In case anyone needs me I'll be puking in the garden.
Название: Me and a Gun
Фандом: Lost
Пейринг: Клер/Человек в черном
Тема: V.3 –Сражаясь с чудовищами, берегись, как бы не стать одним из них. Ф. Ницше
Объём: 1 293 слова
Тип: гет
Рейтинг: R
Саммари:"Это все для того, чтобы ты привыкла ко мне, дитя мое".
Авторские примечания: strong language, упоминание нон-кона
читать дальше
У Клер даже игрушечных пистолетов в детстве не было, она всем играм предпочитала прятки. Горячая австралийская пыль, солнце впилось в кожу, ты сидишь на корточках в убежище и слушаешь, как в тишине голос подруги зовет «я иду искать».
(Поэтому прятки по сю пору даются ей хорошо – «сиди в хижине, ни шагу за порог»).
Он представился её отцом, не поленившись нацепить, собственно, личину Шепарда-старшего, и Клер понимала, что это подделка (пусть и недешевая, но все же). Только она никому в жизни никогда не говорила: «папа», и тут вдруг оказалось, что это слово очень здорово звучит. У брошенной всеми, обкраденной девушки должны быть хотя бы маленькие радости. Вроде пародии на семью. По ночам ей кажется, что она слышит плач сына, но можно просыпаться сколько угодно, выбегать в ночные джунгли – никого и ничего там нет.
На руинах лагеря Других она нашла оружие (по наводке псевдо-отца), но понятия не имела, что с ним делать. Она ревела до хрипоты и говорила, что не хочет становиться телкой-Рэмбо или блядской Черной Мамбой. А потом ей пришлось научиться. Мутило от запаха пороха, от отдачи болели руки, плечи. Когда она впервые убила человека, то думала, что сдохнет сама.
Псевдопапочка смотрел на то, как её корежит - не без участия смотрел, но утешать и не думал. Впрочем, он не уходил, и уже за это Клер была благодарна.
(Позже оказалось, что времени на её становление ушло, самое большее, месяц. А вовсе не вечность).
Очень скоро время разразилось хохотом безумца, оглушило Клер, и она потеряла ему счет.
Сходить с ума оказалось не так уж обременительно, особенно, если наловчиться иногда представлять, что ты сейчас не в самодельной лачуге посреди джунглей, а у себя дома, когда мама еще здорова, и тетя не превратилась в конченную суку. И можно есть яблочный пирог с мороженным, а не вареные кроличьи потроха.
И, разумеется, тогда ты собиралась вырасти примерной женой с пухлявыми детишками, занавесочками на окнах семейного гнезда, и милым любящим супругом. А на деле?
Пытаешься вспомнить мелодии, которые играл Чарли, и напеваешь их своему искусственному ребенку. Занавесочек нет. Окон тоже.
И однажды вечером приходит тот, кто больше не выглядит как её отец, тот, кто никогда больше им не притворится. Его волосы короче, седина – темнее. Клер никогда не видела его раньше. И ей даже не удается спросить, истинное ли это обличье.
(Она спрашивала раньше его имя, и в ответ получала: «У меня много имен». Клер подозревала, что это из Библии).
- Почему ты такая белая? – спрашивает он, в то время как его руки оставляют на её плечах, груди, животе малиновые следы; Клер их не видит, поскольку пока он трогает её только сквозь одежду, но знает, что следы появляются.
– Тут повсюду солнце, почему ты никак не загоришь?
Она пытается сопротивляться, правда. В первый раз. ( Поскольку не понимает – почему силой? ) И во многие последующие, но в первый раз– яростно. И он дает ей добраться до пистолета. И рассмотреть секундой позже дыру от пули у него в груди, бесполезную рану со вспухшим черным ореолом. Полными ужаса глазами она пожирает её, а человек в черном ухмыляется, его глаза – свинец.
Потом он швыряет её на землю; пистолет отлетает к костру. Сквозь слезы (её слезы) он шепчет, чтобы она не боялась и верила. «Они гораздо большие скоты, чем я. Они тебя бросили, но я не брошу. Я просто учу тебя быть сильной, не плачь. Не плачь».
Клер охотится в джунглях, машинально проводит ладонью по шее, сидя в засаде, и чувствует, как кожу царапает что-то шершавое. Следы, которые он на ней оставил.
(Семейный разговор. «Ничего страшного в том, что у нас нет папы, милая. - Мама улыбается. – Даже хорошо. Нет никаких ссор и драк, как у миссис Терн с её мужем». «Кэрол, ты соображаешь, что говоришь?» - встревает Линдси).
Днем он её друг. Обещает: «Я верну тебе сына». Они много говорят о разном, он рассказывает Клер истории, которых она раньше и не слыхивала. Он кажется таким понимающим и добрым, за исключением тех случаев, когда оставляет её одну в полном дерьме. Выковыривая из своего плеча пулю кого-то из Других, прошивая собственное мясо толстенной матрасной иглой, Клер плачет и цедит сквозь зубы: «Где же ты, ублюдок?». Она твердо решает, что даже приблизиться к себе больше не даст, если уж ему насрать на неё.
Конечно, он, в конце концов, появляется. И обрубает её истерику на раз, для пущей убедительности схватив Клер за волосы и задрав её голову так, чтобы смотреть ей в лицо, стоя за спиной.
- Какого черта ты ноешь и предъявляешь мне претензии?
Её злые слезы текут вверх ногами, по вискам.
- Это я виноват в том, что ты дала себя подстрелить? Я?
Он не орет и вообще почти не повышает голос, но и без этого понятно, как он зол.
- Я виноват?
- Какого хрена, пусти меня.
Клер, на самом деле, очень рада, что он сейчас не прикинулся ни одним из её знакомых покойников. Незнакомца ненавидеть проще. Проявил, так сказать, милосердие. Скашивая глаза, она наблюдает, как её светлые волосы скользят по его темной рубашке. Вцепиться ногтями в его щетинистую щеку не получается – её крепко прижимают к себе и не дают волю рукам.
- Почему ты такая визгливая, беспомощная, зависимая от других девчонка? – осведомляется он.
Что бы ответить?
- Чтоб ты сдох.
Человек в черном хохочет:
- У меня с этим проблемы, Клер. Ты знаешь - сама стреляла в меня из своего пистолетика.
Верно.
- И потом: я сдохну, а с кем останешься ты? - спрашивает он ей в висок.
У Клер адски болит рука, поэтому все последующее немного меркнет.
Иногда он отлучается на продолжительное время – все дело, видимо, в каких-то грандиозных планах, в которые он её не посвящает, но которые, по его словам, вот-вот сбудутся. В его отсутствие Другие подбираются к Клер, дают ей по башке, и уносят в Храм, прижигать железом и, как она подозревает, убить. Азиат, предпочитающий разговаривать исключительно по-японски, вжимает в её предплечье раскаленный прут. А когда Клер чувствует, что горло распухло изнутри, и кричать больше невозможно, он что-то произносит, пялясь на неё и не мигая.
- По-английски говори, сволочь. Я знаю, что ты умеешь, - сипит она.
- Он тебя жалеет, - объясняет переводчик. Клер думает, что неплохо бы вдавить ему сраные очки прямо в зенки, и дает себе слово, что попытается это сделать, если только храмовики не убьют её раньше. В конечном итоге, ничего из этого не происходит, но ей удается сбежать.
Разумеется, среди ночи она вырубается в джунглях. Человек в черном подбирает её, и даже какое-то время заботливо выхаживает, не пытаясь, однако, приодеться в чью-нибудь привычную Клер физиономию, хотя бы ради её успокоения.
- Это все для того, чтобы ты привыкла ко мне, дитя мое, - объясняет он и скалится. Потом прикладывает к её губам флягу с водой.
«Ты трахаешь меня почти каждую ночь, гребаный ты Повелитель мух, разумеется, я к тебе привыкла», - думает Клер и теряет сознание. Или просто засыпает. Иногда просыпается, чтобы почувствовать, как он гладит её по волосам, и чтобы рассмотреть сквозь муть его лицо, которое все еще остается лицом чужака.
Пройдет немного времени, и она поймет, что означало его «привыкнешь». Когда в одну распрекрасную и очень сырую ночь он снова заполнит её – собой и своими горяченными словами о том, как она дорога ему, и как он нужен ей. Но на этот раз Клер, лежа под ним, не будет стискивать зубы и зажмуривать глаза. Приподнимаясь на локтях, она случайно перехватывает его взгляд, а потом по её телу идет цепочка дрожи: бедра-позвоночник-разум и - горло, в котором теряется всхлип.
Клер обмякает и улыбается, слыша, как он говорит: «Ну вот умница». Ей вдруг приходит в голову, что, возможно, так у них было всегда. Все прочее – нехорошее и злое – просто дурные сны, которые, бывает, снятся нам даже про близких людей.
- Когда я выберусь отсюда, то заберу тебя с собой, и ты ни в чем не будешь нуждаться.
- Мы выберемся, - поправляет Клер. – Мы, я и Аарон. Да?
- Разумеется.
- Когда мы вернемся, ты будешь выглядеть так, как сейчас?
- Возможно.
- Оставайся таким. Я к тебе такому привыкла.
- Возможно.
В конечном итоге, наступает утро, когда среди ясного неба разражается гром. Клер хватает пистолет, выбегает из палатки. Рядом никого. Под облаками идет на снижение самолет авиакомпании «Аджира».
fin
Фандом: Lost
Пейринг: Клер/Человек в черном
Тема: V.3 –Сражаясь с чудовищами, берегись, как бы не стать одним из них. Ф. Ницше
Объём: 1 293 слова
Тип: гет
Рейтинг: R
Саммари:"Это все для того, чтобы ты привыкла ко мне, дитя мое".
Авторские примечания: strong language, упоминание нон-кона
читать дальше
it was me and a gun and a man on my back
but I haven't seen Barbados so I must get out of this
tori amos - me and a gun
but I haven't seen Barbados so I must get out of this
tori amos - me and a gun
У Клер даже игрушечных пистолетов в детстве не было, она всем играм предпочитала прятки. Горячая австралийская пыль, солнце впилось в кожу, ты сидишь на корточках в убежище и слушаешь, как в тишине голос подруги зовет «я иду искать».
(Поэтому прятки по сю пору даются ей хорошо – «сиди в хижине, ни шагу за порог»).
Он представился её отцом, не поленившись нацепить, собственно, личину Шепарда-старшего, и Клер понимала, что это подделка (пусть и недешевая, но все же). Только она никому в жизни никогда не говорила: «папа», и тут вдруг оказалось, что это слово очень здорово звучит. У брошенной всеми, обкраденной девушки должны быть хотя бы маленькие радости. Вроде пародии на семью. По ночам ей кажется, что она слышит плач сына, но можно просыпаться сколько угодно, выбегать в ночные джунгли – никого и ничего там нет.
На руинах лагеря Других она нашла оружие (по наводке псевдо-отца), но понятия не имела, что с ним делать. Она ревела до хрипоты и говорила, что не хочет становиться телкой-Рэмбо или блядской Черной Мамбой. А потом ей пришлось научиться. Мутило от запаха пороха, от отдачи болели руки, плечи. Когда она впервые убила человека, то думала, что сдохнет сама.
Псевдопапочка смотрел на то, как её корежит - не без участия смотрел, но утешать и не думал. Впрочем, он не уходил, и уже за это Клер была благодарна.
(Позже оказалось, что времени на её становление ушло, самое большее, месяц. А вовсе не вечность).
Очень скоро время разразилось хохотом безумца, оглушило Клер, и она потеряла ему счет.
Сходить с ума оказалось не так уж обременительно, особенно, если наловчиться иногда представлять, что ты сейчас не в самодельной лачуге посреди джунглей, а у себя дома, когда мама еще здорова, и тетя не превратилась в конченную суку. И можно есть яблочный пирог с мороженным, а не вареные кроличьи потроха.
И, разумеется, тогда ты собиралась вырасти примерной женой с пухлявыми детишками, занавесочками на окнах семейного гнезда, и милым любящим супругом. А на деле?
Пытаешься вспомнить мелодии, которые играл Чарли, и напеваешь их своему искусственному ребенку. Занавесочек нет. Окон тоже.
И однажды вечером приходит тот, кто больше не выглядит как её отец, тот, кто никогда больше им не притворится. Его волосы короче, седина – темнее. Клер никогда не видела его раньше. И ей даже не удается спросить, истинное ли это обличье.
(Она спрашивала раньше его имя, и в ответ получала: «У меня много имен». Клер подозревала, что это из Библии).
- Почему ты такая белая? – спрашивает он, в то время как его руки оставляют на её плечах, груди, животе малиновые следы; Клер их не видит, поскольку пока он трогает её только сквозь одежду, но знает, что следы появляются.
– Тут повсюду солнце, почему ты никак не загоришь?
Она пытается сопротивляться, правда. В первый раз. ( Поскольку не понимает – почему силой? ) И во многие последующие, но в первый раз– яростно. И он дает ей добраться до пистолета. И рассмотреть секундой позже дыру от пули у него в груди, бесполезную рану со вспухшим черным ореолом. Полными ужаса глазами она пожирает её, а человек в черном ухмыляется, его глаза – свинец.
Потом он швыряет её на землю; пистолет отлетает к костру. Сквозь слезы (её слезы) он шепчет, чтобы она не боялась и верила. «Они гораздо большие скоты, чем я. Они тебя бросили, но я не брошу. Я просто учу тебя быть сильной, не плачь. Не плачь».
Клер охотится в джунглях, машинально проводит ладонью по шее, сидя в засаде, и чувствует, как кожу царапает что-то шершавое. Следы, которые он на ней оставил.
(Семейный разговор. «Ничего страшного в том, что у нас нет папы, милая. - Мама улыбается. – Даже хорошо. Нет никаких ссор и драк, как у миссис Терн с её мужем». «Кэрол, ты соображаешь, что говоришь?» - встревает Линдси).
Днем он её друг. Обещает: «Я верну тебе сына». Они много говорят о разном, он рассказывает Клер истории, которых она раньше и не слыхивала. Он кажется таким понимающим и добрым, за исключением тех случаев, когда оставляет её одну в полном дерьме. Выковыривая из своего плеча пулю кого-то из Других, прошивая собственное мясо толстенной матрасной иглой, Клер плачет и цедит сквозь зубы: «Где же ты, ублюдок?». Она твердо решает, что даже приблизиться к себе больше не даст, если уж ему насрать на неё.
Конечно, он, в конце концов, появляется. И обрубает её истерику на раз, для пущей убедительности схватив Клер за волосы и задрав её голову так, чтобы смотреть ей в лицо, стоя за спиной.
- Какого черта ты ноешь и предъявляешь мне претензии?
Её злые слезы текут вверх ногами, по вискам.
- Это я виноват в том, что ты дала себя подстрелить? Я?
Он не орет и вообще почти не повышает голос, но и без этого понятно, как он зол.
- Я виноват?
- Какого хрена, пусти меня.
Клер, на самом деле, очень рада, что он сейчас не прикинулся ни одним из её знакомых покойников. Незнакомца ненавидеть проще. Проявил, так сказать, милосердие. Скашивая глаза, она наблюдает, как её светлые волосы скользят по его темной рубашке. Вцепиться ногтями в его щетинистую щеку не получается – её крепко прижимают к себе и не дают волю рукам.
- Почему ты такая визгливая, беспомощная, зависимая от других девчонка? – осведомляется он.
Что бы ответить?
- Чтоб ты сдох.
Человек в черном хохочет:
- У меня с этим проблемы, Клер. Ты знаешь - сама стреляла в меня из своего пистолетика.
Верно.
- И потом: я сдохну, а с кем останешься ты? - спрашивает он ей в висок.
У Клер адски болит рука, поэтому все последующее немного меркнет.
Иногда он отлучается на продолжительное время – все дело, видимо, в каких-то грандиозных планах, в которые он её не посвящает, но которые, по его словам, вот-вот сбудутся. В его отсутствие Другие подбираются к Клер, дают ей по башке, и уносят в Храм, прижигать железом и, как она подозревает, убить. Азиат, предпочитающий разговаривать исключительно по-японски, вжимает в её предплечье раскаленный прут. А когда Клер чувствует, что горло распухло изнутри, и кричать больше невозможно, он что-то произносит, пялясь на неё и не мигая.
- По-английски говори, сволочь. Я знаю, что ты умеешь, - сипит она.
- Он тебя жалеет, - объясняет переводчик. Клер думает, что неплохо бы вдавить ему сраные очки прямо в зенки, и дает себе слово, что попытается это сделать, если только храмовики не убьют её раньше. В конечном итоге, ничего из этого не происходит, но ей удается сбежать.
Разумеется, среди ночи она вырубается в джунглях. Человек в черном подбирает её, и даже какое-то время заботливо выхаживает, не пытаясь, однако, приодеться в чью-нибудь привычную Клер физиономию, хотя бы ради её успокоения.
- Это все для того, чтобы ты привыкла ко мне, дитя мое, - объясняет он и скалится. Потом прикладывает к её губам флягу с водой.
«Ты трахаешь меня почти каждую ночь, гребаный ты Повелитель мух, разумеется, я к тебе привыкла», - думает Клер и теряет сознание. Или просто засыпает. Иногда просыпается, чтобы почувствовать, как он гладит её по волосам, и чтобы рассмотреть сквозь муть его лицо, которое все еще остается лицом чужака.
Пройдет немного времени, и она поймет, что означало его «привыкнешь». Когда в одну распрекрасную и очень сырую ночь он снова заполнит её – собой и своими горяченными словами о том, как она дорога ему, и как он нужен ей. Но на этот раз Клер, лежа под ним, не будет стискивать зубы и зажмуривать глаза. Приподнимаясь на локтях, она случайно перехватывает его взгляд, а потом по её телу идет цепочка дрожи: бедра-позвоночник-разум и - горло, в котором теряется всхлип.
Клер обмякает и улыбается, слыша, как он говорит: «Ну вот умница». Ей вдруг приходит в голову, что, возможно, так у них было всегда. Все прочее – нехорошее и злое – просто дурные сны, которые, бывает, снятся нам даже про близких людей.
- Когда я выберусь отсюда, то заберу тебя с собой, и ты ни в чем не будешь нуждаться.
- Мы выберемся, - поправляет Клер. – Мы, я и Аарон. Да?
- Разумеется.
- Когда мы вернемся, ты будешь выглядеть так, как сейчас?
- Возможно.
- Оставайся таким. Я к тебе такому привыкла.
- Возможно.
В конечном итоге, наступает утро, когда среди ясного неба разражается гром. Клер хватает пистолет, выбегает из палатки. Рядом никого. Под облаками идет на снижение самолет авиакомпании «Аджира».
fin
-
-
25.04.2010 в 00:00Клер обмякает и улыбается, слыша, как он говорит: «Ну вот умница». Ей вдруг приходит в голову, что, возможно, так у них было всегда. Все прочее – нехорошее и злое – просто дурные сны, которые, бывает, снятся нам даже про близких людей.
ты просто умничка
верю, что так и было доооа))
-
-
25.04.2010 в 00:06я не знаю, что я курила, на самом деле)))
-
-
25.04.2010 в 00:21ой ё ёй
-
-
25.04.2010 в 00:24-
-
25.04.2010 в 00:26этот фенфак- guilty pleasure
ну ты понимаешь... хо хо...
кхм
-
-
25.04.2010 в 00:27не, ну РАЗУМЕЕЕТСЯ, следующим фенфаком будет чарликлеровский флафф, нооо....
-
-
25.04.2010 в 00:28я не знаю, что я курила, на самом деле)))
надеюсь, еще осталось
-
-
25.04.2010 в 00:29да ладно соня
мы и клер и майлза шиппили, помнишь?
-
-
25.04.2010 в 00:31в глубине души я тожеLjon я до сих пор шиплю, чо.
acting all weird, still hot though(c) - цитата сезона соу фар.
-
-
25.04.2010 в 00:38acting all weird, still hot though(c)
коммент херли тоже ниче так
но майлз ..дааа..
-
-
25.04.2010 в 00:40особенно в его панк-годы *_*