[fanfic100]

15.
Название: Добрый друг.
Фандом: Stargate Atlantis.
Герои: Родни МакКей/фем!Джон Шеппард.
Тема: Шерсть.
Объём: 2794 слова.
Тип: гет.
Рейтинг: PG-13.
Саммари: постканонный Вегас-верс.

Читать

Она укрыта шерстяным пиджаком. Твердый воротник упирается в подбородок и колется. Джин не понимает, как можно носить такие вещи, но сейчас она рада, что рядом оказался один из этих психов, потому что ей холодно. Плотная ткань совсем не помогает физически, но морально поддерживает вполне нормально. Кто-то не пожалел дорогую вещь, не побоялся испачкать ее пылью и кровью. Это здорово. Особенно когда у тебя за всю жизнь было два таких друга, давно оставивших этот мир.

Джин проваливается в темноту, чувствуя, как кто-то поправляет на ней пиджак.

* * *

Она заново учится жить, потому что старая жизнь для нее закончилась. Ей нельзя напрягаться, нельзя сильно волноваться, бегать, прыгать, кричать, драться. Стрелять тоже не рекомендуется, вообще следует избегать резких громких звуков.

Наверняка ненавидеть кого-нибудь так, что глаза жжет, тоже нельзя, но Джин не может заглушить в себе это чувство. Она ненавидит рейфа, больницу, врачей, доктора МакКея, приходящего дважды в неделю, и себя новую, со шрамами на груди и спине, плохо действующей левой рукой и злыми слезами.

Она делает все, что говорят врачи, только чтобы ее поскорее отпустили. В первый же вечер на воле она надирается в дрова в своем любимом баре; потом ее долго рвет в туалете, и она почти с надеждой ждет, что унитаз окажется полон крови и она тихонько скончается на уютном грязном кафеле. Она, конечно, остается жива, но на плечах сидит такая тяжесть, то Джин даже не пытается дать хозяину бара между ног, пока он несет ее из туалета в свой кабинет. Она засыпает, не успев поблагодарить его порцией отменной брани.

- Выходи за меня, - говорит Зак утром, когда она с трудом взгромождается на высокий стул перед барной стойкой.

- Иди к черту, - хрипло отвечает она. - Мне не настолько плохо.

Зак ухмыляется.

- Сама в этом призналась. Поживешь у меня, пока не оклемаешься.

- Нет.

- Это не предложение и не вопрос. Впрочем, у тебя есть выбор: либо так, либо я звоню твоему врачу и ты возвращаешься в больницу.

Джин выбирает первый вариант, потому что помнит: у Зака на кушетке лежит прекрасный шерстяной плед. Если натянуть его до подбородка, можно представить, что добрый друг накинул на тебя пиджак.

* * *

Она не пытается выяснить, чей это был пиджак. Ей ничего не нужно от этого человека, ей хватает мысли, что он существует. Может быть, стоило бы найти его, чтобы поблагодарить, но если он такой, каким она его представляет, он не обидится, если благодарность никогда не дойдет до него. А если не такой, ей и подавно не хочется с ним встречаться и омрачать его светлый образ. Никому никакой пользы от этого не будет.

* * *

Доктор МакКей появляется, когда она пытается прибраться в квартире Зака. Ей не слишком хорошо это удается, ей никогда не давались даже самые общие хитрости ведения хозяйства, но тупо сидеть перед телевизором совсем тошно. К тому же ничем другим она не может отплатить Заку за гостеприимство.

- Мило, - говорит доктор МакКей, входя в гостиную и обозревая урон, нанесенный комнате шваброй и мокрой тряпкой. – Не думал, что вы запрограммированы еще и на женские функции.

- Спасибо, - предельно вежливо отвечает Джин.

Он улыбается – довольно дружелюбно.

- Эта ремарка не задумывалась как комплимент.

- Чего вам? - спрашивает она, отрывая нитки от измазанной пылью тряпки, которую держит в руках.

- Может, присядем? - предлагает он.

- Может, вы выложите, зачем пожаловали, и отвалите?

- Мило, - повторяет он и все-таки садится.

Джин нехотя присаживается на краешек стула.

- Хочу предложить вам работу, - говорит он.

Джин содрогается.

- Ага, это мы уже проходили. Не интересуюсь.

- Я знаю, что ваша жизнь загнана в строгие рамки, - терпеливо говорит он. - Я предлагаю работу другого рода. Вы умны, но слишком давно в последний раз использовали свой мозг по назначению. Не слишком полезно для столь тонкого механизма долго работать вхолостую. Кроме того, вас, возможно, заинтересует новый опыт.

- Не думаю, что на Земле осталось что-то новое для меня.

- А я не про Землю, - говорит он.

Она глупо смотрит на него.

- Что?

- Я не про Землю, - повторяет он. - Я хочу, чтобы вы отправились с нами на Атлантиду.

Она встает, идет к двери и широко распахивает ее.

- Выметайся.

Несколько секунд он внимательно разглядывает Джин, затем встает и выходит, едва заметно кивнув. Что-то подсказывает ей, что он с ней не закончил.

Когда поздно ночью Зак возвращается с работы, Джин все еще плачет. Он трогает ее плечо, но она отшатывается от него, и он уходит, подсунув ей коробку бумажных носовых платков.

Джин ужасно устала, ее словно долго били ногами, у нее ноет и тело, и душа, но утешений ей не нужно. Она хочет, чтобы все отстали от нее. Она знает, что доктор МакКей не хотел ее оскорбить или жестоко пошутить над ней, он просто не слишком (совершенно не) тактичный и чуткий человек, но от ненависти к нему у нее спирает дыхание. Она спрашивает себя, действительно ли он такой изнеженный кабинетный дохляк, каким кажется, и хватит ли у нее теперь сил, чтобы расквасить ему нос и отбить что-нибудь внутри.

Его визит все-таки имеет определенные позитивные последствия. Утром Джин смотрит на свое красное опухшее лицо и решает, что пора начинать собирать куски своей жизни воедино. Проблема в том, что она не знает, с чего начать. Она морщится от мысли, что доктор МакКей, возможно, прав и долгие годы беготни с пистолетом притупили ее мыслительные способности. Нет, время от времени ей приходилось крепко поразмыслить над чем-нибудь, но этого, видимо, было недостаточно. Да, она умна, но лучше всего у нее получается выполнять приказы. Короче, единственное, в чем она абсолютно уверена, - она скорее умрет от голода в сточной канаве, чем пойдет к МакКею и примет его великодушное предложение.

В общем, куски ее жизни так и остаются валяться на разном расстоянии от нее, и Джин начинает думать, что все закончится петлей, когда слегка нетрезвый Зак приводит домой хихикающую девицу и просит Джин тихонько посидеть в своей комнате.

- Я пойду пройдусь, - говорит она, подхватывая куртку. - Ночь сегодня что надо.

Зак пытается протестовать, но она убеждает его, что все отлично и ей правда надо подышать свежим воздухом. И ночь-то правда отличная, звезды, ветерок, все такое. Зак отпускает ее только после того, как она клянется звонить в любой непонятной ситуации.

Она бесцельно бредет по улице, сворачивает на другую, потом на следующую и вдруг останавливается как вкопанная: перед ней здание полицейского управления. Несколько секунд она хлопает глазами и удаляется почти бегом.

Однако ее ноги, по всей видимости, сговорились против нее, потому что, снова подняв голову через некоторое время, Джин видит здание, в котором она беседовала с МакКеем, и самого МакКея, как-то тяжело и неуклюже ступающего на тротуар с крыльца. Она стоит, как парализованная, и смотрит на него, и он словно чувствует ее взгляд: поворачивает голову и встречается с ней взглядом, хотя вполне мог пройти мимо, не заметив ее.

- Я не к тебе, - поспешно буркает она. - Не знаю, как меня сюда занесло.

Он подходит к ней, смотрит удивленно, хмурит брови, и она закусывает щеку изнутри.

- Тебе некуда идти? - тихо спрашивает он, и она вздрагивает от неожиданности.

- Да нет, - отвечает она, неловко потирая шею ладонью, - просто вышла проветриться.

- Можно составить тебе компанию?

Она собирается сказать, что вот вообще никак нельзя, но вместо этого выпаливает:

- Конечно.

И улыбается. Сама себе не верит, но улыбается ему. Криво, так, что больше похоже на гримасу боли, но на самом деле это улыбка, и он, кажется, понимает это. Может быть, у него слишком усталое лицо, а она знает, как хочется иногда, чтобы тебе кто-нибудь улыбнулся, когда ты на дне. А может, это она слишком устала ненавидеть всех и вся.

- Как дела? - спрашивает он, когда они медленно заворачивают за угол его здания.

У нее такое чувство, что в воздухе распылили сыворотку правды. Она отвечает:

- Не очень. Плохо. Ужасно.

Несколько минут они шагают молча, потом он говорит:

- Я предлагаю тебе не тепленькое местечко у себя под крылышком, не должность моей ручной зверушки, любовницы или кого еще ты там навоображала. Там не курорт. Там опасно, иногда там невыносимо тоскливо. Наши друзья умирают, и мы сами страдаем. Жить там нелегко. Ты, может быть, еще и не подойдешь нам, но я в тебя верю. Без обид.

- П-понятно, - хрипло говорит она.

- Знаешь, почему тебе стоит пойти с нами? - спрашивает он чуть погодя, и она качает головой. - Ты можешь думать об этой работе, что захочешь. Можешь сказать себе, что это наказание, или способ удрать от тоски земных исхоженных троп, или почетная миссия, или возможность узнать что-то принципиально новое и попутно помочь своей родной планете противостоять ужасной угрозе. Все целиком и полностью зависит от тебя. Ты можешь вообще не относиться к этому как к работе, отправиться туда, ничем не объясняя свое решение, но если тебе нужен предлог, их десятки. Я могу предложить тебе сколько угодно вариантов, ты можешь придумать свои.

- Почему ты так хочешь, чтобы я оказалась там? - спрашивает она, скорее пытаясь выиграть время.

- Потому что нам нужны такие, как ты, - отвечает он, и она не просит уточнить, только интересуется:

- А ты сам почему пошел?

- Мне было страшно любопытно, - говорит он. - Ну и хотелось немножко поспасать мир.

Она смеется неожиданно для самой себя. Он улыбается и останавливается.

Джин поднимает голову. Они стоят рядом с многоквартирным домом в хорошем тихом районе. Джин засовывает руки поглубже в карманы куртки и смотрит на МакКея, не зная, что сказать. Он смотрит на нее и вдруг мягко кивает в сторону входной двери, не отводя глаз. Джин тяжело сглатывает и начинает подниматься по ступенькам.

Сначала они пьют чай, правда, недолго. Разговор не клеится; самым содержательным и связным диалогом становится ее «Да нет, не нужно» в ответ на его «Вызвать тебе такси?».

Пока МакКей моет чашки, Джин пишет Заку сообщение, что подцепила приличного мужика и останется у него. МакКей, вешая полотенце на крючок, вытягивает шею, бросает взгляд на экран телефона и фыркает, а потом кладет руки ей плечи и зарывается носом в торчащие волосы у нее на затылке.

С ним хорошо. Он большой и уютный, он обнимает крепко, и его широкие ладони ложатся на ее тело как-то незатейливо и успокаивающе. Джин ни о чем не думает, прогибаясь под ним, пропуская его руку под поясницу и обхватывая его бедра ногами. Он тихонько бормочет что-то то ли в подушку, то ли Джин на ухо и постанывает так, что у Джин поджимаются пальцы на ногах и сладко дрожит внутри. И ничего в нем не осталось от того напыщенного придурка, которым он всегда казался ей.

- Можно попросить у тебя прощения? - спрашивает он позже.

Ее голова лежит у него на груди, его рука – у нее на плече. Она еще раньше заметила, что он словно боится прикасаться к шрамам, оставленными пулями рейфа, и теперь его пальцы мягко сжимают ее плечо, но зарубцевавшегося выходного отверстия у внешней стороны лопатки не касаются.

- Если хочешь, попроси, - сонно отвечает она, - но вообще совсем не обязательно.

Он все равно тихонько говорит: «Прости меня», - и гладит ее по голове, тщетно пытаясь пригладить волосы, встрепанные сильнее обычного. Джин тихо вздыхает: ей лениво думать, переживать, формулировать вопросы и искать на них ответы.

- Пожалуйста, подумай серьезно над моим предложением, - вдруг как назло просит МакКей.

- Я… - жалобно начинает она, но он перебивает:

- Завтра, - и натягивает на нее одеяло.

* * *


- У тебя какие-то неприятности? – спрашивает Джин утром, обхватывая ладонями большую кружку кофе.

МакКей, стоящий у плиты, оглядывается через плечо и поднимает брови.

- Почему ты так решила?

- Если бы у тебя не было такое несчастное лицо вчера, и меня бы сейчас здесь не было.

Он улыбается и бормочет:

- Она его за муки полюбила…

Джин морщит нос.

- Извини, с состраданьем у меня неважно.

- Ничего. - МакКей ставит перед ней тарелку и целует в щеку. – Обойдемся как-нибудь.

День она проводит в городе, прилежно выполняя просьбу МакКея. Ей хочется пойти с ним, но она боится. После истории с рейфом она почти полностью утратила уверенность в себе, и пусть МакКей говорит, что там ее ждет какая-то другая, умственная работа. Все равно там – по его же словам – опасно и наверняка то и дело возникают всякие форс-мажоры, когда даже какие-нибудь ксеноботаники берутся за пушки. А что она сможет сделать в такой ситуации, если она уже с трудом вспоминает ощущение рукояти пистолета в руке? Да и вообще, обязательно ведь придется проходить какую-нибудь поганую комиссию, и Джин с ее роскошными шрамами и огромными тараканами в голове не могут не завернуть. Впрочем, МакКей, скорее всего, придумает что-нибудь, она почти уверена, что уже придумал. И тем не менее, бодрости Джин не чувствует. Еще лезет в голову всякий бред, например, что коварный МакКей специально затащил ее вчера в постель, чтобы склонить к согласию войти в состав экспедиции, или вообще все-все это затеял, чтобы затащить ее в постель. Джин, конечно, издевательски фыркает, но как-то не очень уверенно.

С другой стороны, ей необычайно хреново на Земле. Так хреново, что она, пожалуй, готова променять эту хреновость на любую другую. И ей необычайно хорошо с МакКеем. Отсюда следует немудреный вывод, что если она останется на Земле без МакКея, она точно повесится, а там, где будет МакКей, совсем уж хреново не будет.

Джин останавливается у поворота на Стрип и смотрит в голубое небо. Даже если отставить в сторону предположения, что на Атлантиде ей может понравиться, что там может начаться для нее новая, нормальная, человеческая жизнь, выбор, перед которым она стоит, кажется совсем не сложным. С одной стороны – МакКей с его широкими ладонями и глазами, как небо, с другой – одиночество, разбавленное добрым отношением Зака и еще пары приятелей, усугубленное стыдом перед ними же и ведущее к единственному логичному концу.

И все равно Джин страшно, и она не может решиться.

Ближе к вечеру рядом с ней тормозит черная машина, из которой вылезает МакКей.

- Разрешите вас подвезти? – предлагает он, обегая машину и распахивая перед Джин дверь.

Он улыбается, но вид у него все равно потрепанный, как вчера.

- Что у тебя все-таки случилось? – требовательно спрашивает Джин, когда они уже подъезжают к его дому.

Он только отмахивается. После ужина Джин подтаскивает свой стул к стулу МакКея и начинает тормошить его за плечо.

- Ну ладно, ладно, - сдается он минуты через две, трет лицо руками и смотрит на нее. – Нас торопят. Засиделись на Земле, говорят.

- А почему вы засиделись?

Он неопределенно поводит плечом, отворачивается и бросает на Джин косой взгляд. Она выпрямляет спину и отпускает его плечо.

- Меня ждете?

Он кивает.

- Давно?

- Да какая разница? – досадливо бросает он, но она настаивает:

- Перестань. Я оценила твое нежелание давить на меня. Давно?

- С тех пор, как разобрались с рейфом.

Та чаша весов, на которой против Атлантиды лежала Земля, разом пустеет. Наверно, толчка именно такого рода Джин и не хватало. Теперь помимо всего прочего в ее силах сделать так, чтобы эта задержка не была напрасной, и это почему-то воспринимается намного более важным, чем все аргументы за и против, которые она придумала за день.

- Я готова, - говорит она.

МакКей, явно ждавший чего-то другого, качает головой и хочет сказать что-то, но замирает и медленно закрывает рот. Он поворачивается к ней и долго смотрит ей в глаза.

- Серьезно? – недоверчиво переспрашивает он.

Она кивает. Он резко поднимается, идет к двери в прихожую, возвращается, крепко целует Джин и скрывается в прихожей. Через пару секунд оттуда доносится его возбужденный голос, и она представляет себе, как горят его глаза, и улыбается.

* * *

На Атлантиде МакКей сажает Джин в своем кабинете и заставляет делать для него расчеты. Он не торопит ее, терпеливо ждет, пока ее мозг разогреется и все колесики закрутятся с нужной скоростью. Впрочем, это занимает не так много времени.

Жители Атлантиды – лантийцы – принимают ее очень хорошо, и ее грубоватая манера постепенно смягчается, и вместе с тем возвращается какая-то мальчишеская задиристость, которая заставляет МакКея одновременно хмуриться и улыбаться. Хотя волноваться ему не стоит: даже если уверенность в себе вернется к Джин настолько, чтобы перерасти в прежнюю залихватскую отчаянную бесшабашность, это случится очень нескоро. Да и вообще вряд ли случится.

Она быстро заводит друзей – настоящих, вроде тех двоих из ее полуреального земного прошлого. Но центром ее жизни остается МакКей.

Когда она достаточно осваивается в Городе, МакКей выводит из ангара прыгун, и они летят на другую планету через орбитальные Врата. Судя по тому, как жадно следит МакКей за ее реакцией, он специально выбрал самую экзотическую, самую разноцветную, самую книжно-фантастическую планету из всех известных лантийцам, и Джин не разочаровывает его ожиданий, потому что ее переполняет восторг.

Набродившись по ярко-синему лесу, они падают на траву, и МакКей укрывает Джин своей курткой, потому что с розового озера тянет прохладцей.

Воротник упирается Джин в подбородок и колется. Сквозь дремоту в авральном порядке пробивается какое-то воспоминание, и Джин замирает, когда оно, запыхавшись, прибывает на место и подает рапорт.

Джин хочется посмотреть на МакКея, но она не открывает глаз. На этот раз торопиться некуда: она лежит на нежно-синей полянке, борясь со сладкой, пропитанной солнцем одурью, а не на выжженной истоптанной земле, умирая. Ей еще представится случай поблагодарить доброго друга за его пиджак.