[Кьярра]

Название: Чудовище с зелеными глазами
Фандом: Kuroshitsuji
Герои: Грелль Сатклифф, Уильям Т. Спирс, Себастьян Микаэлис
Тема: V - 3. "Выдумка обязана быть прадоподобной. Жизнь - нет". М. Твен
Объем: 1660 слов
Тип: слэш
Рейтинг: R

"О, берегитесь ревности, синьор.
Она - чудовище с зелеными глазами,
Глумящееся над своей добычей".
Уильям Шекспир, «Отелло»

Тени пляшут на стене, рожденные тусклым светом двух больших канделябров. Тени тянутся друг к другу, отступают, тянутся снова. Будто танцуют. В этой комнате настоящий театр теней.
- Только попробуй порвать рубашку!
- Вы сами этого хотели, мистер Сатклифф.
- Не этого. Поцелуй. Мне нужен мой поцелуй. Ну дава-а-ай уже, Себастьянчик, - Грелль снова становится собой, словно и не было этого резкого, как удар хлыста, голоса, неуловимого движения руки, ограничившего пространство перед ним: не смей нарушать мою территорию.

Себастьян ловит себя на мысли, что такой Сатклифф гораздо больше похож на настоящего. Смертоносный дворецкий. Смертоносный... кто угодно. Да чего уж там, сама смерть в лакированных туфлях. И он, пожалуй, с куда большим удовольствием поцеловал бы его, а не кривляющуюся на публику актрису. Интересно, если ударить Сатклиффа, это опасное, чующее смерть и кровь животное вернется? Себастьян улыбается красному дворецкому. Приглашающая улыбка. Но Сатклифф не спешит - и даже не складывает губы бантиком, по своему обыкновению. Вместо этого он запрокидывает голову, подставляя демону свою длинную шею. Себастьян облизывается - да, так гораздо лучше. То ли поцелуй, то ли укус голодного хищника. А на самом деле - и то, и другое. Грелль довольно урчит, когда губы прижимаются к бледной коже, оставляя на ней свой яркий след. Отметину демона.

- Это то, чего вы хотели, мистер Сатклифф? Мы в расчете?
- О да, Себастьянчик. Ты сделал меня самой счастливой женщиной на свете!

Акулья улыбка, стук каблуков по паркету, удушающий аромат сладких духов, и актриса исчезает из поместья Фантомхайв. Счастливое избавление. У Грелля нет причин возвращаться. Впрочем, у него не было причин и для того, чтобы приходить сюда, ныть, канючить, требовать, висеть у него на шее. Когда они целовались - нет, когда Себастьян терзал его шею, оставляя следы в тон к алым волосам и алому плащу, они прижимались друг к другу - ближе некуда, и Себастьян с уверенностью мог бы сказать, что Сатклифф его не хочет. Он даже не потрудился разыграть этот спектакль как следует, схалтурил, получил свое - и исчез. Что ж, одной проблемой меньше. Одной загадкой больше. Ему не привыкать.

* * *

- Диспетчер Сатклифф, есть ли в радиусе ближайшей сотни миль мужчины, с которыми вы еще не переспали?

Голос безжизненный, сухой, как пустыня Сахара, из этого голоса изгнали все эмоции, оставили только песок и ветер. Этот голос, наверное, умирает от жажды. Грелль облизывает губы. Такому голосу всегда нужен колодец с кристально чистой водой, правда же, Уилли? Ты ведь этого хочешь?

- С кем ты был сегодня? - Спирс не выдерживает и сам переходит на "ты", нарушая им же установленные правила. Как и всегда.
- Ни с кем, Уилли. Я только твой. Ты же знаешь!

Алая отметина на шее пламенеет даже в вечерней полутьме. Спирс думает, что это пламя выжгло след на радужке его глаз, того и гляди покраснеют, как глаза демона, которым пропахла одежда Сатклиффа. Кожа Сатклиффа. Мерзкий, тошнотворный запах. Не просто другой мужчина - недостойный мужчина. Сатклифф заслужил наказание. Но вместо этого Уильям развязывает галстук, дрожащими пальцами расстегивает пиджак.

- Тебе мало жнецов, тебе мало смертных, теперь ты трахаешься с демоном?
- Я не трахаюсь ни с кем, кроме тебя, - Грелль смотрит упрямо, говорит твердо, каждое слово отмерено с аптекарской точностью.

А ведь были времена, когда он не замечал, насколько осторожен и точен Сатклифф в своих словах. Все - роль, заученная и хорошо отрепетированная. А что в нем настоящее? Играет ли он, раздвигая ноги перед Уильямом, выгибая спину, оставляя на плечах отметины от своих длинных ногтей, захлебываясь криком, прижимаясь мокрым от пота лбом к его шее, где заканчивается игра и начинается настоящая страсть? Ему хочется верить, что Сатклифф отдается искренне. Должен же он хоть что-то делать искренне, так почему бы не это? Почему бы не с ним? Уильяму не хочется думать о том, перед кем еще Сатклифф раздвигает ноги, для кого еще он кричит своим хриплым, сорванным голосом, чье имя повторяет в минуты страсти. Он благодарен Сатклиффу хотя бы за то, что тот не путает имен. Если бы такое случилось... если бы такое хоть раз произошло, видит Смерть, он убил бы этого лжеца. И того, второго, тоже. Чего бы ему это не стоило. Уильям понимает, что должен держать себя в руках, но алая метка на шее Грелля по-прежнему сводит его с ума. Тебе нравится этот демон? Его самодовольная ухмылка? Знаешь, а ведь я могу стереть ее одним ударом косы. Хочешь проверить, как далеко я зайду, чтобы сделать тебя своим?

* * *

Уильям безупречен. Он даже кончает, оставаясь самим собой - безупречным Уильямом Т. Спирсом. Если ты не можешь избежать соблазна, сделай так, чтобы этот соблазн вошел в привычку. Тогда никто и не подумает, что это нечто большее. Нечто, выходящее за рамки обычного отдыха в конце напряженного рабочего дня. Какой широкий жест - взять тело, которое ему так настойчиво предлагали, сухо поблагодарить и вернуться к работе. К обычному "надеюсь, мне не придется дожидаться вашего отчета еще неделю, Сатклифф". А потом предложить Греллю повторить ценный опыт совместного отдыха. Как-нибудь на неделе. Например - беглый взгляд на страницу ежедневника - в среду, в восемь вечера. Если, конечно, у вас нет других планов на этот день.

Разумеется, Грелль снова приходит к нему. И в среду. И в пятницу. И в воскресенье. Он и сам не понимает, почему из множества мужчин, готовых на все ради любви красного жнеца, он выбрал этого бессердечного сукина сына. Который даже из секса умудрился сделать нудную обязаловку с планами и графиками. Того и гляди, заставит писать отчеты.

Но в безупречной броне Уильяма Т. Спирса была пробоина, червоточина, которая разрушала его идеальные планы, его идеальное поведение, червоточина, которая вела куда-то глубоко внутрь, и Грелль Сатклифф знал, что эта червоточина существует, и видел, как она разъедает уверенность Уильяма.

Уильям был ревнив.

- Я не хочу, чтобы ты спал с кем-то еще, кроме меня, - сказал он Греллю, когда увидел, как тот строит глазки коллеге, сидящему по ту сторону обеденного стола во время ланча.

Странно, не так ли, Уильям? Разве личного массажиста ревнуют? Разве от продавца сладостей требуют, чтобы мороженое и конфеты не доставались другим покупателям? Если ты ревнуешь меня, Уилли, то грош цена всем твоим "это-ничего-личного" заверениям. Слова Уильяма стали маленьким камушком, который прорвал плотину. Грелль Сатклифф умел вызывать ревность. Грелль Сатклифф охотно пользовался этим умением.

Сначала он спал с другими мужчинами. Потом ему это надоело. С ними было скучно и пресно, не так, как с его Уильямом. И скоро он понял - совсем необязательно доводить дело до постели, чтобы заставить Спирса сходить с ума от ревности. Нет, постель была совершенно необязательным условием. Уильям и сам был готов увидеть несуществующее и поверить в худшее. Нужно было лишь слегка подтолкнуть его в правильном направлении.

Это было опасно - когда Уильям выходил из себя, он становился жестоким, страстным, неуправляемым.
Греллю Сатклиффу нравилась опасность. Провоцировать Спирса. Ходить по тонкой грани его терпения. О да. Что может быть лучше? Только полная и безоговорочная капитуляция его идеального любовника. Но это случится не скоро. Не сегодня и даже не завтра. Только тогда, когда Уильям поймет, что не сможет удержать его, отдавая ему приказы и цедя сквозь зубы угрозы.
Грелль Сатклифф умел ждать.

* * *

Он видит, как сжимаются губы Уильяма - лицо искажено ненавистью, и Уильям выглядит пугающе, Грелль сам испугался бы, но он знает - эта ненависть направлена не на него. Пока нет. Когда можно будет бояться, будет уже нечего бояться. Он закрывает дверь кабинета на замок и смотрит на Уильяма - открыто, призывно, облизывает губы, повторяя его движения, быстро расстегивает пуговицы жилета. Теперь, как и на Уильяме, на нем только рубашка и брюки. Непривычный наряд для кабинета начальника, но для Уильяма - сойдет.

Давай же, позови меня, Уилли. Иди ко мне. Я твой колодец с водой. И ты знаешь, что я тебе нужен. Именно сейчас я нужен тебе, как никогда.

Но Уильям остается на месте, и Грелль, демонстративно тяжело вздохнув, сам делает шаг ему навстречу. И еще один. И еще. А потом плавно опускается на колени. Последние несколько шагов он пройдет именно так - будет стелиться Уильяму под ноги, словно выпрашивая у него прощение за мнимую измену. Уильям не сможет устоять. Да чего уж там - его заводит эта коленопреклоненная поза. Ты такой предсказуемый, Уилли. Чтобы заставить тебя потерять контроль, мне достаточно лечь тебе под ноги, верно?

Но не в этот раз. Грелль обнимает бедра Уильяма, и тот со вздохом садится в свое кресло. Тяжело стоять, правда, Уилли? Еще бы - когда пальцы Грелля находит застежку на брюках Уильяма, Грелль видит, как сильно тот возбужден. Уже возбужден. И если я шлюха, то кто тогда ты, Уилли? Умелые пальцы освобождают напряженную плоть, язык оставляет на ней влажную полоску, и, слыша стон, звучащий как одобрение, Грелль погружает возбужденный член в свой рот.

Вот так, Уилли. Теперь все правильно. Ты сидишь в лениво-непринужденной позе, положив руки на подлокотники и откинувшись на спинку кресла. Я - у твоих ног, покорный и такой услужливый. Тебе это нравится? Но скоро эта картина изменится. Скоро ты потеряешь контроль над собой - рука вцепится мне в волосы, спина застынет, напряженная, как струна, и ты будешь стонать, громко и открыто, чувствуя, как я веду тебя по дороге наслаждения.

- Если ты еще раз попытаешься встретиться с этим демоном, ты пожалеешь об этом.

Голос хриплый, но довольный. И не такой сухой, как всего четверть часа назад. Я утолил твою жажду, Уильям? Когда-нибудь и ты утолишь мою.

Ревность - чудовище, которое само найдет себе поживу. И только ревность способна выдать твои чувства. Играть с тобой так легко - ни слова лжи, одна лишь только правда. Знаешь, Уилли, ведь правде даже не нужно выглядеть правдоподобно. Прости за этот каламбур. Без выдумки и фальши, честно глядя тебе в глаза, играть с тобой так легко. Мне не наскучит. Поверь, Уилли, эта игра мне никогда не наскучит. И однажды ты уступишь мне.

Я буду твоим, Уильям, когда ты скажешь мне, что и ты будешь моим. Я тебе не игрушка. Не твоя подстилка. И не случайное развлечение, о котором ты сможешь забыть через месяц-другой, найдя себе кого-нибудь "правильного". И ты скажешь мне это. Однажды ты будешь принадлежать мне.
Не на время, а навсегда.

@темы: Kuroshitsuji: Уильям Т. Спирс, Грелль Сатклифф (таб.30), .V.3 Цитаты

---

[December Offspring]

Название: Навстречу
Фандом: Хеллсинг
Герои: Интегра/Хейнкель
Тема: IV - 2 Камень
Объём: 1091 слово
Тип: юри
Рейтинг: PG
Авторские примечания: Пока ничего серьезного)

Рим нравился Интегре. В свой первый приезд она мало что увидела, поскольку чаще сидела в номере, но в этот раз заполнила все пробелы в знаниях. Это был город из камня, этот материал встречался повсюду: под ногами, вокруг, даже над головой. Интегре нравилось ходить по Капитолийскому холму и просто прикасаться к развалинам некогда великого города, столицы огромной Империи. Камни на ощупь оказывались именно такими, какими она ожидала. Она любила, когда что-то оправдывает ожидания. А вот насчет Хейнкель у мисс Хеллсинг пока никакого мнения не сложилось. К сожалению, католичка тоже ей нравилась, потому что несла с собой флер приятных воспоминаний из детства. Порой Интегра чувствовала, как проваливается в прошлое, где серые глаза снова и снова смотрят на неё неотрывно и упрямо, намекая на то, что могут делать это вечно. А потом оказывалось, что они действительно наблюдают за ней, к восхищению добавилась настороженность, и все же глаза были те же самые. Казалось, что ничего не изменилось и одновременно стало совершенно другим.
Интегра остановилась у большого и бесформенного камня. Неизвестно действительно ли он был частью колонны или чьего-нибудь дома, или его просто принесли на холм для того чтобы он создавал общую атмосферу. В любом случае он пришелся девушке по душе, такой неровный, немного колючий, с наростами мха. Мисс Хеллсинг, прикрыв глаза от удовольствия, вела пальцем вдоль камня и вдруг ощутила короткую острую боль.
- Вот дьявол, - выругалась она, правда не слишком эмоционально, будто констатировала факт.
- Дай сюда, - католичка взяла её за запястье пораненной руки. Интегра вздрогнула, ей почему-то представилось, что Хейнкель хочет зализать ранку, но девушка только приложила к ней платок. Это одновременно обрадовало и расстроило протестантку.
- Интересно, что творится у тебя в голове? – продолжая держать одну руку Интегры своими обеими, сказала католичка, и внимательно посмотрела на собеседницу.
- Говоришь как мой вампир, - отрешенно отозвалась блондинка. Как минимум четыре из пяти её чувств в этот момент устремились к католичке. Показалось, что она очень приятно пахнет, у неё был такой красивый голос, и выглядела она ничего, но главное это прикосновение: нежное, но твердое касание гладкой чуть вспотевшей кожи. Оставалось только попробовать какова она будет на вкус. Интегра хорошо, пожалуй, слишком хорошо, представила, как коснулась бы кончиком языка скулы Хейнкель, вот только вкус никак не придумывался. Католичка, тем временем, отняла свой платок от ранки, переставшей кровоточить, но потом передумала и, сложив ткань несколько раз, перевязала поврежденный палец.
- Ну вот. Только не забудь вернуть, - шутливо нахмурилась Хейнкель.
- Но ведь кровь не отмоется, - продолжая частично находиться в мире своих фантазий, безразлично заметила Интегра.
- Да я не серьезно, оставь себе если хочешь… Эй, тебя похоже кто-то укусил? – девушка потрясла мисс Хеллсинг за плечо, - Или это столбняк?
- Слушай, - Интегра нервно облизнула пересохшие губы, - свози меня на то место, где мы встретились.

Хейнкель было не сложно выполнить такую просьбу. В конце концов, она практически поступила к Интегре Хеллсинг в проводники, на работе ничего не нужно объяснять. Но всё-таки она чувствовала разницу между: «несложно сделать» и «хочется сделать». В её случае более вероятным оказался второй вариант.
На следующий день, стоя у крыльца отеля, она нервничала почти так же сильно как перед первым свиданием с Максвеллом, а тогда-то она отлично понимала, что между ними произойдет. Сейчас же девушка не была уверена ни в чем, однако всё равно ощущала непростительную радость от этой неизвестности.
Вообще-то они поехали не на поляну, где произошла встреча, а на холм, где Интегра несколько лет назад была вместе с отцом и дядей. Там они расстелили плед, удобно на нем устроились, и протестантка протянула Хейнкель бутерброд.
- Не отравлено, - улыбнулась блондинка.
- А ранка почти зажила, - отметила в свою очередь католичка, и взяла предложенное, даже не посмотрев, что это. Некоторое время они сидели молча, любуясь на оставленный вдалеке Рим. Резкий порыв ветра, на миг принес к ним тяжелый воздух города, но быстро развеял его, снова запахло травой и свежестью.
- Не люблю Рим, - вдруг сказала Хейнкель, сразу же пожалев, что не проглотила эти слова вместе с куском ветчины.
- Правда? – удивилась Интегра, - А мне нравится, особенно старая часть.
- Я заметила, - католичка снова попыталась стать отрешенной, но защита таяла прямо на глазах и она решила не сопротивляться и продолжила разговор:
- А почему?
- Ну, - задумалась протестантка, - он настоящий и насыщенный в нем много всего и он не врет.
- Как это? – красивые витиеватые выражения были для Хейнкель чем-то чуждым, непонятным и привлекательным одновременно.
- Понимаешь, некоторые города скрывают свои уродства, а они есть в любом городе. Просто Рим весь на виду, показывает нам только то, что есть на самом деле, - Интегра вздохнула, села так чтобы притянуть колени к груди, а потом тихо добавила:
- Прямо как ты.
- Я?! – католичка тут же вспыхнула от возмущения. Ни одна женщина не любит, когда её обвиняют в отсутствии всякой загадочности.
- Ну, да, - девушка ехидно улыбнулась, скосив глаза в сторону собеседницы, - с этим связано твоё хроническое неумение шпионить.
- Гм, - Хейнкель нахмурилась, но спорить не стала. В общем-то, протестантка была права, Она действительно попалась очень глупо, да и конспирации не соблюдала никакой. Могла бы хоть одеться во что-то не столь сильно бросающееся в глаза.
- Вообще-то, - католичка полулегла на плед, опершись на локоть, - я, наверное, хотела, чтобы ты меня заметила, - Интегра обернулась, демонстрируя очень удивленное выражение на своем обычно надменном лице. А Хейнкель продолжала:
- Ты такая красивая.
- Да, - отозвалась блондинка так, словно не ожидала ничего другого, - мне все это говорят. Но… - католичка напряглась и даже перестала дышать, ей казалось, что сейчас будет произнесено самое важное, нечто чего она ждала очень давно, что-то после чего можно будет, наконец, жить дальше счастливо, по-настоящему счастливо.
- Но никто ничего не может сделать, - закончила Интегра и выдохнула так, будто рассказала то в чем боялась признаться даже самой себе. «Я могу!» - мелькнуло у Хейнкель в голове. Лицо протестантки стало таким замкнутым, отрешенным, но вся её поза выдавала страх и растерянность. Особенно эффектно и символично эта съежившаяся фигурка выглядела на фоне далеких крыш большого города и сливающегося с ними голубого неба. Хейнкель действительно верила, что может помочь. Она рванулась вперед, так что повалила Интегру на траву, а сама нависла сверху.
Девушки не касались друг друга, но постепенно расстояние между ними сокращалось. Католичке было приятно обнаружить, что это происходит благодаря усилиям с обеих сторон.
Только после поцелуя Интегра смогла резюмировать всё, что знала о Хейнкель: она католичка, работает в «Искариоте», следила за ней, потому что хотела быть обнаруженной, и когда-то давно они уже встречались. Этого мисс Хеллсинг показалось достаточно, чтобы не противиться происходящему.
- Я улетаю сегодня вечером, - чуть задыхаясь, сказала протестантка.
- Тем лучше, - так же тяжело дыша, ответила католичка, - Тем лучше.

@темы: .IV.2 Текстуры, #fandom: Hellsing, Hellsing: Интегра (таб.30)

---

[Кьярра]

Название: Одержимый
Фандом: Kuroshitsuji
Герои: Уильям Т. Спирс, Грелль Сатклифф
Тема: II - 8 Афродизиак
Объем: 5195 слов
Тип: слэш
Рейтинг: R

Уильям Т. Спирс знал, что низшие демоны, вопреки пренебрежительному к ним отношению со стороны его коллег, могут быть очень опасными. Те, кому приносились человеческие жертвы, те, кто брал их без спроса, те, кто, не имея собственного тела и разума, легко и охотно вселялись в чужие, прорастая корнями, превращая человека в чудовище. Одержимость - состояние, о котором современные люди могут только догадываться, хоть и не знают, кого им за это благодарить. Но здесь, в старом храме, погрузившемся в песок почти до самых крыш, ток времени замедлялся. Древнее святилище, посвященное самым низким и порочным существам во Вселенной. Скоро здесь не останется ничего, что напоминало бы о культе фальшивого и жестокого бога, и служило бы орудием для порабощения людей. Нет-нет, никаких светлых идей и гуманных целей. Просто работа.

Да, Уильям Т. Спирс знал, что низшие демоны могут быть очень опасными - даже сейчас, спустя несколько тысяч лет с момента их заточения в тюрьме из рухнувшего храма. Но трудно придерживаться выверенной процедуры обыска помещения и изъятия артефактов, когда у тебя так ничтожно мало времени, и совсем нет рабочих рук. На такие задания, которые всегда оказывались сверхурочными, директор Спирс предпочитал выезжать сам. Допуск того уровня, который требовался для дезактивации руин храма, во всем Департаменте был только у него, а тащить за собой толпу помощников, от которых поначалу будет больше охов и ахов, чем помощи, он не хотел. Вопреки слухам и наговорам, Ти Спирс любил работу "в поле". Просто он любил выполнять ее в одиночку.

Старый храм, напоминавший невысокий и невзрачный холм снаружи, изнутри был гораздо интереснее. Стены и потолки, покрытые фресками, статуи из потемневшего металла, запечатлевшие жестоких и своенравных богов этого времени - богов, не имевших к реальной цели и основе существования храма никакого отношения, тяжелый каменный алтарь, покосившийся под углом, и открывающий темный провал в подвальное помещение храма. С сомнением попробовав носком натертого до блеска ботинка края ямы на прочность, Уильям все-таки спустился вниз. Не было ни времени, ни желания затевать возню с отрядом, который сможет разобрать здесь все по камушкам. Уже завтра сюда приедут представители местной строительной компании, осваивать территорию под будущую трассу, и в интересах всего Управления он должен сделать так, чтобы смертные нашли лишь непримечательный, давно развалившийся от старости остов языческого храма.

Подвальный зал - святая святых демонического храма, если упоминание этих эпитетов в одном предложении не считать кощунственным каламбуром, - в этом месте не сохранился, какой-то естественный катаклизм, землятресение или оползень, разрушило фундамент, от падения под землю здание сплющилось, как старая шляпа, но часть сокровищницы демонов все же осталась целой. Артефакты, потемневшие от времени свитки с кроваво-красными печатями, ритуальные кинжалы и непритязательные на вид сундучки. В каждом сундучке из дерева еще один, из металла, в металлическом - шкатулка в узорчатых переплетениях, украшенная драгоценными камнями, в шкатулке - футляр из золота с отвинчивающейся крышкой. И только после стольких слоев, разнородных и разноцветных, он сможет добраться до сердца дьявольского храма. В его руке лежит флакон из цветного стекла с золотой крышкой. Самое важное во всем путешествии - эти флаконы, которые необходимо уничтожить. Артефакты после гибели их хозяев умрут сами по себе, но Уильям предпочитал не рисковать, выжигая пространство хранилища полностью, оставив на месте памятника враждебного ему народа только декорации языческого храма.

Сжимая в руках очередной флакон, изъятый из сейфа-шкатулки, Уильям выпрямился, услышав подозрительный звук. Скорость реакции у него была отменная, но даже это не всегда спасало от неожиданностей. И тем более - от огромной трещины, зазмеившейся по поверхности алтаря. Спирс зашипел от боли в плече, когда обломки алтаря рухнули вниз, почти что похоронив его под своим каменным грузом. Почти. Когда минуту спустя он смог открыть глаза, его ладонь была пуста - флакон выскользнул из пальцев и наверняка разбился. Едкий, сладковатый дымок подтвердил его подозрения. Уильям рванулся вперед, пытаясь выбраться из завала, добраться до своих вещей, но каменная громада не хотела так просто отпускать своего пленника. Плечо в очередной раз обожгло болью, ткань пиджака с треском разорвалась, а он остался на месте, прижатый к земле, и снова вдохнул сладкий, дурманящий дым из разбитого флакона. В глазах появилась рябь. Он делал это уже в сотый раз, прошел пешком по самым крупным храмам, начиная с древнего Востока и заканчивая языческими святилищами Европы, и никогда на его памяти он не попадал в такую простую и фатальную ловушку.

Довольно трудно избежать нарушения процедуры осмотра и изъятия артефактов, когда ты работаешь в одиночку. Но Уильям не умел делить ответственность на двоих, на троих, на команду - и не хотел. Однажды он уже потерял своих коллег в переделке, произошедшей по вине старшего в отряде, потом едва не остался калекой, доверившись напарнику. Став начальником всего Департамента, он понял, что больше не должен ни на кого полагаться. Он больше не обязан никому доверять. Теперь это его личная ответственность, отныне и навсегда. И никто не упрекнет директора Ти Спирса в том, что он выполняет часть работы сверхурочно, занимаясь этим самостоятельно, без привлечения команды полевых агентов. В конце концов, знаний и профессионализма ему на это хватало.

И вот куда это его привело. Проклятый флакон. На какой слог не поставь ударение, все будет верно. Маленькая стеклянная колыбель для бестелесного демона, относящегося в их системе рангов к классу низших. А каким еще может быть демон, который беспомощно и безропотно обитает на дне стеклянного сосуда, и вынужден перебираться из одного смертного тела в другое, разделяя с этим телом всего его непрочность и слабость?

Красный флакон - демон-пустынник, полностью захватывающий сознание смертного, пробуждавший в нем самые темные, потаенные желания, заставляя стремиться к насилию и разрушению. Синий флакон - демон грез, захватывающий сознание во сне и навевающий страшные кошмары наяву. Черный флакон - демон сил, хитрый, коварный и осторожный, умеющий продлить свое существование в смертном теле на года, лишь изредка совершая страшные злодеяния и оставаясь при этом неуловимым. Белый флакон - демон-посланник, умеющий и любящий поговорить с толпой языком и губами "бесноватых", сеющий смуту и ужас, пожалуй, именно тот экземпляр, который и подарил известность бестелесным демонам. Именно их пытались изгонять воинственные священники всех религий. Пытались безуспешно - без специальных технологий, известных на данный момент только жнецам смерти, довольно трудно выманить демона из уже облюбованного им "укрытия" из плоти и крови. Но он не смертный, и ему достаточно вытащить из сумки вон тот странный крючок с ампулой у основания и полой иглой на конце, и использовать его сообразно инструкции. Вот только в инструкции не написано, что делать пострадавшему, чей комплект для дезактивации лежит у противоположной стены, а сам он придавлен к земле обломком каменного алтаря.

Встать, выпрямиться, в ушах стучит кровь, по плечу течет она же - теплая, мокрая, но эта рана быстро закроется, ткани быстро регенерируют, а вот избавиться от демона будет не так-то просто. Какой флакон? Неважно, сейчас он заставит себя подняться.

Уильям Т. Спирс всегда гордился своей способностью к самоконтролю. Вот и сейчас тело послушно выполнило его приказ на грани возможного. Прокалывая кожу тонкой иглой, он почувствовал уже знакомое жжение в кончиках пальцев, полуобморочную слабость в ногах и головокружение, достаточно сильное, чтобы заставить его опереться о стену храма и зашипеть от боли в плече. Вот и все. Хвала Смерти, он успел.

Прежде чем покинуть то, что всего несколько минут назад было храмом, Уильям поддел носком ботинка разбитое стекло флакончика. Красный. Ну конечно же, красный.

Спустя час после досадного происшествия в языческом храме Уильям Т. Спирс чувствовал себя все так же скверно. Его раздражало неприятное чувство стягивания кожи, вызванное ускоренной регенерацией, и необходимость сидеть на работе в разорванном и помятом пиджаке. На этом уже расползлось пятно крови, и он не собирался портить последний чистый пиджак в в рабочем шкафу до того, как рана полностью не затянется. А еще его преследовала мигрень какого-то странного свойства - в отличие от обычной головной боли, вечного спутника его усталости, эта отступала перед белыми листами бумаги, бесконечными строчками документов и разгрифленными схемами и графиками. Но стоило ему поддаться усталости и закрыть глаза, как возле виска вспыхивала искорка боли, быстро разрастающаяся в настоящий костер, а в темноте перед глазами начинали проноситься смутные картины, больше всего напоминавшие грозовое небо со рваными рядами туч.

Прекрасно, прекрасно, мистер Ти Спирс. Кажется, у вас появилась зависимость от своей работы.

Потрогав плечо и убедившись, что синяк он в этой переделке заработал, да еще и какой, Спирс поморщился и вернулся к своим бумагам.

* * *

Еще через час Уильям проверил плечо и с большим неудовольствием заметил, что оно и не думает восстанавливаться. Рана затянулась, но края продолжали саднить и кровоточить, приводя в полную негодность и без того испорченный пиджак. Он выругался сквозь зубы, подавляя в себе желание сорвать проклятую тряпку, швырнуть ее в угол, избавиться от этой рухляди, сковывающей движения, да поскорее.

Желание, которого у него быть и вовсе не должно.
Уильям на секунду закрыл глаза - блаженная темнота, но грозовые облака на багровом небе стали еще отчетливее, еще ярче, висок пульсировал теперь не от боли, а от какого-то странного, неизвестного ему раньше чувства.

Пиджак он все-таки снял, поймав себя на мысли, что боль куда-то прошла, разом и вся - та, что в плече, и та, что в районе виска, он стал чувствовать себя гораздо лучше. Бодрее. Энергичнее. И это обрадовало бы директора Ти Спирса, если бы не одно малозначимое обстоятельство - довольно странно чувствовать себя настолько бодрым в конце десятичасового рабочего дня, скрашенного самостоятельным походом в храм и почти удавшейся инвазией демона. Он застыл там же, где и стоял, комкая в руках ткань порванного, окровавленного пиджака. Не может быть. Невероятно. Недопустимо. Он же все сделал правильно. Он же успел!

А если нет? - спросил вкрадчивый голос сомнения в его голове. По крайней мере, пока что это была его голова и его собственное сомнение. Пиджак - в корзину для мусора. Запасной - на плечи, чтобы не ходить по Управлению в заляпанной кровью рубашке, вызывая нездоровое любопытство у сотрудников. Отчеты и планы подождут его возвращения. Он был непозволительно глуп и беспечен сегодня, но он исправит ситуацию, самостоятельно решив проблему.

Красный флакон, повторил он себе, дрожащими и словно чужими пальцами нащупывая ключ от хранилища для устаревших данных в своем столе. Помни об этом. Красный.

Главная опасность низших демонов заключалась в том, что они просты. Как амебы с их немногочисленными потребностями. Как простуда, которая приходит, если промочить ноги. Как выстрел из дробовика. Имя две функции - поглощать и подчинять, они справлялись с этими функциями виртуозно. Можно отвести магию высших демонов, можно превзойти их в силе и ловкости, но нельзя не простудиться, когда стоишь по колени в ледяной воде, и сохранить грудную клетку целой, когда ее разрывает заряд мелкой дроби. Это невозможно. Как невозможно не стать жертвой уже проникшего под кожу низшего демона. Разница между смертными и бессмертными была лишь в том, что скоро организм бога смерти начнет свою беспощадную регенерацию, избавляясь от всего, что казалось ему опасным, лишним или несвойственным естественному порядку вещей. Двенадцать часов для того, чтобы вытравить из своего тела опасного паразита. Двенадцать часов - а сколько всего осталось? Кажется, девять. В лучшем случае - восемь. Но все равно слишком много.

Можно было сдаться на милость дежурных медиков, которые могли бы решить его проблему куда более действенным способом. Но Уильям Т. Спирс был не только уверенным и целеустремленным сотрудником. Он был еще и гордым. Если кто-нибудь узнает, что он был заражен низшим демоном, даже имя которого произносить противно... если только кто-то узнает... Есть разные способы покинуть пост директора Департамента. Позорная отставка не входила в список приемлемых для Уильяма Т. Спирса. Честно говоря, он предпочитал смерть такому завершению своей карьеры.

Он найдет себе место, из которого демон не сможет выбраться, чтобы не причинить вреда никому и ничему в Управлении. Пересидит положенный карантин. В отсутствие других развлечений демон наверняка займется саморазрушением тела, в которое он был заключен, как в тюрьму, тем более что тело жнеца - всегда ловушка без права выхода. Уильям предполагал, что сможет это пережить. И если да, то он никому и ничего не расскажет, а если нет... смерть, пожалуй, гораздо лучше позорного увольнения.

Железная дверь хранилища закрылась за ним ровно в тот момент, когда багрово-черная вспышка превратила все помещение в один бесконечный негатив. Темное и светлое смешались, спутались, переплелись. Большой, просторный зал, где всегда пыльно и пусто, стеллажи до самого потолка, несколько простых, устаревших столов для работы, несколько диванов у стен, ничего важного, что мог бы уничтожить демон, ничего по-настоящему важного и незаменимого. А главное, это одно из немногих мест в Управлении, куда вряд ли наведаются другие жнецы.

Приступ боли, тошноты и светобоязни накрыл его с головой, Уильям упал на колени, пытаясь сохранить последние капли рассудка. Ключ от хранилища все еще был зажат в руке, но встать на ноги Уильям не мог, от каждого движения его шатало, а при попытке подняться что-то словно начинало выворачиваться изнутри, внутренностями, мясом, кровью. Уже почти не боль, но омерзительное, непристойное, плотское... Уильям подавил рвотный спазм, тяжело вдыхая воздух. Ему будет еще хуже, когда демон наконец получит контроль над его телом. И поймет, как его провели. Он сделал последнее, что мог сделать в этом положении - пополз по паркету, с трудом передвигая непослушные ноги. Костяшки пальцев, крепко сжимающих ключ, побелели.

Демон пробудился всего за метр до оконной решетки. И тут же начал поединок за тело и разум, которые достались ему в этой лотерее. Уильям казался самому себе испорченной марионеткой, которую дергает туда-сюда из-за нитей, неровно и неравномерно заставляющих двигаться. Уступка демону - движение назад, приказ себе - движение вперед. Он с размахом ударил ключом по стеклу, и демон взвыл, догадавшись о том, что происходит. Рука стала непослушной, деревянной, пальцы начали разгибаться - еще секунда, и ключ упадет на пол. Уильям дернулся, еще сильнее впечатывая ладонь в осколки стекла. По руке потекла кровь, и минутная вспышка боли помогла ему вернуть контроль над собой - на такую же минуту, не больше. Ключ полетел вниз, невидимый и недоступный для демона, и с тихим звоном упал на камни под самым окном.

Теперь все. Теперь он мог сдаться. Его переполняла чужая ярость, неистовая, непреодолимая, пальцы неожиданно снова сжались вокруг стекла, острые края распороли ладонь. Расплата за непослушание или просто первый номер в сегодняшнем выступлении демона? Кровь текла по манжету рубашки, по стеклу, по подоконнику. Какие к дьяволу восемь часов, он и трех-то не продержится. Бесславная смерть, бесславный конец его карьеры. Уильям зажмурился - и с силой оторвал руку от стекла. Рано себя хоронить. Он будет драться за свою жизнь, если даже придется драться с самим собой.

Тварь внутри него выла, требуя свободы, требуя плоти, крови, всего, что составляло смысл жизни демона-пустынника, Уильям не чувствовал боли в раненой руке - эта боль куда-то ушла, ее заместили чувства, желания и страхи демона. Нельзя поддаваться, нельзя слиться с чудовищем в одно целое. Демон был примитивен и глуп, а Уильям Т. Спирс был умен и изобретателен, если тьма завладеет не только этим бесполезным телом, но и разумом, душой, сердцем, он найдет выход из собственной ловушки и проложит свой кровавый путь к свободе. В этом он не сомневался - как и в том, что может просто не дожить до того момента, когда они с демоном станут одним целым. Тварь, заключенная в две тюремных камеры сразу - бесполезное и опасное тело жнеца и в каменный мешок хранилища, утробно выла. Он снова превратился в марионетку, которую тварь с легкостью подняла и швырнула к ближайшей стене. Больно. Теперь снова больно, и это хороший знак.

Демон, который тут же снова рывком поднял тело с колен, был другого мнения по этому поводу.

* * *

Когда сложный замок на двери, ради которого Уильям едва не пожертвовал собственными пальцами, вдруг начал с лязгом раскрываться, и шестеренки завертелись-закрутились, словно исполняя какой-то причудливый танец. Дверь открывалась долго - несколько бесконечных секунд, значит, тот, кто пытался столкнуть ее с места, был не так уж силен - промелькнуло в его голове чужое наблюдение. Демон оценивал добычу. Уильям Т. Спирс мечтал умереть, не сходя с этого места.

Дверь открылась и с лязгом захлопнулась, едва не пришибив незадачливого жнеца, шестеренки снова пришли в движение. Демон замер, выжидающий, голодный, азартный. Он теперь видел добычу, и добыча ему нравилась. Алое пламя волос на сером фоне - словно кто-то провел окровавленной ладонью по стене. Простая метафора, как раз для адской твари. Тонкий силуэт, тающий в темноте, худые, тонкие запястья, куча папок, с которыми жнец, невнятно ругаясь, пытался справиться. Умереть на месте было не такой уж плохой идеей - жаль только, что невыполнимой. Кому же еще могло понадобиться это заброшенное всеми место, если только не его безответственному подчиненному, дотянувшему до последнего момента с рутинной работой, порученной ему в наказание две недели назад? Результаты Ти Спирс должен был увидеть уже сегодня утром, но это не помешало Греллю Сатклиффу доделывать свою работу этим вечером.

В хранилище для списанных архивных документов.

Эта минута могла бы длиться вечность, и все равно она истекла. Грелль обернулся. Папки в тяжелых кожаных переплетах посыпались на пол.

- Уи-и-ильям? - прошептал жнец с ужасом в голосе и в глазах.

Да уж, сейчас он явно представляет собой занимательную картину: стоит на коленях посреди хранилища, на руках и на лице пятна крови, взгляд безумен, и глаза наверняка уже заволокла чернота. На это только и расчет: Грелль все поймет, когда увидит его глаза. Глаза демона. Поэтому он, не мигая, смотрит на Сатклиффа. При всех его недостатках, Сатклифф определенно не был дураком.

- Беги, - прошептал Спирс одними губами, пытаясь подавить рычание, поднимающее из самого горла, - закрой дверь на ключ. Беги. Никого не зови...

Грелль Сатклифф не был дураком. Он был просто законченным идиотом.

С каким-то патетическим выкриком, больше похожим на всхлип или писк, он закрыл дверь на ключ... за собой, но по эту сторону, в буквальном смысле слова оставаясь в одной клетке с демоном. Кажется, он сказал что-то вроде "Не могу же я бросить тебя одного, ты себя покалечишь". Насчет этого Уильям был не уверен: его сознание словно затягивало грозовыми облаками, и там, где темные пятна рвались на небе, не оставалось ни памяти, ни контроля, ни ясности мыслей.

Сначала Ти Спирс застонал от бессильной ярости, стараясь не смотреть на подчиненного. На так трижды глупо подставившегося подчиненного. Потом стон перерос в рычание - это демон, до сих пор просто разглядывавший Грелля, захотел познакомиться с ним поближе.

Сатклифф был недостаточно сильным для жнеца его ранга, но очень быстрым и ловким. Он оставил демона ни с чем, рванувшись в сторону, сделал хитрый обманный заход, в последний момент сменив направление движения, а потом в одну секунду оказался возле разбитого окна. На стекле по-прежнему оставались кровавые потеки. Сатклифф не колебался. Второй экземпляр ключа полетел в окно, составив команду ключу Ти Спирса. Но Сатклифф старался напрасно - с нарастающим отчаянием Уильям понимал, что демон не пытается остановить Грелля всерьез. Он играет с младшим жнецом, понимая, насколько сильнее и опытнее тело, которое ему досталось, он играет и любуется своей жертвой, его больше не тянет выйти в коридор на поиски свежей добычи. Он уже нашел добычу прямо здесь. Демону очень нравился Грелль Сатклифф. Тело, которое он захватил, было с ним полностью солидарно.

* * *

Если бы Уильям мог, он бы закричал от отчаяния. Все было... неправильно, не так, как должно было быть. Не так. Сколько бы он не запрещал себе думать о Грелле Сатклиффе, он все равно продолжал мечтать о нем. О тонком, хрупком теле, почти невесомом в сильных руках Ти Спирса, как он смог убедиться, вытаскивая Сатклиффа из очередной переделки. О зеленых глазах, огромных и бесхитростных, в которых отражаются все мысли, желания и страхи, меняясь каждую секунду. Об этих губах, нежно-розовых, как у девушки, и таких развратных на вид, особенно когда Сатклифф облизывает их, вызывающе глядя на своего начальника. О, Грелль Сатклифф умел быть восхитительно непристойным, когда этого хотел. В остальное же время, не притворяясь и не играя, он был просто красивым и нежным, и при этом таким желанным, что у Спирса просто дух захватывало, когда он видел своего подчиненного без образа и привычной маски. Он хотел его - это совершенное тело, нежное, почти девичье лицо, непокорные алые волосы, он хотел Грелля Сатклиффа всего, целиком и полностью, телом и душой.

А сейчас все, о чем он так долго мечтал, демон уничтожит одним махом, стирая границы между их телами, принося боль и отчаяние. И Уильям понимал, что это его руки вслепую скользят по коже Грелля, который вздрагивает от каждого мощного толчка в его теле, сжимают так сильно, что под ногтями выступает кровь, это его губы с обманчивой, игривой нежностью целуют алеющие следы от укусов на груди и на шее. Без одежды, без макияжа и даже без своих дурацких очков Грелль выглядит юным и беззащитным. Игрушка, которую демон сломает с такой легкостью, с таким наслаждением. И это наслаждение делится пополам, и Уильям и сам толкается сейчас в горячее, тесное, очень тесное, но такое покорное тело жнеца, пытаясь заполнить его собой целиком, без остатка.

Все должно было быть не так.

Глаза Грелля, плотно закрытые, неожиданно распахнулись. Зеленые и черные. Взгляд, полный ненависти и отчаяния, направлен в непроницаемую тьму преисподней.

- Не... ты, - прошептал он, тихо, но яростно, - не хочу тебя! Хочу его!

Или это удивление, или это странная, плотская власть, которую получил над ними безумный красноволосый жнец, впустив демона в свое тело, как в идеальную ловушку, но демон подчинился приказу. Глаза Уильяма начали светлеть - он знал это наверняка, он видел, как багровое марево перед ним развеивается.

- Не отдавай меня ему. Не отдавай. Я только твой... только для тебя, - шептал Грелль, и тут было, от чего впасть в безумие, даже без демона, который теперь жадно дышал и стонал где-то в глубине его подсознания.

Уильям своими и только своими руками провел по телу Грелля, лаская, нежно обводя все контуры, поцеловал эти опухшие, искусанные в кровь губы - так осторожно и невесомо, будто целовал не кожу, а воздух возле нее, но Грелль все равно еле слышно застонал, не отводя глаз - боялся, как и Уильям, что короткий момент пробуждения от кошмара закончится, если их глаза потеряют друг друга.

А потом это случилось - их накрыло с головой, окунуло в сладкое марево почти-беспамятства. Экстаз. Наслаждение длиною в вечность. Уильям подавил смешок, адресованный второй половине своего раздвоенного сознания, и в тон ему Сатклифф, приподнимая бедра, громко фыркнул, искривив красивые, припухшие от яростных поцелуев демона губы.

- Ну как он там, жив еще? Небось и представить себе такого не мог.

Красивая картина - Сатклифф, который лежит под ним, на спине, широко раздвинув ноги. Красивая картина - если бы не багровые пятна, которые разъедают ее, как ржавчина разъедает железо.

- Берегись, - простонал, прорычал Уильям, чувствуя, как демон возвращается, темной волной проходя по его сознанию.
- Ну уж нет. Я не побегу. Да и бесполезно все это, - красивые губы. Будут еще красивее, если подкрасить их кровью.

Нет, держать себя в руках. До боли стиснуть кулаки, оставляя следы от ногтей на ладонях. Ты не причинишь ему вреда. Рычание - не снаружи, а внутри. Ты не причинишь ему вреда, повторил Уильям. Не в этом теле. Можешь сломать это тело, но оно тебя не послушает. Кого угодно - только не его. Можешь уничтожить кого-нибудь другого.

Меня, например. Почему бы и нет?

Это моя вина. Во всем этом лишь моя вина. Мое одиночество. Моя гордыня. Моя вина.

Он скорее видит, чем чувствует, как Грелль приподнимается, осторожно слизывая языком кровь из его прокушенной губы.

- Не надо, - прошептал Грелль, надеясь найти настоящего Уильяма. - Не делай. Этого. - А потом уже громче, настойчивее, пытаясь достучаться до разума, затянутого тьмой, как черной вуалью: - Смотри на меня. Смотри только на меня. Я с тобой.

Ты смешон, жнец, предназначенный мне в жертву.

- Не смешнее тебя. Сколько тебе осталось? Знаешь, ты же все равно сдохнешь. Уже скоро. С каждой минутой твое время ис-те-ка-ет.

Я мог бы сомкнуть пальцы на твоем горле и видеть, как по капле утекает в небытие твоя жалкая жизнь.

- А, выходит, это тебя задевает?

Удар. Голова Грелля метнулась в сторону - и кулак тут же сжался, раня до крови уже поцарапанную кожу. Новые алые отметины на манжетах, когда-то безупречно чистых и отглаженных.

- Бей еще. Уильям, отпусти его. Пускай!

Он согласен на все, лишь бы защитить тебя, беспомощное существо.

- Я знаю. Он мой. Ты. Оставишь. Его. В покое.

Ты смешон, жнец.

- А ты повторяешься, демон.

Руки - тонкие, белые, с узкими запястьями - смыкаются на шее Уильяма, притягивая его к себе, ближе, еще ближе.

- Смотри только на меня. На меня, Уильям. Я люблю тебя.

Какая глупость. Кто это сказал - он или демон? Неважно. Кто-то из них.

- Я люблю тебя, - упрямо повторил Грелль. - Люблю. Я умру ради тебя. Если это позволит тебе дожить до рассвета.

Наверное, в этой фразе было столько простой, несокрушимой логики, что Уильям Т. Спирс неожиданно для себя поверил. Так приходят к решению сложной задачи, когда лампа уже не собирает ночных мотыльков, а соревнуется с лучами солнца, пробившимися сквозь шторы, когда все аргументы и способы испробованы и отброшены. Неожиданно. Как озарение. Как первый по-настоящему яркий луч, упавший на исписанную твердым, прямым почерком тетрадь. Когда все вдруг становится таким четким, таким ясным, таким... реальным?

Смотри на меня. Я люблю тебя. Я умру ради тебя.

Кто вообще всерьез может сказать такую чушь? Кто всерьез может это сделать?

Никто. Кроме, пожалуй, одного-единственного жнеца во всем управлении. Какая ирония - этот жнец лежит сейчас под тобой, Уильям. Рискнешь проверить, говорит ли он тебе правду? Рискнешь проверить, сделает ли он то, что обещал?

По подбородку Грелля стекала тоненькая струйка крови, и Уильям, плохо понимая, что он делает, наклонился, чтобы вытереть ее пальцами.

- Диспетчер Сатклифф, надеюсь, вы не ждете от меня ответной глупости?
- Нет. Но вы могли бы скрасить свой досуг моим обществом. Видите ли, я снова хочу вас, директор Спирс.

Зеленый лед в глазах, которые смотрят на него, не тает. Но и не сменяется чернотой. Ни на минуту. Ни на секунду.

Тебе стоило бы зарабатывать на жизнь изгнанием демонов, Сатклифф.

Впрочем, эта реплика совершенно некстати, когда его губы пытаются найти губы Грелля, когда их руки сплетаются, когда их тела начинают двигаться навстречу друг другу. Она остается несказанной, достается демону на закуску, они с Греллем так поглощены друг другом, что в его сознании нет уголков, которые были бы безопасными. Сколько времени уже прошло? Плевать.

* * *

Он приходит в себя, когда утро начинает закрашивать бледно-голубым цветом небо за решеткой. Солнца еще нет, но оно уже угадывается в яркой линии на горизонте. Рассвет. Он смог это сделать. Он пережил эту ночь. Воспоминание о прошедшей ночи приходит к нему вместе с тупой, ноющей болью в боку и тяжестью, сдавливающей виски. Ну конечно же, спал на холодном, жестком полу, да и то - пару часов от силы. Но порез на руке уже превратился в тонкую розовую линию, и плечо наконец перестало саднить. Уильям резко обернулся - и увидел Грелля Сатклиффа, свернувшегося клубком на полу, в паре шагов от своего начальника. Ну что ж, и этот жив. А может быть, даже здоров.

- Уи-и-и-илли? - Грелль начал протирать глаза, словно внимание Уильяма разбудило его, - это ты? как ты? что?..
- Все в порядке.
- Ох! Уилли, ну ты и напугал меня вчера! Согласись, я правильно сделал, что остался! Неизвестно, что бы ты мог натворить, если бы меня не было рядом!

О нет. Красноволосое недоразумение не только прекрасно помнило события прошлой ночи, но и успело сделать свои выводы. Скоро Сатклифф поинтересуется, где это его начальник так успешно "подцепил" демона, и ведь Уильям не знал, что ему ответить. Если он признается, что и сам нарушает правила безопасности ради своего увлечения, граничащего с работой, потеряет все рычаги воздействия на Сатклиффа. А вот Сатклифф, напротив, их приобретет.

- ...теперь-то ты должен признать, что мои методы решения вопросов тоже весьма действенны! Да, экспромты не всегда срабатывают, но есть ситуации, которые в штатном режиме никак не уладить! И тогда только особый подход гениального Грелля Сатклиффа может спасти положение. И начальство. Ну что ты на меня так смотришь, Уилли?
- Так вот какой у вас способ решения проблем, Сатклифф. Вы признаетесь в любви оппоненту, и он от страха падает замертво? Что, с вашим Себас-тяном это не сработало?

И тут произошло то, чего Уильям Т. Спирс ни разу за всю свою карьеру не видел: Сатклифф потупился, Сатклифф заткнулся, Сатклифф... покраснел.

Смерть милосердная, да он же смущен! Увидеть смущенного красного жнеца еще удивительнее, чем живьем познакомиться с низшим демоном. По крайней мере, относительно демона Уильям знал, где его можно найти.

- Что с вами, Сатклифф?
- Уилли, как это не по-джентльменски с твоей стороны, - обиженно сказал Сатклифф, - напоминать леди о признании, сделанном под воздействием такого момента.
- Вы не леди... что?! Сатклифф, бросьте свои пошлые шуточки. Вы же это не всерьез.
- Разумеется, нет! - поспешно, пожалуй, даже слишком поспешно отозвался его подчиненный. - И в мыслях не было! Просто обманул демона, вот и все!

Уильям замолчал, повернулся к окну, растирая затекшую шею.

- Тяжело же вам пришлось, наверное.
- А?
- Обмануть демона, который умеет читать мысли, очень непросто.
- А... - Сатклифф замолчал и побледнел, он казался сейчас таким тихим, сосредоточенным, словно из него выпустили по капле всю наглость, - я сказал... глу-у-у-у-упость! И я прошу прощения за это! Ну ладно, Уилли, все живы, все здоровы, я ничего не расскажу о демоне, ты - о моем дурацком признании, а сейчас нам нужно идти... рабочий день уже начался...
- Ради Смерти, не будьте идиотом, Сатклифф. Я взял больничный на этот день, а что касается вас, то вы можете не являться на работу сегодня. Я вам разрешаю. Дайте руку.
- Зачем?! - всполошился Сатклифф.
- За тем, что я хочу удостовериться, что с вами действительно все в порядке. Вы примете душ, позавтракаете и ляжете спать. Да не дергайтесь вы так, Сатклифф. Я не собираюсь на вас набрасываться.
- Ну да, вы снова прежний мистер Спирс...

Ему это только послышалось, или в голосе красного жнеца мелькнуло сожаление?

- Не требуйте от меня ответных... глупостей, Сатклифф. Но мы можем поужинать вместе, если все эти бредовые идеи относительно любви ко мне не выветрятся из вашей пустой головы после того, как вы как следует выспитесь.
- Какие еще идеи? - Сатклифф в образе невинной овечки был просто очарователен.
- Я обманул вас, Сатклифф. Демоны не умеют читать мысли.

* * *

- Не жалеешь о своем свободном времени? Видишь ли, это работа всегда будет сверхурочной.
- Нет, что ты, Уилли! Это же так интересно!

Уильям вздохнул. Ночной кошмар любого руководителя, худший жнец во всем управлении все-таки нашел работу себе по вкусу. Жизнь себе по вкусу. Любовника себе по вкусу. Тем ужаснее осознавать, что Уильяма устраивали все эти перемены. Грелль Сатклифф, как выяснилось, мог быть прекрасным сотрудником, если работа всерьез его увлекала. Мог быть прекрасным собеседником, если не пытался выделываться в своей особой, сатклиффовской манере. Мог быть прекрасным любовником, если... если любил. А в том, что Грелль Сатклифф любил его, Уильям почему-то не сомневался.

Работать с напарником было гораздо удобнее, чем без него. Опять же, этого требовала инструкция по безопасности, а Уильям был известным почитателем инструкций и правил. А вот куда они возвращались после того, как очередное демонское капище было обезврежено - не касалось ни управления, ни их начальства, ни даже самой Смерти.

Какая нелепость. Ему понадобилась помощь демона для того, чтобы осознать, что он так неистово хочет Грелля Сатклиффа. Ему понадобилась помощь демона для того, чтобы узнать, как сильно Грелль Сатклифф его любит.

Если вдуматься, то маленький алый флакончик был просто афродизиаком.

Уильям передает Греллю очередной пакет с опечатанными флаконами всех цветов и форм, ставит на него штамп "Проверено, безопасно для хранения". Только у него есть полный набор печатей и штампов для такого случая - в конце концов, он директор чертова Департамента по чрезвычайным ситуациям. И кстати, он не обязан ни на кого полагаться, не обязан никому доверять. Тем приятнее осознавать, что красноволосая бестия, которая красуется в лучах закатного солнца - его собственный, осознанный выбор. Это вопрос доверия. Что ж - он знает, что он целиком и полностью доверяет Греллю Сатклиффу. Любовь? Кого волнует это нелепое слово? Это просто... как первый яркий луч, упавший на исписанную тетрадь в час рассвета. Не любовь. Ни в коем случае нет. Просто их жизнь - она ведь только начинается.

@темы: Kuroshitsuji: Уильям Т. Спирс, Грелль Сатклифф (таб.30)

---

[Viole2xta]

Название: Новый мир
Фандом: Heroes
Герои: Питер/Сайлар
Тема: III.4 – ветер
Объём: 441 слово
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
A/N: постапокалипсис


Ветер гоняет по затихшим улицам пустую пластиковую бутылку из под воды. Ветер приподнимает край мятой футболки и скользит по впалому животу, играя с темной линией волос, уходящей под подтрепанные джинсы. На крыше двадцатиэтажного здания ветер всё ещё ленив по сравнению с бурями, разрушившими этот город. Протянув к ветру руку, Сайлар загоняет его между своими пальцами и наматывает на указательный, создавая миниатюрное торнадо. Наигравшись, он отбрасывает его в сторону, кажется, библиотеки, и чудом уцелевшее от мародеров окно выносит вместе с рамой на глазах исчезающая воронка. Отпущенный ветер подхватывает посеревшие шнурки кед.

Сайлар сидит на осколках Феникса, опираясь спиной о вывороченную дверь. В нескольких метрах от его ног, как раз по центру вертолётной площадки, лежат останки одного из мутировавших солдат когда-то армии Освобождения. Обезображенное животной яростью лицо пустым взглядом смотрит в облачный вечер. Подув, Сайлар закрывает мертвому глаза – традиция.

Закончив перестраховочный облет района, на крышу плавно приземляется Питер. При соприкосновении с битым стеклом, подошвы его ботинок издают противный скрежет. Сайлар морщится, его слух, пожалуй, чересчур чувствителен после поднимающих уровень адреналина сражений. Кивнув, он какое-то время медлит – иногда ему кажется, что заключенная в нём сила практически придавливает к земле, но потом всё же встаёт и делает шаг навстречу.

- Единственный за последние четыре дня, - озвучивает Питер, засунув руки в карманы брюк.

Завтра они отправят сообщение о том, что город сравнительно безопасен, и в него войдут люди.

Сегодня они вместе летят на окраину, к ставшему привычным за почти два месяца логову. Скорее из-за паранойи, чем по необходимости – они уверены, что зачистка закончена ещё неделю назад – прислушиваясь ко всему, что происходит под ними. Усталость берет своё, и хотя вслух этого никто говорит, они оба хотят как можно скорее добраться до укрепленного одноэтажного здания – раньше магазина ремонта обуви. Оказавшись на месте, они первым делом проверяют баррикады, и только потом позволяют себе расслабиться.

Стянув через голову футболку, Сайлар нагибается над импровизированной раковиной и быстрыми резкими движениями смывает с рук засохшую кровь последнего солдата. Питер, скинув с ног ботинки с носками, садится в кресло и ждёт. Их день с ненормированным рабочим графиком как всегда заканчивается когда-то надломленным, теперь же обыденным, измученным сексом.

Сайлар не знает, сколько времени понадобится на завершение этой медленной, ленивой войны, сколько ещё городов им придётся брать боем, сколько повернувшихся против мирного населения солдат они разорвут на части, расчищая место для нового мира Нэйтана Петрелли.

Он знает, что, как только с грязью будет покончено, пойдёт к Питеру, на ходу расстегивая ремень. Знает, что пока новый мир остаётся светлой перспективой, тот будет его напарником и любовником. Сайлар не тешит себя иллюзиями и понимает, что как был, так и остаётся монстром, но сейчас он не один, и ему кажется, что в этом есть смысл.



Название: Человек-дождь
Фандом: Heroes
Герои: Сайлар
Тема: III.4 – дождь
Объём: 100 слов
Тип: джен
Рейтинг: PG
A/N: AU отн. 3x11-12, ужас, драма


Спустя тринадцать лет это не патологическая необходимость, а паломничество от файла до непременного убийства. Не добавление новых сил, а коллекционирование повторяющихся с незначительными, большинством бесполезными различиями.

На человека-погоду он, как ему кажется, наталкивается абсолютно случайно – настолько абсолютно, насколько это вообще возможно в их мире, где людей со сверхспособностями притягивает друг к другу даже тогда, когда они вращаются на разных орбитах.

Сайлар просыпается от спячки, открывает глаза внутри неизменившегося внешне тела и воет. Разрывает ногтями окруживший его кокон, сплетенный безразличием, разгрызает его зубами и счастливо улыбается.

- Нравится, да? – у дождя лицо Габриеля и руки Эль. – Маме тоже.

И Сайлар бежит.

@темы: .III.4 Погода, #fandom: Heroes, Heroes: фэндом в целом (таб.30)

---

[December Offspring]

Название: Некачественный шпионаж
Фандом: Хеллсинг
Герои: Интегра, Хейнкель
Тема: III - 4 Жара
Объём: 923 слова
Тип: джен
Рейтинг: PG

Фонтан Треви, больше похожий на бассейн с искусственным водопадом, занимает почти всю площадь. Огромная чаша кажется настолько переполненной, что в сердцах наблюдателей неизменно возникает тревога: вдруг масса воды выльется через край, затопит площадь и потечет по римским улицам. Будто вбитая в фасад здания статуя морского бога, исполнена так живо, словно он только и ждет момента, чтобы возглавить триумфальное шествие водных потоков по городу. Этот фонтан заслуживает самых блестящих комплиментов, всех слов которых о нем когда-нибудь говорили или скажут ещё. Туристы и местные жители готовы часами любоваться им. Однако внимание Хейнкель было сосредоточено на светлом затылке, который она чуть не задевала кончиком носа.
Своё поведение католичка без лишних экивоков перед собственной совестью назвала безумием. Возражать было бессмысленно: никто не заставлял её следить за протестанткой, она вызвалась сама, как только Максвелл упомянул, что Хеллсинг приехала в Рим с непонятной целью. За несколько дней наблюдения, Хейнкель поняла, что Интегра правда просто отдыхает, смотрит достопримечательности, фотографирует, пробует местную кухню и ходит по магазинам. Но девушка продолжала слежку, говорила, что от протестантов всего можно ожидать, что они замышляют что-то. А на самом деле… католичка чувствовала себя околдованной. Она не могла оторвать взгляд от Интегры, мучалась ночью, когда слежку приходилось прекращать, почти не ела и придумывала всё менее правдоподобные оправдания перед шефом.
Несмотря на то, что был всего лишь апрель, воздух Рима уже успел прогреться и к полудню всегда накалялся до предела, так что итальянцы прятались в своих домах, а туристы мечтали искупаться в фонтане, несмотря на возможность штрафа. Хейнкель в рубашке, темных брюках и пиджаке с римским воротником, потела сильнее остальных, и часто моргала, смахивая с ресниц едкие капельки. Однако отойти в тень девушка не решалась, одновременно удивляясь тому, как англичанка легко переносит жару – она стояла на самом солнцепеке уже почти полчаса, не шевелясь и не отрывая взгляда от фонтана, хотя её толкали со всех сторон. Внезапно Интегра отклонилась назад, прижавшись спиной к груди Хейнкель. Католичка вздрогнула, но не отошла. Протестантка взглянула на девушку, и той сразу стало прохладнее.
- Кто ты? – без предисловий спросила Интегра. Хейнкель была готова, что её рано или поздно обнаружат, может быть, она не ожидала такой внезапности, но ответы уже были придуманы, множество вариантов теснились в её голове, это были сложносочиненные неправды или примитивная истина, чуть сглаженная ложью, но почему-то католичка ответила вопросом, который не собиралась задавать:
- Ты не помнишь? – протестантка удивленно вскинула брови, потому что тоже не ожидала такого поворота событий. Особенно удивляло то, что она действительно помнила. Девочка выросла, изменились черты лица, волосы стали короче и жестче, однако взгляд серых глаз остался прежним: таким же неприлично восхищенным.
- Помню… - Интегра на миг растерялась, а потом тряхнула головой и зло сощурилась, - не сбивай меня, я же знаю, что ты из Искариота. Зачем вы за мной следите? – теперь настала очередь Хейнкель удивляться:
- Подожди-ка, как ты узнала?
- Мои люди выяснили.
- Ты в Риме не одна? – католичка начала оглядывать так, будто надеялась разглядеть агентов «Хеллсинга», которых три дня не замечала.
- Нет, я связалась со своим штабом. Так ты ответишь на мои вопросы?
- Разве не ясно, - Хейнкель дернула плечом, - я за тобой слежу.
- Почему? – Интегра сощурилась, а католичка с беспокойством огляделась. Люди вокруг не обращали на них внимания, со спины они, наверное, и вовсе напоминали воркующую парочку, потому что Хейнкель часто путали с парнем, а протестантка говорила шепотом.
- Потому… не известно, что вам, еретикам, взбрело в голову. Ты же не просто так тут отдыхаешь.
- Можешь мне не верить, но я тут действительно просто отдыхаю. Думаю разговор окончен, - мисс Хеллсинг, наконец, отошла от собеседницы и направилась в одну из улиц, выходящих на площадь. Хейнкель не могла позволить ей так просто скрыться и поспешила следом.
Интегра через некоторое время оглянулась, на залитой солнцем и чуть ли не плавящейся от жары улице они были одни. Блондинка долго смотрела на католичку, сощурившись и плотно сжав губы, как ребенок, который не хочет признавать свою неправоту, а потом вдруг начала оседать на горячие уличные камни. Конечно, она перегрелась пока стояла у фонтана, но была слишком упряма, чтобы показывать врагу свою сладость.
Хейнкель автоматически подбежала и подхватила протестантку и только потом, кода она уже несла девушку на руках обратно к фонтану, поняла, что делает.
- Всегда находится принц, - Интегра слабо улыбнулась, ухватив католичку за воротник.
- Что? – не поняла Хейнкель.
- Не важно, - вздохнула Хеллсинг. На площади стало чуть меньше народу, и девушки без труда пробрались к самому краю фонтана. Интегра не стала умываться, а только запустила обе руки в прохладную воду. Хейнкель могла бы уйти, но ей не хотелось, казалось, что, несмотря на полный провал её слежки, ничего ещё не было кончено. И вскоре Интегра подтвердила эту догадку:
- Ты ведь всё равно будешь за мной следить? – спросила она, не поворачиваясь.
- Ну… да, - Хейнкель врала, на самом деле шеф только и ждал, когда можно будет забыть о протестантке и не выслушивать о ней никаких докладов.
- Тогда хотя бы прекрати «прятаться», - Хеллсинг скривилась при последнем слове, - меня раздражает взгляд в затылок. Можешь ходить со мной, может, ещё расскажешь что-нибудь интересное.
- Спасибо что разрешила, - Хейнкель старалась выглядеть безразличной, но было поздно, эту её конспирацию тоже раскрыли, ещё в самом начале разговора. Интегра дала понять, что не верит этому прохладному тону, одним взглядом. А католичка внезапно перестала удивляться тому, как мисс Хеллсинг держит бразды правления такой крупной организации.
Впрочем, им обеим стоило задуматься над другими вещами. Например, над уместностью подобной ситуации, над тем, что они будут делать дальше или над тем, чем может закончиться история, которая началась слишком давно, чтобы не утратить вкуса.

@темы: .III.4 Погода, #fandom: Hellsing, Hellsing: Интегра (таб.30)

---

[[Victory]]

Название: И для любви это не место.
Фандом: Lost
Герои: Чарльз Уидмор, Элоиза Хокинг
Тема: IV.1. Жёлтый
Объём: 1206 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG-13

Посвящается  malinkami

...

"А я не верю и боюсь, что так и умру, не увидев неба" (с) Сальвадор Дали

...

Фонарь заливал палатку дрожащим жёлтым светом, в нём было что-то болезненное, в этом приглушённом запылившимся стеклом цвете, будто прозрачные грани были покрыты еле заметными подсохшими следами крови. Точно она лёгким движением руки, как сейчас стягивает с загорелого тела выцветшую майку, провела по поверхности стекляшек, заключенных в оправу ржавого металла, оставляя за своими пальчиками дорожки красноватых подтёков.

Пятна света играли на её лице, на её коже, он видел, как тень дрожит на плотной ткани, затянувшей маленький мирок палатки. Даже в этом замкнутом пространстве, вырванном куске душной тропической ночи, ни на долю кратчайшего мгновения, пока над костром, танцуя в жарком зареве, безвольно кружится раскалённая искра, она не позволяла ему чувствовать того, что пару лет назад, на другом осколке материка, они бы назвали “отношения”.

Мальчики, девочки, игрушки, любовь и плюшевые мишки остались там, на острове в виде дамы с веером, в тысячах миль отсюда, в Англии. Там сейчас встаёт солнце, пытаясь пробиться вялыми тусклыми лучами сквозь туманную предрассветную дымку к вафельным черепицам крыш. Ночная вуаль подсвечивается юным светом, но упрямо висит над сонным городом, ожидая, пока светило не наберёт сил, чтобы разорвать её паутину, театрально раскинутую складками парадных гардин на пролётах моста через Темзу.

Здесь и сейчас нет кирпичных сводов, под которыми можно укрыться от перевёрнутой бездны неба, и от дождя не спрятаться в тенистых аллеях центрального парка, где время от времени ножницы ворчливого старика-садовника гуляют по отросшим верхушкам кустов. И ключевое слово среди груды никому ненужной ностальгии, пожухлыми листьями осени шелестящей в душах, - “сейчас”. Растянутая временная кривая вдруг сжимается и принимает километровыми столбами новые точки отсчёта.

Ни у кого здесь нет часов, они показывают неверное время, да и не нужны вовсе там, где мгновения, убегающие от испепеляющего солнца днём и от серебряного полукружья луны в россыпи алмазных созвездий - ночью, можно почувствовать мурашками по коже, суровыми морщинками на лбу задумавшейся Эллоиз.

Другое время – другие правила.

Взаимное умалчиваемое двустороннее соглашение – так, пожалуй, можно назвать то, что происходило между ними. Когда обоюдные условия ясны, то нет смысла сотрясать словами воздух. Ведь жаркой, наполненной паром тропической ночью и так трудно дышать, а слова – такая же лишняя вещь, как часы. Они теряют смысл. Тем более, если это нежный любовный шёпот или глупые рассуждения о светлом будущем.

Завтра может наступить последний день, когда мир вокруг затянет дымкой точно такого же, болезненно-жёлтого цвета, который разбрасывает пятнами покачивающийся ржавый фонарь. Одного выстрела достаточно – всего доли секунды, разрезанной свистящей металлической дробинкой анонимной ненависти.

-Иди сюда, - возбуждённый шёпот разрывает вакуум молчания.

Она сильно тянет воротничок его рубашки, приближая его губы к своим. Её поцелуи жадные, нетерпеливые.

Укусы.

И Чарльз ощущает привкус запёкшейся крови на её губах.

Хищница.

Она прерывает поцелуй, опираясь на локти, откидывается назад, и он наклоняется ближе, чтобы почувствовать, как щекочет кожу её дыхание, хриплое, учащённое и тёплое. Совсем близко.

И она улыбается, дразня. Дерзко, вызывающе улыбается.

Всё происходит как в сотни ночей до этого, без прологов – они для книг, для томиков изобилующих сантиментами женских романов. Без прелюдий – они для легкомысленных фортепьянных вальсов, под которые кружатся в танце воздушно лёгкие платья.

Он сжимает её запястья, и он знает, ей больно – и это всего лишь ещё одно правило игры, она получила то, чего хотела. Её разгорячённое тело принимает внутрь себя покорно, она не издаёт ни звука, но острые ногти впиваются в кожу его рук. Тонкие отметины – всё, что останется завтра от обуревающего, запрятанного в глубины души, скрытого страха наступающего дня.

Каждая ночь будет снова как последняя. Каждый день они будут торопиться написать новую историю, чтобы в огне страсти и свете пыльного фонаря сжечь исписанные страницы и начать следующий день с нового листа. Каждая глава логически закончена, дописана до последней точки, за которой лежит новый черновик для того же сюжета. И рефреном идут зачин, завязка, кульминация, затем окончание, и жизнь напоминает синусоиду в своих колебаниях.

И книга, которую они неведомо для себя пишут, ни похожа на сопливые истории, не будет продаваться в бульварных киосках в яркой обложке, которой суждено со временем затереться в чьих-то потных руках, перелистывающих страницы в метро или автобусе, спотыкаясь на буквах и смешивая их с роем мыслей о будничной суете.

Они не гуляли вместе по прохладным аллеям, не бежали под одним зонтиком, обгоняя ветер, играющий пожелтевшей листвой, и прячась от моросящего дождя, время от времени приносимого к туманному Альбиону серыми клубящимися тучами. Сырые листья пахли по-особенному, по-осеннему, и этот запах смешивался с ароматом и теплом чая с молоком.

Этого никогда не было, а может было с кем-то, но не с ней, - думала Элоиз, чувствуя знакомый аромат в сырости джунглей. Такое бывало только в сезон дождей, и неожиданные яркие воспоминания выбирались наружу, кровь разогревалась под кожей, раскрывая старые раны. В такую погоду она всегда ощущала, как неприятно тянет шрам на коленной чашечке.

Но до сезона дождей ещё несколько недель, и не время сейчас думать о малозначимых вещах. Воспоминаниями не растопишь костёр, хотя говорят, что они согревают душу. Наверное, врут. Люди часто врут, когда больше нечем прикрыть свою никчёмность. Молчание окружающих и сочувственные кивки - бессловесное подтверждение права на взаимную ложь.

И между Чарльзом и Элоиз та же договорённость, с той только разницей, что надевать маски им никогда не приходится.

Небо открывает врата, ведущие к непроницаемой чёрной бесконечности, и столько звёзд на нём видно только здесь, в южно полушарии, а Элли спит, как ребёнок, подложив кулачёк под щеку. Такая уставшая девочка Элли.

Сегодня днём было невыносимо жарко, солнце нещадно иссушало всё вокруг. Нетерпеливая, она не могла выжидать в засаде столько, сколько того требовалось. Элоиз вытерла испарину со лба, пересечённого недовольной морщинкой, и решительно свела винтовку с предохранителя.

-Ты сума сошла! – Чарльз знал, что с ней всегда надо быть на чеку, поэтому, не успела она ещё ринуться из зарослей, как он крепко схватил её за тонкое запястье. Он хотел закричать на неё, но сдержался, и три слова вырвались свистящим недовольным шёпотом.

-Чарльз, отвали! – Она рванулась из его железной хватки и напоследок бросила презрительный взгляд. Элли уже и след простыл, а он всё смотрел в пустоту, где только что перед ним сияли её холодные голубые глаза.

Ей казалось, что к телу подносили раскалённые угли, солнце прожигало насквозь.

Невыносимо.

Просто сорваться с места – всё, что было нужно в тот момент.

Неугомонную Элли поймали, и он видел, как один из солдат наотмашь ударил её прикладом прямо по лицу. Тут уже Чарльз не выдержал и, вопреки команде не выбираться из засады, побежал вперёд.

Он повалил солдата, стоявшего рядом с ней. Элли быстро вскочила на ноги и подобрала винтовку.

-Ну что, устроим вечеринку?

У неё была в кровь разбита губа. Она лишь облизнула её и улыбнулась, в её глазах загорелся какой-то дьявольский огонёк.

Она была точно пьяна.

Адреналином и яростью.

Сейчас он не задумывается и о завтрашнем дне. И правда, кто же мог знать, что через десятки лет, десятки километров пройденного пути, всё начнёт тускнеть в толще времени, как расплывается на горизонте отдаляющиеся огни покинутого городка, а с ним останется, врежется в память эта её улыбка и этот холодный пронизывающий взгляд.

Так улыбается только Элли…

Когда она спит, она похожа на всех своих сверстниц, легкомысленных девушек, витающих в розовых мечтах. Её почти можно себе представить в лёгком струящемся платье. Можно представить влажные тёплые глаза.

Её кожа пахнет солнцем, а запястья такие тонкие…

Как у молодой английской леди.

Только сжатая ладонь вся покрыта мозолями.

Когда она улыбается, она не кокетничает.

Ей не нужны эти глупости.

Её улыбка – это вызов.

И Чарльз знает, что никогда не сможет сказать “моя Элоиз”.

...

The End.

@темы: #fandom: Lost, .IV.1 Цвета, Lost: фэндом в целом (таб.30)

---

[Gally]

Название: Предложение
Фандом: кроссовер George Gently/Life on Mars
Герои: Эмптон, Джин Хант
Тема: V. 1 - Меня даже силком не заставишь...
Объём: 270 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечания: Действие происходит в середине шестидесятых; Хант еще не стал старшим инспектором

- Знаете, Юджин... Ведь я могу вас так называть?
- В жизни меня никто так не называл. Только Джином.
- Значит, Джин, - говорит Эмптон с легкой улыбкой.
- Вы, - с сильным акцентом произносит его собеседник, выпятив челюсть, - можете называть меня инспектором Хантом.
Эмптон кивает все с той же улыбкой. Эмптон любит говорить, что вырос на улице, но по нему этого не скажешь. В отличие от Ханта он говорит с безупречным произношением и одет с иголочки.
- Хорошо, инспектор. Так все-таки что вы думаете о моем предложении?
- Я уже сказал. Мое дело ловить преступников. Если они ирландцы, ловить их еще приятнее. И то, что какой-то лондонский хлыщ хочет с их помощью поторговаться с ИРА, меня не касается. Моррисона поймали на ограблении банка, и он за него сядет, а на ваши планы мне плевать.
Эмптон остается все так же безмятежен.
- Вынужден напомнить вам, инспектор, что вы здесь не самая значительная фигура...
- Но пришли вы почему-то ко мне, - насмешливо обрывает его Хант. - Можете пойти к моему старшему инспектору, увидите, что он вам скажет. Можете пойти еще выше и, возможно, вы даже добьетесь своего, но до тех пор я его вам не отдам. И силой вы меня не заставите, - добавляет он угрожающе.
- Почему же обязательно силой? - с разыгранным удивлением отвечает Эмптон. - Мне бы и в голову не пришло на вас давить, тем более, что это, как мне кажется, и невозможно. Но мы могли бы как-то вас отблагодарить за эту небольшую услугу. Возможно, помощь при переводе в Лондон...
- Нужен мне ваш Лондон, - с пренебрежением говорит Хант. - Мне и здесь хорошо.

@темы: .V.1 Фразы, #fandom: George Gently, George Gently: фэндом в целом (таб.30)

---

[Райт]

Название: Встреча в Эчиго
Фандом: Sengoku Basara
Герои: Шинген/Кеншин
Тема: Мороз
Объем: 462 слова
Тип: юмор
Рейтинг: G

- Такеда Шинген, властитель земель Каи, прибыл. - сообщил вошедший в покои страж. Хозяин Эчиго медленно кивнул, заканчивая рисовать на свитке последний иероглиф.
- Вся стража может быть свободна.
Люди Уесуги Кеншина не привыкли спорить со своим господином или удивляться его приказам, какими бы странными они не были. Их лорд на всю Японию славился своим умом, что и неоднократно доказывал на поле боя, умело командуя как малочисленной личной кавалерией, так и одним из крупнейших отрядов шиноби. Хотя слухи про Бога Войны и Тигра из Каи ползли самые разнообразные, а оба властителя не опровергали и не спешили подтверждать чужих домыслов, то слуги лордов предпочитали в сплетни не лезть. По крайней мере, пока рядом сами источники слухов. Поэтому стражник почел за благо, поклонившись, удалиться без ненужных вопросов.
- Здравствуй, Тигр. - встал навстречу гостю Кеншин. - Надеюсь твоя дорога до этого места была легка?
- Спасибо, Дракон. На моем пути сюда никаких сложностей не возникло. - широко улыбнулся Шинген. - Получив такое послание я мог бы преодолеть и более сложные препятствия, чем простая прогулка до Эчиго.
- Тебя заинтересовало содержание моего письма?
- Несомненно.
- И ты согласен с ним?
- Мог бы и не спрашивать, ты же знаешь, что ответ будет положителен. Когда еще доведется. - Горячо заверил собеседника Шинген и зябко повел могучими плечами. - Но в твоем доме довольно прохладно.
Кеншин звонко рассмеялся. - Я же люблю прохладу, мой пламенный друг, но если тебе это доставляет неудобства, можно зажечь огонь. Правда, всех слуг я отослал.
- Это не проблема, порядочный правитель должен уметь все.
Шинген взял дров, чтобы развести огонь и, сложив их шалашиком, направил свою внутреннюю силу на поленья, мгновенно занявшиеся первыми язычками пламени. А через секунду пара бывших дров уже с воплями выбегала из пламени, на ходу превращаясь в главных шиноби Каи и Эчиго. Изрядно, правда, подкопченных.
- И что с этими подчиненными делать? - Вернувшись в комнату вопросил Такеда у Уесуги, с задумчивым видом разливавшего сакэ по большим пиалам. - Вроде бы надо наказать за непослушание, но они и сами себя уже наказали.
- Не беспокойся, Тигр. Я знаю вполне достойный ответ на их неразумный поступок. - Кеншин, не разлив ни капли, протянул Такеде до краев наполненную чашу. И поднял свою. – Думаю, заставить благородных командиров шиноби залатывать дыры на ими же испорченных одеждах будет довольно.
Такеда засмеялся, представляя себе вытянувшееся лицо Саске, когда он сообщит тому меру его наказания. Такого еще не было. Властитель Эчиго умел уязвить чужую гордость, если это требовалось. Кеншин поднял свою чашу, приглашая гостя сделать то же самое. Такеда не стал отказывать гостеприимному хозяину. И через несколько часов, утомленные возлияниями и разговором, властители Каи и Эчиго уже спали, склонив головы на плечи друг друга. Им еще предстояла тяжелая битва за господство над провинцией, в которой варили лучшее пиво, что завершилась грандиозной пьянкой двух армий.

@темы: .III.4 Погода, #fandom: Sengoku Basara, Sengoku Basara: фэндом в целом (таб.30)

---

[AlyonaSL]

Название: Незваные гости
Фандом: X-over CSI LV - House, M.D.
Герои: Гил Гриссом/Грэг Сандерс, Грэгори Хаус/Джеймс Уилсон
Тема: "самолет"
Объём: 1960 слов
Тип: кагбэ слэш
Рейтинг: РG
Саммари: "- Запомни, Джим, - Хаус повернулся, наклоняясь ближе, и прошептал Уилсону на ухо: - Мы им всегда нужны. Тем более в таких ситуациях."
От автора: месяц и год события, упоминаемого в тексте, взяты из соответствующих новостей. Слава богу, это наконец правда )))
Предупреждения: термоядерный флафф
Дисклеймер: всё чужое. Моя только любовь.


НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

…Когда табло «Пристегните ремни» перестало мигать и погасло, Уилсон решился. И сказал как можно более твердо:
- Все-таки я думаю, что мы это зря. Мы уже не дети, чтобы откалывать такие номера!..
- А? – переспросил Хаус, вынимая из одного уха наушник. – Какие номера?
- Такие, – ответил Уилсон. – В конце концов, нас никто не звал.
- Правильно, - Хаус вынул наушник из другого уха – с таким видом, словно сделал большое одолжение! – и откинулся на кресле, довольно улыбаясь. – В этом и состоит идея, если ты до сих пор не понял. Нас не звали, а мы вот они – опа!.. – приехали! Точнее, прилетели!..
- Ага, а там никого дома нет. Оба либо на работе, либо у мамы в Калифорнии, либо еще где-нибудь…
- В отеле Белладжио в номере для новобрачных? – продолжал ухмыляться Хаус. – Да не вопрос, мы их и там найдем. И скажем: господа, это же неприлично – не звать лучших друзей на своё…
Тут мимо прошла стюардесса и поинтересовалась, не желают ли пассажиры напитки. Хаус живо повернулся к ней:
- О, леди, мне минеральной воды… благодарю, - он отвесил ей шутливый поклон, и девушка заулыбалась, глядя, как небритый пассажир с тростью забавно ерничает. – А моему приятелю, пожалуйста, виски или коньяку… ему надо расслабиться!..
Стюардесса сказала «минуточку» и пошла по проходу дальше.
- Так на чем я остановился? Ах, да! На том, что неприлично не звать старых друзей на своё бракосочетание!..
- Не неси чушь, - буркнул Уилсон, недовольный тем, что Хаус еще и опозорил его перед стюардессой. – Какое, к черту, бракосочетание? Если ты не помнишь – это называется «церемония вступления в гражданское партнерство», и…
- И что? Главное - церемония, - Хаус многозначительно поднял вверх руку со стаканом минералки. – А церемония должна быть торжественная. Как минимум двое лучших друзей из Нью-Джерси должны присутствовать на ней непременно! Или хотя бы отметить событие после. И мне совершенно все равно, хотят этого молодожё.. эээ… я хотел сказать – лица, вступающие в гражданское партнерство, или нет!..
- Да ты пойми, - начал Уилсон, - Гил же достаточно однозначно сказал – не будет никакой праздничной церемонии! Да и в самом деле, – зачем она им? Люди уже столько лет вместе…
- Мы с тобой были вместе куда больше лет: однако церемония была, и еще какая! Были журналисты со всего Принстона, был белый смокинг… у тебя, – Хаус довольно ухмыльнулся, - и консервные банки, привязанные к машине, тоже были! Сандерс их из самого Вегаса приволок! Наверное, с помойки около Белладжио, уж больно красивые были банки…
- Потому что это всё нужно было ТЕБЕ! И смокинг тот дурацкий, и журналисты, и банки чертовы! А им это не надо, они просто сходят тихо-мирно в мэрию, и всё… во всяком случае, так Гил сказал.
- Мало ли что он сказал, - сообщил Хаус, но тут рядом материализовалась стюардесса.
- Прошу, мистер, - коньяк для вашего приятеля, - она, улыбаясь, обращалась именно к Хаусу, и Уилсона это задело. Он протянул руку и сам взял стаканчик. И тут же одним махом опустошил его:
- Спасибо, мисс!
- О, я вижу, вы уже расслабились… приятного полета!.. – и девушка покатила свою тележку дальше.
Уилсон покраснел.
Коньяк придал ему решимости, и он снова взялся за свое:
- Люди явно сказали, что они не хотят никаких церемоний! Никаких гостей! Вот зачем мы туда летим, если мы им там не нужны?..
- Запомни, Джим, - Хаус повернулся, наклоняясь ближе, и прошептал Уилсону на ухо: - Мы им всегда нужны. Тем более в таких ситуациях. Это Грис думает, что они просто сходят в мэрию – и всё! Когда они сходят, то поймут, что теперь им чего-то этакого не хватает. Хотя бы нас с тобой, чтобы отметить тот факт, что теперь ни одна собака не посмеет плюнуть им в лицо, особенно на работе! Ставлю сотку, что как минимум Сандерсу захочется по этому поводу хорошо клюкнуть, а потом привязать к служебной машине десятка два консервных банок и поехать кататься на Стрип! Нет, конечно, номер для новобрачных в Белладжио мы им не снимем, - ибо даже у нас с тобой нет таких денег: но посидеть в каком-нибудь милом ресторанчике вчетвером вполне можем, и думаю, даже я один способен буду все эти посиделки оплатить! Только вот консервных банок мы с тобой захватить из Принстона не догадались!..
- Ты думаешь?..
- Я знаю, - припечатал Хаус, стукнув тростью о мягкий пол салона. – И можешь мне не говорить, что для них это будет только формальность. Да, я знаю, что они уже много лет связаны другими вещами, что у них есть та дебильная калифорнийская бумажка, и что колец они подавно не носят, - но вот увидишь, им будет чертовски приятно, что мы прилетели без приглашения и отметили с ними их вступление в гражданское партнерство!.. Я им еще тогда говорил, что они доживут, вот и дожили….
Хаус прервал тираду и увидел, что Уилсон банально задремал на его плече. Возможно, причиной этого был коньяк. Или сборы в спешке накануне. Или накопившаяся усталость, которая свалилась на них обоих в этом месяце – в октябре две тысячи девятого года, когда в штате Невада наконец были разрешены гражданские партнерства. И эта парочка чокнутых криминалистов все-таки собралась в мэрию, чтобы такое партнерство заключить официально.
Грех не выпить за это, в самом деле!..

***

Возле мэрии было полно машин, и о парковке было даже говорить смешно.
- Хорошо, что мы пришли сюда пешком, а, Медведь?.. – Грэг оглядел забитую транспортом стоянку и улыбнулся. – Пошли теперь опять на работу.
- Зачем? ..
- Гил, ну ты что? Ты о чем думаешь? Там же на стоянке наша машина.
- Ааа, - Гриссом тоже улыбнулся и осторожно обнял Грэга за плечи. – Тогда ладно. Тогда пошли.
- Ты вообще можешь теперь не сильно стесняться меня обнимать на улице. Теперь мы с тобой хоть поцеловаться можем прямо тут, и ничего нам с тобой не будет!..
Гриссом посмотрела на Грэга, на то, как он смеется, и доверительно произнес:
- Ты же знаешь, что мне никогда не нужны были никакие бумажки, чтобы тебя обнимать… как следует. Но что никакая бумажка не позволит мне делать это на людях…
- Ну да. Прости, я забыл, - кивнул Грэг. – Так что, идем на работу?
- Надеюсь, там нас никто не будет поздравлять, - усмехнулся Гил. – Мы ведь никому не сказали. Никому ведь, я не ошибаюсь?
- Эммм… нет, - замялся Грэг. – На работе – точно никому!..
Гриссом не обратил внимание на данное уточнение и направился в сторону лаборатории. Грэг пошел за ним.
- Это все-таки так забавно, - говорил он по дороге. – Честное слово, у меня еще в голове не уложилось. Такое состояние, что… ну, я не знаю… вроде бы ничего не случилось, а вроде бы…
- …теперь все можно, да? – обернулся Гил, усмехаясь. – Эх, ты, ушастый!.. Тебе для этого бумажки нужны? И ты забыл, что как минимум в Калифорнии еще с прошлого года у нас с тобой уже были все права?
- В Калифорнии не считается, – отмахнулся Грэг. – И потом – я не знаю, что употребляют калифорнийцы, но только мотает их в этом вопросе - ужас как: то можно, то нельзя, то опять можно, то опять нельзя – но кто успел, тому можно! Помнишь, как мы прошлым летом номер в гостинице в Лос-Анджелесе оформляли на двоих? И я ради прикола калифорнийскую бумажку показывал? А дама на ресепшен уважительно так: «О, вы из этой… из первой волны?..» Мне сразу захотелось напустить на себя важный вид и сказать: «О, да! Мы ветераны движения!»
- Тоже мне ветеран, - Гриссома откровенно забавляла эта болтовня. – Я понять не могу, Грэг, чего ты так веселишься? Ничего же не произошло. Ничего особенного не изменилось…
- Ну да… но все равно как-то прикольно, - ответил Сандерс, смущенно вертя в руках ключи от машины.
Ему вдруг почему-то захотелось пройтись колесом по улице. Но наверное, в тридцать четыре это уже слегка несолидно.
До работы они добрались без приключений, и даже машину вывели со стоянки практически без задержки. Все знали, что их смена кончилась, что они ходили куда-то по делам, и что теперь едут домой: и никого уже давно не смущало, что домой они едут вместе, на одной машине и по одному адресу. Так что Гил Гриссом был абсолютно прав: с получением официальной невадской лицензии на гражданское партнерство в их жизни ровно ничего не изменилось. И собственно, не было вроде бы никакого повода для праздника.
Мобильник Гила затрезвонил, когда они добрались до стоянки и сели в машину. К счастью, Грэг сразу уселся за руль, поэтому Гил ответил на звонок, глядя, как Сандерс аккуратно выводит автомобиль на улицу.
- Да, Гриссом слушает. Кто?.. Да, конечно, безусловно… Что?..
Грэг продолжал внимательно вести машину, изредка косясь на Гила и силясь понять, с кем тот разговаривает. А когда Гил произнес «Хаус, вот скажи мне, откуда ты все это знаешь?..» - Сандерсу стало понятно, что сейчас все вылезет наружу. То, что он на днях все-таки не удержался и поделился с Уилсоном в письме этим самым фактом: что такого-то числа они с Гилом пойдут в мэрию и наконец-то получат официальную невадскую бумажку. О том, что у них - признанное в этом штате гражданское партнерство. И что Гил сказал, что в этом нет ничего особенного, и никакого шума поднимать не надо.
А Уилсон, конечно же, рассказал Хаусу. А Хаус… Черт, как же Грэг не подумал, что от его тезки всего можно ожидать?..
Под эти мысли ошарашенный Сандерс чуть не врезался в идущий по соседней полосе Бьюик и, не дожидаясь нового инцидента, припарковался у обочины.
- Да, Хаус, я тебя слушаю, - продолжал беседу Гил. – Спасибо за поздравления, только вряд ли они к чему… в том смысле, что по сути-то ничего не изменилось. В общем да, конечно, мы были бы рады вас видеть, но это не повод, чтобы вам тратить время и деньги, чтобы сейчас приезжать… Прости, что ты сказал?..
Гриссом прикрыл мобильник свободной рукой и шепотом сообщил Грэгу:
- Это Хаус. Он говорит, что они уже приехали. Они у нас в аэропорту.
Грэг огляделся и понял, что волею судеб машина стоит как раз на развилке: направо - поворот к ним домой, а налево – в аэропорт.
Так забавно.
- Я позже уточню, откуда им известна дата нашего визита в мэрию, - продолжал шептать Гил, - а пока давай бери левее и поехали.
А потом произнес в телефон:
- Да не надо никакого такси, мы как раз выехали с работы: сейчас захватим вас в аэропорту… вы в каком терминале?..

***

Напиться толком в тот вечер никому из них не удалось: потому что всё время было занято разговорами. Так повезло найти столик в каком-то не слишком пафосном ресторанчике неподалеку от центра: безусловно, Хаус предлагал «закатиться все-таки в Белладжио и снять номер для новобрачных, но боюсь, нас неправильно поймут, если мы закатимся туда вчетвером!» Но все равно машину пришлось оставить у ресторана на стоянке и вызвать такси. Таксист подозрительно косился на четырех мужиков среднего возраста и старше, которые постоянно о чем-то говорили, смеялись и хлопали друг друга по плечу, - но ничего не сказал.
А вечером Хаус заявил Уилсону перед тем, как заснуть:
- Вот видишь, я был прав! Прилетать было надо, причем именно без предварительного звонка. Так что не говори потом, что я невежа и большой ребенок: я лучше тебя знаю жизнь и чертовски рад, что приехал сюда по такому поводу… вместе с тобой, - неожиданно закончил он свою речь.
Уилсон покраснел и списал завершение речи на то, что Хаус все-таки выпил. На трезвую голову ему такие признания были не свойственны.
А в хозяйской спальне в это же время Гил говорил Грэгу о том, что «мы еще выясним, откуда наши друзья из Принстона знают о дате нашего визита в мэрию, но все-таки, ушастый…. хорошо, что они приехали. Так что и ты в чем-то был прав…»
Грэг сказал «угу», обхватил Гила и вырубился. Он все-таки устал сегодня на работе, и в мэрии переволновался, а еще переживал, как Гил воспримет это внезапное явление «незваных гостей» - для обоих внезапное, чего уж там говорить!.. Но самое главное, что Медведь не сердился. Значит, для него это, при всём его ворчании, тоже был хоть маленький, но праздник.
Который вовсе не грех отметить с близкими друзьями.

@темы: CSI: Гил Гриссом, Грэг Сандерс (таб.30), #fandom: CSI, .III.3 Места

---

[Mikhael Stokes]

Название: Мысли о себе...
Фандом: CSI LV
Герои: Ник Стоукс, Сара Сайдл, члены команды CSI
Тема: Сражаясь с чудовищами, берегись, как бы не стать одним из них. Ф. Ницше
Объём: 7640 слов
Тип: джен
Рейтинг:G
Саммари: Иногда боги решают поиграть. Но игры у них весьма странные...

Заснеженная пустыня где-то в дебрях Аляски. Посреди освещенной лишь тусклым светом полной Луны в вихре снежинок стояли три фигуры. Две из них были массивными, даже скорее больше, чем самый крупный мужчина в этой местности, а третий стоящий был совсем как обычный человек. Только вот устоять на месте он не мог ни минуты. Эти трое о чем-то перешептывались. Хотя шепот их был похож больше на гул пароходных труб.
- Локи, ты уверен, что они этого стоят? Подумаешь, какие-то смертные, - один из великанов недовольно фыркнул.
- Ой, Один, с каких это пор тебе наскучило играть с человеческими жизнями и судьбами? - вертлявый недоуменно свел брови на переносице, вопрошающе уставившись на Одина.
- С тех самых пор, плут, как мы ушли на покой, поклявшись Асгардом больше не вмешиваться в жизни смертных! - вступил в спор третий.
- Наверное, ты хотел сказать, с тех пор как о нас забыли, дорогой мой Тор, и нам пришлось уйти вслед за другими богами в Небытие, - с ехидством парировал Локи. От столь наглого обращения к себе у Тора глаза налились кровью, и он уже было замахнулся своим могучим молотом, чтобы преподать наглецу урок вежливости, но Один остановил его:
- Довольно! Вы оба! - пророкотал он. - Сейчас должна вернуться Фрейя. От ее слов зависит мое решение.
Локи и Тор мгновенно угомонились. На занесенной снегом поляне воцарилась тишина. Никто не решался произнести ни слова. Ведь это могло привести к возникновению очередного спора и перепалки, а ведь Один их так не любил.
Неожиданно в небе, на мгновение закрыв Луну, метнулась какая-то большая тень. Еще мгновение спустя на поляну приземлилась колесница, в которую были запряжены две огромные кошки, похожие на тигров, только с тремя хвостами. Глухо лязгнула открывшаяся золотая дверца. Это была Фрейя. Все трое обратили к ней свои взоры.
- Ну, что ты скажешь, Фрейя? Настолько ли эти смертные из странного города Лас-Вегас интересны, что нам стоит поиграть с ними, дабы развеять многовековую скуку нашего существования в Небытие? - задал интересовавший всех вопрос Один. Легко и грациозно спрыгнув прямо в снег, богиня любви ответила:
- Один, ты самый мудрый из нас! Но ты послал меня, дабы я проверила все то, что нам про них наговорила Бастет. В этом снова проявилась... - но договорить свою хвалебную речь ей так и не дали. Жестом руки Один заставил ее замолчать:
- Ближе к телу, как говорят патологоанатомы и судебные медики!
Фрейя состроила недовольное личико, потом сплюнула на землю, закидала плевок снегом и начала рассказ:
- Ну, ближе так ближе. Значит так. Прилетела я туда, посмотрела что к чему. Живут они в своей лаборатории, конечно, безумно весело – все куда-то бегут, спешат, носятся по коридорам с коробками и пробирками, галдят. В общем, веселуха полная! А наши же герои просто шик, блеск, красота! С такими мы уже давно не работали. Но есть одно НО... - Фрейя виновато посмотрела в глаза Одина. Тот понимающе кивнул головой. Только Локи разгневанно подскочил к ближайшей сосне и, обхватив ствол руками, стал биться об него головой. «Вот так всегда с этой идиоткой! Куда бы ее не послали, она везде найдет какие-то НО!» - яростно шипел Локи, осыпаемый снегом с дерева. Вскоре он стал похож на ритмично прикладывающегося к стволу сосны головой снеговика. Тем временем Фрейя продолжала:
- Я не могу допустить, чтобы мы просто поиграли с ними! - по щекам девушки стали катиться золотые слезы. - Они столько хорошего сделали для всего человечества, избавив его от множества отбросов общества. Но при этом каждый из них по-своему несчастен! Почему бы нам не помочь им? Мы же в стародавние времена помогали людям, а не только играли с их судьбами и жизнями ради развлечения!
Верховный бог приобнял девушку за плечи:
- И что ты предлагаешь, о великодушная Фрейя?
- Фтопы она не претлохала, я фсеми конесностями пйотиф! - к Одину и Фрейе приближался весь облепленный снегом и сосновыми иголками Локи, ежесекундно пытавшийся выплюнуть кору, отгрызенную им в порывах гнева. Тор играючи махнул в сторону несносного бога своим молотом. Тот угодил прямо в лоб так ничего и не понявшего возмутителя порядка, отправив его в нокаут.
- Не беспокойся, дорогая Фрейя, все будет так, как ты скажешь! Мы поможем этим смертным! - успокоил девушку добродушный старик. Тор умиленно смотрел на эту сцену, смахивая скупую слезу.
- Какая милая сцена! Прямо отец, утешающий дочь! - на сук села ворона. Все трое удивленно взглянули на нее. Ворона, как ни в чем не бывало, чистила перья. Сощурив свой единственный глаз, Один яростно произнес, чеканя каждый слог:
- А ты что здесь делаешь?
- Фу, как невежливо с твоей стороны, Один! Я ведь пришла, чтобы помочь вам, - ответила ворона, легко вспорхнув с сука. Едва коснувшись земли, она обернулась человеком – женщиной, одетой в черный балахон, капюшон которого скрывал ее лицо. С ее появлением все вокруг замерло. Отовсюду повеяло запахом гнили и плесени, могильным холодом.
- Морриган, дорогая! - пришедший в себя Локи, отряхиваясь, направился в сторону богини смерти. Но не суждено ему было дойти к ней – взмах руки и несчастный Локи вернулся в сугроб, из которого только-только смог выбраться.
- Чем ты можешь нам помочь, Морриган? Ты не принадлежишь нашему пантеону! - вступил в разговор Тор.
- Так что теперь? - Морриган была удивлена. - Вы ведь, кажется, хотите помочь этим смертным разобраться в самих себе, да? Так что может быть лучше, чем сотворить им собеседников? Хотя... - Богиня задумалась. - Лучше будет дать им живых собеседников, точнее, немёртвых. Так будет даже веселее!
- Ты что, предлагаешь натравить на них армию зомби и всякой похожей нечисти? - с ужасом спросила Фрейя.
- Нет, что ты, детка! Это будет сродни игре в ассоциации. С каким видом нечисти наши герои себя соотнесут, с тем они и встретятся, чтобы поговорить по душам. Мои друзья помогут им заглянуть внутрь самих себя.
Немного посовещавшись между собой, Один, Тор и Фрейя приняли предложение Морриган. Лишь Локи продолжал отдыхать в сугробе.
Когда бедняга наконец-то пришел в себя, то боги объяснили ему суть их затеи и попросили построить прямо на этой поляне, со всех сторон окруженной вековыми соснами, домик с камином. В этом домике и должны были проходить встречи членов команды ночной смены криминалистической лаборатории странного города Лас-Вегас, штат Невада.

Грэг Сандерс
- Такой молодой, а уже так тесно соприкоснулся со смертью, - тихо прошептала Морриган, осторожно проводя по щеке Грэга своей мертвенной рукой. Только ее прикосновение он вряд ли почувствовал – ведь он был обездвижен магией Фрейи. Осторожно усадив парня в кресле, богини покинули домик. Уже стоя в дверях, Морриган щелкнула пальцами, и в камине начал разгораться огонь.
Грэг пришел в себя. «Господи, где это я?» - недоуменно спросил он у тишины.
- Ты там, где должен быть, - ответил ему кто-то. Сандерс ошарашенно стал озираться по сторонам, но в доме никого, кроме него, не было. Как истинный криминалист, он даже на потолок посмотрел. Но в доме действительно никого не было – только стол, стул и камин.
- Не там ищешь, дружище, - снова подал голос невидимый собеседник.
- А где же мне тебя искать? - спросил Грэг, продолжая обшаривать взглядом бревенчатые стены.
- Вообще-то, я прямо перед тобой, - ответил невидимка. Сандерс недоуменно посмотрел туда, откуда доносился голос. Но там никого, кроме камина не было. И тут догадка озарила его голову.
- Ну неужели! Я уж думал, что ты никогда не догадаешься! Извини, я бы тебе похлопал, да у меня рук нет, - собеседником с определенным чувством юмора оказался камин. Перепуганный до смерти парень практически стёк в кресло.
- Но как такое может быть?
- Ты что, не читал в детстве сказок? И не верил в магию? - спросил его камин. Грэг лишь кивнул головой в знак согласия. - Ну, вот и отлично. Значит ты не будешь против появления здесь твоего настоящего собеседника. Вы пока тут поболтайте, а я займусь своими насущными каминными делами.
Камин умолк, но вскоре пламя в очаге вспыхнуло и из него вышел новый собеседник Грэга. Это был молодой человек лет двадцати пяти, не больше. Его волосы соломенного цвета торчали в разные стороны, как у воробья, попавшего под дождь. Большие карие глаза с интересом смотрели на окружающий мир. Одно лишь поражало в облике юноши – его неимоверная, какая-то нездоровая бледность. Отряхнув неизвестно откуда взявшийся снег с плеч, он подошел к Грэгу и протянул руку для рукопожатия. Сандерс осторожно ответил на жест приветствия, легка сжав ладонь парня. От этого прикосновения Грэгу стало не по себе – по коже сначала ладони, а потом и всей руки медленно пополз жуткий холод.
-Непривычно, да? - с радушной улыбкой произнес гость, обнажив при этом белоснежные клыки. Бедный Сандерс отскочил к стене, вжавшись в нее.
-Да не бойся ты! Ты что думаешь, что я нападу на самого себя? - бледнолицый юноша закатил глаза. - К тому же, я только недавно перекусил.
После этих слов он выудил из нагрудного кармана рубашки зубочистку и стал деловито вычищать из зубов остатки своего ужина.
-Так ты..? - Грэга всего трясло от страха.
-Да, вампир я, вампир. Самый что ни на есть настоящий, пьющий кровь и не переносящий солнечного света, - зубочистка полетела в огонь, а вампир, легко подпрыгнув в воздухе и вытворив непосильный простому смертному кульбит, завис под потолком, уцепившись за несущую балку. - Ну, тезка, поболтаем о жизни?
-Вы это мне?
-Ну, если не считать Фрэнка, то кроме нас здесь никого нет.
-А Вас тоже зовут Грэг, да? - Сандерс немного осмелел.
-Вообще-то НАС зовут Грэг. Я ведь темная сторона твоей души, если можно так выразиться. Просто боги решили поиграть. Вот и воплотили нас в облике всевозможной нечисти. У Морриган, знаешь ли, такое своеобразное чувство юмора.
-У кого?
-Эй, Грэгго, стыдно не знать, кто такая Морриган! Это же кельтская богиня смерти, - укоризненно произнес темный Грэг. - Хотя, мне никак не понять, как она умудрилась спеться со скандами. Но это уже не наши заботы.
-Я категорически ничего не понимаю! - место страха стала понемногу занимать паника.
-Понимаешь в чем дело, друг, боги, сильно заскучавшие в Небытие, решили немного развлечься. И только им известно, почему выбор пал на вашу команду, - вампир сложил руки за головой. - Правда, вас спасла Фрейя, которая решила вам помочь. Ты хоть знаешь, кто такая Фрейя?
-Конечно, это скандинавская богиня любви, самая прекрасная из богинь, - голос Грэга прозвучал немного обиженно. Конечно, как же он мог не знать, кто такая Фрейя. Ведь он сам был родом из Норвегии. А его любимая бабушка Хильда часто в детстве читала ему старую, уже довольно потрепанную книгу «Сказания о скандах». От этих воспоминаний у парня на сердце вдруг потеплело. Но одновременно с этим стало немного грустно. Ведь он столько раз мечтал снова стать маленьким мальчиком с растрепанными волосами, которые не поддавались даже знаменитому гребню бабушки Хильды. К сожалению, человечество еще не изобрело машину времени, которая многим помогла бы переживать проблемы, горести и лишения.
-Если хочешь, то можешь поплакать, - вампир первым нарушил молчание. - Или давай поговорим.
-Давай поговорим. Когда еще я смогу поучаствовать в играх, затеянных богинями смерти и любви? - Сандерс засмеялся. Страх и паника отступили куда-то, растаяли, как туман. Грэг поудобнее устроился в кресле. Вампир томно моргнул и первым задал вопрос:
-Что тебя в нем привлекает?
Грэг сразу понял, о чем идет речь. Но он не мог понять, откуда вампир узнал. Хотя, как же иначе, ведь он - всего лишь материальное воплощение его темной стороны. Грэг задумался, потом заговорил:
- Он такой молодой, хоть и старше меня, но не намного. Он сильный, красивый, пользуется популярностью у женской половины нашей лаборатории. Хотя, я думаю, и за её пределами тоже. Он очень добрый, отзывчивый, всегда готов бросить все и бежать на помощь, сломя голову и забыв о себе. С ним ничего не страшно. Когда я сталкиваюсь с ним в лаборатории или когда мы работаем вместе на месте преступления, то от него так и веет надёжностью. И я пользуюсь моментом, чтобы погреться хотя бы немного в этих его лучах. Но...
-Но он не обращает на тебя абсолютно никакого внимания?
-Да. И это ранит меня. Ранит даже сильнее, чем те осколки стекла, что изрезали мою спину во время того взрыва в лаборатории.
-Так почему ты не поговоришь с ним? У нас вроде демократия в стране, - темный Грэг усмехнулся.
-Как я могу заговорить с ним? Ты что? Да у меня язык начинает заплетаться даже когда я просто рассказываю ему о результатах анализа ДНК! Что уж тут говорить о моих чувствах? - юноша стал внимательно разглядывать щели между досками на полу. От чувства безысходности и собственного бессилия на его солнечных глазах стали наворачиваться слезы. Бесшумно опустившись на пол, вампир подошел в Сандерсу, присел перед ним и заглянул в его глаза. Грэг почувствовал неимоверное тепло, исходившее из глубины глаз собеседника. Этот внимательный, все понимающий и все принимающий взгляд глубоких карих глаз, видавших за свою жизнь всю красоту норвежских фьердов, был таким родным.
-Бабушка Хильда?
-Ты не добьешься с ним счастья, мой друг, - вампир встал на ноги и отошел к камину. Глаза его снова стали глубокого медового цвета. В них вернулась былая холодность жестокого и расчетливого ночного хищника. - Да, он так совершенен, как ты говоришь, но он тебе не достанется. Никогда. Если ты будешь продолжать мучить себя, то ни к чему хорошему это не приведет. Он будет продолжать жить своей жизнью, при этом даже не подозревая о твоих чувствах, а ты будешь медленно угасать, как свеча. Отпусти его, Грэг, отпусти. Тебе предначертано встретить и соединить свою судьбу с другим человеком.
-С кем же?
-А ты присмотрись. Оглянись вокруг, ведь он даже ближе, чем ты сейчас подумал, - темный Грэг повернулся. В руках он держал тот самый гребень из бивня моржа, которым бабушка Хильда в детстве любила расчесывать непослушные вихры Грэгго и рассказывать ему предания из старой книги «Сказания о скандах». Улыбнувшись, он продолжил. - Что ж, Грэгори Сандерс, пришла пора нам с тобой разбегаться по своим мирам. Но с помощью этого гребня ты всегда сможешь вызвать меня, чтобы поговорить. Хотя...Я думаю, что это была наша первая и последняя встреча.
-Что, это все, о чем ты хотел со мной поговорить? - Грэг снова был в шоке, но теперь от недоумения.
-А разве у тебя есть еще какие-то проблемы? - удивился вампир.
-Ну, масса. Как у любого человека, которому привелось пообщаться с собой, пусть даже с темным собой,- раздосадовано ответил парень.
-Вообще-то, я прибыл сюда, чтобы помочь тебе разобраться с самым сокровенным, что есть у тебя в душе. А этим сокровенным оказались твои чувства к твоему коллеге. Это пожирало тебя, не давало свободно дышать. А теперь, я надеюсь, ты примешь правильное решение, - вампир одобрительно похлопал его по плечу. Затем он обратился к камину. - Эй, Фрэд, нам пора по домам. Не подкинешь?
-С удовольствием! С удовольствием поджарю твои перепончатые крылья, кровосос! - пламя в очаге вспыхнуло. - Ты чему это мальчика учишь, гад? Неужели не мог направить его на правильный путь и посоветовать ему найти подходящую девушку, а не... Тьфу, произносить вслух противно!
-Да ладно тебе ворчать, Фрэнки! Что я могу поделать, если это его судьба, - темный Грэг развел руками, а потом шепнул Грэгу на ухо: - Сразу видно, над его созданием постаралась Фрейя. Ну что, пойдем?
-А можно мне еще остаться?
-Конечно, дружище. Как только будешь готов, попроси Фрэнка, и он отправит тебя домой, - темный Грэг обнял на прощание свою светлую половину и шагнул в очаг. Через мгновение взметнувшееся пламя обволокло его всего и увлекло вверх по трубе.
Наконец-то Сандерс остался один. Фрэнк, намеревавшийся уже что-то сказать, тактично примолк. Грэг сел на стул и обхватил голову руками. В этот момент его меньше всего интересовали вопросы о том, как и почему он сюда попал, что или кто только что улетел, объятый пламенем, в дымоход. Все вопросы, волновавшие бы в данной ситуации любого другого человека, улетучились.
Сандерса сейчас волновали совсем другие вопросы. Например, то, почему он не такой как все. Почему его всю жизнь привлекали парни, а не девушки. Почему он восхищался красотой мужских тел, а не прекрасными формами девушек? С одной стороны, его самого временами тошнило от осознания этого. Но, с другой стороны, он ничего не мог с собой поделать. Он был таким, каким он был – Грэгом Сандерсом, криминалистом ночной смены, бывшим техником лаборатории, страдающим от собственных чувств к парням. Вот только страдания начинали медленно рассасываться.
-Черт подери, я такой! И это мое дело! - Грэг встал со стула. - Теперь я буду искать того единственного! Фрэнк!
-Да, мой мальчик.
-Отправляй меня домой, Фрэнк!
-Как скажешь, - камин начал распалять жар в очаге, и когда Грэг, полный решимости, уже стоял в пламени, вдруг сказал:
-Хочешь совет?
-Ага.
-Обрати внимание на парня с немного кривыми ногами, у которого мама страдает глухотой.
Сандерс не сразу понял, о ком ему говорил добродушный камин. Но когда до него дошло, то ответить или спросить о правильности догадки он не смог – пламя уже охватило его и понесло вверх по дымоходу...

Ник Стоукс
-Да уж, у парня губа не дура! - констатировала общеизвестный факт Морриган. - Но какой же он все-таки дурак.
-Кто? Сандерс? - Фрейя уставилась на Морриган.
-Да нет. Стоукс. Хотя и Грэг тоже того, но меньше, чем этот, - богиня смерти слегка пихнула Ника кончиком сапога. - Ладно, нам пора. Пошли, а то он скоро уже оттает.
Богини снова покинули домик.
Ник очнулся от ощущения того, что кто-то облизывает его лицо. Он открыл глаза, и крик ужаса застрял у него в горле – прямо перед ним сидел огромный волк и лизал его нос со счастливой волчьей, с позволенья сказать, улыбкой – звериным оскалом на морде. Ник вжался в кресло. Неожиданно волк, который больше походил телосложением и габаритами на человека, сел на задние лапы и, деловито начав чесать за ухом, сказал охрипшим голосом заядлого курильщика и выпивохи:
-Не, ты чего, братишка, оборотней никогда не видел что ли?
-Нет. До сих пор, я думаю, не видел ничего подобного! - тревога стала понемногу отпускать. Зверь уже не казался таким уж страшным. Скорее даже прикольным. Весь такой пушистый, добрый и... постоянно вычесывающий блох. Стоукс даже рассмеялся.
-Ну, и чего тут смешного? - спросил оборотень.
-Да нет, сэр, абсолютно ничего, - Ник еле сдерживал приступы смеха.
-Перестань называть меня сэром. Я еще не настолько стар, чтобы ты мог меня так величать.
-Прости.
-Мы ж с тобой тезки, так что зови меня просто Ник. Я не обижусь.
-Прикольно. Оборотень Ник.
-Конечно, прикольно. Ведь я – твоя темная сторона, воплощенная, точнее, вселённая в тело этого несчастного животного, которое за свои девяносто три года итак много чего натерпелось, - волк подошел к столу и стукнул по нему кулаком. - Эй, Фрэнки, старик, налей нам чего-нибудь покрепче!
-Чего пожелаете? - спросил гостеприимный камин. От того, что в этом странном месте ходят оборотни и разговаривают камины, Нику не стало не по себе, как могло быть в любом другом месте, куда бы его занесла нелёгкая. Но только не здесь. Казалось, что бревенчатые стены домика источают какой-то особый аромат, который заставляет говорить не разум, а сердце и душу. Ведь как еще Стоукс мог объяснить самому себе, что именно здесь и сейчас, отбросив все насущное, он мог думать только о том, какой же он в сущности все же идиот и остолоп. Ведь если в работе он был асом, то в отношениях с противоположным полом – полный профан. Ведь по какой-то неведомой причине Ник Стоукс панически боялся девушек...
-И даже ты не знаешь почему, да? - Вервульф уже откупоривал клыками бутылку виски. Новый собеседник читал мысли Ника. - Ты чего, братишка? Чему ты удивляешься? Я же твоя темная сторона. Кому еще, как не мне, знать всю твою подноготную? К тому же, я прислан сюда для того, чтобы помочь тебе.
-Помочь? Но ты ведь моя темная сторона ! - Ник ничего не понимал.
-А что по сути своей есть темная сторона души? - волк живо опрокинул стакан виски и протянул пустой стакан Нику. Парень отрицательно помотал головой, отказываясь от выпивки, и ответил:
-Это все наши темные желания, мысли. Все то зло, что мы сделали или задумали сделать.
-Ответ ортодоксального католика, воспитанного в Техасе в семье директора школы и окружного прокурора, - оборотень недовольно скривил морду и выпил еще один стакан виски. – Может, все-таки выпьешь чего-нибудь? А то мне уже как-то неудобно пить в одиночестве. Неужели Морриган не могла подыскать мне оборотня, который не был пьяницей при жизни.
-Морриган? - Ник слышал это имя на лекциях по мифологии в университете. - Это же кельтская богиня смерти!
-Да. И что такого? - волк икнул. - Не думай, малыш, она притащила тебя сюда не для того, чтобы забрать твою бессмертную душу. Она уже давно отошла от дел. Просто им иногда становится скучно в Небытие. Вот они и развлекаются.
-Игры богов, - понимающе хмыкнул Ник. И снова никаких вопросов. Только стойкое желание выпить...чаю.
-С мелиссой? С ромашкой? Или все же любимый двойной экспрессо? - поинтересовался камин-телепат по имени Фрэнк.
-Кофе, пожалуйста.
-Сей момент, Ник.
И вот уже на столе дымится синяя кружка с эмблемой Департамента полиции, та самая, любимая кружка Ника Стоукса. Отхлебнув великолепный кофе, Ник совсем расслабился. Тепло очага Фрэнка располагало к задушевной беседе. Устроившись поближе к огню и положив морду на мощные лапы, волк первым начал разговор:
-Неужто у тебя нет вопросов?
-А тебе уже лень читать мои мысли, да?
-Это неинтересно, Никки.
-Ладно. Ты не мог бы принять свой человеческий облик, а то говорящий волк – переросток – это как-то...странно что ли.
-Извини, друг, но сейчас полнолуние. Никак. - Ник-оборотень развел лапами. - А у меня к тебе будет такой вопрос – ты дурак или только прикидываешься?
-В смысле?
-Ты боишься девушек, братец. Разве это нормально? Я не могу никак найти даже в самых светлых уголках твоей широкой души причины. И не смей даже открывать рот и вспоминать о том случае из детства, в котором была замешана нянька. Твое сознание достаточно сильное, чтобы не только заблокировать эти воспоминания, но и не дать им перерасти в комплексы. Здесь что-то другое.
-Ты прав, братишка. - Ник отставил кружку и потянулся за бутылкой. Отвинтив крышку, он отхлебнул хороший глоток прямо из горла. - Я их боюсь. Просто меня так воспитали. Как ты выразился - в ортодоксальных католических традициях. Связь с девушкой – это грех. Связь с девушкой до свадьбы – тоже грех. И вообще, все женщины – это исчадия ада. Тебе ли не знать мою маму? Как только она добиралась до моего воспитания, то начинала вбивать мне в голову все эти догматы с упорством отбойного молотка.
Вервульф понимающе кивнул. Да, мисс Стоукс отличалась упорством в вопросах, касающихся воспитания сына. А как же иначе? Ведь ее саму так же воспитывали ее родители...
-Но ведь тебе так хочется на все это плюнуть, когда ты видишь ЕЁ? - Волк перевернулся на спину, подставив под тепло очага свое брюхо. Ник умиленно смотрел на своего собеседника. Больше он не казался ему монстром из фильмов ужасов. Скорее он напоминал большого лохматого пса, подставившего доверчиво брюхо, чтобы добрый хозяин почесал его. Ник присел рядом с оборотнем, смело запустил пальцы в густую смоляно-черную шерсть и начал аккуратно ее перебирать. От удовольствия вервульф сладко заскулил, обнажая кинжаловидные клыки.
-Как ты чертовски прав, дружище.
-Так возьми и плюнь! Тебя же все вокруг за дурака считают! Твоя нерешительность никоим образом не вяжется с твоим образом.
-С каким еще образом? – вопрос Ника прозвучал отрешенно. Ведь перед глазами уже возник образ любимой.
-С образом супермена, Никки. Ты же готов, сломя голову, бросить все и нестись неизвестно куда. Ты готов прийти на помощь каждому, кто в ней нуждается. - Ник-оборотень скосил желтый глаз на парня. - -А теперь ответь на вопрос – кто поможет тебе?
-Ну, вот тут ты не прав, - возразил Стоукс. - Я думаю, что случись со мной что-то, то ребята из лаборатории непременно придут на помощь.
-Ребята из лаборатории, ребята из лаборатории, - передразнил волк. - Не советую тебе это проверять. Честно, они конечно помогут, но это будет все неискренне. Хотя, нет. Скорее уж это будет искренне, но больше на автопилоте. Потому что ты - член команды. Именно так тебя воспринимают в большинстве случаев. Член команды, а не человек, не индивид, не личность. И только ОНА понимает, кто ты. Лишь она воспринимает тебя человеком.
-Думаешь, чего ты надеваешь на себя маску рубахи-парня в лаборатории, а дома тебе хочется выть на Луну и кидаться на стены?
-Потому что в принципе я один, как волк.
-Угу.
-И что мне делать?
-Нет, Стоукс, ты реально идиот клинический! - волк подскочил, и схватив парня за плечи, он стал трясти его, как грушу, а потом стал лупить его мохнатой лапой по лицу. - Приди в себя, мальчик! Признайся ей во всем! Неужели так трудно сказать всего три слова - Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!!!
-Я-я-я-я не-не-не мо-мо-мо-гу-у-у-у!
Видимо, терпению оборотня пришел конец – он замер, и вот уже на его огромных когтях весело заплясали блики очага. Одной лапой он зажал горло Нику и поднял его над полом. Два когтя как раз расположились на сонных артериях парня. Голос вервульфа перешел в рык:
-Если ты сейчас не поклянешься мне своим сердцем, что признаешься ей во всем, то твое сердце перестанет биться!
-Ты этого не сделаешь, - просипел Ник.
-Ты в этом уверен, мальчик мой? - и волк сильнее сжал лапу. Перед глазами парня стал сгущаться туман. Тут неожиданно чей-то голос прорезал тишину. В комнате стало холодно, как в могиле:
-Не смей этого делать!
-Госпожа Морриган! - оборотень выпустил Ника из своих когтистых объятий. Тот рухнул на пол. Богиня подошла ближе и склонилась над юношей:
-Не бойся. Просто твоя природная нерешительность вызывает в тебе довольно сильную ответную реакцию – праведный гнев на самого себя, который и начинает душить тебя.
-Какая прелесть! А плюс ко всему вы сделали этот мой гнев вполне ощутимым и наградили его когтями и клыками, - голос Ника был все еще немного охрипшим. Он судорожно пытался растереть саднящую боль, которая до сих сдавливала горло.
-С вами, смертными, иначе порой нельзя. Многие из вас потеряли все лишь потому, что вовремя не прислушались к себе. - Затем Морриган обратилась к Нику-оборотню. - Ты на правильном пути, мой друг, но не перегибай палку.
Волк понимающе склонил голову. Богиня вышла. А Ник снова ощутил на шее влажный язык своего темного альтер-эго:
-Прости, брат, но я все же темная сторона тебя.
-Да ничего страшного. Я бы сам с собой поступил бы так же.
-Так ты признаешься ей в своих чувствах?
-Конечно же. - Ник встал. - Я больше не хочу закончить свои дни дряхлым стариком, которому в старости некому будет даже воды подать. А ведь так и будет, если я ничего не изменю.
Волк захлопал в лохматые лапы:
-Я вижу, что моя миссия выполнена! Значит нам пора по домам! - и он протянул Нику лапу, на которой лежали...четки его матери. Их стук во время воскресной службы врезался в память Ника с самого детства. Он осторожно взял их и бросил в огонь. Через минуту от четок ничего не осталось.
-Я думал, что ты оставишь их себе на память.
-Ну уж нет! Пусть это будет началом нового меня. Хватит уже думать и жить так, как хотела бы мама. Я – самодостаточная личность, а не маменькин сынок, привыкший все делать по ее указанию. Я – Николас Стоукс, и я знаю зачем живу. И ради кого я живу. Если она, конечно, ответит на мои порывы.
-Ответит, поверь мне, ответит, - оборотень положил лапу на плечо парню и взглянул ему в глаза. - Ведь когда ты сделаешь шаг в ее сторону, то ты поможешь сделать ей правильный выбор. Она перестанет метаться меж двух огней, как бабочка. Она найдет свою заветную пристань.
Взявшись за руки, Ник и Ник-оборотень шагнули в теплое пламя Фрэнка и исчезли в нем.

Кэтрин Уиллоуз

-Хм, а вот и очередь нашей «железной леди» подошла, - с усмешкой произнесла Фрейя.
-Чего это ты на нее такая злая? - Морриган удивленно посмотрела на богиню. - Что такого она тебе успела сделать?
-Просто рядом с ней гибнут все, практически все и всё! Она будто несет на себе печать какого-то родового проклятья!
-Не знаю, не знаю, Фрейя. Кажется из-за нее ещё никто не погиб и не пострадал. Или я чего-то не знаю?
-Все это, все эти смерти и несчастья – это ее недалекое будущее.
-Что ж, значит, я призвала ей правильного собеседника, - на губах богини смерти скользнула довольная улыбка акулы.
-И кого же, если не секрет?
-Жнеца.
Кэтрин быстро пришла в себя. Открыв глаза, она увидела перед собой фигуру, облаченную в черный балахон, лицо которой было скрыто капюшоном. «Это женщина, судя по комплекции» - автоматически отметила про себя Кэт, попутно оглядываясь вокруг. - «Вот только вопрос – куда это я попала? А главное, как?»
Таинственная фигура ответила на ее вопросы тихим, похожим на шелест опавших листьев голосом:
-Тебе нечего бояться, Кэтрин Уиллоуз.
-Кто вы? Где я? И почему я здесь?
-Не слишком ли много вопросов для первой встречи? - поинтересовалась незнакомка, после чего откинула капюшон. Кэтрин от изумления не могла произнести ни слова – прямо перед ней с довольной улыбкой на губах сидела...она сама... - Ты столько раз сталкивалась со мной, а делаешь вид, будто и не узнала совсем. Хотя, я всего лишь незримо присутствовала там, где была ты, а еще чаще ты опаздывала на свидание со мной. Но твое время еще не пришло.
Кэт догадалась:
-Ты – моя смерть?
-Нет, что ты! - замахала темная Кэтрин руками. - Я не смерть твоя! Да и не смерть я вовсе. Я – лишь жнец, собиратель душ, как тебе больше нравится. Я – скромная слуга Старухи с косой. Но сейчас я есть олицетворение темной стороны души твоей, ибо я призвана сюда велением великой Морриган, преемницей которой стала в твое время Смерть с косой.
Голос жнеца был тихим и вкрадчивым, а манера разговора удивительно певучей. Кэтрин неожиданно охватило спокойствие, такое тягучее и обволакивающее, как сахарная вата в луна-парке. Глаза стали сами собой закрываться, а сознание начало отлетать в неизведанные выси.
-Эй, я конечно понимаю, что появление мое рядом приносит покой и умиротворение в души страждущих и зовущих меня, но я прислана сюда была лишь с одной целью – остеречь тебя от ошибок, которые ты в будущем совершишь.
Уиллоуз пришла в себя и недоумевающе взглянула на жнеца:
-От каких это ошибок ты собираешься меня остеречь?
-Я прекрасно чувствую в голосе твоём досаду. Конечно, разве может «железная Кэтрин» совершить хоть маленькую, но ошибку? Это же в принципе невозможно! - Собиратель всплеснула руками. - Ты же выверяешь каждый свой шаг. Ты давно для себя решила, что пора заканчивать со своей молодостью и ее ошибками и приключениями. Ты решила стать идеальным криминалистом. Что ж, это получилось у тебя. Но твой контроль каждого шага, каждого вдоха, каждого движения мешает жить тебе. Пойми, Кэтрин, невозможно в жизни подвергнуть жесточайшему контролю всё. Ведь не ты виновата в том, что провела часть своей жизни, вертясь на шесте.
-А кто же тогда виноват? - Жнец попала в самое больное место в душе криминалиста. На работе, конечно, если вдруг кто-то из ее коллег вспоминал и затрагивал тему ее бурной молодости, ей удавалось отшучиваться. Но неприятный осадок оставался и еще долгое время отравлял существование женщины. Ей всегда хотелось забыть все то, что было ДО прихода в лабораторию. Ей хотелось жить только тем, что наступило ПОСЛЕ.
-Но никто этого не понимает. И не поймут никогда. Потому что они не знают, что ты пережила, - Жнец будто читала мысли несчастной женщины. - Отпусти это все, Кэтрин, я прошу тебя – отпусти. Я не хочу, что Смерть назначила меня твоим личным Жнецом.
-В смысле? - Кэт хотелось рыдать, выть, как белуга. И ей было глубоко наплевать на то, что напротив сидела прислужница самой Смерти.
-Смысл в том, что если ты не отпустишь все свои былые комплексы и тяжелые воспоминания, если ты не перестанешь всё в жизни своей подвергать жесточайшему контролю, то я стану твоим личным Жнецом. Бывает такое крайне редко, когда к человеку приставляют собирателя, который следует за ним по пятам. Ведь под тяжестью негатива человек становится проклятым. А проклятьем является прошлое. И ты начинаешь сеять вокруг себя смерть и разрушение. При жизни еще ты становишься жнецом. Мне лишь останется собирать плоды твои.
Кэтрин ничего не понимала и не желала понимать. Сейчас она могла думать только об одном человеке на Земле – о своей дочери, о Линдси. Больше, чем кому-либо другому, она боялась причинить ей боль. Ведь что-то внутри подсказывало ей, что все сказанное странным двойником – чистая правда.
-Не бойся, дочь твоя пострадает, но она сильная, она справится со всем. Плюс возраст. Страшные воспоминания легко сотрутся из памяти её. А вот ты... будешь ты до конца своих дней корить себя во всем случившемся, чем и приблизишь свой конец.
В один из прекрасных весенних дней через несколько лет после этого дня сердце твое совершит последний акт своего биения, последний раз прогнав кровь, отравленную горечью потерь, по твоему бренному телу. И тогда ты причинишь самую большую боль всем тем, кто любил тебя. И это сократит дни их. Этого разве хочешь ты? - Жнец ткнула пальцем в грудь Кэтрин. Та все никак не могла прийти в себя от всего сказанного, уставившись куда-то сквозь собирателя душ остекленевшим от ужаса взглядом. Хорошенько размахнувшись, темная Кэтрин влепила женщине смачную оплеуху. Та ошарашенно уставилась на Жнеца и схватилась за щеку, часто заморгав.
- Ты не можешь тратить силы на то, что в принципе бесполезно, Кэтрин Уиллоуз. Ты не можешь держать ВСЁ под контролем. А тем более ты не должна давить на собственные чувства.
Он ведь очень тебе нравится. А ты боишься снова наступить на те же грабли, хотя и знаешь прекрасно, что этого не будет. И Линдси он нравится. Вы будете прекрасной парой.
-Я не понимаю, о чем ты говоришь! - разрыдалась в голос Кэт.
-Все ты прекрасно понимаешь, Кэтрин Уиллоуз. Но не хочешь это принимать.
-Ты должна знать только одно – в твоих руках находится шанс, позволяющий избежать череды печальных событий, которые будут следовать одно за другим в твоем недалёком будущем. Но если ты все-таки сделаешь то, что должна сделать, ничего этого не случится. И ни одной капли крови не упадет на и без того обагрённую ею землю Города Греха, и ни одна слеза горечи не омрачит твоей души и душ твоих друзей и близких.
-Я не могу сказать тебе большего, Кэтрин Уиллоуз. Но ты умная женщина. Так что ты должна уловить момент, решающий момент. Твоя работа – это всего лишь ширма, за которой ты безуспешно прячешься от проблем, ждущих тебя за дверями дома твоего. Ты дочери своей не видишь. Она растет при живой матери без нее. Это ли не высшая степень эгоизма, Кэтрин? Ты пытаешься оправдаться в ее глазах, но ей твои оправдания так же нужны, как опавшему листу свет солнца. Ей мать нужна, а не твои оправдания и пустые обещания. Ребенок твой – не трава у дороги, чтобы расти сама по себе.
Не совершай ошибки, которую совершила когда-то твоя мать. Дети должны идти вопреки карме, которой нас одаряют наши предки. Дети должны избегать ошибок своих родителей. Иначе замыкается порочный круг поколения. Хотя бы ты не дай этому случиться.
Любовь – это настолько великая сила, что способна разрушить любые преграды. И ты, если последуешь за ее голосом у себя в сердце, сможешь изменить не только жизнь свою и дочери своей, но и одаришь великим прощением все прошлые поколения и поколения будущие. Помни об этом, - последние слова Жнец произнесла уже еле различимым голосом, практически растаяв в воздухе. На том месте, где она стояла мгновение назад, блестел в свете очага какой-то небольшой предмет.
-Это Вам, мисс Уиллоуз, прощальный сувенир от Жнеца, - осторожно, дабы не шокировать женщину, произнес камин Фрэнк. Кэт подняла вещицу. Это была пластмассовая заколка для волос со стразами. Набор именно таких заколок в форме бабочек Кэтрин подарила как-то своей дочке, когда той было пять. Конечно же, в течение недели весь набор из десяти заколок был бесследно утерян на просторах детской игровой площадки.
Чтобы снова не разрыдаться, Кэтрин зажала рот рукой.
-Если Вы хотите домой, то я легко вас туда отправлю. Вы только скажите, - сказал камин.
-Если Вас не затруднит, - женщина утерла слезы, окончательно размазав по лицу остатки утреннего макияжа.
Вихрь огненных искр и пламени мягко объял Кэтрин Уиллоуз и унёс ее вверх по дымоходу.


Сара Сайдл

По пути от колесницы Фрейи до домика с очередным гостем – Сарой Сайдл – Морриган задала вопрос, пыхтя при этом, как паровоз:
-А вот мне что интересно…
-И что же?
-А Локи не лопнет?
-От чего?
-Ну как же! От такого количества негативной энергии, выходящей через дымоход, которое он поглощает, его должно было уже давно разорвать на мелкие кусочки еще от Ника. А он свободно проглотил даже порцию от Кэтрин! Куда в него столько лезет? - Морриган была крайне возмущена. Конечно, ведь она практически выполняла всю черную работу, и ей тоже полагался кусочек со стола. Но нахальный Локи и не думал делиться, с аппетитом продолжая единолично поглощать весь негатив, от которого гости лесного домика благополучно избавлялись.
-Ничего страшного. Я думаю, что стоит тебе еще разок приложить его лбом о ствол сосны, как он тут же начнет с тобой всем делиться, - Фрейя ехидно улыбнулась. Она не упускала ни единого шанса насолить Локи, хоть и была богиней любви. - А пока давай дотащим-таки эту бедняжку до дома. А то она уже вся околела.
-Эгей, подруга, давай накатим все-таки! За встречу, за знакомство! – громко сказал кто-то, потом раздался пьяный смех, больше похожий на лай. Сара открыла глаза. Она сидела за столом, на котором стояла початая бутылка шотландского виски, стакан и ведерко со льдом. За противоположным концом стола, гордо выпятив волосатую грудь, восседала огромная серебристая собака, которая залпом осушила свой стакан и потянулась за бутылкой.
-Господи, где это я? - сама себе задала вопрос Сара.
-Ой, с каких это пор ты стала обращаться за разъяснениями к Всевышнему? - упершись мохнатыми лапами в край стола, псина встала. Судя по тому, сколько виски осталось в бутылке, она должна была быть чертовски пьяна. Но на Сару смотрели абсолютно трезвые глаза. - Я, кстати, не псина. Я оборотень, а значит наполовину человек, а наполовину волк.
-Извини, - девушка потупила взгляд от стыда. Волчица подошла поближе, села возле стула и обняла Сару за ноги, положив ей на колени свою морду. Голос ее вдруг погрустнел:
-Да ладно тебе. Ничего страшного. Это нормальная реакция,- даже сквозь ткань джинсов девушка ощутила прохладу носа хищника. Но никакого страха или тревоги не было. Сара стала осторожно чесать волчице между ушами. Зверь довольно зарычал, девушка улыбнулась. - Знаешь, мне так тебя жаль.
-Почему же? - Сара взглянула в глаза оборотня. - Неужели я выгляжу такой жалкой?
-Нет! Что ты! - запротестовала зверюга. - Просто я хочу рассказать тебе одну старую сказку. Это сказка про одну девочку. Правда, эта девочка уже давно выросла и стала по натуре своей очень сильной и смелой. Но вот только призраки, призраки из ее прошлого стали ее закадычными друзьями. А это совсем нехорошо.
Она хоть и пытается скрыть всю свою душевную боль за маской жесткой и расчетливой женщины, в душе она все равно остается той маленькой девочкой, которой по жизни достались одни только горести, страдания, скитания и лишения. Все это оставило на ее сердце и в ее душе глубокие рубцы, которые никак не желают затягиваться.
Когда эта девочка стала девушкой и покинула очередной дом очередной приемной семьи и поступила в школу магии и волшебства, она повстречала там очень умного и мудрого профессора. Она влюбилась в него с первого взгляда. Ведь он был такой большой и сильный, а значит, он сможет ее защитить. Но профессор не отвечал на чувства бедной девушки. Тогда она с головой ушла в изучение мудреных заклинаний и рецептов чудо-зелий.
Потом она пошла работать, чтобы заработать себе на хлеб. Благодаря своему уму она попала в лучшую магическую лабораторию в мире. И там она неожиданно встретила того самого профессора. И вновь она обожглась – он и в этот раз не ответил на ее любовь. И стало совсем плохо бедной девушке. И от отчаяния она наложила на свою душу очень сильное замораживающее заклинание, покрыв сердце толстенной коркой льда. Это заклинание называлось Безразличие.
Но рядом с ней работал еще один колдун. Тоже умный и к тому же чертовски красивый. Он влюбился в девушку. Но очень быстро распознал наложенное на нее заклинание. Он оказался очень терпелив. И поэтому он до сих пор ждет момента, когда же наконец корка льда даст хоть маленькую трещину.
Волчица осторожно приподняла голову и взглянула на Сару. Та сидела молча, а слезы градом текли по ее щекам:
-Неужели ты все так быстро поняла?
-А чего же тут непонятного-то? - Сара лишь изредка всхлипывала. - Я же умная колдунья. Хотя и дура тоже порядочная. Я ведь могу профукать свое настоящее счастье.
-Можешь, еще как можешь, дорогая! Если не поторопишься, конечно.
-Куда мне нужно бежать? - Сара подскочила со стула. - Я сердцем чувствую, что он где-то здесь!
-Успокойся, дитя. Для начала ты должна разобраться сама с собой. Ты должна осознать и уложить у себя в голове ту мысль, что всё, что ты будешь делать в дальнейшем, - это путь освобождения от многолетнего гнета воспоминаний, это путь к свету, к счастью.
-А как же профессор? Он так и останется наедине со своими тараканами? - Сара утерла слезы.
-Ну, что ты. Это же сказка с хорошим концом. И профессор в ней найдет своего спутника по жизни, - волчица обнажила клыки в улыбке. А в сторону тихо сказала: - Если соизволит оторвать глаза от окуляров микроскопа.
Девушка встала и подошла к бутылке, которая уже была полной. Наполнила два стакана – один взяла себе, второй протянула своей мохнатой собеседнице:
-Последний вопрос.
-Валяй.
-Ты ведь отражение моей души, моей сущности, причём, явно не лучшей ее половины. Иначе бы ты не предстала передо мной в облике оборотня.
Волчица кивнула:
-Умная девочка.
-Значит ты – олицетворение моего одиночества, - продолжила Сара цепь логических умозаключений. - Волк-одиночка. Такая же, как и он. Вот только волк у него, наверно, с черной шкурой.
Это и есть родство душ, девочка моя...
Когда Сара, сидя на загривке своей новой старой подруги, с бутылкой виски под мышкой, которая никак не желала осушаться, вошла в огненный вихрь и покинула домик, то Фрэнк грустно вздохнул. И на пол упали две искорки. А веточка омелы так и осталась сиротливо лежать там, где ее оставила Сара. Мгновение спустя листочки стали жухнуть, а скоро веточка совсем завяла и рассыпалась в прах.



Уоррик Браун

Морриган бросила фишку на стол. Фрейя вопросительно посмотрела на нее.
-Я просто хочу проверить, так ли сильно он изменится в будущем.
-Но ведь ты сама толкаешь его на это, Морриган!
-Я же богиня смерти как-никак, - усмехнувшись, Морриган вышла, волоча за шиворот сопротивляющуюся изо всех сил Фрейю, которая пыталась унести с собой фишку из казино.
Очутившись на улице, Фрейя продолжила возмущаться:
-Может, лучше тогда отправить его обратно в Вегас? Зачем? В чем смысл подвергать его этой пытке, если ты и так уже знаешь исход его жизни? Чем он хуже других, Морриган?
-Слушай, может тебе последовать примеру брата или кем там тебе приходится этот ненасытный прохиндей Локи и побиться головой о ствол?
-Очень несмешно, Морриган! - Фрейя, гордо подняв голову, ушла. Богиня смерти же устремила свой взор на трубу дома, из которой начинал валить клубами черный дым. Призрачная фигура молодой женщины появилась на крыше. Сев на самый ее край, она распустила свои длинные, белые как снег волосы и завыла. От ее воя даже Локи чуть не поперхнулся.
Одна лишь только Морриган, любовно поглаживая голову своего ворона, закрыла глаза и наслаждалась этими жуткими звуками. «Банши никогда не ошибается», - мстительно подумала она.
-Парень, ты опять жульничаешь! - Уоррик уже в третий раз поймал своего нового партнера по игре – зомби – за этим неблаговидным занятием.
-Так что теперь? - поразился тот. - Я – живой мертвец, оживленный с помощью магии. Неужели ты думал, что я буду этаким святошей?
На этот довод Рику нечего было ответить. Между тем зомби продолжил:
-Слушай, до конца ночи, а значит, и полнолуния, во время которого действует вся эта магия, осталось мало времени.
-И что это значит? - Браун взял из колоды на столе еще одну карту. Это был пиковый туз. Перебор.
-А то, что нам надо по-быстрому закончить эту партейку и разбегаться по домам. Хочешь узнать о том, что тебя ждет? - мертвец подмигнул. Уоррик отрицательно покачал головой. - Сразу видно – игрок. Не хочешь узнать об исходе партии. Ведь это лишит тебя кайфа, адреналина. Игроком был, игроком и умрешь.
Зомби залился забористым смехом и открыл свои карты. Флэш-рояль. Карты Рика были никуда негодными. Они были биты.
Оба покинули дом с чувством удовлетворения и доброй дозой адреналина в крови от игры, хоть и очень короткой.
Лишь пиковый туз остался на столе...


Гилберт Гриссом

-И все равно все, что Вы тут утверждаете, - это антинаучный бред, сэр! - Гриссом начинал выходить из -себя.
-Молодой человек, может хватит пытаться все в этом мире подогнать под догматы наук? - собеседником Гила стал чернокнижник – древний старик с окладистой седой бородой и огромным средневековым фолиантом. - Ты только этим всю жизнь и занимаешься – подгоняешь всё и всех под стандарты, выдуманные или выведенные множеством наук.
-Но... - Гриссом все еще пытался доказать свою правоту. Старик в нетерпении стукнул своей клюкой об пол:
-Люди – это не всегда объекты твоих исследований. Это еще и личности. И жизнь не сходится в одной точке под названием «работа». Но ты упорно не хочешь этого осознать и принять!
Грисс отложил свежий номер «Лас-Вегас Глоуб» и карандаш, с помощью которого разгадывал кроссворд. Поправил очки. Задумался. Молчание длилось довольно долго.
-Как только солнце полностью взойдет на небосводе, это место вмиг перестанет существовать.
-И что Вы хотите этим сказать? - Грисс сквозь очки посмотрел на старика. Его лицо показалось криминалисту знакомым.
-Я хочу дать тебе пару советов, юноша. Во-первых, тебе надо срочно менять свое отношение к окружающим тебя людям. Тебя и так в лаборатории все считают этаким компьютером, который в секунду выполняет миллион математических операций. Тебя скоро совсем перестанут воспринимать как личность. Во-вторых, отпусти ее. Дай ей свободно дышать. Ты только мучаешь ее.
-Но я никого не держу! - удивлению Гилберта не было предела. Как он мог кого-то держать, а тем более мучить? Ведь рядом с ним никого не было, кроме его беговых тараканов.
-Это не тараканы, Гил. Это живой человек. Девушка, - чернокнижник легко прочитал его мысли. - Она – не твоя судьба. Твоя судьба рядом ходит, но ты боишься его. Точнее, ты боишься собственных мыслей о нем.
Снова в точку. Этот странный старик был отличным психологом. Или телепатом.
-Сколько раз ты отводил от него взгляд, когда вам доводилось работать вместе? Сколько раз ты неожиданно для самого себя ловил себя на мысли о том, что он чертовски молод и привлекателен? И опять тебе нечего мне противопоставить, - старик улыбнулся. - Если ты все сделаешь правильно, ты поможешь не только себе, но и всей команде. И в твоих чувствах нет абсолютно ничего предосудительного. Ведь люди такие удивительные существа. Не правда ли?
Гриссом еще немного подумал и кивнул. Первый раз в жизни он понял все, не прибегая при этом к сложным логико-математическим вычислениям...
Яркая бабочка выпорхнула из трубы за мгновение до того, как домик растворился в лучах морозного утреннего солнца.

Четыре древних как наш мир скандинавских бога и богиня смерти кельтов стояли и смотрели на солнце. Каждый их них думал о том, что сегодняшняя игра удалась на славу.
-Плюс ко всему мы смогли им помочь. Ведь теперь их судьбы можно смело переписывать, - сказала Фрейя.
-Да, дочь моя, ты права как всегда. Нашим предназначением и много веков назад было помогать смертным., - пророкотал Один. - Надеюсь, что все извлекли что-нибудь для себя?
-Конечно, отец! - ответил Тор, помахивая молотом.
-Ты же знаешь, отец! - ответила Фрейя.
-О, еще как извлекли! - Локи довольно поглаживал свой живот.
И только Морриган ничего не ответила. Она с довольной улыбкой погладила своего верного ворона и, повертев в руках пиковый туз, отбросила его в снег и шагнула вслед за другими богами за завесу, разделяющую наш мир и Небытие – последнее прибежище когда-то великих божеств всех времен и народов...

@темы: .V.3 Цитаты, #fandom: CSI, CSI: Ник Стоукс, Сара Сайдл (таб.30)

---

[pineapple!juice]

Название:"Ой!"
Фандом:"Трилогия Бартимеуса"
Герои:Натаниэль, миссис Андервуд за кадром
Тема:"Ой!"
Объём:231 слово
Тип: джен
Рейтинг:G
Саммари:Натаниэлю следует быть более внимательным.
Авторские примечания:та самая история о Натаниэле и чашке чая на ступеньках лестницы.

Несмотря на унылые серые и тускло-коричневые цвета комнатки на чердаке, на затхлый запах старых, рассыпающихся по ниточкам ковров и даже на пятнышки плесени в темных углаъ, утро здесь кажется Натаниэлю самым прекрасным на свете. Заслышав щебет утренних птиц под своим окном, мальчик, открыв глаза, неизменно устремлял взгляд на обветшалую голландскую картину — ту самую, подаренную ему миссис Андервуд в его первый день в доме волшебника. Натаниэлю всегда хватало пары секунд на то, чтобы подумать: «Новый день», после чего он мгновенно вскакивал с возмущенно скрипнувшей кровати, нёсся к окну и распахивал застиранные бордовые занавески в цветочек. Из-за мутноватого стекла на него неизменно глядел серый, серый, но меняющийся с каждой секундой и такой непредсказуемый Лондон.
Далеко в противоположной части города маяила небольшая темная башня — Парламент, самое главное здание в Империи, если не во всем мире. Мечательно засмотревшись вдаль, Натаниэль не скоро вспоминал, что пора принимать душ и готовиться к предстоящим занятиям.
Забывчивость эта проявлялась в самых разных формах и степенях. Однажды, любуясь Лондоном, мальчик с ужасмом заметил, что до первого урока осталось меньше часа, а он еще не доделал домашнее задание по алгебре, которое мистер Перси обязательно взыщет с него на занятии. В панике, Натаниэль поспешно схватил одежду и ветхое полотенце, рванулся к двери, распахнул ее, пулей вылетел на лестницу и... «Ой!»
Что-то обжигающе горячее под ногами, звон как будто бы фарфора, грохот и оханье миссис Андервуд следуют далее обрывками цветных воспоминаний.

Название: "Апельсины"
Фандом: "Трилогия Бартимеуса"
Герои: Джессика Уайтвелл, ОС.
Тема:"Печаль"
Объём: 370 слов.
Тип: джен
Рейтинг:G
Саммари: Джессика Уайтвелл и аромат апельсинов.
Авторские примечания: Таймлайн, думаю, примерно, около 12-13 лет до событий первой книги.

Апельсины.

Такие сочные, яркие, ароматные. Дети жаркой Сицилии, здесь, в хмуром Лондоне, они переливаются всеми оттенками оранжевого, сверкая на фоне унылых серых цветов.

…Ты всегда появляешься, принося с собой запах апельсинов. Эта сладость никак не вяжется с неизменной язвительностью реплик и наглостью небрежных ответов.

Вызывая тебя в первый раз, я не удосужилась разузнать побольше о твоей истории.

Поэтому я была сконфужена и одновременно очарована таким простым, но завораживающим появлением: после семи слов Вызова двадцать секунд проходили в полном безмолвии, потом же сладкий душок начинал проникать в ноздри, задевая какие-то чувствительные струнки внутри, а через мгновение джинн возникал в пентакле.

Да, в тот самый первый раз я была настолько ошарашена, что позабыла четко сформулированный приказ и долго беспомощно хлопала глазами, уставившись на молодого человека в римской тоге, наигранно зевавшего мне в лицо.

Чуть позже, после первого «знакомства», я набралась смелости и спросила тебя о таком странном предпочтении.

Памятуя о том, что традиционные, излюбленные запахи всех демонов — это сера, аммиак и, на крайний случай, горелая человечина, мне даже в голову прийти не могло, как сумел какой-то джинн так изящно обставить свое появление.

Каждого последующего вызова я ждала, как праздника. Слушать, как Слова Вызова ритмично слетают с языка, растворяясь в воздухе, пропитавшемся благовониями. Отсчитать двадцать секунд. Услышать, как сильно бьётся собственное сердце и, закрыв глаза, вдохнуть аромат апельсинов с капелькой гвоздики. В следующее мгновение увидеть тебя напротив, все такого же язвительного и независимого.

Услышав подобную историю ранее, я бы, наверное, расхохоталась.
Ни за что.
Такое тесное взаимопонимание между волшебником и демоном?
Увольте. И руки нечего пачкать.
Однако в нашей истории это стало правдой.

Государственная газета «The Times» настолько пунткуальна, что публикует результаты экспертизы до ее завершения.

«Сегодня утром в четыре часа была совершена атака на Естественнонаучный музей Лондона. Повреждения и ущерб, нанесенные, видимо, Инферно и шарами с элементалями, составляют около миллиарда фунтов. Согласно официальному заявлению Премьер-министра, подозреваемые не задержаны. Более тридцати демонов числятся пропавшими без вести.»

Пентакль в тот день пустовал.

Альберт Уайтвелл, заместитель министра культуры, богат, образован и холост.

Что еще требуется от мужчины?
Идеальная пассия для кого-то вроде меня.

Белая ваза на столе красного дерева.
Аромат свежих апельсинов с рынка Портобелло. Должно быть, с Сицилии привезли.

Так, наверное, пахнет скорбь.

Кап-кап, слезки-жемчужинки сверкают в полете, падают на кружевную скатерть.

@темы: .I.1 Эмоции, .V.1 Фразы, #fandom: Трилогия Бартемиуса, Трилогия Бартимеуса: фэндом в целом (таб.30)

---

[December Offspring]

Название: Суть вещей
Фандом: Хеллсинг
Герои: Интегра, Алукард
Тема: IV - 2 Керамика
Объём: 1189 слов
Тип: джен
Рейтинг: PG

В любой библиотеке, будь это огромные залы с высокими потолками и строгими смотрительницами за стойками или просто одна из комнат дома, человек успокаивается. Книги словно подавляют всякую активность, страницы поглощают лишние шумы и остается только шелест листов и шуршание пальца проводимого по корешкам в поисках нужного названия. Но Интегра входила в свою домашнюю библиотеку тихими острожными шагами, как в храм, не поэтому.
Здесь, в глубине комнаты, рядом с камином стоял, таинственно поблескивая гранями, застекленный стеллаж. Маленькой мисс Хеллсинг не позволяли подходить к нему слишком близко, потому что она прислонялась к стеклу, оставляя на нем мутные отпечатки и следы дыхания, да и к тому же однажды чуть не повалила его на пол. А всё, потому что за стеклом стояла большая коллекция керамических фигурок, которые ей как любому ребенку хотелось потрогать, погладить, поиграть с ними, придумать какие-нибудь истории с их участием. Но ей не позволяли даже слишком долго смотреть на них, отец всегда закрывал шкафчик на замок и ключ носил в нагрудном кармане. Для него эта коллекция, которую они с женой собирали в своих поездках по миру ещё задолго до рождения дочери, была почти святыней, и свой священный трепет он пытался передать дочери. Однако детям свойственная удивительная бесчувственность в таких вопросах. Однажды Интегра не выдержала и начала кричать топать ногами и требовать, чтобы ей дали хоть недолго подержать какую-нибудь фигурку. Артур перенес эту истерику с ледяным, поистине английским, спокойствием, после чего вместо наказания усадил дочь к себе на колени и тихо сказал:
- Некоторые вещи созданы только для того, чтобы на них смотреть.
- А почему их нельзя потрогать? – спросила Интегра, совершенно неправдоподобно хлюпнув носом.
- Потому что… - отец ненадолго задумался, - потому что они не созданы для прикосновений, на ощупь они неприятные и совсем не такие интересные, вблизи эти керамические фигурки тебе не понравятся, - девочка недоверчиво нахмурилась, и тогда Артур достал с прозрачной стеклянной полочки миниатюрного ангелочка покрытого золотой глазурью, и дал дочери в руки.
Именно этот ангелочек казался Интегре самым красивым экземпляром в коллекции, он был так искусно исполнен мастером, что в приглушенном свете библиотеки казался живым, лукаво погладывающим на любопытную девочку, как бы подзадоривая тянуть к нему руки. Однако, когда её желание, наконец исполнилось, Интегра не почувствовала того чего ожидала. Фигурка ангелочка была холодной и чуть шероховатой, а не гладкой и теплой, как девочка надеялась, да и вблизи выражение его пухленького личика было не лукавым, а противно масляным даже каким-то развратным.
Тот урок так поразил Интегру, что, став уже взрослой девушкой, и после смерти отца вместе с наследством получив ключ от заветного стеллажа, она продолжала только смотреть на коллекцию керамических фигурок, не прикасаясь к ним. Здесь было много разных работ. И очень красивых, покрытых глазурью, раскрашенных так, что и не поймешь из чего они сделаны, и наоборот очень простых, примитивных фигурок буро-коричневого цвета с грубой пористой поверхностью. Почему-то фигурки второго типа нравились девушке больше, после того разочарования с ангелочком она уже не покупалась ни на что яркое и блестящее. Каждый раз, оказавшись в библиотеке, она подходила к стеллажу и смотрела на фигурки около пяти минут. Это был её ритуал почитания памяти о матери, которая собирала коллекцию и отца, который так долго их берег.
Интегра вздохнула и опустилась на удобную кушетку у камина. Она делала вид, что работает, просматривает документы и уточняет кое-что в книгах, но в действительности, девушка дремала, иногда отпивая чай, который заботливый Уолтер приносил госпоже. Обычно девушка не позволяла себе крепко засыпать, но в этот раз организм, ослабленный после болезни не смог сопротивляться жарко натопленному камину и вкусному чаю с расслабляющими травами, и очень быстро отключился. Интегра даже не успела взять в руки документы.
Потом девушке снился сон. Сначала она оказалась на поляне, где стояли двое детей, смотревших так будто ждали её с самого рождения. Однако Интегра не обратила на них внимания, пробежала мимо, и взгляд темно-серых глаз царапнул осуждением. За деревьями начался длинный каменный коридор, а в конце виднелась массивная дверь. Девушка помнила, что именно за этой дверью в подвале скрывается Алукард, но толкнув створки она оказалась в библиотеке. Там дядя Ричард разбивал мамину коллекцию керамики. Он кидал фигурки на пол, топтал их ногами и злобно смеялся над племянницей, кинувшейся было защищать стеллаж от разорения. Но её кто-то держал, чья-то твердая рука сжимала бедро девушки, а вторая лежала на плече и казалась очень тяжелой, чуть ли не вдавливающей в пол. Ричард тем временем достал пистолет… Интегра вздрогнула и проснулась.
Но рука на бедре почему-то никуда не исчезла. Девушка чуть приоткрыла глаза, боясь лишний раз пошевелиться, и увидела прямо перед собой Алукарда.
- Не притворяйся, я знаю, что ты проснулась, - опустившись на колени рядом с кушеткой, вампир водил рукой по хозяйскому телу будто мальчик, получивший в подарок дорогой конструктор и не верящий в своё счастье.
- Я и не притворяюсь. Просто ты меня напугал, - голос Интегры звучал глухо и напряженно, она с трудом удерживалась, чтобы не застонать. Мужское прикосновение – приятное и расслабляющее, гипнотизировало её и лишало воли, а этого никак нельзя было допустить.
- Извини, - его голос тоже звучал напряженно, - я… ты такая красивая, не мог удержаться.
- Алукард… - Интегра начала говорить и не закончила потому что он резко обнял её, притянул к себе и начал гладить по спине, прижимаясь всё теснее.
- Ты такая красивая, - девушка уже не могла сопротивляться, в ней скопилось столько нереализованных желаний, столько никому не отданной нежности, столько тоски, столько любопытства, в конце концов. Это же должно было кому-то предназначаться? Почему бы не Алукарду. Девушка опустила руки ему на плечи, подставила для поцелуев лицо, и вдруг её взгляд упад на застекленный стеллаж с коллекцией керамики. Интегру кольнуло стыдом, она замерла в мужских руках. Вампир отстранился, вглядываясь в хозяйку с беспокойством.
- Ты тоже очень красивый, Алукард, - произнесла девушка, коснувшись его лица кончиками пальцев. Его кожа обжигала холодом, а она всегда думала, что он теплый как мрамор на солнце, - Но некоторые вещи созданы только для того, чтобы на них смотреть, а не прикасаться.
- Интегра…- попытался возразить он.
- Уходи, - теперь хозяйка говорила тверже и увереннее, так что вампиру пришлось подчиниться.
На самом деле в голосе девушки звучало гораздо больше решимости, чем она чувствовала. После ухода Алукарда её снова начало трясти, это уже становилось нехорошей тенденцией: дрожать после его посещений. Сжимая кулаки, Интегра сидела на ковре рядом с кушеткой и думала, как ей избавиться от этого опасного наваждения, от мужчины, который был тем к кому нельзя прикасаться, только смотреть иначе… она боялась себе представить, что могло бы случиться тогда. Ей нужен был кто-то, иначе собственные фантазии грозились поглотить девушку без остатка. Интегра уже чувствовала как барахтается в них. Этим кем-то не обязательно должен стать вампир, но кто ещё? Тряхнув головой, девушка встала и снова посмотрела в сторону стеллажа.
Подойдя к нему, она открыла дверцу маленьким ключиком и, решительно протянув руку, достала оттуда одну из фигурок. Ею оказался довольно крупный не очень изящно слепленный дракончик, глазурь покрывала только треугольные наросты на спине, остальное тело было шершавым и слегка марало пальцы керамической пылью, Интегра представляла, что на ощупь он будет именно таким. Ей нужен был кто-то вроде него. Тот кто на ощупь окажется точь-в-точь таким же каким кажется со стороны. Но где взять? Кавалеры ведь не стоят на полках как мамина коллекция.
- Мне нужно уехать, - сказала Интегра и поставила дракончика на место.

@темы: .IV.2 Текстуры, #fandom: Hellsing, Hellsing: Интегра (таб.30)

---

[Скитлз]

Название: Фетишист чертов.
Фандом: Дозоры
Герои: Витезслав, Эдгар, Хена.
Тема: IV: 06 : 07 - Тонкий
Объем: 691 слов
Тип: слеш
Рейтинг: PG
Саммари: У Витезслава была одна тайна. Одна страшная тайна.
Авторские примечания: АУ и юмор (стеб?). Автора штырило. Откровенно штырило, когда он это писал. Он вспоминал рекламу Жадо и момент со срыванием одежды.

У Витезслава была одна тайна. Одна страшная тайна.
Нет, конечно, у него и без этого секретов хватало на всю инквизицию и немножечко оставалось для Дозоров. Можно сказать, что Грубин сам был - вампиром-загадкой.
Но это была из ряда вон выходящая тайна. Примерно, как Сфинкс среди пирамид: и не выше, и не древнее, а стоит особняком.
"Дело было в том, что начальник европейского отделения инквизиции... Дело было в том, что начальник европейского отделения инквизиции... Дело было в том..."
Эдгар схватился за голову и мысленно застонал. Так же мысленно он побился головой об стенку, об стол, об стул и об этого самого начальника европейского отделения инквизиции. В принципе, ему сейчас было глубоко параллельно обо что и с какой частотой биться. Единственное, что было важно - битье, как действие. Собственно, он даже сформулировать не мог, в чем было дело, потому что дело было просто катострофически хреново.
- Я не могу! - наконец взвыл Эдгар, хорошенько приложился лбом об стол и тихонько застонал. То ли от облегчения, то ли от того, что это мало помогло.
- Успокойся, Эдгар, - Хена налил себе в стакан молока, сделал глоток.
- Успокоиться!? - маг подскочил на ноги и заметался по комнате, натыкаясь на мебель. В конце концов он запутался в ковре и ногах, и упал на пол, замер. Оборотень удовлетворенно кивнул, подошел и присел на корточки рядом.
- Что в этом, собственно говоря, такого? - Хена сделал еще один глоток: стакан из рук он не выпустил.
- Ну как что... - прибалт замолчал и залился краской.

Когда Хена, флегматично следящий за мухами под потолком, невзначай обронил, что Витезслав... Витезслав... Вообщем, в тот момент Эдгар передумал кучу вещей:
Хена пьян;
Хена врет;
это не Хена;
это Городецкий, убивший Хену и принявший его облик;
а еще лучше - Гесер, который захотел подорвать Инквизицию изнутри;
или он, Эдгар, спит;
а может быть сошел с ума и это все ему кажется.
Прибалт зажмурился, пытаясь осознать эту мысль.

Полумрак комнаты не раздражает глаза, а убаюкивает бдительностьи здравый смысл. Витезслав щелкает замком от входной двери, приваливается к стене. Он устал после напряженного рабочего дня и раздражен. Из розетки тут же вынимается телефонный шнур, а мобильник, грустно пиликнув, потухает. Грубин прикрывает глаза и подается вперед, чувствуя тонкий, манящий запах. Улыбка обнажает идеальный ряд зубов, удлинившиеся клыки прикусывают нижнюю губу, сдерживая глухое рычание. Мужчина нетерпеливо царапает шелк шейного платка, разрываясь между искушением сорваться и остатками самообладания.
Витезслав делает шаг, замирает, принюхиваясь. Запах отгоняет его бдительность и осторожность. Пальцы раздраженно рвут воротник, одновременно выдирая пуговицы вместе с тканью. Еще одно движение, и инквизитор с грациозностью пантеры прижимается животом к прохладной столешнице. Каштановые волосы лезут в глаза, на лбу выступили капельки пота, а рука медленно ползет по обнаженной коже, от груди к ремню брюк. Победно сверкают темнеющие глаза: ведь уже он - ее, она - его и здесь нет посторонних, которые могут им помешать. Вампир уже несдерживает рвущееся наружу рычание и судорожно хватает маленькую бутылочку. Он трется о стекло щекой, нетерпеливо вдыхает тонкий запах и совершенно бесстыдно проводит кончиком языка по крышечке.

Эдгар задохнулся, закашлялся и уткнулся багровым лицом в ковер.
- Да, Вит, конечно, иногда очень впечатляет, - мечтательно протянул Хена.
- Но как? Как? - слабо запротестовал прибалт. - Никогда бы не подумал, что шеф - фетишист.
- Конечно, Эдди, - оборотень снисходительно улыбнулся. - Так бы ты уж точно не подумал.
Маг тихонько заскулил и опять уткнулся носом в пыльный ворс. Ему срочно надо было выйти.
___________________________________________
- Я ненавижу этого чертового Хену! - Витезслав со злостью пнул стенку, отчего по плитке побежала сеточка трещин. - Я ненавижу эти чертовы духи! Я ненавижу этот чертов запах с этим чертовым Жадо! Я ненавижу спирт!
Грубин ожесточенно полоскал рот, периодически пытаясь подуть на обоженный язык. Больше он никогда - никогда! - не согласится лизать бутылку с духами. Даже после фразы: "Ну, Вит. Всего один раз. Мне надо быть правдоподобным. Иначе дорогой Эдди мне не поверит".

- Да ладно, - Хена добродушно ухмыльнулся, подслушивая под дверью. - Зато Эдгар теперь исключительно Ваш, господи нача-а-альник.
Оборотень задумчиво посмотрелна стакан молока, обмакнул туда пальцы и методично начал их облизывать... Фетишист чертов.

@темы: .IV.6 Запах, #fandom: Дозоры, Дозоры: фэндом в целом (таб.100)

---

[Firesong]

Название: Немного о рекламе в мире фэнтези.
Фандом: ориджинал
Герои: команда магов-наемников
Тема: 02. Выдумка обязана быть прадоподобной. Жизнь - нет. М. Твен
Объём (в словах или знаках): 866 слов
Тип (джен, гет, слэш/фемслэш): Джен
Рейтинг: G
Саммари: Прославиться деяниями – это хорошо, конечно… Но популярную песню услышит куда больше народа, чем слухи даже о самой лучшей команде. А тем, о ком люди читали в книгах, они склонны больше платить.
Для посторонних приключения – это романтика, а мы так просто работаем...
Авторские примечания: где-то когда-то. На тот момент Опал еще звали Свободой.


- Нам нужен бард.
- Зачем?
- Чтобы он о нас пел, естественно.
- Тебе песен мало? Могу спеть.
Трикстер жестом прервал Свободу.
- Я не о том. За каждой достойной внимания командой наемников ходит свой бард, который прославляет их подвиги и приносит им известность.
- Правильно, только от нас ты всех отваживаешь, - ядовито напомнил Янтарь.
- Барды еще за девушками ходят, - добавил Проводник, - а у нас девушки разве что огнем в бардов не плюются. Особенно не занятые. Ну и как ты собираешься барда привлекать?
- Барды еще на романы привлекаются, - ехидно заметила Ведьма, справедливо отнесшая к себе предыдущее высказывание. – Особенно которые еще в процессе, - она медленно обвела присутствующих взглядом.
Проводник с Трикстером успешно сделали вид, что к ним это не относится. Пророк продолжал расчесывать волосы с отрешенной улыбкой, - было вообще непонятно, услышал ли он хоть что-то из сказанного. Воин спрятался за челкой – как было всегда, когда его пытались поддразнивать по поводу «романа».
Но шутки шутками, а было понятно, что никто в команде не стремился выставлять напоказ свои отношения. Особенно ради того, чтобы заполучить барда.
- Объясни толком, зачем тебе бард, - продолжила Свобода, когда «детский сад» угомонился.
- Чтобы он с нами ходил. Чтобы он о нас пел. Желательно, хорошо пел, чтобы песни расходились в народ. Чтобы о нас знали. В конце концов, мы теперь можем перенестись куда угодно, а нашей известности в этом еще надо помочь.
- Ну хорошо, - кивнул Янтарь. – Только ты и правда всех бардов распугал. Ты теперь, пожалуй, никому не сможешь столько заплатить, чтобы нас бояться перестали.
- В любом случае так не пойдет. Все знают, что мы не привечаем бардов. Если теперь один начнет за нами шляться, все прочие поймут, что его подкупили, а это не та известность, которая нам нужна, - заметил недавно появившийся в команде паренек, который, несмотря на возраст, успел повоевать в отряде наемников и представлял, как такие вещи работают.
- А если мы его просто уговорим, а не подкупим?
- Толку? Остальные все равно будут рассказывать так, как им интересней.
- Барда бы нам, - повторил Трикстер задумчиво. – Чтобы песни писал. А лучше, если он еще и книги писать будет. Типы, про которых будут говорить «о, это те самые, легендарные герои из книжки», могут дороже запрашивать за свои услуги. Да и песню услышит куда больше народа, чем передающиеся из уст в уста слухи даже о самой замечательной команде наемников. Которой мы, к слову, являемся, только об этом пока мало кто знает.
- Еще бы, - несколько недовольно заметила Ведьма. – Большинство наших нанимателей и словечка не пикнут о том, что мы для них сделали. И чем сложнее дело, чем более высокий класс мы показали, тем вероятней, что клиент будет молчать до смерти и даже после. В контракт, что ли, вставить пункт о распространении слухов, - впрочем, последнее предложение было явно сделано не всерьез.
- Ага, - покладисто согласился Трикстер. – Поэтому нам нужен такой бард, который будет знать, о чем петь, а о чем не петь. И сможет сочинять кучу правдоподобно звучащей чепухи, которую мы будем выдавать за свои подвиги. В конце концов, в большую часть того, что мы делаем, все равно никто не поверит, так что и петь об этом бесполезно. Слишком смахивает на дешевое хвастовство. Пусть лучше будут правдоподобные вымыслы.
Тень присвистнул.
- Где ж ты такого барда возьмешь? Все остальное – еще куда ни шло, да и заплатить можно столько, что он будет с пеной у рта доказывать, что мы его просто уговорили, но вот бард, который будет петь по указке и сочинять сказки, - он хмыкнул. – Может, мне попробовать? В рифму я уже заговорил…
- Настоящий бард нужен, - хмуро произнесла Бандитка. – Не просто с магией, но и с пониманием того, что он делает. И умением управлять толпой. У вас всех с этим очень плохо, и это я вам еще польстила.
Новичок вздрогнул. Он уже выучил, что это демон, но еще не осознал этого – не-магам всегда требовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к взрослой речи и едкому юмору трехлетней на вид девочки.
- Барда бы…
- Тебя заклинило? - Проводник преувеличенно участливо приложил пальцы к вискам Трикстера. Тот отмахнулся:
- Отстань, я идею думаю.
- Я вот думаю, - почти одновременно протянула Свобода, - если мы распугали всех здешних бардов, значит, нам нужен новый.
- … такой, чтобы он еще и дрался вместе с нами, - неожиданно вставил Защитник. Он так редко что-то говорил на общих совещаниях, что все вздрогнули от неожиданности. – Ну, чтобы не просто бренчал на своих мандолинах, а чтобы знал, с какой стороны за меч держатся, или еще за что-нибудь полезное. Тогда он будет не просто мотаться за нами, как кишка на веревочке, а будет полноценным членом команды. И сам будет понимать, о чем лучше не петь, и что лучше выдумать.
Трикстер с энтузиазмом закивал.
- Точно. Найти начинающего барда, который еще не набрался дурацких идей о том, что музыкант не должен браться за меч…
- С начинающим ничего не получится, - перебила Свобода, - мы его воспитывать еще несколько лет будем, а ты, как я понимаю, хочешь готового вот-прямо-сейчас? Надо просто найти неместного барда, и чтобы без «вредных привычек». И, кажется, я знаю, где его взять. Пожалуй, прогуляюсь-ка я на родину… - ее голос снова стал задумчивым, -Только в компании. Одна я туда не сунусь.

@темы: .V.3 Цитаты, #original: фэнтези, Ориджинал: фэнтези, маги-наемники (таб.30)

---

[December Offspring]

Название: Снежная королева больна
Фандом: Хеллсинг
Герои: Интегра, Алукард
Тема: III – 4 Мороз
Объём: 908 слов
Тип: джен
Рейтинг: PG
Авторские примечания: низкий рейтинг!!!

Струйка холодного воздуха из приоткрытого окна внесла в душную комнату приятное разнообразие. Не торопясь, холод скользнул вниз, по полу и медленно поднялся прямо к теплой руке, выпростанной из-под одеяла. Девушка на кровати, обложенная подушками и теплыми пледами, даже не попыталась спастись от этого. Напротив, она перевернулась на спину и ещё больше скинула с себя одеяло, после чего лениво приоткрыла один глаз.
За окном была настоящая зима: всю территорию засыпало ровным слоем белейшего снега, на котором ещё никто не оставил следов. Интегра улыбнулась, представив какой сейчас на улице воздух – такой свежий и прозрачный, что кажется, будто мир сделан из стекла, прислушавшись даже в доме можно было услышать тихое позвякивание. Девушке очень хотелось выйти из дома и хотя бы недолго пройтись по дорожке до ворот, пряча нос от кусающегося мороза и прислушиваясь к скрипу снега под ногами. А потом она бы обязательно вошла в теплый дом и выпила чая с апельсиновым джемом и тостами. Но она болела и, прямо как в детстве, дворецкий не позволял леди вставать, заставлял пить невкусные лекарства, правда, ещё баловал сладким и книгами. Вспомнив о своей болезни, Интегра недовольно фыркнула. На самом деле у неё уже не было температуры, и кашель почти прошел, а Уолтер просто перестраховывался и тянул с вызовом врача, который, конечно, тут же подтвердил бы факт выздоровления. Мисс Хеллсинг с опаской посмотрела на дверь, будто боялась, что дворецкий сию минуту появится на пороге с неизменным подносом в руках. Когда же ничего подобного не произошло, девушка решительно встала в постели. Голова чуть кружилась от непривычно резких движений, но Интегра не собиралась отступать от задуманного, пусть даже потом Уолтер будет на неё сердиться. В конце концов, он ей не отец.
В абсолютной тишине зимнего утра, скрип снега казался невероятно громким, девушка даже испугалась, не перебудит ли этот шум весь дом. Впрочем, со стороны особняка не последовало никакой реакции, поэтому Интегра спешно отходила от него всё дальше, к тому месту, где стояла конюшня. Лошади встревожились при появлении человека, особенно одна – пегая с белым пятном на морде, начала копытом разгребать подстилку из сена и дергала ушами. Девушка подошла к кобыле и погладила её по шелковистым ноздрям, жалея, что не принесла с собой угощения. Ведь она так редко приходила сюда, вряд ли животные обладали такой хорошей памятью, чтобы помнить как она ездила на них… кажется года два назад.
Интегра с трудом управилась, седлая лошадь, и уже начала беспокоиться не слишком ли спешит со своим выздоровлением. Но всё-таки решила, что небольшая прогулка тихим шагом ей не повредит, если только удастся не свалиться. Поле, на самом деле являющееся полигоном для тренировки в стрельбе, было запорошено снегом ослепительно блестящем на солнце. Девушка передернула плечами, словно разминаясь. Заснеженное пространство казалось бесконечным, хотелось ехать вперед и вперед, ни на что, не натыкаясь и чувствуя, как поднятая копытами снежная пыль, оседает на лице. Кожа на скулах и щеках Интегры натянулась, все мышцы онемели, заслезились глаза, и только тогда девушка поняла, что уже сбилась с первоначального плана, вместо шага, пустив лошадь галопом. Но движения, словно не происходило, потому что пейзаж не менялся. Со всех сторон одинаково белело поле, где-то в еле различимой дали сливающееся с василькового цвета небом. Именно из-за этой монохромности лесополоса показалась неожиданно выскочившей из засады армией. Мисс Хеллсинг резко натянула поводья, хотя в этом не было никакой надобности – лошадь сама остановилась, почувствовав опасность. Подрагивающими руками Интегра заставила кобылу развернуться и направилась обратно аккуратной рысью, уже не чувствуя потребности в бешеной скачке. Теперь она наслаждалась красотой зимней природы, и даже холодный воздух, обжигающий ноздри с каждым вздохом, казался девушке приятным. В Англии и зимой редко бывает такой холод. Обычно он какой-то неправильный, вялый, будто сам больной. А этот был таким звенящим, крепким, игриво пощипывающим незащищенную одеждой кожу. Им стоило успеть насладиться, ведь уже к вечеру могла вернуться обычная серо-прохладная погода. «Вон и облака наползают» - отметила Интегра про себя, глядя на юг, откуда медленно ползли грузные свинцовые тучи, обещавшие к обеду осыпаться мокрым снегом больше похожим на дождь, который уничтожит всю эту белоснежную хрустящую красоту.
Девушка чувствовала себя бодрой, будто укрепленной морозом, как облитая водой снежная статуя. Но в теплой конюшне на неё навалилась странная усталость, всё тело стало ватным, а на лбу выступила испарина. Слезая с лошади, она почти потеряла сознание, и наверняка упала бы, однако сильные руки подхватили её, и мягкий голос прошептал на ухо:
- Так и знал.
- Алукард, - простонала она, - ты почему не спишь?
- Это я должен спросить, почему ты не в постели?
- Кто тут хозяйка, интересно бы мне знать, - вампир ответил тихим смехом. Перехватив свою госпожу поудобнее, он понес её к дому. Она хоть и понимала, что не стоит поддаваться ему, всё-таки расслабилась, позволив нести себя.
- Не надо было тебе вставать, - сказал Алукард, когда они были уже на ступенях крыльца.
- Не читай мне нотаций, - буркнула девушка и попыталась освободиться. Вампир улыбнулся на эту попытку, но всё же отпустил Интегру, правда, уже в доме. Пройдя чуть вперед, девушка оглянулась, Алукард, приняв это за приглашение, подался к хозяйке. Она, вздрогнув, тут же напустила на себя равнодушный вид. Иногда ему казалось, что у неё в организме есть специальный рычаг, который регулирует степень холодности во взгляде. Порой льда становилась так много, что даже вампиру хотелось поежиться.
- Спасибо, за помощь, - ничего не выражающим голосом поблагодарила Интегра и направилась к лестнице твердым шагом. Мысленно она ругала себя за проявленную слабость, за то, что радовалась, когда вампир нес её на руках, за то, что вообще встала с постели. Алукард же смотрел хозяйке в спину и улыбался, ему некуда было торопиться, он мог и подождать, пока в душе девушки наступит весна.

@темы: .III.4 Погода, #fandom: Hellsing, Hellsing: Интегра (таб.30)

---

Перемены - бэт-слэш

[Tykki]

Название: Перемены
Фандом: DC Comics
Герои: Бэтмен/Джокер
Тема: Перемены
Объём: 400 слов.
Тип: слэш
Рейтинг: PG только за то, что слэш.
Саммари: Свидания на крышах у Бэтса часты, но вот партнёр новый)
Авторские примечания: Если повезёт - это начало цикла.

читать-читать

Ночью в Готэме тени густы настолько, что могут скрыть самый разноцветный наряд. Уличное освещение? Есть, конечно. Но вот почему-то на эту аксиому оно не действует.
Впрочем, если бы при разглядывании теней Бэтмен полагался только на зрение, его карьера оборвалась бы уже давно. А так, приземлившись на крышу, он сразу, не колеблясь, протягивает руку и вытаскивает из темноты того, кто в ней прятался.
- Понежнее, Бэтси, поласковее, - ворчит Джокер (а в тени трубы стоял именно он). Попыток вырваться он не делает, как не делал никогда. А вот до сих пор скрещенные на груди руки - это что-то новое, клоун ведь любитель широких жестов, в присутствии Бэтмена особенно.
Защитник же Готэма салфеткой стирает с губ Джокера помаду. Тоже не сказать что б обычный жест.
- Бэтс, послушай, вот я же не лезу разбирать по косточкам твои привычки, - клоун барабанит пальцами по собственным бархатным рукавам. - Хотя мог бы сказать пару слов о твоей привычке носить трико, и всё такое!
Бэтмен, достав из пояса очередное модное техническое устройство в форме летучей мыши, молча сканирует образец помады. Результаты получаются вполне ожидаемые, и, прищурившись, герой включает звук, чтобы Джокер сам послушал список токсичных веществ, половины из которых хватит для летального исхода у обычного человека.
- Ну да! И что? - наконец разводит руками клоун. - Может, у меня не только с тобой на сегодня свидание намечено! Или ты вдруг о моём здоровье решил позаботиться? Тогда польщён, польщён - и очень тронут!
- Тебе это вреда ни причинит. - Бэтмен убирает сканер и салфетку обратно в пояс. - Мне по большей части тоже, кстати. Не надоело?
- Не-а, - расплывается в улыбке Джокер. - С чего бы? А если вдруг тебя что-то не устраивает, я готов послушать твои рекомендации в области декоративной косметики. Ведь ты же всё у нас знаешь, правда?
В ответ Бэтмен его обнимает.
Хотя нет, слово "обнимает" здесь не подойдёт. "Заключает в объятия" - это звучит как-то, pardon moi, пошловато, а "притягивает к себе", в общем, тоже не отражает суть движения, когда секунду назад ты стоял отдельно, а сейчас вокруг тебя тяжёлый плащ и руки его владельца, и при этом одно состояние превратилось в другое так быстро, что впору заподозрить вмешательство сверхъестественных сил.
Но нет, ими Бэтмен никогда не обладал.
А движение это - эх, такое цельное, безо всякого изящества прямо.
В сцепленных за спиной в замок пальцах Джокер по привычке вертит нож.
- Ну, Бэтси, что у нас сегодня плохого?..

@темы: .I.6. Ангст, #fandom: DC Comics, DC Comics (комиксы): фэндом в целом (таб.100)

---

[Сехмет]

Название: Наша девочка
Фандом: Герои
Герои: Ной, Сандра, Алекс/Клэр
Тема: V: 5: 9 - Пиромания
Объём: 100 слов
Тип: джен с упоминанием гета
Рейтинг: G
Авторские примечания: Предупреждения: косвенно AU, ООС, мелодрама

Рано или поздно это должно было случиться, и, когда его жена уезжает, даже не собрав вещи, Ной Беннет лишь уходит в работу глубже, и делает вид, что все по-прежнему.

Клэр звонит в декабре, у нее голос рождественского ангела. Она говорит, что не приедет в будущем году.
– Я вышла замуж, – говорит она. – За Алекса.

Ной выносит всех уцелевших в техасском пожаре плюшевых мишек во двор, поливает бензином и поджигает. Они горят с отвратительным запахом, розовый, бежевый, белый мех слипается черными комками, глаза грустно смотрят из пламени.
– Наша девочка выросла, – говорит он вслух, представляя себе, что Сандра стоит рядом, – стала совсем большой.

Название: «Ф» значит «Физика»
Фандом: Герои
Герои: Дэнко/Беннет
Тема: IV: 5: 8 - Стук капель
Объём: 100 слов
Тип: слэш
Рейтинг: G/PG
Авторские примечания: Предупреждения: ООС, опыт со стилем
Драббл также входит в алфавитный цикл.

Вопрос: что случится, если неостановимая сила столкнется с несдвигаемым объектом?

* * *

Одни говорят, что противоположности притягиваются, другие же полагают, что это – романтическая выдумка.

Дэнко и Беннет с любопытством украдкой изучают друг друга, но, случайно встретившись взглядами, брезгливо отворачиваются. Некоторые люди могут существовать в одной вселенной лишь по ошибке.
Каждый разговор – смертельная схватка, каждое касание – как автомобильная катастрофа.

Когда в очередном разговоре Дэнко грубо хватает его за запястье, Беннет не вырывается, а тянет его на себя. И небо не падает на землю, мир не гибнет в радиоактивном пожаре – лишь чуть усиливается дождь, колотящийся в окна.

* * *

Ответ: неостановимая сила остановится, несдвигаемый объект сдвинется.

Название: Сомнение
Фандом: Герои
Герои: Ной/Сайлар!Нэйтан
Тема: II: 4: 7 - Кража
Объём: 124 слова
Тип: слэш
Рейтинг: PG
Авторские примечания: Предупреждения: не AU, но станет таковым, ООС, сопливость
текст входит в цикл сестенценс "Четыре лица страха"

«Все уже закончилось», «теперь все будет хорошо» – эти фразы звучат успокоительно, но Нэйтан Петрелли чувствует себя преступником, точно все те, кого убили, замучили, навсегда лишили привычной жизни люди Дэнко, стоят у него за плечами, готовые в любой момент нанести смертельный удар в спину; будто ощущая смутный запах разложения, Ной Беннет начинает сторониться его, их редкие встречи – которые нельзя назвать свиданиями, где редко находится время объятьям или поцелуям – почти сходят на нет, и, хотя, когда брак Беннетов официально признается расторгнутым, Нэйтан ощущает в глубине души постыдную радость человека, совершившего кражу, он знает, что брошенное в коротком разговоре «ушел от жены» не значит «приду к тебе» – ведь все действительно закончилось, он чувствует это, но не хочет, не готов принять, и не уверен, что хочет знать, почему.

Название: Страдание
Фандом: Герои
Герои: Ной/Сайлар!Нэйтан
Тема: IV: 5: 4 - Гудок
Объём: 117 слов
Тип: пре-слэш
Рейтинг: G
Авторские примечания: Предупреждения: не AU, но станет таковым, ООС, сопливость
текст входит в цикл сестенценс "Четыре лица страха"

Иногда Нэйтану снятся кошмары: люди, умирающие на его руках, люди умирающие от его рук, захлебывающиеся кровью, задыхающиеся, горящие заживо и разбивающиеся на мелкие осколки – просыпаясь – то в самый темный ночной час, то почти перед рассветом – он смотрит в потолок, и чувствует, что забыл нечто очень важное, и не уверен, что хочет вспоминать, а потом берет с прикроватной тумбочки мобильный телефон, и долго сжимает его в ладони, гадая: чей номер можно набрать, чтобы получить немного спасения – ведь Трейси мертва, а Хэйди давно нет до него дела, мама спит и не стоит ее будить, Питер и сам слишком беспокойный в последнее время; номер Беннета Нэйтан набирать не решается, почти суеверно боясь, что случится нечто дурное, едва он услышит гудки.

Название: Откровение
Фандом: Герои
Герои: Ной/Сайлар!Нэйтан
Тема: V: 5: 6 - Депрессия
Объём: 139 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG
Авторские примечания: Предупреждения: не AU, но станет таковым, ООС, сопливость
текст входит в цикл сестенценс "Четыре лица страха"

Когда таблетки, прописанные от депрессии – весь сенат глотает такие, сам президент каждое утро нашаривает у себя у кровати пузырек с ними – заканчиваются, Нэйтан не посылает за новыми, зная, что они не помогут, и пытается разобраться во всем сам: причины и следствия, совершенные и не совершенные им поступки, ничто не хочет складываться в систему; он помнит хорошие дни, и то, что заменяло им нежность, но не может нащупать момент, с которого превосходно отлаженный механизм начал давать сбои – редкие поцелуи стали бесчувственными, движения – осторожными, вопрос: «как там Клэр?» все чаще остается без ответа, руки, гладящие спину, точно нащупывают чувствительное место, которое заставит капкан захлопнуться – можно было бы сказать, что Беннета точно подменили, но Нэйтан видит страх в глазах матери, чувствует, что внутри него шевелится нечто, пытающееся разрушить весь мир вокруг, и понимает: дело в нем самом, это он перестал быть собой.

Название: Осознание
Фандом: Герои
Герои: Ной, Сайлар!Нэйтан
Тема: II: 4: 1 - Вторжение
Объём: 110 слов
Тип: джен со слэшевым подтекстом
Рейтинг: G
Авторские примечания: Предупреждения: не AU, но станет таковым, ООС, сопливость
текст входит в цикл сестенценс "Четыре лица страха"

Нэйтан приходит без приглашения, это вторжение в частные владения – но почти пустой дом в Коста-Верде встречает его с молчаливым гостеприимством; Беннет безоружен, точно знает наверняка, что ни ружья, ни ножи не помогут ему, если Нэйтан решит его убить, он сидит на диване в гостиной и ждет, неподвижный, как готовая к броску гремучая змея, глядя ему в глаза, Нэйтан спрашивает: «кто я?» – собственный голос кажется ему совершенно чужим, как и дыхание, и лицо, и тело, брезгливость Беннета выливается из каждой поры кожи, плещется в глазах за стеклами очков, он говорит: «ты знаешь ответ, Сайлар», и тогда точно все вывихнутые кости разом становятся на свои места, воздух снова входит в легкие – «верно».

@темы: Heroes: Ной Беннет (таб.30), .II.4 Детектив/преступление, .IV.5 Звуки, #fandom: Heroes, .V.5 Душевные болезни

---

[December Offspring]

Название: Воспоминание
Фандом: Хеллсинг
Герои: Хейнкель/Максвелл, упоминание Интегры
Тема: IV - 2 Бумага
Объём: 952 слова
Тип: гет
Рейтинг: PG-13
Авторские примечания: автор потерял мысль где-то на середине

Всё чаще Хейнкель ощущала беспокойство, перед тем как войти в кабинет шефа. Особенно, когда он вызывал её одну, без напарницы. Она знала, почему и зачем он это делает, знала уже очень долгое время, но нервничать стала только недавно. Наверное, именно из-за того, что эта история слишком затянулась.
Началось всё как первая влюбленность, это было чувство, не советующееся с разумом, они поддались первым порывам страсти и, хотя происходившее между ними на узкой кровати, действо мало походило на настоящий секс, для них это было чем-то особенным. Но Хейнкель не понимала, как так получилось, что воспоминания не остались в прошлом и их отношения продолжились. Первое время ещё было интересно, однако постепенно встречи с Максвеллом стали однообразными и безвкусными, словно старая жвачка, которую не решаешься выплюнуть, потому что она последняя в пачке. Однако начинать разговор, который станет первым шагом к разрыву, Хейнкель не хотела. Потому что Максвелл мог, она хорошо его знала, неосторожно произнести «я тебя люблю», чем заставил бы её… соврать или сказать правду. Ни один из вариантов не казался ей приемлемым. Оставалось только ждать, когда шефу самому надоест. Не могло же это продолжаться вечно.
Прежде чем постучать Хейнкель всегда прикладывала ухо к двери, чтобы услышать как шеф шуршит возясь с документами и периодически что-то пишет. Эти звуки всегда её успокаивали. Собравшись с духом, девушка постучалась, шуршание бумаги прекратилось и из-за двери раздалось его как всегда чуть раздраженное: войдите. Он не любил, когда она стучалась. Наверное, ему хотелось, чтобы Хейнкель вела себя нагло, врывалась в кабинет, когда ей вздумается, и садилась к нему на стол, прямо на самые нужные документы. Но она продолжала соблюдать приличия и вела себя осторожно. Всё же он улыбнулся, когда посетительница вошла. Каждый раз при виде этого Хейнкель мельком отмечала, что, возможно, не хочет прекращать их отношения. Улыбался Максвелл красиво, не так как своим подчиненным или соперникам, это была особенная, теплая улыбка специально для неё - Хейнкель Вольф. А ведь в мире было так мало чего-то существующего специально для неё, что любая потеря становилась существенной. И поэтому девушка всегда тоже улыбалась и шла навстречу мужчине, чувствуя, как её тело идеально вкладывается в его большие руки с длинными пальцами.
И ласки, в воспоминаниях кажущиеся такими привычными, всё ещё вызывали приятную дрожь, кожа покрывалась испариной и между ног разгоралось нетерпение. Монашка с удовольствием выгнулась, послушная руке, поглаживающей спину. Максвелл прижал бедра Хейнкель к столу и чуть отстранился, чтобы посмотреть на её раскрасневшееся лицо с закрытыми в ожидании очередного поцелуя глазами. Это выражение нравилось ему больше всего. Девушка в этот момент без всякой надобности водила рукой по столу заваленному документами. Вдруг её пальцы наткнулись на что-то инородное, не похожее на теплую шероховатую поверхность бумаги, это было что-то твердое и гладкое.
- Что это? – спросила Хейнкель, глядя на фотографию.
- А это так, - Энрико, занятый расстегиванием пуговиц рубашки, даже не посмотрел на то, что ему показывали. На фото стандартного размера была крупным планом запечатлена девушка лет восемнадцати-девятнадцати, её пронзительно голубые глаза смотрели куда-то в сторону от камеры, а светлые волосы в момент съемки, наверное, трепетали от ветра и поэтому частично закрывали объектив и с первого взгляда казались дефектом пленки.
- Кто это? – настаивала Хейнкель.
- Да, что там такое? – Максвелл резким движением забрал фотокарточку у девушки из рук, - Ах, это, Интегра Хеллсинг.
- Хеллсинг? Это протестантская организация по уничтожению нечисти?
- Да, наши коллеги, - Энрико хмыкнул, скривив губы в ироничной усмешке.
- Ммм, - Хейнкель внимательнее всмотрелась в фото, пытаясь уловить какую-то мысль, вернее воспоминание. Она точно знала, что уже где-то видела эти глаза и надменно-упрямое выражение лица.
- С чего это ты так заинтересовалась? – голос Энрико звучал немного ревниво. Снова отобрав фотографию у Хейнкель, он бросил её на стол.
- Хотелось бы знать зачем тебе понадобилось фото главы Хеллсинга, - больше подыгрывая ему, чем действительно ревнуя, ответила девушка.
- Противника нужно знать в лицо, - сказал Максвелл и добавил просящее:
- Давай больше не будем об этом.
Но Хейнкель продолжала попытки вспомнить, где же она могла видеть Интегру раньше, эта мысль не отпускала её всё время пока она лежала на столе и тепло шелестящей бумаги, которое она чувствовала под обнаженной спиной, нарушалось только в одном месте – там куда упала маленькая глянцевая фотография.
- Что с тобой сегодня? – Максвелл присовокупил к вопросу крепкий поцелуй, от которого у Хейнкель обычно кружилась голова, а сегодня только усилилось желание пойти поразмышлять в одиночестве.
- Ничего, - ответила она, рассеянно потянувшись за сигаретами, - устала, наверное. Я пойду.
- Нет, останься, - мужчина ухватил её за руку.
- Не могу, - девушка покачала головой, - в другой раз, - поцеловав Максвелла на прощанье, она вышла в коридор. Где-то здесь должна была быть дверь, ведущая в небольшой дворик с красивыми клумбами, хотя осенью цветов на них уже почти не осталось. Оказавшись на улице, Хейнкель, наконец, закурила присев на невысокую ограду. Глава враждебной организации почему-то никак не выходила у девушки из головы. Хейнкель даже начало казаться, будто она прямо сейчас видит перед собой её пронзительно голубые глаза, похожие на подсвеченное изнутри стекло. Свечение становилось ярче, пожирая все остальные цвета кроме белого, пока голубое стекло не разбилось, и вспышка не озарила хранилище с воспоминаниями до самого дна. Выронив окурок, Хейнкель смотрела в одну точку, так же как давным-давно в детстве. Она вспомнила летний день, и короткий поход, который им устроил Андерсон, и игру в прятки и девочку, непонятно откуда взявшуюся на поляне. Теперь Хейнкель удивлялась, как могла забыть такое. Ведь та девчонка поразила её своей красотой, как других детей поражают золотые статуи или большие соборы. Будучи маленькой Хейнкель думала, что никогда не забудет этой красоты. И вот, надо же, забыла, а вспомнила с таким трудом.
Девушка улыбнулась. Сам факт встречи с ещё маленькой Хеллсинг, протестанткой и еретичкой, казался ей забавным. А фатальной и роковой эту встречу, она назовет потом. В следующий раз.

@темы: .IV.2 Текстуры, #fandom: Hellsing, Hellsing: Интегра (таб.30)

---

[AlyonaSL]

Название: Приметы и суеверия
Фандом:CSI LV
Герои: Гил Гриссом/Грэг Сандерс
Тема: "Как ни хороша стратегия, иногда надо смотреть и на результаты.У. Черчилль"
Объём: 2588 слов
Тип: слэш
Рейтинг: light R
Примечание: POV Грэг Сандерс
Саммари: "И к слову, твоя бабушка ничего не говорила о том, что бывает с людьми, когда они забывают позавтракать?"
Дисклеймер: всё чужое. Моя только любовь.


ПРИМЕТЫ И СУЕВЕРИЯ


- Надо же, как интересно, - усмехается Гил, заинтересованно глядя на меня. – Значит, если первая бабочка, которую ты увидел весной – белая, это к счастью?..
Я уже и не помню, с чего вдруг мы, проснувшись рано утром, разговорились о моем детстве. Может быть, потому, что мы сейчас не у себя дома, а опять в Сан-Габриэле, куда так здорово приезжать во время летнего отпуска? И где повсюду приметы моего прошлого, которым Гил уделяет, как мне кажется, чересчур пристальное внимание.
Или я просто до сих пор поверить не могу, что ему в самом деле интересно моё детство? Я его об этом спросил вчера. А он обнял меня и сказал, что ему всё про меня интересно.
В общем-то, я понимаю: мне о нем тоже интересно знать как можно больше. И он часто мне рассказывает, - а уж тот вечер, когда мы разбирали гараж и отыскали его старый фотоальбом, я всю жизнь помнить буду! Как что-то сжалось, а потом вспыхнуло в груди, когда я увидел его молодого, лет двадцати пяти или чуть старше. Он был такой… потрясающий, что я, грешным делом, пожалел, что сам тогда под стол пешком прогуливался еще.
Я ведь был настолько умен, что эту мысль вслух высказал: Медведь посмеялся и спросил: «Я тебе таким старым меньше нравлюсь?» Чудной он иногда, в самом деле. Если бы он мне старым не нравился, стал бы я за ним хвостиком ходить два года? А он выслушал, опять посмеялся, щелкнул меня по носу и сказал таким шутливо-строгим голосом: «Терпение, Сандерс, - великая вещь! А еще выдержка и ожидание…»
А сегодня с утра меня почему-то о себе рассказывать понесло. Честное слово, не помню, с чего это мы: обычно по утрам, да еще в отпуске, у нас другие дела находятся! А тут – проснулись, смотрим друг на друга, и Гил вдруг спрашивает:
- Тебе что снилось?
А я так ошалел, что как есть ответил:
- Бабушка Нана.
- Да? – улыбнулся Медведь. – И что?
Тут и начал я рассказывать, что в моем сне бабушка говорила про какие-то приметы. Она часто мне про это говорила, когда я был маленьким. Мне было так любопытно, что я запомнил многое. И зачем-то начал Гилу всё это пересказывать сейчас: может, оттого, что вспомнил про бабочку? Бабочка его страшно заинтересовала. Я подумал – он пустится в рассуждения, какие бабочки белого цвета обитают в нашей местности и как они называются, а он вдруг спросил, о каких еще приметах бабушка рассказывала.
Вот смешно: лежат двое, рядом, голыми, под одним одеялом, наедине, - и про приметы разговаривают!
А с другой стороны – тоже общение. Не хуже иных прочих.
Гил спрашивает – я отвечаю:
- Вот, скажем, любимая примета моей мамы, про вязание. Если ты вяжешь что-то, нельзя оставлять вещь неоконченной, это к неудаче. Поэтому мама, если уж садится вязать, то всегда до конца вещь доделывает. А если связать носки своему бойфренду, он от тебя уйдет.
- Надеюсь, ты не будешь мне вязать носки? – смеется Гил, трогая меня под одеялом.
- Рад бы, да не умею, - хохочу в ответ я. – Хочешь, моя мама тебе свяжет носки? Надеюсь, она не считает тебя своим бойфрендом?..
Повисает неловкая пауза, во время которой я в очередной раз успеваю проклясть свой болтливый язык. Кажется, я задел какое-то больное место.
- Полагаю, твоя мама как раз свяжет мне носки, - произносит Гил спокойно. – Так что там дальше с приметами?
- Про острые предметы интересно: если нож упал на пол – к вам спешит мужчина. А если на пол упали ножницы – ваш любовник вам изменяет.
- Хммм, - Гил изображает глубокие раздумья, хотя глаза у него откровенно смеются. – Давай вспомним, кто из нас в день той злосчастной аварии так замечательно уронил нож?
- Главное – чтобы никто из нас не ронял ножницы, - вторю ему я. – А то потом не оправдаешься…
- Да уж, улика стопроцентная, - задумчиво произносит Гил. – Честно говоря – иногда меня поражает, насколько безгранична вера людей в те или иные явления, при отсутствии причинно-следственных связей! Ладно мы, здравомыслящие – надеюсь! – ученые: для нас такие доводы будут просто смешны. Но вот какая-нибудь впечатлительная дама, которой, допустим, все детство об этой примете твердила та же бабушка, уронит ножницы на пол – а потом пойдёт и убьёт своего любовника: якобы потому, что вот оно – точное доказательство его измены. А мы потом голову ломать будем, с чего это она…
Мне хочется о чем-то его спросить на тему данного монолога, но я никак не могу сосредоточиться: оттого, что Медведь ворочается в постели и наконец устраивается поближе ко мне.
Ладно, буду дальше рассказывать, а потом, если вспомню, - спрошу.
- Есть примета про мусор: выкидывать мусор после заката – накликать недобрых гостей. Воров, что ли?
- Может быть… Особенно, если, вынося мусор, ты забыл закрыть за собой дверь.
- Точно! А вот еще: если уронить расческу во время причесывания, вас ждет скорое разочарование в любви.
- Экли, наверное, никогда не разочаровывался в любви, - глубокомысленно замечает Гил, и я от этой его серьезности буквально взрываюсь хохотом. Медведь смотрит на меня и улыбается: ждет, когда я отсмеюсь.
Я перевожу дух и двигаюсь дальше:
- Кстати, Гил, вот тебе еще энтомологическая примета: если к вам в дом залетела пчела, скоро вам нанесет визит неожиданный гость. Если убьете пчелу — гость будет неприятным. У тебя наверняка в жизни не было неприятных гостей!..
- Если бы, – он хмурится, и я в очередной раз проклинаю свой язык. Гил явно вспомнил, как к нему – точнее, к нам! – в дом месяц назад приходила Сара. Естественно, она ничего про нас не знает, и мне во время ее визита пришлось прятаться в шкафу в спальне. Как в плохом анекдоте. Было бы совсем смешно, если бы она пришла, пока мы любовью занимались: но совсем плохого анекдота не получилось, и звонок раздался, когда мы просто сидели на кровати и беседовали о порядке обработки сцены преступления. Гил как раз что-то говорил о сосредоточенности при этом процессе, и о тех мелочах, на которые надо обратить внимание. Тут позвонили в дверь, Гил пошел смотреть, кто это, а я хотел куда-нибудь в гостиную податься или на кухню. Потом слышу голос в коридоре почти под дверью, причем такой знакомый, с истерическими нотками: всё, думаю, поздно из спальни выскакивать, и полез в шкаф. А потом только понял, почему Сара, как только ее впустили, в спальню понеслась.
Мне ее, если честно, жалко стало. Как она кричала: «Я знаю все! У тебя есть другая!» Дешевая мелодрама, черт меня подери. А я сидел в шкафу и думал: интересно, что будет, если я сейчас выйду и скажу: «Сара, ты ошибаешься, - у него не другая, а другой».
Но я еще окончательно не сошел с ума, и даст бог, долго еще не сойду.
Гил как-то ее уболтал потом, переключил на что-то другое своими разговорами, так что она свернула истерику и домой ушла. А мы после, когда я из шкафа вылез, даже не знали, если честно: плакать нам или смеяться. И вот потом как раз совершенно парадоксально любовью занялись. Видимо, от переизбытка эмоций.
- Между прочим, - заявляю я, встряхивая головой, словно стараясь вытрясти оттуда все воспоминания про Сару, – есть еще одна интересная примета. Про постель. Бабушка мне всё детство говорила: Заправляя утром постель, нельзя отвлекаться на другие дела, иначе ночь в постели будет бессонной!..
Я произношу это с таким лицом, что мы с Гилом дружно начинаем хихикать.
- Ты тоже вспомнил, как две недели назад… да, Медведь?
- Безусловно, - кивает Гил, улыбаясь. – Действительно, иногда твоя бабушка бывает права!..
Просто две недели назад у нас был выходной, и мы, как два дисциплинированных школьника, решили переделать в этот день как можно больше дел в рамках подготовки к отпуску. Для чего встали в семь утра, ни на что не отвлекаясь, и я пошел готовить завтрак, а Гил стал убирать постель: он всегда говорит, что ему сложно заниматься делами при разобранной кровати. Я даже подозреваю, почему: все-таки еще только год, как мы с ним… вместе, а живем в одном доме и подавно совсем немного. Так вот, пока он там убранством постели занимался, позвонила Кэтрин и срочно попросила его подъехать, как сама она сказала, «на двойной труп». Гил сказал «сейчас буду» и заявился на кухню:
- Грэгго, хочешь на двойное убийство?
Конечно, я сказал «Хочу», мы быстро позавтракали и поехали. Никто Гилу по поводу моего присутствия даже слова не сказал: я тогда уже числился стажером, и вроде как все было в рамках дозволенного. Одна Кэтрин странно так усмехнулась:
- Где ты его выцепил в такую рань в выходной?
Гил ответил «Позвонил по телефону», и Кэтрин успокоилась. Или сделала вид, что успокоилась.
На этом выезде мы проторчали весь день: устали до зеленых мушек в глазах и вывозились, как черти. Потом еще пришлось в лабу ехать и там срочные ДНК-тесты запускать, и Гил ехидно так высказывал нашей Кэтрин, пока я с приборами возился:
- Видишь, я как чувствовал, что надо Сандерса захватить!..
А потом притащились мы с Медведем домой – замотанные, потные, но страшно довольные проделанной работой. Ввалились в душ, стали с себя грязную одежду стаскивать, и тут Гил посмотрел на меня и говорит:
- Проклятье, вот сейчас я начинаю понимать, как за этот день по тебе соскучился….
Я даже не удивился, чего это он, - мол, мы с ним как раз целый день бок о бок работали! Я сразу понял, о чем речь идет, поэтому честно признался:
- Я по тебе тоже…
В общем, начали мы под душем – хоть еще помылись попутно, слава богу! – а потом переместились в спальню, на ту самую кровать, которую Гил так тщательно утром заправлял, пока ему Кэтрин не позвонила. Покрывало так и осталось криво накинутым, - но в общем, оно и на руку. Мы это покрывало сдернули, плюхнулись в постель – и оторвались друг на друге так, что заснули только под утро. Гил еще ворчал, перед тем как отключиться: что у него спина болит, что я бессовестный мальчишка и что ему уже не двадцать лет, чтобы такие акробатические номера вверх ногами откалывать. Ох, ужасно люблю, когда он так ворчит: если его не знать, можно подумать, что по-настоящему. А я же слышу, как он в подушку смеется, и понимаю, что он всем этим делом страшно доволен; а уж как я доволен, – не передать.
В общем, толкового сна у нас в ту ночь не получилось. Видимо, всё потому, что Кэтрин помешала Гилу с утра кровать заправлять.
Вот сейчас я опять поеду крышей от всех этих воспоминаний, и кажется, Гил тоже. А ведь мы еще не завтракали. Смотрю на часы – без четверти десять, а мы, как назло, собирались после завтрака на пляж и вчера просили маму в десять утра нас разбудить. Вот будет забавно, если она придет, а мы тут отрываемся!
Нет уж. Лучше пока продолжить умные разговоры.
- Все эти приметы и суеверия – вещь чрезвычайно любопытная, – произносит Гил весьма заинтересованно. И украдкой гладит меня по ноге. Я чувствую, как его ладонь поднимается вверх по бедру, задевая волоски на коже, и как эти волоски от такого прикосновения буквально встают дыбом. И кое-что еще тоже встает, - вот это сейчас точно лишнее.
Я говорю себе, что это всё от нас не убежит, а перед мамой будет неудобно. И пытаюсь переключиться на более грустные вещи.
- Вот еще есть примета про мост. Если расставаться с кем-нибудь на мосту – то уже больше никогда с ним не встретишься…
Черт. Я хотел помочь нам отвлечься, но, кажется, добился обратного эффекта.
- Никаких мостов, - говорит Медведь и сгребает меня в охапку. И я чувствую, что у него тоже стоит, причем неслабо.
- Эй, эй, погоди,- я делаю вид, что вырываюсь. – Скоро десять… сейчас мама придет… да, я тебе еще одну примету не рассказал: если в окно влетит птица, это к несчастью…
- Конечно, к несчастью, - смеется Гил.- Если птица влетит к нам в окно и слопает кого-нибудь из наших насекомых, это будет ужасное несчастье…
И я точно больше не могу, - потому что он сказал «К нам в окно», и насекомых своих назвал «нашими». Это как если бы я был девушкой, и он бы мне руку и сердце предложил.
А сейчас он прижимает меня к себе и целует в шею, и спрашивает, словно всё остальное уже решено:
- Ты хочешь вниз или наверх?..
Мне совершенно всё равно, я таю, как мороженое на солнышке, а член уже словно каменный, и хочется, хочется, - бог знает чего хочется, лишь бы с Гилом вдвоем, и как можно плотнее, как можно ближе! Я трусь об него всем телом, он тихо стонет и снова целует меня в шею, слегка прикусывая, - господи, у меня сейчас взорвется мозг, и я даже не замечу, если войдет мама: между прочим, мы закрыли вчера ночью дверь на задвижку или нет?..
Лицо горит от возбуждения, и я вдруг вспоминаю еще одну примету, про которую говорила бабушка: «Если у вас щеки горят, кто-то вас обсуждает». Скорее всего, мама. Возможно, она как раз пришла - и услышала за дверью Очень Странный Шум. Потому не стала даже стучаться.
- Гил… - выдыхаю я. – Гил…
- Да, – отвечает он, тоже тяжело дыша. – Здесь… Здесь, с тобой…
- Давай ты сверху, - шепчу я ему прямо в губы. – Смазка под подушкой…
И он даже не спрашивает, удобно ли мне с моим ожогами в такой позе и не болит ли у меня спина. Видимо, по мне уже заметно, что сейчас у меня ничего не болит. Мне сейчас не до этого, потому что я приподнимаю бедра и он входит, медленно, осторожно, и я его даже не тороплю, как обычно, - потому что сейчас, несмотря на сильное возбуждение, почему-то хочется чувствовать сам процесс, а не результат.
Я смотрю Гилу в глаза - и вдруг сообщаю шепотом:
- А еще бабушка мне говорила, что синий цвет приносит удачу и оберегает от колдовства…
Это было последнее, что я сказал членораздельно. Дальше были только какие-то бессвязные шепоты, и стоны, и выдохи, - и кажется, я опять заорал, когда кончал, а Гил, едва опомнившись от своего оргазма, попытался заткнуть меня поцелуем, но было поздно.
Мама наверняка услышала. Ну и ладно.
Когда мы с Гилом отдышались, он посмотрел на меня и сказал:
- Надо же, какая интересная тема – про приметы и суеверия!
И тут я вспомнил, что хотел спросить у него по этому поводу:
- А вот скажи, Медведь, - ты как ученый что думаешь по поводу всех этих примет? Почему люди в них верят? Неужели кто-то собирал статистику, выводил закономерности…
- Нет, конечно, - усмехается Гил. – Просто иногда людям гораздо проще верить, чем устанавливать причинно-следственные связи. Ведь, увы, немногие задумываются над тем, по каким причинам что происходит: гораздо проще сказать себе, допустим, что ссора произошла из-за рассыпанного перца, а любовник изменил оттого, что женщина уронила ножницы.
- Кстати о любовниках, - фыркаю я, - бабушка мне еще про свадебные приметы рассказывала. Например, как девушки советуются с котами о своем замужестве: кладут под порог три волосинки из кошачьего хвоста, завернутых в бумажку. Через три дня смотрят, какая буква образовалась: Y или N. То есть – идти им за этого человека замуж или нет! Умора, правда? Словно девушка сама знает об этом человеке меньше, чем какие-то кошачьи волосы. Или еще: если утром в день свадьбы кошка появляется в комнате невесты, то семейная жизнь будет богата ссорами. Словно от кошки это зависит!
Гил смотрит на меня с таким видом, словно собирается произнести очередную цитату. И точно:
- Как говорил Уинстон Черчилль – как ни хороша стратегия, иногда нужно смотреть и на результаты. Поэтому, что бы ни говорили по поводу замужества кошачьи волосы, желательно немножко подумать своей головой!
- Как мы с тобой, что ли?..
Медведь строго на меня косится, сдерживая улыбку:
- Перестань, ушастый, а то я пойду к твоей маме и пожалуюсь, что ты меня интимно провоцируешь, причем на голодный желудок. И к слову, твоя бабушка ничего не говорила о том, что бывает с людьми, когда они забывают позавтракать?
- Она говорила, что плохой аппетит – это от любви, - отвечаю я, и у Гила становится такое лицо, что я понимаю: в этот раз моя бабушка точно была права.

@темы: CSI: Гил Гриссом, Грэг Сандерс (таб.30), #fandom: CSI, .V.1 Фразы

---

[December Offspring]

Название: Хороший день
Фандом: Хеллсинг
Герои: Интегра, Алукард, Максвелл, Хейнкель
Тема: III – 4 Влажность
Объём: 1047 слов
Тип: джен
Рейтинг: PG
Саммари: Интегра вспоминает один день из детства
Авторские примечания: скукотища

Когда-нибудь Интегра восстановит в памяти этот день до мельчайших подробностей, все детали встанут перед глазами и сложатся в картину идеально точную и полную горькой правды. Но в вечер накануне своего восемнадцатилетия юная глава организации смогла вспомнить лишь некоторые яркие моменты. Особенно выделялся один: оранжевый огонек на конце отцовской сигары. Он чуть подрагивал и был устремлен в сторону заката, девочке тогда ещё показалось, будто отец прикурил от солнца.
Наверное, Интегра вспомнила об этом, потому что сегодня сама впервые закурила. От дыма першило в горле, но запах, дразнящий ноздри, очень нравился девушке, он как будто возвращал всё на свои места, ведь с уходом отца в доме совсем перестало пахнуть табаком. Сидя на подоконнике девушка оглядела свой кабинет. Да, всё верно – Артур смотрел на неё с портрета, висящего над камином, он в каком-то смысле продолжал, оставался с ней, утешал, уверял, что всё хорошо, и она вздохнула с облегчением. Такой чудесный вечер было ни к чему портить излишне реалистичным взглядом на жизнь.
С самого утра шел дождь, а к вечеру распогодилось совсем по-летнему, октябрь, будто ненадолго отступил от своих законных прав. Интегра смотрела вдаль, где виднелись пожелтевшие и уже чуть облетевшие верхушки деревьев, и вспоминала дальше. В тот летний день, один из последних, когда отец ещё мог скрывать свою болезнь, тоже сначала шел дождь, а потом потеплело. И они устроили пикник на мокрой траве, шутили и смеялись, почти как нормальная семья…
Правда, потом дядя с отцом вдруг начали ссориться. Кажется из-за того, что Артур зажег сигару. Интегра хорошо помнила, как эта неожиданная перемена, так её поразила, что она убежала. Вот так вот просто – встала и понеслась к небольшому леску, словно хотела спрятаться от этих раздраженных мужчин, в которых уже не могла узнать своих родственников. Девочка мчалась, не разбирая дороги. Она не столько бежала, сколько катилась по сырой земле, с трудом удерживая равновесие, оставляя за собой длинные глубокие борозды. Влажные листья били Интегру по щекам и плечам, с них скатывалась вода, так что вскоре девочка выглядела так, будто купалась в одежде. Но она ни на что не обращала внимания, пока вдруг не наткнулась на кого-то. Интегра приняла бы препятствие за древесный ствол, если бы крепкие руки не ухватили её за плечи, не давая упасть. Девочка подняла глаза: перед ней стоял мальчик примерно того же возраста, что и она, но в выражении его лица и взгляде болотно-зеленых глаз не было ни капли детской наивности. Незнакомец смотрел внимательно и с подозрением, словно поймал кого-то важного, как минимум шпионку.
- Ты кто? – резко спросил он, продолжая крепко держать чумазую и мокрую девчонку за плечи.
- А твоё, какое дело? – нелюбезно отозвалась Интегра и попыталась высвободиться. Ей это удалось, но только из-за того, что пальцы мальчика соскальзывали с её намокшей шелковой рубашки.
- Тут я задаю вопросы, - огрызнулся зеленоглазый, - я… - но его речь, несомненно обещающую быть вычурной и где-то даже пафосной, прервал радостный возглас:
- Рико! Я нашла Рико!
- Не называй меня так! – мгновенно растеряв свою жутковатую серьезность, возмутился мальчик и обернулся к вновь прибывшей.
- Но ты же Рико, - девочка с серыми глазами появилась из-за ствола. Сдув с лица челку пшенично-рыжих волос, она быстро оглядела небольшую поляну цепким взглядом и вдруг замерла, уставившись в одну точку. Понять куда она смотрит, оказалось не сложно, здесь можно было смотреть только на Интегру.
Даже повзрослев, мисс Хеллсинг не понимала, почему произвела на незнакомку такое впечатление. Что такого было в ней, чуть испуганной, перемазанной грязью, мокрой девчонке, в таком виде годной, разве что работать огородным пугалом? И всё-таки стально-серые глаза смотрели на неё с восторгом, который казался почти неприличным. Рот незнакомки чуть приоткрылся, и сама она стояла неподвижно в напряженной неудобной позе. Интегра даже растерялась, хотя прочно привитые ей хорошие манеры подсказывали, что нужно представиться, однако она так и стояла в ожидании каких-то действий от других детей, стоящих на поляне…
- Я не советовал бы тебе привыкать к этой гадости, - от неожиданности Интегра вздрогнула и выронила сигарету. Окурок упал куда-то вглубь кустов, потревожив листья с которых тут же начала скатываться вода. Девушка смотрела вниз с сожалением. Сигарет у неё было ещё много, но ведь эта - первая. И она заслужила лучшего конца, хотя бы того чтобы её докурили, как следует, и затушили в дорогой хрустальной пепельнице. Интегре откровенно хотелось сделать это событие запоминающимся, ведь всё что делается впервые должно быть особенным, а тут Алукард так некстати со своими замечаниями.
Она резко обернулась к слуге. Тот стоял в тени, носками сапог чуть не достигая границы между тьмой и ярким заходящим солнцем.
- Что ты тут делаешь? – спросила хозяйка, пытаясь рассмотреть его лицо, скрытое тьмой.
- Пришел к тебе, - ответил он спокойно, будто не заметив раздраженного тона собеседницы.
- Чтобы предупредить о вреде курения? – и, не дожидаясь ответа, Интегра добавила:
- Спасибо, я в курсе.
- Но, госпожа…
- Свободен! – отрезала она, чувствуя, как теряет самообладание и вот-вот попросит его остаться.
- А можно спросить?
- Ну? – изящно соскочив с подоконника, Интегра сделала несколько шагов в сторону Алукарда.
- Что было потом? – он неожиданно поднял взгляд, как бы предупреждая не приближаться.
- Когда?
- Тогда, в Италии? – девушка замерла, вцепившись в край стола. Она привыкла, что вампир иногда читал её мысли, подсматривал сны и воспоминания, но почему-то именно сейчас это задело сильнее обычного. Как будто он увидел что-то действительно личное, интимное и секретное. Однако кричать на него не хотелось, ведь это был такой хороший день. Поэтому она просто ответила:
- Меня нашел отец, а домой я приехала простуженной и болела две недели. Иди, - Алукард кивнул с самым серьезным видом, словно узнал нечто важное и исчез.
Интегру же начало трясти как в лихорадке, она почувствовала, как её бросило в жар, и пот покрыл всё тело. Так бывает, когда неожиданно уличают во лжи. Своим вопросом вампир невольно или специально заставил хозяйку почувствовать себя немного лгуньей, при чем врущей самой себе. Всё ещё не избавившись от дрожи в ногах, Интегра тяжело опустилась в кресло и тут же потянулась за сигаретами, лежащими в выдвижном ящике.
На самом деле тот день был ужасным, впрочем, как вся семейная поездка в Италию, изначально задуманная как развлекательная. Артуру плохо удавалось скрывать свою болезнь, дядя Ричард постоянно раздражался и кричал на всех, а Интегра капризничала, чувствуя себя обманутой. И всё-таки ей хотелось помнить тот день хорошим, с улыбками, шутками, вкусной едой и маленьким приключением. Потому что так было нужно.
Интегра оглянулась к окну и, шумно вдохнув запах намокших жухлых листьев, сощурившись от яркого вечернего солнца, решила, что этот день запомнит таким, чтобы его не понадобилось приукрашивать.

@темы: .III.4 Погода, #fandom: Hellsing, Hellsing: Интегра (таб.30)