Фандом: Kuroshitsuji
Герои: Грелль Сатклифф, Уильям Т. Спирс, Себастьян Микаэлис
Тема: V - 3. "Выдумка обязана быть прадоподобной. Жизнь - нет". М. Твен
Объем: 1660 слов
Тип: слэш
Рейтинг: R
читать дальше
"О, берегитесь ревности, синьор.
Она - чудовище с зелеными глазами,
Глумящееся над своей добычей".
Уильям Шекспир, «Отелло»
Она - чудовище с зелеными глазами,
Глумящееся над своей добычей".
Уильям Шекспир, «Отелло»
Тени пляшут на стене, рожденные тусклым светом двух больших канделябров. Тени тянутся друг к другу, отступают, тянутся снова. Будто танцуют. В этой комнате настоящий театр теней.
- Только попробуй порвать рубашку!
- Вы сами этого хотели, мистер Сатклифф.
- Не этого. Поцелуй. Мне нужен мой поцелуй. Ну дава-а-ай уже, Себастьянчик, - Грелль снова становится собой, словно и не было этого резкого, как удар хлыста, голоса, неуловимого движения руки, ограничившего пространство перед ним: не смей нарушать мою территорию.
Себастьян ловит себя на мысли, что такой Сатклифф гораздо больше похож на настоящего. Смертоносный дворецкий. Смертоносный... кто угодно. Да чего уж там, сама смерть в лакированных туфлях. И он, пожалуй, с куда большим удовольствием поцеловал бы его, а не кривляющуюся на публику актрису. Интересно, если ударить Сатклиффа, это опасное, чующее смерть и кровь животное вернется? Себастьян улыбается красному дворецкому. Приглашающая улыбка. Но Сатклифф не спешит - и даже не складывает губы бантиком, по своему обыкновению. Вместо этого он запрокидывает голову, подставляя демону свою длинную шею. Себастьян облизывается - да, так гораздо лучше. То ли поцелуй, то ли укус голодного хищника. А на самом деле - и то, и другое. Грелль довольно урчит, когда губы прижимаются к бледной коже, оставляя на ней свой яркий след. Отметину демона.
- Это то, чего вы хотели, мистер Сатклифф? Мы в расчете?
- О да, Себастьянчик. Ты сделал меня самой счастливой женщиной на свете!
Акулья улыбка, стук каблуков по паркету, удушающий аромат сладких духов, и актриса исчезает из поместья Фантомхайв. Счастливое избавление. У Грелля нет причин возвращаться. Впрочем, у него не было причин и для того, чтобы приходить сюда, ныть, канючить, требовать, висеть у него на шее. Когда они целовались - нет, когда Себастьян терзал его шею, оставляя следы в тон к алым волосам и алому плащу, они прижимались друг к другу - ближе некуда, и Себастьян с уверенностью мог бы сказать, что Сатклифф его не хочет. Он даже не потрудился разыграть этот спектакль как следует, схалтурил, получил свое - и исчез. Что ж, одной проблемой меньше. Одной загадкой больше. Ему не привыкать.
* * *
- Диспетчер Сатклифф, есть ли в радиусе ближайшей сотни миль мужчины, с которыми вы еще не переспали?
Голос безжизненный, сухой, как пустыня Сахара, из этого голоса изгнали все эмоции, оставили только песок и ветер. Этот голос, наверное, умирает от жажды. Грелль облизывает губы. Такому голосу всегда нужен колодец с кристально чистой водой, правда же, Уилли? Ты ведь этого хочешь?
- С кем ты был сегодня? - Спирс не выдерживает и сам переходит на "ты", нарушая им же установленные правила. Как и всегда.
- Ни с кем, Уилли. Я только твой. Ты же знаешь!
Алая отметина на шее пламенеет даже в вечерней полутьме. Спирс думает, что это пламя выжгло след на радужке его глаз, того и гляди покраснеют, как глаза демона, которым пропахла одежда Сатклиффа. Кожа Сатклиффа. Мерзкий, тошнотворный запах. Не просто другой мужчина - недостойный мужчина. Сатклифф заслужил наказание. Но вместо этого Уильям развязывает галстук, дрожащими пальцами расстегивает пиджак.
- Тебе мало жнецов, тебе мало смертных, теперь ты трахаешься с демоном?
- Я не трахаюсь ни с кем, кроме тебя, - Грелль смотрит упрямо, говорит твердо, каждое слово отмерено с аптекарской точностью.
А ведь были времена, когда он не замечал, насколько осторожен и точен Сатклифф в своих словах. Все - роль, заученная и хорошо отрепетированная. А что в нем настоящее? Играет ли он, раздвигая ноги перед Уильямом, выгибая спину, оставляя на плечах отметины от своих длинных ногтей, захлебываясь криком, прижимаясь мокрым от пота лбом к его шее, где заканчивается игра и начинается настоящая страсть? Ему хочется верить, что Сатклифф отдается искренне. Должен же он хоть что-то делать искренне, так почему бы не это? Почему бы не с ним? Уильяму не хочется думать о том, перед кем еще Сатклифф раздвигает ноги, для кого еще он кричит своим хриплым, сорванным голосом, чье имя повторяет в минуты страсти. Он благодарен Сатклиффу хотя бы за то, что тот не путает имен. Если бы такое случилось... если бы такое хоть раз произошло, видит Смерть, он убил бы этого лжеца. И того, второго, тоже. Чего бы ему это не стоило. Уильям понимает, что должен держать себя в руках, но алая метка на шее Грелля по-прежнему сводит его с ума. Тебе нравится этот демон? Его самодовольная ухмылка? Знаешь, а ведь я могу стереть ее одним ударом косы. Хочешь проверить, как далеко я зайду, чтобы сделать тебя своим?
* * *
Уильям безупречен. Он даже кончает, оставаясь самим собой - безупречным Уильямом Т. Спирсом. Если ты не можешь избежать соблазна, сделай так, чтобы этот соблазн вошел в привычку. Тогда никто и не подумает, что это нечто большее. Нечто, выходящее за рамки обычного отдыха в конце напряженного рабочего дня. Какой широкий жест - взять тело, которое ему так настойчиво предлагали, сухо поблагодарить и вернуться к работе. К обычному "надеюсь, мне не придется дожидаться вашего отчета еще неделю, Сатклифф". А потом предложить Греллю повторить ценный опыт совместного отдыха. Как-нибудь на неделе. Например - беглый взгляд на страницу ежедневника - в среду, в восемь вечера. Если, конечно, у вас нет других планов на этот день.
Разумеется, Грелль снова приходит к нему. И в среду. И в пятницу. И в воскресенье. Он и сам не понимает, почему из множества мужчин, готовых на все ради любви красного жнеца, он выбрал этого бессердечного сукина сына. Который даже из секса умудрился сделать нудную обязаловку с планами и графиками. Того и гляди, заставит писать отчеты.
Но в безупречной броне Уильяма Т. Спирса была пробоина, червоточина, которая разрушала его идеальные планы, его идеальное поведение, червоточина, которая вела куда-то глубоко внутрь, и Грелль Сатклифф знал, что эта червоточина существует, и видел, как она разъедает уверенность Уильяма.
Уильям был ревнив.
- Я не хочу, чтобы ты спал с кем-то еще, кроме меня, - сказал он Греллю, когда увидел, как тот строит глазки коллеге, сидящему по ту сторону обеденного стола во время ланча.
Странно, не так ли, Уильям? Разве личного массажиста ревнуют? Разве от продавца сладостей требуют, чтобы мороженое и конфеты не доставались другим покупателям? Если ты ревнуешь меня, Уилли, то грош цена всем твоим "это-ничего-личного" заверениям. Слова Уильяма стали маленьким камушком, который прорвал плотину. Грелль Сатклифф умел вызывать ревность. Грелль Сатклифф охотно пользовался этим умением.
Сначала он спал с другими мужчинами. Потом ему это надоело. С ними было скучно и пресно, не так, как с его Уильямом. И скоро он понял - совсем необязательно доводить дело до постели, чтобы заставить Спирса сходить с ума от ревности. Нет, постель была совершенно необязательным условием. Уильям и сам был готов увидеть несуществующее и поверить в худшее. Нужно было лишь слегка подтолкнуть его в правильном направлении.
Это было опасно - когда Уильям выходил из себя, он становился жестоким, страстным, неуправляемым.
Греллю Сатклиффу нравилась опасность. Провоцировать Спирса. Ходить по тонкой грани его терпения. О да. Что может быть лучше? Только полная и безоговорочная капитуляция его идеального любовника. Но это случится не скоро. Не сегодня и даже не завтра. Только тогда, когда Уильям поймет, что не сможет удержать его, отдавая ему приказы и цедя сквозь зубы угрозы.
Грелль Сатклифф умел ждать.
* * *
Он видит, как сжимаются губы Уильяма - лицо искажено ненавистью, и Уильям выглядит пугающе, Грелль сам испугался бы, но он знает - эта ненависть направлена не на него. Пока нет. Когда можно будет бояться, будет уже нечего бояться. Он закрывает дверь кабинета на замок и смотрит на Уильяма - открыто, призывно, облизывает губы, повторяя его движения, быстро расстегивает пуговицы жилета. Теперь, как и на Уильяме, на нем только рубашка и брюки. Непривычный наряд для кабинета начальника, но для Уильяма - сойдет.
Давай же, позови меня, Уилли. Иди ко мне. Я твой колодец с водой. И ты знаешь, что я тебе нужен. Именно сейчас я нужен тебе, как никогда.
Но Уильям остается на месте, и Грелль, демонстративно тяжело вздохнув, сам делает шаг ему навстречу. И еще один. И еще. А потом плавно опускается на колени. Последние несколько шагов он пройдет именно так - будет стелиться Уильяму под ноги, словно выпрашивая у него прощение за мнимую измену. Уильям не сможет устоять. Да чего уж там - его заводит эта коленопреклоненная поза. Ты такой предсказуемый, Уилли. Чтобы заставить тебя потерять контроль, мне достаточно лечь тебе под ноги, верно?
Но не в этот раз. Грелль обнимает бедра Уильяма, и тот со вздохом садится в свое кресло. Тяжело стоять, правда, Уилли? Еще бы - когда пальцы Грелля находит застежку на брюках Уильяма, Грелль видит, как сильно тот возбужден. Уже возбужден. И если я шлюха, то кто тогда ты, Уилли? Умелые пальцы освобождают напряженную плоть, язык оставляет на ней влажную полоску, и, слыша стон, звучащий как одобрение, Грелль погружает возбужденный член в свой рот.
Вот так, Уилли. Теперь все правильно. Ты сидишь в лениво-непринужденной позе, положив руки на подлокотники и откинувшись на спинку кресла. Я - у твоих ног, покорный и такой услужливый. Тебе это нравится? Но скоро эта картина изменится. Скоро ты потеряешь контроль над собой - рука вцепится мне в волосы, спина застынет, напряженная, как струна, и ты будешь стонать, громко и открыто, чувствуя, как я веду тебя по дороге наслаждения.
- Если ты еще раз попытаешься встретиться с этим демоном, ты пожалеешь об этом.
Голос хриплый, но довольный. И не такой сухой, как всего четверть часа назад. Я утолил твою жажду, Уильям? Когда-нибудь и ты утолишь мою.
Ревность - чудовище, которое само найдет себе поживу. И только ревность способна выдать твои чувства. Играть с тобой так легко - ни слова лжи, одна лишь только правда. Знаешь, Уилли, ведь правде даже не нужно выглядеть правдоподобно. Прости за этот каламбур. Без выдумки и фальши, честно глядя тебе в глаза, играть с тобой так легко. Мне не наскучит. Поверь, Уилли, эта игра мне никогда не наскучит. И однажды ты уступишь мне.
Я буду твоим, Уильям, когда ты скажешь мне, что и ты будешь моим. Я тебе не игрушка. Не твоя подстилка. И не случайное развлечение, о котором ты сможешь забыть через месяц-другой, найдя себе кого-нибудь "правильного". И ты скажешь мне это. Однажды ты будешь принадлежать мне.
Не на время, а навсегда.