Лисявое ОБЛО
Название: Кто дольше?
Фандом: Hellsing
Герои: Алукард, Интегра, ОЖП, ОМП
Тема: Любовный треугольник
Объём: 2146 слов
Тип: джен, гет
Рейтинг: PG
Саммари: классический сюжет - леди Хеллсинг выходит замуж.
Авторские примечания: -
Читать дальшеРебенок не боится чудовищ, если те выползают из темноты и протягивают когтистую лапу. Там, где взрослый человек в ужасе отшатнется – ребенок доверчиво тянет обе ладошки и заливисто смеется. Ребенок настолько чист и невинен, что его не может запятнать никакая грязь, будь она даже собрана из самых низких помыслов. Ребенок много прекраснее любого взрослого, потому что даже самый непоседливый – маленький наивный ангел. Алукард, давно уже павший ниже всех пределов, очень любил детей. С недавнего времени.
Заливистый смех был пугливо спрятан за обеими ладошками, прижатыми к пухлым розовым губкам, когда высший вампир показательно нахмурился и приложил палец к губам, с укоризной покосившись на широкую двуспальную кровать. Девочка, сидевшая перед ним в клубке извивающихся теней, послушно замолчала с заговорщическим выражением лица.
Сердце у нее колотилось быстрее, чем у запыхавшегося человека. Глаза видели мир ярче, больше, удивительней. Подумать только, пройдет каких-то десять лет – и все те богатства, которые на Той Стороне выданы в приданое этой очаровательной крошке, будут безрассудно раскиданы по широкой дороге жизненного Пути, а бывшая обладательница их загрубеет внешне и внутренне, отточит свою красоту до остроты стилета и научится орудовать ею, как вор в темной подворотне. Какое счастье, что это еще так не скоро.
Алукард улыбнулся. Вместе с его улыбкой одна из теней скользнула по припухлой ножке в кружевном носочке, щекотнула до первого смешка замечательно круглую и розовую пятку, показавшуюся в расползающейся дырке, вылилась размазанными чернилами по пушистому ковру.
- А это жираф, - торжественно провозгласил Алукард, когда тень приняла нужную форму.
Теневой жираф с десятком красных глаз на теле повел шеей, норовисто переступил с одной длинной ноги на другую, а после понесся вскачь на месте, помахивая пятнистым хвостом.
Маленькая Гонория всплеснула руками, в восхищении приоткрыла губки, сложив их в восхищенную «о» и шустро поползла к фигурке африканской диковинки. Зачерпнула тело жирафа полной любопытства горстью – черная жижа осела на маленьких пальчиках, странно съежилась, завернулась в спираль, разбросав в сторону ошметки, и обернулась роскошным бутоном розы дегтярного цвета. И снова в огромных голубых глазах – настоящее, искреннее восхищение.
- Как красиво, Алукард! Еще! – она все еще немного картавит, буква «л» у нее выходит как скромное «в», чего девочка всегда стесняется, если на это указывают взрослые.
- Еще? Хочешь слоника? Или… птичку? – ореол теней за спиной Князя Немертвых всплеснул всеми оттенками черного и алого, улегся плащом на его плечах и расстелился гордым орлом по предплечью. Он мог даже махать крыльями и клекотать – пусть и беззвучно.
- Как живой! – и Гонорию совершенно не смущал жуткий облик нахохлившейся птицы, покорно подставившей голову с встопорщенными перьями под доверчивую детскую ладошку. – Мягонький, - восхищенно проворковала девочка, привставая на цыпочки. – Совсем как у дяди Джорджа, когда мы выезжали на охоту.
- У дяди Джорджа, был сокол, а это – орел. Он король птиц. И он тебя слушается беспрекословно. Хочешь – и на твоей руке посидит, - Гонория без промедления сунула вампиру залепленную пластырем на локте ручонку, тот присел на колено, принимая ладонь четырехлетней девочки со всем почтением, словно настоящий рыцарь.
Орел, заполошно забивший крыльями у него на кулаке, был невесомый, но вместе с тем осязаемый. От него веяло холодом, однако девочка, неловко пытавшаяся удержать птицу на предплечье, совершенно не испугалась – она еще не читала книг, чтобы знать затасканное клише «могильный».
- Очень умная птичка. А я могу тебе показать такую, - высунув ярко-розовый язык цвета вареной колбасы от усердия, девочка встала напротив бьющего немертвому в глаза солнца, сложив две расправленные ладони и изобразив птичку.
- Хочешь я дам тебе целую стаю голубей? – низко рассмеялся Высший, глядя за восторгом запрыгавшей на месте Гонории, когда из пола, со всех сторон вокруг нее, как по мановению волшебной палочки, выросли десятки рук с длинными аристократическими тонкими пальцами, подарив юной наследнице рода Хеллсингов летящих куда-то далеко-далеко птиц на бежевой стене спальни.
- Какой ты! Алукард! – в подбородок ткнулся целый ворох золотистых медового цвета волос, защекотавших нос, когда девочка бросилась на шею улыбнувшемуся Алукарду, крепко обнявшему ее и поцеловавшему в макушку. – Самый лучший, - заверили его огромные синие глаза с блестящими искорками, заставив носферату нежно улыбнуться – ну неужели кто-то еще может его так же сильно любить? – Вот только… - неожиданно нахмурила Гонория светлые бровки-ниточки.
- Что, принцесса? – ласково подтолкнул ее к вопросу вампир, поцеловав ребенка в лоб.
Девочка неожиданно отстранилась, подошла к большому кофейного цвета зайцу и обняла его за шею. Алукард раздраженно поморщился, попытавшись спрятать гримасу за маской вежливого любопытства.
- Алукард, зачем ты делаешь больно маме? – в голосе Гонории не было ни слез, ни детского отчаянья, с которым обычно крошечные девочки кидаются бить по животу отца-алкоголика, колотящего мать. Только безграничное удивление – маленькая графиня Хеллсинг все никак не могла уложить в голове, что ее Алукард, ее такой хороший Алукард, может кому-то вообще делать больно.
- Я? – непритворно удивился вампир, поманив девочку к себе. Та послушно плюхнулась на колено к высшему, принявшись ковырять пуговицы его рубашки. – С чего ты взяла, принцесса? Я никогда не делаю нашей маме больно.
- Она моя мама, - строго поправила Гонория, - а тебе она хозяйка, - вампир снова поморщился – из всех вещей, которые были напеты им в нежные розовые ушки наследницы организации, всего лишь несколько не были усвоены до конца.
- Даже если так, я ни за что не сделаю больно нашей маме и хозяйке, - ловко выкрутился Алукард, нажав на кончик носа девочки пальцем и попытавшись исподтишка отобрать у нее мерзопакостное животное. Не удалось – та вцепилась в ушастое отродье намертво. – Кто наговорил тебе таких глупостей, принцесса?
- Папа, - честно ответила Гонория, заставив Слугу семьи Хеллсинг перекоситься.
- Когда же он тебе такое сказал? – мягко покачивая девочку на руках, спросил вампир. – С чего твой папа это взял? Он же не бывает никогда у нас дома.
- Он спрашивал меня, плачет ли мама и кричит ли она по ночам. А я все-все слышу, - заверила его Гонория, доверчиво прижимаясь к холодной груди немертвого. – Мама часто плачет. И кричит тоже. Папа говорит, это потому что ты делаешь ей больно. А мама молчит, когда я ее спрашиваю. Расскажи, Алукард, - потянула она мужчину за ухо.
Алукард только улыбнулся, скрывая за теплым выражением лица настоящее бешенство. Нет-нет, на очаровательную Гонорию, его принцессу, оно не выльется ни за что. Но с каким удовольствием он перенес бы его на того несчастного, которому просто повезло быть донором генов для дочери Интегры, знал только Господь Бог.
- Маме со мной очень хорошо, поверь, принцесса, - и принцесса верила, особенно когда он вот так покачивал ее и убаюкивал низким приятным голосом. Гонория обожала Алукарда, смотрела на каждый его поступок из всех ей доступных с восхищением, обожала играть с ним и рассказывать ему о своих маленьких проблемах. – Я потом ее попрошу – она сама тебе докажет, вот увидишь.
Лицо девочки просветлело.
- Я знала, что папа просто не понимает. Он же не знает, что ты хороший, - Алукард улыбнулся.
Сэр Родерик знал Алукарда более чем хорошо. Этому смазливому выскочке из рода промышленников в свое время довелось даже покомандовать немного «Хеллсингом» и – какой удар для вампира! – даже влюбить в себя неприступную леди Интегру Хеллсинг.
Алукард потерял контроль незаметно – вот они мило щебечут о кризисе на рынке драгоценных металлов, а вот он уже ведет ее в туре Венского вальса. Вот он приглашен на званый ужин в доме Хеллсингов, а вот уже целует невинно и кинематографично владелицу поместья в щеку. Вот он остался случайно в грозу на ночь в просторной комнате для гостей, а вот и хозяйка тенью выскользнула из этой комнаты с утра, просто до неприличия счастливая. А вот уже и помолвка. Алукард долго гадал, чем же мог ее взять этот холеный блондинчик с шоколадными глазами. Чего нет у Алукарда, что есть у него? Разве что богатство, просто несметное. Но его хозяйка не из корыстных. Вариант «душа» Алукардом даже не рассматривался – у первого мужчины леди Интегры их было за три миллиона, и все как одна готовы были преклонить колено перед возлюбленной госпожой хозяина.
Оставался последний вариант – этот промышленник, этот владелец «серебряного мешка», был настолько глуп, что влюбился в его госпожу по самое свое поросшее фунтами стерлингов сердце. Счастье в глазах новобрачных на свадьбе Алукард запомнил очень надолго – эта сцена стала самой отвратительной из всех им виденных за последние полторы сотни лет. А самой жалкой – извиняющееся лицо Интегры перед церемонией, когда она любезно пригласила вампира «поговорить» и долго… просила прощения. О, Интегра Хеллсинг умела и любила быть несчастной, в этом ей равных не было. Вампир, посмеиваясь, извинения принял, втайне порадовавшись, что его никто не собирался заточать в казематы. Ну а он умел ждать. Улыбался жениху на свадьбе, представляясь «левой рукой» невесты, пожимал ему руку с нечеловеческой силой… и ждал.
Его надежды сбылись довольно быстро – и пары месяцев не прошло, как хозяйку начало тошнить по утрам. Молодой супруг, опасливо косившийся на «телохранителя» супруги, готов был кружить Интегру на руках. Она и сама светилась от счастья. Ребенок от двух прерывающихся ветвей – такое ожидаемое событие в аристократических кругах. Некоторые счастливые родители совсем еще маленьких мальчиков и девочек расчетливо принялись прикидывать пол будущего младенца, строя планы на удачный брак – после свадьбы Интегра стала одной из самых преуспевающих женщин Британии. Алукард сердечно поздравил вяло улыбнувшуюся госпожу – та как будто избегала своего слугу. Занималась излюбленным самобичеванием, думая, насколько больно сделала своему слуге. Тот же лишь прикидывал, что новый партнер – это отличный опыт для игр со старым. И, конечно, радовался наследнику. Новый хозяин – это новые эмоции, новые впечатления… его госпожи. Они помогут сделать ее бурную кровь еще более горячей. Ах, как же вампир любил, когда сердце Интегры бьется так быстро, что вот-вот пробьет грудную клетку!
А потом были роды, очаровательная с колыбельки светловолосая девочка, торжественно названная Гонорией, и первый визит в детскую спальню. Ребенок не расплакался, когда вампир навис над ним. Не расплакался он и тогда, когда его коснулся холодный палец – только с любопытством ухватился за него и немедленно потащил в рот. Алукард и не представлял, насколько большую часть его души займет скоро эта кроха. Пока что…
- Можешь и запечатать, - ласково произнес Алукард стремительно бледнеющей Интегре, - можешь хоть убить, если найдешь способ. Можешь по кускам скормить собакам. Но подумай – мне-то все равно нечего терять, а свое дело я сделать успею всегда.
- Что ты хочешь? – твердо спросила Интегра, незаметно сжимая край стола.
- Все очень просто, - Алукард выплыл из тени к изрядно осунувшейся и похудевшей после родов леди Хеллсинг, - всего лишь твой развод. И еще кое-что, - младенец у него на руках весело курлыкал, играясь с лентами галстука. Вампир подошел к хозяйке вплотную, прижавшись бедрами к ее бедрам и нависнув над упершейся поясницей в столешницу женщиной.
- Сумасшедший, - трясущимися губами произнесла Интегра. – Ты не сможешь этого сделать, я тебе…
- Ты не сможешь предусмотреть всех способов, госпожа, - ласково улыбнулся ей вампир, склоняясь к шее замершей женщины. – Или ты хочешь рискнуть? Много времени не понадобится. Пока ты будешь гоняться за мной с серебряной цепью и десятком священников, я легко выкраду ее из-под любой охраны. Мне достаточно разжать руки, и…
В ту ночь из кабинета они так и не вышли. Гонория заночевала в коляске, стоявшей рядом со столом матери. А через неделю после этого сэра Родерика нашли в полувменяемом состоянии в компании двух проституток в Ист-Энде. К огромному удивлению всей аристократической общественности, расцветшая в браке Интегра Хеллсинг была непреклонна – вот ведь странность, обычно первую и единственную шалость прощают таким замечательным мужьям. Промышленник стер не один десяток брюк, ползая перед женой на коленях, уверяя ее, что он ни в чем не виноват. И пусть Интегра сыграла не по сценарию, разрыдавшись у пока что мужа на плече и рассказав о выходке вампира, Алукард был доволен – мужчина оказался достаточно мягкотелым, чтобы подписать все документы и удалиться за дверь, настояв только на еженедельных встречах с дочерью. В глазах его светилась надежда, что монстру однажды надоест играться с госпожой. И вот тогда он сможет вернуться и…
Четыре года прошло с тех пор. Но так ничего и не изменилось. Родерик, как оказалось, тоже прекрасно умел ждать.
- Уже полдень, принцесса, - прошептал Алукард, укладывая малышку к обессиленно спавшей матери, - давай не пойдем в твою спальню, а останемся тут? – Гонорию не нужно было уговаривать долго – та быстро засопела под боком у матери.
Вампир усмехнулся, незаметно заползая под одеяло. От первого же поцелуя в плечо леди Хеллсинг вздрогнула и открыла глаза, сжав в горстях простыню.
- Давай не будем шуметь? – ласково пропел голос ей на ухо. – Не надо так громко кричать, как ты обычно это делаешь, разбудим нашу девочку, - Интегра прерывисто вздохнула, почувствовав, как ладонь вампира уверенно скользнула между ее ног, раздвигая их. Если уж приучать к тишине, то самым радикальным способом.
Четыре года прошли незаметно для вампира и мучительно долго тянулись для начинавшего уставать Родерика, выцветшими глазами смотревшего на виноватую Интегру при каждой встрече. Однако Госпожа и Слуга прекрасно знали, что каким бы страдальческим ни было выражение смуглого лица, на деле леди Хеллсинг кричит вовсе не от боли – она довольна всем, что сложилось вокруг нее. Эта женщина не умеет быть безоблачно счастливой, даже имея все. И рано или поздно промышленник отправился бы в запас просто потому, что надоел бы ей – как и вся приторно-конфетная счастливая жизнь. Для Интегры Хеллсинг даже обычная семейная жизнь должна на вкус отдавать горечью – иначе она жить уже не умеет. И Алукард прекрасно это знал.
А зайца, подаренного сердобольным папочкой, можно отдать поиграться Гончей.
Фандом: Hellsing
Герои: Алукард, Интегра, ОЖП, ОМП
Тема: Любовный треугольник
Объём: 2146 слов
Тип: джен, гет
Рейтинг: PG
Саммари: классический сюжет - леди Хеллсинг выходит замуж.
Авторские примечания: -
Читать дальшеРебенок не боится чудовищ, если те выползают из темноты и протягивают когтистую лапу. Там, где взрослый человек в ужасе отшатнется – ребенок доверчиво тянет обе ладошки и заливисто смеется. Ребенок настолько чист и невинен, что его не может запятнать никакая грязь, будь она даже собрана из самых низких помыслов. Ребенок много прекраснее любого взрослого, потому что даже самый непоседливый – маленький наивный ангел. Алукард, давно уже павший ниже всех пределов, очень любил детей. С недавнего времени.
Заливистый смех был пугливо спрятан за обеими ладошками, прижатыми к пухлым розовым губкам, когда высший вампир показательно нахмурился и приложил палец к губам, с укоризной покосившись на широкую двуспальную кровать. Девочка, сидевшая перед ним в клубке извивающихся теней, послушно замолчала с заговорщическим выражением лица.
Сердце у нее колотилось быстрее, чем у запыхавшегося человека. Глаза видели мир ярче, больше, удивительней. Подумать только, пройдет каких-то десять лет – и все те богатства, которые на Той Стороне выданы в приданое этой очаровательной крошке, будут безрассудно раскиданы по широкой дороге жизненного Пути, а бывшая обладательница их загрубеет внешне и внутренне, отточит свою красоту до остроты стилета и научится орудовать ею, как вор в темной подворотне. Какое счастье, что это еще так не скоро.
Алукард улыбнулся. Вместе с его улыбкой одна из теней скользнула по припухлой ножке в кружевном носочке, щекотнула до первого смешка замечательно круглую и розовую пятку, показавшуюся в расползающейся дырке, вылилась размазанными чернилами по пушистому ковру.
- А это жираф, - торжественно провозгласил Алукард, когда тень приняла нужную форму.
Теневой жираф с десятком красных глаз на теле повел шеей, норовисто переступил с одной длинной ноги на другую, а после понесся вскачь на месте, помахивая пятнистым хвостом.
Маленькая Гонория всплеснула руками, в восхищении приоткрыла губки, сложив их в восхищенную «о» и шустро поползла к фигурке африканской диковинки. Зачерпнула тело жирафа полной любопытства горстью – черная жижа осела на маленьких пальчиках, странно съежилась, завернулась в спираль, разбросав в сторону ошметки, и обернулась роскошным бутоном розы дегтярного цвета. И снова в огромных голубых глазах – настоящее, искреннее восхищение.
- Как красиво, Алукард! Еще! – она все еще немного картавит, буква «л» у нее выходит как скромное «в», чего девочка всегда стесняется, если на это указывают взрослые.
- Еще? Хочешь слоника? Или… птичку? – ореол теней за спиной Князя Немертвых всплеснул всеми оттенками черного и алого, улегся плащом на его плечах и расстелился гордым орлом по предплечью. Он мог даже махать крыльями и клекотать – пусть и беззвучно.
- Как живой! – и Гонорию совершенно не смущал жуткий облик нахохлившейся птицы, покорно подставившей голову с встопорщенными перьями под доверчивую детскую ладошку. – Мягонький, - восхищенно проворковала девочка, привставая на цыпочки. – Совсем как у дяди Джорджа, когда мы выезжали на охоту.
- У дяди Джорджа, был сокол, а это – орел. Он король птиц. И он тебя слушается беспрекословно. Хочешь – и на твоей руке посидит, - Гонория без промедления сунула вампиру залепленную пластырем на локте ручонку, тот присел на колено, принимая ладонь четырехлетней девочки со всем почтением, словно настоящий рыцарь.
Орел, заполошно забивший крыльями у него на кулаке, был невесомый, но вместе с тем осязаемый. От него веяло холодом, однако девочка, неловко пытавшаяся удержать птицу на предплечье, совершенно не испугалась – она еще не читала книг, чтобы знать затасканное клише «могильный».
- Очень умная птичка. А я могу тебе показать такую, - высунув ярко-розовый язык цвета вареной колбасы от усердия, девочка встала напротив бьющего немертвому в глаза солнца, сложив две расправленные ладони и изобразив птичку.
- Хочешь я дам тебе целую стаю голубей? – низко рассмеялся Высший, глядя за восторгом запрыгавшей на месте Гонории, когда из пола, со всех сторон вокруг нее, как по мановению волшебной палочки, выросли десятки рук с длинными аристократическими тонкими пальцами, подарив юной наследнице рода Хеллсингов летящих куда-то далеко-далеко птиц на бежевой стене спальни.
- Какой ты! Алукард! – в подбородок ткнулся целый ворох золотистых медового цвета волос, защекотавших нос, когда девочка бросилась на шею улыбнувшемуся Алукарду, крепко обнявшему ее и поцеловавшему в макушку. – Самый лучший, - заверили его огромные синие глаза с блестящими искорками, заставив носферату нежно улыбнуться – ну неужели кто-то еще может его так же сильно любить? – Вот только… - неожиданно нахмурила Гонория светлые бровки-ниточки.
- Что, принцесса? – ласково подтолкнул ее к вопросу вампир, поцеловав ребенка в лоб.
Девочка неожиданно отстранилась, подошла к большому кофейного цвета зайцу и обняла его за шею. Алукард раздраженно поморщился, попытавшись спрятать гримасу за маской вежливого любопытства.
- Алукард, зачем ты делаешь больно маме? – в голосе Гонории не было ни слез, ни детского отчаянья, с которым обычно крошечные девочки кидаются бить по животу отца-алкоголика, колотящего мать. Только безграничное удивление – маленькая графиня Хеллсинг все никак не могла уложить в голове, что ее Алукард, ее такой хороший Алукард, может кому-то вообще делать больно.
- Я? – непритворно удивился вампир, поманив девочку к себе. Та послушно плюхнулась на колено к высшему, принявшись ковырять пуговицы его рубашки. – С чего ты взяла, принцесса? Я никогда не делаю нашей маме больно.
- Она моя мама, - строго поправила Гонория, - а тебе она хозяйка, - вампир снова поморщился – из всех вещей, которые были напеты им в нежные розовые ушки наследницы организации, всего лишь несколько не были усвоены до конца.
- Даже если так, я ни за что не сделаю больно нашей маме и хозяйке, - ловко выкрутился Алукард, нажав на кончик носа девочки пальцем и попытавшись исподтишка отобрать у нее мерзопакостное животное. Не удалось – та вцепилась в ушастое отродье намертво. – Кто наговорил тебе таких глупостей, принцесса?
- Папа, - честно ответила Гонория, заставив Слугу семьи Хеллсинг перекоситься.
- Когда же он тебе такое сказал? – мягко покачивая девочку на руках, спросил вампир. – С чего твой папа это взял? Он же не бывает никогда у нас дома.
- Он спрашивал меня, плачет ли мама и кричит ли она по ночам. А я все-все слышу, - заверила его Гонория, доверчиво прижимаясь к холодной груди немертвого. – Мама часто плачет. И кричит тоже. Папа говорит, это потому что ты делаешь ей больно. А мама молчит, когда я ее спрашиваю. Расскажи, Алукард, - потянула она мужчину за ухо.
Алукард только улыбнулся, скрывая за теплым выражением лица настоящее бешенство. Нет-нет, на очаровательную Гонорию, его принцессу, оно не выльется ни за что. Но с каким удовольствием он перенес бы его на того несчастного, которому просто повезло быть донором генов для дочери Интегры, знал только Господь Бог.
- Маме со мной очень хорошо, поверь, принцесса, - и принцесса верила, особенно когда он вот так покачивал ее и убаюкивал низким приятным голосом. Гонория обожала Алукарда, смотрела на каждый его поступок из всех ей доступных с восхищением, обожала играть с ним и рассказывать ему о своих маленьких проблемах. – Я потом ее попрошу – она сама тебе докажет, вот увидишь.
Лицо девочки просветлело.
- Я знала, что папа просто не понимает. Он же не знает, что ты хороший, - Алукард улыбнулся.
Сэр Родерик знал Алукарда более чем хорошо. Этому смазливому выскочке из рода промышленников в свое время довелось даже покомандовать немного «Хеллсингом» и – какой удар для вампира! – даже влюбить в себя неприступную леди Интегру Хеллсинг.
Алукард потерял контроль незаметно – вот они мило щебечут о кризисе на рынке драгоценных металлов, а вот он уже ведет ее в туре Венского вальса. Вот он приглашен на званый ужин в доме Хеллсингов, а вот уже целует невинно и кинематографично владелицу поместья в щеку. Вот он остался случайно в грозу на ночь в просторной комнате для гостей, а вот и хозяйка тенью выскользнула из этой комнаты с утра, просто до неприличия счастливая. А вот уже и помолвка. Алукард долго гадал, чем же мог ее взять этот холеный блондинчик с шоколадными глазами. Чего нет у Алукарда, что есть у него? Разве что богатство, просто несметное. Но его хозяйка не из корыстных. Вариант «душа» Алукардом даже не рассматривался – у первого мужчины леди Интегры их было за три миллиона, и все как одна готовы были преклонить колено перед возлюбленной госпожой хозяина.
Оставался последний вариант – этот промышленник, этот владелец «серебряного мешка», был настолько глуп, что влюбился в его госпожу по самое свое поросшее фунтами стерлингов сердце. Счастье в глазах новобрачных на свадьбе Алукард запомнил очень надолго – эта сцена стала самой отвратительной из всех им виденных за последние полторы сотни лет. А самой жалкой – извиняющееся лицо Интегры перед церемонией, когда она любезно пригласила вампира «поговорить» и долго… просила прощения. О, Интегра Хеллсинг умела и любила быть несчастной, в этом ей равных не было. Вампир, посмеиваясь, извинения принял, втайне порадовавшись, что его никто не собирался заточать в казематы. Ну а он умел ждать. Улыбался жениху на свадьбе, представляясь «левой рукой» невесты, пожимал ему руку с нечеловеческой силой… и ждал.
Его надежды сбылись довольно быстро – и пары месяцев не прошло, как хозяйку начало тошнить по утрам. Молодой супруг, опасливо косившийся на «телохранителя» супруги, готов был кружить Интегру на руках. Она и сама светилась от счастья. Ребенок от двух прерывающихся ветвей – такое ожидаемое событие в аристократических кругах. Некоторые счастливые родители совсем еще маленьких мальчиков и девочек расчетливо принялись прикидывать пол будущего младенца, строя планы на удачный брак – после свадьбы Интегра стала одной из самых преуспевающих женщин Британии. Алукард сердечно поздравил вяло улыбнувшуюся госпожу – та как будто избегала своего слугу. Занималась излюбленным самобичеванием, думая, насколько больно сделала своему слуге. Тот же лишь прикидывал, что новый партнер – это отличный опыт для игр со старым. И, конечно, радовался наследнику. Новый хозяин – это новые эмоции, новые впечатления… его госпожи. Они помогут сделать ее бурную кровь еще более горячей. Ах, как же вампир любил, когда сердце Интегры бьется так быстро, что вот-вот пробьет грудную клетку!
А потом были роды, очаровательная с колыбельки светловолосая девочка, торжественно названная Гонорией, и первый визит в детскую спальню. Ребенок не расплакался, когда вампир навис над ним. Не расплакался он и тогда, когда его коснулся холодный палец – только с любопытством ухватился за него и немедленно потащил в рот. Алукард и не представлял, насколько большую часть его души займет скоро эта кроха. Пока что…
- Можешь и запечатать, - ласково произнес Алукард стремительно бледнеющей Интегре, - можешь хоть убить, если найдешь способ. Можешь по кускам скормить собакам. Но подумай – мне-то все равно нечего терять, а свое дело я сделать успею всегда.
- Что ты хочешь? – твердо спросила Интегра, незаметно сжимая край стола.
- Все очень просто, - Алукард выплыл из тени к изрядно осунувшейся и похудевшей после родов леди Хеллсинг, - всего лишь твой развод. И еще кое-что, - младенец у него на руках весело курлыкал, играясь с лентами галстука. Вампир подошел к хозяйке вплотную, прижавшись бедрами к ее бедрам и нависнув над упершейся поясницей в столешницу женщиной.
- Сумасшедший, - трясущимися губами произнесла Интегра. – Ты не сможешь этого сделать, я тебе…
- Ты не сможешь предусмотреть всех способов, госпожа, - ласково улыбнулся ей вампир, склоняясь к шее замершей женщины. – Или ты хочешь рискнуть? Много времени не понадобится. Пока ты будешь гоняться за мной с серебряной цепью и десятком священников, я легко выкраду ее из-под любой охраны. Мне достаточно разжать руки, и…
В ту ночь из кабинета они так и не вышли. Гонория заночевала в коляске, стоявшей рядом со столом матери. А через неделю после этого сэра Родерика нашли в полувменяемом состоянии в компании двух проституток в Ист-Энде. К огромному удивлению всей аристократической общественности, расцветшая в браке Интегра Хеллсинг была непреклонна – вот ведь странность, обычно первую и единственную шалость прощают таким замечательным мужьям. Промышленник стер не один десяток брюк, ползая перед женой на коленях, уверяя ее, что он ни в чем не виноват. И пусть Интегра сыграла не по сценарию, разрыдавшись у пока что мужа на плече и рассказав о выходке вампира, Алукард был доволен – мужчина оказался достаточно мягкотелым, чтобы подписать все документы и удалиться за дверь, настояв только на еженедельных встречах с дочерью. В глазах его светилась надежда, что монстру однажды надоест играться с госпожой. И вот тогда он сможет вернуться и…
Четыре года прошло с тех пор. Но так ничего и не изменилось. Родерик, как оказалось, тоже прекрасно умел ждать.
- Уже полдень, принцесса, - прошептал Алукард, укладывая малышку к обессиленно спавшей матери, - давай не пойдем в твою спальню, а останемся тут? – Гонорию не нужно было уговаривать долго – та быстро засопела под боком у матери.
Вампир усмехнулся, незаметно заползая под одеяло. От первого же поцелуя в плечо леди Хеллсинг вздрогнула и открыла глаза, сжав в горстях простыню.
- Давай не будем шуметь? – ласково пропел голос ей на ухо. – Не надо так громко кричать, как ты обычно это делаешь, разбудим нашу девочку, - Интегра прерывисто вздохнула, почувствовав, как ладонь вампира уверенно скользнула между ее ног, раздвигая их. Если уж приучать к тишине, то самым радикальным способом.
Четыре года прошли незаметно для вампира и мучительно долго тянулись для начинавшего уставать Родерика, выцветшими глазами смотревшего на виноватую Интегру при каждой встрече. Однако Госпожа и Слуга прекрасно знали, что каким бы страдальческим ни было выражение смуглого лица, на деле леди Хеллсинг кричит вовсе не от боли – она довольна всем, что сложилось вокруг нее. Эта женщина не умеет быть безоблачно счастливой, даже имея все. И рано или поздно промышленник отправился бы в запас просто потому, что надоел бы ей – как и вся приторно-конфетная счастливая жизнь. Для Интегры Хеллсинг даже обычная семейная жизнь должна на вкус отдавать горечью – иначе она жить уже не умеет. И Алукард прекрасно это знал.
А зайца, подаренного сердобольным папочкой, можно отдать поиграться Гончей.
@темы: .V.2 Штампы, #fandom: Hellsing, Hellsing: фэндом в целом (таб.50)
Жуть какая.
Вариант «душа» Алукардом даже не рассматривался – у первого мужчины леди Интегры их было за три миллиона А ведь верно. Душ у него очень много. Даже слишком.
Печальная история, но всё-таки. Сильно цепляет.
Ты же не ребенок, а взрослый испорченный ужостиками человек. А вот она еще не в состоянии испугаться.
История печальная, это да. Спасибо тебе)