Название: Я посадил дерево.
Фандом: Stargate Atlantis.
Герои: Родни МакКей, Джон Шеппард; ОП.
Тема: Дерево.
Объём: 6814 слов.
Тип: слэш.
Рейтинг: PG-13.
Саммари: После окончания школы Мередит поддается на уговоры родителей и едет к сестре отца в захолустный городок.
Авторские примечания: Преатлантическая AU. 1987 год, даты рождения изменены на год: Родни восемнадцать, Джону, соответственно, девятнадцать. Выглядят они очень примерно так и так.
Читать- Мередит, тебе восемнадцать, - миссис МакКей с ужасом смотрела на сына, - ты только что закончил школу, тебе не надо сдавать экзамены, у тебя целое прекрасное свободное лето, которое ты можешь провести, как захочешь! Зачем тебе ехать в Россию?
Мередит терпеливо вздохнул и в сотый раз поправил:
- В Украину, мама. Чернобыль в Украине. К тому же я не собираюсь ехать туда прямо сейчас, сейчас мне просто не дадут ничего сделать: я ведь только что закончил школу, как ты мудро заметила. Я смотрю в будущее.
Миссис МакКей это не успокоило. Она вздохнула и поправила тонкостенную чашечку, чтобы она встала точно в центр блюдца.
- Ты ведь так хотел заниматься звездами...
Забавно, подумал Мередит, с какой тоской она вспоминает об этом теперь, когда он не на шутку увлекся ядерной физикой. А ведь еще какой-то год назад она приходила в ужас от одного упоминания о космосе. Интересно, есть ли в мире хоть одна достойная внимания дисциплина, изучение которой не приведет его мать в ужас?
- Я уже все решил, мама, и не раз в подробностях рассказывал тебе. Разве ты не будешь гордиться мной, когда я сконструирую полностью безопасный реактор? Когда меня будут называть исключительно «Доктор Мередит Родни МакКей, человек, сделавший атом мирным», а ты будешь скромно замечать, что это твой сын, и рассказывать, каким очаровательным ангелочком я был в два года?
- Как ты можешь шутить такими вещами? - воскликнула миссис МакКей, но какими именно: реакторами или ангелочками, не уточнила.
Мередит вздохнул, разглаживая брючину и посмеиваясь про себя. Миссис МакКей некоторое время побуравила его отчаянным взглядом и двинула вперед тяжелую артиллерию.
- Ну хочешь, отец поговорит с ректором? Они найдут какую-нибудь лазейку в уставе, и тебе разрешат учиться на двух факультетах.
Мередит едва заметно приподнял бровь. Значит, связи у отца все-таки имеются. Он это запомнит. Искушение огромное, конечно. Такой шанс вряд ли представится снова, к тому же он выиграет время: вряд ли, но вдруг родители все-таки вдохновятся его успехами, поймут, что его планы перспективны и вполне выполнимы, и перестанут так мелодраматически ужасаться им?
- Я подумаю, - сказал он, и на бледном лице миссис МакКей расцвела улыбка. - Что я должен сделать взамен?
- О, милый, мне так хотелось бы, чтобы ты хоть немного побыл на свежем воздухе, - пропела она. - Ты так давно не навещал своих тетушек...
Мередит легко мог бы доказать, что бывает на свежем воздухе ровно столько, сколько нужно для нормального функционирования организма, но сейчас умнее будет придержать язык и вообще поиграть в конченного послушного и почтительного сына.
- Ладно, - сказал Мередит и потянулся к сливочнику, - я поеду. Только сам выберу, к кому.
- Хорошо, - с облегчением ответила миссис МакКей, подвигая сливочник к нему. - Скажи, когда будешь готов, и я куплю тебе билет.
Мередит выбрал тетю Салли. Не то чтобы она была его любимой теткой, но искренне улыбаться в ответ на ее теплые, чуть рассеянные приветствия было в разы легче, чем на бурные, слащавые излияния многочисленных маминых сестер. И она точно не станет мешать ему заниматься, не станет ходить вокруг него, когда он читает, и неуклюже пытаться привлечь его внимание. Мередит был воспитанным юношей, уважал даже тех родственников, которых недолюбливал, потому что так положено, но считал, что требовать от него чего-то сверх положенного по долгу родства они не имеют права.
Городок, в котором жила тетя Салли, становился для Мередита персональным адом, когда приходилось рассказывать о нем. В раннем детстве его название не пожелало закрепиться в его памяти и так и не сменило гнев на милость. Мередит чудовищно сконфузился, когда в четыре года впервые вернулся оттуда и его спросили, как обычно спрашивают детей, а где же это мы, дескать, были, откуда же мы приехали такие веселые и довольные, а Мередит, вместо того, чтобы четко и раздельно произнести название, начал мямлить что-то вроде «тон... сон...», и с тех пор в кругу семьи город так и остался Тонсоном, к ужасному стыду Мередита. Дело усугублялось тем, что Мередит всей душой обожал его, считая идеальным городом для человека, ценящего покой, тишину и уют. Некоторое время он убил на объяснения, что это далеко не так смешно, как всем кажется, и на попытки запомнить все-таки название, но это было настоящее слепое пятно, и он прекратил впустую тратить силы.
Выслушав традиционный набор плоских шуток и бледно улыбнувшись одними губами, Мередит наконец вошел в вагон и сел у окна, пристроив чемодан под сиденьем. Родители еще раз помахали ему, знаками попросили звонить почаще, и он наконец вздохнул свободно. С лица мамы мгновенно сойдет победное выражение, когда она обнаружит в его комнате почти пустой книжный шкаф и большинство заботливо собранных ею вещей, аккуратной стопкой лежащих на кровати. Насчет оставленных дома книг уговора не было. Мередит сполз по спинке и блаженно улыбнулся. Пожалуй, впервые в жизни он не жалел, что послушался родителей.
Тетя Салли встретила его на узком чистеньком перроне. Невысокая, тонкая и еще совсем не старая, хотя и необъяснимо производящая впечатление доброй старушки, она почему-то всегда напоминала Мередиту его самого, хотя между ними не было ничего общего ни на первый взгляд, ни на все последующие. Мечтательница, немного пренебрежительно, но неизменно тепло и по-доброму думал о ней Мередит, глядя, как она смахивает пыль с коллекции гигантских ракушек, выстроившихся на каминной полке, или вяжет из толстых ниток огромные мягкие свитера, похожие на разноцветные облака, сидя в кресле-качалке из забавного зеленого ротанга. Когда Мередит был совсем маленький и они жили в Канаде, эти свитера были единственной одеждой, в которой он не мерз зимой. Они приходили по почте в маленьких коробочках, и когда их открывали, вылезали из них, как живые. Мередиту иногда казалось, что он помнит слишком много ненужных мелочей, связанных с тетей Салли.
Она рассеянно улыбнулась, рассеянно похлопала его по плечу, рассеянно сказала:
- Время тебя не пощадило, - и Мередит почувствовал детскую радость, как когда ему подарили его первый микроскоп, слабенький, пластмассовый, но настоящий.
- Шесть лет прошло, - ответил он и осторожно обнял худенькие плечи под темно-красной шалью.
Большие темные глаза вспыхнули смехом.
- И как это ты все помнишь, - сказала она.
Мередит зажмурился, покраснел и открыл перед ней дверцу ее крошечной зеленой машинки. Тетя Салли была единственным человеком, рядом с которым он постоянно чувствовал себя ребенком, и теперь он то и дело ловил себя на том, что несолидно крутит головой, отыскивая изменения в ровной линии светлых фасадов, заборчиков и сквериков.
- У нас все так же скучно, - сказала тетя, сворачивая к дому.
- Как раз то, что нужно, - улыбнулся Мередит, вылез из машины и потянулся.
Вечер накатывал мощными волнами, тени стремительно вытягивались, сиреневый сумрак все сильнее искажал расстояния и стирал детали, но Мередит, идя через сад к дому, успел присмотреть себе место на заросшем газоне, где завтра расстелет одеяло и на целый день с головой ухнет в учебники, которые ему по дружбе выдал университетский библиотекарь. Он также отметил, что огромные медовые яблоки, каких он не видел нигде, кроме этого запущенного сада, уже впитали достаточно солнечного света и тепла, чтобы светиться в темноте, а значит, завтра на одеяле окажутся не только книги и Мередит, но и горка яблок.
За ужином тетя без тени смущения не меньше четверти часа разглядывала Мередита, а потом вдруг спросила:
- Что тебе посулили, чтобы ты приехал сюда?
Мередит поперхнулся чаем, и она заботливо похлопала его по спине. Что-то утаивать от нее было бесполезно, и он честно признался, что уже заручился клятвенным обещанием отца, что он выбьет из ректора разрешение посещать занятия на двух факультетах одновременно.
- Ну, - задумчиво сказала тетя, наматывая на тонкий палец бахрому на скатерти, - ядерные штучки мне не нравятся, а вот астрофизика – это интересно. Мне всегда очень нравилась мысль, что все эти точечки на небе – вроде нашего солнца. Эта мысль не дает зазнаться, правда? Звезды как будто говорят: вы не уникальны, спесивые людишки, а ваше великое солнце – просто не самый выдающийся представитель себе подобных. Ты полетишь в космос?
Мередит снова поперхнулся. Тетя была несравненным мастером убаюкивать бездумным разговором и задавать внезапные вопросы.
Перед сном она чмокнула его в щеку и сказала:
- Я рада, что тебя так легко купить, милый.
Лежа на пахнущей мятой постели в знакомой комнате с косым потолком, Мередит чувствовал, как потихоньку проходит дрожь возбуждения от возвращения в это странное место. Шесть лет – долгий срок, и ему было немного жаль, что он потерял так много времени. Ну ничего, уже сонно подумал он, он наверстает.
Мередит аккуратно оторвал от тетрадного листа еще одну ровную полоску и заложил очередную страницу. Труды Резерфорда читались, как научная фантастика, и так же, как при чтении фантастики, у Мередита где-то в задней части мозга сидела мысль, от которой его всегда потряхивало: он живет в описываемом будущем, он увидит то, о чем писали его любимые фантасты и о чем они даже мечтать не осмеливались, может быть, он сам приложит к этому руку.
Он счастливо вздохнул, потянулся за яблоком и боковым зрением заметил, что на заборе, отделяющем сад тети от соседнего, кто-то сидит. Почему-то сильно забилось сердце, и Мередит нарочито медленно повернул голову.
Темноволосый парень примерно одних с ним лет, одетый в линялую растянутую футболку и обрезанные по колено светлые джинсы, внимательно смотрел на Мередита. Мередит вернул взгляд, полный подчеркнуто вопросительной вежливости, и скоро парень не выдержал, фыркнул и свалился на ту сторону так резко, что Мередит невольно дернулся. За забором зашуршали кусты, тихий голос сдавленно, словно от сдерживаемого смеха, чертыхнулся, и все стихло. Наверно, оттого, что Мередит не услышал удаляющихся шагов, он не смог побороть ощущение, что незнакомец подглядывает в щелку между белеными досками, минут через десять прекратил бесплодные попытки вернуться в волшебный мир альфа-частиц и ушел в дом.
За обедом он спросил у тети, кто живет в соседнем доме; насколько он помнил, в прошлый его приезд дом был необитаем.
- Ах да, совсем забыла тебе рассказать, - сказала тетя, подталкивая к нему креманку с джемом. - Вскоре после того, как ты уехал, у меня появились соседи, мать с сыном. Мать очень тихая, мы иногда заходим друг к другу в гости, а сын, Джон, дома почти не появляется, душа прерий, да и только.
Мередит смотрел на тетю, размазывая джем по тосту и ожидая продолжения: в ее голосе ему послышалась нежность, когда она говорила про сына.
- Настоящий перекати-поле, - нет, не послышалась, - но совсем не злой, знаешь ли. Совсем не как эта ужасная банда Смитсона.
- Того самого Смитсона, который сунул руку в колесо велосипеда младшего брата, когда нам было десять?
Тетя осуждающе посмотрела на племянника, но в глубине глаз плескался смех.
- Того самого. Когда Шеппарды только въехали, он все вертелся вокруг Джона, пытался заманить его в банду, но Джону, похоже, это ничуть не интересно.
- Зачем он Смитсону?
Тетя изогнула бровь.
- Ты же сказал, что видел его? - Мередит кивнул. - Тогда сам догадаешься.
Мередит вспомнил, как прочно и ловко сосед сидел на узком заборе, почти не держась, вспомнил гладкие напряженные мышцы на загорелой икре, и подумал, что на месте Смитсона тоже не отказался бы заиметь такого себе в подданные. Да и взгляд у него был удивительно осмысленный для такой безбашенной внешности. Этот не стал бы совать руку в колесо, чтобы доказать свою силу, когда маленький наездник со всей радостной дури нажимает на педаль.
Мередит еще немножко с симпатией подумал о душе прерий, помогая тете вымыть посуду, но когда он вернулся в сад к недочитанной главе и недоеденным яблокам, вся симпатия испарилась, как спирт. Душа во плоти стояла рядом с одеялом и с озадаченным видом листала том Резерфорда. Две закладки валялись в траве, еще одна еле держалась между страницами, готовая спланировать на одеяло. От такой наглости у Мередита сбилось дыхание.
- Эти бумажки кладутся в книгу не для красоты, да будет тебе известно, - ледяным тоном сказал он.
Джон вздрогнул, захлопнул книгу так громко, что Мередит поморщился, и резко повернулся к нему, впрочем, тут же приветливо улыбнувшись.
- Привет, - сказал он. - Извини, я их вставлю на место.
- Каким же образом, позволь осведомиться? - лед в голосе Мередита достиг такой температуры, что Джон нервно сглотнул.
- Ну... Я запомнил страницы, которые были заложены, когда пролистывал, - неуверенно пробормотал он.
Мередит поднял бровь и сложил руки на груди.
- Вот как? И какие же?
- Тридцать три и сорок восемь, - отчеканил Джон, снова расплываясь в улыбке, и добавил, подхватывая все-таки вывалившуюся третью закладку: - И пятьдесят девять.
Мередит осторожно подошел, забрал у него книгу и проверил: все правильно. Он оценивающе посмотрел на Джона, поднял закладки и вложил в книгу.
- Так много значков, - сказал Джон, как показалось Мередиту, немного заискивающе. - Ты их все понимаешь?
Мередит только кивнул. Джон вздохнул и протянул ему руку.
- Салли обычно разрешает мне лазить к ней за яблоками. Я не знал, что к ней кто-то приехал. Меня зовут Джон.
Мередит чуть-чуть подумал и пожал крепкую мозолистую кисть.
- Я ее племянник. Мередит.
Джон ржал так долго, что Мередит немножко заскучал, а потом хрипло переспросил, утирая слезы:
- Как?
Мередит повторил и стал ждать нового взрыва, но на этот раз Джон только удивленно моргнул.
- Серьезно? Это же девчачье имя.
- Думаю, тот факт, что я не девочка, очевиден. Приятно было познакомиться. Если не возражаешь, мне надо работать. Пожалуйста, не стесняйся моего присутствия. Где яблони, ты знаешь.
Мередит сел на одеяло и склонился над книгой. Ему не пришлось изображать, что он забыл про гостя: через два абзаца он действительно напрочь про него забыл и сильно вздрогнул, когда заскрипел забор и зашуршали кусты на той стороне, а через пару минут тетя вполголоса сказала у него над ухом:
- Если хочешь, чтобы он от тебя отстал, посвяти ему некоторое время. Он спросит все, что ему интересно, и больше тебя не тронет.
- А если ему станет еще интереснее? - спросил Мередит, принимая из рук тети огромную кружку ягодного чая. - Вдруг я как твой чай – чем больше пьешь, тем больше хочется?
Тетя засмеялась своим серебряным смехом и поцеловала его в макушку.
- Тогда попробуй разглядеть в нем то, почему я позволяю ему лазить ко мне за яблоками.
К полудню следующего дня Джон уже знал о Мередите все, что тот смог рассказать. Все утро он проторчал у забора, пытаясь найти щелку, не находя и подпрыгивая, чтобы увидеть, в саду ли Мередит и что он делает. В конце концов Мередит не выдержал, отложил тетрадь и карандаш и крикнул Джону, чтобы он прекратил рыть землю пятками и перелезал к нему.
- Чего ты хотел? - ровным голосом спросил Мередит, когда Джон плюхнулся на траву, улыбаясь до ушей.
- Для начала яблоко, - Мередит протянул ему желаемое, он откусил огромный кусок и невнятно сказал, блестя влажными от сока губами: - Не знал, что у Салли есть родные.
- Это она тебе разрешила так называть ее? - недоверчиво спросил Мередит.
Джон кивнул.
- Она мировецкая. Она твоя тетя по кому?
- По отцу.
- Значит, ты тоже МакКей. А почему тебя так назвали?
Мередит вздохнул. Джон утомлял его.
- По-моему, Мередит – такое же имя, как любое другое. Если оно смущает тебя, можешь звать меня Родни, это мое второе имя.
Джон задумался, шевеля губами, словно пробуя имя на вкус, а Мередит разглядывал его, пока он смотрел вверх. Джон был очень миловидный, с пухлыми, чуть обветренными губами красивой формы, гладкой кожей и густой темной челкой, падавшей на серо-зеленые глаза и закрывавшей одну такую же густую темную бровь. Мередит подумал, что смокинг, пожалуй, будет ему так же к лицу, как эта старая футболка.
- Нет, - наконец сказал Джон. - Родни мне не нравится. Можно, я буду звать тебя Мер?
Мередит вздохнул. Оставалось только надеяться, что Джон недолго будет звать его так.
- Как пожелаешь.
- Круто! - обрадовался Джон и засыпал Мередита десятками вопросов.
- Ничего себе, - пробормотал он наконец, срывая травинку и разделяя ее на тонкие полоски. - Два факультета сразу... А не боишься не справиться?
- Я не берусь за дела, с которыми могу не справиться, - спокойно ответил Мередит.
- А в космос ты полетишь? - спросил Джон, и Мередит рассмеялся.
- Сколько тебе лет? - ответил он вопросом на вопрос.
- Девятнадцать.
- И где ты учишься?
- Я вольный художник, - сказал Джон и повалился в траву. - Если у тебя руки растут, откуда надо, всегда можно найти работу и без дурацкой бумажки, за которую надо пять лет отсиживать зад.
Тоже верно, неохотно подумал Мередит.
- Я думал, ты уже курсе на четвертом, - Джон приподнялся на локтях и снова смотрел на него.
- Меня приняли без экзаменов три года назад, но я не захотел бросать школу, - почему-то Мередиту расхотелось рассказывать Джону о своих выдающихся успехах: он вдруг перестал гордиться собой.
Но Джон радостно засмеялся.
- Значит, я был прав: ты вундеркинд.
- В твоих устах это звучит как ругательство, - пробормотал Мередит и тоже сорвал травинку.
- Нет, что ты, - возразил Джон и подсел поближе. - Просто нечасто встречаешь таких, как ты. Ты самый умный человек из всех, кого я встречал, да еще и мой ровесник. Это здорово.
Непонятно почему Мередит покраснел. Это ведь правда, попытался он усовестить самого себя, просто признание объективной реальности, от этого не должно быть приятно, как будто никто раньше этого не замечал.
- Вы не так давно переехали сюда, насколько я знаю, - пробормотал он и покраснел еще сильнее от того, какой неуклюжей получилась попытка сменить тему.
Джон бросил на него взгляд и покусал губу.
- Да. Семь лет назад умер отец, где-то год мы с мамой пытались вертеться там, где жили тогда, но потом это совсем стало нам не по карману. Здесь жизнь намного дешевле и люди добрее.
Мередит больно укусил себя за щеку.
- Извини, - тихо сказал он, - я иногда задаю не те вопросы.
- Да все нормально, - ответил Джон и спокойно улыбнулся. - Теперь-то все хорошо. В какой-то степени даже лучше, чем было.
Они помолчали, а потом Джон встал и спросил:
- У тебя есть велосипед?
Мередит, выдернутый из мрачных размышлений, удивленно поднял на него глаза.
- Да, кажется, есть... Если тетя его не выбросила.
Джон широко улыбнулся.
- Не выбросила. Поехали завтра на реку?
- Поехали, - ответил Мередит прежде, чем успел осмыслить вопрос.
- Славно, - сказал Джон. - Спасибо, что уделили мне минутку, мистер.
Он легко перемахнул через забор, а Мередит еще долго сидел и смотрел в тетрадный лист, наполовину исписанный формулами.
Мередит встретился с бандой Смитсона через неделю после приезда. Всю эту неделю они с Джоном ездили на реку или просто колесили по округе, валялись на траве в полях, лазили по деревьям в лесу и как-нибудь еще гробили дорогую красивую одежду Мередита, а иногда просто сидели в саду и ели яблоки наперегонки. Со смешанным чувством Мередит обнаружил, однажды заметив, как мало он прочитал за это время, что за полезными занятиями он проводит куда меньше времени, чем пытаясь утопить Джона в мелкой речке, с наслаждением вцепляясь в его густые мокрые волосы.
Они как раз возвращались с реки и уже поравнялись с домом Джона. Было почти темно: Джон хотел показать Мередиту светлячков, которые по вечерам усеивают траву на берегу. Они так увлеклись разговором, что заметили группу подростков в кожаных куртках, стоявших под лихорадочно мигающим фонарем, только когда те двинулись им навстречу. Джон мгновенно напрягся и сжал руль велосипеда, а Мередит с любопытством разглядывал тех, кого последний раз видел совсем мальчишками. Смитсон, возглавляющий процессию, очень возмужал, раздался в плечах и выглядел намного старше своих лет, однако щель между передними зубами, открывшимися в наглой ухмылке, никуда не делась и лоб не стал выше ни на полдюйма.
- Эй, Шеппард, - негромко сказал он, останавливаясь рядом с Джоном, вышедшим вперед и как будто пытавшимся загородить Мередита велосипедом и собой, - у тебя новый дружок?
Джон окатил его ледяным взглядом и уже открыл рот, но Мередит невозмутимо ответил за него:
- Не новее, чем твой хронический конъюктивит, Альберт.
Джон ошарашенно обернулся к нему, Смитсон прищурил нездоровые глаза, а потом изумленно вздернул редкие брови.
- МакКей?..
- Он самый, - Мередит сделал шаг вперед, оттеснив Джона. - Как поживаешь? Все еще думаешь, что твоя рука сильнее цепной передачи?
Смитсон побагровел так, что Мередит серьезно испугался, как бы у него не лопнули глаза, но Джон не дал ему проверить оправданность этого опасения.
- Ты с ума сошел? - зашипел он, распахивая калитку, втаскивая Мередита внутрь и задвигая засов. - Это же Смитсон!
- Я не знаю тонкостей местной социальной стратификации, - холодно ответил Мередит, стряхивая с рубашки кусочки засохшей грязи, - но ничего особенно страшного в этом субъекте не вижу.
- Ты просто ничего не знаешь про него, - пробормотал Джон, глядя в щелку в заборе.
- Напротив. Я знаю про него достаточно, чтобы полностью полагаться на слова, а не на кулаки, противостоя ему.
- Значит, твои данные устарели, - Джон наконец повернулся к нему. - Если ты уязвишь его словами, будет только хуже. Эти отморозки слишком преданы ему, они сами подстерегут тебя вечером и отвалтузят, и приказа любимого босса ждать не станут. На первый раз, думаю, они тебя простят, но впредь будь осторожнее.
Мередит вдруг почувствовал себя так, словно его прохватил ледяной ветер. Не то чтобы он испугался пудовых кулаков и того, что они наверняка прячут в карманах... Такое чувство, наверно, возникает, когда находишь гремучую змею на полке с любимыми книгами.
Джон озабоченно наблюдал за тем, как меняется лицо Мередита, а потом осторожно положил руку ему на плечо.
- Мер, успокойся, может, все не так страшно. К тому же я всегда рядом, а со мной они почему-то не связываются.
Мередит пожал плечами, слегка, чтобы рука Джона не соскользнула.
- Да не в этом дело, - пробормотал он и искоса посмотрел на Джона. - Просто я... Понимаешь, я привык считать этот город если не своим, то по крайней мере безопасным для меня. Я не думал, что тут все так изменилось. Не думал, что из вечно сопливого поросенка вырастет такой жуткий кабан.
Джон фыркнул, зажмурился и вдруг захохотал. Мередит тоже улыбнулся, чувствуя, как ослабляется и развязывается болезненный узел внутри. Джон прислонился к забору и откинул голову, стукнувшись затылком о доски и всхлипывая. Лет через десять он станет по-настоящему красивым, вдруг подумал Мередит, рассматривая его, остаточная детская неопределенность уйдет, черты станут более конкретными, тело оформится, если, конечно, он не проведет эти годы на диване перед телевизором с банкой пива в одной руке и пакетом холестериновых бомб – в другой. Ему вдруг очень захотелось сделать так, чтобы этого не случилось.
Джон вытер щеки тыльной стороной ладони, оставив на коже серые полосы.
- Ты офигенный, - сказал он так искренне, что кровь прилила к щекам Мередита. - Раз уж тебя занесло в Зазаборье, пойдем, я тебя с мамой познакомлю.
Только сейчас Мередит осознал, что стоит на дорожке, ведущей к дому Джона. Он увидел кусты, которые шуршали, когда Джон спрыгивал с забора или пытался подглядывать за Мередитом, и красную крышу, на верхушку которой смотрел так часто, пытаясь по ней реконструировать весь дом.
- Я живу в мансарде, - говорил Джон, таща его за локоть к крыльцу, - так здорово! И из окна удобно вылезать, крыша над крыльцом как раз под моим окном.
- Обезьяна, - засмеялся Мередит, - все бы тебе лазить куда-нибудь.
- Спасибо, что не сказал «пятилетка», - усмехнулся Джон, поднимаясь на крыльцо. - Так мама всегда говорит.
Джон открыл светло-зеленую дверь и пропустил Мередита внутрь. Прихожая была чистая и светлая, с фотографиями на стенах, оклеенных обоями в мелкий цветочек. Мебель – только самая необходимая, поэтому комната казалась больше, чем была на самом деле. В ее глубине у небольшого трюмо стояла высокая женщина в темном платье. Мередиту показалось, что в одном из зеркал он увидел отражение покрасневших от слез глаз, и у него екнуло сердце.
- Мам, это Мер, я говорил тебе о нем... - начал Джон и резко оборвал предложение, когда женщина вздрогнула и быстро провела рукой по лицу.
Она начала поворачиваться к ним, но Джон, за секунду ставший белее самой качественной бумаги, загородил ее от Мередита и быстро, сквозь зубы сказал:
- Мер, извини, уйди, пожалуйста.
Мередит молча развернулся и вышел. Убедившись, что на улице нет никаких признаков Смитсона и его клевретов, он плотно закрыл калитку и долго стучался в свою дверь, прежде чем тетя наконец услышала его. Он рассказал ей только про поросенка, выросшего в кабана. Она долго смеялась, почти как Джон, и у Мередита больно дергалось сердце.
Он лег и честно пытался уснуть или хотя бы выкинуть из памяти белое лицо Джона. Когда простыня из-за его возни оказалась на полу, Мередит встал, оделся, выскользнул из дома и пошел к забору. Пару минут постояв под ним, он подпрыгнул, ухватился за край, подтянулся и повис на локтях. Окно мансарды светилось темно-рыжим, остальные окна были темны. Мередит глубоко вздохнул, выпрямил руки и закинул на забор ногу, потом другую, поудобнее ухватился за доски и спрыгнул вниз, с силой оттолкнувшись от забора. Разумеется, он приземлился на край куста, прибавив к хрусту веток и тревожному шелесту листьев сдавленные ругательства. В рыжем окне тут же появился размытый силуэт. Штора отдернулась, рама поднялась, и на плоский навес над крыльцом бесшумно спрыгнул Джон. Он быстро спустился по декоративной решетке, увитой плющом, черным на фоне смутно белеющих планок, и шепотом позвал:
- Мер?
- Да, - прохрипел Мередит, выдирая ногу из куста. - Я, кажется, сломал твой куст. Прости.
- Ничего, - Джон наклонился и взял его за руки. - Не сиди на земле. Полезли ко мне.
- Нет уж, - вставая и отдуваясь, сказал Мередит, - хватит с меня на сегодня эквилибристики. Мне еще обратно лезть.
Даже в темноте он увидел, что Джон слабо улыбается.
- Тогда пойдем в беседку.
Они сели на деревянную скамейку и долго молчали, а потом Джон сказал:
- Я сам ее сделал.
- Что?
- Беседку.
- Ух ты.
И снова тишина, нарушаемая только скрежетом цикад. А потом Мередит положил руку Джону на плечо, и тот заговорил:
- У нее иногда бывает так. Она вспоминает все плохое, понимаешь, вообще все, что было плохого в жизни, одно наслаивается на другое, и она не выдерживает. Она очень сильная вообще-то, но тут не выдерживает. А я каждый раз не знаю, что делать, просто сижу рядом и обнимаю ее, и так мне паршиво каждый раз. Понимаешь, в такие моменты я начинаю думать, что должен выучиться на врача или на психолога какого-нибудь, чтобы помочь ей справиться... А потом думаю, что если есть дар, то он и без учебы проявится, а если нет, тут уж никакие университеты не помогут.
Когда Джон зло вытер глаза, Мередит развернулся к нему, взял его за плечи и прижал к себе. Джон обхватил его руками так крепко, что через пару минут у Мередита заныло все тело, и он осторожно, но настойчиво потянул Джона вниз, на пол. Джон спрятал лицо у Мередита на груди, а тот начал сначала неловко, а потом все увереннее гладить его по голове. Чувствуя, как слезы пропитывают его рубашку, Мередит спрашивал себя, есть ли у Джона человек, делающий для него то, что он делает для матери. Вряд ли он позволяет себе «не выдерживать» при ней, значит, просто сидит у себя в мансарде и трясется от горя, ужаса, боли, еще чего-то, о чем Мередит даже думать боялся.
Джон всхлипнул, пытаясь сдержать рыдание, и дернулся, слегка отталкивая Мередита от себя, но теперь и Мередиту стало так не по себе, что он просто не смог разжать руки. Он зарылся лицом в спутанные волосы, пахнущие ветром, и забормотал что-то, поминутно называя Джона по имени. Джон снова расслабился, и они еще долго сидели, обнявшись и вздрагивая.
Небо на востоке стало белесым, когда Джон погладил Мередита по спине и прошептал:
- Спасибо.
Мередит помолчал и тихо сказал:
- Видишь, сидеть рядом и обнимать – очень хорошее лекарство.
Через пару дней Мередит все-таки познакомился с матерью Джона. Она смотрела на него такими же, как у сына, серо-зелеными глазами с интересом и немного удивленно, как будто недоумевала, где ее сын откопал такое сложное явление. Джон сидел рядом с Мередитом, подсовывал ему печенье и почему-то выглядел очень гордым.
- Я очень рада, что у Джона появился друг, - сказала миссис Шеппард, когда Джон, извинившись, ненадолго отлучился. - Впервые за шесть лет он не один. Спасибо, что терпите его общество, Мередит.
- Я вовсе не терплю его, миссис Шеппард, - ответил Мередит, стараясь выдержать ее взгляд. - Мне приятно общаться с ним.
- Но у вас, наверно, не так много общих тем для разговоров, - она растерянно пожала плечами, словно извиняясь, что не вложила в сына больше информации обо всем на свете.
Мередит невольно улыбнулся.
- Это не страшно. С ним не соскучишься.
Она заправила за ухо темную с проседью прядь, улыбнулась и кивнула.
После обеда Джон утащил Мередита в сад – показывать укромные уголки. Они лежали в траве, отгороженные от всего мира разлапистыми кустами жасмина, и лениво обменивались репликами ни о чем.
- Тебе не скучно? - вдруг спросил Джон, и Мередит удивленно поднял брови, услышав в его голосе смущение. - Если хочешь, можешь возвращаться к своим учебникам, я не обижусь.
Мередит оперся на локоть и посмотрел на Джона. Он действительно был смущен и немного испуган тем, что Мередит может принять его предложение.
- С чего ты взял, что мне скучно?
- Ни с чего. Просто предупреждаю.
- Буду иметь в виду, - Мередит продолжал смотреть Джону в лицо, и тот порозовел и отвернулся. - И все-таки почему ты это сказал?
- Не знаю, - Джон сел и обхватил колени руками. - Не могу объяснить.
- Все можно объяснить, если постараться.
Джон бросил на него странный взгляд через плечо.
- Все?
- Абсолютно.
Джон долго молчал и сосредоточенно думал, а потом побледнел, спросил:
- И это? - и развернувшись, как змея, бросил тело вперед, опрокинул Мередита в траву и неловко прижался губами к его губам.
Мередит инстинктивно выбросил руки вперед, но тело Джона пришлось как раз между ними и придавило Мередита к земле, так что он просто обхватил его руками за талию. Губы у Джона были удивительно мягкие, хотя Мередит иногда думал, что они, наверно, будут царапаться, потому что Джон постоянно кусал их и облизывал на ветру. Джон тяжело дышал, вжимаясь носом в щеку Мередита, и не давал ему пошевелить головой, держа сзади за шею, и это было хорошо, это было... сладко, подумал Мередит, удивляясь, из каких неизвестных глубин памяти всплыло это определение, приоткрывая губы и прижимая Джона к себе.
- И это, - хрипло ответил он, когда через пару сотен лет Джон отстранился и испуганно посмотрел на него.
Джон насупился, сел и снова отвернулся.
- Ну и? - буркнул он чуть погодя.
- Эстетически приятные объекты, обладание ими и даже прикосновение к ним доставляют человеку удовольствие. Предваряя возможный следующий вопрос – это объясняет и то, почему твое лицо не превратилось во вмятину в форме моего кулака.
Джон повернулся к нему. Он выглядел польщенным и разочарованным одновременно.
- И все?
- А что еще?
- А если объект... со временем перестает быть эстетически приятным?
- А что ты делаешь с... - Мередит помедлил, подбирая аналогию, - со старыми комиксами, когда они тебе надоедают или зачитываются до дыр?
- Складываю в ящик для комиксов, - ответил Джон и покраснел.
- Ладно, - Мередит пожевал губу, чувствуя вкус Джона, от которого замирало сердце, - неудачный пример. Что ты делаешь с тем, что когда-то казалось тебе красивым и нужным, а теперь таким не кажется?
Джон покраснел еще сильнее.
- У меня так не бывает, - прошептал он. - Я не выбрасываю вещи, которые мне нравятся, когда они становятся старыми и некрасивыми, если ты об этом.
Мередит тоже сел.
- На что, в таком случае, похожа твоя комната?
Джон смущенно улыбнулся.
- Хочешь, покажу?
Мансарда Джона была маленькая, заставленная коробками и заваленная бесхозными вещами. Мередит невольно вспомнил свою идеально убранную комнату и не удержался:
- Зачем тебе все это?
- Как зачем? - Джон искренне удивился. - Это же память! Этим мячом мы играли с моим дядей, когда мне было пять. В этой тетради куча пометок учительницы, в которую я был целый год влюблен... А у мамы внизу даже мои первые ботинки хранятся.
Мередит медленно переводил взгляд с вещи на вещь и думал, что не смог бы жить в такой обстановке. Не потому, что он не ценил память о своей и чужой жизни, хотя и это было не вполне неверно, просто здесь каждая вещь действительно могла рассказать длинную историю. Он знал, на что способны вещи, он собирался стать человеком, который может заглянуть им в самое сердце и рассказать о них все. Именно поэтому в его комнате было только то, что помогало ему работать. Трудно спокойно и трезво думать об электронах, когда мяч на полке у тебя за спиной нашептывает о зеленом поле, зашкаливающем адреналине и здоровой физической усталости.
- А ты выбросишь свои книги, когда они пожелтеют и обтреплются?
Вопрос дошел до Мередита не сразу. Он медленно повернулся к Джону.
- Книги – другой вопрос. Если шрифт в них станет нечитабелен – выброшу.
- Не понимаю... - пробормотал Джон.
Он неуверенно прошелся по комнате и снял с полки потрепанную картонную коробку.
- Смотри, - сказал он, садясь на узкую твердую кровать и жестом приглашая Мередита сесть рядом. - Вот этому билету десять лет. Видишь, на нем уже ничего не видно. Но я беру его в руки и снова оказываюсь в зале кинотеатра, куда мои безумные кузины притащили меня смотреть «Касабланку». Я просто трогаю его и вспоминаю все: как они были одеты, чем от них пахло, сколько людей было в зале. Неужели тебе не кажется, что это здорово?
Мередит вздохнул. Джон сжимал в руке клочок желтой бумаги и смотрел на него умоляющими глазами. Господи, как же ответить ему, чтобы не обидеть? Как объяснить, что он просто не может позволить себе засорять комнату и мозг старыми билетами?
- Они почему-то особенно важны для тебя?
- Что?
- Эти воспоминания. Если ты так держишься за них, значит, они играют ключевую роль в твоей жизни.
- Нет! - Джон вскочил, захлопнул крышку и сунул коробку на место. - Они просто... Я могу и не вспоминать! Но это же просто... Это же куски жизни! Это приятно!
Мередит устало вздохнул.
- Хорошо. Я не принимаю и с трудом понимаю твою точку зрения, но не оспариваю ее право на существование.
- Ты целовался когда-нибудь? В смысле до сегодняшнего дня?
Челка Джона стояла дыбом, и в другое время Мередит рассмеялся бы, но сейчас он только кивнул.
- Когда? С кем? Где?
Мередит прищурился, старательно шаря в памяти.
- Ее, кажется, звали Дора... Когда мы уже жили в Принстоне... Хотя нет, пожалуй, еще в Трентоне...
- Вот этот шрам, - окончательно выбитый из колеи Джон схватил его за руку и развернул предплечье тыльной стороной вверх: по белой коже вился тоненький снежно-белый рубец, - откуда он?
Мередит пожал плечами.
- Судя по виду рубцовой ткани, это было рассечение.
- Ты не можешь этого не помнить!
Мередит начал сердиться.
- Зачем мне это помнить? Он не причиняет неудобств, а если вдруг начнет – причина его возникновения наверняка записана в моей медкарте.
Джон с ужасом смотрел на него. Мередит постарался улыбнуться помягче.
- Послушай, Джон... Я понимаю, что такая позиция может казаться странной. Я готов согласиться, что ассоциативное мышление – очень сильная штука, которая иной раз здорово мешает людям оптимизировать процесс жизнедеятельности...
- Нам, Мер! - вдруг воскликнул Джон и дернул себя за волосы, когда Мередит вопросительно посмотрел на него. - Не «людям»! «Нам»! Ты же тоже человек! Господи, я думал, меня уже ничем не удивишь и не испугаешь...
Он встал, подошел к окну и стал теребить рыжую занавеску дрожащими пальцами. Мередиту вдруг стало очень жалко его. С другой стороны, так ли важно, что ты помнишь о своем прошлом, если это не мешает тебе жить полноценной жизнью? Мередит же не пытается заставить Джона принять его точку зрения. Жалость этим рассуждениям не вняла и вонзила когти глубже в сердце.
- Джон, - позвал Мередит. - Джон... Ну прости меня. Просто у меня никогда такого не было. Не было ничего, не связанного с работой, о чем мне хотелось бы помнить.
- Но ты ведь не помнишь о самом себе! - почти со слезами прошептал Джон.
Мередит улыбнулся и пожал плечами.
- Значит, тоже просто не хотелось.
- А я? - вдруг спросил Джон. - А там, в саду? Это ты тоже забудешь?
Мередит опустил глаза.
- Нет. Это я не смогу забыть никогда.
Джон обернулся и горько усмехнулся.
- Конечно. Это же... экстраординарно, да? Это как протон с отрицательным зарядом.
- Джон...
Но Джон вихрем промчался мимо него и загрохотал вниз по лестнице.
- Тетя Салли... - начал Мередит, вернувшись домой и нерешительно остановившись в дверях гостиной, где тетя раскладывала пасьянс.
- Что, милый?
- Ты не знаешь... - он снова замолчал. Тетя терпеливо ждала продолжения. Мередит глубоко вздохнул, успокаивая разошедшееся сердце, и показал ей руку. - Ты не знаешь, откуда у меня этот шрам?
- Конечно, знаю, - тетя выложила еще одну карту. - Когда тебе было шесть, ты уронил на себя ящик с инструментами твоего отца. Там лежал незакрытый нож, не помню, для чего, но очень острый. С тех пор твой отец покупает готовую мебель, а твоя мать никогда не ворчит на него, как другие женщины на своих мужей, за то, что он даже полку привесить не может. Наверно, какой-нибудь аварийный набор инструментов в недрах вашего дома есть, но чтобы где-то праздно валялась хотя бы отвертка... - тетя выразительно передернула плечами.
Мередит нашел Джона через час поисков. Он сидел в реке по пояс и вяло шлепал по воде ладонями. Мередит разделся, сел рядом с ним, поджимая от холода пальцы на ногах, и рассказал про шрам. Джон бросил на него угрюмый взгляд и отвернулся.
- Зачем ты мне это рассказываешь?
- Не знаю. Наверно, хочу научиться запоминать такую информацию, - Мередит взял Джона за руку, и тот искоса посмотрел на него. - Понимаешь, у меня сегодня появился кое-кто, не связанный с работой, о ком мне очень нужно много чего запомнить.
За день до отъезда Мередита Джон пришел к нему с тоненьким саженцем в руках.
- Не хочу, чтобы единственным растением, посаженным твоими руками, был атомный гриб, - решительно сказал он и потащил его на газон, где они впервые встретились взглядами.
Ямка недалеко от забора была уже выкопана, и Мередит подозрительно покосился на дом.
- Салли согласна, - засмеялся Джон, перехватив этот взгляд. - Она говорит, что когда дерево вырастет, в его тени будет приятно лежать на траве, а если оно сломает забор, мне будет легче красть яблоки, - улыбка сбежала с его лица, и он подошел поближе к Мередиту. - А еще ты уедешь, а оно останется. Будет напоминать мне о тебе. А если уеду я, а ты вернешься, оно напомнит тебе обо мне.
- Я ведь уже сказал, что не забуду, - резко сказал Мередит.
Джон улыбнулся. Мередит взял у него саженец, провел рукой по гладкой прохладной коре, всмотрелся в нежные зубчатые листочки.
- Это вяз? - спросил он.
Джон по обыкновению восхищенно посмотрел на него.
- Да.
- Если бы я верил в астрологию, сказал бы, что вяз – твое дерево.
- Но ты не веришь?
- Астрофизика в некотором роде делает астрологию несостоятельной.
Джон лукаво сощурил глаза.
- И почему же вяз – мое дерево?
Мередит неопределенно помахал свободной рукой.
- Ну знаешь, все эти штампы про верность, преданность, самопожертвование, способность к сильным чувствам...
Джон обнял его за плечи и потерся носом о висок.
- Ты это запомнил.
- Уже почти забыл. Недавно мне попался какой-то журнал с гороскопами, а когда у меня перед глазами оказываются буквы, я не могу не читать.
Джон улыбнулся, и Мередит подумал, что за это он особенно любит Джона: в ответ на сомнительное с точки зрения среднего человека утверждение он никогда не улыбается многозначительно, не играет бровями и уж конечно не стучит себя пальцем по носу, он верит Мередиту во всем и, наверно, вряд ли может представить, что тот когда-нибудь обманет его.
Мередит неуютно повел плечами: мозг зацепился за что-то в этом предложении, за что-то, чего не собирался в него вставлять.
За это он особенно любит Джона...
Мередит встал на колени и посмотрел на Джона снизу вверх. Джон опустился рядом с ним, они взялись за стволик и сунули корни в ямку, засыпали землей, утрамбовали и полили. Джон вдруг странно судорожно вздохнул, вытер руки о штаны и ткнулся лбом в лоб Мередита, потом отпрянул и яростно засопел. Только не плачь, подумал Мередит и не понял, себя просил или Джона. Легкий ветер зашевелил полупрозрачные листики саженца, словно вдохнул в него жизнь.
- Знаешь, как, согласно легенде, получили свое название Афины? - тихо спросил Мередит.
Джон покачал головой, продолжая раздувать ноздри.
- Правителю Афин надо было решить, кто из богов станет покровителем города. Бог моря Посейдон ударил по скале трезубцем, и из нее забил родник, но вода в нем была соленая. Тогда богиня мудрости Афина вонзила в землю свое копье, и оно превратилось в оливковое дерево.
Джон зажмурился, потряс головой и улыбнулся.
- Город, понятное дело, отдали ей?
- Конечно.
Джон долго смотрел на Мередита, потом протянул руку и погладил его по щеке.
- Я буду скучать по твоему занудству.
Мередит тяжело сглотнул.
- Я приеду через год. Проверю, как оно тут. Ну и тебя заодно.
- Конечно.
Джон встал и подал руку Мередиту. Они долго стояли рядом, глядя на саженец и держась за руки.
- Вряд ли это поможет тебе в работе, - сказал наконец Джон, - даже, скорее всего, будет мешать...
Он выжидательно посмотрел на Мередита и договорил, когда тот кивнул:
- Это был самый чудесный месяц в моей жизни, и я люблю тебя.
Год пролетел неожиданно быстро, наверно, потому, что каждое воскресенье, на все праздники и при любом удобном случае Мередит звонил Джону и они разговаривали столько, сколько удавалось.
Когда Мередит наконец приехал, Джон встретил его на узком чистеньком перроне, отобрал чемодан, и весь вечер они просто сидели за кустами жасмина и смотрели друг на друга.
Месяц тянулся дольше, чем год, как густая сладкая патока, как поцелуи Джона, а когда Мередит в отчаянии пнул собранный чемодан, Джон, сидящий на его кровати, сказал:
- Вообще-то я еду с тобой.
Мередит подумал, что сошел с ума от горя.
- Что? Почему?
Джон встал и сунул руку в карман новых джинсов. Мередит только сейчас заметил, что на нем белоснежная рубашка.
- Я поступил на математический факультет, - сказал Джон и вытащил из кармана галстук. - Мне всегда нравилась математика. К тому же их общежитие совсем рядом со стадионом. Научишь меня завязывать эту дурацкую штуку?
- Джон, как же...
- Мама очень рада за меня. Я выучусь, найду хорошую работу и заберу ее к себе. Мер, пожалуйста, я все утро пытался ее завязать, умираю от любопытства.
Пальцы Мередита почти не дрожали, когда он вывязывал аккуратный узел.
- Общежитие факультета астрофизики в здании напротив, - сказал он, разглаживая чуть помявшуюся темную ткань, - я могу переселиться туда, если захочешь. Мы сможем сигналить друг другу флажками.
- Я не умею, - застенчиво ответил Джон.
Мередит улыбнулся.
- Сразу видно – салага, - он крепко поцеловал Джона и облизнулся. - Как только опробуем твою новую кровать, научу тебя всем премудростям студенческой жизни.