[fanfic100]

Название: Запах яблок, полыни и сигарет
Фандом: Kuroshitsuji
Герои: Уильям Т. Спирс, Грелль Сатклифф
Тема: Запах сигарет
Объём: 1450 слов
Тип: слэш
Рейтинг: R
Саммари: "Ревность - это страсть, которая со рвением ищет то, что причиняет страдания" (с)
Дисклеймер: герои не мои, а жаль.

Грелль Сатклифф – весь недоразумение, порыв, хаос, вызов правилам и заведенному в его Департаменте порядку. Грелль Сатклифф – его полная противоположность. И мало что раздражает Уильяма Т. Спирса больше, чем этот легкомысленный, дурно воспитанный жнец с волосами цвета крови.

Грелль Сатклифф – воплощенный кошмар любого руководителя, а Уильям Т. Спирс – воплощенный идеал этого руководителя, поэтому Сатклиффу, как ни крути, приходится быть идеальным кошмаром.

Грелль Сатклифф говорит манерным, мерзким голосом, растягивая гласные и раздавая всем вокруг ласковые прозвища, больше похожие на клички. Грелль Сатклифф заходит в его кабинет так, будто к шесту для танцев идет – чуть качая бедрами, чуть пританцовывая, покачиваясь на своих недопустимо высоких каблуках. И приближается при этом недопустимо близко – так, что можно уловить запах его кожи, запах длинных красных волос.

От Грелля пахнет морским песком, яблоками, корицей, горькой полынью, чем-то еще терпким, неопознанным, к этим запахам примешивается запах кожи, нагретой солнцем, коктейль, от которого у Ти Спирса кружится голова, поэтому на всякий случай лучше держаться подальше от подчиненного – и уж конечно, не подходить к нему вплотную.

Как будто его желания имеют какое-то значение для наглой, настырной красноволосой бестии.

- Уи-и-и-ильям! – раздается знакомый манерный голос, и хоть что ты делай, а он все равно выбежит на встречу и попытается повиснуть на шее, заглядывая в глаза, словно проверяя – рад ли ему начальник, словно не зная, что он там увидит - в очередной раз.
- Сатклифф, уберите руки!
- М-м-м-м… Уилли, ты не рад меня видеть? Я думал, ты специально вышел, чтобы встретить меня здесь!
- В следующий раз, диспетчер, я встречу вас Косой смерти, - обещает Уильям, но где там… Сатклифф, радостно хохоча, уже бежит куда-то, на ходу успевая отвечать на приветствия жнецов.

Ритуал их встречи однообразен в основной фабуле, но детали довольно часто отличаются – например, в прошлый раз Грелль попытался его поцеловать, в позапрошлый – обнял его сзади, закрыв глаза руками, а еще два возвращения назад, проштрафившийся на очередном задании, он сходу рухнул на колени, обнимая начальника, прижимаясь пышной красной челкой к его бедрам. Прикосновения Грелля бывают разными – легкими, как крыло мотылька, сильными и жесткими, как когти Смерти, страстными, как объятия любовника, и нежными, как самый мягкий шелк.

С недавнего времени он собирает и прикосновения, и запахи, с недавнего времени он замечает мелкие детали в гардеробе Сатклиффа, с недавнего времени он видит все перемены в настроении Сатклиффа. Последнее его раздражает – он понимает, что жнец то пылает к кому-то страстью, то ждет от кого-то ответа, то страдает от невзаимной любви, и когда он следит за развитием этого невидимого романа, что-то у него внутри с лязгом защелкивается – безжалостный металлический звук. Первые пару раз он даже оборачивается, чтоб посмотреть на свою Косу, однако та остается вне подозрений.

С каким-то тайным удовлетворением Уильям Т. Спирс видит, что любовь диспетчера Сатклиффа остается неразделенной. Грелль вздыхает, страдает, томится, и в его глазах читается вполне объяснимый голод. Тем легче его распознать, если ты и сам видишь… в зеркале, когда как следует приглядишься, и снимешь очки… Ти Спирс поправляет упомянутые очки твердой рукой и запрещает себе думать об этом.

До возвращения Сатклиффа остается всего час-полтора, и Уильям даже позволяет себе посмотреть на часы – все как положено, строгий начальник ждет возвращения непунктуального подчиненного. Но Грелль возвращается вовремя.

- Уи-и-и-ильям!

Вихрь красных волос, тепло чужого тела сквозь ткань костюма, запах дорожной пыли, яблок, полыни. И табака. Ти Спирс даже сам не понимает, что он делает, но он тут же хватает Грелля – а у него действительно железная хватка – и наклоняется к длинным алым прядям. Так и есть. Табак. Запах этих отвратительных, длинных, тонких… как их там? Сигарет.

- Я ничего не делал, - на всякий случай повторяет Сатклифф, испуганный внезапным порывом вечно невозмутимого начальника.

А тот уже ничего не слышит, кроме металлического лязга, и ничего не видит, кроме огромных зеленых глаз, таких распутных и вовсе не таких голодных, как всего неделю назад. Всего за неделю, да как он успел, драный мартовский кот?

Диспетчер Сатклифф не курит. Это, пожалуй, единственный порок, которому не нашлось места в списке тайных и явных увлечений Сатклиффа.

Теперь металлический звук становится вполне реальным и даже объяснимым – это закрывается дверь в его кабинете, отсекая путь к отступлению. Сатклифф обескуражен и испуган, но Уильяма Т. Спирса это только радует: едва различимый запах страха витает по комнате, оттеняя уже привычные запахи яблок, корицы и полыни, и даже новый, ненавистный запах ненавистных сигарет.

Он курит? Кто он такой? Откуда? Как вы познакомились? Почему ты с ним связался? Как долго это продолжается? Полный список вопросов, которые он не имеет права задать своему легкомысленному подчиненному. Насколько у вас все серьезно? Почему он? Почему не я? Почему ты все время ходишь вокруг меня, как кот вокруг сметаны, но так ни разу всерьез и не решился меня соблазнить, а этого, неизвестного, недостойного – захотел и смог? – вот список вопросов, которые он не озвучивает даже в собственной голове. Или его не нужно соблазнять – он курит, возможно, что он ведет распутный образ жизни, может, для него это обычное дело. Да, эта мысль определенно нравится Уильяму Т. Спирсу. Это какой-нибудь развратник, рядом с которым его подчиненному делать нечего.

А пока вереница этих суматошных мыслей проносится у него в голове, он продолжает крепко держать Грелля за локоть – так, на всякий случай. И стоит рядом с ним – почти вплотную. И вдыхает запах этих волос, и запах теплой кожи, и запах страха. У любой брони есть предел прочности, и то, на что не способна давно и тщательно скрываемая страсть, ревность совершает всего за пару мгновений. Он кажется самому себе хищником, который поймал столь желанную жертву. Поймал, так поймал – схватить покрепче, подтянуть к себе, запретно близко, так, чтобы края их оправ соприкоснулись, глаза в глаза, и вот он уже целует своего невыносимого подчиненного – жестко, грубо, по-хозяйски прижимая к себе, раздвигая губы языком, показывая и доказывая себе, что только он один может это делать. Кусает губы, внутренне торжествуя. Так долго хотел это сделать, так долго мечтал об этом. Голод, спрятанный на дне его глаз, наверное, виден теперь и Сатклиффу. И что же он – будет сопротивляться? Бесполезно, хищник заполучил свою добычу, и не расстанется с ней так легко.

А Сатклифф и не думает убегать – прижимается, трется бедрами, охотно отвечает на поцелуй, и глаза его, если вдуматься, такие же голодные, страстные, бесстыжие, как и неделю назад. В этих глазах, если как следует приглядеться, и вопрос, и упрек – ну чего же ты ждал так долго?

Заниматься любовью на письменном столе – немного удобнее, чем на полу, и уж точно проще, чем возле стены. Этот урок они усвоят надолго, пытаясь замазать бальзамом синяки на самых разных, иногда весьма неожиданных, частях тела.

Но в ту ночь им было наплевать на неудобство – стена ли, пол, покрытый твердым паркетом, письменный стол с ворохом Очень Важных Бумаг. Кажется, Уильям сам стряхнул весь этот мусор на пол – нужно было делать все очень быстро, еще быстрее, наплевав на все бумаги и папки, наплевав на пуговицы, застежки и ленты, наплевав даже на то, что подчиненному теперь в таком виде из кабинета не выйти. Нужно было торопиться. Для Сатклиффа эта спешка приводит к боли, но боль все равно заканчивается удовольствием, долгожданным, выстраданным, он так давно хочет этого мужчину, что кричит во весь голос, когда Уильям наконец входит в него, кричит, забыв о дежурных на этаже, о припозднившихся жнецах. Великая Смерть, как же хорошо, когда это наконец происходит. Он сам себе не верит: что, этот мужчина, который целует и ласкает его с такой яростью и такой страстью – тот самый Уильям Т. Спирс, красивый, невозмутимый, ледяной страж порядка во всем Департаменте? И кто бы мог подумать, что он так чертовски хорошо целуется, и кто бы мог подумать, что у него… но тут Грелль начинает смущаться (хотя осталось не так много поводов для смущения), и мысль остается недодуманной.

- Ты куришь? – неожиданно спрашивает его Ти Спирс, когда все заканчивается, и Грелль лежит на столе, бессмысленно глядя в пространство перед собой.
- Неа, - качает головой Грелль, - у меня от этого дыма только голова болит. На прошлом задании я заработал мигрень, шатаясь по низкопробным танцулькам, и весь провонял дешевыми сигаретами. Ты теперь должен мне компенсацию, да... Эй! А над чем это ты смеешься?

Но Ти Спирс только качает головой, продолжая гладить алые, как кровь, волосы, и улыбается своим мыслям. От Грелля уже почти не пахнет сигаретами. К запаху яблок, полыни, корицы и теплой кожи примешивается новый запах, немного отдающий мускусом, и Ти Спирс с удивлением понимает, что это его собственный запах. А значит, теперь от Грелля Сатклиффа пахнет правильно, и хищник, скрывающийся за безупречной маской холодности, невозмутимости и сдержанности директора Уильяма Т. Спирса, сыто урча, засыпает в своем надежном укрытии.

Они, конечно же, еще посмеются над этим через пару-тройку месяцев. Или лет. Или веков. Над небольшим проколом, который вполне может случиться у любого строгого начальника, когда его нерадивый подчиненный приносит с последнего задания запах яблок, полыни и сигарет.