Фандом: Lost
Герои: Чарльз Уидмор, Элоиза Хокинг
Тема: IV.1. Жёлтый
Объём: 1206 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG-13
читать дальше
Посвящается malinkami
...
"А я не верю и боюсь, что так и умру, не увидев неба" (с) Сальвадор Дали
...
Фонарь заливал палатку дрожащим жёлтым светом, в нём было что-то болезненное, в этом приглушённом запылившимся стеклом цвете, будто прозрачные грани были покрыты еле заметными подсохшими следами крови. Точно она лёгким движением руки, как сейчас стягивает с загорелого тела выцветшую майку, провела по поверхности стекляшек, заключенных в оправу ржавого металла, оставляя за своими пальчиками дорожки красноватых подтёков.
Пятна света играли на её лице, на её коже, он видел, как тень дрожит на плотной ткани, затянувшей маленький мирок палатки. Даже в этом замкнутом пространстве, вырванном куске душной тропической ночи, ни на долю кратчайшего мгновения, пока над костром, танцуя в жарком зареве, безвольно кружится раскалённая искра, она не позволяла ему чувствовать того, что пару лет назад, на другом осколке материка, они бы назвали “отношения”.
Мальчики, девочки, игрушки, любовь и плюшевые мишки остались там, на острове в виде дамы с веером, в тысячах миль отсюда, в Англии. Там сейчас встаёт солнце, пытаясь пробиться вялыми тусклыми лучами сквозь туманную предрассветную дымку к вафельным черепицам крыш. Ночная вуаль подсвечивается юным светом, но упрямо висит над сонным городом, ожидая, пока светило не наберёт сил, чтобы разорвать её паутину, театрально раскинутую складками парадных гардин на пролётах моста через Темзу.
Здесь и сейчас нет кирпичных сводов, под которыми можно укрыться от перевёрнутой бездны неба, и от дождя не спрятаться в тенистых аллеях центрального парка, где время от времени ножницы ворчливого старика-садовника гуляют по отросшим верхушкам кустов. И ключевое слово среди груды никому ненужной ностальгии, пожухлыми листьями осени шелестящей в душах, - “сейчас”. Растянутая временная кривая вдруг сжимается и принимает километровыми столбами новые точки отсчёта.
Ни у кого здесь нет часов, они показывают неверное время, да и не нужны вовсе там, где мгновения, убегающие от испепеляющего солнца днём и от серебряного полукружья луны в россыпи алмазных созвездий - ночью, можно почувствовать мурашками по коже, суровыми морщинками на лбу задумавшейся Эллоиз.
Другое время – другие правила.
Взаимное умалчиваемое двустороннее соглашение – так, пожалуй, можно назвать то, что происходило между ними. Когда обоюдные условия ясны, то нет смысла сотрясать словами воздух. Ведь жаркой, наполненной паром тропической ночью и так трудно дышать, а слова – такая же лишняя вещь, как часы. Они теряют смысл. Тем более, если это нежный любовный шёпот или глупые рассуждения о светлом будущем.
Завтра может наступить последний день, когда мир вокруг затянет дымкой точно такого же, болезненно-жёлтого цвета, который разбрасывает пятнами покачивающийся ржавый фонарь. Одного выстрела достаточно – всего доли секунды, разрезанной свистящей металлической дробинкой анонимной ненависти.
-Иди сюда, - возбуждённый шёпот разрывает вакуум молчания.
Она сильно тянет воротничок его рубашки, приближая его губы к своим. Её поцелуи жадные, нетерпеливые.
Укусы.
И Чарльз ощущает привкус запёкшейся крови на её губах.
Хищница.
Она прерывает поцелуй, опираясь на локти, откидывается назад, и он наклоняется ближе, чтобы почувствовать, как щекочет кожу её дыхание, хриплое, учащённое и тёплое. Совсем близко.
И она улыбается, дразня. Дерзко, вызывающе улыбается.
Всё происходит как в сотни ночей до этого, без прологов – они для книг, для томиков изобилующих сантиментами женских романов. Без прелюдий – они для легкомысленных фортепьянных вальсов, под которые кружатся в танце воздушно лёгкие платья.
Он сжимает её запястья, и он знает, ей больно – и это всего лишь ещё одно правило игры, она получила то, чего хотела. Её разгорячённое тело принимает внутрь себя покорно, она не издаёт ни звука, но острые ногти впиваются в кожу его рук. Тонкие отметины – всё, что останется завтра от обуревающего, запрятанного в глубины души, скрытого страха наступающего дня.
Каждая ночь будет снова как последняя. Каждый день они будут торопиться написать новую историю, чтобы в огне страсти и свете пыльного фонаря сжечь исписанные страницы и начать следующий день с нового листа. Каждая глава логически закончена, дописана до последней точки, за которой лежит новый черновик для того же сюжета. И рефреном идут зачин, завязка, кульминация, затем окончание, и жизнь напоминает синусоиду в своих колебаниях.
И книга, которую они неведомо для себя пишут, ни похожа на сопливые истории, не будет продаваться в бульварных киосках в яркой обложке, которой суждено со временем затереться в чьих-то потных руках, перелистывающих страницы в метро или автобусе, спотыкаясь на буквах и смешивая их с роем мыслей о будничной суете.
Они не гуляли вместе по прохладным аллеям, не бежали под одним зонтиком, обгоняя ветер, играющий пожелтевшей листвой, и прячась от моросящего дождя, время от времени приносимого к туманному Альбиону серыми клубящимися тучами. Сырые листья пахли по-особенному, по-осеннему, и этот запах смешивался с ароматом и теплом чая с молоком.
Этого никогда не было, а может было с кем-то, но не с ней, - думала Элоиз, чувствуя знакомый аромат в сырости джунглей. Такое бывало только в сезон дождей, и неожиданные яркие воспоминания выбирались наружу, кровь разогревалась под кожей, раскрывая старые раны. В такую погоду она всегда ощущала, как неприятно тянет шрам на коленной чашечке.
Но до сезона дождей ещё несколько недель, и не время сейчас думать о малозначимых вещах. Воспоминаниями не растопишь костёр, хотя говорят, что они согревают душу. Наверное, врут. Люди часто врут, когда больше нечем прикрыть свою никчёмность. Молчание окружающих и сочувственные кивки - бессловесное подтверждение права на взаимную ложь.
И между Чарльзом и Элоиз та же договорённость, с той только разницей, что надевать маски им никогда не приходится.
Небо открывает врата, ведущие к непроницаемой чёрной бесконечности, и столько звёзд на нём видно только здесь, в южно полушарии, а Элли спит, как ребёнок, подложив кулачёк под щеку. Такая уставшая девочка Элли.
Сегодня днём было невыносимо жарко, солнце нещадно иссушало всё вокруг. Нетерпеливая, она не могла выжидать в засаде столько, сколько того требовалось. Элоиз вытерла испарину со лба, пересечённого недовольной морщинкой, и решительно свела винтовку с предохранителя.
-Ты сума сошла! – Чарльз знал, что с ней всегда надо быть на чеку, поэтому, не успела она ещё ринуться из зарослей, как он крепко схватил её за тонкое запястье. Он хотел закричать на неё, но сдержался, и три слова вырвались свистящим недовольным шёпотом.
-Чарльз, отвали! – Она рванулась из его железной хватки и напоследок бросила презрительный взгляд. Элли уже и след простыл, а он всё смотрел в пустоту, где только что перед ним сияли её холодные голубые глаза.
Ей казалось, что к телу подносили раскалённые угли, солнце прожигало насквозь.
Невыносимо.
Просто сорваться с места – всё, что было нужно в тот момент.
Неугомонную Элли поймали, и он видел, как один из солдат наотмашь ударил её прикладом прямо по лицу. Тут уже Чарльз не выдержал и, вопреки команде не выбираться из засады, побежал вперёд.
Он повалил солдата, стоявшего рядом с ней. Элли быстро вскочила на ноги и подобрала винтовку.
-Ну что, устроим вечеринку?
У неё была в кровь разбита губа. Она лишь облизнула её и улыбнулась, в её глазах загорелся какой-то дьявольский огонёк.
Она была точно пьяна.
Адреналином и яростью.
Сейчас он не задумывается и о завтрашнем дне. И правда, кто же мог знать, что через десятки лет, десятки километров пройденного пути, всё начнёт тускнеть в толще времени, как расплывается на горизонте отдаляющиеся огни покинутого городка, а с ним останется, врежется в память эта её улыбка и этот холодный пронизывающий взгляд.
Так улыбается только Элли…
Когда она спит, она похожа на всех своих сверстниц, легкомысленных девушек, витающих в розовых мечтах. Её почти можно себе представить в лёгком струящемся платье. Можно представить влажные тёплые глаза.
Её кожа пахнет солнцем, а запястья такие тонкие…
Как у молодой английской леди.
Только сжатая ладонь вся покрыта мозолями.
Когда она улыбается, она не кокетничает.
Ей не нужны эти глупости.
Её улыбка – это вызов.
И Чарльз знает, что никогда не сможет сказать “моя Элоиз”.
...
The End.