[fanfic100]

Название: Вечер
Фандом: Criminal Minds
Герои: Джейсон Гидеон, Аарон Хотчнер
Тема: голос
Объём: 853 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: вечер трудного дня
Авторские примечания: АУ относительно канона. В рамках вселенной ни тот, ни другой не работают в ФБР, Хотч - прокурор, а Гидеон, среди прочего, консультирует полицию и прокуратуру в вопросах судебной психиатрии. Впрочем, для понимания данного текста это не очень принципиально.

— И как всё сегодня прошло? — спросил Гидеон, хотя в этом вопросе не было особой нужды. И без всяких слов, по одной только складке между бровей Хотча, он мог сказать, что день в суде прошёл совсем не так, как Аарону бы хотелось.
На ненужный вопрос последовал привычный ответ: короткий взгляд, тут же скользнувший в сторону, короткое движение губ, обозначивших, но так и не сложившихся в гримасу отвращения. А потом он выпрямился, чуть расслабляя плечи, и, снова возвращаясь взглядом к Гидеону, объяснил причины своего раздражения словами:
— Присяжные не смогли вынести вердикт. Будет второй процесс.
Гидеон мог только сочувственно улыбнуться и покачать головой. О суде над Геммелом он слышал много — больше, может быть, чем ему было положено, но дело, в начале казавшееся таким прочным, разъезжалось по швам, и, пересказывая ему ошибки полиции и уловки защиты, Хотч давал выход своему возмущению, разочарованию и бессилию. Трудности, которые ставил перед обвинением повторный процесс, Гидеон тоже превосходно понимал. В деле, выстроенном, как дело Геммела, главным образом на свидетельских показаниях, неспособность одержать победу с первого раза на практике означала поражение. Но прежде чем это поражение засчитают официально, придётся ещё раз проделать всю ту же титаническую работу и надеяться, что на этот раз призрачный шанс победить не выскользнет из рук. Впрочем, сейчас Аарон не выглядел ни разочарованным, ни возмущённым, ни беспомощным. Он выглядел решительным и целеустремлённым, и Гидеону, который был свидетелем подготовки первого процесса — долгих недель напряжённой работы без отдыха и выходных, — этот вид совсем не нравился. Именно поэтому он решил, что не станет менять планы.
— Так что насчёт сегодня? — напомнил он и, как и ожидал, получил в ответ отрицательное движение головой.
— Извини. — Читай: «Извини, нет». — Повтор суда над Геммелом не входил в мои планы. А теперь надо...
— Да ладно, брось. — Гидеон знал, что очень немногим дано право вот так запросто отметать хотчевские возражения, и потому пользовался им очень избирательно. — От одного вечера ничего не изменится. А отдыхать нужно независимо от проигрыша или победы.
За этими словами последовало молчание, и Гидеон, наблюдая за выражением его лица, подумал, что по-прежнему не может уверенно определить, что услышит в конечном счёте: согласие или повторный, и теперь уже окончательный, отказ.
В этот раз ему повезло. Хотч несколько секунд смотрел ему в глаза, потом вздохнул и бросил взгляд на часы.
— Ладно, — сдался он. — Дай мне пару часов?
Планов это не нарушало.
— Хорошо. — Гидеон поднялся с неудобного казённого кресла. — В семь. — Он выудил визитку клуба из кармана и опустил её на стол. — Мы договорились?
Хотч кивнул и вытянул визитку из-под его пальцев.
— Договорились.

Когда он добрался по указанному на визитке адресу, его мысли по-прежнему занимала работа. Исполненный достоинства любезный метрдотель проводил его к столику на внутренней веранде у сцены, а он продолжал прокручивать в голове разнообразные стратегии обвинения в поисках оптимальной и, только опустившись в глубокое мягкое кресло, наконец отвлёкся, обращая внимание на обстановку вокруг.
Джейсон, сидящий в точно таком же кресле по другую сторону стола, наблюдал за ним молча, с улыбкой. Стол украшали графин — очевидно, с виски, — низкое ведёрко со льдом и два стакана: один ещё пустой, другой наполненный на четверть.
Хотч ещё раз обвёл глазами неярко освещённый зал, бросил взгляд на сцену, по которой уже расставили инструменты, и вопросительно поднял брови.
— Джаз?
Гидеон загадочно улыбнулся:
— Не просто джаз, — но развивать свою мысль не стал. Вместо этого кивнул на графин: — Будешь? — и, не дожидаясь ответа, наполнил второй стакан, уронив в него напоследок два кубика льда.
Они сидели, пили виски — настоящий кентуккийский бурбон десятилетней выдержки, с гордостью сообщил метрдотель, подошедший поинтересоваться, не желают ли джентльмены ещё чего-нибудь, пока концерт не начался — и неторопливо беседовали; Джейсон отказывался говорить о работе, но с чего бы они не начинали, разговор упрямо возвращался к ней. Потом на сцену вышли музыканты.
Их было всего трое: виолончелист, ударник и клавишник. Они последний раз проверили инструменты, потом ударник кивнул кому-то за сценой и свет в зале стал ещё глуше, а на сцену вышла певица, и концерт начался.
Она была уже не молода — лет за сорок, а то и больше, и не блистала красотой. Обычные тёмные брюки и простой кардиган поверх белой блузы, коротко стриженные рыжие волосы, живые серые глаза в сеточке морщин. Она пела, улыбаясь, опускала глаза, и по залу от сцены расходилась волна густого, обволакивающего тепла, прозрачного и тягучего, как свежий липовый мёд.
Разговоры в зале смолкли, как только в воздух пролилась первая нота. Гидеон с Хотчем тоже замолчали. Гидеон изредка бросал взгляд на спутника: Хотч слушал, не отводя взгляд от сцены, потом чуть откинулся назад и прикрыл глаза, и Гидеон видел, как постепенно расслабляется его лицо и разглаживается глубокая морщина на переносице. Так прошёл весь сорокапятиминутный сет. Когда свет снова стал ярче, а музыканты, раскланявшись, ушли за кулисы, они расплатились и молча вышли на улицу, туда, где Балтимор уже погрузился в тёплые вечерние сумерки.
Всё в том же молчании они прошли пешком почти десять кварталов. У Лафайет-сквер, где их пути должны были разойтись, они остановились. Гидеон сложил руки за спиной, Хотч убрал руки глубоко в карманы плаща.
— Спасибо, — проронил он наконец, встречаясь с Гидеоном взглядом. Улыбка была такой невесомой, что её вполне можно было бы упустить, если только не знать заранее о её существовании.
Гидеон только кивнул в ответ, а потом вскинул руку, останавливая такси. Ни прощаний, ни рукопожатий. Молчания было вполне достаточно.