Лисявое ОБЛО
Название: "Хиромантия"
Фандом: Hellsing
Герои: Док/Виктория Серас, Уолтер
Тема: Категория I, Список 4, Тема 1: Ногти
Объём: 2362 слова
Тип: джен
Рейтинг: PG
Саммари: Миллениум такой Миллениум.
Предупреждения: много медицинской тематики, не сильно влияющей на смысл.
Читать дальше
- Процедура не самая приятная, вам придется потерпеть, - Виктория с детства ненавидела эту фразу – обычные слова всякий раз заставляли ее подбираться подобно зверьку перед лицом охотника с сетью в руках.
В понимании ребенка врачи всегда были воплощением Зла: вооруженные блестящими иголками, воняющими тряпочками и пробирками, закрывающие лица стерильными масками и отгораживающиеся сухими хлесткими словами. Особенно стоматологи.
С возрастом неприятные ощущения постепенно начали покидать: врачи оказывались в комнате вовсе не за тем, чтобы отрезать ей ногу и скормить каким-нибудь монстрикам в пробирке, а чтобы помочь. Но меньшими садистами их это не делало. В голове у Полицейской даже сложился годам к тринадцати стереотип: высоченный детина, явно из неудавшихся борцов, со страшными щипцами или скальпелем в руках. На ее пути именно такие обычно и попадались. В этот раз все было несколько иначе.
«Ты должна пройти все назначенные процедуры», - леди Хеллсинг говорить это было легко. Именно так, словно сообщая что-то малозначимое, не выпуская из зубов сигариллы и не отрывая взгляда от экрана ноутбука. Конечно, ведь английской аристократке врачи не то что больно боялись сделать, они не рисковали громко дышать в ее сторону. А что будут делать с рядовой сотрудницей, даже страшно подумать! Один список с громкими нечитаемыми названиями приводил в ужас: общий анализ на КТ, люмбальная пункция, магнитно-резонансная терапия… у Виктории появилась иррациональная уверенность: если прочитать все эти названия быстро, на одном дыхании, то можно вызвать Дьявола. Но выбора как такового у нее не было – она даже запротестовать права не имела. Да и какие возражения, если все, что у нее есть – казенное? Форма казенная, жилище казенное, даже собственная душа теперь взята в аренду у Господина. Призывать к человечности госпожи, помянувшей, что подобные исследования помогут ей же самой совершенствоваться, было делом бесполезным. Пришлось уныло плестись за казенным полотенцем, чтобы ложиться на казенный оцинкованный стол с желобами – вскрытие брюшной полости в списке тоже значилось под неброским сорок третьим номером.
Виктория вздрогнула, когда ее бедра коснулась холодная ватка. Даже холоднее, чем ее кожа.
- Вы знаете, у вас сильно заторможенные рефлекторные реакции, другой бы на вашем месте дернулся примерно на три секунды раньше, - заботливо, даже участливо произносит голос.
Странный такой. Немного бабий, срывающийся на взвизгивания. Как будто до конца не сформировавшийся. И почему-то ей последняя фраза показалась своеобразным комплиментом. Девушка скосила глаза так сильно, как позволяла поза, но все равно увидела только седую макушку с почти прозрачными, истончающимися к концам волосками.
Врач семейства Хеллсинг, последние десять лет работавший на леди Интегру и помогавший в самых странных экспериментах, громилой не был вовсе – стереотип не сработал. Когда он впервые вошел в огромную лабораторию, на обустройство которой леди Хеллсинг очень долго выбивала деньги из сэров-толстосумов, то напомнил Виктории богомола. Такой же высокий, перетекающий с места на места в плавных движениях, болезненно худой и ломкий. Разве что не зеленый, а белый – это пугало сильнее всего. Серас и раньше видела иллюстрации в энциклопедиях и справочниках, даже видела несколько передач National Geographic, но сталкиваться с настоящим альбиносом ей не доводилась.
- Добрый день, вы, видимо, Серас Виктория? – учтиво отрекомендовал себя страшный человек. Девушка, лишь на третью минуту разглядывания осознавшая, что ведет себя неприлично, активно закивала, не в силах оторвать взгляда от розовато-красных как будто воспаленных глаз. – Профессор Бартоломью Спенсер к вашим услугам, - улыбнулся доктор на легкий испуг в глазах незадачливой Полицейской. – Нам с вами предстоит две недели очень тесно сотрудничать, надеюсь, это будет обоюдно приятное для нас обоих время, - почти сразу же мужчина, опытным взглядом окинув комнату, направился к раковине, подцепив с треногой вешалки хрустящий от стерильности халат. Он всегда так двигался – быстро, опытно, порывисто и очень умело.
- Лидокаин будет рассасываться примерно десять минут, - Серас заставила себя расслабиться и выплюнуть кусок подушки.
Ей ведь не было больно, совсем. Было только страшно. Не столько из-за процедуры – уколов, поставленных профессионально, она даже не почувствовала – сколько из-за самого доктора.
– Потерпите немного, а потом закончим пункцию.
Доктор обошел кушетку, на которой вампирша пыталась улечься поудобнее – это потому что он всегда предпочитает оказываться к собеседнику лицом. Бедро медленно сковывало морозцем, а слух раздражало дерганое царапанье – почерк у мистера Спенсера отрывистый, скоростной и очень непонятный. Однажды Виктория исхитрилась заглянуть в его конспекты, но не поняла ровным счетом ничего. Медик поймал ее взгляд, устремленный на ненормально красные ногти, выделяющиеся на белой коже, и усмехнулся, откладывая планшетку в сторону.
Всякий раз, как ей выдавалась возможность рассмотреть его поближе, Серас удивлялась тому, насколько доктор красив и уродлив одновременно. На его коже была видна каждая вена и каждый сосуд, она такая тонкая, что почти светится. У него правильная форма лица, слегка острые и тонкие черты, как следы от надрезов его же скальпеля и нет вечных синяков под глазами. У него миндалевидные глаза пугающего оттенка и слишком юношеский, задорный хвостик белых прямых волос. Он походил на призрак прекрасного принца, заморенного голодом в одном из глубоких подвалов собственного замка. Иногда Виктории казалось, что из всех возможных профессионалов-молчунов, фанатиков своего дела, готовых держать язык за зубами, лишь бы иметь возможность дорваться до нового открытия, Бартоломью был выбран неслучайно. Уж очень у него колоритная внешность. Такая, что и Виктория, столкнувшись с ним на улице и заглянув случайно в глаза приятного, в общем-то, теплого цвета, сочла бы несчастного вампиром. У него даже зубы казались гораздо крупнее, чем у обычного человека. Хотя до нормальности медику было ох как далеко.
- Вы хотите что-то спросить, мисс Виктория? – в его голосе было много насмешки и любопытства.
Виктория за годы жизни в приюте научилась очень быстро втираться в доверие к людям и читать в них опорные черты. В докторе Спенсере было безмерно много спеси человека Знающего. В каждом его взгляде на собеседника читалось, что он думает о неуче, который не знает законов функционирования собственного тела.
- У вас очень нежные руки, - улыбнувшись, произнесла Серас.
Вранье враньем – никакие у него не нежные руки. Такие же сухие и профессиональные, как его речь, но не нежные. Но мужчины, особенно совсем взрослые, особенно учителя, на одного из которых был так похож Бартоломью своим поведением, очень любят лесть.
- Профессиональная черта, - скромно потупил Спенсер глаза, - даже у музыкантов руки не такие нежные и чуткие. Сами посудите, что сложнее? Лупить по клавишам рояля или держать в руке ланцетник? Где нужно больше такта?
- В медицине, - приветливо ответила Виктория.
Несмотря на такое заносчивое поведение, Бартоломью ей нравился. Не внешне и не как человек. Серас давно знала про себя, что она отнюдь не умна и звезд с неба не хватала – ну а кто бы еще пошел в полицейскую академию? Потому ее всегда так тянуло к умным собеседникам. Если не понять их, так хотя бы жадно впитать информацию.
- В правильном направлении мыслите, - горделиво проговорил мужчина, - руки – очень говорящая часть тела. Руки практически не могут врать. Неспроста древние так увлекались хиромантией, - с хитринкой пошевелил длинными тонкими пальцами Спенсер, - современная медицина иногда тоже занимается исключительно «хиромантией».
- Разве линии могут что-то рассказать? – подыграла Виктория, изобразив удивление и прекрасно догадываясь, какого именно ответа от нее ждут. Подобным людям надо просто дать договорить и вовремя вставить пару слов.
- Линии – нет, - Бартоломью выдержал паузу и протянул девушке руку, как-то глупо, почти кокетливо, словно для поцелуя, так что прямо перед глазами оказались прозрачные пластинки ногтей, будто прищемленных дверью, а оттого налитых кровью. – Ногти – да.
Пришел черед Виктории удивляться. На этот раз – неподдельно.
- Ногти?
- Я же говорю, мисс Виктория: руки – самая говорящая часть нашего тела. Но этот язык понимает только знающий, - доктор перехватил свою длиннопалую тонкую кисть, поглаживая костяшки пальцев, - врачи этот язык прекрасно знают. Допустим, у вас появились белые крапинки или точки на ногтях. Их никто с первого раза не замечает. Это ваше тело сигнализирует о том, что ему не хватает кальция. Следующий шаг – рассыпающиеся в крошку зубы. Если появляются продольные желобки, это значит, что у вас начинается ревматизм, а после вы и шага без трости сделать не сможете. Ногти могут рассказать о псориазе – если на них будут сильные вмятинки. А если ваши ногти вдруг приняли выпуклую форму, возможно, вам осталось жить полгода – у вас рак, возможно, на второй стадии. Дальше только бесконечная боль, невозможность нормально дышать и доживание на медикаментах, - закончил Бартоломью почти мечтательно.
И, вот странное дело, короткий не рассказ даже, а фрагмент из любительской статьи по медицине заставил Викторию нервно дернуться. И желание немедленно посмотреть на руки она задавила, не хотя оказываться перед профессором в совсем уж глупом положении. Похоже, от Бартоломью эта нервозность не укрылась: он мягко, даже отечески, рассмеялся, заставив Серас дернуться снова. В понимании девушки так смеяться могли только потомственные маньяки. Милейший профессор временами казался ей этаким аналогом Ганнибала Лектора.
- Мисс Виктория, вы знаете, когда меня впервые пригласили работать сюда, - задушевно начал врач, - меня заманили не зарплатой и не именем пациента – что мне какая-то молоденькая аристократка? Меня подразнили парой листиков с наблюдениями, оставшимися от моего предшественника – профессионального хирурга: как и я, он закончил Сорбонну. Знаете, кого он исследовал? – увидев в глазах Виктории догадку, мужчина сдержанно кивнул. – Верно, «эксперимент номер один» - он же ваш, я так понимаю, господин. Исследовали его давно, порядка сорока лет назад. И мне сказали, что однажды у меня появится возможность прикоснуться к великому. Я не спешил, десять лет лечил бронхиты и несварения нашей леди. И вот она, проникнувшись ко мне благодарностью, поделилась вами со мной, - ослепительно улыбнулись белые бескровные губы альбиноса на бледном лице, на которое почему-то даже тени не падали, - со дня последних исследований этой семьи прошло порядочно, медицина шагнула вперед, правда, к «эксперименту номер один» меня так и не подпустили – леди Хеллсинг не в меру жалостлива к своим слугам. Но это немного стороннее, - беспечно провозгласил эскулап, открытым жестом взяв Викторию, замершую в течение этого рассказа, за руку, - вернемся к нашим ногтям. Вы знаете, чем ваши будут отличаться от любых других? – доктор медленно потянул перчатку за указательный палец и продемонстрировал согнутые костяшки самой Виктории. – На них нет ни одной отметины, - с довольной усмешкой сообщил медик.
Виктория не раз прежде, даже здесь, в организации, красила ногти, клеила на них забавные аппликации-бабочки из собственной коллекции, просто так, забавы ради, но отчего-то упорно не замечала, что…
Пластинка, розоватая, нежная, вытянулась в полноценный коготь, которого она и не замечала под тканью перчатки. И идеально гладкая поверхность, в которой с новым острым зрением вполне можно было разглядеть даже собственное отражение. И это при полном отсутствии лака на ногтях.
- Вашему виду пока не дано название, - учтиво, как положено по этикету при встрече с дамой, доктор галантно коснулся костяшек ее пальцев губами, констатируя поцелуй, - но мне и еще одному мертвому хирургу ясно, что вы совершенно неуязвимы для человеческих болячек. У вас не будет болеть сердце, глаза и легкие, вы не состаритесь и не умрете, ваш костный мозг, который мы сегодня исследуем путем пункции, творит с вашим телом чудеса. У вас непомерно развиты реакции возбуждения и так же сильны реакции торможения. Вы не чувствуете боли, даже если вас оперировать без наркоза, а если и чувствуете, то лишь внушаете ее себе. Ваше тело – это фабрика бессмертия, которую моментально захочется прибрать к рукам нечистым на руку дельцам от мира бизнеса. Вы аномалия и уродство, воплощенное и очень привлекательное внешне. И в этом мы с вами похожи, - спокойно заключил альбинос, вставая и деловито подбирая иглу и шприц огромных размеров, - наверное, человечеству очень не повезло, что оно так ненавидело меня в детстве: теперь я не хочу делиться с ним одним секретом, который мог бы перевернуть всю их жизнь. Разве что использовать для себя: никогда терпеть не мог, знаете ли, белых пятен. Вот с одним из этих пятен мы и леди Хеллсинг сейчас разберемся, не сразу, правда, но у нас с вами еще будет возможность пообщаться очень близко, даже ближе, чем сейчас, - произнес мужчина так, что Виктории, все сильнее и сильнее сжимавшей подушку, показалась в его голосе кровожадность. – Я введу эту иглу на два сантиметра в вашу подвздошную кость, - неожиданно деловито произнес врач, - возможно, будет больно.
Когда холодная игла прошла сквозь кожу и медленно начала всверливаться в кость, Виктория ничего не почувствовала. Разве что… нечеловеческую злость. Вот только адресовалась она отнюдь не врачу-альбиносу, а одной смуглокожей аристократке.
И когда мужчина снимал тонкие резиновые перчатки и повторно мыл руки, как будто только что прикасался к чему-то очень грязному, Виктории показалось, что его ногти… тоже совершенно гладкие?
Нет, показалось.
На выходе из особняка Хеллсингов мужчина с усилием потянул за резиночку, державшую хвост. Неровно остриженные пряди косо упали на лицо, мгновенно составив его до того возраста, в котором главный эскулап Миллениума принял Вечность. Вздохнул, встряхнул волосами и ссутулился: за последние шесть часов он очень устал изображать манерного англичанина.
- Это был десятый раз, если я не ошибаюсь? – вампир посмотрел искоса на внезапно выросшего из-под земли дворецкого, в обрюзгшем лице которого с большим трудом угадывался тот мальчишка, с которым они когда-то заключили сделку в Варшаве.
- Десятый, у тебя прекрасная память, - Уолтера можно не стесняться: свои тайны батлер хранить умеет. Особенно если они замешаны на предательстве и жажде вечной молодости. – Материал восхитителен, я думаю, что смогу найти ему достойное применение. Отчет для «нанимательницы» я сфабрикую и вышлю по почте через два дня, - с усмешкой ответил Док сдержанно кивнувшему Кумм Доллензу.
Страсть к авантюрам была вовсе не в привычках «Бартоломью», но стоило ему только узнать от осведомителя, какая прекрасная возможность появилась у него, чтобы подобраться поближе к секретному оружию Хеллсингов, он не медлил ни секунды: это что-то более ценное, чем насморк у Железной леди. Приключившийся, кстати, единственный раз за десять лет: девчонку господь одарил поистине лошадиным здоровьем, возиться с ней пришлось только в день «найма». Подобную важную задачу – отслеживать состояние врага номер один, Док просто не мог перепоручить кому-то другому. Но ни никотин, ни постоянная нервотрепка ее состояние не подрывали вообще. Такая если и умрет, то лишь от упавшего на голову камня.
- Следующий мой визит через две недели, - надевая пальто, произнес Док задумчиво, - в Лондоне меня не будет, отбываю в Рио. Информируй нас обо всех сколько-нибудь важных происшествиях.
- Что-нибудь еще? – учтивым до тошноты голосом спросил дворецкий, явно по привычке.
- Следи за мисс Викторией, - усмехнулся и тонко подхихикнул Док, немедленно поморщившись на себя же, - мне кажется, на заданиях могут быть сюрпризы. И да, Уолтер, - уже на пороге, натягивая перчатки, научное светило воздело палец в наставительном жесте, - береги ее как зеницу ока, больше собственной начальницы. Эта девчонка будет нужна мне живой.
На секунду даже Уолтеру, давным-давно связавшемуся с этой гнилой конторой, стало не по себе от того предвкушения, которое прозвучало в голосе внешне совершенно безобидного внешне человека.
Фандом: Hellsing
Герои: Док/Виктория Серас, Уолтер
Тема: Категория I, Список 4, Тема 1: Ногти
Объём: 2362 слова
Тип: джен
Рейтинг: PG
Саммари: Миллениум такой Миллениум.
Предупреждения: много медицинской тематики, не сильно влияющей на смысл.
Читать дальше
- Процедура не самая приятная, вам придется потерпеть, - Виктория с детства ненавидела эту фразу – обычные слова всякий раз заставляли ее подбираться подобно зверьку перед лицом охотника с сетью в руках.
В понимании ребенка врачи всегда были воплощением Зла: вооруженные блестящими иголками, воняющими тряпочками и пробирками, закрывающие лица стерильными масками и отгораживающиеся сухими хлесткими словами. Особенно стоматологи.
С возрастом неприятные ощущения постепенно начали покидать: врачи оказывались в комнате вовсе не за тем, чтобы отрезать ей ногу и скормить каким-нибудь монстрикам в пробирке, а чтобы помочь. Но меньшими садистами их это не делало. В голове у Полицейской даже сложился годам к тринадцати стереотип: высоченный детина, явно из неудавшихся борцов, со страшными щипцами или скальпелем в руках. На ее пути именно такие обычно и попадались. В этот раз все было несколько иначе.
«Ты должна пройти все назначенные процедуры», - леди Хеллсинг говорить это было легко. Именно так, словно сообщая что-то малозначимое, не выпуская из зубов сигариллы и не отрывая взгляда от экрана ноутбука. Конечно, ведь английской аристократке врачи не то что больно боялись сделать, они не рисковали громко дышать в ее сторону. А что будут делать с рядовой сотрудницей, даже страшно подумать! Один список с громкими нечитаемыми названиями приводил в ужас: общий анализ на КТ, люмбальная пункция, магнитно-резонансная терапия… у Виктории появилась иррациональная уверенность: если прочитать все эти названия быстро, на одном дыхании, то можно вызвать Дьявола. Но выбора как такового у нее не было – она даже запротестовать права не имела. Да и какие возражения, если все, что у нее есть – казенное? Форма казенная, жилище казенное, даже собственная душа теперь взята в аренду у Господина. Призывать к человечности госпожи, помянувшей, что подобные исследования помогут ей же самой совершенствоваться, было делом бесполезным. Пришлось уныло плестись за казенным полотенцем, чтобы ложиться на казенный оцинкованный стол с желобами – вскрытие брюшной полости в списке тоже значилось под неброским сорок третьим номером.
Виктория вздрогнула, когда ее бедра коснулась холодная ватка. Даже холоднее, чем ее кожа.
- Вы знаете, у вас сильно заторможенные рефлекторные реакции, другой бы на вашем месте дернулся примерно на три секунды раньше, - заботливо, даже участливо произносит голос.
Странный такой. Немного бабий, срывающийся на взвизгивания. Как будто до конца не сформировавшийся. И почему-то ей последняя фраза показалась своеобразным комплиментом. Девушка скосила глаза так сильно, как позволяла поза, но все равно увидела только седую макушку с почти прозрачными, истончающимися к концам волосками.
Врач семейства Хеллсинг, последние десять лет работавший на леди Интегру и помогавший в самых странных экспериментах, громилой не был вовсе – стереотип не сработал. Когда он впервые вошел в огромную лабораторию, на обустройство которой леди Хеллсинг очень долго выбивала деньги из сэров-толстосумов, то напомнил Виктории богомола. Такой же высокий, перетекающий с места на места в плавных движениях, болезненно худой и ломкий. Разве что не зеленый, а белый – это пугало сильнее всего. Серас и раньше видела иллюстрации в энциклопедиях и справочниках, даже видела несколько передач National Geographic, но сталкиваться с настоящим альбиносом ей не доводилась.
- Добрый день, вы, видимо, Серас Виктория? – учтиво отрекомендовал себя страшный человек. Девушка, лишь на третью минуту разглядывания осознавшая, что ведет себя неприлично, активно закивала, не в силах оторвать взгляда от розовато-красных как будто воспаленных глаз. – Профессор Бартоломью Спенсер к вашим услугам, - улыбнулся доктор на легкий испуг в глазах незадачливой Полицейской. – Нам с вами предстоит две недели очень тесно сотрудничать, надеюсь, это будет обоюдно приятное для нас обоих время, - почти сразу же мужчина, опытным взглядом окинув комнату, направился к раковине, подцепив с треногой вешалки хрустящий от стерильности халат. Он всегда так двигался – быстро, опытно, порывисто и очень умело.
- Лидокаин будет рассасываться примерно десять минут, - Серас заставила себя расслабиться и выплюнуть кусок подушки.
Ей ведь не было больно, совсем. Было только страшно. Не столько из-за процедуры – уколов, поставленных профессионально, она даже не почувствовала – сколько из-за самого доктора.
– Потерпите немного, а потом закончим пункцию.
Доктор обошел кушетку, на которой вампирша пыталась улечься поудобнее – это потому что он всегда предпочитает оказываться к собеседнику лицом. Бедро медленно сковывало морозцем, а слух раздражало дерганое царапанье – почерк у мистера Спенсера отрывистый, скоростной и очень непонятный. Однажды Виктория исхитрилась заглянуть в его конспекты, но не поняла ровным счетом ничего. Медик поймал ее взгляд, устремленный на ненормально красные ногти, выделяющиеся на белой коже, и усмехнулся, откладывая планшетку в сторону.
Всякий раз, как ей выдавалась возможность рассмотреть его поближе, Серас удивлялась тому, насколько доктор красив и уродлив одновременно. На его коже была видна каждая вена и каждый сосуд, она такая тонкая, что почти светится. У него правильная форма лица, слегка острые и тонкие черты, как следы от надрезов его же скальпеля и нет вечных синяков под глазами. У него миндалевидные глаза пугающего оттенка и слишком юношеский, задорный хвостик белых прямых волос. Он походил на призрак прекрасного принца, заморенного голодом в одном из глубоких подвалов собственного замка. Иногда Виктории казалось, что из всех возможных профессионалов-молчунов, фанатиков своего дела, готовых держать язык за зубами, лишь бы иметь возможность дорваться до нового открытия, Бартоломью был выбран неслучайно. Уж очень у него колоритная внешность. Такая, что и Виктория, столкнувшись с ним на улице и заглянув случайно в глаза приятного, в общем-то, теплого цвета, сочла бы несчастного вампиром. У него даже зубы казались гораздо крупнее, чем у обычного человека. Хотя до нормальности медику было ох как далеко.
- Вы хотите что-то спросить, мисс Виктория? – в его голосе было много насмешки и любопытства.
Виктория за годы жизни в приюте научилась очень быстро втираться в доверие к людям и читать в них опорные черты. В докторе Спенсере было безмерно много спеси человека Знающего. В каждом его взгляде на собеседника читалось, что он думает о неуче, который не знает законов функционирования собственного тела.
- У вас очень нежные руки, - улыбнувшись, произнесла Серас.
Вранье враньем – никакие у него не нежные руки. Такие же сухие и профессиональные, как его речь, но не нежные. Но мужчины, особенно совсем взрослые, особенно учителя, на одного из которых был так похож Бартоломью своим поведением, очень любят лесть.
- Профессиональная черта, - скромно потупил Спенсер глаза, - даже у музыкантов руки не такие нежные и чуткие. Сами посудите, что сложнее? Лупить по клавишам рояля или держать в руке ланцетник? Где нужно больше такта?
- В медицине, - приветливо ответила Виктория.
Несмотря на такое заносчивое поведение, Бартоломью ей нравился. Не внешне и не как человек. Серас давно знала про себя, что она отнюдь не умна и звезд с неба не хватала – ну а кто бы еще пошел в полицейскую академию? Потому ее всегда так тянуло к умным собеседникам. Если не понять их, так хотя бы жадно впитать информацию.
- В правильном направлении мыслите, - горделиво проговорил мужчина, - руки – очень говорящая часть тела. Руки практически не могут врать. Неспроста древние так увлекались хиромантией, - с хитринкой пошевелил длинными тонкими пальцами Спенсер, - современная медицина иногда тоже занимается исключительно «хиромантией».
- Разве линии могут что-то рассказать? – подыграла Виктория, изобразив удивление и прекрасно догадываясь, какого именно ответа от нее ждут. Подобным людям надо просто дать договорить и вовремя вставить пару слов.
- Линии – нет, - Бартоломью выдержал паузу и протянул девушке руку, как-то глупо, почти кокетливо, словно для поцелуя, так что прямо перед глазами оказались прозрачные пластинки ногтей, будто прищемленных дверью, а оттого налитых кровью. – Ногти – да.
Пришел черед Виктории удивляться. На этот раз – неподдельно.
- Ногти?
- Я же говорю, мисс Виктория: руки – самая говорящая часть нашего тела. Но этот язык понимает только знающий, - доктор перехватил свою длиннопалую тонкую кисть, поглаживая костяшки пальцев, - врачи этот язык прекрасно знают. Допустим, у вас появились белые крапинки или точки на ногтях. Их никто с первого раза не замечает. Это ваше тело сигнализирует о том, что ему не хватает кальция. Следующий шаг – рассыпающиеся в крошку зубы. Если появляются продольные желобки, это значит, что у вас начинается ревматизм, а после вы и шага без трости сделать не сможете. Ногти могут рассказать о псориазе – если на них будут сильные вмятинки. А если ваши ногти вдруг приняли выпуклую форму, возможно, вам осталось жить полгода – у вас рак, возможно, на второй стадии. Дальше только бесконечная боль, невозможность нормально дышать и доживание на медикаментах, - закончил Бартоломью почти мечтательно.
И, вот странное дело, короткий не рассказ даже, а фрагмент из любительской статьи по медицине заставил Викторию нервно дернуться. И желание немедленно посмотреть на руки она задавила, не хотя оказываться перед профессором в совсем уж глупом положении. Похоже, от Бартоломью эта нервозность не укрылась: он мягко, даже отечески, рассмеялся, заставив Серас дернуться снова. В понимании девушки так смеяться могли только потомственные маньяки. Милейший профессор временами казался ей этаким аналогом Ганнибала Лектора.
- Мисс Виктория, вы знаете, когда меня впервые пригласили работать сюда, - задушевно начал врач, - меня заманили не зарплатой и не именем пациента – что мне какая-то молоденькая аристократка? Меня подразнили парой листиков с наблюдениями, оставшимися от моего предшественника – профессионального хирурга: как и я, он закончил Сорбонну. Знаете, кого он исследовал? – увидев в глазах Виктории догадку, мужчина сдержанно кивнул. – Верно, «эксперимент номер один» - он же ваш, я так понимаю, господин. Исследовали его давно, порядка сорока лет назад. И мне сказали, что однажды у меня появится возможность прикоснуться к великому. Я не спешил, десять лет лечил бронхиты и несварения нашей леди. И вот она, проникнувшись ко мне благодарностью, поделилась вами со мной, - ослепительно улыбнулись белые бескровные губы альбиноса на бледном лице, на которое почему-то даже тени не падали, - со дня последних исследований этой семьи прошло порядочно, медицина шагнула вперед, правда, к «эксперименту номер один» меня так и не подпустили – леди Хеллсинг не в меру жалостлива к своим слугам. Но это немного стороннее, - беспечно провозгласил эскулап, открытым жестом взяв Викторию, замершую в течение этого рассказа, за руку, - вернемся к нашим ногтям. Вы знаете, чем ваши будут отличаться от любых других? – доктор медленно потянул перчатку за указательный палец и продемонстрировал согнутые костяшки самой Виктории. – На них нет ни одной отметины, - с довольной усмешкой сообщил медик.
Виктория не раз прежде, даже здесь, в организации, красила ногти, клеила на них забавные аппликации-бабочки из собственной коллекции, просто так, забавы ради, но отчего-то упорно не замечала, что…
Пластинка, розоватая, нежная, вытянулась в полноценный коготь, которого она и не замечала под тканью перчатки. И идеально гладкая поверхность, в которой с новым острым зрением вполне можно было разглядеть даже собственное отражение. И это при полном отсутствии лака на ногтях.
- Вашему виду пока не дано название, - учтиво, как положено по этикету при встрече с дамой, доктор галантно коснулся костяшек ее пальцев губами, констатируя поцелуй, - но мне и еще одному мертвому хирургу ясно, что вы совершенно неуязвимы для человеческих болячек. У вас не будет болеть сердце, глаза и легкие, вы не состаритесь и не умрете, ваш костный мозг, который мы сегодня исследуем путем пункции, творит с вашим телом чудеса. У вас непомерно развиты реакции возбуждения и так же сильны реакции торможения. Вы не чувствуете боли, даже если вас оперировать без наркоза, а если и чувствуете, то лишь внушаете ее себе. Ваше тело – это фабрика бессмертия, которую моментально захочется прибрать к рукам нечистым на руку дельцам от мира бизнеса. Вы аномалия и уродство, воплощенное и очень привлекательное внешне. И в этом мы с вами похожи, - спокойно заключил альбинос, вставая и деловито подбирая иглу и шприц огромных размеров, - наверное, человечеству очень не повезло, что оно так ненавидело меня в детстве: теперь я не хочу делиться с ним одним секретом, который мог бы перевернуть всю их жизнь. Разве что использовать для себя: никогда терпеть не мог, знаете ли, белых пятен. Вот с одним из этих пятен мы и леди Хеллсинг сейчас разберемся, не сразу, правда, но у нас с вами еще будет возможность пообщаться очень близко, даже ближе, чем сейчас, - произнес мужчина так, что Виктории, все сильнее и сильнее сжимавшей подушку, показалась в его голосе кровожадность. – Я введу эту иглу на два сантиметра в вашу подвздошную кость, - неожиданно деловито произнес врач, - возможно, будет больно.
Когда холодная игла прошла сквозь кожу и медленно начала всверливаться в кость, Виктория ничего не почувствовала. Разве что… нечеловеческую злость. Вот только адресовалась она отнюдь не врачу-альбиносу, а одной смуглокожей аристократке.
И когда мужчина снимал тонкие резиновые перчатки и повторно мыл руки, как будто только что прикасался к чему-то очень грязному, Виктории показалось, что его ногти… тоже совершенно гладкие?
Нет, показалось.
***
На выходе из особняка Хеллсингов мужчина с усилием потянул за резиночку, державшую хвост. Неровно остриженные пряди косо упали на лицо, мгновенно составив его до того возраста, в котором главный эскулап Миллениума принял Вечность. Вздохнул, встряхнул волосами и ссутулился: за последние шесть часов он очень устал изображать манерного англичанина.
- Это был десятый раз, если я не ошибаюсь? – вампир посмотрел искоса на внезапно выросшего из-под земли дворецкого, в обрюзгшем лице которого с большим трудом угадывался тот мальчишка, с которым они когда-то заключили сделку в Варшаве.
- Десятый, у тебя прекрасная память, - Уолтера можно не стесняться: свои тайны батлер хранить умеет. Особенно если они замешаны на предательстве и жажде вечной молодости. – Материал восхитителен, я думаю, что смогу найти ему достойное применение. Отчет для «нанимательницы» я сфабрикую и вышлю по почте через два дня, - с усмешкой ответил Док сдержанно кивнувшему Кумм Доллензу.
Страсть к авантюрам была вовсе не в привычках «Бартоломью», но стоило ему только узнать от осведомителя, какая прекрасная возможность появилась у него, чтобы подобраться поближе к секретному оружию Хеллсингов, он не медлил ни секунды: это что-то более ценное, чем насморк у Железной леди. Приключившийся, кстати, единственный раз за десять лет: девчонку господь одарил поистине лошадиным здоровьем, возиться с ней пришлось только в день «найма». Подобную важную задачу – отслеживать состояние врага номер один, Док просто не мог перепоручить кому-то другому. Но ни никотин, ни постоянная нервотрепка ее состояние не подрывали вообще. Такая если и умрет, то лишь от упавшего на голову камня.
- Следующий мой визит через две недели, - надевая пальто, произнес Док задумчиво, - в Лондоне меня не будет, отбываю в Рио. Информируй нас обо всех сколько-нибудь важных происшествиях.
- Что-нибудь еще? – учтивым до тошноты голосом спросил дворецкий, явно по привычке.
- Следи за мисс Викторией, - усмехнулся и тонко подхихикнул Док, немедленно поморщившись на себя же, - мне кажется, на заданиях могут быть сюрпризы. И да, Уолтер, - уже на пороге, натягивая перчатки, научное светило воздело палец в наставительном жесте, - береги ее как зеницу ока, больше собственной начальницы. Эта девчонка будет нужна мне живой.
На секунду даже Уолтеру, давным-давно связавшемуся с этой гнилой конторой, стало не по себе от того предвкушения, которое прозвучало в голосе внешне совершенно безобидного внешне человека.
@темы: .I.4 Тело, #fandom: Hellsing, Hellsing: фэндом в целом (таб.50)
Я тебя честно обожаю, ты приносишь мне веру и надежду)
*пысы: загляни ко мне в творческий днев позязя*