[Машенька и М]

Название: Дети в тумане
Фандом: Final Fantasy VII фандом в целом
Герои: Сефирот, Генезис, пилот вертолета, вутайские дети
Тема: туман
Объём: 539 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: война, сны, туман, дети



Туман наползал от реки, скрывая обгоревший остов вертолета.
Было так тихо, что казалось, пилот слышит, как кровь течет по венам.
Я живой.
Я все еще живой.
Где-то вдали как будто звенели детские голоса.
Пилот закрыл глаза.
Туман оседал на коже мельчайшими капельками.
Я живой. Я буду жить.


Холодно. Тихо.
Генезис пытался заснуть – раз уж вертолетчик любезно вызвался покараулить. Бодрствовать сил уже не было, вот только и сон не шел.
Добраться бы до своих…
И как же холодно!
Наконец, он провалился то ли в сон, то ли в бред. И в этом сне он видел коридоры Шин-Ра-билдинг, заполненные туманом, слышал чьи-то голоса вдали.
Плакал ребенок. Влажные следы вели по коридорам. Наконец, открылась дверь, и он увидел мертвого Артура Шин-Ра. Туман наползал в комнату из коридора.
Масамунэ, торчащий из груди Президента, истаял зеленоватым дымком.
Сеф!
Да где же ты, да что же ты не возвращаешься?
Детский плач стал громче.
Он оглянулся и увидел мальчика, совсем маленького, лет двух или трех. Встрепанные серебряные волосенки словно нимбом обнимали голову. Кошачьи глаза светились в полутьме.
- Это ты плакал?
- Нет, - сказал ребенок, - Я не плачу. Мне нельзя.
А на щеках блестели мокрые дорожки.
Не смей говорить, что тебя убили, и ты попрощаться пришел!
- Ну, пока, - сказал ребенок.
Прошел мимо Генезиса, взобрался на подоконник, открыл окно.
- Постой! Сеф!..
Бросился, пытаясь поймать, остановить - но ребенок уже падал вниз.
И из спины его вырастали три серебряно-белых крыла.
Наконец, у самой земли мальчик взмахнул крыльями и полетел прочь.


Дедушка говорил, что с туманом приходят демоны, пожирающие души, поэтому в тумане нельзя гулять.
Но ей так хотелось увидеть демона, хоть одного-единственного!
Она разбудила старшего брата. Тот поворчал, но все-таки согласился и пошел с ней к реке.
Ци знала, что он согласится. Брат всегда ее баловал.
Они болтали, идя сквозь туман, а после бросали камешки в свинцовую воду, вздыбленную рябью течения.
Возле реки было чудно – холодно, тихо. Спокойно.
Вот только демонов не было.


Его бил озноб. Осталась только еще свалиться здесь. Чтоб крестьяне прибили.
Вот цирк-то будет.
Да еще малявка эта!
Девочка вроде бы и не боялась. Смотрела серьезно так
- Это наш грузовик. Ты его хочешь украсть?
Да, мать твою, хочу. У меня трое раненых, ни один ходить не может.
- Ты демон, да? А почему ты такой грязный? Это у тебя кровь, да? У тебя такие глаза смешные!
Свернуть ей шею было проще простого. Но он не двигался.
Девчонке было лет пять, вряд ли больше.
В доме пекли хлеб, и этот запах сводил с ума.
- Стой здесь, никуда не уходи, - сказала девочка деловито.
И уметнулась в дом – как ветром сдуло.

Она притащила несколько свежих, горячих еще лепешек – и ключи от грузовика.
- Разве ты не знаешь, что воровать плохо? Надо попросить! Чего ты не ешь? Я специально много принесла. У тебя же где-то друзья, да? Одну съешь сам. Ты такой смешной! Ну, пока, демон.

Надо же было оказаться без лечебной материи!
Ничего, выберемся…
Ничего…
Как же я устал, мать вашу!

Потом он так и не мог понять, была эта девочка на самом деле или просто привиделась. Все было как в бреду.

Туман продержался несколько дней.
Пилот и пассажиры сбитого вертолета выжили и вернулись в расположение войск корпорации. Второй пилот погиб на месте.
Когда туман рассеялся, началось крупномасштабное наступление войск Шин-Ра.

@темы: .III.4 Погода, #fandom: Final Fantasy, Final Fantasy VII: фэндом в целом (таб.50)

---

FFXII: фэндом в целом, 15/30

[Квисти]

Название: Ловушка для двоих
Фэндом: Final Fantasy XII
Герои: Вэйн/Бальфир
Тема: IV.6 - запах от волос
Объём: 530 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Авторские примечания: дорогим Котям на день рождения

Отказывать себе в праве на ошибку - опасная иллюзия. Особенно для вора; он знал об этом, и все равно рискнул.
Что ж, какова иллюзия, такова и расплата.
Пламя свечей колеблется на сквозняке, рисует причудливую сетку теней на стенах и тяжелых портьерах, отбрасывает неверные золотистые блики на лица двух людей, застывших по обе стороны стола, мешает прочесть выражение лица собеседника.
- Ты знал, - не вопрос, утверждение - почти обвинение. - Ты с самого начала знал, что это буду я.
Темноволосый мужчина вместо ответа берет со стола папку, из которой высыпаются тяжелые, плотные листы. Доклады Департамента и фотокарточки, легкий фрахтовик "Штраль", загадочным образом пропавший с верфей, карты и чертежи. Целая жизнь в переплете из тисненой кожи, жизнь воздушного пирата Бальфира, человека, которого никогда не существовало.
Человек, которого никогда не существовало, со вздохом опускается в кресло, закидывает ноги на стол. Его собеседник прячет усмешку за длинной челкой.
- Отличные туфли.
- Последний писк моды в порту Бальфонхейм.
Ничего не значащий обмен фразами, за которыми стоит гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Бальфир улыбается - ему нравится, как это звучит. Неплохое начало для авантюрного романа из будуара аркадийской модницы; осталось узнать, как поведут себя главные герои.
- Ну скажи же.
В ответ звучит вежливо-недоуменное:
- Что именно?
- Что-нибудь вроде "ты сильно изменился".
- Ты ничуть не изменился, Ффамран.
Имя падает между ними провозвестником напряженной тишины. Которую почти сразу же прерывает смешок пирата.
- Тушé, - легко признает он. - А вот ты похоже что стал мудрее, Вэйн.
- Мудрее? Вряд ли, - принц непринужденно присаживается на краешек стола, отодвигая в сторону бумаги, игнорирует многозначительный взгляд собеседника. - Старше - возможно.
Имена отброшены в сторону, присыпаны словесной шелухой. Бальфир - или все-таки Ффамран? - насмешливо щурится, Вэйн тактично молчит, позволяя себя рассмотреть.
Они оба лгут – каждым жестом, каждым словом, и оба знают, что обман не удался. Но Вэйну нужно держать лицо, воздушному пирату это ни к чему.
Одним движением он опускает ноги и подается вперед, ловит губами темную прядь, накрывает ладонью чужие пальцы в шелковой перчатке. Его голос едва ли громче дыхания, когда он шепчет:
- Пойман с поличным. И каково же будет наказание, милорд?
Пушистые волосы принца щекочут нос, и Бальфир смешно морщится, отводит непослушные пряди в сторону. Вэйн молчит, но там, где Ффамран разглядел бы в молчании насмешку, пират видит разрешение. Прижаться ближе, потереться бедром о бедро, легонько прикусить мочку уха. Играть по другим правилам – но с тем же задором и упоением.
Принц странно смотрит на него – будто с сочувствием, но Бальфир не будет думать об этом, пока у него в объятьях – настоящее. Теплые руки, теплые сухие губы, мягко отвечающие на поцелуй, пока свечи сливают их тени в одну. Запах мускатного ореха и табака от волос, от кожи, а пальцы переплетаются так привычно, будто они всю жизнь только и держались за руки.
Бальфир коротко вздрагивает, уже начиная догадываться, каким будет наказание. После этой ночи мучительно, невыносимо захочется еще, и еще, и он будет рисковать, и ходить по краю, раз за разом, только бы снова испытать это ощущение удивительного родства и противостояния, только бы вернуться к этим рукам.
По-солидорски извращенная жестокость. Но, царапая ногтями плечи любовника, выгибаясь ему навстречу, воздушный пират с усмешкой думает, что это будет наказание для них обоих.

@темы: .IV.6 Запах, #fandom: Final Fantasy, Final Fantasy XII: фэндом в целом (таб.30)

---

[AlyonaSL]

Название: Когда люди летают
Фандом:CSI LV
Герои: Гил Гриссом/Грэг Сандерс
Тема: "Штампы/Признание в любви"
Объём: 880 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Саммари: "- Пап, - хитро щурится ребенок, - а ты... летал, когда влюблялся?
Бедный Грэг как раз расслабился и начал есть - он же голодный как собака, да? – и от неожиданности подавился и закашлялся..."
Примечание: POV Гил Гриссом
Дисклеймер: всё чужое. Моя только любовь и второстепенный персонаж.
От автора: уважаемые читатели, автор снова выносит вам мозги своей своей "детской вселенной", которую целиком прячет в своем сообществе. Не ругайте автора, он ненормальный Он третью таблицу пишет и без этой темы уже никак не может!.. )))
Ясное дело, что это опять кусок, вырванный из общего большого контекста, и из него одного все-таки не совсем понятно, откуда взялся этот ребенок ))) Но может быть, даже и не стоит ломать себе голову? Главное - знать, что Гил и Грэг взялись из сериала и принадлежат CBS
Еще от автора: вышел в какой-то мере сиквел к давней Стоистории "Человек может все" По крайней мере, в данном тексте есть к ней своего рода отсылка.


КОГДА ЛЮДИ ЛЕТАЮТ

- Пап, - спросил Патрик за ужином, – а все-таки почему люди не летают, как птицы?..
Я от неожиданности даже не нашелся в первый момент, что ответить.
- Как это – почему? Я ведь тебе объяснял про подъемную силу, про плоскость крыла, и что люди...
- Да это я все знаю, - вздохнул Патрик, вяло болтая ложкой в миске с хлопьями. – Просто несправедливо как-то. Человек может все – ну, почти все! – а летать не может...
Я усмехнулся: вспомнил, как мы с Грэгом когда-то довольно давно, когда Патрика еще и в проекте не было, рассуждали на тему "может ли человек всё", и Грэг пытался подловить меня на старый прикол: "Выдавил пасту из тюбика – а теперь засунь ее обратно!" И как я эту пасту обратно засунул - срезав у тюбика хвостик. И как Грэг возмущался насчет того, что я "неправильно её засунул", а я ему сказал, что если бы мы все руководствовались правилами, что куда нужно засовывать, то он бы, Грэг, сейчас у меня в ванной бы не сидел...
- Пап, ты чего улыбаешься? Расскажи!
Я вздрогнул и сказал:
- Нет, ничего. Ничего особенного.
Патрик в очередной раз утопил ложку в миске и вздохнул:
- Все-таки так жалко, что люди не летают...
- Люди летают, - напомнил я. – На самолете. На ракете. На параплане, в конце концов: если хочешь, попроси дядю Ника, он тебя покатает. Только надо хорошенько пристегнуться.
Я, правда, в следующую секунду уже пожалел, что предложил Джи-Эсу эту идею: Ник Стоукс в общем взрослый и весьма надежный человек, но когда дело касается его увлечения... Я бы не стал рисковать ребенком.
Тут хлопнула входная дверь: приехал Грэг с работы. Судя по тому, что он даже не поздоровался из коридора, я понял, что он чертовски устал.
Минут через пять он появился в кухне и полез в холодильник.
- Жрать хочу, как собака.... Вы тут что-то интересное обсуждаете?
- Мы обсуждаем, почему люди не летают, – выпалил Патрик. – А папа Гил говорит, что люди летают на парапланах! И предлагает мне, если я хочу, полетать с дядей Ником. Но я, если честно, чего-то не хочу... Я мотоцикл хочу. Я вчера видел по телевизору, как на мотоциклах летают в пустыне! Прыгают с этого... с трамплина! И летяяяяят!!!!
Грэг что-то буркнул себе под нос: сперва нечто по поводу "я вот покажу тебе мотоцикл, летчик недоделанный", а потом – "куда смотрит миссис Оливер, интересно знать".
Я улыбнулся и решил внести ясность.
- Во-первых, Джи-Эс, - сказал я, усаживаясь напротив, - несправедливость не заканчивается на этом: да, люди не могут летать сами, как птицы: но знаешь ли ты, что и не все птицы умеют летать?
- Правда?..
- Конечно. Стыдно в шесть лет этого не знать, у тебя же столько энциклопедий? Пингвины не летают: зато хорошо плавают. Страусы не летают, зато быстро бегают. А есть еще нелетающий попугай – какапо: на языке маори это значит "ночной попугай".
Я слышу негромкий смех за спиной и радуюсь, что моя лекция достигла своей цели.
- А я вот не согласен, - Грэг подходит и садится за стол рядом со мной. – Люди на самом деле летают.
Патрик уже и забыл про свои хлопья: он смотрит на нас обоих, открыв рот.
- Как – летают?
- А вот так. Например, люди летают во сне, когда растут. Помнишь?
- Ага, - кивает Патрик обрадованно.
- Ну вот. Еще люди летают над волнами, когда занимаются серфингом: я же тебе показывал, да ты и сам это уже не так плохо умеешь...
Патрик уже ничего не говорит, только довольно кивает.
- А еще, – Грэг делают интригующую паузу, - люди летают, когда влюбляются.
Патрик фыркает в миску так, что надо бы сделать ему замечание, но мы оба непедагогично улыбаемся и молчим.
- Понятно, что это в переносном смысле, – уточняет Грэг. - Но знаешь, иногда это гораздо круче мотоцикла. И даже круче серфинга. И уж точно круче параплана. Только это возможно в достаточно взрослом возрасте. Иногда в очень взрослом... - он пихает меня под столом ногой, и я киваю: мол, верно, верно.
- Пап, - хитро щурится ребенок, - а ты... летал, когда влюблялся?
Бедный Грэг как раз расслабился и начал есть - он же голодный как собака, да? – и от неожиданности подавился и закашлялся.
Я стучу его по спине, а Патрик смотрит на нас и как-то ехидно улыбается.
- Летал он, и еще как, - отвечаю я за Грэга. – Я видел.
- А ты летал?
- Я?...
Тут Грэг откашливается и приходит мне на помощь:
- Конечно, летал! Только своеобразно. Как пингвин. Или как страус!
Теперь уже я пихаю Грэга под столом ногой, но он делает вид, что сосредоточенно жует. До новой реплики Патрика:
- А ты летал, как ночной попугай какапо!..
И мы все хохочем. Пока этому ребенку не приходит в голову еще один вопрос.
- А когда любовь проходит – человек падает? Да?..
Я хочу сказать ему правду – да, падает, иногда очень больно, - но молчу. И Грэг молчит.
Патрик смотрит на нас и глубокомысленно заявляет:
- Наверное, падает. Подъемная сила ведь кончается? Но раз вы не знаете, значит, вы еще летаете... Это хорошо.
Он допивает остатки молока через край (вот сто раз говорили – не делать так!) и несет свою миску в раковину. Пока еще ему не очень-то разрешается пользоваться посудомоечной машиной.
- Это хорошо, - растерянно повторяет Грэг. – Правда, Медведь?
- Правда, – говорю я.
Это самое странное признание в любви, которое мне доводилось слышать, а тем более произносить. Но, черт побери, - оно мне нравится.

@темы: CSI: Гил Гриссом, Грэг Сандерс (таб.30), #fandom: CSI, .V.2 Штампы

---

[LunaYan]

Название: «Реквием»
Фандом: Code Geass
Герои: Сузаку, Лелуш
Тема: II, 1/6 - Маска
Объём: 443 слова
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Саммари: до Реквиема пара дней
Авторские примечания:
1) возможны ООС, АУ
2) пишется последовательно по таблице

18. Маска

18. Маска

Красные полотна, золотые листья на них.
Куруруги Сузаку, мертвый рыцарь Британской Империи. Лелуш Ви Британия, без пяти минут мертвый император Британской Империи.

«Сейчас я жив. И я буду улыбаться. Нельзя, нельзя иначе. Я с тобой во всем согласен, Лелуш. До конца вместе, как и обещал», - думает Сузаку.

«Я горжусь тобой», - хочет сказать Лелуш, но говорит не это.
Он держит в руках черный шлем, и это маска Зеро. А Зеро – человек, за которым пойдет мир совсем скоро.

- Сузаку…
Сузаку не будет думать о том, что может слышать этот голос в последний раз. Он не будет думать о том, что все накроется на церемонии, ведь все получится. Все должно получиться.
- Ты убьешь меня, как мы и договаривались.
Я убью тебя. Позже, не сейчас.
Я не хочу убивать тебя.
Я не сделаю это.
Нет, сделаю. Наполовину. Но ты ничего не почувствуешь, Лелуш.
- Действительно ли ты готов пойти на это?
Лелуш говорит о ненависти мира и о том, что сегодня она сконцентрирована на нем. Он говорит, что цепь ненависти этой разорвет лишь его смерть.
- Я должен исчезнуть.

Сузаку думает, что Лелуш идиот. Есть тысячи способов исчезнуть, но это же Лелуш. У него все ни как у людей. Он не может просто собрать шмотье, взять деньги и свалить куда-нибудь в Гималаи. Гималаи совсем не в его стиле. И не в его стиле сделать что-то так, как делают все люди. Он же особенный. Он же почти бог.
Вообще, Сузаку думает, что бог сам не готов принять Лелуша. Заносчивый мальчишка и там, под землей или на небесах, будет метить на место Высшего, и вот тогда-то Лелуш точно станет богом, но в интересах ли подобное у богов, Сузаку не уверен. А Лелуш всегда добивается своего.
Он не умрет.
Маска Зеро протянута, и Сузаку принимает ее. Он принимает вместе с этой маской последнее решение. Он выбирает город. Ему хочется, чтобы Лелуш был обычным студентом. Он и сам будет студентом. Они снимут где-нибудь квартиру, будут учиться и работать, и все будет как у простых людей. А войны… Войны останутся на плазменных экранах, если Лелушу вдруг приспичит поиграть в приставку, а Лелушу ведь подобное не приспичит, поэтому и войн не будет.
А Нанналли… Нанналли хорошая девочка.

Сузаку помнит, в мире С они с Лелушем поняли: люди хотят будущего. Они хотят жить.

Лелуш говорит, что желания похожи на Гиасс. Лелуш говорит, что ты просишь кого-то о том, чего не можешь сделать сам.

- Желание, значит?
- Да.

Выстрелить может лишь тот, кто не боится быть застреленным.
Надеть маску Зеро может ли тот, кто прошел путь вместе с самим Зеро, за его плечом. Или рядом.
Надеть маску Зеро может Пустота, потому что у Сузаку другие планы на будущее.

@темы: .II.1 Ужасы, #fandom: Code Geass, Code Geass: Сузаку, Лелуш (таб.30)

---

[LunaYan]

Название: «Реквием»
Фандом: Code Geass
Герои: Сузаку, Лелуш
Тема: II, 1/10 - Могила
Объём: 598 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Саммари: до Реквиема пара дней
Авторские примечания:
1) возможны ООС, АУ
2) пишется последовательно по таблице

17. Могила

17. Могила

Сузаку давно хотел знать, как выглядит место, где он похоронен.
Обычное место. Сотни камней, торчащих из земли серыми пластами памяти, вокруг. Такой же камень над его могилой.
Сузаку присаживается на корточки.

В Токио звезд не видно. И сегодняшний вечер не исключение. Сегодняшний вечер без звезд не исключение для Токио, но Сузаку так привык в последние дни задирать голову и находить на темном небе маленькие пучки света, что сейчас он в который раз отдергивает себя.
Три дня. Три дня до Реквиема. И это Токио.

- Там пусто?
- Что ты имеешь в виду?
Лелуш глубоко дышит.
Их не должны узнать и не узнают. Лелуш – бедный студент, чьи потрепанные на вид штаны стоят больше, чем зарабатывает не то, чтобы студент, но и хороший специалист в любой сфере. Тройка нулей и цифра выше единицы. Просто когда есть деньги и надо прикинуться снова обычным, Лелуш выберет из своего во истину императорского гардероба что-то простое на вид.
Спортивный костюм, кеды, волосы собраны в хвост. Лелуш – милый студент, и Сузаку с удовольствием разглядывает его.
Лелушу не идут императорские одежды, он теряется в них. Лелуш не должен быть обычным, по определению, он же всегда наследник по крови и Император сейчас. Сузаку любит Лелуша в школьной форме, он любит мальчишку в потертом спортивном костюме, потертом не из-за того, что носили его часто, а из-за того, что это было дизайнерской задумкой. Очень умелый ход. Выставить новую вещь старой, а на деле знать, что ей не больше месяца, и она превосходна, а «недостатки» на самом деле задуманные достоинства.
Так, наверное, можно смотреть на их отношения. Ведь отношения же?
Годы дружбы, месяцы вражды и ненависти, контрактное доверие, смятение, снова ненависть, уже к себе, а не друг к другу, и теперь что-то новое. Новое, заставляющее Сузаку хватать Лелуша за руку ни с того ни с сего, когда они наедине, или подставлять Лелушу для поцелуя щеку. Или обнимать его, как только С.С. покинет комнату: при ней Сузаку стыдно касаться Лелуша, их отношения не показные, они не игра для близких, они для них двоих и только.
Их связь стара, она немного длиннее, чем существование Одиннадцатого сектора. Но то, что они чувствуют сейчас, то, что притягивает их, это не то, что было в детстве. Это действительно новое чувство, которое так удобно покрывать старыми воспоминаниями.
Это…

- Под землей что-нибудь есть?
Губы Лелуша трогает легкая полуулыбка:
- Нет, ты что. Гроб без тела как-то не эстетично что ли, не находишь?
- А если кто-нибудь…
- Догадается? Брось. Кладбище охраняется. Ну раскопают, если охрана проглядит, ну не найдут ничего, и? От лица Зеро скажешь, что тело Куруруги Сузаку уничтожено, так как он контактировал со мной. Сожжено там или… Без или. Сожжено.

Сузаку кивает. Сейчас ему интересно, будет ли могила у Лелуша. Могила-то будет, Лелуш не бессмертен, но можно ли оттянуть его смерть? Можно ли надеяться на то, что все пойдет по плану, согласованному с С.С.?
Можно. Конечно, можно.

- Слушай, а ты бы где хотел лежать? Или как?
За их спинами закрываются автоматические ворота кладбища. Лелуш оборачивается, через плечо смотрит на решетки и каменные статуи, мертвыми ангелами проглядывающие сквозь витые прутья забора.
- Честно?
- Честно.
- Я бы вообще лежать не хотел.
Сузаку придерживает Лелуша за локоть, тот ловит свои мысли, озвучивая их постепенно.
- Меня не прельщает роль удобрения для земли. Реально, не смейся. Поэтому я и предложил тебе кремация, потому что земля…
- Земля не для королей?
- Почти. Она не для богов.
- Вот как.
Сузаку отпускает локоть Лелуша, обнимает его за плечи и молча смотрит под ноги, считая шаги.

Их не узнают в толпе. Приятно. Они обычные люди, у них обычные проблемы.
Они будут обычными людьми. Три дня.

@темы: .II.1 Ужасы, #fandom: Code Geass, Code Geass: Сузаку, Лелуш (таб.30)

---

[LunaYan]

Название: «Реквием»
Фандом: Code Geass
Герои: Сузаку, Лелуш
Тема: I, 5/10 - Плед
Объём: 438 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Саммари: до Реквиема пара дней
Авторские примечания:
1) возможны ООС, АУ
2) пишется последовательно по таблице

16. Плед

16. Плед

- Подвинься.
Лелуш притягивает ноги к груди, опускает подбородок на колено. Сузаку садится рядом, и Лелуш разглядывает профиль Сузаку, вытягивает руку и касается темных волнистых волос. Волосы Сузаку мягкие.
- Слушай, почему ты молчишь?
Лелуш говорит, но говорить ему не хочется.
- Я тут подумал… Меня окружали такие девушки. А в итоге я с тобой. Это нормально?
Сузаку смеется, поворачивает голову и смотрит на Лелуша из-под челки.
- Тебя волнует отсутствие секса с девушками?
Лелуш поджимает губы, указательным пальцем упирается в висок Сузаку, несильно упирается, и крутит им, как отверткой.
- Ты придурок, - говорит он. – Я не об это.
- Так секс был?
- Сузаку.
Лелуш переводит тему, потому что девушек с Сузаку ему обсуждать не хочется.
- Где-то там плед.
- Зачем тебе плед?
- Мне холодно.
Ему не холодно, а плед неприятно покалывает кожу, он немного жесткий и похож на газированную воду, потому что белый в голубую полоску и покалывает кожу.
Но Лелуш натягивает плед на острые колени.
Сузаку морщится. Поднимается с дивана и обходит его со стороны Лелуша, а потом наклоняется и целует Лелуша в губы, смело и очень спокойно, как целовали принцесс в сказках рыцари средневековья.

- Он неприятно колол, - Лелуш в самолете разглядывает синий плед, принесенный стюардессой.
С.С. жует кусок пиццы, развалившись на парочке кресел, Сузаку рядом расправляет складки пледа: все, что касается Лелуша, автоматически касается и его.
- И тот был в клеточку.
- Это сейчас к чему?
Ведьма без интереса задает вопрос, выбирая в коробке кусок покрупнее.
Сузаку смеется в кулак.
- Он действительно колол. – Говорит Лелуш. И добавляет после паузы. – Сволочь.

Когда Сузаку хочется сексом заняться на диване, потому что разговоры о девушках, пусть и уведенные в сторону от девушек, действуют на нормальных парней одинаково, а Сузаку считает себя нормальным, чтобы крышу совсем не сорвало, Лелуш не сопротивляется. Но Сузаку стягивает с него майку, и Лелуш спиной чувствует, как взрываются под его спиной десятки пузырьков. Он становится на локти, заваливается снова на спину, и бормочет в рот Сузаку что-то о пледе, и о том, что это неприятно. Сузаку хочет выдернуть плед из-под Лелуша, в итоге они оба оказываются на полу, и доползают до ковра под плазменным экраном, потому что до кровати Сузаку лень, а Лелушу все равно. Ковер не пузырьки, ковер белый и похож на теплый снег, недавно выпавший.

Лелуш позволяет себе улыбку, Сузаку целует костяшки его пальцев.
- Извини, - шепчет Сузаку.
С.С. делает вид, что не замечает их.
- Через пятнадцать минут мы в Токио, - говорит Лелуш тихо.
- Через пятнадцать минут начнется отсчет нового времени, - говорит Лелуш тихо.
- Ты готов?
- Да, - отвечает Сузаку. И он почти не врет.

@темы: .I.5 Хёрт/комфорт, #fandom: Code Geass, Code Geass: Сузаку, Лелуш (таб.30)

---

[LunaYan]

Название: «Реквием»
Фандом: Code Geass
Герои: Сузаку, Лелуш
Тема: I, 5/8 - Навязчивые воспоминания
Объём: 600 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Саммари: до Реквиема пара дней
Авторские примечания:
1) возможны ООС, АУ
2) пишется последовательно по таблице

15. Навязчивые воспоминания

15. Навязчивые воспоминания

Лелуш не поворачивается к Сузаку. Молча наливает воду в пластиковый стакан, молча пьет ее.
- Ты меня не слушаешь.
Сузаку подбирает с пола упавшую обертку, в которой десять минут назад прятался теплый гамбургер. Сминает обертку и отправляет ее в белый пустой пакет.
- С чего ты взял?
Лелуш смотрит прямо в стену перед собой, смотрит, сжимая стакан так, что пластиковые края его соединяются, и если бы он не выпил всю воду, она обязательно бы пролилась. Но воды не осталось, а Лелушу кажется, что взгляд он не может отвести. Или не хочет. Он вовсе не стену видит перед собой . До сих пор темное помещение и голос Юфи. Ее прикосновения не оставили следов. Лелуш машинально подносит ладонь к своему лицу, отводит взгляд от полосок на стене и разглядывает пальцы. Ничего необычного. Даже не скажешь, что прикасался к мертвому и сам получал прикосновения от мертвого в ответ каких-то полчаса назад.
- О чем я говорил?
Сузаку обнимает его резко, со спины, целует в шею.
Лелуш задерживает дыхание.
- Ну?
- Ты говорил о гудках и о том, что они тебе достали. Так?
Выворачиваясь из объятий, Лелуш пальцами той руки, касавшимися холодной ладони Юфи, такой же холодной, как и его собственная, провел по щеке Сузаку.
В холоде ее была мертвая любовь, теплеющая сейчас в объятиях Сузаку.

На ее месте – значит, рядом с Сузаку? Значит, засыпать рядом с ним, или гулять, или смеяться рядом, покупать ужины на двоих в недорогих кафешках и возвращаться во временную квартиру, о которой не знают все другие, чужие, просто все. Кроме С.С. Значит, все это, и еще поцелуи – принадлежало бы Юфи?

Юфи вовсе не казалась озлобленной. Она не хотела его смерти. Она смирилась с тем, что он присоединиться к ней, и это будет прощальным подарком Сузаку несостоявшейся любимой.
Получается, все так близко и просто. И она тоже появилась просто. Захотела поговорить, подготовить, может быть.
Мертвые так легко возвращаются? Или Юфи не мертвая? Ее до сих пор помнят люди. Не значит ли это, что память их не дает уйти ей?

Я бы приказал забыть ее, думает Лелуш.
Но я не прикажу, думает он.
Не потому, что не знаю, кому приказывать. А потому что не могу убить ее второй раз.

Сузаку выходит с кухни, в гостиной выключены лампы и лишь белые пятна света от включенного телевизора отбрасывают яркие вспышки в стороны.

Лелуш снова смотрит. Пятна света - не стена.

- Эй, ты идешь? Тут футбол вроде, повтор, правда, но не думаю, что мы это видели.
Под дверной рамой возникает Сузаку.
- Или ты хочешь спать?

Лелуш моргает. Потом еще раз. И улыбается.

Если смотришь на экран или просто чувствуешь рядом Сузаку, забывается Юфи, забудется и их сегодняшний разговор.

Голова Лелуша на коленях Сузаку, сам Сузаку увлеченно наблюдает за игрой, а Лелуш дремлет.
Кажется, все действительно забывается.

И когда он откроет глаза, он не вспомнит Юфи. Будут просто ослепляющие пятна света и тепло. Будет Сузаку.

Может, он бы приказал Сузаку забыть Юфи, чтобы она оставила их в покое. Но Лелушу кажется, что Сузаку сам не помнит ее, когда они вместе, как сейчас. А они вместе.

- Так что там с гудками? – Напоминает Лелуш: Сузаку так и не договорил, ушел в гостиную.
- Так вот, - Сузаку неохотно отрывается от экрана, - мне казалось, что это… Это. Разговаривает со мной. Не смейся, я серьезно.
- Да? А я верю тебе, серьезно.
- Не думаю, что я свихнулся, но это уже начинает попахивать шизофренией, - Сузаку снова смотрит на экран, а Лелуш целует его запястье, потому что ладонью Сузаку закрывает его глаза.
- Да ладно, поверь: гудки – это еще не так плохо.
- Может быть хуже?
- Может.

Но не будет.

@темы: .I.5 Хёрт/комфорт, #fandom: Code Geass, Code Geass: Сузаку, Лелуш (таб.30)

---

[Машенька и М]

Название: Гроза Вутая
Фандом: Final Fantasy VII фандом в целом
Герои: старый вутаец, Сефирот
Тема: гроза
Объём: 336 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: Гроза. И Вутай.И вутайские мысли о демонах


- Страшная ночь, - пробормотал старик почти про себя, - Духи…
Лило так, словно в небе прорвало плотины. Гром перекатывался с одного края неба до другого. В небе тоже шла война. Добрые боги стремились изгнать злых за пределы этого мира.
Допрашивали его на удивление мягко. Старик был уверен, что будут бить, но никто не бил. Задавали вопросы, он молчал, время шло.
За окном сверкали молнии. Гром рассекал небо канонадой взрывов.

Кто-то вошел, впустив шум и шорох дождя. Влажный холод ударил по босым ногам.
Кто-то из «этих». Одет не в форменное – камуфляжные штаны, свитер. Мокрый, грязный. Молодой.
Старик пожевал губами.
Солдаты всегда молоды. Они не понимают, что делают, их легко заставить творить бесчинства. У молодых еще нет сердца, нет души, все это у человека появляется лишь с возрастом. Молодые не боятся умирать, ведь они еще толком не жили.
- Кто это?
Слишком властный тон.
Старик оторвался от своих мыслей, взглянул внимательней. Начальство? Да вряд ли. Вид такой, будто пол-Вутая на брюхе прополз. Даже у этих сумасшедших шинровских выродков начальство так не выглядит.
- Болтался в лагере, решили задержать до начала операции.
- Допросили?
- Молчит.
- Даже так?
Старик вдруг задрожал. Он понял.
Эти нечеловеческие глаза!
Волосы, собранные в тяжелый узел на затылке.
Демон-генерал.
Какой же он молодой – на самом-то деле!
- Узнал? – сказал парень, - Начинай говорить, иначе я сам за тебя возьмусь.
И усмехнулся зло.

Генерал вытянул сигарету из пачки, лежавшей на столе. Прикурил и ушел на веранду.
Гром грохотал чуть ли ни у них над головами. Вспыхивали ветвистые молнии. Красиво было. И страшно.
Старик молился про себя.
Из приоткрытой двери на веранду ложился прямоугольник желтого света. В профиль демон-генерал казался совсем мальчишкой. Долговязый, худой, явно уставший. Сидел, курил, смотрел на грозу.
Старик молился. Ему казалось, именно так и выглядит ад. Красиво, страшно, небесный огонь и беспрерывный грохот. И демоны, устроившие перекур, чтобы отдохнуть от своих злодеяний.

Известие о том, что Сефирос погиб при инспекции мако-реактора, старый вутаец встретил усмешкой. Современные люди так глупы. Разве они не знают, что демоны не умирают?
Демоны всегда возвращаются.

@темы: .III.4 Погода, #fandom: Final Fantasy, Final Fantasy VII: фэндом в целом (таб.50)

---

[Че, Гевара?]

Название: Ты должен...
Фандом: Amatsuki
Герои: Сямон, Токидоки, Кучиха как предмет разговора
Тема: II.3 - Ты должен...
Объём: 256 слов
Тип: джен
Рейтинг: G

Большинство людей, знавших Сямона более-менее долго, сходились во мнении, что ему нельзя пить. Вообще. А уж тем более - много. От большого количества алкоголя священник совершенно терял разум. При этом, его еще и отчаянно тянуло на задушевные разговоры - разного плана и направленности, но всегда в одной и той же степени занудные.
Сямон ловил за шкирку первого встречного, хотя желательно более-менее знакомого, но, впрочем, необязательно, - сажал рядом с собой (на крыльцо, на поваленное бревно, на пол, на травку... в общем, на наиболее устойчивую поверхность, ибо священника каждый раз еще и сильно штормило) и начинал рассказывать. Реже - спрашивать. Но чаще все-таки Сямон вещал сам. Кучиха говорила, что в такие моменты в нем бушует не находящий выхода ораторский талант.
И теперь Токи, понуро опустивший голову - не потому, что ему было грустно, а исключительно из-за того, что по-отечески поглаживающая его по голове могучая лапища Сямона давила на затылок, - вспоминал эти слова, одновременно кляня себя на чем свет стоит. Ну что за они его дернул прогуляться поздним вечером по двору?..
- Так вот, послушай меня, Токи! - хрипло вещал священник, - Ты же хороший парень, Токи. А Кучиха - хорошая девушка. Сечешь?
Токидоки попробовал поднять на Сямона взгляд, но очередной приступ покровительственной ласки едва не заставил его ткнуться носом себе же в коленки.
- Ты ее должен защищать, радовать... Подарки дарить, между прочим! Сечешь?.. Я же не просто так говорю, я же добра вам желаю, - за словами последовал истинно отеческий тычок под ребра, - Сечешь?
Токи кивнул и подумал: "Ками, когда же это закончится?!"

@темы: .II.3 Фэнтези, #fandom: Amatsuki, Amatsuki: фэндом в целом (таб.30)

---

5/100 CSI: Miami, фандом в целом

[Tinka1976]

Название: Детская болезнь
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио/Кристина, Джошуа
Рейтинг: G
Тип: джен/гет
Тема: Хёрт/комфорт. Болезнь.
Объем: 1230 слов
Примечания: Где-то 2013 год, Джошуа 4 года.


Разумеется, то, что с ним что-то не так, первой заметила Кристина. Сам Горацио не придал особого значения болезненной слабости и вялости в течение дня. Бывает, устал. В конце концов, не мальчик уже. Тем больше было его возмущение, когда Кристина озвучила диагноз.
Горацио уложил Джошуа и пришел в спальню, чувствуя себя совершенно вымотавшимся. Быстро принял душ и повалился на кровать.
- Милый, ты хорошо себя чувствуешь? – прищурилась Кристина, наблюдая, как он натянул одеяло чуть ли не до ушей.
- Не очень, - честно признался он.
Кристина пощупала его лоб, нахмурилась, прикусила губу и зачем-то попросила его повернуться на бок, осторожно раздвигая волосы, осмотрела голову и заявила:
- Оказывается, ты не болел ветрянкой в детстве.
- Почему ты так решила? – Горацио потянулся к голове, почесать начавшее зудеть после манипуляций жены место, но она словно ждала этого, тут же перехватила его руку.
- Чесать нельзя, - мягко улыбнулась она. – Потерпи. Вспомни, как учил Джошуа.
Горацио помнил – сын только что переболел ветрянкой, лишь неделю назад сошел последний водянчик. Тогда Кристина все подробно рассказывала сыну про эту болезнь, в том числе и про то, почему нельзя расчесывать вскакивающие волдыри.
- У меня не может быть ветрянки, - недовольно буркнул Горацио. – Это детская болезнь.
- Милый, в этом смысле детских болезней не бывает, - покачала головой Кристина. – Их называют детскими, потому что ими легко заразиться, а иммунитет приобретается на всю жизнь. Вот и получается, что большинство болеет ветрянкой, корью и другими подобными болезнями лишь в детстве.
- Значит, Джош не заразится уже от меня? – встревоженно уточнил Горацио.
- Нет, - успокоила Кристина. – Это ты заразился от него. У ветрянки длинный инкубационный период. Что ж, - она поднялась с кровати, - давай тебя обрабатывать. Или… - она взглянула на часы. – Пожалуй, сначала нужно позвонить в лабораторию и в больницу, а Саманте завтра я все объясню.
- Ну, в лабораторию позвонить нужно, - кивнул Горацио. – Не могу же я в таком виде появляться на людях…
- К тому же у тебя минимум недельный карантин, - вставила Кристина.
- …но в больницу-то зачем? – пожал плечами Горацио. – Неужели ты думаешь, я сам не справлюсь?
- Видишь ли, милый, у взрослых такие болезни протекают гораздо серьезнее, чем у детей, - сочувственно сообщила Кристина. – Так что боюсь, да, сам ты тут не справишься.


Утро подтвердило ее слова довольно наглядно. Горацио лихорадило, все тело чесалось, он с огромным трудом поднялся с кровати, чтобы Кристина могла сменить постельное белье. Из-за поднявшейся температуры Горацио даже не смог сам переодеться – все было как в тумане, он почти не соображал, что делает, и в сочетании с усилившимся зудом это стало представлять собой проблему.
- Может, руки мне свяжешь? – пытаясь выдавить из себя улыбку, предложил он жене.
- Не говори глупостей, - ласково улыбнулась она.
Сделанный ею укол действительно решил проблему. Пока не подействовали жаропонижающее и антигистамин, Кристина сидела рядом с мужем, держа его руки в своих.
- Сейчас тебе захочется спать, - негромко говорила она. – Не сопротивляйся. Во сне будешь меньше тревожить сыпь, быстрее заживет. Никаких следов не останется.
При этих словах совсем было уже закрывший глаза Горацио взглянул на жену, уголок его рта дернулся, но лекарства оказались сильнее. Кристина улыбнулась и осторожно провела рукой по его волосам, по левому виску. Конечно, она понимала, что он вспомнил при этих словах. Тот страшный бетонный колодец, что свел их вместе, таблетки из ее рук. Она тоже помнила: свое отчаянное бессилие, невозможность открыто помочь ему, обработать раны – да даже кровь с лица стереть она тогда не могла! Кристина быстро стерла покатившуюся по щеке слезинку. Нашла время переживать давно минувшую боль! Сейчас-то все не так, сейчас она может с полным правом сделать все, что считает нужным, чтобы облегчить его состояние.


- Папочка заболел из-за меня? – первым делом спросил донельзя расстроенный Джошуа, едва Кристина вошла в детскую.
- Нет, солнышко, - покачала головой она, садясь рядом и рассматривая причудливое архитектурное сооружение, воздвигнутое четырехлетним строителем. – Папочка заболел из-за того, что у него нет иммунитета. Помнишь, я тебе рассказывала?
- Да, внутренние крохотные защитники, - серьезно кивнул Джошуа. – А почему у тебя они есть, и у Саманты, - он кивнул на свою няню, - есть, а у папы нет?
- У папы они тоже есть, просто они не умеют пока защищаться от этого вируса.
- А твои умеют?
- Да, мои умеют, - кивнула Кристина. – Я болела ветрянкой, когда мне было шесть лет.
- Тоже ходила в пятнышках? – захихикал Джошуа.
- Да, - улыбаясь, подтвердила Кристина.
- И больше мы не заболеем?
- Да, ветрянкой мы больше не заболеем.
- Тогда я могу сходить к папочке? – обрадовался Джошуа.
- Ты можешь сходить и не заболеть, но… - Кристина обняла малыша и продолжила тихонько, будто по секрету. – Но папочка сейчас спит. И потом, он у нас сейчас тоже в пятнышках.
- Ну, меня-то он в пятнышках видел, - возразил Джошуа. Надул губы, демонстративно тяжело вздохнул. – Ох уж мне эти взрослые! Ладно, - доверительно сообщил он матери, - не буду лишать его остатков самомнения, так уж и быть.
- Думаю, он будет тебе очень признателен, - пряча улыбку, заверила Кристина, строго взглянув на хихикающую Саманту.


Три следующих дня Горацио практически не запомнил. Горячка не отпускала, и порой он просто не открывал глаз, подчиняясь рукам и негромким просьбам Кристины, которая меняла постель, переодевала его, прижигала сыпь. Сыпь была повсюду, поэтому есть Горацио не мог, только жадно пил, затем чувствовал очередной укол и проваливался в забытье, держась за руку жены.
- Ужасно выгляжу? – спросил он, проснувшись вечером в относительно ясном сознании и поймав устремленный на свое лицо взгляд.
- Просто отвратительно, - пытаясь сделать серьезное лицо, подтвердила Кристина, осторожно зачесывая назад его волосы, но глаза выдавали ее с головой.
- Не хочу болеть, - жалобно сказал Горацио, прикрывая глаза.
- Милый, уже почти все, - продолжая расчесывать его волосы пальцами, успокоила Кристина. – У тебя уже не такая высокая температура, да и зуд, наверное, уже терпимый.
- Да, так и есть, - прислушавшись к своим ощущениям, кивнул Горацио.
- Ну вот, - ласково улыбнулась Кристина. – Скоро ты снова будешь большим и сильным.
- А сейчас я?..
- Ох, простите, сэр, - тихонько рассмеялась она. – Разумеется, ты и сейчас большой и сильный. Просто болеешь.
- А тебе опять приходится со мной возиться, - сказал Горацио. Брови образовали тоскливую складку у переносицы, взгляд рассеянно блуждал по потолку.
- А разве это когда-то было мне в тягость? – Кристина легла рядом, Горацио повернулся на бок, так что теперь их лица разделяло не больше десятка дюймов.
Они могли бы сейчас очень многое вспомнить. Да и вспоминали. Только не вслух.
Горацио смотрел в карие глаза жены, вспоминая, как с самых первых встреч в его сознании стало закрепляться взаимоисключающее сочетание: Кристина и боль. Как только появлялась Кристина – боль поспешно отступала.
А Кристина вспоминала тот первый раз, когда она касалась его тела не как врач. Как он был слаб. С каким трудом она находила те места на его покрытом синяками теле, которых можно было коснуться, не причинив боли.
Они вспоминали тот долгий путь, который прошли навстречу друг другу, не смея выразить своих подлинных чувств, сомневаясь в искренности ответных.
Они взялись за руки и переплели пальцы. Как будто снова приносили друг другу клятву. В богатстве и бедности. В болезни и здравии. Всегда и везде.
Они молчали, просто держась за руки и глядя друг другу в глаза, пока Горацио не уснул – без лекарств, крепким, спокойным, целебным сном.
Слова… Что значили самые красивые слова по сравнению с тем, что они пережили вместе? Наверное, они просто были слишком взрослыми для красивых слов. Некоторыми болезнями люди все же болеют лишь в детстве.

@темы: #fandom: CSI, .I.5 Хёрт/комфорт, CSI Miami: фэндом в целом (таб.100)

---

[Машенька и М]

Название: Птицы
Фандом: Final Fantasy VII фандом в целом
Герои: Клауд
Тема: птицы
Объём: 220 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: "воробьи снова летают" (с) )))))


Неосторожно хлопает дверь, и птицы взлетают, наполняя воздух шумом и шорохом крыльев.
Заку они напомнили бы Анжила. И Генезиса. Но Клауд не знал их, он вспоминает бесконечные формы Дженовы и то многокрылое создание, в которое превратился Сефирос перед очередной своей смертью.
Неприятные воспоминания, скажем прямо.

Статуя ангела словно плывет над Краем, раскинув руки-крылья.

Клауд выводит байк, надвигает очки на глаза.
Жизнь есть жизнь. Радости случаются редко, победы даются тяжело, но деваться некуда. Родили – живешь.

В небе ветер гонит облачные лохмотья, но здесь, внизу – ни дуновения.


Птицы взлетают чуть ли не из-под колес байка. Сердце пропускает удар.
Клауд ругается вполголоса, прибавляя скорость.
Проклятые птицы! Век бы не видеть больше ни одного крылатого создания.

Статуя ангела будто плывет в сером безрадостном небе.

Неожиданное чувство опасности настигает его. Клауд едва успевает оглянуться.

Воздух наполняется клекотом и писком. Десятки острых клювов вонзаются в кожу, мягкие крылья бьют его по лицу.
Он кричит. Байк заносит на повороте.
Последнее, что он видит в жизни, - это крылья.
И небо.

Клауд просыпается весь в поту. Сердце колотится как ненормальное.
За окном слышен птичий щебет, и это вызывает невольную дрожь – отголоски недавнего кошмара.
Клауд идет в душ, отгораживается от мира стеной воды.
И постепенно успокаивается. Это сон. Всего лишь сон.
Начинается новый день, нужно жить дальше.

На улице Марлин щедрой рукой рассыпает пшено.

@темы: .IV.5 Звуки, #fandom: Final Fantasy, Final Fantasy VII: фэндом в целом (таб.50)

---

[Кот Эстет]

Название: Ишвар.
Фандом: Fullmetal Alchemist.
Герои: Рой Мустанг, Эдвард Элрик.
Тема: Выстрел.
Объём: 550 слов.
Тип: Джен.
Рейтинг: G.
Саммари: Ишвар был. Как неотъемлемая часть истории. Как неотъемлемая часть его, Мустанга, жизни, души, памяти и тела.
Ишвар был. Как неотъемлемая часть истории. Как неотъемлемая часть его, Мустанга, жизни, души, памяти и тела. Руки все еще помнили огонь, глаза все еще помнили мертвые тела, разум все еще помнил сначала страх и гнев, потом апатию и усталость. Тяжелая, грязная работа - убивать людей. Забивать. Вытравливать из нор, сжигать заживо, добивать раненых и сдавшихся. В какой-то момент это стало рутиной, и даже осознание уже не было страшным. Когда-то он даже завидовал Армстронгу, завидовал тому, что не может так же. Дело не в гордости, храбрости или еще чем-то. Он просто не мог.
Кричали люди, огонь подбирался все ближе, норовя лизнуть армейскую форму. Руки болели от напряжения, но уже не дрожали, как в первые несколько дней. Война сжигает в людях все человеческое. Ломает, корежит жизни и судьбы. Если ты солдат, обратного пути нет.
Ишвар стал историей. Трагичной, позорной, клеймом на славе армии. И клеймом на судьбе Роя. Мустанг привык рассказывать это, как страшную сказку, если вообще возникала необходимость. Пожать плечами, сказать "Ну, это было давно" и ненавязчиво перевести разговор в другое русло. С Эдвардом было не так.
-Я не верю, что Ишвар для вас - прошлое, полковник, - сказал он и сменил тему сам.
***
Рой никогда не позволял себе засыпать раньше Стального. Лежал и слушал, когда дыхание алхимика рядом успокоится. Это если вообще было, что слушать. Эдвард оставался редко, уходил почти всегда, уставший, сонный, но недоверчивый. Или просто спешил куда-то. Не жизнь, а гонка, как он однажды шутливо заявил, сидя с ногами на диване и хрустя сочным яблоком.
Но в этот раз Мустанг просто вымотался.
Ишвар был. И были крики и стоны, вой ветра и тишина в вызженном городе. Но самое страшное - выстрелы. И неважно было, кто стреляет. Но каждый выстрел - смерть или боль, без разницы. Постепенно и это ушло на второй план. Осталось только чувство опасности. И громкие, оглушающие звуки.
В этот раз ему снится старик с простреленной ногой и искаженным мукой лицом. У него совершенно седые волосы и руки с узловатыми пальцами, морщинистое лицо и обветренные губы. Он не кричит, но и этого безмолвного страдания хватает. Добивать раненых - это тоже приказ. В руках почему-то пистолет. И оказывается так просто спустить курок, что он уже сам кричит, захлебываясь от облегчения воздухом. Ведь это так просто - стрелять. Всего лишь нажать на курок. Но старик мертв, на его лице застыла мука, а в глазах - небо. У Мустанга из рук выпадает пистолет.
Его кто-то трясет за плечо. Осознать, где он, кто он, сложно, но Рой старается. Видимо, ночь. Но у ночи испуганные глаза и растрепанные волосы Эдварда в свете уличного фонаря, пробивающегося через тонкие занавески.
-Эй, полковник, очнулся? Ты меня до смерти напугал. Принести воды?
Цепляться за Стального глупо, но Рой сейчас глуп, он слышит злое шипение, ослабляет хватку и просто дышит, потому что в ушах все еще отдаются выстрелы.
-Я не могу спать под перестрелку, - выпаливает он.
-Какая перестрелка? Рой? Ну, и сны тебе снятся, полковник, - Эдвард наконец примиряется с нынешним положением и ложится головой Мустангу на грудь. От его теплой тяжести спокойнее.
-Да, да, - с каждым "да" отпускает, и приходит осознание, что за окном тихая теплая ночь, что рядом Эдвард, что это все и правда было давно.
-Давай спать, - ворчит Эд, пытаясь не показать беспокойство. Но Рою вроде лучше.
Закрывая глаза, Рой думает, что Ишвар со своими выстрелами никогда его не отпустит.

@темы: .IV.5 Звуки, #fandom: Fullmetal Alchemist, Fullmetal Alchemist: Эдвард Элрик, Рой Мустанг (таб.30)

---

[улыбка 45 калибра]

Название: Нежность.
Бета: I want to Hims
Фандом: CSI Майами
Герои: Келли Дюкейн/Эрик Делко
Тема: романтика/ лунный свет
Объём: 2820 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG-13

- Эрик, - Алекс крепко ухватила его за локоть и переспросила второй раз, - запомнил, что я сказала, хорошо запомнил?
- Да, да, - он утвердительно кивал головой, слегка скосив взгляд, наблюдал за Келли, спускающейся по ступеням клиники, - никакой работы, никаких волнений, стрессов и сильных эмоций.
- Я не хочу ее снова здесь увидеть, - слова Алекс прозвучали тихо, но убедительно.
- Знаешь, я тоже, - слишком серьезно проговорил Эрик, - и обязательно постараюсь сделать все возможное, чтобы хотя бы дня три удержать ее дома.
Сквозь стеклянные больничные двери можно было видеть Келли, открывающую дверь служебного «хаммера». Рядом с мощной машиной она выглядела очаровательно хрупкой. Сложно поверить, что эта женщина обладает несгибаемой силой воли и мужеством. Как же обманчива внешность! Эрик восхищенно улыбнулся, в который раз поражаясь тому, как Келли может держать себя в руках. Превозмогая слабость, она отказалась от помощи и не села в предложенное кресло-каталку, самостоятельно преодолела расстояние от больничной палаты до машины.
Эрик улучил свободную минутку и приехал за ней в госпиталь. Келли, как только почувствовала себя лучше, настояла на немедленной выписке, уверяя всех, что дома она быстрее придет в себя. И не слушая доводы врачей, настояла на своем.
Так и не сев в «хаммер», Келли стояла, чуть наклонив голову, казалось, она рассматривает что-то у себя под ногами. Но она всего лишь старалась скрыть охватившее ее легкое смущение. Несмотря на откровенный ночной разговор и слова признания, Келли только в эти мгновения поняла, что сейчас рядом с ней в машине окажется и повезет ее домой не близкий друг, а… она еще не знала, как правильно назвать Эрика. Но это изменение в их отношениях путало мысли и вызывало легкую дрожь. Она его любит. И сердце пропускало один удар. Она его любит. Как заклинание. Голова кружилась от волнения, а может от переизбытка чувств или по какой-то другой причине. Келли немного растерялась: она, Эрик - они вместе, они любят. А что дальше?

Последствия отравления дымом оказались более серьезными, чем предполагала Келли, надеясь, что стоит ей только вырваться на свободу, покинув больничные стены, - и все встанет на свои места, что вернувшись к привычному образу жизни, она сможет выйти на работу. Увы, самочувствие оставалось неважным. И стоило ей немного увеличить нагрузку или просто понервничать, Келли начинала задыхаться. Ей была неподвластна даже обычная быстрая ходьба. О работе не могло быть и речи. Снова свалиться без сознания на виду у всей лаборатории, рискуя своим здоровьем, было не только глупо, но и опасно. Вести себя настолько безрассудно не в ее правилах, Келли пришлось смириться с создавшимся положением.
Уже четвертый день она сидела дома, умирая от скуки, но тщательно соблюдая все предписания врача. Подолгу спала - ее организм бунтовал, не желая работать в прежнем ритме, требуя покоя. Но в этой достаточно неприятной ситуации были и радостные моменты. Каждый вечер к Келли приезжал Эрик, привозя новости с работы. Но не это было главным в его посещениях - каждая встреча, как новое открытие, новый кирпичик в построении их изменившихся отношений. И Эрик старался, делая все возможное, чтобы развеселить и побаловать Келли. Он обязательно приносил с собой небольшой подарочек, который ласково называл «фруктово-витаминный». То это было невероятной величины красное яблоко, то груша, золотистая, как солнце, сладкая, словно мед, ароматная и сочная. Пригоршня сизых слив или стакан черешни. О Келли давно никто не заботился, тем более с такой чуткостью и нежностью. И она, разрешив себе быть слабой, со смущенной радостью принимала ухаживания Эрика. Под его шутливым присмотром и обязательно отрезав ему кусочек или положив в рот ягодку, Келли с удовольствием съедала принесенные угощения. Все происходящее казалось таким непривычным. Было немного неловко после стольких лет знакомства видеть в Эрике не друга, а любимого. Даже мысленно произнося это слово, Келли испытывала легкий трепет и порой думала, что это всего лишь разыгралась ее фантазия. Но открывалась дверь, на пороге появлялся Эрик - и глупые сомнения рассеивались, как туман под ярким солнцем. Ловя переполненный нежностью и любовью взгляд Эрика, она, даже если бы и хотела, не смогла отказаться от его заботы. Ее одинокий дом с приходом Эрика наполнялся теплом, а его яркая откровенная улыбка словно озаряла светом. Приподнявшись на цыпочки, Келли целовала Эрика в колючую щеку, затем подставляя свою - эти короткие взаимные прикосновения стали шутливым приветственным ритуалом Прекрасно зная их суматошную работу, Келли взяла себе за правило кормить Эрика вкусным ужином. Что-что, а готовить она была в состоянии и делала это с удовольствием.
Закончив с трапезой, они отправлялись на прогулку к океану. Это тоже входило в профилактические процедуры. Чтобы подышать свежим морским воздухом, они уезжали за город на тихий и пустынный пляж и долго бродили босиком по теплому песку, взявшись за руки, и говорили, говорили…, о многом, узнавая друг друга заново.

Прошел еще один день, вечер плавно перетек в ночь. Подъезжая к дому Келли, Эрик не был уверен, что она дождется его. Очередное дело потребовало дополнительного времени, и он позвонил своей любимой, что задержится. Любимая. Даже мысленно произнося это слово, Эрик волновался, как мальчишка, порой просто думая, что ему снится сказочный сон. Что он наконец-то собрался с духом и признался в своих чувствах Келли, получив в ответ не менее трогательное признание. Притормозив машину, он посмотрел вверх и не смог сдержать довольной улыбки - его предположение оказалось неверным. Келли ждала его. Окна квартиры горели манящим теплым светом. Наплевав на существование лифта, Эрик взлетел на ее этаж, словно на крыльях, и, усмиряя дыхание, нажал на кнопку звонка. Дверь распахнулась почти сразу, и он, сдерживая радостное возбуждение, вошел в прихожую, нежно обнял Келли, целуя ее в прохладную щеку.
- Привет, почему не спишь? Я же сказал, что на работе завал и вообще могу не приехать.
Она, положив Эрику руки на плечи, озорно улыбнулась:
- Хотела тебя увидеть, да и время детское.
- Жаль, что сегодня отменяется наша прогулка, - с сожалением проговорил Эрик.
- Почему? - огорчилась Келли. - Мы могли бы не уезжать на наше место, а спуститься на городской пляж… Эрик, извини, я целый день просидела дома, а ты, наверно, устал, - она пристально вглядывалась в его лицо, - у тебя измученный вид.
- Нет! - Он отрицательно потряс головой, и все же признался, - да, есть немного, но прогулка с тобой - для меня самый лучший отдых, нам вполне хватит пары часов, чтобы сон был крепким и здоровым, - правая бровь взлетела вверх, а в глазах прыгали смешливые искорки. Пляж, ночь, безбрежный океан - и они вдвоем. Нет, отказываться от этого приятного времяпровождения он не собирался, как бы ни устал за день.

На пляже было тихо и пустынно. Только таинственный свет бледной луны освещал песок, окрашивая его в призрачный серебристый цвет. Длинные тени казались глубокими и черными, в их густой темноте можно было легко утонуть. Сказочное безмолвие нарушало тихое шуршание набегающих на песок волн. Легкий ветерок шевелил волосы Келли, и они, словно живые, переливались в лунном сиянии. Не говоря ни слова, Эрик обнял Келли за талию, и они пошли вдоль берега, утопая босыми ногами в песке, еще хранившем тепло послеполуденного солнца. Сделав круг по пляжу, они присели на мягкий песок и долго смотрели на океан, на огромную полную луну, оставляющую на водной глади серебряную переливающуюся дорожку, на освещенные, как рождественские елки, круизные лайнеры, уходящие в открытый океан. Откуда-то издалека доносились звуки музыки, изредка раздавался веселый смех, и снова все стихало. Создавалось впечатление, что они одни в этом огромном пустынном мире.
- Как все же красив океан, завораживает своим величием, - прошептала Келли, доверчиво склоняя голову ему на грудь, чувствуя, как рука Эрика мягко легла ей на плечо.
- Да, красиво, - тихо ответил он, глубоко вдохнул, - но красивей тебя все равно ничего нет, дорогая.
Келли, сраженная неожиданным признанием, чуть повернулась и встретилась взглядом с Эриком, увидев его ставшие почти черными глаза и нежную улыбку на губах.
- Эрик, не вгоняй меня в краску, - слегка запинаясь, ответила смущенная Келли.
- Ты очень красивая… очень, очень красивая, - голос звучал приглушенно, а губы целовали волосы Келли, она чувствовала, как нос Эрика касается ее шеи, горячее дыхание щекочет нежную кожу.
Приятное тепло разливалось по телу. Келли не сопротивлялась ставшим достаточно откровенным ласкам Эрика. Было очень приятно, когда его губы скользили по обнаженному плечу, целовали ключицу, она не протестовала, когда он опустил ее на теплый песок. Они сидели так близко к воде, что, вытянув ноги, Келли почувствовала, как прохладная океанская волна подбирается к ее ступням, а губы Эрика, горячие и требовательные, ласкают ее рот, доставляя невероятное наслаждение. Его язык был очень умелым, но осторожным, бесконечно мягким и чувственным. Казалось, он сам знает, чего хочет Келли. Она разомкнула губы, впитывая слегка подзабытый бесподобный вкус мужчины, отвечая на волнующий, нежный и тягучий, как молодой мед, поцелуй. Келли ощущала биение сердца Эрика, прижимаясь к его теплому большому телу, купаясь в безграничной, захватившей все ее существо нежности. В этом чувственном поцелуе не было страсти, не было откровенного желания, лишь ласка, обволакивающая, расслабляющая. Их отношения были в самом начале, и Келли с Эриком не стремились форсировать события, постепенно познавая друг друга. Нежные прикосновения, взгляды, объятия, невинные поцелуи – медленный, волнующий путь к близости. Они хотели, чтобы в их любви все было по-настоящему, без спешки, они понимали, что наступит тот день, когда спокойная нежность уступит место сжигающей, бурлящей кровь жажде, но это время еще не пришло.
Язык Эрика последний раз скользнул по губам Келли, оставляя в покое нежный рот. Эрик смотрел на Келли, еле заметно улыбаясь, взгляд его темных бархатных глаз был неожиданно строгим. И завороженная этим взглядом Келли почувствовала слабое томление во всем теле. Пока это не было желанием, лишь что-то плохо уловимое; бессознательное, но необычайно приятное предчувствие.
Келли расслабленно лежала на песке, посреди огромного безбрежного пляжа она выглядела невероятно тоненькой и хрупкой, мягкий свет луны освещал ее лицо, придавая ей загадочный вид. Когда набежавшая волна захлестнула Келли ноги, и, вздрогнув, она негромко охнула, Эрик протянул руки, помогая ей сесть. Пристально вглядываясь в немного смущенное лицо Келли, он провел рукой по ее волосам, стряхивая прилипший к затылку песок, аккуратно убрал со щеки непокорную прядку, заводя ее за ухо.
- С тобой все в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь? - обеспокоенно спросил Эрик, ему вдруг показалось, что дыхание Келли стало неровным, прерывистым, и она вот-вот начнет задыхаться, как в тот страшный день, когда она потеряла сознание у него на руках.
- Все хорошо, даже очень, - она потянулась к Эрику, обнимая его за плечи и целуя в кончик носа, - холодный, - ее лукавая улыбка и озорной блеск в глазах послужили хорошим подтверждением словам и действиям. Келли действительно давно не было так хорошо, и даже волнение не оказало неблагоприятного влияния на ее самочувствие.
Поднявшись на ноги, они еще долго гуляли по пляжу, под покровом бархатной ночи. Время перевалило за полночь, но Келли и Эрику не хотелось уходить домой, они не спеша брели по песчаному берегу, вдоль океана. За спиной оставались огни шумного города, а здесь они были одни. Медленно идя по самой кромке воды, наслаждались прохладой волн, лизавших их ноги, глубоко вдыхая ночной воздух с соленым привкусом моря.
- Устала? - спросил Эрик, притормаживая и заглядывая Келли в лицо.
Келли, растерявшись, коротко вздохнула и откровенно призналась:
- Немного.
- Так лучше?
Келли негромко ойкнула, почувствовав, как земля уходит у нее из-под ног.
- Эрик, что ты делаешь, сумасшедший? Отпусти.
- Нет, ни в коем случае. Ты не тяжелая, - кивая головой, он указал вперед, устремив взгляд в темную даль пляжа, - я бы мог нести тебя на руках бесконечно.
- Эрик… - Келли обхватила Эрика за шею, чтобы ему было удобней, понимая, что спорить с ним бесполезно, а брыкаться и вырываться из сильных рук ей совсем не хотелось.
Келли чувствовала, как бешено колотится его сердце и, касаясь губами щеки, тихо-тихо в самое ухо прошептала:
- Ты мой рыцарь. Достаточно, опусти меня на землю. Я уже большая девочка, - и взмолилась, - Эрик, ты тоже устал, пусти. Мне неловко.
Не слушая Келли, Эрик пересек песчаную полосу и, поднявшись к дороге, поставил Келли на ноги, лишь остановившись около машины, припаркованной под высокой пальмой. Они весело рассмеялись, сообразив, что увлеченные друг другом, оставили обувь где-то на берегу. Скорее всего, там, где целовались и, даже вернувшись, вряд ли бы нашли ее. Скорчив комическую гримасу, Эрик проворчал:
- Вот задача, не помню, когда последний раз управлял машиной с босыми ногами, - посмотрел на улыбающуюся Келли и полез в карман за ключами.
Заинтересованная последними словами, Келли чуть подалась вперед и, закинув волосы за спину, со смешком спросила:
- А что, раньше приходилось терять обувь? - намек был шутливым, но очень даже понятным.
- Нет, Келл, - Эрик вдруг смутился, - нет, мне не приходилось сбегать с места преступления в полуголом виде, - и пояснил, - в ранней юности катал девчонок по пляжу на машине, взятой без разрешения родителей, - широко развел руками, как бы извиняясь. - Так, детские шалости, - и, обняв Келли за плечи, озабоченно произнес, - Келл, какая ты холодная. Замерзла? Забирайся в машину, вдруг простудишься.
Келли еще не успела устроиться на сиденье, а Эрик присев на корточки изловчился и, не дав ей подобрать под себя ноги, обхватил ее за лодыжки, подаваясь вперед и опускаясь на одно колено. Келли от неожиданности ойкнула, упираясь ступнями Эрику в живот, и почувствовала сквозь тонкую ткань рубашки обжигающий жар его тела.
- Боже, да ты же почти превратилась в ледышку, - огорченно проговорил он, сильно растирая заледеневшие женские ножки.
- Эрик, что ты, Эрик не надо, - в голосе Келли вдруг появилась манерная медлительность свойственная жителям юга, что означало одно - Келли очень взволнована. Прожив во Флориде больше десяти лет, она так и не смогла окончательно избавиться от этой плавности речи, характерной для южан, что вылезала наружу, выдавала ее с головой в моменты душевного несогласия. - Эрик, отпусти, - неуверенным приглушенным голосом просила Келли, но ноги освободить не пыталась. Несмотря на смущение, ей было очень приятно - тепло, исходящее от тела Эрика, словно живое, поднималось вверх от самых пяток, разливаясь по животу, спине, достигая самых кончиков пальцев рук. Но все равно в эти минуты она испытывала явный дискомфорт, та легкость, что была между ними, пока они гуляли по пляжу, куда-то испарилась. А поведение Эрика казалось неуместным. Нелепая, но достаточно правдивая мысль неожиданно пришла Келли в голову. Эрик ей очень нравился, даже более чем нравился, свалившаяся на ее бедную голову любовь захватила Келли целиком без остатка. Его глаза, его руки, его действия говорили об ответном чувстве. И с каждым днем эта связь между ними становилась прочнее и прочнее. Но, возможно, причиной того, что они были так осторожны в проявлении своей любви и у них не получалось сделать последний шаг, было не желание узнать друг друга получше с этой новой стороны, а то, что она, правильная, чертовски аккуратная и не признающая обмана, да и Эрик, не будучи лгуном, вот-вот должны были ступить на скользкую дорожку лжи, пересечь черту, что отделяла друзей от любовников. Правила поведения у них на работе строго-настрого запрещали близкие отношения между сотрудниками, а они готовились нарушить их, прячась и скрывая от всех происходящее между ними.
- Келли, - Эрик поднял глаза и, встретив ответный настороженный взгляд, увидел, как Келли прикусила нижнюю губу. Понял, что его действия заставили ее нервничать. Улыбка сбежала с лица, голос стал глухим и уставшим. - Извини, Келл, я делаю что-то не так?
- Все хорошо.
Келли хотелось плакать, в темноте салона Эрик увидел, как блеснули ее глаза. Не зная, как поступить и что сказать, она пробормотала, опустив голову:
- Уже поздно, отпусти меня, и поехали домой.
Руки Эрика ослабли, он чувствовал, что Келли расстроена, дождался, пока она устроится на сидении, встал на ноги, захлопнул дверцу и, чтобы выиграть хоть немного времени и собраться с духом, медленно обошел автомобиль сзади. Келли проводила Эрика взглядом, сожалея, что их прогулка окончилась на такой грустной нелепой ноте.
Вспыхнули фары, освещая дорогу, глухо заворчал мотор, и машина плавно тронулась с места.
- Прости меня, - с плохо прикрытой болью попросил Эрик, бросив короткий и немного робкий взгляд, - наверно я слишком много себе позволил.
- Нет, Эрик, - Келли положила руку ему на бедро, ее пальцы немного подрагивали, - наши прогулка была чудесной, просто… просто… - она, нервно пожав плечами, запнулась на мгновение. - Я боюсь, - и с горячностью, совершенно ей не свойственной, словно опасаясь передумать, заговорила короткими рваными фразами, - не тебя, нет. Возможно, себя. Или новых ощущений. Будущего. Боюсь оказаться в твоих глазах смешной. Или… или неумелой. Господи, - Келли сжала голову руками, - что я говорю?
Машина остановилась. Эрик, взяв Келли за запястья, потянул к себе.
- Я тоже чувствую себя странно. Словно у меня никогда не было женщин, словно в первый раз. Я терял дар речи, забывал все слова, глядя на тебя. И если бы не произошел это несчастный случай… Не знаю, сколько времени я бы ходил вокруг да около, не решившись признаться, - он горько усмехнулся. - Наверно, дождался бы, что появился кто-то более уверенный в себе и снова увел тебя у меня из-под носа. Келли! Но я люблю тебя. Люблю и хочу быть с тобой. Всегда.
- Я тоже. Тоже люблю, - Келли доверчиво улыбнулась и прикрыла глаза. Пальцы Эрика, прохладные и осторожные, касались ее щек, ладони гладили по волосам. - Никто меня у тебя не отберет. Я хочу быть с тобой, любить тебя.
- Все будет хорошо. Мы справимся. Обязательно, - Эрик целовал лицо Келли, ловя соленые слезинки, - я люблю тебя.
- Да… - прошептала она, подставляя губы под поцелуй.

@темы: #fandom: CSI, .I.2 Романтика, CSI Miami: Эрик Делко, Келли Дюкейн (таб.30)

---

[Айрелери]

Название: Прорыв
Фандом: Prince of Tennis
Герои: Санада Гэничиро, Юкимура Сэйичи, Янаги Ренджи, ОМП
Тема: V-1 – «Со мной такое впервые»
Объём: 864 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: О том, как впервые проявляется самая магическая способность Юкимуры
Авторские примечания: предканон

Им вообще-то пока не полагалось играть без присмотра сэмпаев. Только Юкимуру это совершенно не интересовало. А Ренджи сказал, что им надо играть больше, если они хотят удержать места в команде, потому что их недолюбливают и выгонят, если они дадут повод, но Юкимуру это тоже не волновало. Он просто хотел играть, о чем и сообщил Гэничиро. Вот прямо сейчас, и неважно, что через десять минут звонок на урок.
Гэничиро с такими, как он, никогда раньше не сталкивался. Он и с самим Юкимурой-то раньше тесно не общался – так, виделись в клубе для дошкольников, потом сталкивались в младшей школе, и на Гэничиро дома очень ругались за поражения. Не успел привыкнуть и за месяц в средней школе.
Гэничиро охнул. Рука не слушалась, как будто онемела. Он дернулся растереть – но и вторая рука онемела.
– Санада, ты чего? Что с тобой?
Он упал на колени – ноги подгибались и дрожали, в висках гулко бухала кровь. Юкимура, кажется, пытался привести его в чувство – тряс, пихал, но вынырнуть из этого странного состояния ему навстречу Гэничиро не мог.
– Ну Санада же! – у Юкимуры наверно прохладные мягкие ладони, а он совсем их не чувствует, обидно. – Гэничиро!
Звук собственного имени будто разорвал невидимый кокон – трава закололась, ноги ощутили, что в кроссовки набился песок, а голове сделалось неудобно, потому что голова у него лежала на острых и костлявых Юкимуриных коленях.
– Прости, я не хотел переходить на такой фамильярный тон. Просто ты меня напугал. Встать можешь?
Гэничиро попробовал.
– Я лучше пока посижу.
– Но с тобой все в порядке?
– Да. Не нужно волноваться, это недостойно.
– Да-да, – фыркнул Юкимура, – недостойно самурая, знаю.
Почему-то ему доставляло особенное удовольствие смеяться над самым серьезным. Гэничиро сердился, злился, но это было совершенно бесполезно.
– Эй!
Они обернулись, все трое. Гэничиро – кое-как повернув голову, Юкимура и Ренджи – встревожено и резко. По корту к ним шагал капитан Кагуя и голос у него был весьма сердитый.
– Что у вас произошло? Что с Санадой?
Капитан Кагуя – мрачный, в наглухо застегнутом школьном пиджаке рассматривал их троих, растрепанных испуганных, и, кажется, намеревался устроить выволочку. Гэничиро бы на его месте точно устроил.
– Это я виноват, – Юкимура встал, заслоняя их с Ренджи от пристальных капитанских глаз. – Я сам не знаю, как так вышло, но я как-то ударил по мячу, и Гэничиро, то есть Санада, перестал чувствовать.
– В смысле? – Кагуя нахмурился. – Куда ты ему попал?
– Никуда не попадал. Он просто пропустил удар и упал.
– Юкимура, можешь ты мне сказать – что происходит?
– Да не понимаю я! Со мной такое впервые, честное слово!
Кагуя нахмурился. Посмотрел на Гэничиро. Потом снова на Юкимуру – тот стоял, напрягшись и стиснув кулаки.
– Что именно вы делали?
– Мы... ну, мы играли. – Юкимура потупился. – А потом он упал.
– Я понимаю, что вы играли, а не плясали тут голышом. Что именно вы делали, когда играли? Я тебя ни в чем не обвиняю, я не буду вас наказывать, что вы без разрешения на клубный корт пошли, я разобраться хочу.
– Гэничиро подавал, я отбил. Я против солнца играл... не знаю, важно это или нет. Ренджи, ты видел же?
– Видел, они просто играли. Мяч ни разу не упал, хотя минут десять прошло, – подтвердил Ренджи. – Потом Гэничиро завернул свой Ветер, а Сэйичи, по-моему, солнце в глаза попало, он отбил Ветер, а Гэничиро упал. Вот и все.
– Солнце, значит, – Кагуя бросил взгляд на небо. Солнце скрылось за облаком, причем судя по размеру и положению этого облака пребывало за ним довольно давно и в ближайшее время показываться не собиралось. – Вот что. Бери ракетку и вставай против меня. Прямо сейчас.
– У нас математика, а у Сэйичи английский, – нерешительно перебил сэмпая Ренджи.
– Пять минут назад вас это не волновало. Если хотите, идите, мне нужен только Юкимура.
– Мы подождем, – сказал Гэничиро. – Мы без него не пойдем.
Он, к тому же, не был уверен, что дойдет до школы, – чувствительность еще не совсем вернулась, – но говорить об этом Кагуе не хотелось.
– Ну ждите. Пойдем, Юкимура. Сыграем.
Юкимура улыбнулся им с Ренджи и побежал за капитаном. Гэничиро запоздало сообразил, что солнца сегодня действительно почти не видно. А Юкимура все равно как солнце – когда в глаза ему смотришь и вы оба на корте.
Им с Ренджи удавалось побеждать Кагую. Нечасто, но бывало. У Юкимуры получалось чаще; остальные игры они заканчивали вничью.
Мяч летал туда-сюда; поймать глазам движение было очень трудно. Юкимура отбивал легко, чуть не танцуя; подачи Кагуи был тяжелыми и сокрушительными.
Гэничиро сжал кулаки. Чувствительность наконец-то полностью вернулась.
– Я не знаю, что это с Юкимурой. Но мне не нравится.
Мяч спружинил о сетку на ракетке Юкимуры и полетел обратно. Только что он отбил крученый призрачный мяч, как его прозвали старшеклассники, – особую подачу Кагуи, когда мяч пропадал в полете.
– Я тоже не знаю, что это. Но Сэйичи разберется, что ему с этим делать… Он никогда никому не проиграет.
– Человек на это не способен. Все проигрывают.
– Мне иногда кажется, – медленно произнес Ренджи, глядя в небо, – что Сэйичи будто бы не вполне человек. Будто бы он дитя богов.
– Дитя богов, – повторил Гэничиро.
Они одновременно посмотрели на Юкимуру, на отраженное в глазах солнце, которого не было – и на капитана, вдруг выронившего ракетку.
– Ипс, – выдохнул вдруг Ренджи.
– Что?
– Ипс. Так это называется. Он и правда – Дитя Богов.
Если бы не раздался гулкий в утренней тишине корта звонок, они бы долго еще стояли и смотрели, как их мощный телом, крепкий капитан силится – и не может подняться. После такого, казалось, легкого-легкого удара.

@темы: .V.1 Фразы, #fandom: Prince of Tennis, Prince of Tennis: команда Риккайдай (таб.30)

---

[Элайджа Бейли]

Название: zur See
Фандом: "Отблески Этерны"
Герои: Ротгер Вальдес, Олаф Кальдмеер, Луиджи Джильди, Руперт фок Фельсенбург, Альмейда, Ранштайнер, два омп.))
Тема: фэнтези - квест.
Тип: джен! xD
Рейтинг: PG-13
Жанр: АУ
Дисклаймер: я поигрался и вернул. И цитаты в начале, что курсивом выделены, - из канона.)

- Адмирал, что от вас хотят?
- Господин Вальдес, - сощурился Рудольф, - вас сюда не звали.
- И это ошибка! – Марикьяре осуждающе покачал головой. – Будущее господина Кальдмеера мне небезразлично, а он в состоянии постоять за себя только в море.
- Ротгер, вы преувеличиваете, - дриксенский адмирал неожиданно тепло улыбнулся, - иначе быть бы мне до сих пор помощником капитана.
- Будь я не прав, вас бы здесь не было! – огрызнулся марикьяре. Он и в самом деле переживал за пленника. Такое бывает, Жермон знал это по себе. Если ты сохраняешь чью-то жизнь, то будешь защищать ее до последнего, даже от своих. И тебя поймут, если это на самом деле свои.

- Кстати, Вальдес, какая завтра будет погода?
- Сумасшедшая… - рассеянно откликнулся марикьяре и резко повернулся: - Кальдмеер, вам не следует возвращаться! Слышите?

читать.

Альмейда выглядел настолько потрясенным, насколько это вообще было возможно. Адмирал бессильно сжимал и разжимал кулаки и тяжело дышал, хватая воздух губами.
Райнштайнер терпеливо подождал, пока Рамон придет в себя, и слегка наклонил голову – просил разрешения продолжить. Альмейда коротко кивнул, скользнул по Ойгену взглядом и уставился в карту, расстеленную на столе. Уставился абсолютно бессмысленным взглядом – видимо, все еще переживал принесенные бергером новости.
- Никому ничего не сказал, - говорил Ранштайнер с абсолютно непроницаемым лицом. – Взял свой корабль, оставил записку и уплыл.
- Один? – только и смог спросить Альмейда.
- Не знаю, - просто ответил Ойген.
Повисла неприятная тишина – тяжелая, липкая. Альмейда, раздумывая о чем-то, барабанил по столешнице пальцами, Ранштайнер стоял навытяжку, напоминая каменное изваяние. Наконец, Рамон, словно вспомнив о чем-то, указал Ойгену на стул. Барон кивнул и сел. Сквозь непроницаемую маску – так адмиралу показалось на пару мгновений – начали проступать нормальные человеческие эмоции: некая смесь удивления и сочувствия. Впрочем, наваждение было коротким.
- Дезертировал, значит, - выдохнул Альмейда. Он встал, вытащил из шкафа бутылку и два стакана, один из которых передал бергеру.
- Дезертировал, - коротко кивнул Ранштайнер. В стакан полилась прозрачная жидкость, остро пахнущая перцем и каким-то травами. Настойка. – Если официально.
- Что с запиской?
Ойген вытащил из внутреннего кармана свернутый вчетверо листок – вытащил быстро, словно ждал, когда адмирал попросит. Прочитать вслух не просил: то ли помнил о субординации, то ли не действительно было неинтересно.
Дальше произошло нечто, заставившее даже непроницаемого бергера изумленно распахнуть глаза. Альмейда отшвырнул в сторону несчастный листок и засмеялся – весело, искренне, далеко запрокинув голову.
- Только взгляни, - пытаясь сдержать смех, сказал адмирал. – Взгляни.
Ранштайнер осторожно поднял записку и быстро пробежал по строчкам взглядом.
Надо сказать, удивляться барон умел весьма талантливо.

Соленый ветер зло трепал парус, небо заволокло свинцовыми тяжелыми тучами – погода не обещала ничего хорошего, но об этом Вальдес знал еще вчера. Он стоял на палубе, где-то внизу возились матросы, в вышине что-то угрожающее выло, смешиваясь с тонкими, плачущими голосами горных ведьм. Девочки беспокоились, и причина этому беспокойству была. Даже, пожалуй, не одна.
- Спокойно! – весело выкрикнул в небо Ротгер. Матрос за его спиной вздрогнул и взглянул на Вальдеса – впрочем, не удивляясь особо. О причудах марикьяре слагались легенды, и Ротгер вовсю заботился о том, чтобы этим легендам следовать. – Я просто заберу его… и сразу домой.
Что творится в голове Вальдеса, не знал, пожалуй, и сам Вальдес. Если бы его спросили, зачем он сорвался среди ночи, вывел из Хексберг корабль, разбудил шестерку матросов, Луиджи и бросился прочь, прекрасно зная, что завтра будет шторм, он бы просто пожал плечами. И рассмеялся. Или сначала рассмеялся, а потом ответил бы что-то неопределенное.
- Нас признают дезертирами, - печально заметил Джильди. – И повесят.
- Скорее застрелят, - не согласился Вальдес. – Памятуя о наших прошлых заслугах.
Джильди вздохнул, всем своим видом показывая, что хрен редьки не слаще.
- Теперь, когда у нас есть время, - после недолгого молчания заговорил Луиджи, - может, объяснишь, какого Леворукого мы тащимся… куда мы тащимся, кстати?
- В Дриксен, - просто ответил Вальдес, глядя куда-то вдаль, выше паруса, который рвал на части озверевший ветер. Матросы позади начинали шевелиться – ждать, пока тряпку раздерет на части, они не собирались.
Джильди снова замолк, о чем-то судорожно размышляя.
- По морю? – уточнил он.
- Как видишь, - отозвался Ротгер.
- А не проще…
- Не проще, - покачал головой марикьяре, поворачиваясь к другу. – Ни один дриксенец в здравом уме не пустил бы нас через границу. И ни один дриксенец в здравом уме не станет выпускать корабль в шторм.
На лице Вальдеса плутовато сияла шалая улыбка. Джильди страстно захотелось выругаться – даже не выругаться, собственно, а кричать на Ротгера, топая ногами, круша все на своем пути и размахивая рапирой. Луиджи подозревал, что Бешеный абсолютно, безвозвратно безумен, но упрямо надеялся на лучшее. До этой минуты.
- Ну и зачем? – вместо этого поинтересовался Джильди.
- Кто как не мы, - воодушевленно отозвался Ротгер, снова отворачиваясь к морю, - спасет адмирала цур зее от злодейских талигойских разбойников?

Капитан Лемейн пришпорил коня и обернулся. Они шли к морскому побережью, как и было запланировано; Рудольф фок Фельсенбург и адмирал Кальдмеер ехали в экипаже с прикрытыми темными занавесками окнами. Все это объяснялось мерами предосторожности, хотя ни Ледяной, ни знатный отпрыск этим не интересовались – адмирал вообще хранил молчание, как на похоронах, а молодой фок Фельсенбург, видимо, пытался ему подражать. Лемейн неприятно хмыкнул: черты узкого лица заострились, сделав его похожим на поседевшую лисицу.
Небо стремительно темнело, наливаясь свинцовой тяжестью. Тучи норовили прорваться ливнем в любую минуту: Лемейн взглянул вверх, пытаясь прикинуть, сколько времени осталось до бури. Хорошо бы управиться до того, как разверзнутся небесные хляби, - промокший и жалкий вид сопровождающих только добавит им очков перед кесарем.
- Хельмут. – Капитан взмахнул рукой. От отряда отделился высокий широкоплечий мужчина со светлой щетиной на щеках. – Скажи, Хельмут, когда начнется буря?
Подошедший растерянно моргнул.
- Я не умею предсказывать погоду, - только и сказал Хельмут. Лемейн раздосадовано отвернулся, пуская коня шагом – офицер осторожно двинулся за ним, немного отставая.
- Я хочу услышать предположения, лейтенант.
Хельмут обреченно уставился в небо, которое ответило дриксенцу раскатистым рыком.
- Часа через три-четыре, - наконец, сказал лейтенант.
Хищное лицо Лемейна расплылось в благодушной улыбке.
- Поворачиваем к морю, - приказал капитан, переходя на рысь.

Ветер гнал корабль к видневшемуся вдали скалистому берегу. Вальдес куда-то пропал, оставив Луиджи общаться с горными ведьмами в гордом одиночестве. Если не считать, конечно, вымокшего матроса, таскавшего какие-то канаты.
Дождь уже начался – крупные капли противно холодили спину, сваливаясь за шиворот. Джильди обреченно оглядел грязно-серое небо, ощерившийся дриксенский горизонт и исходившее пенными валунами море. Какая-то романтика в этом определенно была, но Луиджи все это продолжало напоминать Поликсену, а не думать о девочке без боли он не мог. Чтобы убраться подальше от тяжких мыслей, Джильди спустился к одинокому матросу и попытался с ним заговорить, силясь перекричать завывания ветра.
- Куда движемся? – поинтересовался фельпец. Матрос вздрогнул, выронил канат и уставился на Луиджи с изумлением.
- Ась?
- Движемся, спрашиваю, куда?
- Дык к Дриксе, - махнул рукой матрос.
- А потом что? – Если не удалось узнать подробностей у Ротгера, может, моряк что-то пояснит.
- А потом велено стоять у берега на полной изготовности. Словно сами не знаете, - фыркнул матрос и наклонился, продолжая истязать канат. Фельпец некоторое время изучал покрасневшие и обветренные руки мужчины, потом вздохнул, понимая, что существовать в неведении больше не может, и двинулся вниз – к Вальдесу.
Ротгер сидел у карты, что-то рассеянно отмечая на видавшей виды бумаге. Стрелки и кляксы располагались хаотично, напоминая издалека стайку пауков-сенокосцев, облитых смолой.
- Долго будешь отмалчиваться? – сердито спросил фельпец с порога. Марикьяре медленно поднял глаза, удивительно пустые и холодные, и снова уткнулся в карту. С кончика пера слетела еще одна жирная клякса, от которой сейчас же расползлись тонкие линии-ножки.
- Кальдмеер и фок Фельсенбург до Эйнрехта не доедут, - сказал Вальдес.
- Это тебе ведьмы рассказали? – скептически осведомился Луиджи. Бешеный неопределенно пожал плечами.
- А пусть даже ведьмы.
- И что еще рассказали тебе твои ведьмы? – продолжал издеваться фельпец.
- Что адмирал цур зее и Руперт едут в карете с занавешенными окнами, - нараспев, словно сказку, начал рассказывать Вальдес. – И вокруг них бегает хитрый лис, которому почтенный Ледяной ну очень сильно не нравится. Лис везет карету к берегу, чтобы утопить, а кесарю потом рассказать длинную и печальную историю о том, как талигойские разбойники подло, в спину, убили Олафа Кальдмеера и Руперта фок Фельсенбурга.
Джильди нащупал за свой спиной стул и присел.
- Талиг, который весь, включая женщин, детей и собак, состоит из разбойников и негодяев, ужасно не хочет жить с Дриксен в мире. Вот такая перчатка в лицо господину кесарю, - закончил марикьяре.
- Почему ты не сказал Альмейде?
Вальдес поднял глаза на Луиджи, пытаясь взглядом выразить все снисхождение, с которым он воспринял слова фельпца.
- Причалим минут через двадцать, - вместо ответа сообщил Луиджи Ротгер. – Захвати с собой рапиру. Надеюсь, до драки не дойдет, но мало ли.
Джильди слабо представлял себе, как в этой ситуации можно выкрутиться без применения холодного оружия. Разве что жахнуть из пушки, но дриксенского адмирала и его помощника пришибет вместе с подлецами, а этого Вальдес уж никак не может допустить.
Фельпец всегда считал себя человеком непрозорливым и простым, как чурбан. Но в этом случае он, кажется, начинал кое-что понимать. И про спасенного Ледяного, и про то дом, где постоянно находилась куча людей, каждого из которых Вальдес считал своим гостем. Луиджи понимал и ту ответственность, которая, предположительно, лежит на спасителе. И что Джильди понимал лучше всего – так это попранные гордость и чувство справедливости. Спастись у чужих, чтобы потом прихлопнули свои? Да еще так подло – ножом промеж лопаток?
Фельпец досадливо поморщился. Из каюты до него донесся голос Вальдеса – марикьяре самозабвенно распевал что-то бодрое на кэналлийском.

Ледяной полностью оправдывал свое прозвище: когда экипаж неожиданно встал, дверь распахнулась и в проеме замаячила недобрая физиономия Хельмута, адмирал даже не моргнул. Зато фок Фельсенбург ощерился, как волчонок.
- Мы уже приехали? – поинтересовался Руперт. Хельмут молча схватил наследника за отворот камзола и вышвырнул из экипажа. Кальдмеер удостоил дриксенского лейтенанта презрительным взглядом. Хельмут, так и не решившись, отступил в сторону, позволяя Ледяному выбраться самостоятельно.
Лемейн сидел верхом на своем мориске – так он, не удавшийся особо в высоту, мог смотреть на адмирала сверху вниз. Под копытами лошади завозился Руперт, гневно крича; Олаф негромко сказал ему что-то, и фок Фельсенбург мгновенно замолчал.
- Ожидаемо, - бросил Кальдмеер, взглянув на Лемейна. Серый лис улыбнулся, разглаживая многочисленные морщинки на лице.
- Адмирал, вы понимаете, что на этом ваше путешествие закончено?
Олаф промолчал, тронув кончиками пальцев свой шрам. Жест вышел несколько резким – Хельмут дернулся в сторону, вытаскивая рапиру, но Лемейн остановил его небрежным движением руки.
- Увы, - проговорил капитан, продолжая улыбаться. – Вам не повезло. Талигойские негодяи подло убили вас. Война неизбежна.
- Мне казалось, война не заканчивалась, - спокойно ответил Кальдмеер.
Улыбка исчезла с лица Лемейна. Его безмерно злило равнодушие Ледяного: капитан ожидал, что адмирал начнет просить пощады, но тот молчал. Молчал и фок Фельсенбург, только мелко трясся – то ли он ярости, то от холода, то ли от страха.
Буря набирала обороты. Волны жадно облизывали берег – их не было видно отсюда, но пенистое рычание, вторящее раскатам грома, сложно было не услышать. С неба срывался косой дождь, вода заливалась за воротник, заставляя Лемейна раздражаться еще сильнее.
- Дайте мне мой пистолет, лейтенант.
Хельмут услужливо протянул капитану оружие.
- Неужели, чтобы убить из пистолета двоих безоружных, - неожиданно заговорил Олаф, - вам нужна поддержка всего отряда?
- Ты прав, - фамильярно ответил Лемейн. – Отойдем в сторону. Оставаться на месте, - это уже Хельмуту, который, гордый вниманием командира, мгновенно посерьезнел.
Лемейн спешился, передав поводья лейтенанту. Под низким грозовым небом три человека двинулись в сторону утеса, словно отрезавшего стоянку от места казни.
Руперт продолжал дрожать. Олаф рассеянно взглянул на своего помощника и двинулся к утесу, подгоняемый ставшим очень громким голосом Лемейна.
- Руппи.
Шепот донесся откуда-то издалека, смешался с шумом прибоя, разметался по ветру, как пыль.
- Я отвлеку его. Беги.
Дуло пистолета ткнулось в спину. Лис не слышал – он не мог слышать, что говорил Кальдмеер, но он видел, как шевелились губы.
- Я дам вам время на последнее слово, - пообещал Лемейн. – А сейчас – заткнитесь.
- Как великодушно, - негромко, но отчетливо выдохнул Ледяной. Лемейн скрипнул зубами и сильнее прижал оружие к прямой, как палка, спине адмирала.
Скала надежно прикрывала поляну от ветра. Здесь был только дождь – холодный, пробирающий до костей. Взглянув вниз, можно было увидеть грязные воды Устричного моря, бросавшиеся на камни, как хищник на прутья клетки. Не самое приятное место для упокоения; впрочем, какой может быть покой в такой бушующей стихии?
Руперт и Олаф стали спиной к своей будущей могиле. Лемейн отошел на десять шагов и замер.
- Последнее слово, адмирал?
И сразу, сливаясь с последними звуками речи капитана, заговорил кто-то посторонний – заговорил на непонятном языке. Лемейн не успел повернуться – на его губы легла чья-то рука, не позволяя ему сказать ни слова.
- Позвольте, - зашептал незнакомец уже на талиге, - последнее слово будет за мной?
Лемейн свирепо замычал, но его голос ветер развеивал уже на расстоянии пары шагов. Пришелец держал крепко; и пистолет, к ужасу капитана, был уже в чужой руке.
- Талигойские негодяи убили не только почтенного адмирала и высокородного дриксенца, - нараспев заговорил незнакомец, - но и храброго капитана. Бах!
Пистолетный выстрел прорезал бурю, заставив ту всколыхнуться с еще большей яростью.
К ужасу и удивлению Лемейна, убийца выстрелил в воздух. В следующее мгновение ледяное дело коснулось капитанского виска – не сильно, даже нежно. Насколько слово «нежно» совместимо со словом «дуло».
- Увы, капитан, свое последнее слово вы уже сказали. Бах!
В последние секунды своей жизни, прежде, чем рухнуть под ноги незнакомцу, Лемейн увидел изумленные глаза Ледяного – и неистовую радость, которой засветилось лицо Руперта.

Вальдес самозабвенно пил, закинув ноги на стол. Несчастный корабль швыряло по волнам, как щепку, но это, казалось, совершенно не волновало марикьяре. Размалеванная карта, как заметил Луиджи, покрылась еще и бордовыми винными пятнами.
Ледяной взирал на своего спасителя со смесью удивления и непонимания. Руперт сидел рядом, под страхом смерти не желая разлучаться с Кальдмеером, словно, стоит фок Фельсенбургу выйти, как здесь появится живой Лемейн и начнет размахивать пистолетом.
- И что это было? – наконец, спросил Олаф. Ротгер взглянул на адмирала поверх бутылки.
- Акт спасения, - пояснил марикьяре. Тучи над каютой стремительно сгущались – фельпец чувствовал это почти физически. И ненастье за окном казалось Луиджи детским лепетом.
- Какого… - Ледяной усилием воли сдержался. – Зачем?
- Я подумал. – Вальдес сделал паузу, словно ожидая, что кто-нибудь пошутит. – Что нет никакой разницы, убьет вас Лемейн и похоронит в Устричном море, или же вы снова отправитесь ко мне в гости. В любом случае виноваты талигойские разбойники.
Руперт снова затрясся. Ротгер молча протянул ему бутылку, в которую дриксенец вцепился, как жаждущий в чашу с живительной водой.
- Абсолютно бессмысленно и глупо, - прокомментировал Ледяной. Марикьяре хрипло рассмеялся, откидываясь на спинку стула.
- Вы, адмирал цур зее, в состоянии постоять за себя только в море, - сказал Ротгер. – Я вам уже это говорил.
В каюте повисла тишина – слышно было только, как шумно глотает вино перепуганный до невозможность Руппи.
- А я в вас, может быть, успел влюбиться, - продолжал ухмыляться Вальдес. – Как же я могу допустить вашу смерть?

Альмейда негодовал. Альмейда был в ярости и больше всего на свете хотел врезать зазнавшемуся вице-адмиралу в челюсть. Но пока держал себя в руках.
О возвращении марикьяре доложил невозмутимый Ранштайнер. Пришел и сказал, словно из вылазки вернулся обыкновенный дозорный корабль. Ойгена Рамон тоже очень сильно хотел ударить по лицу.
- Он пока поживет у меня, - сообщил озверевшему Альмейде Вальдес. Марикьяре выглядел промокшим, бледным и чудовищно веселым.
- Ротгер, - взвыл адмирал, стуча кулаком по столу. – Ты не щенка подобрал на улице!
- Да, - оскалился Бешеный. – Щенки милые. Руппи, кстати, тоже поживет у меня.
Альмейде оставалось только махнуть рукой.
- Вальдес, - устало позвал адмирал, когда марикьяре развернулся, собираясь выйти.
- Да, альмиранте?
- Чтобы отчет о твоем разведывательном рейде завтра же лежал на моем столе.

@темы: .II.3 Фэнтези, Отблески Этерны: фэндом в целом (таб.30), #fandom: Отблески Этерны

---

[AlyonaSL]

Название: Фонарики
Фандом:CSI LV
Герои: Гил Гриссом/Грэг Сандерс
Тема: "Цвета/Оранжевый"
Объём: 1583 слова
Тип: слэш
Рейтинг: R
Саммари: "- Так вот, и вдруг перед глазами - много ярких таких оранжевых фонариков. Знаешь – китайские небесные фонарики? Видел когда-нибудь?"
Примечание: POV Гил Гриссом
Дисклеймер: всё чужое. Моя только любовь.


ФОНАРИКИ

...А потом я поцеловал его – мягко, легко, едва захватывая губы губами, - пока он еще возбужденно дышал, постанывая прямо мне в рот, и снова закрывал глаза, в которых тихонько светилось счастье пополам с приятной усталостью.
- Вот как у тебя сил хватает так орать, - улыбнулся я, в свою очередь успокаивая дыхание. И повторил в который раз: - Катастрофа ты акустическая.
Он посмотрел на меня, губы тоже дрогнули в улыбке:
- Я же тебе говорю: это как будто разрывает изнутри...
- Правда?..
Сам я кончал куда спокойнее: может, из-за возраста, а может, из-за темперамента. И как раз подумал, что...
- ...а вообще оргазм бывает очень разный. Ты знаешь?
Я вздрогнул. Он что, читает мои мысли?
- Знаю. Хотя по молодости меня это так удивило! Я тогда полагал, как биолог, что у мужчин всё достаточно примитивно устроено, и ощущения тоже примитивные и каждый раз одинаковые...
- Всё тебе врали, биолог, - он усмехается, притягивает мою голову к себе и целует в ответ: но уже сильнее, явственнее, проталкиваясь между губами языком, - словно хочет спровоцировать меня еще на один раз, хотя мы оба и так вымотанные после работы, как на один-то заход обоих хватило...
- Грэг, - говорю я предупредительным тоном, когда он останавливается вдохнуть. – По-моему, ты устал.
- Ага, - он смеется и целует меня еще раз: уже не в губы, а чисто символически, за ухом. – Я знаю. Так мы же ничего? Мы же просто разговариваем? Про оргазм?
- Ну да, - я тоже смеюсь, потому что мне даже после секса чертовски приятно ощущать, как он дышит, как смеется, как устраивается рядом со мной в постели "для интересной беседы".
- Вот ты спрашиваешь, чего я кричу... А ты заметил, что я теперь не всегда кричу, и не всегда так громко?
Хм, неужели? Не заметил, верно. Когда он кончает, мне, как правило, не до особых наблюдений. Я либо кончаю вместе с ним – это не так уж редко бывает, как принято думать, по крайней мере у нас,– либо нахожусь в состоянии предвкушения оргазма, когда вот-вот накатит, либо пытаюсь отдышаться и смотрю на него: это феерическое зрелище, и уже совсем не до того, чтобы анализировать, громко ли он кричит.
- И пожалуй, Медведь, только с тобой я окончательно понял, что у мужчин оргазмы тоже бывают разные.
- Конечно, - понимающе киваю я. – Когда ты внизу и когда ты вверху?
- Да без разницы на самом деле, – он машет рукой. – Я не о механизмах, а о принципах ощущений... Иногда это бывает действительно такой взрыв внутри, что если не орать – чувствуешь, что тебя на клочки порвет. Вот помнишь, у меня так было тогда... когда мы первый раз.... ты что, я думал, что меня тогда разнесет не на клочки, а на элементарные частицы!..
Я помню. Я очень хорошо помню, как сам забыл, что у меня за стеной соседи, – а в общем, был день, они давно уже ушли на работу, это у нас смена ночная, и ночь у нас днем, поэтому мне тогда было все равно, слышит нас кто-нибудь или нет. Мне – все равно! Уму непостижимо.
И я помню, как он буквально плавился в моих руках, выгибался, прижимаясь еще ближе, и как я потом целовал его, счастливого, задыхающегося, - понимая, что делаю что-то неправильно, но что не буду жалеть об этом ни завтра, ни через месяц, ни через год, и он тоже жалеть не будет, - а все, кто считает это неправильным, пусть идут куда-нибудь подальше и там рассуждают о правилах и моралях.
- А иногда, – продолжает Грэг, мечтательно улыбаясь, - это бывает как долгая такая дорога, чертовски увлекательная, захватывающая, но после нее ты приходишь домой, садишься на крыльцо, вытягиваешь ноги и выдыхааааешь...
Я чуть заметно качаю головой: надо же, он прав, это одно из наиболее частых моих ощущений при оргазме, только я никогда не сообразил бы описать его такими словами.
- А иногда это бывает как полет в темноте, и вот летишь, летишь – и вдруг перед глазами...
- Звезды? - усмехаюсь я.
Да уж, что может быть штампованнее и пошлее, чем описание оргазма как "звезды в глазах".
- Да какие звезды, – Грэг приподнимается на локте, смотрит на меня внимательно и слегка ехидно: а я этого даже не замечаю, я гляжу на капельку пота, соскальзывающую по его груди, и она отвлекает все мое внимание.
- Гил? Ты меня слышишь?
Я встряхиваю головой:
- Да-да, конечно!
- Так вот, и вдруг перед глазами - много ярких таких оранжевых фонариков. Знаешь – китайские небесные фонарики? Видел когда-нибудь?
- Нет, ни разу, – честно признаюсь я. И уже догадываюсь, что сейчас он устроится поудобнее и начнет мне про это рассказывать: внутренне радуясь, что обнаружил еще что-то, чего я не знаю.
Вот какой смешной. Я никогда не говорил, что знаю все.
- Зрелище абсолютно потрясающее, - Грэг произносит это совсем шепотом, глаза у него блестят. – В темном-темном небе множество летящих бумажных фонариков со свечами...
- Летящих? – удивляюсь я. – Летящих бумажных фонариков? Со свечами?
- Ага! Понимаешь, это работает по принципу воздушного шара. Свеча разогревает воздух внутри фонарика и поднимает его вверх. А еще так классно подсвечивает изнутри... Обычно их пускают ночью, чтобы лучше было видно: как по темному небу летит множество ярких оранжевых фонариков. Они поднимаются вверх, и небо кажется усеянным множеством ярких оранжевых точек...
- Романтик, - говорю я. И все-таки немного себя сдерживаю: потому что мне снова хочется его поцеловать, уже по-серьезному, и я знаю, что если сейчас начну – то наверное, уже не остановлюсь. Но и черт с ним, может быть, - кто сказал, что меня может не хватить на второй раз? Особенно когда он так заманчиво рассказывает про небо в фонариках, и у него самого в глазах, которые в темной спальне кажутся почти черными, вспыхивают невесть откуда взявшиеся оранжевые огоньки.
- Грэг, - говорю я негромко. - Кончай болтать...
- Займись делом, да? – он усмехается и тянется ко мне губами. Словно в самом деле читает мои мысли: и сам целует меня, первым, и кладет одну ладонь мне на затылок, удерживая совсем близко, заставляя меня ощущать себя тем самым бумажным фонариком, внутри которого зажглась маленькая теплая свечка, и он вот-вот разогреется и взлетит вверх.
Кажется, я сам с ним становлюсь неисправимым романтиком. Да хоть бы я возражал!..
Я закрываю глаза и позволяю ему делать с собой все, что угодно: и еще успеваю отметить умом, что Грэг оборвал поцелуй и скользнул губами вниз, к моему члену. Еще успеваю почувствовать, как он проводит языком по уздечке и ласкает головку, а затем все вокруг становится темным, как ночное небо, и перед глазами медленно плывут маленькие оранжевые точки, в самом деле как фонарики, которые долго-долго не гаснут, слабо мерцая вдали, и наконец все пропадает: я вздрагиваю всем телом, раз, другой, третий - и кажется, временно отключаюсь от реальной действительности.

Просыпаюсь я часа через два от запаха кофе: это еще мне так непривычно, что мгновенно будоражит и заставляет выныривать из сна.
- Грэг?..
- А? – он стоит в дверях и улыбается, голый и неприлично взъерошенный. – Я хотел сообщить, босс, что кофе готов!
Еле преодолеваю искушение запустить в него подушкой.
- Ты опять за свое?
- Ага! А ты скажи: "Техник Сандерс... тьфу, стажер Сандерс, когда вы прекратите называть вашего босса в постели боссом?.." – он откровенно ржет, сгибаясь прямо в дверях от хохота, и я думаю, что сейчас встану и тресну его по заднице. С большим удовольствием!
Но вместо этого говорю:
- Иди сюда.
Он даже не сразу перестает смеяться. А потом подходит и осторожно садится на постель.
- Представляешь, - говорю я, поглаживая его по бедру, – я видел фонарики. Вчера. Когда ты...
- А я тоже! – он кивает, не требуя дальнейших разъяснений. – Буквально вместе с тобой!
- И ты? – кажется, моему удивлению нет предела. Хотя по мне это может быть и не очень заметно. Но он понимает, - привык уже к специфическому выражению моих эмоций.
- Видишь ли, Гил, - произносит он, шутливо копируя мои рабочие интонации, – когда ты достаточно откровенно ласкаешь человека, которого ты лю... эммм.... который тебе нравится, то испытываешь иногда такое сильное удовольствие, что кончаешь сам. Понимаешь? Словно ты с этим человеком вместе берешь два билета в один конец и уезжаешь куда-то далеко-далеко... что тебя удивляет?
Мне хочется сказать "Ты меня удивляешь", но я молчу. Я просто беру его ладонь и перебираю пальцы, а потом осторожно облизываю их по одному, - словно не замечая, как он при этом вспыхивает и слегка сжимается от нарастающего возбуждения.
- Меня удивляют бумажные фонарики, - как ни в чем не бывало продолжаю я, выпуская изо рта его большой палец. – Надо будет как-нибудь поставить такой эксперимент вживую.
- Ага-а, - еле бормочет он – и больше ничего не говорит. Только дышит глубже и беспорядочнее, сжимая бедра. Ну и замечательно! В конце концов, ему только двадцать семь, и его "внутренняя свечка" зажигается куда быстрее.
- А сейчас я хочу повторить твой эксперимент, - произношу я очень серьезно. Приподнимаюсь, опрокидываю Грэга на спину, развожу ему колени и беру его член губами: сначала легко, а потом сильнее, целиком, - ощущая, как он постепенно твердеет прямо у меня во рту.
- Эммм... ммм... Мммедведь, - бормочет Грэг, но я этого уже не слышу. Я хочу, чтобы мы еще раз вместе посмотрели на эти маленькие оранжевые фонарики, - и чтобы мне довелось испытать то же, что и ему вчера: когда ты сам кончаешь от того, что вот так откровенно ласкаешь человека, который тебе нравится.... да что там, которого ты любишь. Именно это ведь он хотел сказать?
И когда в зыбкой темноте – откуда бы ей взяться, ведь день на дворе? – начинают появляться яркие оранжевые точки, медленно подплывая ближе и превращаясь в теплые бумажные фонарики, - я понимаю, что эксперимент удался, и вот-вот войдет в завершающую фазу.
И я чувствую себя при этом таким счастливым, каким не был уже очень давно.

@темы: CSI: Гил Гриссом, Грэг Сандерс (таб.30), #fandom: CSI, .IV.1 Цвета

---

Океан.

[вайтлоу]

Автор: flower dust in your eyes
Фандом: Хроники Нарнии
Герои: Эдмунд, Питер, Люси, Сьюзан, Радабаш
Тема: III-5.Океан
Объём: 1170 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечание: действие происходит перед частью "Конь и его мальчик"
Размещение: запрещено

Когда к нам прибыл ташбаанский принц с пышной свитой и богатыми дарами, Люси и Сью радовались как дети. Хотя о чем я, мы тогда были не такими уж и взрослыми, Лу летом миновало четырнадцать.
Рабадаш напомнил мне принца из восточной сказки. Я считал эти смутные ассоциации великим знанием, которое мне даровал Аслан, я был дураком. Но главное – Сью понравился этот темноликий принц с черными кудрями и медовым голосом. Он пел ей о том, какая она прекрасная, как будто этого не было в ее имени, которое славила вся наша страна и даже наши друзья в Орландии.

- Она так увлечена им, - вечером второго дня заметил Питер. – Как думаешь, что-нибудь выйдет?
Я пожал плечами и кинул полено в камин. Мне не нравился этот принц, но я не мог рационально этого объяснить, и следовательно – не мог об этом сказать, потому что я бы сам не верил в свои слова тогда, и какой от них толк.
- Посмотрим брат.
- А все же? – Питер задумчиво почесал подбородок. Он две недели провел в море, и видимо моему царственному брату было лень там следить за собой. У него начинала расти борода, и Люси мне жаловалась, что ей противно целовать Пита в щеку теперь. Но наш Верховный Король втайне гордился ей, потому что так выглядел старше.
Чем бы дитя не тешилось, как говорится. Мне лично она совсем не мешала.
- Он пробудет тут еще пять дней. Рано говорить о чем-то только после пары ласковых взглядов и нежного шепота на ухо.
Мне были противны эти нежности.

На следующий день мы отправились на прогулку на побережье океана, это была идея Люси – устроить небольшой пикник и познакомиться с Рабадашем поближе.
Была теплая погода, и мне как-то отчетливо врезался в память тихий ласковый шелест, с которым волны накатывали на песчаный пляж. Мы с Питером отстали от девочек, которые вились вокруг принца. Это была неофициальная прогулка, мы босыми брели по побережью, закатав штаны. Ни корон, ни плащей, только у Пита был тонкий золотой обруч.
- Мне кажется, тебя что-то гнетет, - сказал вдруг брат.
- Глупости. Просто мне противен этот приторный щебет, - усмехнулся я.
Это была почти правда, я не выносил сюсюканий и нежностей, нимфы и русалки смеялись над моей излишней чопорностью, а молодые фавны, племянники мистера Тумнуса, дразнили порой, пользуясь тем, что они наши друзья и им ничего не будет за такое. Да и не было бы, они в чем-то были правы.
- Ты беспокоишься за Сью, - Питер покачал головой, а потом сжал мою руку. – Ты забыл, то она всегда была самой разумной среди нас, Эд? С ней все будет хорошо.
У него редко получалось успокоить меня такой фразой, когда что-то действительно шло не так. Это был как раз такой случай.

Позже, когда мы оказались в Тархистане заложниками собственной доверчивости, я не раз возвращался мысленно к той неделе в Кэр-Паравале с принцем, и всякий раз спрашивал себя – почему я, тот, кто носит титул Мудрого, не смог предвидеть этого.
Ведь сладкий голос Рабадаша и его подарки не очаровали меня, у меня и так все было, что мог дать мне этот язычник, который подобно Ведьме считал Аслана простой кошкой.
Но когда мы гуляли по берегу океана, я совсем не думал о том, что что-то плохое все-таки может случится со мной или Сью, или с Люси, ведь рядом был Питер, он держал меня за руку и выглядел таким спокойным.
Это его спокойствие успокаивало меня куда больше его слов, которые только злили и пробуждали во мне ехидство.

Мы незаметно ушли как-то слишком уж далеко, и когда на меня со спины налетела Люси, что-то попутно выговаривая, я даже не понял сперва, откуда она здесь. Мне уже давно казалось, что гуляем исключительно мы с Питером, непростительная оплошность для меня.
- Куда вы убежали, - сердито топнула ногой сестра. – Мы уже разложили все для пикника, а вас нет и нет!
Я обернулся. Они расположились выше песчаного пляжа, на траве. Сью важно сидела и слушала, как Рабадаш что-то шепчет ей на ухо.
- И думаю, он немного хотели побыть одни, - немного резко добавила Люси.
Помню, как жалко мне стало ее тогда, ведь на той неделе Сью, которая обычно принадлежала ей, была с тархистанским принцем, а я дни напролет пропадал в кабинете с Питером, да и вообще… У Сьюзен был принц, у меня был Питер, а Лу осталась совсем одна.
Мне стало стыдно, и нежный шелест волн на мгновение как будто перестал быть гармоничным, в него вмешался рык льва; Аслан по-своему присматривает за нами.
- Прости, Лу, - засмеялся Питер и прижал к себе нашу сестру. – Мы просто заболтались о скучных вещах! Ты же знаешь, у нас бывает.

Когда мы подошли к Сьюзен и Рабадашу, они разве что уже не целовались. Мерзкое зрелище, на самом деле. Лунус, самый вредный из племянников мистера Тумнуса, обязательно бы сказал, что мне просто нужно найти себе девушку, и все будет хорошо.
Мне кажется, никто в целом мире не понимал того, что знал я. Ну, может быть еще Люси… В нашу четверку не могут вмешиваться посторонние, мы не можем выносить что-то за пределы этого круга.
Немного неудобно, но для меня мои сестры и брат всегда были (ну хорошо, не всегда, а только последние пару лет) важнее других. Других просто не было.
- Где вы пропадали, - недовольно начала Сью. По ее тону было сразу понятно, что нас ждет потом серьезный воспитательный разговор на тему «Как нехорошо бросать гостей». Но мне было немножко все равно, если честно.
Я все еще пытался понять, что несет в себе для нас Рабадаш и почему мое сердце никак не успокоится под этим кротким черным взором.

Мы болтали о всякой ерунде, вроде погоды и того, как сильно наши кухни различаются; Рабадаш привез с собой тархистанских пряностей и своего личного повара, который помогал нашим создавать шедевры тархистанской кухни. Блюда были вкусными, но мне не по душе, мне больше была мила еда, которую мне готовила миссис Бобер, когда я уединялся в своем лесном доме.
Потом начало смеркаться, и нам уже было пора возвращаться. За нами приехали кентавры, которые привели наших лошадей, Рабадаш от изумления даже потерял дар речи. Когда он только прибыл, отряд Орея был далеко, и кентавров не было в Кэр-Паравале.
Филипп был моим добрым другом уже много лет, и по дороге в замок мы то и дело обменивались шутками. Мне долго было стыдно за наше знакомство, когда я забыл, что животные Нарнии разумны, и обратился к нему, как к простому коню.

- Спокойной ночи, - принц отвесил нам церемонный поклон своей родины и удалился в свои покои.
Сью сидела вся раскрасневшаяся, нетерпеливо поглядывая на нас. Было понятно, что она хочет остаться с Люси наедине и посекретничать, поэтому я вскоре увлек Питера в сторону нашего кабинета, разговаривать о скучных вещах.
- Хэй, - Питер дернул меня за рукав рубашки, когда я уже шагнул было в наш кабинет. – Что с тобой твориться сегодня весь день?
- Просто устал, - я торопливо высвободил руку и скрылся в комнате, спешно спрятавшись в кресле и закрыв лицо книгой. – Со всеми такое бывает, Пит. Скоро пройдет.
Чтобы все прошло нам со Сью пришлось попасть в плен, потом мы немножко повоевали и нашли пропавшего принца. Совершенно обычные трудовые будни королей Нарнии, чего уж там.

@темы: .III.5 География, #fandom: Хроники Нарнии, Хроники Нарнии: фэндом в целом (таб.30)

---

[Машенька и М]

Название: Проект G, проект S
Фандом: Final Fantasy VII фандом в целом
Герои: Анжил, Джиллиан Хьюли, Генезис, Ценг, Зак, Сефирот
Тема: жажда мести
Объём: 492 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: кому и как мстят проектные детки


Посмотри на меня, мама!
Что ты сделала со мной?!
Посмотри на ме-ня!!!
Голос сорвался на крик. Лицо, искаженное яростью. Лицо сильного, взрослого мужчины, солдата, убийцы. Встрепанные черные волосы. Расширенные зрачки.
- Смотри на меня! Не смей отводить глаза!
Женщина плакала.
- Твой проект увенчался успехом. Посмотри на меня! Ты довольна?!
Она зажмурилась, ожидая смертельного удара. Вместо этого услышала удаляющиеся шаги.
- Анжи-ил...
- Будь ты проклята, - бросил он почти спокойно, - Ты мне больше не мать. Я не желаю знать тебя.
И тихо закрылась дверь, отсекая женщину от ее крылатого сына.

Меч все еще стоял, прислоненный к стене. Женщина подошла, опустилась на колени.
Анжил.
Сыночек.
Ты не простишь, я знаю.
Мне нет прощения.
***
- В той могиле были родители Генезиса.
- Что? - Зак, не веря, смотрел на Турка, - Он, что, убил собственных родителей?...
Такой мирный пейзаж.
Облака в голубом небе. Солнце. Легкий ветерок.
Как это может быть?
Как такое вообще может быть?
Убить - собственных...

Все это время мысль жгла, не выходила из головы.
Зачем, ну, зачем? Свихнулся он, что ли, совсем, этот Рапсодос? И Анжил пошел с ним!!!
- В той могиле были останки и моих людей, - сказал Ценг.
- Заставить их послать ложные сведения было не слишком сложно, - отозвался Генезис.
Зак не выдержал:
- Зачем ты убил их? Твои родители и так бы все для тебя сделали!
- Мои родители меня предали! Они предавали меня с самого рождения! И они заплатили. И Шин-Ра заплатит тоже! Шин-Ра заплатит за все!
Крик.
Искаженное лицо.
Зак взялся за меч.
Да он чокнутый, этот Рапсодос, что с ним разговаривать.

***
Рука в черной перчатке коснулась стекла. Пальцы дрожали.
- Мама...

Всю жизнь знать, что ты не такой, как все.
Не такой. Иной. Вечно отличающийся.
Только тем, кто считает себя частью толпы, это может показаться завидной участью.

Можно было читать в научных отчетах, видеть на фотографиях, но прийти сюда и взглянуть в это лицо оказалось слишком нелегким испытанием.
Его трясло, как в лихорадке.
Впервые в жизни он видел кого-то, кто был несомненно похож на него самого.


Мама...


Верить в родство, основываясь только на внешнем сходстве?..

Те же черты.
Волосы того же неестественного цвета.
Глаза.


Ведь она не человек.


Ее не зря назвали моей матерью.
Та, другая, - была всего лишь инкубатором.


Чувство отторжения и сопричастности было невероятным.


Так я действительно не человек?

Они всегда во мне это видели? Люди видели во мне - это? Боялись - поэтому?
Я действительно - монстр?

Ведь она - моя родня. Она на самом деле - моя родня. Моя мать... Моя родная мать...


Что меня ждет? Такой же контейнер с мако?
Ну нет уж.
Больше вы надо мной опыты проводить не будете.


Над ней - тоже.


Ты хотела захватить эту планету, мама?
Ты получишь ее.


Вы всегда боялись меня. Вы видели во мне чужака. Опасность. Неведомое.
Так тому и быть.
А вы думали, я лапки сложу и покорно пойду под нож? Чтоб вы и меня по пробиркам растаскивали?
Жертвой я больше быть не собираюсь.

Я стану для вас - "бедствием с небес".

@темы: .I.1 Эмоции, #fandom: Final Fantasy

---

[Элайджа Бейли]

Фандом: "Отблески Этерны"
Бета: flower dust in your eyes
Герои: Альдо Ракан, Ричард Окделл, Рокэ Алва, кардинал Левий, Робер Эпинэ, Савиньяки и ворон.
Тема: животные - птица.
Тип: преслэш разве что. или все за кадром.)
Рейтинг: PG
Жанр: ангст, АУ абсолютное.
Дисклаймер: все Веры Камши, песня - группы Башня Rowan.

Глаза у птицы заволокло, серые с золотом глаза у птицы,
Птица дышит хрипло и тяжело, черные перья ее разметались,
Птица заглядывает в меня за миг перед тем, как начать мне сниться,
И, засыпая, берет мою руку незнакомыми призрачными перстами.

Альдо даже предположить не мог, зачем Ричард взял эту птицу.
Ворон был болен. Некогда иссиня-чёрные перья облезли, поседели, словно присыпавшись пылью, глаза заволокло пленкой, надломанное крыло волочилось за несчастным созданием словно обрывок плаща. Иногда птица раскрывала клюв, силясь подать голос, но тут же захлопывала его. Она даже не ела - Ричард поил ее силой, приносил дохлых мышей и куски мяса, взятые у королевских поваров. Ворон отворачивался и комком вжимался в угол деревянной коробки, временно заменившей ему дом.
- Зачем он тебе? – интересовался анакс. – Сломай ему шею, избавь от мучений.
Ричард не отвечал, молча меняя ворону подстилку, воду, даже пытаясь перевязать рану. Когда Окделл касался переломанного крыла, птица снова раскрывала клюв - наверное, от боли, - и через пару секунд бессильно его закрывала.
- Это символ предательства, - сердился Альдо. Его отчего-то раздражала забота Ричарда. – Я подарю тебе лучшую гончую из нашей псарни, если тебе так хочется домашнее животное.
- Просто… жалко, - неуверенно отвечал ему Ричард – в такие моменты он выглядел совсем маленьким и растерянным, как десятилетний ребенок. Только десятилетний ребенок, зло думал Альдо, глядя на своего эория, подбирает с дороги выпавших из гнезда воробьят, искренне веря, что сможет их вырастить.
Ричард молчал; в конце концов, Альдо махнул на его забавы рукой. Но что-то в душе, какой-то маленький червячок, заставлял его нервничать. Однажды Ракан это понял: к дворцу анакса со всех сторон слетались вороны. Не больные, как у Ричарда, а вполне здоровые: они не издавали ни звука, только хлопанье огромных крыльев было слышно от них, не пытались поживиться падалью у сливной ямы, просто сидели рядами на деревьях и козырьках крыш, изредка перелетая с места на место.
- Это символ предательства, - как-то раз снова сказал Альдо.
- Лошадь – тоже символ предательства? – неожиданно огрызнулся Окделл. – Тогда прогони всех коней с королевского двора!
Анакс изумленно взглянул в лицо Повелителя Скал. Ричард смутился и опустил глаза.
В этот же день Ракан приказал перестрелять всех воронов из арбалетов.

Со дня, когда Алва сбежал из Багерлее, прошло две недели. Альдо часто ловил на себе сочувствующие взгляды придворных, до ушей которых слухи донесли подробности побега. Кэналлийца из неприступной тюрьмы вытащил Робер; вытащил в прямом смысле, потому что тюремщикам анакс отдал приказ замучить бывшего маршала если не до смерти, то до потери человеческого облика точно. "Перебросил, значица, бездыханного этого маршала через лошадь, - рассказывал страж, накачанный какой-то парализующей дрянью, - перебросил и увез. И говорил что-то то ли лошади, то ли маршалу". Альдо был в ярости. Всем выжившим после побега тюремщикам было приказано отрубить головы на главной площади бывшей Олларии.
Ричард, узнав новость, сначала смертельно побледнел, потом принялся вяло ругать Робера. И в тот же день подобрал где-то в Нохе больного ворона. Придворные лизоблюды ругались увереннее. "Эти Эпинэ всегда были подозрительными, - презрительно уверяли ракановские графья. - Вот прямо как Алва". Альдо отрубил бы головы и этим, если бы его вовремя не остановила Катарина: она просила помиловать и тюремщиков, но здесь анакс был непоколебим.
- Меня удивило даже не то, что Робер меня… предал, - говорил Альдо Ричарду. - Меня удивило то, что Робер что-то сделал. Что-то такое неожиданное.
Окделл сжимал в побелевших пальцах бокал со "Слезой" и молчал. Он вообще стал молчать удивительно много: Альдо это пугало и изумляло. Он ждал чего угодно: что Ричард сорвется из Раканы в погоню, что он будет кричать и негодовать, что он начнет убеждать Альдо в природной нечестивости Эпинэ. Но Повелитель Скал почти не говорил.

Если бы только узнать, как можно распахнуть ее клетку, вернуть ей воздух,
Если бы только успеть отыскать для нее у аптекаря целебные зерна,
успеть, потому что золотые глаза уже тускнеют. Пока не поздно,
Вернуть ее в небо, не умирать и бить крылами в чертогах горних.

На пятнадцатый день после побега Алвы к Окделлу пришел кардинал Левий.
- До меня дошли слухи, - с порога начал кардинал, не обращая внимания на удивленное лицо Ричарда, - что у тебя живет больная птица. Я немного знаю медицину и мог бы помочь.
Окделл молча посторонился, пропуская духовное лицо в особняк, некогда принадлежавший Первому маршалу Талига.
С собой у Левия были какие-то травы. Он растирал их в глиняной миске, заливая теплой водой, а Ричард почти заворожено следил за его руками.
При виде кардинала ворон вскинулся. Ему было ни лучше, ни хуже, и Окделла иногда удивляло, что птица еще жива.
- Крыло почти срослось, - сказал Левий, ощупывая облезлые перья. - Вряд ли он снова сможет взлететь… Но я сделаю все возможное.
Они вместе поили птицу настойкой, вместе пытались накормить ее мясом, вместе меняли подстилку и воду.
- Может, ты согласишься отдать его мне… на время? - поинтересовался Левий.
- Нет! - выкрикнул Ричард и осекся. Кардинал смотрел на Повелителя Скал с едва заметной насмешкой.
- Ты хорошо за ним ухаживаешь, - усмехнулся Левий. - Думаю, он поправится.
Ричард молча кивнул.
- Зачем ты его подобрал?
- Мне стало жаль, - с вызовом ответил Окделл. Губы кардинала растянулись в улыбке - не издевательской, как минутой ранее, а какой-то даже сочувствующей. И понимающей.
- Я вернусь завтра, - пообещал Левий.
Ричард проводил его до двери.

Альдо злился. Он злился почти постоянно: на слуг, на придворных, на стражников, которые никак не могли перестрелять оккупировавших дворец птиц, на соседние страны, которые вежливо, но твердо отказывали анаксу в союзничестве.
- Какого ызарга у тебя забыл Левий? - спросил Альдо. Ричард вздрогнул, словно его выдернули из размышлений.
- Он помогает мне лечить ворона, - ответил Окделл.
- Дик. - Альдо оперся руками на стол, наклонившись к Повелителю Скал совсем близко. - Он нам не друг.
- Я… я знаю, - запнулся Ричард. - Но он просто… помогает.
- Запрети ему приходить, - бросил Ракан, отворачиваясь к камину. Вино в бокале, который он держал, казалось почти чёрным. - Мы не можем знать, что у него на уме. Но явно что-то нехорошее.
- Но…
- Герцог Окделл! - выкрикнул анакс, резко оборачиваясь. Ричард сжался в комок, почти как его больная птица. - Это приказ. Извольте ему следовать.
Ричард сдавил бокал с такой силой, что хрусталь треснул, рассыпавшись серебристым дождем. Вино обожгло порезанную руку – пришлось до боли стиснуть зубы, чтобы не закричать. Альдо бросился к нему, говорил что-то, предлагал вызвать лекаря, но Ричард упрямо мотал головой, повторяя раз за разом одно слово:
- Слушаюсь.

Анафеме предан тот, кто не верит, что кроме земли есть что-то еще.
Веры не будет тому, кто скажет, что у птиц и у ангелов нет души.
Я умоляю ее — держись!
Я целую ей полупрозрачные руки и заклинаю — дыши!

На семнадцатый день кардинал Левий попросил у Альдо аудиенции. Ракан согласился, разбив предварительно целый хрустальный сервиз – анакс никак не мог отойти от бессильной ярости.
- Вы верите в предзнаменования? – поинтересовался “голубь”, отодвигая штору и выглядывая в окно. Воронов, казалось, стало больше – и откуда только брались в таком количестве редкие птицы?
- Я верю в дело Раканов, - сухо отозвался Альдо, разливая по бокалам вино. Кардинал остановил его движением руки.
- Прикажите подать шадди. В моем возрасте пить вино вредно.
- Квентин Дорак тоже любил шадди, - зло сказал Альдо. – Ни к чему хорошему это не привело.
- Вы же будете только рады, если я закончу жизнь, как кардинал Сильвестр, - добродушно рассмеялся Левий.
- Дорак дожил до преклонных лет, - заметил Альдо. Левий снова рассмеялся.
День стремительно заканчивался – темнело теперь быстро, лето исходило, уступая свое место осени. Двор заволокло красноватым закатным пламенем: краски плясали на перьях воронов, делая их тёмно-бордовыми.
- В некоторые предзнаменования стоит верить, - проговорил, наконец, Левий.
- Вы пришли сюда, чтобы рассказать мне о суевериях? – сердито вскинулся Ракан. Кардинал тепло улыбнулся.
- В том числе. Я хотел спросить, почему вы запретили мне посещать герцога Окделла?
Альдо залпом допил вино и зло рассмеялся.
- Я понятия не имею, что у вас на уме, кардинал. И я не желаю, чтобы вы причинили зло последнему подданному, в верности которого я не сомневаюсь.
- Его птица поправляется, - рассеянно проговорил Левий, продолжая смотреть в окно. Небо на западе расцветало сиреневым, предвещая ясный и ветреный день. – Думаю, завтра-послезавтра она будет совсем здорова.
- Мне это неинтересно, - жестко прервал кардинала анакс.
- Я бы посоветовал вам обращать внимание на… всякое, - снова улыбнулся Левий.
Нетронутая чашка с шадди стыла на столе.

Птица действительно шла на поправку. Ричард распахнул окно, впуская в комнату прохладный ветер, и ворон, словно почуяв что-то, встрепенулся, выбрался из коробки, нелепо растопырив крылья. Сквозняк распушил почерневшие перья; птица первый раз за все время подала голос: глухое, похожее на лай “карр”.
Ричард не знал, что ему помогло: время, залечившее раны, или странные настойки Левия. Но Окделл искренне радовался, глядя, как птица неловко, нелепо, но упрямо пытается взмахнуть огромным крыльями, чтобы взлететь хотя бы на подоконник. Когда ей это удалось, Окделл подошел к окну и выглянул наружу.
Над королевским дворцом тучей вились вороны, как будто их что-то резко вспугнуло. Повелитель Скал, словно завороженный, наблюдал за странной картиной, пока его не потревожил стук в дверь.
- Герцог Окделл, вас срочно вызывают!
И обезумевшее лицо Альдо чуть позже:
- Дик, на нас наступают Савиньяки!

Анакс кричал, размахивал руками, грозился казнить всех вокруг. Подданные, которых ветер перемен носил, как золотые осенние листья по аллее, мгновенно переметнулись к захватившим Ракану Савиньякам.
На стороне Альдо оставался только Дик – молчаливый, задумчивый, с какими-то совершенно потухшими глазами.
- А судьбу Вашего Высочества, - хмыкнул Эмиль, расслабленно опершись спиной о дверной косяк, - будем решать не мы.
Альдо вспыхнул и попытался подняться, но стражники, еще позавчера оберегавшие его покои, меланхолично удержали Ракана за плечи.
- Судьбу Вашего Высочества, - знакомый голос заставил Дика вздрогнуть, - буду решать я.
Алва сильно похудел и осунулся. Лицо казалось еще бледнее, чем обычно, зато глаза горели необыкновенно ярко. И необыкновенно недобро.
- Эр Рокэ… - пробормотал Ричард. Альдо отшатнулся, словно его ударили по щеке, и пораженно взглянул на Окделла.
За спиной Алвы стоял Робер. Седая прядь, казалось, стала толще на несколько сантиметров, да и общий вид у герцога Эпинэ был в разы более потрепанный, чем у Повелителя Ветра.
Рокэ скользнул глазами по бывшему анаксу бывшей Раканы, хмыкнул и перевел взгляд на Дика.
- Ума не приложу, что мне делать с таким мудрым правителем, - медленно проговорил Алва, не отводя глаз.
- Не убивайте его, эр Рокэ, - неожиданно севшим голосом попросил Ричард.
Он сам не мог понять, что с ним происходит, почему он не пытается выхватить шпагу и биться на стороне Раканов. Ему показалось на долю мгновения, что все, чему он верил, пошатнулось давно – примерно тогда, когда Робер вывез из Багерлее Алву. Или когда он нашел в Нохе покалеченного ворона.
Альдо что-то заговорил – высоко, громко, зло, ему насмешливо отвечал Эмиль. Алва молчал.
На подоконник распахнутого окна, обрывая поток речи, взлетел ворон. Рокэ и Ричард одновременно повернулись в его сторону.
- В Багерлее, - отрывисто сказал Алва. Ричард почувствовал на своих предплечьях стальные пальцы стражников. Рокэ как-то досадливо взмахнул рукой. – Анакса в Багерлее. А герцога Окделла доставьте… к себе домой. Я имею в виду его новый особняк в… Ракане.
Альдо еще что-то выкрикнул; Ричард, пораженный, проводил взглядом уходящего Повелителя Ветра.
Робер несмело улыбнулся.
Ворон каркнул, сорвался с подоконника и, нелепо взмахнув пару раз крыльями, взмыл в темнеющее небо.

@темы: .III.6 Животные, Отблески Этерны: фэндом в целом (таб.30), #fandom: Отблески Этерны

---

[Элайджа Бейли]

Название: Найер
Фандом: "Отблески Этерны"
Герои: Алан Окделл, Рамиро Алва, Октавия Алва
Тема: штампы - любовный треугольник
Тип: гет и слэш.
Рейтинг: PG
Жанр: ангстовый юст.))
За вычитку и исправления спасибо Шарли и Сузаку.

читать.

Алан любит Рамиро. В гавани Окделла всегда был штиль: там царствовали умиротворение, спокойствие и благостность. Когда в жизни Алана появился Алва, по тихой бухте пронесся ураган, не оставив камня на камне. Бушующая стихия до сих пор бьется в надорской душе, пытаясь вырваться наружу, и только чудовищные усилия заковывают тайфун в клетку из костей.
Алан готов часами смотреть на своего друга, любоваться хищной красотой кэналлийца – яркой, непривычно не-северной. В Надоре нет людей с такой смуглой кожей, с такой гривой угольных волос, с глазами, чёрная глубь которых сравнима разве что с ночным небом над Алвасете. Алан молчит, когда говорит Рамиро: говорит высоко, быстро, громко, весело. Окделлу непонятна такая страсть в каждом слове и в каждом движении, ведь его с детства учили быть сдержанным. Непонятность завораживает, притягивает к себе.
Иногда Алан представляет себя – пара взмахов кистью, бледные тона, словно насильно приглушенные художником, и Рамиро – резкий рисунок углем, яркие, но изящные линии, которым не хватает места на полотне.
Октавия похожа на ладью, которую несет по неистовому морю. Волны никогда не сломают хрупкое судно, и Алан отчасти понимает, почему Октавия решила шагнуть в пучину. Он сам бросился бы туда, даже не подумав, но все равно предпочитает стоять в стороне и любоваться издалека. Странный союз Ворона и Голубки кажется Окделлу неожиданно правильным и красивым – кусочки мозаики, две противоположности, легли идеально.
Рамиро любит Октавию. Любит ее так, как вообще возможно любить. Ее кротость сводит Рамиро с ума – девушка кажется ему святой, которая спустилась с небес, чтобы осветить весь мир. Костер невозможен без дров, как невозможна жизнь Алвы без Октавии. Он никогда раньше не встречал людей с такой хрупкой, осторожной красотой, которая словно выглядывает из-за угла, прося разрешения. “Можно я буду?” – интересуется красота. Рамиро разрешил, восхитился – и красота засияла драгоценным камнем.
В его жизни таких людей было всего двое – возлюбленная Октавия, нежная, пугливая, с тонкой и почти незаметной улыбкой, и Алан Окделл. Порыв ветра разбивается о скалистую твердь. Алан стоит в стороне, и во взгляде его бродит непонятная тревога. Той же тревогой пронизаны его голос, и улыбка, и мысли – это Рамиро чувствует подсознательно. Он безмерно хочет, чтобы загадочный драгоценный камень тоже засиял, освещая все вокруг, но даже когда Окделл совсем близко, разделяющее их расстояние не пересечь, даже загнав табун лошадей. В жизни Рамиро два солнца, но он бессилен зажечь второе.
Октавия любит Алана. Когда он рядом, она расцветает. Шумное неистовство Рамиро пугает ее. Волны скользят вдоль ладьи, не причиняя ей боли, но вгоняя в отчаяние: Октавия верит, что когда-нибудь бурная стихия разломает ее хрупкий корабль. Ей кажется, что она единственная, кто понимает Алана. Он стоит рядом, смотрит долго и взволнованно на ее супруга, идет следом, как одичавший пёс идет за кормящим его человеком. Следует человеку обернуться, как пёс отбегает в сторону. Возможно, он хочет верить, хочет принадлежать, но суть этих отношений непостижима для животного, которого жизнь учила быть другим.
Октавия могла бы понять и переучить, но искренняя любовь Рамиро загнала ее в золотую тюрьму из благих побуждений. Она чувствует вину перед Алвой и рыдает по ночам. Драгоценный камень блекнет, не найдя света.

@темы: .V.2 Штампы, Отблески Этерны: фэндом в целом (таб.30), #fandom: Отблески Этерны