[AlyonaSL]

Название: Выдумка и реальность
Бета:  Хельга Винтер
Фандом: CSI LV
Герои: Гил Гриссом/Грэг Сандерс
Тема: "Выдумка обязана быть правдоподобной. Жизнь – нет. М.Твен"
Объём: 2686 слов
Тип: слэш и кусочки гета
Рейтинг: PG-13
Саммари: "Теперь Астрид Сандерс знала, что, представляя себе будущую «половинку» собственного сына, не ошиблась только в двух вещах: рост и цвет глаз."
Дисклеймер: всё чужое. Моя только любовь и мама.


ВЫДУМКА И РЕАЛЬНОСТЬ


Миссис Сандерс всегда любила «представлять будущее»: с тех пор, когда еще была Астрид Моникой Ходжем, и у нее вместо нынешней респектабельной стрижки были две косички, торчащие в стороны, как у Пеппи Длинныйчулок. Мама особенно гордилась таким сходством: это напоминало ей о ее родине. Хотя Астрид Лидгрен, в честь которой Нана Ходжем и назвала свою дочку, вовсе не норвежская писательница, а шведская. Но в далекой и жаркой Америке что Швеция, что Норвегия – всё одно Скандинавия, посему Линдгрен была в семье ее маленькой тезки почитаемым автором. Папа Олаф читал дочери и про ту же Пеппи, и про Карлсона, и про знаменитую Рони – дочь разбойника. Может быть, поэтому маленькая Астрид так полюбила мечтать? Хотя мама говорила, что дочь унаследовала ее способности к оккультизму. Астрид тогда еще не знала точно, что такое оккультизм, но «представлять будущее» очень любила.
Например, как сложится жизнь в школе? Найдутся ли там хорошие подружки? И подружки находились, причем такие, какие и представлялись в мечтах, и в школе было в основном так же весело, как и думалось. Или Астрид просто не замечала того, что не совпадало с ее фантазиями?
И любовь. Конечно. Мечтать о любви было особенно интересно: лет в тринадцать прячась с девчонками на чердаке и шушукаясь до вечера. О том, какой у кого в жизни будет прекрасный принц, и как здорово будет выйти за него замуж и потом готовить ему индейку и пончики.
Правда, индейка с годами занимала в мечтах Астрид все более ничтожное место: куда чаще думалось о самом «принце». Каким он будет, какие у него будут глаза, волосы, руки, улыбка? Образ вставал перед глазами всё ярче, прорисовываясь до мельчайшей точечки. Стоит ли говорить, что когда на пути Астрид встретился максимально похожий на этот образ живой человек, она влюбилась в него до потери разума?.. А когда человек предложил руку и сердце – согласилась без лишних раздумий.
Человека звали Питер Сандерс. Он был старше Астрид на пять лет и любил ходить под парусом. А еще страшно хотел сына, причем как можно быстрее. Но первые двое детей оказались девочками.
Питер смеялся и говорил, что и дочек можно научить ходить на яхте: у них тогда была своя маленькая яхта, которая болталась у пирса на берегу. Эрин и Карен только глазами хлопали, когда отец брал их на руки и нес к этому пирсу, рассказывая про «такелаж и рангоут». Астрид смеялась и отнимала у мужа детей:
- Питер, перестань, они же еще маленькие!
- Парусами надо болеть с детства, – отвечал ее «принц». И практически всё было так, как мечталось когда-то. И было ощущение счастья, которое казалось запредельным, когда родился третий ребенок. Мальчик.
Сына назвали Грэгом. Дедушка Олаф, ошалевший от радости при рождении внука, настоял на этом имени. И на том, чтобы вторым именем мальчику дали их родовую фамилию Ходжем. Питер и Астрид пожали плечами и сказали: «Хорошо, папа».
Грэгу было почти семь лет, когда отец утонул. Перевернулся на своей маленькой яхте – и не смог выплыть. Потому что ходил в море без спасательного жилета: он же опытный. Чудом тогда он не взял с собой сына. Астрид помнит, как, вопреки всем своим мечтам, сказала Грэгу еще до похорон отца:
- Чтобы я не видела больше никаких парусов. Ясно?..
Может, это было неграмотно с точки зрения педагогики, тем паче что Астрид сама была учительницей, - но с точки зрения матери и вдовы это было очень правильно.
- Хорошо, мама, – пожал плечами Грэг. – Тогда серфинг и химия.
Астрид хотела было отрезать «И никакой химии», тем более что еще свежи были воспоминания о том, как пару недель назад сын вместе с дедушкой Олафом, подарившим внуку детский химический набор, чуть не взорвали кухню, - но в последний момент подумала, что есть более надежная страховка от таких опасностей.
- Чтобы увлекаться химией, нужны знания, – сказала она. – Занимайся наукой серьезно, тогда пожалуйста. А не так, чтобы еще что-нибудь жахнуть на кухне и вообще без глаз остаться!
Грэг тоже спокойно ответил «Хорошо, мама» и обложился учебниками. А миссис Сандерс стала мечтать о том, что ее сын поступит потом в Стэнфорд.
Стоит ли удивляться тому, что он поступил?..
Эрин и Карен к тому моменту стали совсем взрослыми, и можно было начинать представлять себе будущее в том плане, какими окажутся избранники дочерей. И опять всё странным образом совпало с мечтами: может, потому, что мать очень любила делиться с дочерьми своими представлениями, а дочки хоть и хихикали, но слушали?
Так или иначе, но обе дочери вышли замуж и разъехались по разным штатам. А сын окончил Стэнфорд и уехал работать сперва в Нью-Йорк, а потом в Лас-Вегас. И что-то не спешил сообщать маме о том, что у него наладилась личная жизнь. Астрид к тому времени знала, что навряд ли эта жизнь наладится, увы.
Девушку Грэга она представляла давно, когда сыну было еще лет восемь. Ее мальчик еще сторонился девчонок, называвших его «солнышком», и бегал по улице с приятелями, а миссис Сандерс уже почему-то видела, какой окажется его будущая избранница. Та почему-то представлялась очень высокой, почти с Грэга ростом, и слегка нескладной; с белесыми, словно выгоревшими на солнце волосами до плеч, затянутыми по бокам в два хвостика: кончик одного из хвостиков девушка непременно будет постоянно либо покусывать, либо накручивать на палец. Еще у нее непременно будут еле заметные веснушки на носу, пухлые губы и сине-серого цвета глаза. И когда она первый раз придет к Астрид в дом, то будет очаровательно стесняться и от этого практически все время молчать.
Мечта с годами обретала всё бОльшую четкость, вопреки всему. Была бы жива бабушка Нана, - вот уж посмеялась бы над «оккультными способностями» собственной дочери! Но бабушки уже много лет не было в живых, а собственному взрослому сыну рассказывать о своих «представлениях будущего» Астрид постеснялась. Он же, хоть и вежливый мальчик, свою маму буквально на смех поднимет!..
Да и в самом деле, смешно было мечтать о какой-то избраннице, когда сын еще в четырнадцать напрямую заявил, что в отношениях с девочками у него определенные сложности. Нет, пожалуйста, с ними вполне можно вместе делать уроки и держать их за руку в кино, если уж они так хотят! Но почему совершенно все равно, когда в кино тебя хватает за руку девчонка, и почему начинаешь так мелко дрожать, когда то же самое делает твой приятель-одноклассник? И почему так горят уши, когда он потом говорит «Тьфу, Сандерс, это ты, а я думал – Элис!..»
А еще можно учить девчонок кататься на доске – и искренне недоумевать, почему они так визжат, когда ты придерживаешь их за бедро или за талию. Одну подхватил как-то с криком «осторожно, не упади» - так она залепила пощечину. А потом, вечером, когда шли с пляжа, пыталась утащить в кусты целоваться. Странная… И поцелуи эти – такая гадость, от них так тошнит!..
Астрид слушала Грэга и качала головой: прогноз для нее, учительницы, был весьма неутешительный. Особенно с учетом того, что абстрактная избранница сына – нескладная девушка с веснушками и двумя «хвостиками» - никак не хотела выходить у миссис Сандерс из головы.
Поэтому Астрид сказала, что поцелуи – вовсе не гадость. Но, во-первых, до них нужно дорасти, а во-вторых – надо очень любить человека, с которым целуешься. Ну, чтобы он тебе как минимум нравился. Во всех отношениях, в том числе и физически. А Джанет, которая сначала залепила по физиономии, а потом полезла целоваться – наверное, просто не тот случай?..
- Ага, - кивнул Грэг, усмехнувшись.
Года через два он уже из Стэнфорда написал маме как бы вскользь, что насчет поцелуев она была права. И не успела Астрид представить себе опять свою любимую фантазию, как взгляд зацепился за следующую строчку: «И вот когда мы со Стивом…»
Женщина вздохнула и отложила письмо. Со Стивом, значит. Господи ты боже мой.
Потом, как и следовало ожидать, про вышеупомянутого Стива Грэг стал писать всё реже, затем в письмах несколько раз мелькали еще какие-то мужские имена, но в основном Астрид поняла, что сын подался в науку. Так и написал, между прочим. Последние письма приходили уже из Вегаса – это пугало ее и озадачивало: что Грэг забыл в этом городе греха? Уже потом, из тех же писем, Астрид узнала, что в Вегасе отлично оснащенная криминалистическая лаборатория, и что мальчик опять работает на департамент полиции. Помогает бороться с несправедливостью. Ах, как это романтично, черт подери.
Астрид уже давно бросила представлять себе будущее Грэга. И так было понятно, что ему с подобными предпочтениями в жизни будет нелегко. Может быть, именно в Вегасе он как-то сумеет адаптироваться? Там вроде бы никто ничему не удивляется, и самые разные проявления человеческих пристрастий считаются в порядке вещей. По крайней мере, как бы ни сложилось, но счастье у мальчика будет явно необычное. Если будет.
А потом пришло еще одно письмо. И еще одно. И еще. «Мама, у меня такой начальник! А мы с ним тут обсуждали то и это! Мама, он знает Роберта Фроста! Мам, а я тут ему про нашу семью рассказал, а он мне и говорит…» Упоминание начальника попадалось все чаще, причем порой совершенно не в рабочем контексте. Астрид знала уже про этого начальника практически всё: что живет он один, что по профессии энтомолог, что увлекается тараканьими бегами и американскими горками, держит дома тарантула, а из музыки любит Вивальди и Бетховена.
Весь этот перечень пока не напрягал: потому что человек с такими увлечениями вряд ли заинтересует Грэга «в личном плане». Вивальди и Бетховен? Грэг со своим Мэнсоном и «Черным флагом» как минимум такого не поймет. От американских горок его тошнит, тараканов и пауков он боится до смерти, а Робертом Фростом она сама с детства его замучила, было дело.
И еще сколько этому начальнику лет, интересно знать!
А потом приехал Грэг и привез фотографию. На мобильнике. Теперь Астрид Сандерс знала, что, представляя себе будущую «половинку» собственного сына, не ошиблась только в двух вещах: рост и цвет глаз. Да и могла ли она представить, что эта половинка в итоге окажется кривоногим мужиком, практически ровесником ее самой?..
Сначала втайне ее взяла злость на этого мужика. Даже хотелось рвануть в Вегас, прийти в лабораторию и сказать директору – или кто у них там? – что такой-то сотрудник занимается совращением малолетних. Слава богу, вовремя опомнилась: Грэгу было уже двадцать шесть, хороша бы она была со своими «малолетними»!..
И потом, было всё яснее: если она сделает что-нибудь подобное – сын ей никогда не простит. Потому что у него было всё почти точно так же, как когда-то давно у нее самой. Когда в восемнадцать она встретила Питера.
Точно так же блестели глаза и бесновался пульс. Хотелось перевернуть весь мир, настолько некуда было девать энергию. Астрид с замиранием сердца слушала, как сын рассказывает ей что-то вроде «… и тогда, мама, я не выдержал и выскочил в этих перьях танцевать в коридор, - думал, может, он хоть отругает меня, хоть так обратит внимание? А он, как потом выяснилось, давно обратил…» Это всё было настолько знакомо, что становилось понятно окончательно: никакой избранницы не будет. Будет вот этот мужик с серо-синими прищуренными глазами, такими внимательными, что хотелось сесть и сразу во всем признаться. А еще Астрид подумала, что если Грэг еще раз скажет «Мама, ну ты посмотри, какой он потрясающий», - она сорвется. Накричит на него или еще что-то в этом роде. Отругает, как маленького, что так нельзя, что в его возрасте не влюбляются в мужиков вдвое старше себя, и чтобы он больше не показывал ей никаких дурацких фотографий этого самого мужика!
Потому что если Грэг заметит, как у мамы краснеет лицо и вздрагивают руки, когда она смотрит на фото… Нет уж, лучше один раз накричать, но чтобы он больше ничего не рассказывал.
Но с другой стороны – кому рассказывать, как не маме? Дедушке Олафу еще, но дедушка больше подкалывает и дает всякие советы по мужской части: как бы аккуратнее ему намекнуть, что с учетом сложившейся диспозиции эти советы, мягко выражаясь, слегка бессмысленны?.. А хотя кто знает, – Астрид даже и представлять не хотела все эти тонкости. И без того было тошно.
Грэг приезжал и звонил все чаще, – она прежде и мечтать не смела о таком! И каждый раз взахлеб рассказывал, как у него идут дела с начальником. Дела, хоть и медленно, но шли все лучше и лучше, и Астрид никак не могла понять, что ощущает: то ли радость за своего ребенка, то ли странную досаду?.. Может быть, это всё чушь, ерунда, - и все ее подспудные чувства только оттого, что она уже много лет живет одна, а от одного взгляда на проклятые фотографии так и ощущаешь волну какой-то надежности?..
Да уж, только этого не хватало. Соперничать в поисках жизненного счастья с собственным сыном.
Поэтому, когда примерно через год Грэг сказал «Мама, можно мы вдвоем приедем?» - Астрид обмерла. С одной стороны, ответить бы «Конечно, сынок, разумеется», - в конце концов, будучи столько наслышанной о «личном интересе» своего ребенка, редкая мать не захочет своими глазами увидеть этот интерес?..
Но с другой стороны – она чуть не выдохнула «Ни в коем случае». Потому что так страшно было увидеть этого человека вживую. И почувствовать что-то, с чем она не сможет справиться. Это казалось страшным, неправдоподобным, чудовищно невероятным. И не вписывающимся ни в какие прежние мечтания.
А потом они приехали. Оба. Вот как знала, как чувствовала, что так всё и будет: и сердце подкатило куда-то к горлу, так и норовя выпрыгнуть, и ноги едва не подогнулись. Астрид, несмотря на воспитание и педагогический опыт, в мыслях обозвала себя дурой и нацепила на лицо дежурную материнскую улыбку:
- Здравствуйте, Гилберт. Очень приятно!..
А про себя подумала, что слова «очень приятно» весьма в недостаточной мере описывают ее чувства.
Но могла ли она себе представить, что обо всех этих вещах она уже через полгода будет говорить…. нет, не с Грэгом, и не с собственным отцом, и даже не с наемным психотерапевтом, а с самим Гилбертом. Когда Грэг снова притащит своего начальника – да теперь уже явно не только начальника! – в Сан-Габриэль. И Астрид уже куда спокойнее скажет «Здравствуйте, Гилберт», а к вечеру они вдвоем засидятся на кухне после долгого жаркого летнего дня, смеясь над тем, что Грэг, изголодавшийся по своему серфингу, дорвался до доски и накатался так, что просто вырубился, не дождавшись ужина. Гилберт сказал, улыбаясь, что «этот возьмёт своё за завтраком», и предложил Грэга не будить.
Они вдвоем прекрасно поужинали, а потом налили по пятьдесят грамм виски и разговорились. Начали с Фроста и Уитмена, потом обсудили современную американскую культуру в целом, а потом, бог знает после какой промежуточной темы, Астрид вдруг сказала:
- А вы знаете, Гилберт, я ведь вас представляла совсем другим. Скажем правду, – я вообще представляла личную жизнь Грэга несколько иначе!
Они тогда замечательно поиронизировали над тем, что избранница Грэга Сандерса виделась его маме высокой синеглазой девушкой с хвостиками и веснушками на носу. Да уж, рост и цвет глаз – вот и все, что оказалось соответствующим реальности.
- В жизни бы не подумала, что так сложится! Мне моё представление казалось тогда таким правильным…
- Как говаривал Марк Твен – выдумка обязана быть правдоподобной, а жизнь – нет, - ответил Гилберт и налил им обоим еще по пятьдесят грамм. – Вы наверняка эту цитату не раз приводили своим ученикам, верно?..
Разговор потек дальше о выдумках и реальной жизни, и Астрид уже сама не вспомнит, с чего вдруг произнесла:
- А вот относительно реальности… которая совершенно неправдоподобна… я ведь была в вас влюблена. Так глупо…
- Я знаю, - сказал этот несносный криминалист, делая глоток из своего стакана. – И самое ценное в вашей фразе – это слово «была». Не находите? В этом вообще есть что-то нереальное: когда связываешь свою жизнь с человеком, мама которого почти твоя ровесница, да еще и определенным образом к тебе неравнодушна…
Именно после этих слов Астрид окончательно поняла, что все ее представления о будущем – такая ерунда по сравнению с тем, что подкидывает порой реальность. Потому что когда человек, занимавший твои мысли какое-то время, говорит о твоем сыне «связывать с ним свою жизнь» - это сперва кажется утопией, диким сном, бредовой фантазией. И только в следующую секунду понимаешь, что за эти слова ты готова простить ему всё: и его внимательный взгляд, под которым так и хочется облегчить душу признанием, и то, что он вдвое старше твоего ребенка, и даже свои собственные чувства, в которых он и подавно совсем не виноват.
И уже после этого внутреннего мгновенного катарсиса будет так легко практически до утра говорить с этим человеком о всяких современных жизненных реалиях, - именно на правах матери, что хоть само по себе смешно, но как же иначе?.. А в конце беседы, когда Гилберт посмотрит на часы, скажет «ну что, миссис Астрид, завтрак на носу, пойду разбужу этого обормота» и удалится в комнату - будет очень просто представить, что к завтраку их обоих можно и не ждать. Минимум на полчаса задержатся, это уж точно.

@темы: CSI: Гил Гриссом, Грэг Сандерс (таб.30), #fandom: CSI, .V.1 Фразы