опахалом, пытаясь разогнать режущий глаза едкий дым.- И снова взорвался,- ехидству Эмили, мог бы позавидовать сам Кэл,- впрочем, этого и следовало ожидать,- констатировала она, распахивая заднюю дверь и поднимая оконную раму.
- Вулкан?- хрипло переспросила Джиллиан, наконец-то обретя дар речи, - какой еще вулкан?
Женщина всплеснула руками, закатывая глаза.- Нам еще вулканов в доме не хватало.
- Школьное задание по естествознанию,- пояснила Эмили,- мы с папой тоже его делали с тем же результатом. Правда если мне не изменяет память, куски вулкана в тот раз висели и на потолке, впечатавшись в него намертво. Оооо! Это было весело.- Девушка всплеснула руками, бросив озорной взгляд на отца. Тот согласно кивнул, добродушно оскалившись. Белозубая улыбка на заляпанном копотью лице, выглядела дьявольской усмешкой, вот ее-то Джилл на свое счастье и на радость Кэла не видела.

Джиллиан машинально подняла голову, рассматривая клубящийся сизый дым, змейкой потянувшийся к открытой двери и относительно чистый потолок, назвать его белоснежным не поворачивался язык. Местами засиженный мухами с редкими желтоватыми пятнами – он явно требовал ремонта. Но повод затеять этот «ужас» благополучно разметало по мебели и полу, не причинив урона потолочным панелям.
- Магма,- Эмили утопила палец в подозрительной вязкой субстанции, повозила им по столу, и поднесла ко рту, облизывая.
- Господи, Эм, что ты делаешь?- попыталась остановить ее Джиллиан, ухватив за запястье,- как ты можешь тащить в рот эту дрянь.
- Это не дрянь,- подал голос Кэл
- А тебя не спрашивают,- осекла его Джиллиан,- натворил дел – молчи и лучше не зли меня еще больше.
- Магма это…- Эмили съела еще порцию растекающейся по столу густой липкой жидкости, причмокнула,- малиновый джем, а с чем он?- и вопросительно уставилась на сестру
- С шоколадом,- пискнула Лекси, уже пришедшая в себя, она с удовольствием рассматривала погром, что устроили они с отцом. Потянулась вперед и плюхнула ладошкой по «магме», затем ее понюхала, со вкусом облизывая.
- Александра!- возмущенно воскликнула Джиллиан, у нее не нашлось слов, чтобы оценить поступок дочери.
- А, чё?- она громко сглотнула и прошлась розовым язычком по ладони, подбирая остатки, довольно зажмурилась- вкуууууусно, как малиновая карамель в шоколаде.- Вдруг широко распахнула глаза и ткнула указательным пальцем на Джилл,- Ой! Мам, а что у тебя с лицом?
- Это у нее от страха,- не удержался Кэл, чтобы не съязвить, растягивая губы в своей фирменное гримасе и тараща глаза. Разъяренная Джиллиан с маской на лице выглядела весьма пикантно.
- Ммм,- этого было достаточно, чтобы Кэл зажмурился и поднял вверх руки, показывая, что сдается. Тут же приоткрыл один глаз, наблюдая за женой.
Уперев руки в бока, Джилл плотно сжала губы и, сведя брови к переносице, проговорила, выделяя каждое слово
- С тобой у меня будет другой разговор и в другом месте.- И переводя взгляд с мужа на дочь, добавила,- как я вижу, вы живы и здоровы. И даже веселитесь. Напакостили, будьте добры убрать за собой это,- она презрительно искривила губы, махнув рукой,- «магму» и чтобы через полчаса кухня приняла прежний вид.

Преисполненная праведного гнева, подхватила полы халата, собираясь уйти с кухни, шагнула и, забыв, что «магма» еще и на полу наступила на нее босой ногой, от неожиданности взвизгнув. Громкий смех Кэла и Лекси, моментально прервался под взглядом Джиллиан. Она ничего не произнесла вслух, но нашкодившим отцу и дочери было достаточно увидеть эмоции, отразившиеся на лице Джилл, чтобы понять, легко им не отделаться и наказание будет суровым.
Эмили все так же обмахиваясь журналом стояла, привалившись боком к притолоке, с интересом наблюдала за происходящим.
- Пап,- она посмотрела на Кэла,- у нас с тобой был вишневый джем. А малиновый значительно вкуснее.
Своими словами Эмили добавила огоньку к почти потухшему костру.
- Малиновый?- это факт почему-то очень расстроил Джилл и она с недовольной миной на лице, поджав испачканную ногу, замерла в позе «зю» пытаясь дотянуться до бумажного полотенца,- вы использовали мой малиновый джем?
- Половину банки,- успокоила ее Лекси, а шоколад был горьким, ты такой не любишь. Плитка валялась в шкафу больше месяца. А вулкан получился здоровский!- Лекси вздохнула,- правда, пап? Как настоящий.
- Угу!- поддакнул ей Кэл, выбираясь из-за стола.
- Кэл, ты может быть хоть, что-то объяснишь?- склонив голову к плечу, Джиллиан с мягкой улыбкой смотрела на мужа, но ее серые глаза превратились в колющие льдинки. Ей очень хотелось отлупить и его и его напарницу, наорать, высказав все, что она думает об их проделке. Мало того, что она перепугалась, услышав взрыв, думая, что случилось ужасное. Так они еще изгваздали кухню, превратили малиновый джем в «магму», и ужасно гордятся всем этим. Но они были такие забавные, чумазые, взъерошенные и ужасно довольные. Скандал и ругань не исправит положение, кухню не вычистит, джем не вернет, а настроение будет испорчено надолго.

Вздохнув, Джиллиан проглотила все злые слова, вертящиеся на языке; когда родилась дочь, она пообещала себе, что их с Кэлом ребенок не станет свидетелем их скандалов и выяснения отношений. Алекс никогда не придется пугаться и плакать, оказавшись под перекрестным огнем словесной перепалки родителей. Ей никогда не придется испытать страх отчаяние и боль, что достались Эмили, когда она оказывалась главным виновником очередного домашнего концерта, устроенного Кэлом и Зоуи.

Разные взгляды на то, как нужно воспитывать дочь, обычно становились первой искрой, от которой вспыхивал костер взаимной ненависти между мужчиной и женщиной, что уже не могли жить вместе, но и никак не могли расстаться. А Эмили страдала. Джилл несколько раз самой довелось оказаться свидетельницей их взаимных обвинений, подкрепленных битьем посуды и перевернутой мебелью. Зоуи, в гневе почти не контролировала себя, а Лайтман после хорошей дозы виски развлекался ее истериками, доводя до бешенства, а Эмили до слез. Все попытки Джиллиан образумить Кэла встречались в штыки. Кэл зло и резко обрывал ее, говоря свое коронное «не лез - это не твое дело».
Вытерев ногу, Джиллиан скомкала испачканное полотенце, бросив липкий комок в мусорку, еще раз глубоко, осуждающе вздохнула и покачала головой.
Слава Богу, что все закончилось хорошо. Конечно, доморощенные алхимики заслуживают наказания. Но этот вопрос он обдумает немного позже и примет решение.
- Ты велела молчать,- Кэл дернул губой, причмокнув, провел пальцем по своей щеке и внимательно рассматривал черный след на его подушечке. Затем склонив голову к плечу, чуть выпятил губы, и, не мигая уставился на Джилл.
- Лайтман,- она крепко ухватила его за плечо и тут же встретила его нагло-невинный взгляд. Так смотреть мог только Кэл.- Ты невыносим.
- Знаю, милая, не проходит и дня, чтобы ты мне об этом не сказала.
- Вот и чудесно. Не смотри на меня так, словно это я только что чуть не разнесла дом в щепки.
- Не преувеличивай милая,- хмыкнул Кэл.
- И не собиралась. Не думай, что легко отделался: за свои проделки надо платить. – Сощурилась, улыбнувшись одними губами. Займись делом,- посоветовала Джиллиан, указав рукой на «море» под ногами. Аккуратно приподняла полы халата,- и знайте оба,- в ее голосе слышалась угроза,- без наказания вы останетесь. Алекс не забудь помочь папе,- и удалилась с кухни.
Ей вслед донеслось приказание Эмили
- Лекс тащи ведро и тряпку.
А через секунду раздался отчаянный вопль девушки
- Папа! Нет!
- Эм, в самый раз. Лекси подержи.
Что-то грохнуло, зазвенело, и полилась вода из крана.
- Эту липкую гадость лучше…
Дальнейшие препирательства Кэла с дочерьми она слушать не стала. Пусть разбираются сами. Заперев за собой дверь их личной с Кэлом ванной, Джилл захлопнула крышку унитаза и как подкошенная рухнула на нее, ноги не держали. Лишь сейчас женщина поняла, что ее трясет от бешенства, страха и… смеха. Со стороны приключение на кухне выглядело забавно и хорошо, что все хорошо закончилось, и никто не пострадал. А если?.. Джилл вздрогнула, из глаз брызнули запоздалые слезы, позабыв, что на лице маска провела ладонями по щекам, размазывая крем. Брезгливо тряхнула липкими руками и, посмотрев на себя в зеркало, ужаснулась. Нашла в шкафчике влажные салфетки и стала тщательно удалять маску, изредка всхлипывая, но через минуту слезы перешли в смех. Ее жизнь сложно назвать спокойной. Быть мамой и женой оказалось не так просто. Особенно если твой муж Кэл Лайтман, а дочь по характеру вылитый папа.
*********
Целуя дочь перед сном, Джиллиан услышала много-много извинений и обещаний.
- Мамочка,- Алекс смотрела в лицо Джилл самым честным взглядом, что был в арсенале проказницы,- мамочка обещаю, что больше никогда, - теплые ладошки обняли ее за плечи, и дочка прижалась свой нежной бархатной щечкой к щеке Джиллиан. – Я же хорошая девочка.- Получив улыбку и согласный кивок мамы, протараторила,- извини, мы с папочкой, думаю, не рассчитали количество пороха.
- Что? – глаза Джилл расширились от ужаса.
- Мам,- она взмахнула рукой один в один, как Кэл и также вздернула брови, - ты как маленькая, он входит в набор для изготовления вулкана,- девочка нахмурилась,- и наверно среагировал с джемом. В следующий раз…
- Милая,- строго, но мягко остановила ее Джиллиан,- следующего раза не будет
- А что же я отнесу в школу?- Алекс обиженно надулась.
- Мы это решим утром, а сейчас тебе пора спать.
Легонько толкнула дочку в плечо, она с радостью упала на подушки и, вытянув ноги, пошевелила босыми пальцами с хитрющей улыбкой, наблюдая за матерью.
Расправив в пододеяльнике легкий кашемировый плед с ярким цветочным рисунком, Джилл заботливо укрыла дочь и чмокнула ее в щеку.
- Спи, малыш.
- А почесать спинку?- из-под одеяла виднелись только блестящие умоляющие глаза.
- Нет, милая,- Джилл перекрестила руки на груди,- это будет твоим наказанием за проделку.
- Маааааа, нуууу,- ныла Лекси, пока Джиллиан по- быстрому наводила порядок в детской.
- Нет. Спинку чешут послушным девочкам.
- У меня самая добрая и ласковая мама,- не отступала Алекс
Джиллиан обернулась.
- Твои приемчики не пройдут. Спи! И пусть тебе приснится что-нибудь доброе,- нажала на нос гнома- настольной лампы, погасив свет.
- Двухэтажный шоколадный торт с кремовыми розами,- мечтательно проговорила Алекс, натягивая одеяло на голову,- спокойной ночи.
Что-что, а любовь к сладкому Алекс унаследовала от мамы. Джиллиан и сама бы не отказалась от такого торта,но тоскливо вздохнула - прошли те времена, когда она лопала сладкое без ограничений. А теперь каждый лишний кусок тортика моментально находит свое место на талии или бедрах.

Прикрыв за собой дверь детской, Джилл неожиданно ощутила слабость в ногах и привалилась спиной к стене. Алекс уже скоро восемь, но до сих пор обнимая дочь, вдыхая ее волшебный ни с чем несравнимый детский запах, ероша непослушные кудряшки, Джиллиан иногда пронизывает страх. Вдруг все это сон, один из тех кошмаров, что мучили ее после того, как она потеряла Софи. И стоит ей только открыть глаза или поспать лишние пять минут - сказка исчезнет. И она снова очнется, захлебываясь слезами, моля «Не забирайте…» в холодном и ставшем чужом доме, рядом с нелюбимым мужем. Услышит вместо ровного сопения дочери, короткое шмыганье носом, принявшего очередную «дозу» Алека. А в ее объятиях окажется не теплое расслабленное тело пригревшейся дочки, а большая подушка, которую Джилл в последний год своего первого и неудачного замужества почти каждую ночь отчаянно прижимала к себе, зарываясь в нее лицом, глуша раздирающие душу рыдания.
Утром шла на работу, делала вид, что в ее семейной жизни все прекрасно, злилась, читая недоумение на лице Торрес, и ярко улыбалась, ловила сочувствующие и такие всепонимающие взгляды Кэла и снова улыбалась, уверяя его, что все в полном порядке…
Провела рукой по вспотевшему лицу, отгоняя видение, сделала несколько глубоких вздохов, усмиряя бешено колотящееся сердце, и негромко натужно рассмеялась.

Оттолкнулась от стены, уже приготовившись сделать шаг вперед, не удержалась и снова заглянула в комнату дочери, прислушиваясь. Алекс причмокивала и что-то бормотала во сне. С довольной улыбкой Джиллиан поспешила на второй этаж в спальню, там должен ждать ее наказания любимый муж.
Отправившись пожелать дочке спокойно ночи, Джилл порекомендовала Кэлу отдраить свою чумазую физиономию и как следует помыться самому. Лечь в постель с мужчиной, от которого несет черти знает чем, она не собирается.

Задание Джиллиан было выполнено: чисто вымытый, с забавно взъерошенными влажными вихрами Кэл вольготно развалился на ее половине кровати, да еще и поверх покрывала.
Бросив короткий взгляд на мужа, Джиллиан поняла – он чрезвычайно доволен собственной персоной, а судя по его вальяжному виду, совершенно не ощущал за собой никакой вины, а значит и не собирался искупать ее.
Закинув руки за голову, и, покачивая вытянутыми, скрещенными в щиколотках ногами, с нахальной ухмылкой уставился на Джилл. Удовлетворенно причмокнул и беззастенчиво бродил хитрым взглядом по ее телу, изучая его подробности от макушки до пяток.
- Да?- убрав с лица волосы, она уставила руки в бока, рассерженно фыркнула,- ты на что-то надеешься?- заметила наглую улыбочку и дернула плечом,- ой, Кэл не надо, не гипнотизируй меня. Твои пронзительные взгляды на меня давным-давно не действуют.

Джилл слишком хорошо изучила своего мужа, и ей не стоило большого труда понять, что он настроен на приятное продолжение вечера. Не зря же он надел темно-серые домашние брюки, сшитые из мягкой фланели, обалденно приятные на ощупь. Джиллиан эти штанишки очень нравились и Кэл это отлично знал. Хмыкнула. Самовлюбленный искуситель. Но и она не промах. Посмотрим, кто кого.
Ухватилась за край скомканного одеяла и рванула на себя, выдергивая его из-под задницы, не пожелавшего подвинутся Кэла, чуть не скинув его с кровати.
- Извини,- изумленно усмехнулась, всплеснув руками, и заботливо прикрыла Кэла одеялом до макушки. Расправляя простыни, покачнулась, и якобы сохраняя равновесие, оперлась ладонью о Кэла, попав ему точнехонько в самое интересное место. Легонько сжала пальцы и разочарованно фыркнула.
- Ндаа,- протянул Кэл, отфыркиваясь и, выползая наружу,- добрая у меня жена,- пнул подушку, и повернулся на бок.
- Спокойной ночи, милый,- улыбке Джиллиан могла позавидовать самая ядовитая змея. Нарочито медленно женщина развязала поясок халата, перекинула его через спинку кресла. Встав к Кэлу спиной, видя его отражение в зеркале, подняла вверх руки, взлохматила себе волосы, зная, как это невинное действие влияет на мужа, затем ухватилась за ворот халатика и плавно повела плечами; яркий атлас с едва уловимым шелестом соскользнул на пол.

Джиллиан замерла посередине спальни, чуть наклонившись вперед, рассматривая что-то на ковре. Женщина догадывалась, что в приглушенном свете настольной лампы, сглаживающем все незначительные дефекты кожи, лишние морщинки и складочки, она выглядит сногсшибательно.
Кэл звучно облизнулся и громко сглотнул, тем самым уверив ее, что она на верном пути.
Длинная, почти до щиколоток полупрозрачная ночная сорочка мягкими складками облегала тело женщины, почти не скрывая его очертаний, всех соблазнительных округлостей и вогнутостей. Джилл стояла против света так, что он пронизывал насквозь легкий шелк, ткань нежно ласкала ее груди и женщина отлично знала, что золотистый свет лампы высвечивает все ее тело, не скрывая ни дюйма.
Искоса взглянула на прибалдевшего Кэла и довольная произведенным впечатлением, взяла с комода щетку и продефилировала по спальне соблазнительной от бедра походкой. Притормозила перед зеркальной панелью шкафа-купе, расчесывая волосы.
Она размеренными движениями водила щеткой по голове, слегка выгибаясь в пояснице. Легкая ткань ночной сорочки едва заметно колыхалась, то прилипая, то отлипая от тела. Тоненькая лямочка соскользнула с плеча, задержавшись на согнутом локте. А из-за того что Джиллиан стояла вполоборота к Кэлу, он мог детально рассмотреть обнажившуюся, все еще упругую грудь с задорно выступающим вперед идеальной формы соском.
Джиллиан знала, что делает. Она ухитрилась сохранить фигуру, в почти идеальном состоянии, не набрав лишнего веса.
Протяжный вздох мужа известил ее, что выпущенные стрелы достигли цели и рана начала обильно кровоточить.

Отбросив на кресло расческу, и не беспокоясь о том, чтобы поправить лямочку, Джиллиан опустилась на кровать, взяла с тумбочки книжку и, подложив под спину подушку, собралась почитать перед сном.
У Кэла перед носом замаячила яркая обложка с изображением полуобнаженной пары, явно приготовившейся заняться чем-то более существенным, чем банальный поцелуй. Кэл побарабанил пальцами по книге.
- Я слушаю,- ответила меланхолично Джилл, переворачивая страницу. Заложив пальцем, закрыла книжку и вся такая удивленная посмотрела на мужа,- ты еще не спишь?
- Уснешь тут,- проворчал Кэл, беспардонно заглядывая Джилл в глубокий вырез сорочки.
- Там для тебя ничего не приготовлено,- она наконец-то соизволила вернуть кружевную ленточку тире лямочку на место и якобы прикрыть грудь. Этот вполне невинный жест заставил Кэла втянуть воздух через зубы, темный сосок, четко прорисованный под шелком, манил к себе требуя поцеловать. Кончики пальцев зудели от желания стиснуть, и ощутить приятную тяжесть груди. Но вместо этого Кэл приподнялся на локте, заглядывая в книгу, и громко с выражением прочитал
- …ее мягкие округлые ягодицы заполнили собой требовательные мужские ладони. Короткий всхлип подсказал, что Зара готова впустить в себя его хорошо заточенный, готовый к бою клинок. Он тускло блестел в желтом свете масляной лампы, раскачиваясь из стороны в сторону…- озадаченно хехекнул и с тревогой в голосе спросил,- это как?
- Не знаю,- Джилл пожала плечами, отталкивая от себя голову Кэла, он чуть ли не носом водил по книжным строчкам, загородив собой текст, щекоча всклокоченной макушкой щеку. – Ты мне мешаешь читать,- и иронично добавила,- Сказочник,- поняв, что фразу только что сказанную с чувством, Кэл сочинил сам. Ничего подобного в книге не было.
Не глядя, вытянула руку, беря с прикроватной тумбочки очки и протягивая их Кэлу
- Они тебе пригодятся.
- Чушь,- он переложил очки на тумбочку со своей стороны и потянул на себя книгу.
- Прекрати, разорвешь.
Минуту или около того они боролись за право владения любовным романом в итоге он улетел за кровать, а Джилл, как разъяренная тигрица оседлала Кэла, прижимая его за плечи к подушке.
- Ты, ты, ты… говорила она, задыхаясь, - прекрати немедленно,- руки Кэла уже забрались ей под рубашку, а пальцы нежно поглаживали спину,- ты не…- Джилл не успела договорить, Кэл притянул ее к себе, завладев ее ртом. С силой упираясь Кэлу в грудь, она мычала, вертя головой, но через несколько секунд сдалась, когда одна рука мужчины переместилась со спины ей на голову. Пальцы нежно массировали затылок, путаясь в волосах, а язык требовательный и наглый играл с плотно сомкнутыми губами, буквально вкручиваясь между ними, норовя проскользнуть в рот. Джилл попыталась вдохнуть и поняла, что проиграла, но все еще сердитая на Кэла пребольно укусила его за нижнюю губу, но тут же оказалась лежащей на спине, безжалостно вдавленной в матрац тяжестью мужского тела.
- Нет!- Кэл неожиданно скатился с нее, натягивая одеяло на голову, и глухо оттуда проговорил,- если ты хочешь читать, читай. Я не против.- Высунул нос из-под одеяла и, хитро глядя на Джилл одним глазом, выдохнул,- а я, пожалуй, спать.
Движение Джиллиан было быстрым и безжалостным
- Черт! Больно!- Кэл взлетел вверх на полметра и плюхнулся обратно на кровать, потирая ягодицу,- щипаться не по правилам, синяк будет.
- Не сомневаюсь,- плотоядно улыбалась Джиллиан, медленно задирая сорочку вверх, обнажая сперва живот, затем оголяя левую грудь, немного подумав и томно прикусив нижнюю губу, высвобождая из невесомых кружев правую.- Какие правила? Кто их придумал?- она подмигнула Кэлу, скомкав шелк под подбородком, готовая сдернуть рубашку через голову, вдруг нахмурилась и, приподняв кончик брови, озадачилась,- а может не надо?- и уже хотела опустить рубашку, вернув ее на прежнее место. Но успела только тихонько ойкнуть; Кэл помог ей избавиться от одежды, запулил сорочку через голову, превратив ее в дополнительный абажур для лампы.
- Попалась милая,- опрокинул Джилл на спину. - Мне нравится укрощать хищниц,- его зубы впились Джиллиан в плечо. Сперва нежно, но с каждым мгновением Кэл сжимал челюсти сильнее, ожидая пока она попросит пощады.
- Не дождешься,- Джилл прошипела и впилась ногтями Кэлу в спину, располосовав ее до крови.- Больно?- она с сочувствием смотрела на оскалившегося мужчину с воплем слетевшего с нее. Но Кэл не собирался отступать, вновь подмял под себя Джилл, терзая ее рот поцелуем.
А запах крови и алые пятнышки на бежевых простынях лишь еще сильнее раззадорили их, доведя страсть до экстаза.
- Магма, говоришь,- пальцы Джиллиан сжались на горле Кэла,- с шоколадом?
- А тебе жаль малинового джема?- хрипит Кэл, стискивая и перекручивая между большим и указательным пальцем вытянувшийся, отвердевший сосок левой груди Джиллиан, с наслаждением наблюдая, как расширяются ее зрачки, и перехватывает дыхание.
Но недолго он господствует, секунда и острые зубы женщины впиваются в тыльную сторону кисти Кэла. Он с шипением выпускает сосок. Получившая свободу Джилл, не тратит зря время.
- Жалко!- выдыхает она ему в лицо, снова оказавшись сверху и особо не раздумывая, цапает Кэла за кончик носа.- Ооох!
Джилл снова опрокинута на спину, и вдавлена в подушки, нависшим над ней Кэлом.
- Жадина,- рычит он и его язык прогуливается по ключице Джиллиан, скользит по шее щекочет за ухом, ввинчивается в ушную раковину. Это истязание слишком приятно и Джилл выгибаясь в пояснице, тихонечко стонет, но через мгновение сладостный всхлип женщины срывается на вскрик: клыки Кэла безжалостно проезжают по нежной мочке, цепляясь за колечко серьги, словно желая вырвать украшение с мясом.
Джиллиан не остается в долгу. Кэл слегка приподнимается, нависая над Джилл, и ее колено прицельно попадает в нужное место. Не особо сильно, не смертельно, но весьма чувствительно.
- Всмятку,- стонет Кэл, падая на спину, закатывая глаза и болезненно морщась.
- Не преувеличивай,- фыркает Джилл и довольная содеянным ослабляет контроль, а зря. Кэл ловким движением перекидывает ее через себя, нос женщины нос утыкается в подушку.
- Отшлепать или помиловать?
Ладонь Кэла проходится по бедрам извивающейся в его руках Джиллиан, поглаживает голые, подрагивающие ягодицы, похлопывает по ним, и не удержавшись от соблазна Кэл запускает лапу между ног женщины.
- Пусти!- она дергается, брыкается, молотит кулаками по постели,- террорист, подрывник, ненавижу,- возмущается она,- не-нана- вииижууу,- голос садится, делаясь протяжным, тело слабеет, но напоследок Джилл делает отчаянный бросок и попадает пяткой по зубам Кэла.
- Мать, твою!- и еще несколько нелитературных выражений слетает с языка мужчины.
- О, прости!- Джилл ластится к нему, целуя в разбитую губу, гладит по щекам.
- И не надейся!
- Ах, так!

Они катались по кровати, рыча и шипя, выкрикивая ругательства и громко сопя. Кусаясь и целуясь. С попеременным успехом принимая позицию власти и вновь оказываясь в подчинении.
Запутавшись в одеяле, они в какой-то момент, не удержав равновесия, срываются с кровати. В полете чисто инстинктивно Кэл пытается ухватиться за край тумбочки, но вместо этого ловит шнур от настольной лампы по случайности зажатый ящичком для мелочей, и утаскивает за собой и лампу и тумбочку и все что стояло на ней, с грохотом обрушивая на пол.
Кэл приземляется первым, на него падает Джилл, лампа ударяет женщину по спине и отлетает в сторону, теряя абажур, но не разбившись и даже не погаснув. Тумбочка опрокидывается рядом, в разные углы спальни разлетаются будильник, очки, недоеденное яблоко на ковер плюхается ваза с цветами.
На несколько долгих секунд в комнате воцарятся тишина, лишь слышно, как с мурлыкающим бульканьем вытекает вода из опрокинутой вазы.
- Ты запер дверь?- шепот Джиллиан звучит неожиданно громко. Судя по расширившимся глазам Кэла, она понимает, что нет.
- Ты пришла последняя.
- Не переводи стрелки,- шипит Джилл,- дверь твоя обязанность.
- Может мне запирать сразу, оставляя тебя за…- язвит Кэл
Он не успевает договорить. Слышен топот ног по лестнице, кто-то останавливается по ту сторону двери, раздается быстрый стук и встревоженный голос Эмили
- Пап, Джилл у вас все в порядке?
Снова их чуть не застигли на месте преступления. Джиллиан хорошо помнит, как четырехлетняя Алекс ворвалась в их спальню в самый разгар процесса с радостным воплем
- Мамочка я тоже хочу потрепать папу, как ты.
Обезумевший взгляд Кэла, судорожно вцепившегося в угол одеяла и обиженную мордочку дочери – ее не пустили к маме и папе в постель.
- Да, милая,- беззастенчиво врет Кэл, успокаивая дочь, глядя на погром, что они устроили с Джиллиан. Она, зажав ладонями рот, трясется от беззвучного хохота.
- Точно?- не унимается Эмили,- на меня чуть не обрушился потолок.
- Эм!- он с трудом сдерживается, чтобы не рыкнуть «вали отсюда». С возрастом любопытство дочери совершенно не уменьшилось. – Это просто упала ваза.
- Ваза? Ладно,- девушка хлопает ладонью по дверной филенке,- уговорил. И нарочно громко шлепая босыми ногами по полу, удаляется. Но до острого слуха Джиллиан доносятся ехидные слова Эмили, брошенные напоследок:
- Продолжайте, что уж, но пугать то народ зачем.
- Проклятье,- Джилл пинает Кэла в грудь,- это все ты.
- Ой! Не вали с больной головы на здоровую. Ага. Это я тут разгуливал голяком, вертя своей аппетитной попкой.
- У тебя тощая задница,- хихикает Джиллиан.
- Оскорбляешь, милая. У меня мускулистый зад.
Джилл закатывает глаза и смеется в голос.
- И многим нравится- ворчит Кэл, но тут же исправляется,- нравилась. Опасливо смотрит на кулак жены, зависший перед его носом.
Просмеявшись, Джиллиан со всхлипом втянула носом воздух, пытаясь восстановить дыхание, и погладила Кэла по голове
- Ты не ушибся?
- Спасибо что спросила.
Ощутила, как под ней дернулось тело мужа, и поймала его взгляд, понимает, что все в порядке, облегченно улыбаясь.

- Ай!
Не особо церемонясь Кэл, обхватил ее за бедра, приподнимая и разворачивая спиной к кровати, грубо раздвинул коленом ноги, его пальцы протанцевали по промежности Джилл, проверяя ее готовность к сексу. Что впрочем, было лишним, Кэл слишком хорошо изучил свою жену, чтобы понять какова степень ее возбуждения. Но что поделать привычка, он не привык насиловать женщин. Одно дело овладеть нарочно сопротивляющейся, но страстно желающей тебя женщиной и совсем другое взять силой «насухо».
Неторопливо со знанием дела согнул ее ноги в коленях и развел пошире, разворачивая к свету, исходящему от валяющейся на полу лампы и чуть потянул на себя. Джилл, опираясь затылком о край кровати, негромко охает, широко распахивая глаза, понимая, ЧТО теперь доступно проницательному взгляду Кэла; она так и не разучилась смущаться после стольких лет совместной жизни, восхищая этой особенностью Кэла. Длинноногая недотрога, любовно поддразнивал ее Лайтман, замечая, как пылают щеки, а губы дрожат в смущенной улыбке. И ощущал новый более сильный прилив желания. Поражаясь, как в этом совершенном теле уживаются две взаимоисключающие личности бесстыдная развратница и нежная скромница.
Прохладные пальцы Кэла скользят по внутренней поверхности бедер Джиллиан, а голова наклоняется все ниже и ниже и вот его губы коснулись ее заветного местечка. Напряглась, и обхватила ладонями Кэла за щеки, приподнимая бедра навстречу.
Но поза слишком неудобная, слизнув первые капельки смазки, Кэл перекатывается на бок, распрямляет спину, затем усаживается рядом с Джиллиан
- Стар я стал для таких акробатических номеров,- с тоской в голосе ворчит он себе под нос, но игру не прекращает, поглаживая Джилл между ног.
- Что?- переспрашивает она его
- Все в порядке милая,- теперь у него нет того восхитительного обзора, но пальцы и так прекрасно знают свое дело.
- Продолжай,- с мягкой улыбкой, хриплым непривычно для нее низким голосом просит его Джиллиан, она вся дрожит от возбуждения. Ее затуманенные глаза ждут большего.
Кэл самодовольно ухмыляется и аккуратно раздвигает пальцами нежные лепестки ее плоти – она совершенно мокрая. Она буквально течет – она готова – она хочет. С губ Джиллиан слетают сдавленные стоны и короткие всхлипы.
Пальцы мужчины тонут в горячей вязкой влаге, гладят, скользят, ощупывают. Джилл тихо мурлычет, еще шире раздвигает ноги в молчаливом согласии – ей нравится. Вздрогнула, распахнув глаза, и тут же протяжно застонала, облизнула без того влажные губы
- Дааа…, здесь.
Ритмично потирая крошечное чувствительное местечко, Кэл ощутил, как нежный кусочек плоти набух, увеличиваясь в размерах.
Кэл с удовольствием наблюдает за Джилл. Она невероятно красива сейчас: встрепанная, возбужденная, томно вздыхающая, влажные губы приоткрыты… Нажимая сильнее, резко ввел в нее пальцы. Коротко чертыхнулся, она так возбуждена, так мокра, что наверняка даже не почувствует их.
- Ну же, девочка, милая, давай, кончи для меня!- едва слышно шепчет он.
Почувствовала. Еще как почувствовала. Вскрикнула. Дернулась, приподнимая бедра над полом, вцепилась пальцами ему в плечи, запрокинула голову со сдавленным: «А-а-аххх!», плотно стиснула бедра. Ее влагалище сжимается сильно и энергично, она чуть покачивается в такт своему оргазму, стонет хрипло и низко, и даже не думает отпускать его руку.
Потрясающе. Кэл встает на колени, приваливается боком к мягкому краю постели, целует Джилл в шею, ерошит волосы и жарко шепчет:
- Ты великолепна.
Закрывает ее рот своим, проглатывая стоны. Чем крепче он будет ее целовать, тем быстрее она успокоится.

Оторваться от ее теплых губ почти невозможно.
Наконец она успокаивается и, положив голову ему на плечо, расслабленно затихает. С молчаливой улыбкой наблюдает, как Кэл облизывает пальцы -она удивительно вкусная. Медовая.
Кэл встает и тут же оседает, рушится в кресло. Ноги не держат, дыхание сбивается. Склоняется к Джиллиан, помогая подняться. Притягивает ее к себе, она верхом устраивается на его коленях. Обняв Кэла, прижавшись своим влажным лбом к его лбу, часто дышит и гладит ладонями его спину. Нежно-нежно и отчего-то эта тихая ласка кажется ему более интимной, чем, что сейчас произошло.
Джилл встревожено ерзает, прижимаясь к Кэлу теснее, так что межу их животами почти не остается свободного пространства, чувствуя насколько тверд его член. Затем чуть сползет назад и оттянув пояс брюк пробирается под резинку и обводит подушечкой пальца скользкую головку. Кэл вздрагивает, а Джиллиан обхватывает ладонью твердый, полный жизни член.
- Ты улыбаешься, люблю, когда ты улыбаешься, - шепчет она, и Кэл чувствует на своих губах ее тонкий пальчик. – Здорово…- ее другая рука ритмично стискивает пульсирующий член, подушечкой большого пальца, прикрывая крохотную дырочку на его вершине.
- Джилл не надо, я сейчас кончу.
Она убирает руки
- Ммм…
Она ловкая и быстрая, как змейка, соскальзывает на пол с колен мужа и устраивается между ними. Пропихивает ладони Кэлу под ягодицы, он приподнимается. Вцепившись в ткань брюк, стаскивает их с бедер. Водит пальцем вверх-вниз по едва заметно раскачивающемуся перед ее лицом члену, касается яичек.
- Кэл, если ты когда-нибудь задумаешь мне изменить…- мурлыкает Джиллиан.
Он самодовольно ухмыльнулся, оскалив клыки:
- Думаешь, самый действенный способ?- смотрит, как нежные пальчики женщины разжимаются и уверенно сжимаются, на его пульсирующем, налитом горячей кровью члене. Приятно и опасно.
- О, да!- Джилл наклоняет голову, быстро лизнув головку; отросшие волосы падают ей на лицо и пронзительно щекочут пах и кожу бедер. Кэл невольно дергается. А Джилл прикрывает глаза и загадочно улыбается,- мммм….
- Джилл!
- Ты что-то имеешь против?
- Ну-у, тебе, конечно, видней. Дааа… я знаю
- Какой же ты догадливый.
- Черт, Джилл! О, Боже, что ты делаешь ,Джилл!!Безнравственная хулиганка, бесстыдница, развратница…
- Кто бы говорил,- ухмыляется Джиллиан.

Теперь уже Кэл извивался в ее руках, ее муж, бизнес-партнер, скептик и самый лучший в мире лжец, и гроза всех обманщиков. Забыв себя, царапает ногтями обивку кресла, умоляя безумным шепотом о наслаждении, просит не останавливаться, грозя в противном случае расторжением контракта и разводом! Джилл обожала в своем дорогом Кэле эту черту - чтобы с ним не происходило, он не терял возможность иронизировать и даже пытался издеваться и язвить.
Что ж, посмотрим, насколько он будет в состоянии держать себя в руках, вот прямо сейчас!
Целуя и покусывая живот Кэла, она обхватила ладонями внушительный, блестящий от выступившего секрета член, нежно поглаживая его, затем прошлась языком по стволу, приникла к нему губами, согревая влажным дыханием.
Горячий, подергивающийся, увенчанный ярко-красной короной головки – Джилл благоговейно касается его пальцами и губами, заглатывает, сдавливая между нёбом и языком, облизывает нежную бархатную головку, скользя языком по вздувшимся венам до самого основания, вновь заглатывая и отпуская, помогая себе рукой.
Кэл хрипел, метался, изгибался, как в агонии, сжимая ее затылок, не позволяя Джиллиан ни на секунду оторваться от себя. Чёрт побери, ей нравилось доставлять ему удовольствие таким способом! С радостью, в которой любовь мешалась со злорадством, наблюдать, как рассудительный, язвительный не признающий ничего святого мужчина утрачивает даже слабое подобие самообладания, превращаясь в первобытное животное, одержимое сексом, отдающееся собственной самке. И когда, наконец, терпкая вязкая влага хлынула в рот, Джилл, запустила руку себе между ног, и коснулась вздувшегося клитора, ставшего невероятно чувствительным и отзывчивым, тут же сама испытала сильнейший оргазм! И бессильно опустилась на пол, вытянувшись на ковре…

…из состояния дремы Джиллиан вывели мягкие, скользящие касания по животу. Немного щекотно, но приятно. Не было смысла открывать глаза, Джилл и так знала, что пальцы Кэла гладят едва заметно выступающую над кожей белую полоску шрама. Улыбнувшись одними губами, Джиллиан перевернулась на бок, прижимаясь лбом к щеке, лежащего рядом Кэла, обхватила его за оголенное плечо, выглядывающее из- под одеяла. Приподняв подбородок, посмотрела сквозь прищуренные ресницы в лицо мужа; сонное, но ужасно довольное. Перевела дыхание и чуть нахмурилась, внезапно отметив, что Кэл стал совершенно седым. От накатившей нежности на глазах выступили слезы, Джиллиан уткнулась носом мужу в шею
- Я хочу тебе сказать что-то очень важное,- ее голос чуть дрогнул.
- Угу,- кивнул Кэл,- зарываясь лицом в волосы Джиллиан, делая вид, что не заметил ее грусти.
- Я говорила, что люблю тебя?
- Мммм,- приоткрыв один глаз, Кэл уставился в потолок и тут же хитро ухмыльнулся,- что-то не припомню, милая,- поскреб макушку, окончательно путая, торчащие в разные стороны вихры.- Разве что перед алтарем.
- Шутник, но и непревзойденный никем нахал,- расплылась в улыбке Джиллиан.
Кэл облапил всей пятерней ее грудь, крепко стискивая.
- Это еще не самые лучшие мои достоинства. Могу перечислить. Я чертовски красив…
Джилл зажала мужу ладонью рот, не в силах удержаться от какого-то девчачьего хихиканья. Кэл удивительным способом мог угадывать ее настроение, не глядя в лицо, не считывая эмоции, а лишь обнимая.
Ткнула кулаком мужу в бок, Джиллиан наигранно сердито проворчала
- Тебя наверно память подводить стала. Красавец.
- Нууууу, - промычал Кэл, вытягивая губы трубочкой,- старенький я совсем стал,- несколько раз хрипло по старчески кхекнул, Джилл не удержалась и рассмеялась.
- Старичок ты мой!- она ухватила его за щеки, легонько потрепала и прижалась губами к его рту, вовлекая мужа в мягкий расслабляющий поцелуй.
Отдышавшись, с едва заметной хрипотцой в голосе, Джилл очень серьезным тоном проговорила
- Я люблю тебя, мой дорогой муж.
- У меня очень красивая, молодая и невероятно сексуальная жена,- сделал многозначительную паузу,- и прошептал Джилл в ухо,- бесконечно любимая.
- Кэл…- в голосе женщины позвучала тревога,- вот о чем я недавно подумала,- серьезность тона Джиллиан насторожили Кэла, а она, прижавшись к нему, теребила в пальцах уголок одеяла. Удрученно вздохнула,- я тебе еще нравлюсь.- Дрогнувшей рукой убрала прядку волос за ухо и глянула Кэлу в лицо.- Как женщина.
- Опаньки!- Кэл всплеснул руками, иногда Джиллиан была стопроцентной женщиной, и включала особую женскую логику, которой обычно не следовала, - Фостер,- давно забытое имя, прозвучавшее в теплом уюте спальне говорило об одном, Кэл возмущен, взволнован, встревожен и крайне озабочен.
- Я Лайтман,- мягко поправила его Джиллиан,- наш брак приблизился к критическому возрасту…
- В моей жене проснулся и заговорил психолог,- Кэл ухватился пальцами за ее подбородок и приподнял голову Джиллиан, заставив посмотреть ему в глаза.
- Выкинь из головы эту чушь.
- Но… - женщина напряглась,- мне скоро исполнится…
- А это неважно,- его указательный палец коснулся чуть припухшей верней губы Джиллиан, и Кэл медленно обвел контур нежного полуоткрытого рта.- Слаще этого я ничего не пробовал.
- Ты мне льстишь.
- Чушь, чушь,- сердито проговорил Кэл, мотая головой и резко жестикулируя свободной рукой, - и сегодня ты мне это доказала. Улыбочка на его физиономии была столь красноречива, что Джилл вновь смутилась. Вот был особенный талант у Кэла вонять ее краску. Еще во времена их дружбы, он виртуозно, находясь на расстоянии, не вынимая рук из карманов, одним шевелением бровей, прищуренным взглядом, полунаклоном головы и громким причмокиваем заставлял ее буквально пылать от смущения потому что ее тело реагировало своим характерным способом, посылая разум в очень отдаленные страны.
- Ты по- прежнему прелестна и желанна.- Его руки огладили плечи Джиллиан, пальцы совершили пробежку по груди и животу. - И длину твоих ног никто не отнял,- кончиками ногтей Кла щекотно процарапал кожу бедра, ладонью похлопал по округлому колену и обхватил большим и безымянным пальцем щиколотку. Игриво подмигнул и нахально ухмыльнулся.- Ничто не украли, и все принадлежит мне. Надеюсь?- склонил голову к плечу, прищелкнув языком.
- Безраздельно,- выдохнула Джилл, заваливаясь на подушки,- и если «это совершенство» не поспит хотя бы часов шесть, то завтра всем придется туго.
- Ооооо!- Кэл вознес руки к потолку, закатывая глаза,- не выспавшейся Джиллиан лучше не попадаться под руку, пока она не вольет в себя пару литров кофе.
- Преувеличиваешь,- она фыркнула,- но вообще-то прав. Может, прекратим дискуссию и немного поспим.
Договорив фразу до конца, Джиллиан коротко зевнула, потянулась и, зевнув еще раз, протяжно и сладко, потянула на себя одеяло.
- А сонную я тебя особенно люблю,- промурлыкал Кэл, пристраиваясь к Джилл со спины, обхватывая ее за талию. Голова женщины нашла уютное местечко у мужчины на груди,- спокойной ночи милая,- чмокнул ее в висок, немного поерзал ухом на подушке.
- Свет,- сонно, но требовательно напомнила Джилл
- Хммм..
Нащупал кнопочку выключателя лампы стоящей на тумбочке с его стороны. Через секунду спальня погрузилась в темноту.
- Оооох,- вздохнула Джиллиан,- когда же мы уберем разгром, вспоминая о раскиданных по комнате вещах.
- Завтра…
- Согласна.

@темы: .IV.3 Жидкости, #fandom: Lie to me, Lie to me: фэндом в целом.(табл.30)

---

Внезапное вторжение

[Лилянка_Солнышко]

Автор: Лилянка Солнышко
Бета: radialis
Название: Внезапное вторжение
Фандом: Dogs: Bullets & Carnage
Герои: Бадоу, Мими
Пейринг: Бадоу/Мими
Тема: Вторжение
Размер: драббл
Объём: 555 слов.
Тип: гет
Рейтинг: PG-13
Авторские примечания: Вот я и добралась до этого пейринга. Я рада писать по ним, но... но Мими у меня вышла такая ООСная! Но пейринг и вправду интересен)))

– Вообще-то, это вторжение! – заметил Бадоу, стоя в душе абсолютно обнажённым.
Девушка тут же захлопала глазами, резко развернулась и вылетела из ванной, красная как рак. Нет, ну и угораздило же её найти самый неподходящий момент! Да и зачем она только припёрлась к нему в ванную?
Сердце в груди бешено стучало, а щёки пылали от стыда. Нет, ну как такое могло случиться! Прислонившись спиной к стене, она съехала вниз, обнимая колени. Звуки душа смолкли, а через пару минут дверь открыл Наилс, скользнув задумчивым взглядом по свернувшемуся комочку.
- Насмотрелась? – с ехидством, спросил тот.
- Я ничего не видела! – тут же протестующее воскликнула рыжеволосая, вскидывая подбородок вверх и смотря с недовольством на парня, но заметив, что тот обмотан всего лишь одним полотенцем, тут же опустила голову, вновь краснея.
- Заметно, - усмехнулся Бадоу и направился к шкафу, в поисках чистой одежды. Конечно, ему безумно понравилась такая Мими. От бойкой и высокомерной девчонки осталось несвойственные ей скромность и стыд.
Натянув на влажное тело свежую одежду, рыжеволосый вернулся к девушке, что продолжала сидеть возле ванной, уткнувшись лицом в ноги. Наилс уже открыл рот, собираясь что-нибудь съехидничать, но передумал и вместо этого, просто опустился на против, шаря по карманам в поисках сигареты. Сейчас, как никогда ещё, ему хотелось курить. Найдя в одном из карманов желанную пачку, которая, неизвестно когда и каким образом успела там оказаться, Бадоу достал сигарету, сжимая её губами. Достав зажигалку, он чиркнул. Чиркнул вновь. Потом в третий раз.
- Не надо, - послышался тихий голос Мими.
Наилс вновь обратил на неё своё внимание. А ведь он совсем забыл об её присутствии. Фыркнув, он чиркнул вновь. Рыжеволосая распрямилась, с недовольством смотря на парня. Протянув руку, она резким движением вырвала сигарету и смяла в руке.
- За что? – взвыл Бадоу, понимая, что это предпоследняя.
- Я просила, - сердито смотрела она на него.
- А я просил вваливаться ко мне в ванную, когда я принимаю душ? – колко съязвил тот.
Рыжеволосая вновь покраснела, опуская глаза.
- Я случайно… - тихо пролепетала та. Её вновь сковали смущение и волнение.
- Такие вторжения не бывают случайными, - усмехнулся тот, приближаясь к девушке, - скажи Мими, ты ведь этого хотела?
- О чём ты говоришь? – рыжеволосая вжалась в стенку, онa чувствовала тепло исходившее от Ниалса, смотрела как с мокрых волос стекают капли, и сердце в груди вновь начинало свой пляс. – Я не… я не…
- Ты не что? – лицо рыжеволосого было близко, его горячее дыхание нежно касалось лица, а правая рука осторожно коснулась левой коленки. Мими нервно взглотнула, не в силах пошевелиться. Почему-то в этот миг захотелось, чтобы он прижал её как можно крепче к себе, жадно целуя в губы. Хотелось огня, страсти… но ведь если Наилс позволит себе такое сегодня, то завтра она точно не захочет его знать. Понимал ли он это?
Бадоу резко отстранился, вставая на ноги. Он чересчур увлёкся. Ещё бы немного… и он точно поцеловал её!
- Так зачем ты пришла? – скрестив руки на груди, поинтересовался тот.
Мими неуверенно открыла рот, но тут же закрыла его. А она ведь совсем забыла причину своего визита. Зачем она пришла к нему? Зачем ворвалась в ванную?
- Да так, не важно, - тряхнула головой и направилась в сторону двери, - я зайду позже.
Наилс хотел её остановить, но так и не сдвинулся с места. Он просто не мог понять, что именно произошло между ними и как теперь себя всети после такого внезапного вторжения?

@темы: .II.4 Детектив/преступление, #fandom: Dogs: Bullets & Carnage, Dogs: Bullets & Carnage: фандом в целом. (табл.30)

---

Что таят твои глаза?

[Лилянка_Солнышко]

Автор: Лилянка Солнышко
Бета: radialis
Название: Что таят твои глаза?
Фандом: Dogs: Bullets & Carnage
Герои: Хайне, Наото
Пейринг: Хайне/Наото
Тема: Глаза
Размер: драббл
Объём: 303 слов.
Тип: гет
Рейтинг: G
Авторские примечания: Ну вот, я добралась и до этого пейринга. Эх, пока только драбблы, но скоро я распишусь)))

Хайне поморщился, яркие солнечные лучи настойчиво лезли в глаза. Отвернувшись, он столкнулся лицом к лицу с брюнеткой, что сидела рядом с ним, чересчур близко, нарушая дистанцию и его личное пространство, к тому же смотрела на него в упор. Ну что этой девке опять надо?
- Чего тебе? – оскалился беловолосый, чувствуя, как внутри всё начинает клокотать от ярости.
- Поговорить, - кратко ответила та.
Парень фыркнул, поднялся с лавочки и, засунув руки в карманы, поспешил прочь. Вот назойливая девчонка! И долго она будет преследовать его? Вслед его размеренным шагам, он слышал цокот каблучков, и это бесило ещё больше. Остановившись, он почувствовал, что и она замерла в напряжении.
- Хватит меня преследовать, - недовольно буркнул тот и вновь отправился куда подальше. Но словно на зло и действуя на нервы, цокот каблуков не отставал. Это продлилось не больше пяти минут. Терпения Хайне хватило только на пять минут! После чего он резко развернулся, пригвоздив своим недовольным взглядом брюнетку к тротуару. На её лице не было никаких эмоций, но глаза… на самом их дне пряталось какое-то чувство, невинная эмоция, которая, по-видимому, не нравилась самой хозяйке, раз она так умело её скрывала.
Губы светловолосого растянулись в хищном оскале. Понадобилось всего три шага, чтобы сократить расстояние между ними. Девушка еле заметно вздрогнула, но не отстранилась, не меняя выражения лица, зато глаза… они выдали лёгкую панику.
Медленно Хайне потянулся к её волосам, с наслаждением замечая, как расширяются зрачки и учащается дыхание, почти коснувшись её виска, он замер, создавая нагнетающую атмосферу.
- Что ты хотела? – медленно выговорил он каждое слово, не отрываясь от её глаз.
Наото вздрогнула, моргнула пару раз, резко развернулась и поспешила прочь. Сердце в груди отдавалась в такт цоканью каблуков.
Хайне смотрел ей в след, не понимая, почему не испытывает радости от того, что избавился от неё. Ведь в её глазах было нечто такое, что он не смог разгадать…

@темы: .I.4 Тело, #fandom: Dogs: Bullets & Carnage, Dogs: Bullets & Carnage: фандом в целом. (табл.30)

---

Тепло ладоней.

[Лилянка_Солнышко]

Автор: Лилянка Солнышко
Бета: radialis
Название: Тепло ладоней.
Фандом: Dogs: Bullets & Carnage
Герои: Бадоу, Нилл
Пейринг: Бадоу/Нилл
Тема: Руки
Размер: драббл
Объём: 376 слов.
Тип: гет
Рейтинг: G
Авторские примечания: Автор давно ничего не писала и это её первая работа после долгого перерыва. К тому же решила начать именно с этой пары и походу влюбилась в этот пейринг... Извиняюсь за название, ну ничего умного в голову не пришло!!!

Последняя затяжка, и окурок летит в урну. Сильнее кутаясь в прохладное пальто, которое ни капли ни грело, парень лишь тихо выругался сильному ветру, безжалостно трепавшего его рыжие волосы. Бросая по сторонам косые взгляды, чуть сгорбившись, он поспешил к церквушке, в которую последнее время чересчур зачастил. Мысли его путались, натыкались друг на друга, как слепые котята, но вроде бы выстраивались в логический ряд, как вновь обрывались и путались… Настолько увлечённый размышлениями, он не заметил, что достиг конечного пункта своего маршрута, как не заметил и девчушку, стоявшую возле высоких дверей, и столкнулся с ней.
Блондинка, не издав ни звука, тихо шлёпнулась на холодные мраморные ступени, с удивлением смотря на сбившего её человека.
- О, Нилл, прости, - рассеянно проговорил Бадоу, чувствуя, как в груди зарождается противное чувство вины, - я не хотел.
Слегка склонившись, он протянул ей руку, предлагая помощь. Ангелочек с сомнением смотрела на неё, быстро моргая и явно не находя в себе силы коснутся его холодной кожи. Парнишка уже хотел фыркнуть и отстраниться, как рука Нилл слегка дрогнула, а потом потянулась к его. Тёплая и нежная ладонь коснулась мужской, слегка грубой и холодной кожи. Что-то непонятное кольнуло в груди и Бадоу на автомате сжал её ладонь, чуть сильнее обычного, возможно, вызывая лёгкую боль. Но чувство было настолько непонятным и сильным, что время остановилось, и всё вокруг потеряло свою значимость. Опомнившись, рыжеволосый потянул девушку на себя, помогая подняться на ноги.
Блондинка, только встав на ноги, вырвала свою ладонь из его руки, прижимая её к своей груди.
- Прости, я совсем не хотел, - тихо произнёс Бадоу слова извинения и уже вновь направился к церкви, как ощутил, что его держат за плащ. Развернувшись, он с удивлением смотрел на ангелочка, - ты что-то хотела?
Нилл неуверенно подошла ближе, с неким страхом заглядывая в глаза парню. Её тёплые ладони коснулись его рук, согревая и вновь вызывая в груди это волнительное чувство. Блондинка, приблизившись вплотную, уткнулась лицом ему в грудь и потёрлась носом. Даже через лёгкую ткань рыжеволосый смог прочувствовать её слабое, но тёплое дыхание. Отстранившись, она поклонилась и первой забежала в церковь. Бадоу стоял пару минут, пытаясь прийти в себя. Он совсем не понимал, что означает выходка этой девчонки, но ему ужасно захотелось узнать скрытый мотив её поступка.
- Нилл, - Бадоу развернулся, направляясь за ней в церковь, - подожди!

@темы: .I.4 Тело, #fandom: Dogs: Bullets & Carnage, Dogs: Bullets & Carnage: фандом в целом. (табл.30)

---

23-24/100, CSI:Miami, фандом в целом

[Tinka1976]

Название: Палач. Глава 5
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио, Элина, несериальные персонажи
Рейтинг: PG-13
Тип: джен, гет
Тема:
23. Хёрт/комфорт. Навязчивые воспоминания
24. Романтика. Лунный свет.
Объем: 1239 слов + 1904 слова
Примечания: Майами, ориентировочно 2011 год

Глава 5.

После ухода Дженнифер Горацио неторопливо пересек парк и сел на скамейку: до следующей встречи оставалось чуть больше получаса, и ехать куда-то не имело смысла. Солнце уже скрылось за домами, окрасив небо в изумительный апельсиновый цвет, словно решило напомнить горожанам, в каком штате они проживают. В парке было малолюдно и довольно тихо: родители и няни с детьми уже разошлись, а молодежь еще добирала необходимый градус на вечеринках и в клубах.
На какое-то время Горацио удалось отрешиться от всего, просто сидеть и созерцать жизнь вокруг. Вот упал с дерева лист, вот проехал мальчишка на роликах, вот пронеслись по каналу катера, вот по дорожке мимо скамейки важно прошествовала маленькая девочка в ярко-красном платьице, держа маму за руку, а другой рукой крепко прижимая к себе большого желтого плюшевого медведя…
Эта безмятежность дала трещину при виде двух подростков: темнокожего мальчишки с заплетенными в туго скрученные косички волосами и парня постарше с нездорово-бледным лицом, обрамленным редкой рыжеватой бородкой. Мальчишка был одет в футболку с логотипом какой-то команды, а вот на парне был вязаный свитер с ярким контрастным рисунком, странновато смотревшийся в Майами даже среди зимы. Они окинули сидящего в одиночестве Горацио настороженным взглядом, но подойти не решились.
Первым побуждением Горацио было отвести их в участок. Но он слишком хорошо знал: стоит кому-то проявить интерес, развязная медлительность подростков мгновенно пропадет, и даже для того, чтобы просто поговорить с ними, придется сначала побегать. А предъявить-то наверняка нечего, они еще только ищут, где достать дозу.
Нарушители спокойствия быстро скрылись из виду, но мысли Горацио уже соскользнули в привычную избитую колею. Мог ли он предотвратить то, что случилось с Рэем? Если бы он не замкнулся в себе после смерти мамы, не ограничивался открытками на день рождения и Рождество? Если бы переехал в Майами на несколько лет раньше, сразу после Пенсаколы? Может быть, тогда еще не было слишком поздно? Может быть, Рэй не увяз бы в этом болоте?
Сколько лет Горацио приходил к могиле брата – тогда еще мнимой могиле – и спрашивал себя об этом!.. Ответа не находилось. Иногда Горацио казалось – да, именно он виноват. Если бы он был рядом, то заметил бы первые признаки того, что Рэй употребляет, сумел бы удержать его на краю. Иногда накатывали сомнения – он же был в Майами, когда все это случилось. Правда, встречи с братом были редкими, Рэй пропадал на заданиях, а когда был дома, хотел побыть с семьей… Но Горацио и здесь видел свою вину: если бы он переехал в Майами раньше, может быть, он, как и прежде, входил бы в круг той самой «семьи»? Кроме того, Элина видела мужа куда чаще, она работала в полиции – и все же ничего не заметила…
Все изменилось после настоящей смерти Рэя. Могила теперь была на другом кладбище, Рэймонд Кейн был признан «грязным копом», так что похороны прошли без церемоний и пенсии его семье больше не полагалось. Но главное – все изменилось и в душе Горацио. После того как племянник стал «живым контейнером» для контрабанды, после слов Элины: «Леопард всегда при своих пятнах». Горацио не мог понять этого циничного равнодушия, не мог принять этого. Неужели она знала все? Знала в Майами, знала в Рио? Знала – и не сделала абсолютно ничего, с мыслью «черного кобеля не отмоешь добела»? Горацио признавал, что необъективен в оценке брата, и все же… Рэй не был таким! Он был несдержан, азартен и любил авантюры. Потому-то Горацио и не хотел, чтобы брат работал именно в отделе нравов. И все же Рэй был хорошим человеком – Горацио готов был поклясться в этом. Он не понимал того равнодушия, с которым отнеслась к переменам в поведении мужа Элина. Как она могла позволить Рэю губить себя и ничего не предпринять? И как теперь Горацио мог доверять ей воспитание племянника, уже ступившего на скользкую дорожку?
Все это Горацио понял далеко не сразу, на осознание ушел почти год. Он приезжал на кладбище и подолгу сидел на могиле брата, пытаясь переосмыслить произошедшее, раз за разом перебирая все те воспоминания, что всплыли и сейчас.
Затем он отвлекся: Кайл, Джулия, суд, экстрадиция, Рон Сарис, взрыв, работа Кайла в морге, таблетки Джулии… Когда наступило затишье: Джулия очутилась в лечебнице, а Кайл ушел в армию, – Горацио обнаружил, что теперь уже Элина и Рэй-младший как-то незаметно очутились вне того ближнего круга, который он считал своей семьей. Так же как постепенно отдалились Сюзи и Мэдиссон, живущие теперь в Атланте. Конечно, с племянником Горацио виделся куда чаще, чем с племянницей, но и уровень близости, и степень его беспокойства за обе семьи брата стали примерно одинаковы.
– Горацио?..
Он поднял взгляд и, чуть помедлив, улыбнулся. Как странно. Неужели это воспоминания так исказили восприятие, добавив диссонирующую нотку?
Элина стояла в паре метров от скамейки. Ветер раздувает длинные вьющиеся пряди, костюм все так же безупречно белоснежен, ласковая и чуть снисходительная улыбка играет на губах – похоже, Горацио так задумался, что не услышал первого ее оклика…
– Как твои дела? – спросил Горацио, поднимаясь.
– Спасибо, неплохо.
Может быть, в этом все дело? В невозможности сесть рядом, поговорить спокойно, без дуэли улыбок и взглядов, без ощущения многозначительности? Особенно теперь, когда их отношения никак нельзя назвать многозначительными – Горацио в курсе того, что партнер Элины по бизнесу давно уже не только деловой ее партнер.
– Рэй просил передать тебе, что с субботой ничего не выйдет, у них образовались какие-то совершенно неотложные дела.
Интересно, давно ли из их речи окончательно исчезло добавление «младший» после имени Рэя? Первое время они продолжали называть мальчика так даже после второй, подлинной смерти его отца, Рэя-старшего.
– Ничего, – улыбнулся Горацио. – Как бизнес?
– Идет в гору, – с гордостью ответила Элина.
– Видишь ли… Это не совсем праздный вопрос.
Элина прищурилась, но ничего не спросила. Горацио лизнул губы и, хитро поглядывая на нее, продолжил:
– Помнишь, как около пяти лет назад ты обратила мое внимание на одного патрульного, который очень хотел доводить те дела, которые он начал расследовать, до конца?
– Это ты про парня, у которого был вычищен не только основной пистолет, но и запасной? – улыбнулась Элина.
– Именно. Видишь ли… Дело в том, что теперь я хочу обратить твое внимание на этого же парня. С поправкой на то, что за эти пять лет он стал отличным копом.
– Что случилось, Горацио? Райан уволился из лаборатории?
– Нет.
– Тогда чего ты хочешь?
– Я хочу… Предложить тебе толкового парня в помощники. На время.
– В чем твоя выгода? – помолчав, спросила Элина.
Почему-то Горацио больно резануло этим вопросом. Или взглядом, из которого пропали не только искорки, но и доброжелательность. Теперь перед ним была практически незнакомая женщина, жесткая, деловая, отнюдь не расположенная к сантиментам.
– Когда он заработает необходимую ему сумму, ты его отпустишь, – переступив на месте и развернувшись боком, сказал Горацио. – Я не собираюсь терять хорошего криминалиста.
– А если он сам не захочет уходить? – усмехнулась Элина.
Горацио низко наклонил голову, затем повернул, поднял домиком брови, исподлобья взглянув на Элину.
– Если мистеру Вулфу больше понравится на вольных хлебах, – снова опустив взгляд, медленно заговорил Горацио, – так тому и быть. Но если… если он захочет вернуться… Я хочу, чтобы ты дала слово, что не будешь его удерживать.
– Хорошо, – кивнула Элина с улыбкой, ясно дающей понять, что она уверена: это и не понадобится. – Что ж… – сказала она некоторое время спустя, видя, что Горацио не собирается продолжать разговор. – Тогда до встречи?
Горацио проводил ее взглядом. Почему-то от разговора остался неприятный осадок, хотя вроде бы он получил все, на что рассчитывал: работу для Райана, с помощью которой тот сможет выпутаться из ловушки, не нанеся вреда лаборатории, и обещание, что ему позволят уйти, когда придет время. Конечно, Горацио учитывал вероятность того, что Райану может так понравиться свободная жизнь помощника частного детектива, что он и не захочет возвращаться к прежнему. Но в данном случае ему ничего не оставалось, кроме как следовать принципу: делай, что должно, – и будь, что будет.

***

Когда он подъехал к дому, давно уже стемнело. Облава в Хайалиа провалилась. Ни Виктора, ни Кайла, ни каких-то интересных фигурантов обнаружить не удалось. Всю дорогу до дома Горацио пытался отделаться от мысли, что мог невольно навредить Кайлу, заявив, что его разыскивает полиция. А заодно – от неприятной догадки, что сын не стал бы посвящать его в план операции, даже если бы имел такую возможность. Может быть, еще и поэтому Горацио ни словом не обмолвился при Дженнифер о судьбе, постигшей родного дядю Кайла, хотя воспоминания о Рэе, о том, что сделала с ним работа под прикрытием, неотступно преследовали его.
Вид темных окон собственного дома неожиданно не вызвал привычно-болезненного толчка в груди. Да, никто его не ждал, но, может быть, это не так уж и плохо? Не надо ни перед кем оправдываться за позднее возвращение с работы, не надо отвечать на вопросы, если хочется побыть в тишине и подумать… В конце концов, большую часть своей жизни он прожил один и, если отбросить его вечное стремление обзавестись семьей, разве плохо ему жилось?
Горацио вышел из машины и остановился, подняв голову вверх и пытаясь определить вероятность серьезной непогоды в ближайшие несколько часов, которые оставались на сон. Небо было затянуто облаками, сквозь прорехи то и дело проглядывала луна.
– …Ну что в этом такого, просто подходишь и спрашиваешь. Смотри!
Горацио не обращал внимания на две фигуры в одном из соседних дворов, пока одна из них не направилась решительной походкой прямо к нему.
– Извините, можно вас спросить?
Хотя фигура приблизилась на расстояние нескольких шагов и теперь была ярко освещена, Горацио затруднялся определить пол обратившегося к нему подростка. Лет пятнадцать. Коротко стриженые волосы под кепкой, фигуру скрывает свободный джинсовый комбинезон, и хотя черты лица тонковаты для мальчика, да и голос высоковат, кто знает…
– Билли! – укоризненно воскликнула женщина.
Горацио улыбнулся – да уж, имя очень помогло.
– Конечно, – кивнул он.
– Вы не могли бы нам помочь?
– Простите, мы очень переволновались, и моя дочь забыла о времени, – одновременно произнесла подоспевшая женщина. – И о правилах хорошего тона, – добавила она, выразительно поглядывая на девочку.
Билли скорчила гримаску, но послушно изобразила неожиданно изящный книксен и тоном примерной девочки произнесла:
– Здравствуйте, сэр. Мы ваши соседи. Меня зовут Билли, а это моя мама Лисса.
– Очень приятно, – улыбнулся Горацио. – А меня зовут Горацио. Так что у вас случилось?
– В общем-то, ничего особенного, – оглянувшись, сказала Лисса. – У нас пропала собака. Я собираюсь пойти ее поискать, а Билли…
– Я должна остаться дома, – перебила девочка, – на случай, если Ринго вернется. Но я уверена, сэр, – снова меняя тон с искреннего детского на подчеркнуто-вежливый, продолжила она, – что вы поймете мое нежелание отпускать маму бродить ночью по кварталу одну.
– Билли… – покачала головой Лисса.
Тем не менее, Горацио показалось, что она больше смущена прямотой и настойчивостью дочери, чем собственно ее просьбой.
– Может быть, быстрее и безопаснее будет на машине? – предложил он.
– Нет, – покачала головой Лисса. – К сожалению, наш Ринго – черный лабрадор, и если бы он просто далеко убежал, то за это время уже вернулся домой. Я собираюсь проверять всевозможные овраги и закоулки, где пес может лежать с какой-то травмой.
Билли сдвинула брови и с трудом подавила горестный всхлип, так что Горацио понял всю нешуточность волнения девочки.
– Разумеется, я вас провожу, – кивнул он.
– Спасибо, – хором произнесли Билли и Лисса. Переглянулись, улыбнулись.
– Тогда не будем терять времени, – с оттенком вопроса произнесла Лисса, глядя на Горацио. Он кивнул, и она повернулась к дочери: – Билли, дорогая, ты идешь домой и включаешь сигнализацию, хорошо? Я хочу увидеть, как над нашей дверью загорится та лампа, прежде чем идти. Как только мы найдем Ринго, я сразу тебе позвоню, обещаю.
– Хорошо, – Билли чмокнула мать в щеку и почти бегом направилась к дому.
– Собаку ей подарил отец, – провожая дочь взглядом, негромко сказала Лисса. – Это память о нем…
Горацио снова кивнул – он и сам предполагал нечто подобное, так что объяснение его не удивило.
– Спасибо вам, – повернулась к нему Лисса, когда над дверью дома, за которой скрылась Билли, загорелась вторая лампа. – Если бы вы не подыграли мне, Билли ни за что не ушла бы домой. Я…
– Не будем терять времени, – перебил ее Горацио, делая приглашающий жест. – Идемте.
На мгновение ему показалось, что женщина начнет спорить, отказываться, говорить о том, что ему вовсе не обязательно идти с ней, а его согласие было необходимо лишь для того, чтобы уговорить девочку вернуться домой. Но она лишь вдохнула, будто собираясь что-то сказать, внимательно посмотрела Горацио в глаза, видимо, нашла там какие-то ответы, выдохнула и молча зашагала рядом.
Ночные улицы в спальном районе были, по обыкновению, пусты, лишь изредка мимо проезжали машины, так что ничто не мешало Лиссе обшаривать все мало-мальски подозрительные кусты и канавы, время от времени негромко звать собаку по имени и призывно свистеть, чутко вслушиваясь в ночные звуки в ожидании ответа. Горацио каждый раз останавливался и терпеливо ждал возвращения своей спутницы, на всякий случай поглядывая вокруг во избежание неприятных сюрпризов.
– Значит, все в точку, и отвага, и удача, и добродетель? – неожиданно спросила Лисса, когда они вышли на очередную достаточно длинную и прямую, а главное, хорошо просматриваемую улицу.
– Что? – не понял Горацио.
– Ну, все эти герои Алджера, – взмахнула рукой Лисса. – Помните, как говорили в школе: излюбленный сюжет Алджера о честном и благородном мальчишке-оборванце, который достигает успеха и положения благодаря отваге, удаче и добродетели?
– Хм, – улыбнулся Горацио. – Относительно Алджера и оборванца – все в точку, а об остальном – не мне судить.
– Ооо, еще и скромность! – рассмеялась Лисса, но тут же оборвала смех, прислушиваясь.
Горацио тоже насторожился – ему тоже показалось, что где-то рядом залаяла собака.
Они прибавили шаг, но собака уже показалась из-за поворота вместе со своим хозяином, который, завидев впереди людей, подтянул поводок покороче, чтобы умерить дружелюбие своего отнюдь не маленького пса.
Почему-то после этого короткого разговора сосредоточенное молчание спутницы стало тяготить Горацио. Хотелось, чтобы она вновь оживленно заговорила, улыбнулась, хотелось продлить неожиданно возникшее чувство некоей общности. Благодаря привитой с детства любви к чтению у Горацио редко возникали затруднения с поддержанием разговора, но сейчас он почему-то не находил слов, лишь смотрел, скользил взглядом вдоль посеребренных луной завитков волос, по открытому, бесхитростному какому-то лицу, по изгибам невысокой спортивной фигуры – так, словно хотел запечатлеть все это в памяти надолго.
Он мог бы сказать, например, что хоть он и получил свое имя действительно в честь Алджера, «победу по жизни», так сказать, одержал Шекспир с его «первым криминалистом» Горацио. Напомнить, как когда-то напомнила ему самому обреченная Белль Кинг, сцену из «Гамлета», где умирающий от яда принц попросил лучшего друга, Горацио, рассказать миру, кто его отравил…
Но говорить почему-то не хотелось. Может быть, мешало ощущение, что слова неминуемо разрушат эту иллюзию общности, выдадут, как мало они знают друг друга, чтобы вот так молча наслаждаться этой прогулкой под луной.
– Ринго! Ринго!..
Горацио показалось, что впервые в голосе Лиссы появились нотки отчаяния, но тут где-то на дальнем конце улицы коротко пролаяла собака, словно откликаясь на зов.
– Ринго! – еще раз позвала Лисса, и собака снова коротко взлаяла.
Они прибавили шагу, пристально оглядывая обочины, но лабрадор, вполне здоровый и дружелюбно виляющий хвостом, ждал их на крыльце одного из домов. Горацио осторожно взял Лиссу за локоть, чтобы увести, но она остановилась, внимательно разглядывая собаку и сидящего рядом мальчишку лет семи.
– Ринго? – снова позвала она, и пес рванулся, чуть не выдернув ошейник из пальцев мальчишки, оглянулся и с жалобным повизгиванием сел на место.
– Это наша собака, – уверенно сказала Лисса, высвобождая свою руку и подходя ближе.
– Это моя собака, – глухо и упрямо возразил мальчик. – Джек убежал, но теперь вернулся.
– О, Джеки, – всхлипнула женщина, которая, оказывается, стояла рядом, так надежно укрытая тенью навеса, что ее совершенно не было видно.
Теперь же она сделала несколько шагов вперед. По ее припухшим глазам и покрасневшему лицу было понятно, что она долго плакала, глядя на сына и «найденного» пса.
– Наш Джек был слишком стар, – шепотом сказала она. – Пришлось его усыпить. Я… Я не могу ему сказать…
На ее глазах снова заблестели слезы, женщина порывисто развернулась и ушла в дом. Горацио и Лисса переглянулись.
– Привет, – сказал Горацио, садясь рядом с мальчиком на ступеньки. – Значит, тебя зовут Джеки? А меня – Горацио. Это – Лисса, а это, – он протянул руку и потрепал по холке пса, – Ринго.
– Джек, – повторил мальчик, притягивая пса к себе. – Это мой Джек.
– Видишь ли, сынок, Джек был очень старым, не так ли? – Мальчик кивнул и шмыгнул носом. – Ему уже не хотелось играть, ему было трудно есть…
– Он целыми днями спал и иногда так жалобно скулил…
– И когда пришло время, Джек отправился в волшебную собачью страну, – продолжил Горацио. – И там он снова стал щенком. Маленьким черным щенком, который ждет – не дождется, когда придет какой-нибудь веселый и добрый хозяин. Чтобы можно было играть с ним, охранять его и очень, очень любить…
– Это правда? – спросил Джеки, глядя на Горацио широко распахнутыми глазами.
– Конечно, правда.
– Мама! – Мальчик выпустил ошейник Ринго и кинулся в дом. – Дядя сказал, что наш Джек снова стал маленьким щеночком и где-то там ждет нас! Мам, это правда?!
Сквозь прозрачную дверь Горацио видел, как женщина подняла взгляд и одними губами проговорила: «Спасибо!»
Он кивнул и пошел к Лиссе, которая уже убирала обратно в карман мобильник, и прыгающему вокруг нее счастливому псу.
Они снова шли рядом, и теперь уже ничто не омрачало прогулку, но Горацио снова помалкивал, так как видел по сосредоточенному взгляду Лиссы, что она о чем-то напряженно размышляет.
Когда они подошли к дому Горацио, вышла заминка, так как он хотел проводить новую знакомую до ее дома, а она неожиданно остановилась.
– Ну уж нет, – сказала Лисса, с подозрением глядя на Горацио. – Я хочу видеть, как вы войдете в дом.
Горацио в замешательстве склонил голову набок и прищурился, пытаясь понять, что же насторожило женщину, и какое доказательство она хочет получить таким странным образом.
– О господи, я так и знала, – по-своему истолковала его заминку Лисса. – Вы ведь вовсе не живете в этом доме?
– Нет, я в нем живу.
– Но собираетесь переезжать, буквально завтра?
– Нет. А в чем, собственно, дело?
– Ну не бывает так, – с обезоруживающей улыбкой развела руками Лисса. – Сосед, которого мы не видели ни разу за целый год, внезапно оказывается симпатичным мужчиной, мало того – рыцарем без страха и упрека, который пойдет в ночь без лишних вопросов провожать совершенно незнакомую женщину, найдет единственно верные слова для потерявшего любимое существо ребенка… Господи, что я несу… – она покраснела, прижала руки ко рту, но потом упрямо мотнула головой и закончила: – Нет, я все равно не верю. Признайтесь, вы ведь все подстроили? Это Билли придумала, да?
– Я вас обеих сегодня увидел впервые, клянусь, – сказал Горацио, пытаясь спрятать улыбку – настолько диким показалось ему предположение Лиссы.
Она недоверчиво прищурилась, потом снова покраснела.
– Это ужасно, – почти плача от смеха, сказала она, пряча лицо в ладонях.
– А по-моему, это совершенно замечательная ночь, – возразил Горацио. – И я очень благодарен Билли за идею попросить меня сопровождать вас, чем бы это ни было спровоцировано. Какие конфеты она любит?
– Эммм… А вы действительно хотите сделать Билли приятное или просто формально поблагодарить? – неожиданно спросила Лисса.
– Она не любит конфеты?
– Она любит машины. Механизмы. И вбила себе в голову, что ей придется стать мальчиком для того, чтобы заниматься тем, что она любит. Но это вам вряд ли удастся исправить, сэр добрый волшебник, – улыбнулась она. – Просто поговорите с Билли о машинах так, как вы говорили бы с парнем ее возраста.
– Непременно, – кивнул Горацио. – А еще, если вы не будете возражать, я познакомлю ее с одним из моих экспертов. Надо же мне оправдывать звание волшебника. Теперь вы позволите вас проводить?
– Ммм… Нет, – решительно качнула головой Лисса. – Зубы вы хорошо заговариваете, но я все же предпочту увидеть собственными глазами, как вы войдете в эту дверь.
Горацио пожал плечами и повиновался. Все его мысли были заняты новой знакомой, так что он слишком поздно понял, что в комнате он не один.
– Я должен включить свет, – сказал Горацио, повернув голову к шевельнувшейся в темноте фигуре. – За домом наблюдают, и если свет не зажжется, могут подумать неладное.

@темы: #fandom: CSI, .I.5 Хёрт/комфорт, .I.2 Романтика, CSI Miami: фэндом в целом (таб.100)

---

9/30

[.Вэл]

Название: Чудес не бывает
Фандом:D.Gray-man
Герои: Говард Линк, Тевак, Мадарао, Токуса
Тема: Потерянный
Объём: 3142 слова
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Размещение: запрещено.
Саммари:"There`s someone I want to save" (с), по мотивам фразы из 213ой главы.
Авторские примечания: ангст, АУ и ООС, кровь, смерть персонажей.

Открывая пинком входную дверь, Говард совсем не думает о том, какой по длительности истерический припадок вызовет его появление у хозяйки маленькой придорожной гостиницы, прямо к порогу которой его только что вышвырнули врата Ковчега. Он не думает ни о спокойствии немногочисленных посетителей, ни о том, что час уже поздний, ни о том, что на белой двери и чисто вымытом дощатом полу останутся следы его сапог – кровь и налипшая на подошву мокрая рыжая глина.
Он только благодарит свою удачу за слабый, приглушенный свет дешевых масляных ламп (в этой глуши, похоже, и не слышали о керосине), в котором сложно что-то достаточно хорошо рассмотреть и еще сложнее из-за вонючего чада сразу уловить резкий, острый, железный запах.
Запах крови. Запах гибели. Запах смерти.
Если бы он мог, он бы, конечно, открыл дверь по-человечески. Если бы времени у него было хоть получасом больше, он бы и заплатил за комнату – как подобает, а не бросив через плечо короткое «Я заплачу, позже!».
Но заняты руки и времени нет – ни на объяснения, ни на местных зевак, изо всех сил старающихся разглядеть, придвинуться поближе, чтобы получше рассмотреть, что у него на руках, увидеть целиком его страшную ношу. Пытающихся последовать за ним в комнаты наверху до тех пор, пока в луч слабого, неровного света на пол не падает темная капля – одна, еще одна, третья, привлекая к себе нежданное внимание, и наконец раздается чей-то громкий крик.
«Кровь! Господи Боже, кровь!»
Ноша его руках не человек - комок изуродованной, хрипящей от боли плоти. Изломанное тело молодой женщины, девушки с приоткрытым, черным от крови ртом.
«Врач! Нужен врач! Сбегайте за ним! Кто-нибудь… Скорее!»
Не слушая встревоженных криков, доносящихся снизу – воплей хозяйки, посылающей кого-то за доктором, не слыша топота чужих ног – на лестнице, первом этаже, крыльце, Говард быстро поднимается наверх и в комнате бережно опускает свою страшную ношу на постель. Откинув, отбросив, столкнув на пол серое одеяло из грубой шерсти.
Плащ раскрывается и простыни мгновенно пропитываются алым. Заперев за собой дверь, коснувшись шрама на груди и привычно машинально начертив в воздухе знак призыва, Линк прислушивается на миг и слышит – дышит. Все еще дышит. Хрипло, надрывно и тяжело.
На губах Тевак кровавая пена и Говард не хочет даже думать о том, как сильно повреждены ее внутренние органы.
Ему почти физически больно от одного нахождения рядом с ней. Как будто бы взамен на отданные им силы Атуда возвращает ему боль ее ран.
***
Аллен-Четырнадцатый улыбается ему напоследок, создавая врата.
"Иди".
Улыбается так, что хватает одного взгляда и Линк знает, что если уйдет сейчас, они больше никогда не увидятся снова.
Улыбка-маска и шаг вперед без колебаний.
Как и попросили, - нет, как и приказали, Говард был рядом с ним.
Всегда. До самого конца.
До тех пор, пока не прозвучали слова, которые мог сказать только Аллен Уолкер, и никто другой.
"Беги. Спасай тех, кого хочешь спасти. Тех, кого еще можно спасти".
Граф сдержал когда-то данное слово и убрал темную материю из тел своих марионеток. С присущей ему мрачной иронией.
"Говард..."
Он только заходит в комнату, но в ноздри сразу, с порога бьет резкий, навязчивый, железный запах крови.
***
На губах старшего пузырится кровавая пена.
«Говард…»
«Рад видеть…
«…тебя живым…»
Мадарао тяжело говорить, Говарду – просто смотреть на него. На разорванные мышцы и сухожилия, на эти худощавые сильные руки – раздробленную в мелкое крошево кисть левой, правую, висящую точно плеть… На это гибкое, тренированное, красивое тело, которое теперь выглядит так, как не выглядели даже тела первых христианских мучеников, умиравших от варварских пыток просвещенных римлян.
Линк до последнего верил – как безумец, слепой, фанатик. Как верят дети – в последнее чудо.
В то, что сможет спасти их всех. И в то, что с Мадарао ничего подобного не случится.
С кем угодно. Только не с ним.
Абсурдно. Иррационально. Нелогично.
Но этого хватало – чтобы жить и продолжать идти. Как в тумане, не видя дальше собственного носа.
«Для тебя это скорее проклятие, чем дар. Но сила Атуды не должна исчезнуть из этого мира».
«Не используй ее, если у того, кому ты хочешь помочь, нет шансов»
«Есть раны, для которых даже всех твоих сил может просто не хватить».
Он падает на колени, в лужу крови, сжимая в ладонях родное лицо. Взгляд старшего быстро тускнеет, и Линку впервые хочется кричать и плакать от собственного бессилия.
«Говард, есть вещи, которые мы не в силах изменить…»
В комнате разрушающегося Ковчега слышно только надрывное, хрипящее дыхание Токусы. И кажется, звук ударов его собственного сердца.
Они живы еще. Но он не может им помочь – ни спасти их жизни, ни оборвать мучительную долгую агонию.
Они уходят тихо, и Линку чудится, что он видит, как истлевают в воздухе невидимые, тонкие нити. Золото жизни, слабое мерцание. Тепло.
Старший единственный, кто сумел, терпя нечеловеческую боль, остаться в сознании. Токуса рядом с ним умирает молча – с разметанным, разорванным, изуродованным последней трансформацией телом, привалившись плечом к плечу Мадарао. Он без сознания и да, это трусость, но Говарду от этого легче.
«Мы умираем, а ты будешь жить».
Токуса единственный, кто упрекнул бы его напоследок. Кто не пожелал бы снять с плеч тяжкий груз придуманной вины. Кто не простил бы «предательства, которого никогда не было».
А Мадарао улыбается и только губы чуть дрожат, силясь что-то сказать.
И пусть из его рта и не вылетает ни звука, но проследив его взгляд, Говард понимает - без слов. И в его груди вновь загорается надежда.
Жалкая, слабая, с отчаянием и безумием пополам. Но все-таки.
Старший смотрит на свою сестру.
***
Изо рта Тевак течет тоненькая струйка крови. Ее пухлый, чуть приоткрытый детский рот обрамлен этим страшным, черным кровавым кольцом.
Ее тонкое, хрупкое тело похоже на туловище маленькой тряпичной куклы. Истерзанное тельце мягкой игрушки, которую рвали зубами голодные дворовые псы, только что спущенные с цепи. Кожа и мясо на неестественно вывернутых руках висят лоскутками, ошметками, изорванная одежда едва прикрывает такие же раны на животе, бедрах, груди, спине…
Кровь, сколько крови. Как в этом маленьком, слабом, легком девичьем теле может быть столько крови?
Но все-таки ее тело цело.
Из ее рта течет кровь, она вся в крови, но она еще дышит и эти раны… О внутренних повреждениях сейчас лучше даже не думать – ребра точно сломаны, возможно, одно прошло через легкое, но все еще можно срастить кости, вернуть утраченную кровь, восстановить ткани – разорванную плоть и кожу. Исцелить все эти страшные раны, не думая о цене, которую придется за это заплатить.
Ее брату и Токусе уже не помочь, но Тевак пострадала сравнительно меньше, и все еще есть шанс сделать для нее хоть что-то. Хотя бы попытаться. Но не здесь – здесь времени нет.
И словно в унисон его мыслям, в комнате возникают новые врата, и Линк хватает первую попавшуюся под руку тряпку, оказавшуюся плащом девушки. Грязный, рваный, мокрый от крови – без разницы, хоть что-то, чтобы как-то завернуть ее искалеченное тело, взять ее на руки…
Куда ведут новые врата, ему совершеннейшим образом наплевать. Куда-нибудь.
Куда-нибудь, где можно найти крышу над головой – в чужом доме, церкви, притоне, гостинице – все равно. Вывалить хозяевам последние деньги, и забаррикадировать чем-нибудь дверь в занятую им комнату. Закрыть на замок, чем-нибудь подпереть – эти двери почти всегда открываются вовнутрь, и исключив для себя существование всего внешнего мира, позвать Атуду.
Дальше все решит случай. Но может быть, может быть… Может быть им все-таки повезет.
Ей и ему. Только им двоим.
Ради нее ему нельзя больше терять здесь время.
И все же, даже здесь и сейчас, даже в таких обстоятельствах, кажется неправильным – уйти вот так. Оставив в комнате, которая через полчаса начнет разрушаться, уже обреченных, но все еще живых.
Осторожно завернув Тевак в плащ, Говард оборачивается назад. Весь перемазанный кровью, окончательно запачкавший в ней свою одежду – брюки, сапоги, рубашку – грудь и рукава до локтя.
Потерянный, сломленный, раздавленный.
Растерянный, испуганный – одной только мыслью, пониманием того, что надо уходить.
Сейчас.
Ему девять лет и десять дней назад умерла его мать.
Ему двадцать один год и у него на глазах умирают его близкие. Его семья - все, что от нее осталось.
Он стоит в луже крови, над почти что полутрупом, завернутым в рваный, окровавленный плащ, и беспомощно смотрит прямо перед собою.
Потерянный. Сломленный.
Как и двенадцать лет назад, так и сейчас, он растерянно смотрит на единственного человека, отличавшегося умением принимать решения несмотря ни на что. Друга, брата. Того, кого бы он очень хотел спасти и всегда знал, что его, именно его – не сумеет.
Мадарао улыбается и протягивает ему навстречу правую руку.
Ладонью вверх - Говард хорошо знает этот страшный, требовательный, мрачный и одновременно величественный жест.
В груди как будто что-то обрывается. Резко, быстро, в один единственный миг – тот самый, когда их пальцы соприкасаются в последний раз. Когда холодное, едва нагретое мимолетным прикосновением дрожащей руки оружие переходит в чужую недрогнувшую ладонь.
Мизерикорд не входил в тот выданный когда-то давно комплект вооружения – это была совершенно бездумная, незапланированная трата казенных денег. Но чего только ни найдешь в лавке старого информатора-старьевщика…
А старший как будто знал, что с ним никогда и не будет по-другому.
Он ничего не говорит, только едва кивает головой.
«Иди».
И Говард уходит прочь, в новые и последние созданные для него врата, унося с собой бережно завернутое в плащ изломанное, израненное тело последней из Третьих.
***
Короткая судорога отдает тихой тянущей болью, кончики пальцев чуть покалывает. Перед глазами до сих пор стоят окровавленные губы Мадарао и кинжал в его правой руке.
Говард не отвернулся от них. Ни тогда, ни теперь.
Не отвел взгляда, все-таки посмотрел через плечо.
Напоследок. Чтобы вспомнить и запомнить на то скупое «навсегда», что только еще ему отпущено.
Отныне и навек. До самого конца.
Теперь он наконец-то действительно знает, что это такое. И понимает, почему старого Чжу терзали сомнения. Понимает, почему это не везение, почему это дар с проклятьем пополам.
Он ложится на пол, не снимая с плеч плаща. На жесткий, деревянный настил, и закрывает глаза.
Там, на постели - изломанное тело Тевак, и Атуда, припавший к ее растерзанной груди.
Это самоубийство. Говард чувствует, как жизнь уходит из его тела, почти видит - закрытыми глазами, как волны теплой энергии обволакивают девушку - голем передает ей его силы, жизненные соки, медленно вливая их в искореженную земную оболочку.
Хватит ли? Ей - может быть, на двоих - едва ли.
Он устал и ему страшно хочется спать.
Он знает, что если заснет сейчас, то может уже не проснуться никогда.
"Мое сердце. Мое тело. Моя жизнь".
Он смеется, задыхаясь, запустив в волосы ладонь и больно сжав давно отросшую, взлохмаченную челку.
Как будто бы в последний миг прорывает плотину. Если бы он мог, он бы, наверное, плакал, только нет сил на слезы и самих слез тоже нет. Их выжег мороз на улице десять лет назад. Остался горький смех - над собственной недальновидностью, над безвыходной ситуацией, в которую он сам себя загнал, и чужой глупостью.
"Вы, парни, готовы отбросить все и вся ради своих богов".
"Особенно ты. Тот, чья преданность Леверье больше походит на болезнь".
Хамоватый экзорцист видит чуть дальше собственного носа - хватит для того, чтобы не купится на красивые слова. Недостаточно для того, чтобы заглянуть еще глубже - не в душу, но в истоки, первопричины чужих поступков.
"Есть тот, кого я хочу защитить".
И это не Аллен Уолкер и не Четырнадцатый Ной. И не Малькольм Леверье.
Им и так найдутся защитники, а он, Говард Линк, иногда делал для них даже больше, чем должен был. Потеряв в огне войны, в погоне за словом "долг" то, что было для него единственно важно.
"Есть тот, кого я хочу спасти".
От войны, от любого "бога", от всего мира. И если нужно - даже от себя самого.
Девочка, чье искореженное тело сейчас лежит на серых, застиранных простынях, насквозь пропитавшихся кровью. И Атуда сидит на ее груди, отдавая ей его, Говарда, жизнь и тепло.
"Мое сердце. Мое тело. Моя жизнь".
Он не цепной пес и не ручная птица. Он все тот же глупый уличный мальчишка, всего лишь пытающийся исправить то, что когда-то натворил. Ошибки других, совершенные его руками.
Жизнь за жизнь - все, до капли, без остатка. Без страха и без сомнений.
У него больше нет слов для последней молитвы - он видел, как рушится мир, и до богов ему ли теперь? Господь глух к человеческим мольбам. К тихой ли просьбе, к воплю боли, к отчаянному крику о помощи.
И у креста, повешенного на шею чужою рукой, разорвалась цепь.
Он не знает, кому молиться. Какому богу или дьяволу, каким доныне неведомым силам? Фатуму, року, собственной судьбе?
Там, на постели, лежит бедная жертва, невинное дитя с искалеченной душой и растерзанным телом. А он дрожащими руками пытается склеить воедино, собрать, заново соединить разбитое. Связать невидимые золотые нити жизни. Вложить вырванное сердце обратно в разодранную грудь и заставить биться. Заставить снова жить и дышать.
Кто поможет ей? Кто поможет ему?
Ради нее он умер бы сам, и об этом даже не нужно было бы просить. И все же он может быть и глуп, но не безумен - и бедного разума достаточно, чтобы понимать, что Тевак все равно погибнет - даже если он отдаст свою жизнь, спасая ее. Даже тогда.
Говард Линк помнит свое детство - помнит грязные улицы, изнанку цивилизованного мира. Помнит некогда красивое, но разбитое в кровь лицо женщины – сироты, проститутки, рабыни в каком-то публичном доме. Помнит серые пустые глаза, смотрящие в небо, растерянно приоткрытый маленький, пухлый детский рот и короткие ресницы, чуть припорошенные снегом. Помнит снег, не таявший на посиневших, покрытых инеем губах.
И еще он помнит, как в Ватикане расправляются с предателями.
И этого достаточно, чтобы из последних сил молить хоть Бога, хоть дьявола о последнем чуде.
Но чудес не бывает.
Не для них, вечных детей, повзрослевших слишком рано.
Потому что замерзающим на улице голодным детям – пятерым мальчишкам с хрупкой, болезненной девочкой на руках чудом покажется одна только горячая пища да теплый ночлег.
Потому что шестерым подросткам, только что принятым в ряды Ворона, будет маленьким чудом рождественская месса и алые парадные одежды.
И потому что упрямому мальчику с чистыми добрыми глазами самым настоящим чудом представится шанс не просто хоть как-то удержаться в Штабе, а стать доверенным лицом главы организации. Чтобы хоть чем-нибудь помочь своим – тем, кто этого шанса лишен.
И однажды это разрушит все.
Чудес не бывает.
С этим горьким знанием Говард Линк медленно проваливается в сонную черную пустоту.
***
По его лицу проводят чем-то мокрым и холодным. Пахнет уксусом, а в висках стучит так, словно в подкорку чья-то рука запихнула полсотни молоточков из детской музыкальной шкатулки.
Все тело разбито - нет сил ни рукой, ни ногой пошевелить. Кажется на то, чтобы открыть глаза, уйдет целая вечность. Вечность, пахнущая дешевой гостиничной кухней, чесноком и тмином, уксусом и ладаном, пылью, гнилым деревом и кровью.
Определенно это не рай и не ад.
Висков снова касается мокрая тряпка и тогда он с тихим стоном открывает глаза.
Кажется, что в теле не осталось ни единой целой кости. Кажется, что кровь по капле сцедили из вен и артерий.
Пустой сосуд, в котором если что и осталось, так только на самом донышке. Выжат, выпит, но не до капли, не до конца.
В щели убогих ставней из грубых, неструганных досок бьет солнечный свет. Слишком ярко, больно режет по воспаленным глазам.
Уже утро? Сколько времени прошло?
Он лежит в постели - той самой, где раньше лежала его умирающая подруга. Потрепанный плащ висит на спинке стула, сапоги с комками налипшей грязи брошены в углу комнаты. Чьи-то заботливые руки переодели его в чистую рубашку и зачем-то распустили волосы.
Чудес не бывает. Но он все еще жив.
Чудес не бывает. Но Тевак склоняется над ним и что-то жалобно лепечет - он не разбирает слов, только видит ее глаза, веки припухшие от слез и совсем по-детски искусанные губы.
На ней простое коричневое платье из грубой материи, а от рук пахнет рыбой и дешевым хозяйственным мылом. Ногти обломаны, на тыльной стороне ладони тонкая сеточка кошачьих царапин.
Одно усилие и он накрывает ее маленькую ладошку своей дрожащей рукой. И тогда Тевак плачет - мучительно, взахлеб, задыхаясь, и маленький табурет, на котором она сидит, жалобно скрипит рассохшимися ножками.
Подаваясь вперед, она жадно, лихорадочно целует лицо Говарда - лоб, подбородок, скулы - не касаясь губ. И плачет – истерично, горько, надрывно, плачет так, как будто бы он только что вернулся с того света.
Узнав от нее потом, что он пролежал в беспамятстве целых десять дней, Линк думает, что, видимо, так оно и было.
Тело разбито - в мышцы и кости точно залили расплавленного свинца, но болит только старый шрам на груди - слегка покалывает и кожа вокруг него чуть припухла. Атуда не появится - даже если звать и приказывать. Он еще долго не сможет использовать эту силу и не знает, сможет ли использовать ее вообще. Когда-нибудь.
И сможет ли он сейчас просто встать с постели.
Тело подчиняется, но очень неохотно. Его шатает, кружится голова. Так, будто бы он на днях поспорил с Токусой, кто больше выпьет. Четыре раза подряд.
Токуса, Мадарао…
Аллен, Леверье, Тысячелетний Граф...
Его сил хватает на то, чтобы доползти до окна и, сбросив жалкий ржавый крючок, распахнуть убогие ставни. В лицо бьет сноп яркого света и Линк болезненно морщится - живой мир оглушает его многообразием звуков, запахов, красок.
Окно недорогой гостиничной комнаты на верхнем этаже выходит на улицу. Полную рыжей дорожной грязи, развезенной колесами экипажей, солнечного света и сочной зеленой листвы. Главная улочка маленького сельского городка.
Если бы у Центра была в этом необходимость, их бы нашли здесь за неделю. И Говард ничуть не удивится, если сейчас откроется дверь и в комнату войдет кто-нибудь обыденно незнакомый, болезненно привычный. В форме или в штатском - без разницы, ищеек Штаба ведь не одежда выдает.
А сил, чтобы драться за жизнь, у него уже нет. И неизвестно, будут ли хотя бы силы бежать.
Но проходит не одно мгновение, а рядом с ним по-прежнему только Тевак. Усталая, измученная, живая Тевак. Под ее глазами темные круги, а руки ее стерты частой стиркой белья и расцарапаны злой хозяйской кошкой.
И по ее словам, они уже десять дней живут в этой комнате на верхнем этаже, и никому в этом городе нет до них дела. Разве что старенькому фельдшеру из местной лечебницы, которую здесь уже давно презрительно зовут богадельней, да самой хозяйке гостиницы, которой Тевак помогает на кухне.
В этом городке мало людей. Этого маленького солнечного сельского городка уже коснулось дыхание смерти.
Руки Тевак обвивают его шею. Такая маленькая, хрупкая, живая, она по-прежнему - как в детстве, жмется к нему и тихо-тихо - как заклинание, шепчет, что теперь все будет хорошо.
Говард слушает ее, и, выдавив слабую улыбку, устало кивает головой.
Она не говорит о Токусе и старшем брате и он благодарен ей за это. За то , что ей все ясно и без слов.
И обнимая ее в ответ, тяжело опуская ладони на ее тонкую талию, Говард действительно чувствует себя мертвецом, поднявшимся из могилы. Всего лишь частью, обломком прежнего себя.
Будто бы он в самом деле умер. Во второй раз, десять дней назад.
В комнате на стене напротив - старое, грязное зеркало в овальной раме. Со стены напротив на него смотрят усталые глаза старика, но в светлых волосах седина почти не видна. И разве что около глаз появились маленькие, едва заметные тонкие лучики морщинок.
Если это все, то это не такая уж большая цена. И он заплатил ее. Сполна.
- Спи, - тихо говорит Тевак, помогая ему дойти обратно до постели. – Спи, тебе надо отдохнуть. Еще немного, Говард. А потом мы уедем отсюда. И нас не найдут. Никогда не найдут. Никто не найдет.
В каждом из этих слов жалобное «пожалуйста».
Маленькая ладошка чуть дрожит в его руке и Говард горько улыбается.
Маленькая сильная Тевак. Все это сейчас должен бы был говорить ей он, а не она ему.
Принимая из ее рук стакан с водою, он понимает, что не хочет думать и все равно думает о том, как она проснулась здесь – в незнакомом доме и вся в крови. Одна – ведь он в это время лежал без сознания.
Видела ли Тевак Атуду? Наверное, нет. Да у нее и так было немало забот, а у голема все-таки очень своеобразный характер… Потом он обязательно расскажет ей про него.
Про все, что произошло за этот долгий страшный год. Обязательно. Но не сейчас.
Говард засыпает, едва только его голова касается подушки, и не чувствует, как Тевак поправляет одеяло, и как дрожит при этом ее исцарапанная рука. Не видит ее, объятую теплом и солнечным светом.
Не видит, как в золотистом отблеске исчезают с бледной кожи маленькие отметины злых кошачьих лап, не видит, как по лицу девушки катятся тихие слезы.
Чудес не бывает.
***
«Вечный покой даруй им, Господи, и свет непрерывный пусть светит им» - медленно, нараспев поет Тевак, сжимая в пальцах его холодную ладонь.

@темы: .I.6. Ангст, #fandom: D.Gray-man, D.Gray-man: Вороны.(табл.30)

---

[D-r Zlo]

Название: "Талантливый мистер Додсон"
Фандом: "Великий мышиный сыщик"
Герои: мистер Додсон, ОМП, ОЖП
Тема: Выдумка обязана быть правдоподобной. Жизнь - нет. М. Твен
Объём: 658 слов.
Тип: джен
Рейтинг: G

текст

- Мистер Додсон, - пожилой редактор устало массировал переносицу, - Вы же понимаете, что, при всей… увлекательности Вашего произведения, мы не можем его опубликовать?
Мистер Додсон, пожалуй, был его ровесником, может, чуть помладше. У него были приятные, обходительные манеры, мягкий взгляд, не свойственный военным врачам, светлая шёрстка и пышные усы. Он аккуратно сидел на стуле, положив котелок на колени и повесив на спинку стула легкую трость. Удивительно славный джентльмен, не в пример этим новомодным издерганным авторам со слабой психикой, истериками и обмороками. Да и пишет он приятно, пожалуй, несколько старомодно, но приятно – стиль плавный уходящий в сентиментальность и некоторую наивность. Никаких экспериментов, никакой диккенсовской громоздкости – всё четко и по делу, с небольшим, гармоничным преувеличением. Были вопросы разве что к композиции отдельных глав, но в остальном написанная им книга была бы прекрасной… впрочем, если бы не одно «но».
- Почему же?
Он даже удивляется очень мягко и ненавязчиво! Приятно, всё же, иметь дело с мышью, не принадлежащей к творческой богеме.
- Видите ли, в чём дело, - редактор откинулся на спинку кресла. Он выглядел усталым и слегка помятым, но в то же время аккуратным и собранным. – Ваше произведение, скорее, относится к жанру фантасмагоричного романа, но никак не мемуаров и биографии…
- Но ведь это всё происходило по-настоящему, в жизни! Я сам это видел!
- Что ж, мистер Додсон, никто не спорит с тем, что может преподнести нам жизнь. Но выдумка обязана быть… ну как бы Вам сказать… правдоподобной. Вы же понимаете?
- Если честно, то не совсем. Я не выдумывал ничего из головы, если Вы к этому.
- Дело даже не в выдумках из головы! Если бы Вы всё это даже и выдумали, это роли бы не играло. Но ведь всё это описано…
- Так плохо, да?
- Ну, не плохо, но неверистично. Понимаете, Ваша книга – она… слишком сложна, слишком исполнена всяких этих дедуктических штучек…
- Что ж, я понимаю. – По лицу мистера Додсона читалось, что он был невероятно расстроен – и что он не верил ни единому слову редактора. – Благодарю Вас, мистер Райт.
- Не расстраивайтесь, Додсон! Попробуйте немного поработать над ним!
- Да, конечно. Всего хорошего.
После ухода мистера Додсона, мистер Райт вновь откинулся на спинку кресла. Он чувствовал себя полным дураком и кретином, абсолютно непрофессиональным в выбранной им деятельностью. Почему он не придумал что-то получше? Ну, скажем, «извините, мистер Додсон, но наше издательство специализируется на другом роде литературы – поищите что-нибудь ещё». Или… ну всё, что угодно! Вместо этого же он мямлил, как девчонка, пытаясь придумать глупые оправдания, от которых ему самому противно!
И всё почему? А вот.
- Милыыыый, - по телефону голосочек Ирэн Райт, в девичестве Рэтиган, звучит также сладко, как и в жизни. – Ну как, ты поговорил?
- Да, дорогая. Я отказал ему. – И всё-таки для мистера Райта не было больше счастья, чем этот искренний восторженный смех его возлюбленной.
- Какой же ты молодец! Ты ведь теперь сохранил его адрес?
- Дааа, да, он у меня лежит.
- Всё тебе вечно надо напоминать! Но я рада, что ты всё-таки не забыл об этом. Пока-пока, я скоро приду!
Мистер Райт с наслаждением положил трубку на место. О романе пожилого редактора-мыши и молодой симпатичной крысы шепталось всё издательство – впрочем, обходилось без сплетен. Ирэн была полна очарования и женской непосредственности, и, казалось, так искренне любила своего «уставшего старичка», что никто не сомневался в искренности её чувств. Обычно она не проявляла интереса к деятельности своего супруга, но тут заинтересовалась своим тёзкой, коварным Рэтиганом, и взяла у мужа почитать эту рукопись. Он очень ценил её мнение, но в этот раз был обескуражен её искренним гневом: она говорила, что это скучно, что это напыщенно, неправдоподобно, неестественно – «ну и что, что так было в жизни, сколько лет прошло! Райт, ты не можешь этого пропустить, читатели будут оскорблены, если ты им подсунешь эту недоделку!». И он покорно пошёл на поводу своей жены, отказав талантливому Додсону в публикации.
Возможно, что это не зря.
Только интересно, почему она попросила у него адрес этого мистера Додсона? Впрочем, не столь важно, вряд ли для каких-то серьезных целей.

@темы: .V.3 Цитаты, Disney, полнометражки. (табл.100), #fandom: Disney

---

[Мэй-чан]

Название: Прости.
Фандом: Teen Wolf
Герои: Стайлз, (Шериф, Скотт и мама Стайлза упоминаются)
Тема: Штампы/Самопожертвование
Объём: 367 слов.
Тип: джен
Рейтинг: PG

Здравствуй, папа.
Прости меня, я, наверное, был ужасным сыном. Лез не в свои дела и везде совал свой нос. Я знаю, что тебя даже несколько раз отчитали за меня на работе. Но мне было так интересно! Знаешь, папа, ты мой герой. Мой супер-шериф. Я верю, что под покровом ночи, прикрываясь дежурством, ты надеваешь свой костюм и маску и идёшь спасать мир.
И да, это я выпил тот виски, но побоялся признаться и поэтому накричал на тебя, что ты слишком много пьёшь, раз не помнишь когда и сколько. Тогда мне было и правда страшно и плохо, а виски очень вкусно пахнет и отлично выносит мозг.
Да, папа, у меня были от тебя секреты. Чем старше я становился, тем больше секретов. И нет, папа, маме бы я об этом тоже не рассказал. Потому что эти знания опасны, а я слишком люблю вас.
Да, папа, мне не хватало её иногда, но ты был отличным отцом и заменил мне и её тоже.
Я люблю тебя.

Кислородная маска не помогает дышать. Вокруг слишком шумно и мутно. Тошнит. Грудь болит ужасно. Почему так больно?

Привет, Скотт.
Чувак, мы отлично провели время. Надеюсь, у вас с Эллисон всё будет хорошо. И… господи, я не знаю, что сказать. Ты был моим номером два, ты же знаешь. В моей жизни, ты был одним из самых главных и ценных людей. Я люблю тебя. Я, блин, жизнь бы за тебя отдал.
Впрочем…
Я ни о чём не жалею. И ты не жалей. И не вини себя, потому что это всегда бесило меня в тебе.

Перед глазами всё ещё горят красные глаза и фары моей машины. И ещё ружьё, направленное прямо на Скотта.
Интересно. Пуля летит так быстро, а в тело входит медленно. Очень медленно. И очень больно.

В воздухе пахнет спиртом и ещё чем-то таким… больничным. Всё ещё шумно, но, кажется, это просто мозг перестал воспринимать голоса и смазывает их, делая из речи набор раздражающих звуков. Кажется, вкололи обезболивающее. Всегда было интересно узнать как это. Теперь знаю – это когда колючий шар в твоей груди начинает медленнее крутиться и приносит меньше боли. Чуть меньше, чем невыносимо – уже хорошо.
Речь людей начинает приобретать осмысленность.
Сильное кровотечение, задеты внутренние органы, зажим. И самое мерзкое: протяжный писк аппарата.

Здравствуй, мама.
Я скучал.

@темы: .V.2 Штампы, #fandom: Teen Wolf, Teen Wolf: фэндом в целом (табл.30)

---

[Valery]

Название: Белый джаз
Фэндом: Отблески Этерны
Персонажи: Рокэ/Катарина
Тема: Белый
Объём: 100 слов
Тип: гет
Рейтинг: G

И вино горько как разочарование, и плывёт, плывёт всё будто в тумане – такова истина, таков реальный мир.
И единственной зацепкой за такое привычное иллюзорное остаётся шёлковый белый пояс на платье Катари, и это уже до глупого, до смешного напоминает легенды о призраках, в которые столь охотно верят и во дворцах и в хижинах. Впрочем, ему ли не знать, что призраки живут среди людей и счастлив тот, кто их не видит.
– Катарина, – хрипло шепчет Рокэ, – раз сегодня маскарад, давайте будем сами собой, в это точно никто не поверит.
– И мы первые, – улыбается она, и бережно отводит тёмные пряди с его лица.

@темы: .IV.1 Цвета, #fandom: Отблески Этерны, Отблески Этерны: Катарина Ариго (табл.30)

---

22/100, CSI:Miami, фандом в целом

[Tinka1976]

Название: Палач. Глава 4
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио, Райан, Фрэнк, Дженнифер Свенсон, нмп
Рейтинг: PG-13
Тип: джен
Тема: Места. Офис
Объем: 2480 слов
Примечания: Майами, ориентировочно 2011 год

Глава 4.

Глава 4.

Как и большинство других помещений лаборатории, кабинет лейтенанта имел прозрачные стеклянные стены. Как и большинство рабочих поверхностей в лаборатории, его стол практически не нес отпечатка индивидуальности.
Джонс невольно вспомнил столы своих подчиненных, столы детективов из других отделов: фотографии, оригинальные подставки под канцелярские принадлежности, какие-то фигурки – у каждого было что-то личное. Если что-то подобное было и у лейтенанта Кейна, оно хранилось в ящиках стола или в шкафу и не выставлялось на всеобщее обозрение. Сам по себе этот факт говорил немногое, но Джонс помнил стол детектива Кейна из убойного отдела полиции Нью-Йорка двадцатилетней давности. И сопоставляя эти два факта, уже можно было судить о направлении изменений, произошедших в характере лейтенанта за эти двадцать лет.
Биографию Кейна Эй-Джей изучил довольно подробно – личное дело лейтенанта, собранное предшественником Джонса на посту начальника отдела внутренних расследований, занимало не одну папку. Все эти материалы при умелой подаче могли навсегда положить конец карьере Кейна, не оставив и следа от той репутации, которую создал себе лейтенант за эти годы. Но чем больше Джонс их изучал, тем сильнее его занимал вопрос: почему эта бомба до сих пор оставалась запертой в сейфе отдела внутренних расследований? Такого человека, каким представал по этим материалам Кейн, следовало немедленно изъять из системы правосудия и держать от нее подальше.
Эй-Джей не любил торопиться, особенно с необратимыми поступками, поэтому начал собственное расследование, до поры до времени оставаясь вне поля зрения лейтенанта. Но теперь, когда на горизонте замаячило крупное дело, уклоняться от контактов стало невозможно, и Джонс решился на первую встречу.
То, что лейтенант предложил для беседы свой кабинет, порадовало. Эй-Джей собирался затронуть многие нелицеприятные темы, но при этом вовсе не хотел стать для Кейна врагом – в большинстве случаев это плохо кончалось. В своем кабинете у лейтенанта, по идее, должно было прибавиться уверенности и спокойствия, но, оглядевшись, Эй-Джей в этом усомнился. Впрочем, когда Кейн уселся в свое кресло, сцепив пальцы в замок и устремив спокойный, выжидательный взгляд на лицо визави, Джонс внезапно понял, что впечатление обезличенности этого кабинета обманчиво. Атмосферу задавал хозяин своим появлением и поведением, а «метить территорию», оставляя какие-то сугубо личные вещи на время своего отсутствия, Кейну не было нужды: его территорией была вся лаборатория. Это чувствовалось в нем, это чувствовалось в поведении его подчиненных.
Эй-Джей прищурился, сопоставляя это наблюдение со всей той информацией, которой обладал. Пожалуй, теперь он понимает подоплеку тех жалоб, которые ему время от времени приходится выслушивать от своих сотрудников: мол, с криминалистами совершенно невозможно работать. Власть страха преодолеть легко: как бы ни боялись сотрудники своего начальника, их всегда можно напугать еще больше. Сколько бы ни превозносилась доктрина терпимости, на то, чтобы принять какое-то «отклонение» в список допустимых, требуется время, а какая-нибудь деталь биографии, угрозой огласки которой можно манипулировать, у человека находится почти всегда. И куда как сложнее преодолеть власть любви. Попробуй, заставь человека полюбить тебя сильнее, особенно если ты принадлежишь к ненавистному отделу внутренних расследований…
– А вы знаете, наше знакомство могло состояться куда раньше, – с точно дозированным легкомыслием в тоне сказал Эй-Джей, прерывая паузу, уже перераставшую приличные рамки.
– Ну, мы были знакомы заочно, я полагаю, – с едва обозначенной улыбкой согласился Горацио. – С момента вашего вступления в должность год назад.
– Нет, – качнул головой Эй-Джей. – Заочное наше знакомство длится куда дольше, лейтенант. Помните парня из тридцать седьмого участка, который должен был помогать вам в деле Дзюбы-мясника?
Улыбка Горацио стала вполне искренней, он с прищуром всматривался в лицо собеседника, очевидно, пытаясь представить его на двадцать лет моложе.
– Тогда мы так и не встретились, – подсказал Эй-Джей. – Меня подстрелили, и Дзюбу вы брали без меня. Затем, в девяносто пятом, я очень хотел побеседовать с вами по поводу дела Уилсонов, – продолжил он, наблюдая, как теплота испаряется из взгляда Кейна, – но вы так поспешно уволились из полиции Нью-Йорка…
– Вы пришли, чтобы в моей компании предаться воспоминаниям? – перебил его Горацио.
– Нет. Я пришел по делам текущим. Скажите, лейтенант, вы в курсе того, как обстоят дела со служебными романами в вашей лаборатории?
Горацио высоко поднял брови, но промолчал, не подтверждая, не отрицая, без единого вопроса, лишь взглядом выражая презрительное недоумение. Эй-Джей мысленно поставил ему высшую оценку. Лейтенант не выдал своих, не признался в неосведомленности и без слов дал понять, что считает это внутренним делом лаборатории.
– Согласен, – кивнул Эй-Джей. – Отношения между сотрудниками – не новость. Но что вы скажете, когда в суде Келли Дюкейн публично обвинят в том, что она перепутала стволы при сборке пистолетов?
– Офицер Дюкейн ответит, что находилась в здравом уме и твердой памяти, и стволы не переставляла.
– Отлично. Тогда адвокат обернется к присяжным и попросит их ответить на вопрос, сколько здравого ума остается у женщины в тот момент, когда сзади к ней прижимается любимый мужчина и жарко дышит в ее маленькое ушко…
– Доказательства? – У Горацио сводило скулы от бешенства.
– Разумеется, – пожал плечами Эй-Джей. – Никаких доказательств. Протест обвинителя. Но дело сделано, присяжные больше не видят криминалиста-эксперта, они видят маленькую влюбленную блондинку. А защита тем временем вызовет Эрика Делко и спросит его, почему он возобновил сеансы у психотерапевта. Не вернулись ли проблемы с памятью? – он изобразил искреннее участие.
– Хорошо, – Горацио взял себя в руки и включился в игру. – Как вы дискредитируете экспертизу ДНК?
– Если понадобится – элементарно. Точно так же, как баллистику.
– И кого же вы припишете мисс Боа Висте?
– Вас, лейтенант, – развел руками Эй-Джей. – Чего ради специалист, получивший грант на специальные исследования по ДНК, пойдет в простые стажеры? Кто, как не вы, защищали ее от бывшего мужа и утешали в раздевалке после его смерти? Как вы думаете, лейтенант Кейн, что ответит мисс Боа Виста на вопрос, привлекаете ли вы ее как мужчина? – Эй-Джей выставил ладонь, останавливая готовое излиться возмущение Горацио. – Поймите, я не считаю все это правдой. Я лишь хочу показать вам, насколько беспомощны вы будете, столкнувшись в суде с таким противником, как Даррен Вогель.
Горацио молчал, отведя взгляд. Да, методы Вогеля были известны. Скомпрометировать не улики – экспертов, не фактами – подозрениями. Правда, до этого дня Горацио считал свою команду надежно защищенной от подобных инсинуаций. И с одной стороны, Джонс сделал доброе дело, указав на прорехи в репутации еще до того, как процесс вышел на официальную стадию, дал время что-то переиграть, но с другой – Горацио не мог полностью отстраниться от традиционного отношения к отделу внутренних расследований. Проговаривая всю ту грязь, которой команду криминалистов могут полить в суде, лейтенант Джонс словно сам оказывался источником этой грязи, хотя по сути – Горацио обдало жаром от этой мысли – Джонс просто делал свою работу.
Горацио внимательно взглянул в серьезные глаза начальника отдела внутренних расследований.
– Ну а как насчет мистера Вулфа? – гораздо более спокойным тоном, чем раньше, спросил он.
– Вызовите его сюда, – неожиданно попросил Джонс.
Несколько секунд Горацио держал паузу, ожидая пояснений, потом соединился с диспетчером, уточнил местонахождение Райана и попросил вызвать его в кабинет.
– Что случилось, Эйч?
Горацио был так занят, пытаясь определить по тону, чувствует ли себя Райан хоть в чем-то виноватым, что пропустил короткую тень усмешки, скользнувшую по лицу Джонса при этом фамильярном обращении.
– Мистер Вулф, лейтенант Джонс из отдела внутренних расследований, – представил их друг другу Горацио, продолжая наблюдать за выражением лица Райана. Увиденное успокаивало. Пока не прозвучал вопрос:
– Офицер Вулф, как вы объясните поступившую позавчера на ваш счет сумму?
– Мне вернули долг, – быстро ответил Райан.
У Горацио все заледенело внутри. Этот взгляд, этот тон были прекрасно ему знакомы.
– У вас есть свидетели?
– Чего?
– Того, как мистер Джо Мастгриф, более известный как Джо Прилипала, проиграл вам эти двадцать тысяч, – терпеливо пояснил Эй-Джей.
Райан молчал.
– Мистер Вулф… – Горацио не совладал с собой, щека дернулась, словно в нервном тике. – Отвечайте на вопрос.
– Нет, – чуть слышно ответил Райан.
Эй-Джей открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но передумал. Лицо Кейна ничего не выражало сейчас, но Эй-Джей понимал, что он мысленно проигрывает тот самый сценарий. Показания Джо, что деньги были переданы в обмен на услугу. Та история с русскими и похищением, когда Вулф больше суток утаивал от следствия ключевую улику. После этого судья может признать скомпрометированными все улики с места преступления, на котором побывал криминалист Райан Вулф.
– Мне очень жаль, что наше знакомство состоялось вот так, лейтенант, – сказал Эй-Джей, поднимаясь. Все, что он сейчас мог сделать – это не топтаться дольше нужного по самолюбию Кейна.
– Вы делаете свою работу, – поднимаясь и протягивая руку, сказал Горацио.
– Рад, что вы это понимаете, лейтенант, – крепко пожимая ее, сказал Эй-Джей.
– Эйч, я… – начал Райан, когда начальник отдела внутренних расследований вышел.
– Ты отстранен, – тихо, бесцветным голосом перебил Горацио.
– Хорошо, – торопливо кивнул Райан. – Я займусь…
– Нет, – все так же тихо сказал Горацио, поднимая взгляд. – Ты отстранен от работы. Сдай значок и пистолет.
– А если я найду свидетелей?
– Найди, – кивнул Горацио. – Или верни деньги. При свидетелях. Джонсу важно лишь одно дело. А мне – каждое. Пока твое участие в деле означает его провал – ты не вернешься к работе.
Райан выскочил из кабинета в полном отчаянии. Не глядя по сторонам, дошел до лифта, ткнул в кнопку, прислонился затылком к стенке и закрыл глаза. Свидетелей не было: ведь не было и никакого долга. Просто Райан не нашел в себе сил отказаться. Денег не было тоже – если бы ему не нужны были именно эти проклятые двадцать тысяч и именно позавчера, то он бы не поддался искушению.
Горацио убрал в сейф оружие и значок Райана, попытался расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке – и очень удивился, обнаружив, что она расстегнута. Ощущение захлестнувшейся на горле удавки не проходило. Горацио пошел к лифту, так же, как и Райан, не глядя по сторонам, искренне надеясь, что никто не подойдет с вопросами.
Немного пришел в себя уже на заднем крыльце. Постоял, опираясь на перила и вдыхая горячий воздух. После кондиционированной прохлады лаборатории этот воздух неожиданно показался каким-то живым. Во всяком случае, Горацио вдруг ощутил спокойствие и даже слабый отзвук азарта. Полный разгром? Ну, это мы еще посмотрим…

***

– Что скажешь, Фрэнк?
Трипп мрачно глянул на Горацио и ничего не ответил, прижимая к уху трубку телефона. Так и не дождавшись ничего, кроме гудков вызова, с раздражением швырнул ее на рычаг и встал, кивком головы приглашая Горацио следовать за собой.
– Что случилось, Фрэнк?
– Я поговорил с информаторами, – сказал Трипп и снова умолк.
Горацио не пытался никак его поторопить, но под прямым взглядом лейтенанта Фрэнку становилось все неуютнее и неуютнее, так что он сдался и продолжил:
– Эти твари имеют выход на полицию. Парни с улицы исчезают после обычных задержаний. Тихо и бесследно. Неделю назад контрабандисты выловили обглоданное тело в Эверглейдс. Опознали как Фредди. Джей-Ти клянется, что парня замели десять дней назад у него на глазах, нашли несколько унций дури… Слушай… А Кайл живет все там же?
Горацио чуть не подавился воздухом от неожиданности. Справившись со вдохом, кивнул:
– Да, там же.
– У него есть друзья в Хайалиа? Ну там, армейские…
– Фрэнк, не темни!..
– Когда я встречался сегодня с Бобби Джи, – посопев, сказал Фрэнк, – видел в его свите твоего парня. Бобби Джи работает по студентам, так что пацаны у него с виду приличные. Да и дело было на баскетбольной площадке, так что…
– Спасибо, Фрэнк. Я разберусь, – Горацио похлопал его по плечу. – Так что сказал Бобби Джи? У него есть какая-то информация о Викторе?
– Нет, – покачал головой Фрэнк. – Его никто не видел на улице.
– Может быть, он и не торговал?..
– Может быть, – согласился Фрэнк. – Обычный наркоман. Все они идут одной короткой дорожкой. Спер чего-нибудь в другом месте, обменял на дозу и залег в каком-то притоне. Кому он нужен-то?
– Мне, Фрэнк, – просто ответил Горацио. – Я свяжусь с Эй-Ти-Эф, пусть прошерстят притоны.
– А если тот, кто сливает информацию, сидит именно у них?
– Поставь кого-то из своих парней потолковей, пусть проверяет задержанных. Если среди них попадется Виктор, посади под замок и позвони мне.

***

Телефон Кайла не отвечал, переводя звонки на голосовую почту. Поколебавшись немного, Горацио решил заехать на станцию. Жизнь в Майами по-прежнему била ключом, требуя присутствия патрульных во многих местах одновременно, в диспетчерской не умолкали телефоны, кто-то оформлял задержанного, кто-то строчил рапорт, кто-то договаривался поменяться сменами, кто-то с хохотом делился впечатлениями, гордо демонстрируя синяк на скуле и выразительно повествуя о «вот такусенькой пигалице, которая подошла и…»
Горацио невольно расслабился в этой атмосфере, даже заулыбался, здороваясь и перебрасываясь обычными приветственными фразами со знакомыми. Когда он вошел в кабинет капитана, тень улыбки еще лежала на его лице.
– Чем могу служить? – бросив быстрый взгляд на значок Горацио и обменявшись с ним рукопожатием, спросил капитан.
– Офицер Кайл Хармон.
Какую-то секунду Горацио еще надеялся, что интуиция его подвела, брови капитана сейчас удивленно поднимутся, и он посоветует обратиться к диспетчеру, чтобы уточнить, где в данный момент пребывает вышеозначенный офицер.
Но лицо капитана изменилось совсем иначе: словно окаменев, сомкнулись губы, сощурились глаза – он явно решал, можно ли выдать этому посетителю информацию, и какую ее часть.
– Что вас интересует?
– Все.
– Какие у вас полномочия? – помолчав, спросил капитан.
Теперь Горацио оказался в сложной ситуации. Никто сверх изначально посвященного в ситуацию круга лиц не знал, что офицер Кайл Хармон как-то связан с лейтенантом Горацио Кейном. Признание, разумеется, откроет доступ к информации, но не повредит ли он этим Кайлу? Впрочем, что мог знать капитан патрульных о парнях из отдела по наркотикам? А ведь информация уходила…
– Я его отец, – сказал Горацио, с коротким мстительным удовольствием наблюдая за округлившимися глазами капитана.
– Я не знал, – капитан дернул шеей, ослабил узел галстука. – Я позвоню Джен…
– Дженнифер Свенсон? – перебил Горацио. – Она руководит операцией? Благодарю, капитан, я сам с ней свяжусь.

***

– Черт возьми… Клянусь, Эйч, я не знала! – Дженнифер провела рукой по лбу, по волосам, отворачиваясь от Горацио. Добавила пару крепких выражений. – Послушай, он был просто идеальным кандидатом, – разворачиваясь обратно, с горячностью сказала она. – Он всего три недели в патруле, еще не успел примелькаться на улицах. Приемные семьи, правонарушения по малолетке, срок за похищение… Убрать из его биографии армию и академию – и таких ребят в Хайалиа каждый второй… А Кайл – парень сообразительный.
– Не подлизывайся, Джен.
– Эйч, у меня там пропало пятеро парней…
– По слухам – трое…
– Пятеро. Трое пошли с нуля, один был под прикрытием уже полгода, другой вообще проработал там пять лет!
– И ты сунула моего сына в пекло.
– Никто же не знает, что это твой сын!
Горацио лишь скептически посмотрел на Дженнифер.
– Господи боже… – вдруг побледнела она. – Как же я не увидела?! Мне же сразу его лицо показалось чем-то знакомым…
– Успокойся. Ты можешь его отозвать?
– Только когда он выйдет на связь.
– Во сколько?
– В любое время. Но я велела ему не светиться, звонить только тогда, когда что-то нащупает. Или если потребуется помощь.
Горацио чертыхнулся сквозь сжатые зубы.
– Значит, так… Сегодня ночью проводите рейд по притонам Хайалиа. Раздашь своим орлам фотографию этого парнишки, – он протянул Дженнифер фотографию Виктора, – и фотографию Кайла. Скажи… – Горацио задумался, покусывая губу. – Скажи, что их ищут как возможных свидетелей вчерашнего ограбления банка в Корал-гейблз. Вот этот, – он постучал указательным пальцем по фотографии Виктора, – ранен в руку, это придаст правдоподобия. И держи меня в курсе, хорошо?

@темы: #fandom: CSI, .III.3 Места, CSI Miami: фэндом в целом (таб.100)

---

21/100, CSI:Miami, фандом в целом

[Tinka1976]

Название: Палач. Глава 3
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио, Эрик, Наталья, Фрэнк,

спойлер

Вогель, нмп.
Рейтинг: PG-13
Тип: джен
Тема: Цитаты. "Воображение важнее знания". А. Эйнштейн.
Объем: 2514 слов
Примечания: Майами, ориентировочно 2011 год.

Глава 3.

Глава 3.

Разговаривать с полицией Виктор Козински явно не желал.
Звонок не работал, на стук в дверь долго никто не открывал, а когда дверь все же открылась, стало очевидно, что толку не будет: хозяин дома слишком пьян. Хмурый и небритый, он с трудом стоял на ногах, тем не менее цепко сжимая горлышко бутылки с остатками дешевого виски. Можно было держать пари, что бутылку он опустошил в течение последних часов, а ее исчезновение будет единственным событием, которое не оставит его равнодушным.
Фрэнк поморщился, пытаясь не вдыхать то амбре, которым сразу заполнилось пространство перед дверью. Впрочем, недовольство было вызвано не только и не столько этим. Судя по мгновенно изменившемуся и застывшему лицу Кейна, Фрэнку следовало быть начеку. С тех пор, как в лаборатории стало известно, каким было детство лейтенанта, коллеги не переставали поражаться его выдержке при столкновении с типами, напоминавшими его отца, но в то же время всякому терпению есть предел, а Фрэнк совершенно не желал стать тем «счастливчиком», в чьем присутствии произойдет срыв.
– Мистер Козински? Ваш сын дома?
Фрэнк спрашивал лишь для проформы, не ожидая ответа, поэтому очень удивился, услышав вполне еще членораздельное:
– Ну я… А чё вам от него надо?
Мутный взгляд переместился с лица Фрэнка на демонстративно откинутую полу его пиджака, выставляющую на обозрение кобуру пистолета, затем на прищуренные за стеклами солнцезащитных очков глаза Горацио и его рыжую шевелюру.
На мгновение на помятой физиономии Козински мелькнуло такое выражение, словно он хотел презрительно сплюнуть, и Фрэнк внутренне дрогнул, ожидая неминуемого взрыва. Но Козински лишь икнул и, качнувшись, отступил в сторону.
– Ты чё натворил, урод?! – заорал он куда-то вглубь дома.
– С вашего разрешения, мы сами поговорим с мальчиком, – невозмутимо заявил Горацио, в два быстрых шага огибая хозяина.
Возле закрытой двери он остановился, оглянулся, убеждаясь, что Фрэнк последовал за ним, вынул из кобуры пистолет, привычно зажав очки между пальцами левой руки, и резко распахнул дверь.
Комната Виктора была пуста. Быстрым взглядом окинув обычный для мальчишки этого возраста беспорядок, Фрэнк выглянул в открытое окно, ожидая увидеть фигуру улепетывающего Виктора. Но либо они слишком много времени потратили на переговоры с отцом, либо мальчика вовсе не было дома.
– Во сколько Виктор вернулся сегодня? – спросил Горацио, видимо, пришедший к такому же выводу.
Но Козински, в очередной раз отсосавшись от горлышка бутылки, смог лишь икнуть и пожать плечами, после чего завалился назад, цепляясь за стену, и захрапел, едва коснувшись пола. Фрэнк и Горацио переглянулись. Укладывать пьяного в кровать не было желания ни у того, ни у другого, а разрешение на осмотр комнаты они, можно считать, получили.
– Не похоже, чтобы он ночевал сегодня, – пожал плечами Фрэнк, осмотрев спальное место.
Горацио заинтересованно хмыкнул в ванной, и Фрэнк поспешил к нему. Натянув перчатки, Горацио извлек из бельевой корзины пеструю рубашку и майку со следами крови на них. Фрэнк пожал плечами, признавая свое поражение, и пошел в машину за криминалистическим комплектом, чтобы Горацио мог упаковать улики.
– Нашел что-то еще? – спросил он, вернувшись и заметив, что Горацио хмурится, рассеянно оглядывая комнату, а его пальцы выбивают нервную дробь по удостоверению.
– Следы крови старые, Фрэнк, – пояснил свое замешательство Горацио. – Сутки, а скорее – двое-трое.
– И как это прикажешь понимать?
– Не знаю, Фрэнк, не знаю. Но выясню.

***

Кому понравится проводить допрос в условиях нехватки информации? Обычно Горацио мог потянуть с вызовом и тем более арестом до того момента, пока не почувствует себя готовым, но в данном случае ситуация вела его за собой, почти не оставляя пространства для маневра. Арчер и так находился в участке уже слишком долго, следовало либо предъявлять ему обвинение, либо отпускать, а никаких достоверных фактов для обвинения на руках у Горацио так и не было, и даже имеющиеся никак не укладывались в единую картину.
– Воображение важнее знания, – пожала плечами Наталья.
– Неплохой девиз для криминалиста, – скупо улыбнулся Горацио. – Но именно в том смысле, который вкладывал туда Эйнштейн: воображение должно вести нас в поиске новых знаний, отсутствие знания не должно ограничивать воображение. Но подменять собой знание воображение не должно. В нашей работе – уж точно.
– Ну так давай найдем доказательства!
– Какой версии?
– Ммм… Допустим, Дэвид забрал у Вика дозу и спустил в сортир. В отчаянии Вик решил украсть дорогую видеоаппаратуру в доме неподалеку…
– В одиночку?
– Ты прав, возможно, он прихватил с собой пару друзей.
– Фрэнк потрясет информаторов, если Вик работал не в одиночку, мы об этом узнаем, – кивнул Горацио.
– Но ему не повезло, в тот день старики засиделись допоздна, и неудачливый воришка получил пулю от Горовица. Судя по найденной тобой одежде, ранение было легким, либо в мягкие ткани плеча, либо вовсе по касательной…
– Угу, – Горацио скептически улыбнулся и покачал головой. – Наталья, ты всерьез полагаешь, что семидесятилетний бывший коп всюду таскает с собой наградной девятимиллиметровый?
– Давай спросим об этом у Арчера, – не поддалась Наталья. – Или у жены Горовица. В конце концов, мы не можем исключать, что пистолет оказался у него с собой случайно…
– Слишком много случайностей…
– Да нет же! Это как раз объясняет, почему Арчер спустился вниз с пистолетом, услышав шум! Он предполагал повторную попытку ограбления!
– Вопрос, чем там можно было нашуметь, все еще открыт…
– Хорошо, – упрямо кивнула Наталья. – Но общая картина при этом ясна, разве нет?
– Нет, – покачал головой Горацио. – Слишком много деталей не ложится в эту картину. Первое: характер Дэвида. Судя по всему, он был прямой и бескомпромиссный. Заметив у друга наркотики, он их уничтожил, не думая о последствиях. Теперь давай представим, что Виктор приходит раненый и рассказывает о том, что ему угрожают и требуют денег, что он пострадал при попытке ограбления. Насколько вероятно то, что Дэвид не потащит Виктора в полицию, а сам попытается довести дело до конца, ограбив тот самый дом, где подстрелили его друга?
– Горацио, он же подросток. Мы не знаем, как Виктор представил ему все это дело. В таких сложных ситуациях и за реакцию взрослого-то нельзя поручиться…
Наталья бросила быстрый взгляд за стекло, на проходящего мимо Эрика, и Горацио грустно улыбнулся. Да, тут она была права. Вот он, Эрик Делко, которого Горацио знает много лет и готов ручаться, что Эрик – хороший парень. И тем не менее, когда его отец увяз в бандитской разборке, Эрик принял не самое лучшее решение действовать в одиночку, вывезти отца с того склада – и в результате чуть не погиб, угодив в перестрелку, чуть не вылетел с работы по результатам внутреннего расследования, поставил на грань разрыва свои отношения с Келли… Чего же требовать от шестнадцатилетнего мальчишки?
– Эйч, – быстро заговорил Эрик, заходя в кабинет. – Возможно, мы вышли на что-то крупное. Оказывается, Хайалиа уже полтора года лихорадит. Есть подозрения, что там появилась новая лаборатория по производству мета, а в последнее время она еще увеличила оборот. Келли отправилась на встречу с той девицей из Эй-Ти-Эф, Дженнифер Свенсон, надеемся на подробности. Поговаривают, что Хайалиа стали ненасытнее Эверглейдс, туда пытались внедрить уже троих парней, но все трое пропали бесследно. Отдел внутренних расследований перешел на осадное положение, носом землю роют, пытаясь выяснить, кто сливает информацию, и перекрыть утечку, но пока все тщетно. Информаторы молчат, подозреваемые испаряются, обыски ничего не дают, внедриться никто не может.
Горацио смотрел в окно на город, который он привык считать «своей территорией», несмотря на то, что Майами и наркотики были связаны в единую логическую цепь уже многие годы. Не контрабанда, так собственное производство, не Куба, так Колумбия… Наркокартели, словно мифическая гидра, отращивали по нескольку новых голов на месте каждой отрубленной. И время от времени Майами превращался в поле боя, а то и в минное поле, где каждый неосторожный шаг грозил взрывом, не только собственной смертью, но и угрозой для окружающих.
– Эрик… А тебе ничего не показалось странным в рассказе Арчера?
Делко озадаченно уставился на шефа, явно не улавливая нить его рассуждений. Горацио с неожиданным сожалением подумал о том, что в его команде практически нет ребят, прошедших суровую школу улиц в шкуре простого копа. Да, все они умницы, знатоки своего дела, а незнание основ полицейской работы обычно не так уж заметно. Но иногда оно бывает просто необходимо.
– Скажите мне, чему вас учили, когда вы сдавали экзамен на право ношения оружия?
– Не обнажать оружие, если не собираешься стрелять, – первой отреагировала Наталья.
– И не стрелять, если нет непосредственной угрозы, – кивнул Горацио. – Но если угроза есть…
– Никаких выстрелов в воздух или по конечностям, – почти прошептал Эрик.
– Верно, – еще раз кивнул Горацио. – А та модель поведения, которую описывает Арчер, вполне правдоподобна для обывателя, но довольно странно выглядит в исполнении бывшего копа.
– Ты считаешь, что он стрелял бы только в вооруженного нападающего? – предположила Наталья, листая дело. – Но Дэвид был дважды ранен в спину! – найдя отчет о вскрытии, возразила она
– И это факт, вполне укладывающийся в портрет бывшего копа, – сузив глаза, сказал Горацио. – Нас учили стрелять дважды, нас учили стрелять в корпус. Нас учили быть уверенными в своем праве стрелять в человека, – глухо добавил он.
– Хорошо, и как же видится картина тебе? – поинтересовался Эрик.
– Дэвид что-то взял в доме Арчера. Что-то такое, что Арчер никак не мог позволить ему унести. Дэвид действовал тихо, так что в доме его не застукали. Арчер выскочил за ним следом, нашел упор и дважды выстрелил. Дэвид упал – пуля пробила ему плечо, вызвав сильное кровотечение. Арчер подошел, убедился, что мальчик еще жив, и… добил. Нашел гильзу и перенес ее к остальным, чтобы убедить всех, что он стрелял с одного места.
– Но ведь можно… – заспорила Наталья.
– Все улики можно будет истолковать двояко. Один выстрел с более близкого расстояния? Мальчик бежал. Кто-то из свидетелей будет настаивать, что слышал два выстрела, а потом один? Ему показалось. Слово против слова.
– То есть что, мы его отпустим? – набычившись, спросил Эрик.
– По всей видимости, да, – прищурился Горацио. Жестом пригласил Наталью следовать за ним. – Воображение важнее знания, – с горечью процитировал он, выйдя в коридор. – А иногда и то, и другое бессильно.
– Но, Горацио, мы не нашли ничего подозрительного в тех хлопьях, – осторожно возразила Наталья. – Это самая обычная коробка, а в ней самые обычные кукурузные хлопья. Кровь на коробке принадлежит Дэвиду. Отпечаток ладони слишком смазан, чтобы можно было идентифицировать его, но я полагаю, он тоже принадлежит Дэвиду, кому же еще…
– Значит, ее взяли лишь для отвода глаз, – пожал плечами Горацио. – А то, за чем приходил Дэвид, Арчер забрал.
Наталья с сомнением покачала головой. Если коробка взята только для отвода глаз, то зачем бы умирающий мальчик за нее так отчаянно хватался? Да и зачем ему брать что-то помимо той вещи, за которой он приходил? Если только…
– А может быть…
Вопрос повис в воздухе, так как Горацио внезапно остановился, словно налетел на невидимую стену. Проследив направление его взгляда, Наталья мысленно зло выругалась. Только его тут не хватало!..

***

– Мистер Арчер, вы уже пригласили адвоката?
Маленькие глазки старика просто светились от чувства собственного превосходства.
– И вы уверены, что вас должен представлять именно этот человек?
Арчер кивнул.
– Должен вас предупредить, мистер Арчер, что этот поступок заставит нас серьезно усомниться в вашей невиновности…
– Невиновности? – радостно подхватил Вогель, округляя глаза. – Так-так, неужели вы только что признали, что держали в течение… – он демонстративно поднес руку с часами к глазам, изобразил крайнее изумление увиденным, – шести часов …невиновного?!
Последнее слово сопровождалось не менее выразительной мимикой. Горацио, плотно сжав губы, улыбался, наблюдая за кривлянием адвоката.
– Мистер Арчер, что произошло сегодня утром в вашем доме? – не обращая внимания на выпад Вогеля, спросила Наталья.
– Я все уже изложил под протокол, – соизволил ответить Арчер.
– А два дня назад? – вкрадчиво спросил Горацио.
– Что вы имеете в виду? – Взгляд Арчера панически метнулся, но старик тут же овладел собой, отгородившись маской непонимания.
– Я имею в виду тот день… вернее, ночь, когда ваш друг Ричард Горовиц подстрелил забравшегося в ваш дом паренька.
– У вас есть факты, лейтенант, или это просто ваши фантазии? – Вогель явно тянул время, уловив замешательство клиента. – Или это ваше пресловутое, – Вогель выразительно повращал глазами, – чутье?
Наталья, ни слова не говоря, выложила на стол ряд документов: фотографию Виктора, фотографию найденной пули, результат баллистического теста и результат анализа ДНК.
– Я ничего об этом не знаю. Это произошло не в моем доме…
– Мистер Арчер, – укоризненно покачала головой Наталья, добавляя в ряд снимков еще один, с замытым пятном на полу гостиной.
– Я ничего об этом не знаю, – упрямо повторил старик.
– Вы же говорили, что спите чутко, – напомнил Горацио.
– Значит, меня в тот момент не было дома, – отрезал Арчер. – Спрашивайте Ричи.
– Мы бы непременно последовали вашему совету, – кивнул Горацио, внимательно наблюдая за выражением лица Арчера. – Но вот ведь незадача: сегодня утром Ричард Горовиц застрелился…
– Что? – Арчер привстал, трясущимися руками вцепившись в край стола. – Нет!
Он осел обратно в кресло, тяжело дыша, но когда Наталья, испугавшись приступа, сунулась к нему со стаканом воды, оттолкнул ее руку с такой силой, что выбил его.
Горацио жестом остановил дернувшегося к ним полицейского, кивком головы попросил убрать лужу и осколки, – все это, не отрывая изучающего взгляда от лица Арчера.
Результат наблюдений заставил задуматься: похоже, Арчер не только не был причастен, но даже и не подозревал о намерениях Горовица. Произошедшее стало для старика шоком, и допрашивать его в таком состоянии было бы неправильно, хотя и очень хотелось. Однако присутствие Вогеля ставило на этой возможности жирный крест.
Впрочем, Горацио и не рассчитывал на результативность этого допроса. Трех выводов, сделанных по ходу, уже было достаточно. Первое: присутствие Вогеля в качестве адвоката однозначно указывает на вовлеченность Арчера в какую-то крупную грязную игру. Второе: Арчер знает, что произошло между Горовицем и Козински, возможно, он даже участвовал в инциденте. И третье: самоубийство Горовица стало полной неожиданностью для его бывшего напарника, лучшего друга и, вероятно, нынешнего подельника.
Сопровождаемый кудахчущим Вогелем, Арчер двинулся к выходу, но остановился, не дойдя до дверей. Прямо посреди прохода стоял крепко сбитый мужчина, на вид лет пятидесяти. Бейджика «визитер» не наблюдалось, да и стоял он так уверенно, что было ясно – он ощущает себя в полном праве здесь не только находиться, но и распоряжаться, при случае. Руки незнакомец сунул в карманы пиджака, оставив большие пальцы снаружи, так что полы были плотно запахнуты, не позволяя разглядеть, есть ли на поясе удостоверение или оружие. Невысокий рост, общая округлость и особенно светлый пух волос над залысинами создавали впечатление мягкости и добродушия, которое вдребезги разбивалось о твердую линию рта и острый взгляд серых глаз.
– Здравствуй, Джоджо, – с еле уловимым оттенком насмешки сказал он, не делая ни шага в сторону. – Вот и свиделись, а?
– Эй-Джей… – процедил Арчер без всякого радушия. – Можешь закопаться обратно в свою нору. Я уже пятнадцать лет как не прохожу по твоему крысиному ведомству.
– Это верно, – легко согласился Эй-Джей. – И я смотрю, ты неплохо устроился, Джоджо.
– Ну, теперь у тебя ручки коротки считать мои денежки, – Арчер сделал решительный шаг вперед, и Эй-Джей, наконец, посторонился. – Лейтенант, если у вас есть еще какие-то вопросы, – полуобернувшись в дверях, бросил Арчер, – задавайте их моему адвокату.
Вогель, преувеличенно любезно расшаркиваясь, оставил на столе свою визитку и удалился вслед за клиентом.
– Вообще, я шел к вам, лейтенант, – проводив Арчера недобрым взглядом, сказал Эй-Джей. – И, хоть я и опоздал, поговорить нам не помешает.
Он, наконец, вынул руки из карманов и, не испытывая более любопытство присутствующих на прочность, снял с пояса и протянул Наталье – с шальной улыбкой, вероятно, означающей «дамы вперед» – свое удостоверение.
«Альберт Джеральд Джонс, лейтенант отдела внутренних расследований», – прочитала Наталья и, пряча невольную улыбку, передала удостоверение Горацио. Может быть, хоть это поможет сгладить традиционно существующую неприязнь между сотрудниками лаборатории и сотрудниками отдела внутренних расследований? Горацио ведь тоже предпочитает обращение «Эйч», как и его «товарищ по несчастью».
– Что ж, будем знакомы, лейтенант Джонс, – на лице Горацио не дрогнул ни единый мускул. – Думаю, в моем кабинете нам будет удобнее.
Наталья проводила взглядом двух столь непохожих внешне мужчин со странным ощущением присущего им внутреннего сродства. Кто знает, может быть, то, что они лично познакомились с новым шефом отдела внутренних расследований лишь сейчас, когда он отработал в лаборатории уже больше года, – это хороший признак?

@темы: .V.3 Цитаты, #fandom: CSI, CSI Miami: фэндом в целом (таб.100)

---

30/30

[Elizabeth Mar]

Название: нет
Фандом: One Piece
Герои: Бонни, Юстас
Тема: Псих
Объём: 648 слов.
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Авторские примечания: -

Всё забудется как страшный сон. Печаль исчезнет, боль от утраты уйдёт и останется лишь пустота. Джевелри Бонии смотрела на город, пылающий алым огнём сидя на крыше одного из домов. Хотелось закричать, спросить этого ли желал отчаянный пират, а после ударить его, стирая с его губ хладнокровную ухмылку. Но, как и все, она просто сидела и наблюдала за тем, как город пожирает огонь его ярости. Бонни не могла винить пирата во всём этом ужасе, разразившийся совсем недавно, вот поэтому она не хватала меч и не бежала вперёд на битву с ним. Ей было жаль его.
Пламя поднималось всё выше, окрашивая небо в яркий цвет. Это могло показаться прекрасным, если не громкие крики людей не успевших убежать. Они кричали, не сдерживая себя, кричали так, будто от этого зависят их жизни и возможно в чём-то они были правы. Обычные люди ждали помощи, но больше не осталось тех, кто мог бы им её предложить. Эра Золотого Роджера, Эра Пиратов и Эра Чёрной Бороды, всё это закончилось и ушло в небытие давным-давно, осталась лишь Эра молодого мальчишки, чья жизнь так резко изменилась.
- Не поможешь им?
Глубокий голос потревожил её мысли. Бонни бросила быстрый взгляд на ребёнка и его мать, которая отчаянно пыталась защитить своё дитя от огня. Где-то в районе груди кольнуло, но девушка осталась сидеть. Поможет ли она им или нет, всё это больше не имело значения, никому не спастись.
- Никому не спастись,- повторила Джевелри свои мысли. – Так зачем что-то делать?
- Ты так веришь в него?
- Нет, не в него, я верю в его силу. Нельзя будить зверя, дремлющего так много времени. Когда он проснется, уничтожит мир. Так и получилось. Зверь пробудился и наставил клыки против тех, кто его пробудил.
Парень, обладающий глубоким голос рассмеялся. Бонни подняла взгляд и посмотрела прямо на него. Вот кто должен был стать демонов, пожирающим весь мир. Он должен был уничтожить всё на своём пути, а оказался сам в ловушке.
- Думаешь о том, что положить конец всему должен был я?
Пират и сам знал это также хорошо, как и Бонни. Никому не было под силам закончить Эру Чёрной Бороды с такой лёгкостью. Судьба сыграла со всеми злую шутку, обернувшуюся алым потоком крови. Такая жестокость была подарком пиратам.
- Мальчик, шедший по жизни с мыслью стать самым свободным человеком или парень желающий захватить контроль над миром. Как думаешь, кто из них стал бы разрушителем?
- Как бы я не думал, всё ведь уже в прошлом. Ответ бегает у нас перед глазами с пылающими от боли глазами и крушит всё вокруг. Знаешь, если я сейчас проснусь и пойму, что это просто сон мне будет очень смешно.
Сон. Как бы Бонни хотела открыть глаза на своём корабле бороздящем просторы океана. Ей хотелось вновь увидеть яркое палящее солнце, прикоснуться к вкусной еде и забыть плохой сон насовсем, чтобы больше не помнить, как горят дома, умирают люди и её собственные товарищи.
- Тебе полагается рассмеяться.
- А может всё-таки заплакать? Как-то теперешняя ситуация не заставляет меня желать посмеяться перед смертью.
- Делай что хочешь.
И она делала. Сидела на высокой крыше, наблюдала за людьми, которых становилось всё меньше, и слушала их громкие, наполненные ужасом крики. Юстас Кид присел рядом, продолжая ухмыляться. Его взгляд был направлен в противоположную сторону, где покоились Мугивары. Пираты, павшие под гнётом дозорных, пираты, проигравшие лишь на словах, они пали, героически пытаясь спасти мир, а в первую очередь своего капитана.
- Как думаешь, когда Мугивара поймёт, что никто не виноват?
- Поймёт ли?..
Джевелри подняла взгляд к небу окрашенному красным и вздохнула. Монки Д. Луффи, мальчик, которого она встретила на архипелаге Сабаоди, показал себя. Он разрушил всё, что так любил своими собственными руками.
- Мугивара оказался настоящим психом,- смеясь, проговорил Юстас.
Бонни могла бы возразить, но ведь всё так и было. Он отбросил свою человечность, выбрав путь демона, и никто не мог бы обвинить его в этом, потому что как бы жестоки не были пираты, все они были готовы отдать жизни за свою команду.

@темы: .II.1 Ужасы, #fandom: One piece, One piece: фэндом в целом. (табл.30)

---

1/30

[[Senri]]

Название: Привет семилетней давности
Фандом: higurashi no naku koro ni
Герои: Сатоши, Кеичи
Тема: призраки
Объём: (в словах или знаках)
Тип: джен
Рейтинг: PG
Саммари: неважно сколько лет пройдет, никому, связанному с Хинамидзавой никогда не удастся уйти от судьбы.
Авторские примечания: постканон.


- …В любом случае, то, что произошло здесь тогда остается загадкой. С вами была… - беззвучный щелчок кнопки пульта и экран телевизора затянуло непроглядной чернотой. В небольшой, однокомнатной квартире наступила мертвенная тишина – свежепоставленные, пластиковые окна звукоизолирующие – шум машин, голоса или лай собак – ничего не слышно. Молодой парень с крайне бледным лицом, на котором выделись только темные глаза, смотревшие на мир без особого выражения, откинулся на спинку дивана и задумчиво, практически невесомо, поглаживал кнопки пульта кончиками пальцев.
Ходзе Сатоши – гласила табличка на двери, немного косовато привинченная под аккуратным, квадратным звонком.
Да.
Ходзе Сатоши – единственный выживший в чудовищном инциденте, произошедшем в Хинамидзаве без малого семь лет назад. Однако до сих пор, как будто вот только что было, мелькают перед глазами вспышки фотокамер, вопросы наперебой, чьи-то вскрики, а перед глазами темнота и широко раскрытые фиалковые глаза на бледном лице. Говорят, это была быстрая смерть.
А еще, в последнее время, Сатоши практически перестал спать. Потому что, как только он выключал свет, то видел в углу бледный силуэт Ояширо-самы, пришедшего за отбившейся от стада овечкой.
А теперь он появляется даже при тусклом свете одинокой лампочки. И каждый вечер Сатоши сидел на диване и молча смотрел на Ояширо-саму, который точно так же смотрел на него из дальнего угла. У него не было лица, у него даже просто четкой формы не было, но взгляд… абсолютно точно был. И этот взгляд, казалось, мог заглянуть в самые глубины души, выдергивая из нее все, так старательно спрятанные, страхи.
Пробивавшиеся через щели в жалюзи лучи солнца падали на стену, медленно проползая по ней миллиметр за миллиметром, незаметно, но неумолимо. Сатоши некоторое время смотрел на светлые пятна, а потом прикрыл глаза и мгновенно оказался в просторном помещении. Оглядевшись, он обнаружил себя в классе, в старой школе. В Хинамидзаве. Ветерок трепал светлые, полупрозрачные занавески на окнах, откуда-то снаружи доносились смех и задорные крики. Подойдя к окну, Ходзе отодвинул занавеску и, посмотрев во двор, почувствовал, что щиплет глаза. По залитому ярким солнцем двору носились дети, среди которых выделялось несколько подростков примерно одного возраста – двое парней и несколько девчонок. Взгляд Сатоши неотрывно следил за разговором между парнями. В груди стало невыносимо тесно, когда темноволосый рассмеялся и потрепал светловолосого по макушке. Судорожно вздохнув, Сатоши распахнул глаза и некоторое время пытался понять, где он и что происходит. Взгляд метался по знакомым и, одновременно, неузнаваемым вещам: телевизор, ваза с засохшими цветами на письменном столе, несколько книг на полу…
Пора возвратиться домой.

Старая машина, пыхтя, вскарабкалась на небольшой холм и докатилась до покосившейся автобусной остановки, заросшей мхом и травой. Скорбно пыхнув в последний раз, мотор замолк; посидев с пару минут, Сатоши вылез наружу и огляделся. Казалось, за прошедшие семь лет практически ничего не изменилось, разве что зелень разрослась. Однако стоило пройти немного вперед, как дорога уткнулась в заржавевший забор, за которым виднелись отчасти разрушенные, заросшие домики. Старый предупредительный знак, привинченный к забору, наполовину уже отвалился и был прилично изъеден ржой. Шумно хлопая крыльями, с ближайшего дерева грузно сорвалось несколько ворон. Вздрогнув, Ходзе пошел вдоль забора, ища какую-нибудь лазейку, таковая обнаружилась метров через пятнадцать, где часть забора оказалась сломана. Протиснувшись в щель, Сатоши вернулся к главной дороге, которая, впрочем, настолько заросла высокой – почти до пояса – травой, что узнавалась только по старому дорожному знаку и расположению домов. Пробираясь через заросли, парень озирался, бормоча под нос: «а это почта, значит здесь налево и еще немного…». Вывалившись из кустов, Сатоши остановился и замер, глядя на обветшалое здание, когда-то бывшее школой. Дверь все еще была запечатана, окна заколочены, хотя часть досок прогнила, и кое-где в стенах виднелись дыры. Пробравшись к двери, парень несколько секунд помедлил, а затем решительно содрал печать и зашел внутрь. Скрипнули под ногами старые половицы, где-то в глубине что-то ухнуло, стукнуло и все стихло. Внезапно, вздымая столбы пыли, мимо ног Ходзе пулей пролетело какое-то небольшое животное и бесследно растворилось в высокой траве. От неожиданности парень отшатнулся и вынужден был схватиться за стену, чтобы не упасть. Выпрямившись, Сатоши посмотрел в черноту коридора, словно разрезанную прямым лучом света, пробивавшимся в щель между покосившейся дверью и косяком одного из классов. Пройдя вперед, парень протянул руку к дверной ручке, помедлил немного и решительно потянул на себя. С протяжным скрипом, осыпаясь трухой и остатками краски, дверь раскрылась, открывая взору Сатоши просторный класс, в котором когда-то – целую вечность назад! – проходила его жизнь. Какой беззаботной казалась она теперь! Пустые парты, покрытые толстым слоем пыли, истлевающие занавески покачивались на разбитых окнах, большая часть которых была заколочена. Лишь одно, по неведомой причине, оставалось открытым. Оставляя в пыли следы, Сатоши прошел к той парте, за которой сидел в последний, перед катастрофой, день. Прошлое гостеприимно распахнуло пыльные объятия, и время повернуло вспять. Яркий свет наполнил комнату, исчезли доски с окон, пыль нехотя выметалась, исчезая в углах. Вокруг Ходзе ходили неясные силуэты людей, с каждой минутой становившиеся все четче, облекаясь плотью. Неразборчивый гул нарастал, превращаясь в понятные слова и фразы. Свежий ветерок колыхнул новенькие занавески. Мимо Сатоши пробежала маленькая светловолосая девчушка в бледно-зеленом форменном платье.
- Сатоко, подожди! – мелькнули длинные, темные волосы, отливающие синевой. На пару мгновений Рика остановилась, подняв голову и с бесконечным удивлением глядя на Сатоши. Улыбнувшись, парень протянул, было руку, но девочка лисой скользнула вперед, догоняя свою светловолосую подругу.
- Эй, Мион! – от этого звонкого, мальчишеского голоса сердце бешено стукнулось о грудную клетку и замерло. Мимо, деловито почесывая затылок, прошел темноволосый паренек.
- Кеичи… - практически беззвучно позвал Сатоши. Маэбара остановился, удивленно озираясь.
- Что такое? – к нему подошла высокая, зеленоглазая девушка.
- Да вроде звал меня кто-то… сейчас… - не слишком уверенно отозвался парень.
- Разве? А, да это Шион! Эй, Шион, чего ты там замерла?! – Мион замахала сестре-близнецу рукой так активно, что стала напоминать небольшую ветряную мельницу.
- Когда это Шион заговорила мужским голосом… - пробормотал Кеичи, садясь за парту.
- Кеичи! – Сатоши подошел к парте, протягивая вперед руку. Брюнет обернулся и видение рассыпалось ворохом пыли. Парой мгновений позже, Сатоши стоял в пустом классе, на окнах покачивались драные занавески, а по полусгнившему дереву парты неторопливо ползали какие-то жучки. Поджав губы, парень повернулся и вошел к выходу. Остановившись в дверном проеме, он посмотрел в темноту коридора, вспоминая. В спину снова повеяло свежим ветерком, и зажегся свет. Вокруг Сатоши заметались тени, облекаясь плотью, они пробегали мимо знакомыми детьми – Ходзе мог каждого назвать по имени, припомнить кто и где жил.
- К…Кеичи… - повернув голову, Сатоши увидел самого себя, разговаривающего с Маэбарой, прислонившимся к дверному косяку.
- Ну, тут уж ничего не поделаешь, - Кеичи улыбнулся и подался вперед, Сатоши почувствовал, как сдавило в груди – так сильно, что, казалось, грудную клетку просто разорвет изнутри, расплющит давлением. Судорожным движением сжав рубашку на груди, Ходзе привалился к стене, наблюдая за происходящим. За спиной что-то стукнуло, вздрогнув, Сатоши обернулся, вновь оказавшись в полуразрушенной школе. Шум ветра где-то на чердаке, стрекот цикад, да редкие крики лесных птиц – все, что нарушало тишину. Вздохнув, парень пошел к выходу, он успел пройти едва ли больше пары метров, как загорелся свет, и мимо пробежало несколько детей, однако, внезапно, они упали на пол, кашляя и задыхаясь. Они хватались руками за горло, тщась вздохнуть. Сатоши в ужасе обернулся – все ученики корчились в агонии на полу. Парень метнулся в класс и замер на пороге, со стоном вцепившись в косяк – теперь он знал, как именно умерли его друзья. Щеки обожгло, и на какой-то миг парень словно забыл, как дышать. Подул прохладный ветерок, где-то в глубине хлопнула дверь, Сатоши повернул голову, а когда посмотрел обратно, обнаружил совершенно пустой класс. Парты аккуратно стояли на своих местах, солнце ярко било сквозь легкие занавески на окнах и оглушительно, совсем рядом, стрекотали цикады.
- И долго ты там будешь стоять? – Сердце пропустило удар, еще один и еще. Судорожно вздохнув, Сатоши повернул голову. В дверях стоял Кеичи, опираясь одной рукой о косяк, со своей всегдашней ухмылкой на лице. За его спиной виднелись зеленые макушки Сонозаки, слышался звонкий голосок Рены.
– Знаешь, как долго мы тебя уже ждем, а? – из-под мышки Маэбары вынырнула Сатоко, сложив руки на груди и надув губя, – братик, ты всегда такой медлительный! Нельзя заставлять ждать себя так долго! – Ветерок легко трепал золотистые прядки. Сатоши растерянно смотрел на них, стоящих в дверях и в груди сдавливало так, что невозможно было вздохнуть. Качнувшись, Ходзе побежал к двери, однако упал, запутавшись в собственных ногах. На какой-то момент невыносимо остро сдавило сердце и потемнело в глазах, пульс бешено стучал в ушах, а затем чья-то тяжелая рука легла на затылок, взъерошивая волосы, и стало удивительно спокойно.
- Сатоши, - поднявшись, Ходзе несколько мгновений смотрел на того, кто сидел перед ним на корточках и смотрел спокойным взглядом фиалковых глаз. А затем потянулся вперед, чувствуя, как обнимают в ответ уверенные, крепкие и такие знакомы руки. Чувствуя знакомое тело под своими руками, тепло объятий, Сатоши наконец-то почувствовал то, к чему так стремился все эти семь лет.
Наконец-то дома.
- Идем, а то остальные заждались уже… - тихий шепот обжег ухо. Поднявшись с пола и, на всякий случай крепко сжимая ладонь Кеичи в своей, Сатоши пошел к двери, за которой ждали люди, ждавшие его возвращения так долго. Ослепительное солнце, заливавшее школьный двор, тепло чужой ладони, смех и, казалось, забытые уже голоса…

Молодой бурундук нервно дернул хвостиком, учуяв сладковатый запах, которого не чуял раньше. Он веял опасностью и инстинкты говорили зверьку держаться подальше от источника этого запаха, однако молодость и природное любопытство победило. Осторожно, зверек скользнул внутрь большого дерева странной формы, со множеством непонятных вырезов. Маленькие лапки оставляли следы в пыли в дополнение к большим следам двуногого зверя – бурундук всего раз видел подобных зверей. Запах становился сильнее и, наконец, зверек добрался до его источника. Под ворохом трухи и кусками дерева неподвижно застыл кто-то огромный, бурундук приблизился и понюхал золотистую шерсть незнакомца, отчасти окрашенную липкими багровыми потоками, которые и источали дурманящее-сладкий, опасный запах. Бурундук оббежал неподвижного зверя, замирая всякий раз, когда что-то казалось подозрительным. Однако вскоре он убедился, что беспокоиться не о чем – большой зверь был мертв. Принюхавшись, бурундук устремился обратно, в заросли высокой травы.

@темы: .II.1 Ужасы, Higurashi no naku koro ni: Кеичи/Сатоши (таб.30)

---

19-20/100, CSI:Miami, фандом в целом

[Tinka1976]

Название: Палач. Глава 2
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио, Эрик, Келли, Наталья, Фрэнк, нжп.
Рейтинг: PG-13
Тип: джен
Тема: Фразы.
19. Со мной такое впервые
20. Ой!
Объем: 1007 слов + 1161 слово
Примечания: Майами, ориентировочно 2011 год.

Глава 2.

- Не могу поверить.
Милли Горовиц смотрела так, словно ожидала, что сидящий напротив человек сжалится и скажет наконец, что все это – лишь сон, страшный затянувшийся сон. Когда-то ее глаза, вероятно, были голубыми, но теперь радужка выцвела и обрамляла черный зрачок почти белым ободком, придавая взгляду какое-то потустороннее выражение.
- Знаете, со мной такое впервые. Я была там, я видела все своими собственными глазами – и не могу поверить. Скажите, это правда? Это мой Дик был там? Дик застрелился? – беспомощно переспросила она.
Горацио молча наклонился вперед и накрыл руку женщины своей ладонью. Он прекрасно понимал ее чувства. Для него-то подобное было отнюдь не впервые. Более того, он и сам уже замечал: когда сообщение о смерти приносят тебе другие, сопротивляешься страшной вести как-то по инерции, безнадежно, словно бессознательно уже знаешь, что это горькая правда. Парадоксально, но когда человек умирает у тебя на глазах (а иногда и на руках), такого же бессознательного знания почему-то нет. Словно боли оказывается запредельное количество, включаются блоки – и знание отторгается. Ты видел все собственными глазами, ты еще ощущаешь кровь на своих руках – и не веришь. Окружающие удивляются твоему спокойствию, но ничего удивительного в нем нет – все придет позже, когда осознание пробьется-таки сквозь защитный барьер.
- Миссис Горовиц, скажите, ваш муж болел? Проходил в последнее время какие-то обследования?
Она покачала головой.
- Эта болезнь называется старость, сынок. Через месяц Дику исполнилось бы семьдесят шесть, но он всегда говорил, что намерен прожить лет до девяноста минимум.
- Как у вас с финансами? Мистер Горовиц не начинал какие-то проекты, у вас не было проблем с ценными бумагами, арендой?..
- Нет, ничего такого.
- Дети?
- Дочь в Швеции с мужем и дочерью, сын в Нью-Йорке, звонил неделю назад, поздравлял меня с днем рождения, - улыбнулась Милли.
Горацио улыбнулся и кивнул в ответ. Все это было не ново. Родственники самоубийцы на первом допросе всегда рисуют свою жизнь просто идеальной, словно сами себя пытаются убедить, что не было никаких признаков и причин, не пропустили они тот переломный момент, когда близкий им человек принял трагическое решение, а стало быть, и винить себя не в чем. И в этом как раз заключается деликатность ситуации: в интересах следствия надо бы убедить человека, что в произошедшем нет его вины, что самоубийца сам принял решение, но кто знает, соответствует ли это действительности? Может быть, родственники не просто проявили невнимательность, нечуткость, но и впрямую своими действиями поспособствовали трагедии?
- Миссис Горовиц, у вашего мужа были друзья? Как он проводил свободное время?
- Разумеется. Джорджи был его напарником почти двадцать лет, - миссис Горовиц кивнула в сторону соседнего дома. – Когда мы перебрались сюда, они продолжали общаться.
Горацио сдвинул брови и забарабанил пальцами по столу. Напарники, значит. И Ричард Горовиц выбрал для самоубийства именно ту ночь, когда Джордж Арчер застрелил забравшегося в его дом мальчишку. Конечно, в жизни и не такие совпадения случаются, но пока все выглядело слишком уж подозрительно.
Подозвав офицера и поручив ему записать рассказ миссис Горовиц о том, как она обнаружила мужа, Горацио прошел в комнату, превратившуюся в место преступления.
Поскольку патологоанатом в момент обнаружения трупа находился в соседнем дворе, осмотра долго ждать не пришлось, и тело уже увезли.
- Нашла что-нибудь? – спросил Горацио, останавливаясь на пороге и натягивая перчатки, тут же предложенные Натальей.
- Пока ничего интересного, - пожала плечами та. – Брызги крови на столе смазаны, но это объяснимо: при выстреле Горовиц резко откинулся назад, спинка кресла спружинила, и тело упало вперед, на стол.
- Угу, - согласился Горацио. – Записки не было?
- Нет. Но ты же знаешь, их пишут не все.
- Верно. Но в этом случае у человека нет желания объясниться с близкими, то есть таковых либо нет, либо предполагается, что они в курсе проблемы.
Наталья лишь снова пожала плечами. Для отсутствия предсмертной записки могло быть множество причин, и пока что это самоубийство не представлялось чем-то из ряда вон выходящим.
- Что? – спросила она, заметив, что Горацио переводит взгляд с потолка на кресло и обратно.
- Том, - не удостоив вопрос вниманием, сказал Кейн, набрав номер. – Ты еще не приступал к осмотру Горовица? Меня интересует угол прохождения пули, Том. Сообщи мне сразу же, хорошо?
Теперь, зная, что привлекло внимание шефа, Наталья тоже мысленно провела линию между изголовьем кресла и пятном на потолке и не могла не признать, что угол получается слишком острым. Она быстро пролистала снимки на фотоаппарате, вернувшись к тем, что запечатлели положение тела.
- Затылок, не так ли, - констатировал Горацио, рассмотрев снимки вместе с ней.
Наталья кивнула, прикидывая варианты. При таком положении пятна старик должен был наклониться вперед перед выстрелом. Либо выходная рана пришлась бы на лобно-теменную область. Либо кресло было передвинуто.
- Миссис Горовиц могла отодвинуть кресло, когда обнаружила мужа.
- Она не подходила к телу, - покачал головой Горацио. – Остановилась на пороге и начала кричать.
Криминалисты еще раз осмотрелись, пытаясь понять, что может подтвердить или опровергнуть эту версию.
- Смотри-ка, - удовлетворенно сказала Наталья, обнаружив на внутренней стороне подлокотника кресла кровавый отпечаток. – Частичный, но этого достаточно для прямого сравнения. А кровь доказывает, что он оставлен уже после самоубийства.
- Я сам, - попросил Горацио, забирая у Натальи планшет, на который она уже перебросила отпечаток со своего фотоаппарата.
- Что-то случилось? – встревожилась миссис Горовиц, увидев, что Горацио жестом отсылает полицейского и сам занимает место напротив.
- Нет, ничего, - успокоил он. – Пожалуйста, положите руку на планшет.
Получив отпечатки, Горацио запустил программу сравнения и буквально через минуту повернул к миссис Горовиц экран, на котором крупными буквами было написано «совпадение».
- Я… Я подошла к Дику, - всхлипнула миссис Горовиц. – Я думала… вдруг… он еще жив…
- Милли, - Горацио поставил домиком брови, наклоняясь вперед и пытаясь снова заглянуть женщине в глаза. – В этом нет ничего предосудительного, Милли. Зачем вы солгали?
- Я… - она усмехнулась сквозь слезы. – Я больше пятидесяти лет была замужем за полицейским, сынок. И не сумела соблюсти простейшее правило: оставить место преступления нетронутым. Я… Мне стыдно, что я…
Горацио похлопал ее по руке и вернулся к Наталье.
- Она подходила к телу и отодвинула кресло, - коротко объяснил он.
- Так что… Закрываем за отсутствием состава преступления?
- Не нравится мне его тесная дружба с Арчером, - побарабанив пальцами по удостоверению, признался Горацио. – Посмотрим, что скажет Том.

***

- Горацио… Ты меня убьешь.
Горацио внимательно взглянул на Келли, отметил стоящие в ее глазах слезы, перевел взгляд на Эрика, вероятно, вызванного для моральной поддержки, опустил голову, снова глянул на Келли:
- Выкладывай.
- Кажется, я перепутала улики по делам Арчера и Горовица, - глубоко вздохнув, призналась Келли. – Сама не представляю, как такое могло выйти. Я отстреливала и разбирала пистолеты, безусловно, но я…
- Стоп. Что конкретно случилось?
- Пуля, которую я нашла во дворе Арчера, выпущена из этого пистолета, - Келли указала одну из коробок. – Но он помечен как пистолет по делу Горовица.
- А пуля, убившая Горовица?
- Не идентифицируется, - покачала головой Келли. – Слишком сильно деформирована ударом о кости черепа и потолок.
- Ладно, - Горацио закусил губу. – А серийные номера?
Келли с Эриком переглянулись.
- А что это даст? – переспросил Эрик.
- Определенность, - вздернул брови Горацио. – Ты же не могла переставить стволы?
- Нет, конечно, - подтвердила Келли, быстро пробегая пальцами по клавиатуре. – Ой!
- Что? – в один голос переспросили Эрик и Горацио.
- Ой, - повторила Келли, в растерянности оглядываясь на них. Развернула монитор.
- Это действительно пистолет Горовица, - сравнив номера, констатировал Эрик.
- Вот тебе и «ой!», - поддразнил Горацио. – Значит, так. Дела объединяем. Келли, отправляйся на вскрытие, нам нужна вторая пуля, попавшая в мальчика. Эрик, попроси Наталью сделать анализ ДНК крови с этой пули срочно, затем просмотри все, собранное тобой в доме Арчера. Я хочу знать, был ли там сам Горовиц или только его пистолет.
- Горацио, - окликнул его от двери Фрэнк Трипп. – Пришла мать мальчика.
- Личность установили? – шагая рядом с Фрэнком по коридору, уточнил Горацио.
- Да, - открыв свой блокнот, подтвердил Трипп. – Дэвид Джекобс, шестнадцать лет, учился в одиннадцатом классе школы Пальметто, проживал с матерью и двумя младшими сестрами там же, в Пайнкрест, 7729 по сто двадцать пятой Юго-западной.
- Пайнкрест? – переспросил Горацио. – Как же его занесло в Хайалиа?
Фрэнк молча пожал плечами.
- Там живет его лучший друг, - ни на секунду не замешкавшись, ответила мать Дэвида. Еще не старая женщина производила удручающее впечатление своей заношенной одеждой, потухшим взглядом и общим выражением какой-то затравленной усталости на лице. – Вик, Виктор Козински, они с Дэвидом ходили в одну школу, но потом…
- Дэвид или его друг как-то связаны с молодежными бандами? – спросил Фрэнк.
- Ну что вы, Пайк… в смысле, Дэвид претендует… претендовал на спортивную стипендию в университете святого Томаса, вы же понимаете, какие ограничения это накладывает.
- А Виктор? – уточнил Горацио.
- Нет, ну что вы, Виктор очень славный мальчик, он никогда бы не связался с бандой…
Однако уверенности в голосе миссис Джекобс значительно поубавилось, и это не ускользнуло от внимания допрашивающих.
- Хорошо, он не связался бы с бандой, - кивнул Фрэнк, - а просто с дурной компанией?
- Ну…
- Миссис Джекобс, - мягко начал Горацио. – Я верю, что ваш сын не мог поступить дурно. Но он мог оказаться не в том месте и не в то время. И произошло это, вполне вероятно, из-за того, что он не мог оставить друга одного. Виктор сейчас может находиться в очень сложной ситуации. Мы уже ничем не поможем Дэвиду, но вы можете помочь его другу. Подумайте, ведь именно это пытался сделать ваш сын, даже ценой собственной жизни.
- Да, Пайк всегда опекал Вика, - всхлипнула женщина. – Понимаете, он привык быть старшим, нести ответственность за сестер. Мой муж погиб два года назад, несчастный случай на стройке…
Фрэнк поскучнел, его утомляли все эти длинные ненужные подробности, которые Горацио выслушивал не моргнув глазом и с выражением полнейшего сочувствия на лице. Нет, безусловно, Фрэнку тоже было жаль женщину, потерявшую единственного сына, который, к тому же, явно был ее гордостью и надеждой. Он готов был утешить, посочувствовать, но вот выслушивать слезливые истории… Брр, на это у него никогда не хватало терпения.
- Неделю назад я нашла у Пайка пакетик с порошком…
- Метамфетамин? – прищурился Горацио.
- Ой, вы знаете, я в этом не разбираюсь, - испуганно извинилась миссис Джекобс.
Горацио улыбнулся и кивнул, мол, ничего, продолжайте, а Фрэнк пометил себе в блокноте, что непременно нужно запросить токсикологический анализ. Мало ли, что говорит мать? Конечно, Фрэнк прекрасно понимает, что такое претендент на спортивную стипендию. Такие мальчики чаще всего обходят всякие сомнительные удовольствия за милю. Но не все, не все.
- Как это объяснил Дэвид? – подсказал Горацио сбившейся с мысли женщине.
- Он сказал, что отобрал эту пакость у Вика. И что хорошо, что я ему напомнила. Затем пошел и спустил порошок в унитаз.
Фрэнк поморщился, Горацио опустил голову, покусывая губу. Обоим была прекрасно знакома подобная схема. Один из мальчиков подсел на наркотики, согласился быть пушером, чтобы заработать на дозу. Второй, «правильный» спортсмен, заметил у друга товар, отобрал и уничтожил. Когда друга «поставили на счетчик», спортсмен пошел качать права – и поймал пулю. Вот только в эту схему никак не вписывались два старичка-соседа, к тому же бывшие полицейские.
Размышления прервала Наталья, постучав в стекло допросной.
- Кровь на пуле не принадлежит Дэвиду Джекобсу, - без предисловий огорошила она и добавила, опережая вопрос: – По КОДИСу совпадений нет.
- Так, - вздернув брови и поставив руки на пояс, озадачился Горацио. – Идем-ка.
Келли, как он и ожидал, уже вернулась со вскрытия, и встретила их появление радостной улыбкой.
- Порядок, - заявила она, отступая на шаг от микроскопа. – Эта пуля действительно выпущена из пистолета Арчера.
Заглянув в окуляры, Горацио убедился, что бороздки совпадают идеально. Обогатившись еще и этой информацией, все трое перешли в соседнюю лабораторию и попытались осмыслить картину в целом.
- Итак, - снова ставя руки на пояс и рассматривая снимки, начал Горацио. – Что мы имеем? Бывшие напарники, Ричард Горовиц и Джордж Арчер, живут в соседних домах в Хайалиа. В этом же квартале живет мальчик по имени Виктор Козински, у которого, по словам его друга Дэвида Джекобса, были какие-то дела с наркотиками. Сегодня ночью некто проникает в дом Арчера и получает там ранение…
Горацио взял со стола и прикрепил на стенд снимок, на котором отчетливо было видно замытое пятно, проявленное люминолом в ультрафиолетовом свете.
- Ранение легкое, - рассмотрев снимок, высказала свое мнение Наталья.
- Угу, - согласился Горацио, прикрепляя рядом два других снимка, с ранениями, полученными Дэвидом Джекобсом.
- Не похоже, что это был Дэвид, - осторожно сказала Наталья.
- Нет, - уверенно покачала головой Келли. – Том сказал, что первая пуля, прошедшая навылет, задела подключичную артерию. Крови было бы намного больше.
- И это объясняет, почему на пуле кровь, не принадлежащая Дэвиду. Там был еще кто-то, - подвел итог Горацио.
- Но не объясняет, почему этот кто-то был ранен из пистолета Горовица, - пожала плечами Келли.
- И какое отношение имеют ко всему этому наркотики, - на стенде добавился еще один снимок, с коробкой кукурузных хлопьев.
- Ты думаешь?.. – приподняла бровь Наталья.
- Я думаю, это надо проверить, - хитро глянул на нее Горацио. – Токсикология еще не пришла?
- Нет.
- Значит, так. Наталья, помоги Райану с этими хлопьями и коробкой. Отпечатки, следы наркотиков. Келли, вы с Эриком поднимаете отчеты по этому кварталу. Все, что касается наркотраффика. А мы с Фрэнком тем временем побеседуем с Виком и попытаемся выяснить, что же они с Дэвидом делали ночью в доме Арчера.

@темы: #fandom: CSI, .V.1 Фразы, CSI Miami: фэндом в целом (таб.100)