"Лучше стыдно, чем никогда" (с)
Название: Испугался
Фандом:CSI LV
Герои: Гил Гриссом/Грэг Сандерс
Тема: "Фразы - Не думай, а делай"
Объём: 1257 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Примечание: POV Гил Гриссом
Саммари: "Сейчас я собираюсь стоять на том, что испугался: якобы за свою собственную задницу. Ведь если со стажером на выезде что-то случится, то я как супервайзор поимею много служебных неприятностей: ну и, мол, от волнения… "
Дисклеймер: всё чужое. Моя только любовь.
От автора: сайд-стори к фику "Без особой причины".
Еще от автора: я нифига не лазила в обоснуи на предмет судебной процедуры и прочих тамошних формальностей. Мне было некогда. Меня несло
читать дальше
Следователь внутреннего отдела – совсем мальчишка. Ему лет тридцать, но лицо у него такое… болезненно-прыщавое, как у подростка, и взгляд – самоуверенный, какой бывает только у зеленых новичков, первый раз после окончания учебного заведения вышедших на свою новую работу.
С убеждением "Я столько лет учился и теперь всё знаю", разумеется.
Странно: когда я окончил университет, у меня не было ощущения, что я все знаю. Скорее – что я ничего не знаю, и по получении диплома самое время начать учиться: то есть нарабатывать практический опыт. И это с учетом того, что я с шестнадцати лет работал помощником коронера в морге!
Видимо, просто люди разные. Или, может, я просто предвзято мыслю: этот следователь ведь мой контрагент, мягко говоря. А грубо – он сейчас может устроить мне такие неприятности, что мало совершенно не покажется. Подозреваю, что я могу лишиться работы. И самое страшное – я не смогу объяснить этому прыщавому юнцу, почему я так поступил.
Он сосредоточен и нахмурен, преисполнен важности и самомнения, да оно и неудивительно: такое громкое дело! Преступление века, можно сказать: криминалист с большим стажем, знающий внутренние профессиональные кодексы как свои пять пальцев, безо всяких формальностей во время работы выстрелил в человека на поражение. Да, именно в человека, не в преступника: преступление еще не доказано, формальности не соблюдены, и бла-бла-бла. Поэтому я должен был вначале сказать много предупреждающих слов, потом стрелять в воздух, и только затем, если человек не подчинится, имел право навести на него пистолет.
А я стрелял на поражение. Прицельно. Три раза. И этого человека убил.
- Какой-то нонсенс, – хмурится юнец, прижимая пальцы к вискам. – Вы, с вашим опытом, с вашим послужным списком… Ответьте мне хотя бы не как должностному лицу, а просто как доверительному собеседнику: почему?
Я молчу, глядя на него. И наверное, в моем взгляде сквозит сожаление: этот юноша еще не знает, что доверительными собеседниками не становятся просто так, сразу, а тем более по долгу службы.
Он пытается заглянуть мне в глаза, словно этим надеется втереться в доверие, и "помогает" интимным шепотом:
- Испугались?..
- Да, - хватаюсь я за эту соломинку. – Испугался. Понимаете, я вообще-то оружием на выездах практически не пользуюсь, стреляю плохо…
- Оно и видно, – кривится в усмешке следователь.
– Нет, безусловно, нормативы по стрельбе сдавал. С горем пополам. Но… знаете ли, не злоупотребляю. Вообще могу забыть о том, что у меня оружие есть. Раньше мне это как-то не было нужно, а сегодня… сегодня внезапно наступил как раз тот случай.
- Так что за случай, расскажите наконец?! – взвивается мой собеседник. Эх, выдержки, выдержки ему не хватает на такой работе. Необстрелянный еще.
- Да просто случай… когда я испугался, - снова пожимаю плечами, делая вид, что мне очень стыдно. – Раньше не боялся ничего, а сегодня вот…
Вру ведь напропалую, и не краснею. Это я-то раньше ничего не боялся? Чушь какая. Просто мой страх – не эмоциональный, не парализующий, а раздумчиво-аналитический, и определенные опасения почти всегда живут у меня в мозгу. Я постоянно думаю, прежде чем делать: в основном потому, что боюсь, да, боюсь неприятных последствий и всегда стараюсь их минимизировать.
Всегда, когда это минимизирование не повлечет бОльших неприятностей.
Именно поэтому я частенько не боялся высказать свое мнение в лицо начальству, пойти простив системы, бросить вызов собственному учителю, который приехал "добывать на меня компромат", - всегда, когда я знал, что защищаю. Или кого. Всегда, когда я знал, что я прав. Это бывало нечасто, не все равно меня считали "несносным занудой со своим мнением". А теперь еще и убийцей будут считать. Убийцей, господи боже мой, невинного человека. Который, да, преступник, но нельзя в него стрелять, пока преступление не доказано и не запротоколировано!
Я всегда размышляю над тем, к чему приведут те или иные мои действия. И частенько размышляю долго, потому что вариантов бывает очень много, и все надо обмозговать. Но когда решение принято – я твердо претворяю его в жизнь, и тогда уже сомнениям – не место.
А иногда – очень редко! – я принимаю решение в доли секунды. Вот как в этой самой ситуации, расследовать которую прислали этого прыщавого парня из внутреннего отдела. Там, на месте преступления, куда мы с Грэгом и Уорриком приехали обрабатывать сцену, - мне было некогда долго думать. Словно кто-то со стороны шепнул: "Не думай, а делай".
И я сделал. То, что считаю нужным.
Только я не смогу объяснить ничего этому следователю. Не смогу рассказать, что со мной стало в тот момент, когда я увидел, как преступник – о, простите, невинный человек, – который вернулся заметать следы и увидел криминалистов, безошибочно определил самого неопытного - и попытался, как пишут в протоколах, "взять его в заложники". А именно – подошел сзади, захватил за шею и приставил к виску пистолет. И потом начал орать: "Дорогу, или я его убью!"
Я перед этим вышел на улицу осмотреться. Чем тогда отвлекся Уоррик – не знаю. Я потом у него спрошу.
Невозможно объяснить, как я чувствовал себя, когда вернулся в дом и увидел, как незнакомый мужик держит Грэга за шею, и руки у мужика откровенно трясутся, а палец на спусковом крючке, и дернись он хотя бы от того же страха – первая же пуля вышибет Грэгу мозги? Мы сделаем все правильно и соблюдем все протоколы, а у преступника дрогнет рука – и он выстрелит. И я никогда себе не прощу того, что потратил столько времени на эти чертовы протоколы: когда нужно было не думать, а делать.
Я тогда вытащил глок и сам выстрелил три раза. Я отвратительно стреляю, первый раз я целился по касательной, чтобы заставить мужика разжать захват, - и какой Грэг молодец, что сумел быстро сориентироваться и откатиться в сторону!
И стрелял я сразу на поражение, верно. Да, возможно, это не только перестраховка, это эмоции, это реакция типа "Гад, да как ты посмел?..." Это и еще куча разных эмоциональных реакций, о которых я буду рассказывать только своему психоаналитику, если когда-нибудь его заведу. И сейчас я собираюсь стоять на том, что испугался: якобы за свою собственную задницу. Ведь если со стажером на выезде что-то случится, то я как супервайзор поимею много служебных неприятностей: ну и, мол, от волнения… Да, мне могут сказать, что теперь я поимею этих неприятностей в разы больше, – что ж, я только разведу руками: вот такой вот я бестолковый, поступил не подумавши! И никто не будет знать, что подумал я в тот момент очень хорошо. И быстро.
Я уже спрашивал у Грэга, что он чувствовал… тогда, а он, бледный, с трясущимися губами, всё повторял одно и то же: "Не помню, Гил… ничего не помню… честное слово … Помню только, как шарахнуло, и когда я сообразил, что это ты стреляешь, а не этот... и что я живой, черт подери, - я сразу в угол, чтобы тебе не мешать… а больше ничего не помню…"
А я слушал всё это - и радовался. Тому, что успел. Да, действительно: я испугался: за него. Хотя если так разобраться – и за себя тоже: я тогда на секунду представил, что будет со мной, если этот мерзавец выстрелит. И поэтому стрелял первым.
Потому что для меня любые неприятности стОят жизни Грэга Сандерса: встрепанного мальчишки с веснушками на плечах и внимательными глазами. Он называет меня Гилом и прикусывает нижнюю губу, когда когда сосредоточен на чем-нибудь; он со смесью любопытства и страха щекочет брюшко моему тарантулу и кричит из кухни через весь коридор: "Гил, ты не помнишь, где у нас эллиотовский справочник по биохимии?" Он бывает иногда акустической катастрофой, когда кончает, а потом может тихим до полного беззвучия хриплым шепотом говорить: "Гил… я тебя люблю… только не говори никому…" А я читаю это по его губам, и понимаю, что никому, ни единой душе не смогу об этом рассказать. И о том, чем он стал для меня за эти несколько наших совместных лет – тоже.
Именно поэтому я сейчас только растерянно развожу руками перед хмурым юнцом из отдела внутренних расследований.
Пусть думает, что я просто за себя испугался.
Фандом:CSI LV
Герои: Гил Гриссом/Грэг Сандерс
Тема: "Фразы - Не думай, а делай"
Объём: 1257 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Примечание: POV Гил Гриссом
Саммари: "Сейчас я собираюсь стоять на том, что испугался: якобы за свою собственную задницу. Ведь если со стажером на выезде что-то случится, то я как супервайзор поимею много служебных неприятностей: ну и, мол, от волнения… "
Дисклеймер: всё чужое. Моя только любовь.
От автора: сайд-стори к фику "Без особой причины".
Еще от автора: я нифига не лазила в обоснуи на предмет судебной процедуры и прочих тамошних формальностей. Мне было некогда. Меня несло

читать дальше
Следователь внутреннего отдела – совсем мальчишка. Ему лет тридцать, но лицо у него такое… болезненно-прыщавое, как у подростка, и взгляд – самоуверенный, какой бывает только у зеленых новичков, первый раз после окончания учебного заведения вышедших на свою новую работу.
С убеждением "Я столько лет учился и теперь всё знаю", разумеется.
Странно: когда я окончил университет, у меня не было ощущения, что я все знаю. Скорее – что я ничего не знаю, и по получении диплома самое время начать учиться: то есть нарабатывать практический опыт. И это с учетом того, что я с шестнадцати лет работал помощником коронера в морге!
Видимо, просто люди разные. Или, может, я просто предвзято мыслю: этот следователь ведь мой контрагент, мягко говоря. А грубо – он сейчас может устроить мне такие неприятности, что мало совершенно не покажется. Подозреваю, что я могу лишиться работы. И самое страшное – я не смогу объяснить этому прыщавому юнцу, почему я так поступил.
Он сосредоточен и нахмурен, преисполнен важности и самомнения, да оно и неудивительно: такое громкое дело! Преступление века, можно сказать: криминалист с большим стажем, знающий внутренние профессиональные кодексы как свои пять пальцев, безо всяких формальностей во время работы выстрелил в человека на поражение. Да, именно в человека, не в преступника: преступление еще не доказано, формальности не соблюдены, и бла-бла-бла. Поэтому я должен был вначале сказать много предупреждающих слов, потом стрелять в воздух, и только затем, если человек не подчинится, имел право навести на него пистолет.
А я стрелял на поражение. Прицельно. Три раза. И этого человека убил.
- Какой-то нонсенс, – хмурится юнец, прижимая пальцы к вискам. – Вы, с вашим опытом, с вашим послужным списком… Ответьте мне хотя бы не как должностному лицу, а просто как доверительному собеседнику: почему?
Я молчу, глядя на него. И наверное, в моем взгляде сквозит сожаление: этот юноша еще не знает, что доверительными собеседниками не становятся просто так, сразу, а тем более по долгу службы.
Он пытается заглянуть мне в глаза, словно этим надеется втереться в доверие, и "помогает" интимным шепотом:
- Испугались?..
- Да, - хватаюсь я за эту соломинку. – Испугался. Понимаете, я вообще-то оружием на выездах практически не пользуюсь, стреляю плохо…
- Оно и видно, – кривится в усмешке следователь.
– Нет, безусловно, нормативы по стрельбе сдавал. С горем пополам. Но… знаете ли, не злоупотребляю. Вообще могу забыть о том, что у меня оружие есть. Раньше мне это как-то не было нужно, а сегодня… сегодня внезапно наступил как раз тот случай.
- Так что за случай, расскажите наконец?! – взвивается мой собеседник. Эх, выдержки, выдержки ему не хватает на такой работе. Необстрелянный еще.
- Да просто случай… когда я испугался, - снова пожимаю плечами, делая вид, что мне очень стыдно. – Раньше не боялся ничего, а сегодня вот…
Вру ведь напропалую, и не краснею. Это я-то раньше ничего не боялся? Чушь какая. Просто мой страх – не эмоциональный, не парализующий, а раздумчиво-аналитический, и определенные опасения почти всегда живут у меня в мозгу. Я постоянно думаю, прежде чем делать: в основном потому, что боюсь, да, боюсь неприятных последствий и всегда стараюсь их минимизировать.
Всегда, когда это минимизирование не повлечет бОльших неприятностей.
Именно поэтому я частенько не боялся высказать свое мнение в лицо начальству, пойти простив системы, бросить вызов собственному учителю, который приехал "добывать на меня компромат", - всегда, когда я знал, что защищаю. Или кого. Всегда, когда я знал, что я прав. Это бывало нечасто, не все равно меня считали "несносным занудой со своим мнением". А теперь еще и убийцей будут считать. Убийцей, господи боже мой, невинного человека. Который, да, преступник, но нельзя в него стрелять, пока преступление не доказано и не запротоколировано!
Я всегда размышляю над тем, к чему приведут те или иные мои действия. И частенько размышляю долго, потому что вариантов бывает очень много, и все надо обмозговать. Но когда решение принято – я твердо претворяю его в жизнь, и тогда уже сомнениям – не место.
А иногда – очень редко! – я принимаю решение в доли секунды. Вот как в этой самой ситуации, расследовать которую прислали этого прыщавого парня из внутреннего отдела. Там, на месте преступления, куда мы с Грэгом и Уорриком приехали обрабатывать сцену, - мне было некогда долго думать. Словно кто-то со стороны шепнул: "Не думай, а делай".
И я сделал. То, что считаю нужным.
Только я не смогу объяснить ничего этому следователю. Не смогу рассказать, что со мной стало в тот момент, когда я увидел, как преступник – о, простите, невинный человек, – который вернулся заметать следы и увидел криминалистов, безошибочно определил самого неопытного - и попытался, как пишут в протоколах, "взять его в заложники". А именно – подошел сзади, захватил за шею и приставил к виску пистолет. И потом начал орать: "Дорогу, или я его убью!"
Я перед этим вышел на улицу осмотреться. Чем тогда отвлекся Уоррик – не знаю. Я потом у него спрошу.
Невозможно объяснить, как я чувствовал себя, когда вернулся в дом и увидел, как незнакомый мужик держит Грэга за шею, и руки у мужика откровенно трясутся, а палец на спусковом крючке, и дернись он хотя бы от того же страха – первая же пуля вышибет Грэгу мозги? Мы сделаем все правильно и соблюдем все протоколы, а у преступника дрогнет рука – и он выстрелит. И я никогда себе не прощу того, что потратил столько времени на эти чертовы протоколы: когда нужно было не думать, а делать.
Я тогда вытащил глок и сам выстрелил три раза. Я отвратительно стреляю, первый раз я целился по касательной, чтобы заставить мужика разжать захват, - и какой Грэг молодец, что сумел быстро сориентироваться и откатиться в сторону!
И стрелял я сразу на поражение, верно. Да, возможно, это не только перестраховка, это эмоции, это реакция типа "Гад, да как ты посмел?..." Это и еще куча разных эмоциональных реакций, о которых я буду рассказывать только своему психоаналитику, если когда-нибудь его заведу. И сейчас я собираюсь стоять на том, что испугался: якобы за свою собственную задницу. Ведь если со стажером на выезде что-то случится, то я как супервайзор поимею много служебных неприятностей: ну и, мол, от волнения… Да, мне могут сказать, что теперь я поимею этих неприятностей в разы больше, – что ж, я только разведу руками: вот такой вот я бестолковый, поступил не подумавши! И никто не будет знать, что подумал я в тот момент очень хорошо. И быстро.
Я уже спрашивал у Грэга, что он чувствовал… тогда, а он, бледный, с трясущимися губами, всё повторял одно и то же: "Не помню, Гил… ничего не помню… честное слово … Помню только, как шарахнуло, и когда я сообразил, что это ты стреляешь, а не этот... и что я живой, черт подери, - я сразу в угол, чтобы тебе не мешать… а больше ничего не помню…"
А я слушал всё это - и радовался. Тому, что успел. Да, действительно: я испугался: за него. Хотя если так разобраться – и за себя тоже: я тогда на секунду представил, что будет со мной, если этот мерзавец выстрелит. И поэтому стрелял первым.
Потому что для меня любые неприятности стОят жизни Грэга Сандерса: встрепанного мальчишки с веснушками на плечах и внимательными глазами. Он называет меня Гилом и прикусывает нижнюю губу, когда когда сосредоточен на чем-нибудь; он со смесью любопытства и страха щекочет брюшко моему тарантулу и кричит из кухни через весь коридор: "Гил, ты не помнишь, где у нас эллиотовский справочник по биохимии?" Он бывает иногда акустической катастрофой, когда кончает, а потом может тихим до полного беззвучия хриплым шепотом говорить: "Гил… я тебя люблю… только не говори никому…" А я читаю это по его губам, и понимаю, что никому, ни единой душе не смогу об этом рассказать. И о том, чем он стал для меня за эти несколько наших совместных лет – тоже.
Именно поэтому я сейчас только растерянно развожу руками перед хмурым юнцом из отдела внутренних расследований.
Пусть думает, что я просто за себя испугался.
@темы: CSI: Гил Гриссом, Грэг Сандерс (таб.30), #fandom: CSI, .V.1 Фразы