[Papa-demon]

Контракт на двоих
Фандом: Kane&Lynch: Deadmen
Персонажи: Кейн, Линч
Тема: Голос
Объём: 165 слов
Рейтинг: G
Предупреждение: предположение по трейлеру Kane&Lynch: Dog Days.


- У меня сейчас нормальная жизнь, - повторяет Линч черной трубке у уха. – Ты слышишь, Кейн? Ксю устраивает для тебя ужин. Не будь говнюком, веди себя прилично, не затевай перестрелку с порога. Кейн, мать твою, ты слышишь?

В трубке недоверчивый треск. Линчу кажется, что он слышит недоброе: «Твоя девушка до сих пор жива?», и поэтому на всякий случай еще пару раз склоняет мать Кейна, самого Кейна и его дурные шуточки.

Кейн слышит плохо, но догадывается. Он прижимается лбом к прохладному стеклу. От гула взлетающего самолета стекло дребезжит. Дрожь неприятно отзывается зубной болью.
Кейн продолжает слушать однообразный хрипящий мат.

Где-то далеко у Линча все сложилось. Он живет нормальной жизнью, как и мечтал. Кейн рад этому. И у него сложилось тоже - от контракта к контракту, от одного самолета к другому.
Кейн не спешит прервать разговор, удерживая телефон у уха плечом и рассеянно перебирая мятые доллары. Его новый контракт - на Линча.

Но пока между ними самолеты и самолеты, они все еще партнеры – Кейн и Линч.

@темы: .IV.5 Звуки, #fandom: Kane&Lynch, Kane&Lynch: фэндом в целом (таб.30)

---

[Машенька и М]

Название: Грани одиночества
Фандом: Final Fantasy VII фандом в целом
Герои: Тифа, Руфус, Дженова
Тема: Одиночество
Объём: 504 слова
Тип: джен
Рейтинг: G

1. ЖЕНЩИНА

Давным-давно, когда мир был большим и безопасным, маленький мальчик говорил девочке:

- Однажды я вырасту и стану героем. И если ты будешь нуждаться во мне, я приду и спасу тебя.

Он был мечтательным, слабым и служил объектом для насмешек всей окрестной ребятни. Но девочке он нравился, поэтому она слушала.

Не верила – конечно, нет. Но все равно слушала.

И ведь не так уж много лет прошло с тех пор. Они все еще молоды, и целая жизнь у них впереди.

Она напевает, поднимаясь по лестнице. Она улыбается, подавая напитки в баре.

Она заботливо поправляет одеяло, которым укрыт Дензел, глаза ее печальны, и хмурая морщинка появляется меж бровей.

Она играет с Марлин.

Она готовит, моет и убирает.

Она встает на рассвете, чтобы уделить обычное время тренировкам. Она красива истинно женской, несовременной красотой – грудь, бедра, волосы, глаза; но в любом бою она способна сражаться наравне с мужчинами.

Она знает, она должна суметь защитить себя и тех, кого любит. Она может рассчитывать только на свои силы.

Однажды он действительно пришел и спас ее. Это было.

Но это было лишь однажды.

Только женщинам знакомо подобное одиночество – у тебя есть мужчина, но на него нет надежды.

Вы вдвоем, но все же ты одна.

А впрочем – дело житейское.

2. НАСЛЕДНИК

Что это значит – родиться сыном главы могущественной корпорации? С детства знать, что однажды ты унаследуешь весь мир?

Никто не ровня тебе.

Ты - на вершине, а на вершине так одиноко!

Еще в детстве ты узнал, что такое обязанности перед Корпорацией, и ненависть к отцу, и запреты-запреты-запреты. Ты никогда не был ребенком, ты всегда был – наследником, ты всегда должен был соответствовать, оправдывать ожидания…

Ты на вершине, а здесь могут оставаться только лучшие.

И ты стал лучшим. Ты знал это, всаживая подобие Масамунэ в грудь своего отца. Ты – лучше, чем отец, мир должен принадлежать тебе!

А смерть бывшего Президента легко будет свалить на мифического генерала.

Рожденный на вершине – никогда не будет внизу.

Даже потеряв все, кроме преданности нескольких человек, ты все равно чувствуешь себя первым. Лучшим.

И одиноким.

Люди отдают за тебя жизни, но ровней тебе они не будут никогда.

Просто ты таким родился.

3. ЧУЖАЯ

Помнила ли она, где ее дом?

Долго блуждала она во мраке космоса?

Живут ли где-то подобные ей существа?

Ее не смогли убить и потому заточили в скалу.

Она жила, думала, чувствовала – две тысячи лет подряд.

Ее тело извлекли из пласта горных пород и отправили в лабораторию. Ее клетки вживляли другим существам. Над ней проводили опыты.

Дети, рожденные в результате экспериментов, унаследовали от нее способность летать.

Осознав свое отличие от других людей, они сходили с ума, убивали себя или других. Но они все еще оставались людьми.

Родство с ней не пошли им на пользу.

Был тот, кто признал себя ее сыном. Она ли вела его, он ли управлял ее телом – но вместе они славно поохотились на этой планете.

Всего лишь краткий миг в череде бесконечных дней – но добро победило, и они погибли.

И никто так и не узнал, откуда пришло на Гайю «бедствие с небес», был ли у бедствия дом, и живут ли где-то подобные ей существа.

@темы: .I.1 Эмоции, #fandom: Final Fantasy, Final Fantasy VII: фэндом в целом (таб.50)

---

[Машенька и М]

Название: Папа
Фандом: Final Fantasy VII фандом в целом
Герои: авторский персонаж
Тема: Роса
Объём: 342 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторское предупреждение: легкая бессмыслица

Смотаться из дома на рассвете, пока мама еще не проснулась – в этом есть какой-то непередаваемый кайф.

Это вам не Мидгар, где они жили раньше, еще до всех этих концов света и прочих катаклизмов. Здесь трава, и деревья, и птицы по утрам орут, как чокнутые, стоит только солнцу показаться из-за горизонта. Здесь еще до завтрака можно пережить кучу приключений, найти волшебную страну, или отправить папе воображаемое письмо, которое непременно до него дойдет.

В общем, этот нелепый «Армагеддец», как выражается мама, с падающим метеором и стрельбой по нему из суперпушек, конечно, принес людям много горя, но им с мамой он точно пошел на пользу.

Ро одевается второпях - штаны, мятая рубашка, кроссовки на босу ногу. В зеркале мелькает растрепанная макушка. Все это серебряное изобилие выглядит, конечно, клево, но расчесывать его по утрам – сплошная мука.

Неосторожно хлопает дверь.

Ро уже несется по лугу, петляя, словно заяц.

 

«Дорогой папа!

Мы с мамой переехали. Мне здесь нравится. Классно, когда много травы, не то, что в Мидгаре, но роса – это зверская штука. Меня вымочило до пояса, а солнце еще не греет, оно только над деревьями вылезло.

Папа, я, конечно, знаю, что тебя нет. Но мне очень хочется, чтобы ты все-таки был, хотя бы иногда.

Мама говорит, что ты стал ангелом. Все думают, это потому, что ты умер. А мне все время кажется, что она что-то имеет в виду. Она всегда что-то имеет в виду, ведь ты это тоже заметил, да?

Я люблю тренироваться с мечом. Мой учитель говорит, что я делаю успехи и что он никогда такого не видел. А мама говорит, что это гены.

Пап, давай, ты к нам прилетишь, а? Раз ты ангел, ты точно умеешь летать, ведь так? Я очень хочу тебя увидеть.

Твоя Ро»

 

Они выходят на крыльцо – рука в руке. Как будто ребенок десять лет не растет без отца.

- Я-то думал, она еще спит.

- Щас, жди! Шило в одном месте, оно, знаешь, по наследству передается. Вместе с цветом волос и глаз.

В серебряной от росы траве четко виден зигзагообразный след.

- Роза! – кричит женщина, - Роза! Иди домой! Папа приехал!!!

@темы: .III.4 Погода, #fandom: Final Fantasy, Final Fantasy VII: фэндом в целом (таб.50)

---

[Машенька и М]

Название: Реферат
Фандом: Final Fantasy VII фандом в целом
Герои: авторский персонаж
Тема: Пришельцы заставили их
Объём: 994 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: маленький мальчик нашел бывший Солджер нашел реферат своей дочери по истории
Авторское предупреждение: 1. В тексте встречаются не слишком точные цитаты из википедии 2. Это очередное упражнение на тему "определенной точки зрения"


Когда-то нас считали героями.
Участник Вутайской войны – это звучало. Это имело смысл.
А потом мир изменился, и оказалось, что мы были не героями, а оккупантами, вооруженной бандой злодейской Корпорации, поработившей весь мир - и вольнолюбивый Вутай заодно.
Скажи сейчас, что ты участвовал в Вутайской войне, и тебя заклюют.
Проще забыть. Безопаснее забыть и не думать, не вспоминать об этом. За что мы воевали, за что умерли наши друзья – какая теперь разница.
Но забыть невозможно.



Каждую ночь я возвращаюсь туда.
Каждую ночь мне снится Вутай. Долгие рейды в горах. Парни, с которыми я служил. Тяжесть табельного меча. Смерть, боль, усталость.
Каждую ночь мне снова семнадцать лет.



Я вхожу в комнату дочери. Здесь – обычный бардак. Девочку-подростка трудно заставить быть аккуратной. На столе баночки с краской, рисунки, школьные тетради, недошитый медведь: голова с туловищем - на стопке учебников, лапы - в раскрытой шкатулке с нитками. Меня дрожь пробирает от этой расчлененки, а дочке – хоть бы что. Она-то видит только игрушку: лоскутки ткани, поролон и пуговицы вместо глаз. А я…
Машинально я навожу порядок: тетрадки подальше от красок, краски – в коробку, стакан с кисточками – на кухню, мыть, рисунки в одну стопку, доклады и рефераты – в другую.
Пролистываю мимоходом, словно погружаясь в ее мир: математика, география, история, отметки, домашние задания.
И замираю.
Читаю, не веря своим глазам.
«Всем Солждерам вводили клетки Дженовы, инопланетного существа, по ошибке принятого за одну из Цетра. На самом же деле Дженова была неким вирусом, пытавшимся захватить Гайю».
«Его родителями были ученые корпорации Шин-Ра: профессор Ходжо и Лукреция Крессент. Пытаясь клонировать Дженову, Ходжо ввел клетки Дженовы беременной от него Лукреции — это был так называемый проект S. Таким образом, Сефирот, получивший эти клетки еще на стадии зародыша, родился с внедренными в организм клетками инопланетного паразита и с самого начала находился с Дженовой в симбиозе».


«Благодаря клеткам Дженовы Сефирот действительно обладал сверхчеловеческими способностями — огромной силой, исключительной реакцией и высочайшими способностями к магии».
«После Нибельхейма он превращается в коварного психопата, которому нравится причинять боль людям, заигрывать с врагами и манипулировать ими. Это, впрочем, можно отнести к влиянию Дженовы».



- Привет, пап.
Я поднимаю голову. Дочка стоит в дверях и улыбается мне. Но улыбка ее гаснет.
- Что это?! – кричу я, - Это ты написала?! Зачем ты это написала?
Я никогда не повышал на нее голос. Она смотрит на меня так, словно я вдруг тяжело заболел
- Папа. Ты о чем?
- «…Сефирот покинул библиотеку и начал свой крестовый поход против человечества с истребления жителей Нибельхейма, убивая всех встречных горожан и поджигая дома». Что это, я тебя спрашиваю?!
- Папочка… это же реферат. По истории.
- По истории?! По ИСТОРИИ?!
Я перелистываю страницы, и руки мои дрожат: еще немного, и я изорву эти листы, заполненные летящим подчерком моего ребенка.
- «Солджеры были элитным отрядом корпорации Шин-Ра, созданными специально для подавления протестов среди населения». Так вот кем я был, по-твоему? Мне вводили в кровь инопланетную заразу, и я убивал простых людей? Так, да?! Что ты молчишь?!
- Папа, но это же из учебника.
- Да? Что еще там написано, в твоем учебнике? «Подчиняясь воле Дженовы, Сефирот с помощью Черной материи вызвал Метеор, чтобы погубить все живое на планете». Да генерал уже пять лет был мертв к тому времени!
- Но он же воскрес, - говорит моя девочка.
Мне кажется, что кто-то из нас сошел с ума.
Этому теперь учат детей?
Ладно, Шин-Ра – оплот зла, а Солждеры – страшные псы Корпорации. И Сефирот – страшнее всех, вместе взятых. Это можно понять. Политика изменилась, власть изменилась, кто не с нами, тот против нас. Все это – дело житейское, хоть и обидно, и больно…
Но этот бред!
Значит, Сефирот был супербойцом не потому, что тренировался чуть ли не с рождения, а потому что ему в кровь ввели инопланетную гадость? И эта гадость в итоге свела его с ума? И генерал якобы сжег городишко, который вообще-то считался местом его гибели? Этот гребаный Нибельхейм, который стоит до сих пор, целый и невредимый? А потом, спустя пять лет, генерал воскрес и, подчиняясь воле вируса-пришельца, вызвал метеор, который чуть не упал на Гайю?
Интересно, а то, что астероиды и метеориты и сами по себе падают на поверхность планеты, это им в школе хоть рассказывают?
«С этого момента Сефирот считался пропавшим без вести. Не найдя в реакторе и в уходящем под земную кору источнике Мако ни тела Сефирота, ни головы Дженовы, представители Шин-Ра объявили Сефирота погибшим. Вся информация о нем и Нибельхеймском инциденте была засекречена, сожженный город — отстроен заново и заселен подставными жителями».
«Сефирот, направляемый Дженовой, собирался нанести Планете смертельную рану. Тогда бы Планета, чтобы исцелить ее, направила бы в одно место весь Поток Жизни, Сефирот поглотил бы его полностью, обретя абсолютные знания и силу — что, как он полагал, и сделало бы его Богом».
«После очередной гибели клетки Сефирота вместе с Потоком Жизни попали в тела людей. Так возникла геостигма, болезнь, от которой умирали люди по всей Гайе»
«Души людей, умерших от геостигмы, образовали подобие черного Потока Жизни. С его помощью Сефирот, ведомый волей Дженовы, собирался захватить планету и отправиться на ней в странствие через мрак космоса к новым мирам».



Я никогда не рассказывал ей о войне.
Я не знаю, как об этом рассказать ребенку, которому окружающая действительность еще кажется правильным и безопасным местом.
Я не знаю, как об этом вообще кому-то рассказать.
У меня нет для этого слов.



Каждую ночь мне снится Вутай.



Я зря не рассказывал ей.
Как я мог забыть, что дети верят всему, что им говорят? И если я не расскажу, ей расскажут другие. И именно им она будет верить.
Как я мог допустить это?



- Он спас мне жизнь, - говорю я, швыряя реферат на стол, - Сефирот спас мне жизнь. Тебе пятнадцать, а мне было на два года больше. Если бы не генерал, меня бы не было. И тебя не было бы тоже. Помни об этом. Ты родилась и живешь, потому что Сефирот когда-то закрыл меня собой.



Поймет ли она?
Или я уже упустил ее?
Упустил то время, когда она еще могла поверить в мою правду? И теперь она будет верить в то, что говорит правительство – через учебники и учителей?



Что с нами делает жизнь…

@темы: #fandom: Final Fantasy, .II.2 Научная фантастика

---

[gestrandet]

Название: О рисовой лепешке, дайконе и неумении лгать.
Фандом: Bleach
Герои: Роуджиро (Роуз) Оторибаши, Ядомару Риза
Тема: Сок
Объём: 1181 слово
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: Случайное знакомство, неблагополучные места и необоснованная паранойя.
Авторские примечания:
1. Условное AU, не противоречащее канону; 2. Авторская трактовка характеров, обстоятельств и канона, читать – «возможен ООС».

1181 слово

Старая облезлая курица ковырялась в пыли у дороги, выискивая, чем бы поживиться; унылое существо вызывало разве что сочувствие – и взять-то с такой нечего: на суп – не хватит, нестись – не будет, а лишать жизни – жалко. Когда на дороге в душном мареве надвигающегося вечера показались двое – грузная улыбчивая старуха и её спутник, молодой статный парень, – курица подняла голову и вразвалочку направилась к ним, приветственно вскидывая палый бледно-розовый гребень.
- И что бы я без тебя делала? – улыбнулась старуха парню, неторопливо подходя к покосившейся лачуге. – Сама бы точно не донесла. Спасибо, Роуджиро.
- Пожалуйста. Вы же знаете, мне не сложно… - Парень, меланхолично тряхнув головой, отчего тугая коса, лежащая на плече, скользнула за спину, поставил на дорогу два пузатых кувшина с водой.
- Подожди, у меня для тебя кое-что есть – мне-то, в сущности, ни к чему, а тебе – лишним не будет, – старуха хитро подмигнула и скрылась за притворенными сёдзи в полумраке комнат.
Парень остался безучастно наблюдать за курицей, вернувшейся к прерванному занятию, верно, поэтому подошедшую девушку он заметил, только когда она уже стояла рядом и, хмурясь с подозрением, беззастенчиво его разглядывала. Одного с ним возраста по виду – хотя он почему-то сразу решил, что старше, – невысокая, худая, в непристойно коротком потрепанном и рваном кимоно, она казалась особенно жалкой; острый нос, впалые щеки и близорукий прищур только подчеркивали её угловатость и нескладность; две черные растрепанные косы придавали образу комичности. А ещё пришло в голову, что у девушки в манере держать голову есть что-то общее с облезлой курицей, копошащейся в пыли обочины.
- Бабуля дома? – спросила чернявая с вызовом.
Словно в ответ, из тьмы лачуги появилась старуха, неся в руках краюху черствой рисовой лепешки и средний клубень дайкона.
- Вот, Роуджиро. Я ведь вижу, что ты из… - она запнулась, увидев гостью, а потом всплеснула руками и бросилась её обнимать, охая и причитая, сама став похожа на неугомонную наседку.
Роуджиро оставалось только меланхолично наблюдать за происходящим.
- Давно тебя не было, милая, - проговорила, наконец, старуха, выпуская девушку из объятий. – И исхудала – только посмотри на себя. А соседки поговаривать начали, что ты в 78-ом районе обосновалась. Но я им не поверила, ты не думай! Как такая хорошая девочка – и в таком районе. Вот же дуры-сплетницы. Ну, как ты, хорошая моя, чего не появляешься?
- Да так, дела были, - уклончиво пряча глаза, буркнула девица, а потом скосилась в сторону и задиристо добавила: – А вы всё невесть кого у себя привечаете, бабуль?
- Да нет, что ты! Роуджиро – мальчик хороший, новенький он у нас. Мне опять же помогает. А то совсем немощная, старая стала; верно, скоро уходить.
- Не говорите ерунды, - оборвала девушка. – Вы всегда на себя наговариваете, а крепче нас всех будете.
Старуха рассмеялась.
Роуджиро молчал, не встревая в разговор, но солнце уже коснулось раскаленным боком белой стены вдали, а на сегодня у него ещё не было найдено место для ночлега; поэтому, низко поклонившись, он позволил себе попрощаться и быстрым шагом удалиться в сторону 46-го района, на границе с которым ютилась покосившаяся ветхая хижина.
Но уйти далеко у него не вышло; там, где потрескавшаяся дорога ныряла в старый овраг, бывший раньше маленьким озерцом, от которого теперь остались лишь пересыхающий ключ да заросли жухлого тростника, перемежающегося молодым ивнячком, – идеальное место для ночного нападение, если бы не относительная безопасность района, – его догнал окрик.
- Дурак, - выплюнула девушка, переводя сбившееся дыхание и следуя в трех шагах за спиной. – Ты забыл.
Роуджиро через плечо взглянул на лепешку и дайкон у неё в руках и пожал плечами.
- Обойдусь, - бросил он.
- Придурок! Думаешь, долго проживешь, если нос воротить будешь? - вид у девицы был грозный и сведущий.
- Нет, не думаю, - качнул головой Роуджиро, останавливаясь и поворачиваясь к ней. – Но тебе сейчас тоже лишним не будет, – или я не прав?
Взгляд его, отрешенный и спокойный до этого, стал тяжелее и острее, на лбу залегла тонкая складка.
- А… - на секунду его собеседница потеряла дар речи, – видимо, вопрос был задан верно и ударил точно в цель, но она быстро совладала с собой. – Я привыкла, обойдусь до лучших времен.
- Ну, и кто из нас придурок? – Наверное, не стоило говорить с ней как с капризным ребенком, но её тон и манера держаться почему-то подстегивали. И всё же… Он незаметно вздохнул. – Знаешь, давай разделим пополам, перекусим, а потом пойдем каждый своей дорогой?
Девушка недоверчиво посмотрела на него, сощурилась близоруко, взвешивая «за» и «против», потом неуверенно кивнула.
- Раз договорились, здесь в тридцати шагах ключ, рядом с ним есть парочка валунов, которые за день нагреваются, так что сидеть на них – одно удовольствие, а тебе – и того удобнее будет… - Роуджиро дернул уголком рта, по привычке сдерживая гримасу-улыбку – поймет намек или нет?
Та поджала губы, но, на удивление, смолчала, кивнув вперед на дорогу – веди, мол.
Шли молча, так конвоир ведет на казнь опасного преступника, которому некуда бежать; Роуджиро, шедший впереди, чувствовал, как шаг девушки становится упругим, спина – прямой, дыхание выравнивается.
- Может, представишься? – не выдержал он, когда они подошли к месту и девушка, протянула ему часть лепешки. – Тебе меня не представляли, но имя ты слышала, я же оказываюсь в проигрыше.
- А зачем? – с ледяным равнодушием пожала она плечами и уселась на один из камней, разламывая дайкон.
- Ну, хотя бы из вежливости?
- Тогда сам представься, как следует, - половинку клубня она кинула исподтишка, словно проверяя реакцию.
- Роуджиро Оторибаши, - в последний момент подхватив дайкон у самой земли, он одновременно согнулся в поклоне – слишком низком для того, чтобы быть серьезным.
Она легко счищала толстую кожицу, бросая под ноги, глядела исподлобья с возрастающим недоверием. Роуджиро выпрямился и вопросительно наклонил голову. Девушка вздохнула, словно перед последним шагом на висельницу, аккуратно отложила предполагаемый ужин и тоже встала – резко, почти уверенно, но излишне храбрясь.
- К чему спрашивать, ты ведь и так знаешь, да? – с вызовом проговорила она. – Ты не ошибся, Ядомару Риза.
Прежде чем он успел сказать, что это имя ни о чем не говорит, но ему очень приятно, произошло непредвиденное: резко шагнув навстречу новому знакомцу и наступив на сочную кожицу дайкона, нога предательски подвернулась, и девушка не сильно, но обидно приземлилась на землю, чувствительно приложившись о соседний валун. Минуту оба смотрели друг на друга: он – немного оторопев от неожиданности, она – словно ожидая чего-то.
- Рад знакомству, - первым пришел в себя Роуджиро. Риза смотрела с тревогой и непониманием.
Он наклонился, протягивая ей руку:
- Не знаю, кого узнала во мне Ядомару Лиза из 78-го района – улыбка была вялая, но с того времени, как он очнулся в Обществе Душ, лучше не выходило. – Но лучше б она заранее подумала о том, что дайкон – сочный овощ, и хождение по его шкуркам чревато травмами.
- Ты… ты… если ты… откуда знаешь, что я из 78-го?! – девушка опять взволновано нахмурилась, не обращая внимания на протянутую руку.
- Бабуля сказала о слухах, а ты – явно не умеешь врать, дураку ясно.
Подобие улыбки само собой растворилась, когда Роуджиро Оторибаши выпрямился, глядя сверху вниз на девушку.
- Ладно, не буду тебя смущать да пойду, - констатировал он, поворачиваясь спиной и шагая от источника к тропинке, подернувшейся вечерней поволокой. – Только знаешь, может я тут и совсем недавно, но бабуля права: 78-ой район – не шутка, завязывай.
…Риза с задумчивым прищуром смотрела в спину уходящему, словно тщетно стараясь в ней что-то рассмотреть.

@темы: .IV.3 Жидкости

---

[Katrusia]

Название: О разговорах в лифте
Фандом: MandoDiao/Sugarplum Fairy
Герои: Бьорн Диксгард/Виктор Норен
Тема: II.6 в лифте
Объём: 510 слов
Тип: стеб
Рейтинг: легкая словесная НЦа (хыхы)

***

- У тебя когда-нибудь был секс в лифте? – спрашивает Вик.
Бьорн раздраженно вздыхает и закатывает глаза. Нет, тот тип наверху явно над ним издевается. Надо же так встрять – застрять в лифте. И не просто застрять в лифте, а застрять в лифте с Виктором Нореном. С чертовым Виктором Нореном, которому неймется.
- Ну, скажи. У меня вот не было. Правда, я и не застревал никогда в лифте до этого момента. А ты?
Бьорн вздохнул еще более душераздирающе.
- Да.
- Что да? Застревал или трахался?
- И то и другое, - Бьорн прикрывает глаза, мол, он чертовски устал и ему не до болтовни с мелким, но от Вика не так легко отделаться.
- Ух, ты! Ну и как? Острые ощущения? Необычные? Ну, Бьорн, раскажииии…
- Необычные, - кивает Бьорн. – Особенно, когда мы узнали, что в том лифте была камера.
Вик ржет. Бьорн тоже ухмыляется, когда вспоминает довольные физиономии ребят на рецепшене,сообщающих ему и его подружке эту сногсшибательную новость.
- А спорим, тут нет камер, - ляпает вдруг Виктор и Бьорн распахивает глаза. Младший Норен смотрит на него с очень неприятной ухмылкой, и парню это не нравится.
- Заштатный отель, дыра. По-любому камеры в лифте нет, - продолжает тем временем Вик.
- И что? – Бьорн не находит ничего лучше, как закосить под дурачка.
- Можешь трахнуть меня, - милостиво разрешает Норен, и от его прямолинейности Диксгарда тянет рассмеяться.
- Ну да, - хмыкает он. - Чтоб твой старший братец опять грозил сделать из меня евнуха, как в последний раз? Нет уж!
Вик удивленно округляет глаза.
- А он грозил?
- «Если я еще раз застукаю вас с Виком, то оторву тебе яйца, Диксгард. Будешь до конца жизни петь фальцетом», - передразнивает Бьорн Гуса, а Вик какое-то время не верящее пялится на него. Затем начинает ржать.
- Зря так веселишься, тебя он обещал посадить под домашний арест на хлеб и воду.
- Он оборзел совсем что ли? – тут же возмущается Вик. – Я уже взрослый и сам решаю, с кем и когда мне спать!
- Ну да. Ты хочешь с ним на эту тему поспорить? – ухмыляется Бьорн, прекрасно зная, как временами Гус бывает деспотичен со своими братьями.
- Я. Хочу. Чтоб ты меня трахнул, - четко произносит Вик, глядя на Бьорна в упор. И Диксгард окончательно понимает, что встрял. Норен же на этом не останавливается.
- Или нет, я бы лучше тебе отсосал. Ты так смешно стонешь во время минета. Смешно, но мне нравится. Это заводит, - Вик улыбается, а в его голос закрадывается хрипотца. – Я б вначале облизал тебя всего от головки и по всей длине. Тщательно, меееедленно, а потом взял бы в рот полностью и…
Бьорн не выдерживает и впечатывает Вика в стену.
- Мать твою, Норен, - выдыхает, прежде чем заткнуть его рот поцелуем.
Вик громко и довольно стонет, а затем прижимает Бьорна к стенке лифта.
- Это значит да? - шепчет в губы. Вместо ответа Диксгард нажимает на его плечи, подталкивая в нужном направлении. Виктор усмехается и опускается на колени. Гладит выпуклость, тянет молнию вниз, отчего Бьорн с хриплым выдохом откидывает голову.
И тут лифт возобновляет движение.



Название: Первый раз
Фандом: Sugarplum Fairy
Герои: Карл Норен, Виктор Норен
Тема: IV.5 радио
Объём: 611 слов
Тип: флафф
Рейтинг: G

***

Ты помнишь, как это случилось в первый раз.

Вы тогда уже жили в Стокгольме. Снимали на двоих с Виком однокомнатную квартиру под самым чердаком старого дома. Квартира находилась в центре, но была настолько мала, что матрас, лежащий на полу, был не только вашей постелью, но и обеденным и рабочим столом. Тесно, всегда полутемно, но вас это вполне устраивало. Вы и дома то почти не бывали. Чаще всего лишь заваливались на ночь, да и то не всегда. Столица не давала скучать даже тогда, когда в кармане кроме дыр не было ничего.

Но в тот вечер вы как раз были в своей квартире. Точнее много вас там было шумных и уже нетрезвых. Тех, с кем приехали завоевать город, и тех, с кем только недавно познакомились. В комнатушке негде было яблоку упасть, пиво, сигаретный дым, споры. И в какой-то момент оказалось, что в доме нет ни крошки. Да, к вашему удивлению полные заветным алкоголем бутылки еще стояли в рядок, а вот пожрать было нечего. И вы с Виком, наскребя по карманам монет, на правах хозяев выдвинулись в магазин.

Была ранняя весна, но магазин примостился через дорогу, поэтому вы с братом даже курток не накинули. Так и вывалились на улицу в одних футболках. Раскрасневшиеся и взлохмаченные. Вик, размахивая руками, продолжал спор, начатый еще в квартире, забыв, что спорил вовсе не с тобой. Ты же, слушая его краем уха, успел прикурить и сделать пару затяжек, прежде чем толкнул дверь в магазин.
Колокольчик звякнул. Уличные сумерки сменились ярким светом люминесцентных ламп. Вы синхронно махнули продавцу за прилавком, который уже прекрасно выучил, что каждый день Вик покупает Доктор Пэппер, а ты терпеть не можешь любую газировку. Ты направился к полкам с сыром, Вик же атаковал чипсы. К его голосу присоединился шелест пакетов, и в какой-то момент тебе показалось, что он собирается купить все чипсы в этом магазине. А затем шум резко затих. Чипсы заманчиво не хрустели пакетами, а Вик не балаболил о достоинствах первого альбома Ролингов. Тишину оживляла только музыка из колонок, да звон бутылок, переставляемых продавцом. Ты удивленно обогнул стеллаж и уставился на Вика. Твой брат стоял в центре прохода, прижимая к себе огромную пачку чипсов, как родную, и улыбался. Блаженно!

То есть вначале его улыбку можно было назвать робкой - лишь поднятые уголки губ и только. Но с каждой секундой она становилась все шире и шире, словно на мелкого медленно, но верно сходила благодать. Или Джон Леннон предстал перед ним в божественном сиянии. Ты даже оглянулся и посмотрел туда, куда упирался Виков взгляд. Банки консервированной кукурузы стоящей там не показались тебе достаточным поводом для подобного блаженства, и ты опять посмотрел на брата. Тот по-прежнему сиял невыносимо, выражением лица напоминая блаженного, слышащего ангельские голоса. Голоса! И тут ты тоже услышал. Услышал то, что было слаще целого хора ангелов во главе с Джоном Ленноном.

Вы стояли в магазине между стеллажами с чипсами и крекерами и слушали по радио свою первую песню. Впервые в жизни. Вас крутили по радио.

Свет люминесцентной лампы мигал, продавец что-то пересчитывал шепотом, мимо магазина, шурша колесами, проехала машина, а по радио Вик пел «…my blood is warmer when you're here and Ellie please stay young». И Вик же стоял напротив тебя и беззвучно шевелил губами, повторяя слова. Ты думал, что, когда закончится песня, он заорет от радости, и сообщит эту новость продавцу и заодно всем встречным, но вместо этого Вик, как ни в чем не бывало, продолжил выбирать чипсы, лишь улыбаясь, как ненормальный.

С тех пор вы уже тыщу раз слышали себя по радио, видели по телевизору и на уличных афишах, но тот первый раз ты вспоминаешь до сих пор. Ты не помнишь, свои ощущения и мысли, но ту блаженную улыбку Виктора видишь будто сейчас. И каждый раз сам неудержимо расплываешься в улыбке.



Название: О раннем утре Густава Норена и Бьорна Диксгарда
Фандом: MandoDiao,
Герои: Густав Норен/Бьорн Диксгард
Тема: II.6 спонтанный секс
Объём: 668 слов
Тип: юмор
Рейтинг: R
От автора: вот представления не имею, есть в Сткг поливальные машины или нет =))

***

- Эй, чувак, ты чё творишь? - выдавливаешь ты, пытаясь оторвать Бьорна от себя и нервно оглядываясь.
Раннее утро. Вы плететесь домой из клуба, почему-то игнорируя возможность вызвать такси. Ну, то есть у вас была какая-то конкретная и очень разумная причина для пешей прогулки, но через пару часов, десяток кварталов и полсотни песен, которые Бьорн орал дурным голосом, ты эту причину забываешь начисто. Да, Диксгард поет всю дорогу. Точнее думает, что поет. Даже профессионалы от микрофона бывают ужасны в этом, когда вылакают столько, сколько вылакал сегодня твой друг. Как бы там ни было, в какой-то момент он прекращает мучить твои уши, и начинает другую пытку – он начинает тебя лапать.
- Люди же увидят, - шипишь ты, когда Диксгард сильнее прижимается к тебе.
- Какие люди? - выдыхает тебе в ухо эта сволочь. Для этого ему приходится привстать на носки и он тяжело дышит, щекоча твою шею. Тебе становится дурно, а джинсы кажутся лишними. Бьорн же тем временем все сильнее сжимает твою задницу и самозабвенно вылизывает шею. Прямо посреди, мать его, перекрестка! Пустынного перекрестка, но кто его знает. И ты, наконец , отлепляешь от себя его тушку и тащишь в ближайшую подворотню, где риск быть замеченными намного ниже, а уж шанс попасть под поливальную машину вообще сводится к нулю. Бьорн не возражает, послушно плетясь следом, лишь попутно отпускает язвительные замечания про то, что ты совершейнейший старик, Норен, никакого с тобой риска, что таким макаром секс у вас скоро будет случаться по расписанию и только в койке. Он описывает перспективы одну радужней другой, пока ты не затыкаешь его, впечатывая в стену и впиваясь губами в рот. И Диксгард доволен. Он просто счастлив. Лишь размазывается под тобой по стене, словно медуза в прибое. Но какая к черту медуза, ведь под твоей ладонью он твердый и горячий. Такой горячий, что ты нетерпеливо дергаешь молнию на его джинсах и забираешься в трусы. А в следующую секунду Бьорн истерично выдает порцию отборного, многоэтажного мата.
- У тебя руки холодные, - возмущенно шипит он, а ты ржешь. Друг упирает в тебя негодующий взгляд, ты же в ответ пожимаешь плечами, а потом опускаешься на колени.
Бьорн вмиг затыкается, когда целуешь его в полосу кожи между джинсами и футболкой, и шепчет полувопросительно полутребовательно:
- Гус…
- Чтооо? – выдыхаешь ты, прижимаясь открытым ртом к четко проступающему сквозь ткань члену.
- Ох блять… не тяни, - Диксгард дергает бедрами, но ты сжимаешь их, припечатывая к стене. Тебе совершенно некуда торопиться.

Утро в Стокгольме. В столь ранний час на улице не наблюдается ни одного прохожего. Тишь, да благодать. Но тут из подворотни с криком и гоготом вылетают два парня.
- Блять, какого хера? – орет тот, что пониже и покрепче, пытаясь на ходу застегнуть джинсы. Тот, что выше ростом, загибается в очередном приступе смеха.
- Мать твою, Норен, прекращай ржать, - орет крепыш на друга, но затем опять переключает внимание на ширинку. Останавливается и какое-то время ведет с ней борьбу, которую явно проигрывает.
- Помочь тебе, детка? – поясничает Норен, за что получает четкую и краткую инструкцию, куда ему с космической скоростью нужно валить. Крепыш же тем временем справляется с джинсами и начинает отряхивать ветровку, которая вся покрыта темными пятнами, приглаживать мокрые волосы.
- Вот же сука! Чем она меня облила??
- Да не кипиши, водой. Обычной водой, - брюнет хрюкает, давясь смехом, но поймав свирепый взгляд друга, добавляет примиряющее – Мне, между прочим, тоже досталось.
- Ну да, - крепыш придирчиво оглядывает друга, который пострадал куда как меньше, и хмыкает, явно недовольный увиденным.
- А я говорил тебе, не шуми
- Не шуметь? – опять вопит блондин, но тут же понижает тон, добавляя в голос язвительности. – Ну, кто ж знал, что ты затащишь меня прямиком под окна полоумной старухи, которая поливает прохожих из окна водой.
- Ну, мы, допустим, не мимо проходили, да и ты действительно вел себя шумно…
- Норен!
Длинный поднимает руки
- Ладно, ладно, молчу.
Крепыш удовлетворено кивает, но Норен не выдерживает и, расплывшись в довольной ухмылке, добавляет:
– Ну что, Бьорн, теперь только по расписанию и в койке?
Бьорн пару секунд возмущенно смотрит на друга, а затем начинает ржать.



Название: Ночь накануне Рождества
Фандом: MandoDiao, SugarplumFairy
Герои: Густав Норен, Карл Норен, Виктор Норен и Йозеф пробегает =))
Тема: IV.5 смех
Объём: 556 слов
Тип: флафф
Рейтинг: G
От автора: Норенчикам здесь по 10, 8 и 6 соответственно. Ну или и того меньше =))

***

- Вик, ты можешь потише? – прошипел Гус и хмуро посмотрел на младшего брата, когда тот запнулся о половик и чуть не покатился с лестницы. Вик выпятил нижнюю губу и ответил шепотом:
- Я и так тихо.
- Ну да, на твой слоновий топот весь Бурленге сбежится.
- Сам ты слон, - не остался в обиде Вик. – Слоновий жираф, длинный дохлый жираф перересток с кривыми ногами.
Выпалив это на одном дыхании мальчишка показал брату язык. Гус свирепо воззрился на него, размышляя, дать ли нахалу подзатыльник или ограничиться словесным нагоняем. Но тут подал голос Карл:
- Может , вы прекратите? – он раздраженно закатил глаза. – Родители все равно спят, их и из пушки не разбудишь. А если вы так и дальше будете препираться, то мы тут до утра торчать будем. Так мы идем или нет?

Гус бросил на среднего брата хмурый взгляд, но согласно кивнул и продолжил спуск по лестнице. Следом за ним спускался Вик, то и дело путаясь в широких штанинах пижамы. Замыкал процессию Карл, отчаянно зевающий и портящий этим всю таинственность и торжественность происходящего. В доме стояла тишина. Родители и младшая сестренка спали. Да что там, спал весь Бурленге. И лишь трое мальчишек крались по лестнице, намереваясь пробраться в гостиную, где под большой, увешанной игрушками, елкой уже лежали подарки. Подарки, которые родители положили туда вечером. Подарки, о которых мальчишки мечтали уже больше месяца.

Гус спускался по лестнице и размышлял о том, получит ли он от родителей один большой подарок или два подарка поменьше, Вик представлял, что под елкой его ждет щенок, маленький мохнатый белый щенок, такой же как у Петера по соседству. Карл же по-прежнему зевал.

- И вообще, не понимаю, зачем нам красться к подаркам ночью, – проворчал он когда очередным зевком чуть не свихнул себе челюсть. - Спать же хочется жутко
Вик удивленно оглянулся на него.
- До утра ждать долго, - пояснил таким тоном, словно брат был не старше его, а младше, и ему приходилось объяснять совершенно примитивные вещи.
- Если тебе не интересно знать, что нам подарят, то можешь возвращаться в кровать, - буркнул Гус, а Вик, широко распахнув глаза, уставился на Калле.
- А тебе разве не интересно? – он даже остановился от удивления.
- Неа, - мотнул головой Карл. Теперь остановился и Густав. Два обалделых взгляда вперились в белобрысого мальчишку. И тому пришлось пояснить. – Я и так знаю, что нам подарят. Гус получит коньки и клюшку, ты, Вик, железную дорогу.
- А ты? - полюбопытствовал младший Норен.
- А я телескоп.
Вик открыл рот, собираясь что-то спросить, да так и замер. Лицо Гуса вытянулось от удивления.
- Откуда ты это знаешь? – спросил он сощурившись.
- Ну вы даете, - хохотнул Карл, сияя словно начищенная крона. – Эти подарки с октября лежали в кладовке, я уже тыщу раз их рассмотрел.


Густав вспомнил эту историю, наблюдая за тем, как с криками и смехом его старший сын Йозеф скатился по этой же самой лестнице и пронесся мимо него в гостиную, даже не обратив на отца внимания. Следом за ним прогрохотали уже давно взрослые, но не менее радостные Виктор и Карл. Интересно, подумал, Гус, глядя, как они все дружно наваливаются на гору подарков, которая как и тыщу лет назад лежала под елкой в гостиной, а Йозеф тоже ходит смотреть на подарки ночью накануне Рождества? Или, как его дядя Карл, выучил уже все тайные места в их доме?

Йозеф достал из коробки красную игрушечную гитару и залился счастливым смехом.

@темы: .IV.5 Звуки, .II.6 Порно/эротика, #fandom: RPS (music), RPS: MandoDiao/Sugarplum Fairy фэндом в целом (таб.30)

---

[Katrusia]

Название: Быть старшим братом
Фандом: Mando Diao, Sugarplum Fairy
Герои: Густав Норен, Виктор Норен
Тема: I.4 грудь
Объём: 392 слова
Тип: флафф
Рейтинг: G

***

Быть старшим братом – это тот еще геморрой. Быть старшим братом – это постоянно за что-то отвечать, за всем следить и сидеть дома в пятницу вечером, только потому, что твоему мелкому пятилетнему братцу вздумалось заболеть.

- Гууууус, почитай мне, - тянет Вик, который только что попросил включить ему мультики. А до этого он просил апельсины и малиновое варенье, которое ты доставал с самой верхней полки кладовки. А до этого ты битых полчаса пытался заставить Вика выпить лекарство. И тебе удалось впихнуть в него ложку с микстурой только после того, как ты пообещал ему пару хоккейных карточек из своей коллекции. В общем, к моменту, когда мелкому захотелось чтения, ты был достаточно взвинчен, чтобы забыть о братском терпении и добродетели.

- Ну, Гуууус, - канючит Вик, за что получает от тебя хмурый взгляд.
- Сам почитай, - бурчишь ты, падая в кресло, рядом с кроватью.
- Я не умею.
- Значит самое время учиться. Ты меня достал, мелкий, так что обойдешься.
- А мама сказала, чтоб ты делал все, что я попрошу.
- Мало ли что мама сказала
- Хорошо, я ей так и передам, - тянет Вик и хитро добавляет - И она не отпустит тебя завтра в кино.
От возмущения ты аж подпрыгиваешь на месте.
- Это удар ниже пояса, сволочь ты мелкая! – вопишь, мечтая дать вредителю подзатыльник.
- И скажу, что ты обзываешься, - Вик показывает тебе язык и невинно улыбается, глядя на тебя выжидающе.
Ты с тихим рыком поднимаешься с кресла.
- Что тебе почитать, шантажист?
- Последний номер «Человека-паука» - от довольной улыбки физиономия братца того и гляди треснет.
- Мы же читали его уже тысячу раз.
- Ну и что. Я хочу еще. Особенно тот момент, где он Песочного человека такой бац, а тот его бдэмц, и все рушится, а человек-паук такой вжик и тыдыщ-тыдыщ, - Виктор размахивает руками, изображая супергероя, пока ты устраиваешься рядом на кровати.
- Эй, потише, герой. Оставишь меня без глаза.
- Ну и что? У тебя ведь второй есть, - ляпает Вик и удобней укладывается под твоим боком.

Минут через двадцать, когда Человек-Паук побеждает всех злодеев, и ты закрываешь комикс, Вик сладко посапывает, устроив голову у тебя на груди, и вцепившись пальцами в твою футболку. Ты какое-то время смотришь на лохматую макушку и торчащий нос и неудержимо расплывешься в улыбке. И думаешь, что быть старшим братом – это не так уж и плохо, ведь ты чертовски любишь этих мелких оболтусов.




Название: Words
Фандом: Mando Diao
Герои: Густав Норен/Бьорн Диксгард
Тема: IV.5 гудок
Объём: 285 слов
Тип: романс
Рейтинг: РG 13 за мат

***

У тебя никогда не было проблемы, что сказать Бьорну. Кому угодно – матери, Пернилле, братьям, парням из группы, но только не Диксгарду. С первой же минуты знакомства и все это время тебе было, что сказать ему, чем поделиться, о чем срочно сообщить, что обсудить, о чем поспорить, перебивая. С Бьорном слова не заставляли себя долго ждать, а сейчас ты вертишь в руках телефон и подбираешь их мучительно и безуспешно.

«Привет. Как ты там без нас? Хреново? Ну, признайся, что хреново!» . Пиздец, самое то начало разговора, если хочешь быть посланным на хуй.
«Прекращай дурить, Бьорн, и возвращайся» . Угу, ты настоящая мамочка, Норен.
«Как у вас там погодка в… какой ты сейчас дыре?» Да к черту! К черту любую дыру, где бы он ни был, к черту этот тур! Он не там должен быть, мать его, не там!
Или «Скучаю» Блять, скучаю-скучаю-скучаю и без тебя совершенно больной …

Гудки в трубке прерываются.

- Ну-ка, придумай мне рифму к слову way, - говоришь ты, как только раздается диксгардовское «ну»
- Say, today, sway, prey, stay - выдает тебе с ходу Бьорн.
- О, класс, today запихну. А то уже два куплета готовы, а на припеве совершенно тупо застрял.
- Очередная песня о вольной жизни? – подкалывает этот гад.
- Нет, о правилах дорожного движения, – парируешь и не можешь удержаться, чтоб не похвастаться: - И это уже третья в твое отсутствие.
- А у меня их уже 4, так что догоняй.
- Вот черт! Когда только успеваешь?
- Ну, у меня теперь по ночам много свободного времени, знаешь ли, - тянет Бьорн, а у тебя больно дергает сердце, и ты ляпаешь:
- Когда уже?
- Соскучился? – тянет довольно эта сволочь.
- Иди на хрен, Диксгард.
- И я по тебе скучаю, Норен.



Название: Правило жизни по Кристиану Гудленду
Фандом: Sugarplum Fairy
Герои: Калле/Крилле
Тема: I.4 ноги
Объём: 370 слов
Тип: типа ангст
Рейтинг: PG

***

- Как думаешь, я правильно поступаю? – спрашивает меня Карл так тихо, будто вовсе не хочет, чтобы я его услышал. Спрашивает и смотрит на меня из-под челки. Он сидит на подоконнике, а я в кресле, стоящем в другом конце комнаты, но даже отсюда я вижу, как Калле напряжен в ожидании ответа. Он с судорожным вздохом подтягивает ноги и обхватывает руками колени. Сколько его знаю, он всегда поджимает ноги, подбирает их под себя, устраивается так, словно старается занимать как можно меньше места. Словно старается никому не мешать. Иногда мне кажется, будто это его жизненное кредо, главное правило – доставлять всем как можно меньше беспокойства.
- У тебя есть сомнения? – спрашиваю вместо того, чтоб ответить.
Карл хмурится, отводит глаза.
- Есть, - говорит, пристально разглядывая что-то за окном. – Я ведь бросаю вас. Тебя, Йонаса, Дэйва, а Вик... Вик мне вообще никогда этого не простит.
Я фыркаю. Давно не слышал большего бреда
- Не мели чепухи, - говорю. - Мы уже взрослые люди и это наше общее решение, не твое. Все к этому шло. И Вик прекрасно это понимает, просто не хочет в этом себе признаваться.
- Ты думаешь?
- Карл! Ты не пуп земли и не все в этой жизни происходит по твоей вине. Нам всем нужен этот перерыв.
- Все равно, - он опять смотрит на меня. – Я подвожу вас.
Ну, говорю же, главное никому не причинять беспокойства – в этом весь Карл. И в этот раз это выводит меня из себя. Да что там, меня это бесит. И я говорю резче, чем хотелось бы.
- А ты действительно этого хочешь, а, Карл? Действительно хочешь играть именно эту музыку?
- Да, - он не задумывается ни на секунду, и я киваю.
- Ну, так делай. Раз хочешь, делай! В это гадской жизни только и нужно делать то, что хочется.
Я говорю высокопарную банальщину, но Карл опять на какое-то время зависает, пялясь в окно. Затем вдруг расплывается в довольной улыбке и спрыгивает с подоконника. Идет ко мне, все так же продолжая ухмыляться во всю физиономию, и меня это настораживает.
- Э, ты чего? – спрашиваю я тупо, когда он падает ко мне на колени и обнимает за шею.
- Делаю то, что хочется, - выдыхает он мне в губы, прежде чем поцеловать.




Название: Выстрел
Фандом: MandoDiao
Герои: Бьорн Диксгард/Густав Норен
Тема: IV.5 выстрел
Объём: 70 9слов
Тип: ангст
Рейтинг: PG

***

Холодные серые дома проносятся мимо, ни одного горящего окна. Темно и глухо. Сырой асфальт равно стелется под ноги, то пересекая путь трещинами, то вздыбливаясь осколками.

Не упасть, главное не упасть.

Ты оглядываешься на бегу, улица пуста. Улица мертва, все так же ни просвета, ни движения. За спиной все тот же холодный бетон и никого. Но это ровным счетом ничего не значит, и ты не останавливаешься, прибавляешь скорости.

Обшарпанные стены складов. Ты уже давно не понимаешь, где ты, и куда бежишь, главное бежать. Сердце долбится в горле, мешая дышать, а каждый вздох кислотой обжигает легкие. Но тебе нельзя останавливаться, и ты бежишь. Бежишь узкими переулками, налетая на углы, шарахаясь от отражения в лужах и, кажется, что никогда не остановишься, что так и отбросишь коньки на бегу.

Но страх липкий, первобытный, абсолютный толкает и толкает вперед.
Страх загнанного зверя, не человека. Страх того, что настигнут.

Разрушенное здание вырастает неожиданно, ты словно врезаешься в него, падаешь в черный провал двери. Озираешься затравленно: старые стены со следами краски, расшатанная винтовая лестница, по которой поднимаешься, перескакивая через две ступени, запах затхлости и пыли и еще чего-то непонятно сладкого, но такого знакомого. Мусор хрустит под ногами, и ты вздрагиваешь. Шаришь взглядом, отмечая бетонные балки, раковину в дальнем углу и драный полиэтилен, свисающий с потолка. Ты удивленно отодвигаешь его, зачем-то пробираясь к раковине, и он с легким шорохом смыкается за тобой. Этот звук режет по нервам. Шорох могильной плиты, встающий на свое место, почему-то думаешь ты и цепляешься пальцами за раковину, пытаясь взять себя в руки. Поворачиваешь тугой вентиль крана, плещешь в лицо водой, в надежде, что она поможет, прогонит страх, заставит мыслить трезво. Но ледяная вода лишь покалывает кожу, а страх по-прежнему бьется внутри. Ты смотришь на себя в мутное зеркало – глаза навыкате, почти белые губы - и думаешь, что ты сейчас на человека не похож.

Не человек, загнанный зверь. Они тебя уже настигли.

Ты резко оборачиваешься. Взгляд мечется, путаясь в полиэтилене с красными нитями разводов. И ты отчетливо понимаешь, что это кровь.
Легкий шорох за спиной, звук выстрела раскалывает тишину…


И ты просыпаешься. Понимаешь, что сидишь в собственной постели и загнанно дышишь, будто и, правда, пробежал все эти километры. Сердце все так же ломится в ребра, а мерзкий страх испариной выступает на коже.
- Гус.
Ты вздрагиваешь, поворачиваешь голову, и, кажется, что упрешься взглядом в дуло пистолета – в черную дыру, но на тебя смотрит Бьорн.
- С тобой все в порядке? – спрашивает. Кладет руку тебе на плечо и заглядывает в глаза. – Пиздец, - выдыхает. - Ты чего? У тебя такой взгляд…
- Меня убили, - выдавливаешь из пересохшего горла и, отвернувшись, шаришь по тумбочке в поисках пачки сигарет.
- Опять? Блять, Норен, уже третью ночь подряд. Это все тот же сон, да? Он же?
Ты находишь сигареты и зажигалку, и даже умудряешься закурить, хотя пальцы так и пляшут. Да что там, тебя самого колотит и все из-за какого-то сна. Сна, который снится тебе уже какую ночь без изменений – пустые, темные улицы и изматывающий бег. Все так реально. Реально, мать его, до дрожи. Слишком реально. И, кажется, что сходишь с ума.
- Это тот же сон, Гус? – требовательно спрашивает Бьорн, сильнее сжимая твое плечо.
- Да, - нехотя говоришь ты и затягиваешься так, что огонь доползает до середины сигареты. Третью ночь подряд ты бежишь, третью ночь подряд тебя убивают невидимые преследователи. Выстрел, и тебя нет. Как мило. Блять, Норен, как мило. Дедушка Фрейд плачет по тебе.
- Это ненормально, Гус, - говорит Бьорн, словно мысли твои читает. – Ты понимаешь, что это ненормально? И с этим нужно что-то делать. Ты же не спишь ни хрена. И мать твою, Норен, посмотри уже на меня!!
Ты давишь сигарету в пепельнице и, развернувшись к Бьорну, смотришь на него у пор. Тот все еще цепляется за твое плечо и смотрит на тебя так, словно ты и правда мертв.
- Нужно что-то делать, - повторяет, а беспокойство в глазах и голосе аж зашкаливает. Ты сжимаешь его руку на своем плече, переплетаешь свои пальцы с его, и тебя вдруг отпускает. Разом, резко, словно обрывается нити, связывающие тебя из сна и реального. Страха словно и не было, лишь пот напоминанием. И четкое понимание - это всего лишь сон, дурацкий ничего не значащий сон - наваливается облегчением. Ты усмехаешься.
- Что-то делать? Хм… может клип про это снимем?



Название: Утро
Фандом: MandoDiao/ SugarplumFairy
Герои: Густав Норен/Карл Норен
Тема: I.4 волосы
Объём: 377 слов
Тип: флафф, инцест
Рейтинг: PG

***

Волосы Карла пахнут шампунем и сигаретами. И еще чем-то родным, чему ты никак не можешь дать определения. От этого запаха ломит сердце, и губы непроизвольно раздвигаются в улыбке. Ты зарываешься в волосы лицом и желаешь пролежать так всю жизнь. Прижимаешь к себе брата сильнее спиной к груди. Скользишь ногой между ногами и собираешься опять провалиться в сон, но Калле, проснувшись, рушит все твои радужные планы. Он высвобождается из твоих рук и переворачивается на спину, смотрит на тебя сквозь ресницы.

- Доброе утро, - выдыхает хрипло и улыбается. Улыбается так блаженно, что ты не можешь удержаться и целуешь его в уголок губ.
- Доброе, - говоришь и сам улыбаешься в ответ. Трешься ногой о ногу, скользишь ладонью по груди. Карл такой теплый и гладкий и так приятно просто чувствовать его кожу под ладонью. И кажется, что он того и гляди замурчит.
- А ты мне снился, - говорит Карл, а ты утыкаешься лбом в его плечо и закрываешь глаза, продолжая выводить пальцами по груди и ребрам.
- И что я делал в твоем сне?
- Бросал меня в море. Мы были на море. Там же, где два года назад, помнишь?
- Ага, - на тебя словно опять нападает та пляжная благодать и лень, что и тогда. – Хорошо там было, - вспоминаешь. – Вода теплая, песок горячий и тот старый пирс, на котором никто нас не мог найти.
- Да. И ты, сволочь, вечно пытался меня с него скинуть, - ты слышишь смешок Карла и вспоминаешь, как он орал и хохотал, когда вы боролись, не желая падать в воду. И как, в конец концов, сами в нее прыгали. И после нагретых солнцем досок пирса вода обжигала кожу холодом, и вы выныривали на поверхность, продолжая борьбу в воде. А потом заплывали под пирс, где ты мог беспрепятственно – все равно никто не увидит – притягивать брата к себе и целовать в соленые губы. Прижимать к деревянным стойкам, чувствуя, как вас легко качает вода, и водить губами по коричневой коже – от подбородка к ключице, а потом по шее к уху. Карл был мокрый и соленый. Он пах этой солью и йодом, он пах старым сырым деревом и солнцем.
- Но во сне ты меня все-таки скинул, - вдруг недовольно сообщает Карл, и ты смеешься.
Опять утыкаешься в его волосы и понимаешь, что они пахнут солнцем.

@темы: .IV.5 Звуки, .I.4 Тело, #fandom: RPS (music), RPS: MandoDiao/Sugarplum Fairy фэндом в целом (таб.30)

---

[Mikhael Stokes]

Название: "Предвестник бури"
Фандом: CSI: LV
Герои: Ник Стоукс, Сара Сайдл
Тема: Туман.
Объём: 1089 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Дисклаймер: все герои не мои

«Неужели и до пустыни добралось глобальное потепление?» - подумал Ник Стоукс, вжимая голову в плечи от пронизывающего до костей холода.
Туман. Для Невады это такое же редкое погодное явление, как и снег в Африке. Но, видимо, кто-то там наверху сегодня решил в очередной раз пошутить над простыми смертными и наслал на город молочную дымку, которая медленно струилась по тротуарам, принимая самые причудливые формы. Над землей же туман образовывал практически непроницаемую стену, сквозь которую с трудом пробивался свет фар проезжающих мимо автомобилей. Двигаться сквозь эту пелену было противно – казалось, что туман проникает под кожу миллионами острых иголок холода.
Нику сразу вспомнился рассказ Стивена Кинга «Туман», который он читал, еще будучи школьником. Школьный приятель подарил ему толстенный сборник рассказов Кинга на день рождения. Книга была просто великолепной – глянцевая черная обложка, хрустящие и пахнущие типографской краской страницы. Такая книга была входным билетом в дом семейства Стоукс. Ведь миссис Стоукс очень строго относилась к отбору друзей для Ника. Если ты не относился к кругу состоятельных, ну или хотя бы среднему классу, то дорога в дом была заказана. Конечно, Аманда Стоукс не выказывала своего отношения напрямую – она была воспитана в других традициях. Но одного ее колкого и пренебрежительного взгляда было вполне достаточно, чтобы гость понял, что ему здесь не рады. «Равное с равным, Николас!» - тоном истинного директора школы, многозначительно поднимая указательный палец вверх, часто говорила Аманда сыну, когда очередной кандидат не проходил “естественный отбор”.
Нику оставалось только соглашаться и кивать головой, опустив глаза в пол, будто он был в чем-то виноват. Обычно после очередного фиаско в попытке завести друга Николас просто поднимался в свою комнату и, запрыгнув на кровать, начинал читать очередной ужастик, приберегая на случай, если в комнату войдет мама, какой-нибудь скучный трактат по философии Платона. Ведь Аманда Стоукс просто люто ненавидела ужастики и мистику, вкупе с фантастикой и всем подобным чтивом. По ее компетентному мнению, такие книги разлагали молодое и неокрепшее сознание ребенка.
Но как минимум часа два мать не войдет в комнату сына. И Ник это прекрасно знал. Каждый раз после встречи с представителем «не нашего круга» она отправлялась в гостиную, доставала бабушкин столовый набор и начинала упорно его начищать. Таким образом она успокаивалась.
Единственным другом Ника, которого Аманда могла еще хоть как-то терпеть, был Джей Хантер. Хотя он и не принадлежал к светской тусовке Техаса, но дверь дома Стоуксов была всегда для него открыта. Все дело было в том, что Джей был служкой в местной церкви. А для Аманды Стоукс религия была на втором месте после ее семьи.
Джей рос без родителей, которых он никогда не видел. Он переезжал из приюта в приют, из одной приемной семьи в другую, но нигде не задерживался подолгу. От последних сердобольных родителей он сбежал сам. Сев на первый попавшийся автобус, он приехал в Техас. Мальчик стал ходить от ранчо к ранчо в поисках хоть какой-то работы. Но везде ему отказывали. И тогда он решил попытать счастья в церкви. Местный священник, отец Уильям Донован, с радостью взял Джея служкой и поселил в маленьком домике при церкви. Естественно, мальчика отправили в школу. Именно там Ник и познакомился с Джеем.
Сначала они просто каждое утро при встрече спрашивали друг у друга, как дела, потом стали занимать места в столовой, а потом и вовсе стали не разлей вода. Но однажды настал судный день – у Ника намечался день рождения.
Триумфальное появление Джея на пороге дома Стоуксов с внушительным свертком в руках вызвало настоящий фурор у всех гостей – сынков и дочек зажиточных фермеров всей округи. И если до появления Хантера у Ника был вид, будто он съел килограмм лимонов, то теперь он весь светился от счастья. Схватив друга за рукав, он потащил его в свою комнату, оставив всех присутствующих в гостиной в состоянии глубокого шока. У миссис Стоукс даже чуть поднос из рук не выпал от такой наглости. Извинившись, она стремительно взметнулась на второй этаж, полная решимости устроить сыну взбучку. Ведь ни один ее ребенок не позволял себе такой наглости – бросить гостей в самый разгар праздника. Когда строгое черное платье супруги промелькнуло мимо, мистер Стоукс только тихо усмехнулся: «Растет мальчик, растет».
После окончания званого ужина по поводу дня рождения в доме разыгралась буря. Но Ник смог тогда впервые абстрагироваться от слов матери. Ведь его мысли были поглощены подарком Джея. Поэтому он даже обрадовался, что ему объявили приговор и назначили наказание в виде домашнего ареста – у него появилась отличная возможность прочитать книгу от корки до корки. В понедельник мама и папа отправлялись на работу, а няня не особо следила за тем, что делает в своей комнате тихий и примерный мальчик.
Образ того тумана врезался в сознание Стоукса с тех пор, и теперь он снова возник перед глазами, только уже в виде реального явления природы. Нику казалось, что вот-вот из пелены вырвутся зловещие щупальца монстра. Чтобы отогнать эти глупые и нерациональные мысли, он мотнул головой. Но ощущение какой-то невидимой опасности, грозящей показаться из тумана, не оставило криминалиста. Теперь весь город казался этаким выходцем с того света. Все – люди, автомобили, здания – были призрачными и ненастоящими.
С каждой минутой Ника все сильнее начинал одолевать страх, липкий, противный и холодный, как туман вокруг.
И тут прямо перед ним возник он – призрак прошлого - Джей Хантер. Парень совершенно не изменился с того момента, как они виделись последний раз. А это было около десяти лет назад. Джей был даже одет в точно такую же футболку и спортивные штаны, в которой он провожал Ника в колледж на вокзале Далласа.
Когда Стоукс понял, кто стоит перед ним, то сначала оторопел от неожиданности, а потом, отойдя от шока, спросил:
- Джей? Ты ли это? Какими судьбами в Вегасе?
Но ответа не последовало. Казалось, что друг не слышит его, настолько отстраненным был его взгляд. Когда Ник взглянул в его глаза, то даже отшатнулся – глаза Джея были черными, как самая глубокая бездна. И тут губы его зашевелились, но звук их походил скорее на шелест листьев, чем на человеческую речь. Лишь два слова смог расслышать Ник: «Буря... Бегите... Буря». После этого призрачная фигура друга детства тронулась с места, проплыв мимо вконец ошарашенного Ника. Когда Стоукс обернулся, то увидел, как призрак, будто танцуя одному ему известный танец, удаляется вдаль. И тут легкое дуновение ветра развеяло фигуру, превратив ее в лоскуты тумана.
С исчезновением призрака и туман стал понемногу рассеиваться, расползаясь в стороны, будто забираясь в потаенные норы, из которых пришел. И вот уже совсем скоро Вегас снова предстал во всей своей ночной красе – яркие неоновые вывески казино, шум машин и голоса поздних прохожих и туристов, пожелавших познать ночную жизнь Города Грехов.
И только Николас Стоукс стоял на тротуаре, скованный холодом страха, боясь пошевелиться. В его голове до сих пор отчетливо звучали слова, произнесенные его другом или призраком: «Буря...Бегите...Буря».

@темы: .III.4 Погода, #fandom: CSI, CSI: Ник Стоукс, Сара Сайдл (таб.30)

---

[Valery]

Название: В домике
Фандом: Elfen Lied
Герои: Кота/Юка
Тема: III.4.01 - Дождь
Объём: 119 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG
Авторские примечания: вероятно, ООС

У них всё хорошо. Жизнь идёт, мирно, неспешно; в такт размеренному тиканью тех самых часов, больше они уже не останавливались. Кота никогда не забывает их завести – это придаёт уверенность; это лишняя гарантия стабильности их маленького мира.
Юка просыпается по ночам, прислушивается, гадает: часы или дождь. Если часы – можно успокоиться и снова засыпать. Если дождь – она тихо встаёт, проходит по дому, закрывая окна, спешит вернуться в постель, в общие их сны, до того, как шум дождя навеет ненужные воспоминания.
У них всё хорошо, пока они хранят покой своего мира. У них всё хорошо хотя бы потому, что на двоих им досталось куда меньше призраков прошлого, чем могло бы кому-то одному – но не всех их можно отпугнуть, просто спрятавшись от дождя.

@темы: .III.4 Погода, Elfen Lied (anime): фэндом в целом (таб.30), #fandom: Elfen Lied

---

[-Шинигами-]

Название: "Флёрдоранж"
Фандом: Hellsing
Герои: Максвелл/Хайнкель, намек на Андерсон/Хайнкель, Юмико (Юмие) Такаги
Тема: Запах от волос.
Объём: 2319 слов
Тип: джен, гет.
Рейтинг: G
Саммари: "Ах, эта свадьба-свадьба-свадьба пела..."
Авторские примечания: у автора кинк на свадьбы поневоле. Скоро еще одну напишет.

Читать дальше

«…и была та свадьба пышна, как платье невесты, щедра, как рука жениха. И жили они в мире и согласии до самой смерти и умерли в один день».
Маленькая Хенриетт хлопает в ладоши сама с собой. Так заведено, потому что в то время, пока она читает, все остальные спят. Тихо, на цыпочках, прокрасться в библиотеку, попыхтеть, стоя на цыпочках, скользить носом по книжным полкам в поисках нужного. Везде красивые книжки с самолетами, половину из них Хенриетт уже знает и может показать и назвать. Это потому что папа – инженер. Важный человек. Мама и сестры им очень гордятся. Хенриетт тоже гордится, хотя не понимает толком почему. Она никогда не видела самолет по-настоящему, только на картинке. А потом надо взять нужную книжку, с розовой или голубой обложкой, до какой получится дотянуться, и читать с утра до ночи про принцев и принцесс, про драконов и единорогов, про настоящую любовь и верную дружбу, про красивые финалы, в которых Добро всегда в белом, как в платье невесты, а Зло…
О чем ты только думаешь, Хайнкель Вольф?!
Приглашений было до черта и больше, штамповали стажеры Отдела – все равно этой шпане в архиве толком заняться нечем. Все одинаковые, щедрые, помпезные, красивые – с позолоченным срезом, на дорогом картоне, без слащавой ерунды типа целующихся голубков или обручальных колец.
Как давно она об этом мечтала – с самого детства, когда еще можно было гордо ткнуть себя в грудь и сказать: «Я девочка!»
«Сеньор Споллини и Сеньорита Вольчески приглашают вас…»
Волшебная фраза. Вроде бы и скупая, кургузая, ни капли торжества в ней, но как много стоит за буковками в вензелях! Даже сердце замирает.
Разумеется, она их не подписывала, да и жених к ним не прикоснулся – по разу написали для факсимиле. Однако почерк был ее – угловатый и неаккуратный, с нажимом. Давненько она не писала писем. Приглашений этих было за три тысячи, однако главных не было.
Мамочка, твоя дочка стала совсем-совсем взрослая, смотри, она выходит замуж! Папочка, не поверишь, он даже не шпана из соседней подворотни! Он надежный, взрослый, серьезный, учтивый, на вид даже аристократ, плевать, что внутри бастард. Жаль, что вы этого не видите. Не видите тонкого колечка на пальце и заготовленной фаты на манекене.
С другой стороны, не разочаровались бы, когда был бы объявлен развод.
Хайнкель стоит перед огромными зеркалами – в них ее видно со всех сторон. Она критически замечает, что выбиравший ей платье не прогадал с кружевным невесомым болеро – куда еще спрятать такие бицепсы? И выреза на спине нет – не дай бог кто углядит шрамы на спине невесты, там такая топография, что у иных нервных дамочек и голова может закружиться. Хайнкель терпеливо сносит затягивание в корсет – бронежилет таскать тяжелее. Над платьем суетятся сразу трое, все тычут в подол иголками и нахваливают ткань. Она чувствует еще и легкий укол в ногу. Для нее – совсем легкий. Чулок только жалко, кровью запачкается.
Наемница в наряде невесты. Смерть в балетной пачке. Помереть со смеху можно.
- Красавица, красавица, - сыплют они, эти раздобревшие тетки, сколотившие немалое состояние на этом – газовом и эфемерном, белом и торчащем. Свадебное платье. О, как просто этому жениху, черт бы его побрал! С костюмом все в разы проще.
Хайнкель кажется, что в ней одни недостатки – вон, бока торчат, а грудь, наоборот, вываливается. И стоит она неуклюже, хотя для нее и шпильки по двенадцать сантиметров привычны – на чем только не бегала в свое время. Но в голове колотится четкое – это не для нее, не скроена она под платьице. Не нравится она ему – вон, подмышкой аж режет впившейся тканью.
Ее чем-то опрыскивают. На голое декольте падают серебристые блестки, они же оседают на волосах. А Хайнкель хочется чихнуть. Остается последний штрих – ей прикалывают фату и уходят, хихикая, оставляя невесту в одиночестве. Видимо, о чем-то помечтать.
Хенриетт, ау? Ты ведь где-то там, внутри, за этими блестками, шрамами, платьями?.. Ну как, тебе нравится? Наверняка нравится.
Взять бы да как-нибудь испортить, что ли. Нелепо все это. Хайнкель, подумав, напяливает очки и достает сигарету. Теперь отражение ее устраивает – правдоподобнее и намного.
Волосы впервые за пять лет острижены нормально. Перед самой свадьбой, буквально за три дня до второго покушения на Максвелла, она зачем-то отрезала себе косу. Зло, давясь матом и проклиная этот чертов свет, обкорнала густую пшеничную копну, неаккуратно ополовинила челку и вышвырнула пряди в окно. Потом их нашли в кустах.
Зачем это все? А черт его знает. Накатило. Волосы быстро привели в порядок – буквально по миллиметру выровняли и превратили короткое взлохмаченное гнездо во что-то восхитительно задорное и невинно-мальчишеское. Даже нравится. Можно так и оставить, наверное.
В эти короткие теперь пряди густого цвета налившейся пшеницы ей целый час вплетали веточки с крохотными белыми бутончиками. Пахнут изумительно – легко и свежо, она не отказалась бы от таких духов. Цветки апельсина. Флёрдоранж. Символ невинности и чистоты. Хайнкель злорадно смотрела на фату, пропитывающуюся запахом табака, на свое лицо. Ага, конечно. Невинность и чистота просто поперек лба написаны. Первого лишилась в четырнадцать лет по глупости с главным заводилой дворовых хулиганов, а второе… да было ли? Только если у Хенриетт.
А вообще, что может быть глупее, чем выходить замуж под вымышленным именем? Хотя удивились бы приглашенные, увидев вместо имени… ну вот только она могла вместо имени взять название марки самолета. Реверанс – последний – в сторону отца. Спасибо за бесценные знания, папенька.
В комнату буквально в щель, стараясь не хрустеть паркетом, прокрадывается Юми. Раскосая, хитрая и одновременно взволнованная, она очень похожа на кошку. Кажется, сегодня обе ее половины сходятся в одном:
- Хайнкель, какая ты… волшебная, - да уж, спасибо, - только сигарету положила бы?
Наемница с силой втискивает окурок в открытую баночку с какой-то помадой. Та чадит и воняет, а Юми все равно стоит довольная. Тянет подругу за руки и восхищенно кружится с нею по комнате. На ее лице написано только ужасающее сожаление – она не может надеть платье подружки невесты.
- Какая ты… кружева! А здесь такой милый бантик! И оборочки! – да, куча шелухи. Если бы однажды по какой-то нелепой случайности или под сильным градусом она собралась бы замуж, то уж трезвости на поиск простого белого платья в пол она наскребла бы. – И это! – потрясает Юми болеро. – Просто паутинка! А волосы, - она тянет к себе послушно склонившуюся наемницу за руки и шумно вдыхает полной грудью, - пахнут!
- Удивительно, я тут курю, вообще-то, - буркнула Вольф, присаживаясь на все тот же пуфик, за которым ее час назад мазюкали всем подряд, от туши до помады. Получилось красиво. Естественный макияж. Сколько сил надо потратить на эту «естественность»!
- Нет, не так, - качает головой японка, поправляя съехавший апостольник, - пахнут… свадьбой! – выпалила девушка, садясь у ног подруги и боясь даже притрагиваться к шуршащим почти ускользающе многочисленным нижним и верхним юбкам.
- Скажи спасибо, что ты не на моем месте, - огрызнулась Вольф.
- У меня другой жених, - развела руками монахиня.
Что верно – то верно. Хайнкель закусила губы, те покраснели, налившись кровью. Во всем Отделе было всего лишь две девушки. И только одна из них – наемница.
Хайнкель сказали прямо – платье не портить, жениха тоже. Выполнить задание, обеспечить конвой и прикрытие во время ловли на живца. Это, шестое по счету, покушение должно было стать последним. Вольф невольно улыбнулась, представив, как во время церемонии «жених» будет стаскивать с ее ноги подвязку и порежется о метательный нож на бедре. Достать, конечно, нереально. Но присутствие его просто успокаивает. Да и был у нее запасной – в букете невесты.
Такаги встала с пола, неожиданно мягко обняв вздрогнувшую наемницу за плечи и закопавшись носом в ее макушку. Вольф не смогла сдержать ехидной усмешки – ну вот, хоть что-то испортилось. Будет невеста-растрепа.
- Это так чудесно, - невнятно пробормотала монахиня. – Это так чудесно.
Определенно, только она могла видеть что-то хорошее в подставной церемонии.
Изматывающая Отдел охота на ее начальника велась уже почти полгода. Наемники или экстремисты – черт их разберет – были совершенно неуловимы. Максвеллу покровительствовали, видимо, все боги из всех возможных пантеонов, кто-то говаривал даже о том, что это неспроста – выходить без единой царапины из всех передряг. Однако это начинало порядком надоедать. Тогда Энрико и принял решение.
В миру он был, разумеется, не священником. Паоло Споллини, владелец чего-то там (Хайнкель не вникала в подобные опасные факты, чтобы не оказаться под ударом в случае чего), любимец публики, бескорыстно жертвующий кое-что на благо Матери-Церкви. Хайнкель смутно догадывалась, что и сам он в накладе не оставался, но то лишь догадки. Но была же на чьи-то шиши устроена вся эта катавасия?
О свадьбе разве что ангелы небесные не трубили. Подставная личность, созданная папским престолом для столь верткого и скользкого типа подходила великолепно – Энрико был звездой общества. Любого, в котором оказывался. О, Вольф была уверена, что за право обладать подаренным им колечком передралась бы чертова прорва народа. Разумеется, нападавшие о церемонии тоже были наслышаны. И готовили удар.
Как Максвелл выбил такое щедрое финансирование – на платье и флёрдоранж – ей и самой было крайне любопытно. Но не выспрашивать же? Дали деньги – не спрашивай, с чего это такая щедрость. Особенно если за это просят всего-ничего. Хайнкель не привыкать быть наемницей. Разве что кринолин она раньше не носила.
- Ты такая чудесная… ты так пахнешь… ты пахнешь, - Такаги закопалась носом в ее волосы с новой силой, окончательно порушив под смешок Вольф все завитки, культурно наведенные в ее шевелюре. – Ты пахнешь свадьбой, - выдохнула она в ее затылок восторженным теплом.
Ну вот, снова-здорово.
- Да ну? – Хайнкель засыпала в рот шесть подушечек жвачки – просто на всякий случай.
Вряд ли бы убийцы дали им времени дотянуть до поцелуя. Хайнкель лично на карачках ползала весь вчерашний вечер по подвалам церкви, где должно было проводиться венчание. Немаленькая, кстати, церковь. И нашла, разумеется – шесть бомб, работать с кусачками пришлось изрядно.
- Ну Хайнкель, - умоляюще посмотрела на нее Юми, - не хмурься. Это же твоя свадьба.
- Я никогда не играла в детстве в куклы, только в самолетики, - отрезала Вольф. – Это не по мне. Да и тебе корсет пошел бы больше. Представляешь, как захлебнулись бы газеты, стой ты на моем месте? «Экзотическая красавица выходит замуж за магната», - предложила она вариант для передовицы. Такаги зарделась.
- Прекрати. Просто…
- Это самая обычная работа. Маскарад, - пожала плечами Вольф, - ну выдадут нам свидетельства, и что? Так он разведется со мной через три дня, - Юми как-то странно на нее глянула, но глаза отвела.
- Если маскарад, то очень качественный, - Хайнкель вздрогнула, заполошно вскочила и выплюнула жвачку в злосчастную баночку с пудрой.
- А вам не положено здесь находиться, - робко произнесла японка вошедшему жениху, - до церемонии еще час.
- Ну, у нас же маскарад, - усмехнулся Энрико. Хайнкель промолчала.
Никогда не нравился ей этот типчик. Масляный такой, скользкий, как гадюка в линьку, и такой же ядовитый, даром, что и клыков-то совсем у змеюки белобрысой нет. Но не любоваться им было сложно – в черном костюме, с прилизанными волосок к волоску волосами, он был чудо как хорош. Словно и не было всех этих покушений, да-да. И только Хайнкель знала почему.
Она замерла как на смотрах, разве что руки по стойке «смирно» не сложила. Задрала подбородок и постаралась не скорчить гримасу – смотрел, как лапами сальными ощупал. Платье потрогал, провел пальцами по кружевам, тронул рукав болеро…
Вольф вздрогнула, когда он… он ее еще и обнюхивает!
- Прекрасный запах, тебе идет, - снисходительно бросил он, вдохнув аромат ее волос. – Апельсин?
- Символ чистоты и невинности, - улыбнулась Хайнкель самой искренней из липовых улыбочек. Тот только довольно и рассеянно хмыкнул.
«Как кобыла на ярмарке, сейчас зубы смотреть будет», - мрачно подумала Вольф. И он действительно взял ее пальцами за подбородок, заглядывая в спокойное лицо и холодные серые глаза, ершистые. Ледяная красавица. Валькирия, как у скандинавов.
- Ты очень красива, - комплимент у него вышел оценкой в денежном выражении. Будничной, оценившей, сколько средств вложено в платье, макияж и стилиста. Заслуги Матери-Природы если и рассматривались, то весьма условно.
- Мне за это платят. Сегодня, - очаровательно улыбнулась Вольф. И приказала себе не передернуться от какого-то прямо-таки алчного огонька в ее глазах.
Ее шеф – патологически жадный, мерзкий, самовлюбленный, смазливый трус. По доброй воле она бы с ним под венец пошла, только прижимая к его виску пистолет. Хорошо, что они мало взаимодействовали напрямую, да и деньги шли через другую кассу.
- Как отец Александр? – неожиданно жестко спросила она. Энрико хмыкнул и отпустил ее подбородок.
- Уже отошел от операции, дальше будет только лучше.
Вот бы в него плюнуть. Прямо между лопаток. Или на эту длиннохвостую макушку.
Когда совершалось первое покушение, у него с головы не упал ни один волос. Потому что отец Александр Андерсон закрыл его своей спиной и попал под огонь, а Энрико даже не шелохнулся. Как будто так и надо было. По всем законам падре не выжил бы, если бы не…
Что бы там ни сделали с ним умельцы из Отдела, только бы он выжил. Только бы…
- Он будет посаженым отцом на свадьбе. Вернее, просто отцом, вы с ним, якобы, родственники, - снисходительно уронил Максвелл, - не опаздывай на церемонию, - ох, не нравятся ей эти его взгляды, ох не нравятся.
Выходя из комнаты, Энрико с кем-то столкнулся, обменялся парой слов и застучал каблуками идеально начищенных ботинок по коридору.
- Можно, дамы? – этот голос неизменно пробирал ее до самых костей. Заставлял дрожать как девчонку и лихорадочно облизывать губы.
А она сама немела.
- Конечно, отец Александр, - хорошо, что Юми догадалась ответить за нее. – Проходите. Как ваша нога?
- Уже почти не хромаю. Новая технология – просто чудо, - Хайнкель посмотрела на него – робко и немного смущенно. Как и положено невесте. – Ты волшебно выглядишь, - улыбнулся он наемнице после полуминуты молчания. – Ты пахнешь как самая настоящая невеста, - на секунду, когда он целовал ее в макушку, Хайнкель закрыла глаза.
Как же хорошо.
- Встретимся у алтаря, - тепло придержал он ее руку.
- Да, конечно, - с опозданием ответила она. Уже удаляющейся спине.
Черт бы побрал эти свадьбы!
- Как ты думаешь, если я сбегу из окна – меня правильно поймут? – мрачно спросила Вольф.
Такаги промолчала, глядя в четко очерченный профиль подруги.
Дабы не было никаких сомнений в непогрешимости созданного папским престолом образа, он должен быть идеальным со всех сторон. В частности – женат, дабы не возникало никаких вопросов и пересудов. А для этого папский престол создал еще один непогрешимый образ – Хелену Вольчески.
Вот только Хайнкель об этом знать не нужно. Хотя бы до церемонии. Потому что развода не будет ни через три дня, ни через три года.

@темы: .IV.6 Запах, #fandom: Hellsing, Hellsing: фэндом в целом (таб.50)

---

[Valery]

Название: Лето наших надежд
Фандом: Elfen Lied
Герои: Хироми, директор Курама
Тема: III.4.05 - Солнце
Объём: 110 слов
Тип: гет
Рейтинг: G
Саммари: один день счастливой семьи

Лето пахнет солнцем и морской солью; песок, струящийся сквозь пальцы, в кои-то веки не напоминает о времени; а в глазах Хироми тёмной, тёплой водой плещется тайна её спокойствия. Тайна, которую она не хочет пока раскрывать, но всё равно выдаёт себя – жестами, движениями, да даже улыбкой. Правда, если Курама и догадывается, он молчит, словно боится спугнуть такое близкое чудо.
День проходит незаметно, и только почти под вечер Хироми протягивает проходящему мимо мальчишке фотоаппарат и улыбается в объектив, обнимая мужа. Так и выходит: она, смеющаяся и беспечная; он, растерянный и счастливый.
Потом он долго ещё будет искать на снимке намёки на будущее; но найдёт только летнее солнце, греющее пальцы даже с бумаги.

@темы: .III.4 Погода, Elfen Lied (anime): фэндом в целом (таб.30), #fandom: Elfen Lied

---

[Мирилас]

Название: Чужой дом
Фандом: Final Fantasy VII Before Crisis
Герои: Эльфи, Верудо, Ценг.
Тема: V-3; 02. Выдумка обязана быть правдоподобной. Жизнь - нет. М. Твен
Объём: 1 360 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: Постгейм по отношению к ВС. Время АС (кто в курсе, эти аббревиатуры понял ).
Авторские примечания: В продолжение своего же фика на тему «Счастье». А ещё нашей дорогой Керрен ко дню рождения. ;)

…Самым первым, смутным ощущением после беспамятства была мысль: «Как хорошо, когда не болит». Ничего не болит, и тело такое легкое, почти невесомое, сознание словно плывет в теплой воде и не надо двигаться…
Он у друзей? Но где, у кого? Кто вытащил их из Аджита? Там было холодно и влажно, а здесь сухое ровное тепло, и закрытые веки щекочет теплый солнечный свет, к тому же вряд ли черно-серебряные духи снизошли бы до того, чтобы перевязывать и лечить пленников. А Ценг чувствовал, как кто-то очень аккуратно и умело обрабатывает ему рану на лбу. Прохладные руки, легкое пощипывание от лекарства…
- Жестоко, - негромко прозвучал смутно знакомый женский голос – Но непрофессионально.
- А ты профессионал? – а вот этот голос Ценг и на пороге смерти узнал бы.
Верудо! Наставник! Но получается, вторая тогда…
- Конечно, до практики дело не доходило… к счастью, - короткий смешок – Но в теории я технику допросов изучала.
Тяжелые, мягкие шаги.
- Так… теперь перевязывай. Надеюсь, ты здесь не зельем?.. Их надо применять аккуратно…
Еле слышный вздох.
- Да, отец, я знаю, - с нажимом.
Ценг хотел, было, согласиться, что уж кого-кого, а её в некоторых случаях учить не надо, сама любого научит, но губы не шевелились. Турк снова погрузился в беспамятство, черное, как вода озер Аджита…

За окном мрели серые рассветные сумерки. Эльфи не включала свет – ей это было не нужно, а смутное ощущение опасности подсознательно заставляло беречься.
Пусть она вполне верила словам этого странного человека в красном плаще, которого отец представил как Винсента, что отделавшим двоих Турков существам до них дела пока нет. Вот это «пока» и заставляло её нервничать и беспокоится. Два года относительного спокойствия после Метеора… Эльфи смутно понимала, что отпущенное на восстановление время заканчивается и скоро начнется нечто. Не знала, что, и это добавляло беспокойства. Она ведь гораздо слабее, чем прежде, «Лавины» за ней нет, к тому же была ещё одна причина…
В данный момент «причина» тихо ворковала в кроватке, следя за нервно расхаживающей по комнате мамой серыми глазами. Обычно после кормления Феликс быстро засыпал, но сейчас то ли чувствовал всеобщее напряжение, то ли просто выспался.

Второй раз Ценг пришел в себя ранним утром. И с удивлением понял, что чувствует себя более чем прилично. Конечно, дурнотная слабость изрядно отравляла состояние, но после того, что было…
Приподнявшись в кровати, Турк оглядел комнату, в которой находился. Небольшая, уютная, но видно, что раньше была нежилой. На соседней кушетке тихо и ровно дышала Елена – тоже в порядке, просто спит – а на табуретке, стоящей рядом с его кроватью, была аккуратно сложена одежда. Несомненно, чужая – его костюм после «разговора» с серебряноволосыми годился разве что на тряпки. Ценг даже догадывался, кто с ним поделился.
Потом он подумал, что, раз так хорошо себя чувствует, надо бы встать и поблагодарить хозяев. Банально хотелось ещё раз увидеть наставника, да и просто посмотреть, как тут они. Во время их коротких, мимолетных встреч после Метеора Верудо только говорил, что «все в порядке», а у Ценга не было ни времени, ни особого желания расспрашивать подробно.

Для взволнованной Эльфи любой неожиданный звук отдавал если не угрозой, то настороженностью. Поэтому, стоило только ей услышать в коридоре неровные шаги и невнятный шорох, как она рванулась к двери, распахивая её быстрым движением.
И столкнулась буквально нос к носу с Ценгом.
Девушка с трудом сдержала инстинктивное желание шарахнуться назад и захлопнуть дверь перед Турком. Когда его, беспамятного и окровавленного, притащил к ним в дом этот Винсент, ничего такого и близко не было.
Может быть, потому, что тогда она не смотрела ему в глаза. После того дня, который до сих пор снился Эльфи в кошмарах, они с Ценгом не встречались лицом к лицу. И глаза эти она запомнила холодными и равнодушными, их взгляд убивал ещё прежде пули.
Да, Ценг спас их обоих… Но одно дело – понимать это умом, а другое – чувствовать сердцем. Почувствовать она до сих пор не могла, и поэтому просто смотрела на бывшего врага, не зная, что сказать.
Молчание затягивалось.

Ценг тоже молчал. Он, конечно, готовился встретиться с ней, но не думал, что это произойдет вот так. И Эльфи будет… такой.
Взлохмаченные, словно она не причесалась после сна, волосы. Длинная фиолетовая рубашка в клетку – мужского покроя, к тому же явно велика… Ценг догадывался, чья это, и почему Эльфи оделась именно в неё. Темные шерстяные штаны и серые носки.
Такая… домашняя. Уютная. Совсем не похожая на лидера самой грозной террористической (ах, простите, повстанческой) организации. А вот пальцами в косяк дверной вцепилась так, что костяшки побелели.
Ценг понял, что начинать разговор придется ему. Губы сами сложились в «фирменную», вежливую полуулыбку:
- Благодарю, - он поднял руку, коснувшись пальцами повязки.
В серых глазах мелькнуло странное, неуловимое выражение, и Эльфи очень спокойно и ровно ответила:
- Не за что. Я должна хотя бы так отдать долг. Но это такая малость…
Долг. Да уж, точнее Эльфи не смогла бы выразиться – их связывал именно долг. И ещё пожилой, полуседой человек со шрамами на лице. Ничего более, они слишком долго были врагами, чтобы испытывать друг к другу что-то иное. Да и последняя встреча не располагала к радостным улыбкам.
Очередную неловкую паузу прервали какие-то невнятные звуки, раздавшиеся в комнате, на пороге которой стояла девушка. Эльфи ахнула, разворачиваясь и без объяснений кидаясь обратно. Ценг, мысленно проклиная профессиональное любопытство, заглянул следом.
Окна комнаты выходили на юго-восток, и восходящее солнце уже разгоняло сумрак помещения. Обстановку было хорошо видно. И разворошенную постель в углу, и подставку для меча рядом с окном… и детскую кроватку, над которой склонялась Эльфи, вполголоса что-то приговаривая.
Ценгу сохранить лицо помогла только многолетняя дрессировка. Он даже представить не мог, чтобы в голосе Эльфи появились такие… воркующие, ласковые интонации.
- Ну что случилось? Ну... ну ш-ш-ш, все хорошо, видишь, вот она я…

Теплый живой комочек в руках на минуту заставил Эльфи забыть обо всем, и даже о Турке за спиной. Феликс успокоился сразу же, как она взяла его на руки. Наверное, и плакал-то потому, что мама куда-то ушла и оставила его одного.
- Это… твой? – идиллию разрушил голос Ценга.
- Мой, - девушка настороженно вскинула голову – Чей же ещё.
Ценг сделал шаг к ним, Эльфи непроизвольно прижала сына к себе, внимательно наблюдая за мужчиной. Ценг понял, что близко ему лучше не подходить, и остановился.
- Сын, - он не спрашивал, утверждал.
Эльфи коротко кивнула. Дружелюбия в её взгляде не прибавилось.
- И… сколько ему?
- Полтора месяца, - сухо ответила девушка, помолчала и добавила – Если хочешь отца увидеть, он внизу, на кухне.
В небольшом коттедже, в котором они жили последние два с лишним года, единственным жилым помещением на первом этаже была как раз кухня. Спальные комнаты располагались здесь, на втором этаже, а гостиная им была ни к чему – приглашать в гости было некого.
Турк понял, что он тут лишний, слегка склонил голову, прощаясь, неожиданно грустно улыбнулся и вышел, бережно закрыв дверь. Эльфи смотрела ему вслед, потом вздохнула и как была, в одежде и с Феликсом на руках, забралась на кровать.
Визит Ценга на неё подействовал, как ушат холодной воды на голову.
«Что, расслабилась, заигралась в примерную дочь и жену? Сколько можно за отца и Ширса прятаться… от судьбы бегать бесполезно, все равно догонит».

..Хорошо, что хотя бы при Верудо не надо было делать невозмутимое лицо. Наставник был единственным, пожалуй, человеком, при котором Ценг не опасался показывать истинные чувства.
Вот и сейчас Ценг ошарашено смотрел на стену сквозь ароматный пар, поднимающийся над чашкой с чаем, а наставник с понимающей усмешкой наблюдал за ним.
- А где… - Ценг неопределенно кивнул головой, указывая куда-то вверх.
- Ширс? Местные попросили с зачисткой монстров помочь. После Метеора их развелось, – Верудо досадливо потер шею – Далеко не каждый охотник справится.
Ценг кивнул. Если бы в начале противостояния с «Лавиной» кто-то рассказал, чем это закончится… Что Эльфи на самом деле дочь их шефа. Что Турки могут взбунтоваться против родной Корпорации. Что для того, чтобы спасти, придется убить. Что после рухнувшей власти Шин-Ра Ценг будет спокойно пить чай в доме повстанцев, а лидер сопротивления будет нянчится с малышом…
Да Ценг бы первый отправил такого предсказателя на медицинский этаж небоскреба, проверить, все ли в порядке у него с головой.
Впрочем – пусть о правдоподобности заботятся сочинители приключенческих романов. Они же просто живут, как могут.
- А теперь расскажи подробно, что случилось, - попросил Верудо – Винсент ничего не объяснил, когда вас принес, сразу же поспешил обратно.
Ценг улыбнулся. Все-таки есть в этом безумном мире вещи, которые не меняются, не смотря ни на что.

@темы: .V.3 Цитаты, #fandom: Final Fantasy, Final Fantasy VII Before Crisis: Эльфи (таб. 50)

---

[Tinka1976]

Название: Лисёнок-2.
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио, нмп
Рейтинг: PG-13
Тип: джен
Тема: Штампы. Подслушивание.
Объем: 3044 слова
Примечания: POV несериального персонажа. Продолжение фика "Лисёнок". Майами, 2009 - Нью-Йорк, 1986.



Майами, 2009 год
«Хаммер» припарковался на подъездной дорожке, и мистер Лис неторопливо проследовал к дому. Странно было называть его, как прежде, Лисёнком – слишком велик был контраст между молодым парнем, возникавшим перед глазами при упоминании этого прозвища, и мужчиной, разглядывавшим меня из кресла напротив.
Разговор у нас поначалу не клеился. Мы сидели, потягивали принесенное Горацио пиво, да переглядывались, будто соревнуясь, кто не выдержит и заговорит первым.
- Вот так встретились и поговорить не о чем? - покачал головой я, решив, что возраст освобождает меня от обязанности доигрывать до конца. – Расскажи, что ли, как живешь? Про работу можешь не рассказывать, сам вижу, - я кивнул на золотой значок на его поясе, - а вот про себя расскажи. Ты ж знаешь, как я отношусь к слухам…
Он улыбнулся, быстро, новой своей сдержанно-понимающей улыбкой, кивнул.
Слова «слышал», «подслушал» были для меня как красная тряпка для быка. И из Лисёнка я выбил привычку начинать фразу со слов «я слышал» через две недели. Точнее, «выбил» - лишь выражение, боже упаси, сам я никогда в жизни не ударил бы этого парня, да и другим бы не позволил!..
Но я сейчас не об этом. Через две недели нашей совместной работы, устав рычать на парня за вечное «я слышал», я просто сел с ним в какой-то забегаловке, да и рассказал…
Первый раз роковое слово «подслушать» перековеркало мою жизнь в 25 лет. Я уже тогда работал патрульным, а моя старшая сестра, красавица Патриция, вышла замуж за моего напарника. Белого. На десять лет старше ее. Так уж вышло, что противостоять их любви не смогли никакие предрассудки. А сломалось все в один миг. Мы с Беном сидели как-то у нас дома и выпивали, и он вдруг признался мне, что ненавидит черных. Представляете? Напарник – чернокожий, жена – чернокожая, а он мне вдруг так искренне: «Ненавижу черных! Грязные отвратительные обезьяны!». Я опешил, потом разозлился, кулаки зачесались, но я им воли не дал, сгреб Бена за шкирку, тряхнул – мол, объяснись?! А Бен на меня гляделки вылупил и руками машет. «Да ты что, - говорит. – Вы с Триш – просто дар божий, это просто ошибка природы, что вы тоже черные. Вас, - говорит, - я люблю, а вот черных вообще…» Кто ж мог подумать, что Триш услышала только первую часть? Как обожаемый муж сказал, что ненавидит ее, да грязной обезьяной назвал… Может, еще и то свою роль сыграло, что она беременная тогда была? Но вышло то, что вышло: взяла она пистолет мужнин, вышла к нам в комнату. «Ненавидишь грязных обезьян? - говорит. – Ну так я тебя освобождаю от обязанности жить с одной из них!» И выстрелила: три раза Бену в грудь, один – себе в голову.
Второй раз это же слово явилось по мою душу десять лет спустя. Теперь уже моя жена, Бесси, подслушала мой разговор с одной дамочкой. Ту дамочку поколачивал муж, а свидетелей не было. И вот она упросила меня придти к ним вечером тайком, подождать, пока муженек начнет рукоприкладствовать, да и арестовать его. Все у нас прошло по плану, только на выходе из дома встретила меня зареванная Бесси. «Ты мне изменяешь! – кричит. – Я все слышала, как ты с ней договаривался о тайном свидании и заверял, что все будет хорошо!» Слушать меня не стала, запрыгнула в машину и уехала. Ну, дома я бы, конечно, ее разубедил, вот только до дома она не доехала. Плакала, небось, а дорога скользкая была…
Вот так и вышло, что я все, связанное с подслушиванием, просто на дух не переносил. Ну а как я уже говорил, напарники у меня менялись постоянно, лейтенант мне все новых да новых салажат подсовывал – не рассказывать же мне каждому сопляку такие вещи? Так что я обычно просто рычал, и пацаны привыкали, что при Отто Майерсе такое говорить нельзя. А вот Лисёнку я тогда сел да и рассказал. И не прогадал. Парнишка слушал так внимательно, будто ему не двадцать три года было, а лет пятьдесят, то хмурился, то бровки свои домиком ставил. Ничего тогда не сказал. Вот только больше я от него этих слов не слыхал.
- Ну как… - тем временем, пожав плечами и задумчиво уставившись в окно, протянул Горацио. – Живу помаленьку.
- Как родители, всё в Нью-Йорке, или тоже сюда перебрались? Как Рэй?
На лицо Горацио будто туча нашла. Мне аж сердце стиснуло.
- Их нет, Отто, - просто сказал он, поднимая на меня глаза. – Их нет.
- Давно? – механически спросил я. Ну, родители-то еще понятно, но братишка-то?! Он же чуть ли не на десять лет Лисёнка младше, с ним-то что?
- Мамы давно, - глухо ответил Горацио. Его лицо вдруг расслабилось, стало страшно никаким. – Он ее убил. А я убил его.
Пояснений мне не требовалось.
- А Рэй… Четыре года назад, теперь уже взаправду, - не успел я удивиться и переспросить, что он имел в виду, как Горацио поморщился и попросил: - Слушай, Отто, давай не будем об этом?
- За миссис Кейн, - чуть приподняв свою бутылку, согласился я. – Хорошая была женщина, светлая ей память.
Горацио кивнул, отпил глоток. М-да, видно, пить-то он не только не научился, а и вообще отвык.
- Ну, за старую миссис Кейн, - вдруг спохватившись, уточнил я. Хоть я кольца на руке у него не наблюдал, но кто знает – нравы сейчас свободные.
- Она единственная, - чуть растянув губы в грустной улыбке, сказал Горацио. – Так уж вышло. Я был женат всего день, а жена Рэя его фамилию не взяла.
- Ну, а дети? – нахмурившись, спросил я. – И детишек нет?
- У Рэя сын, - быстро поднял и опустил брови он. – У меня …тоже.
Я хмыкнул, впечатленный этой многозначительной заминкой.
- Рассказывай, сынок, - откидываясь на спинку кресла и делая еще глоток пива, посоветовал я. – Рассказывай.
Теперь хмыкнул Горацио, глянул искоса, наклонился вперед, поставив локти на колени. Я мысленно улыбнулся – его бутылка осталась на столе, едва початая. Да я так и понял, что Лисёнку хотелось не выпить со мной, а поговорить. Поговорить с кем-то, кто назовет его «сынок», кто помнит его рыжим вихрастым длинным мальчишкой.
- Его зовут Кайл, - голос Горацио погустел, наполнился теплотой, и я снова улыбнулся про себя, вспомнив, как приблизительно такие же эмоции вызывал когда-то у меня он сам. – Ему восемнадцать, но я нашел его лишь два года назад.
- О как! – не сдержавшись, крякнул я.
Горацио двинул бровями, мол, вот так.
- Мы с его матерью встречались всего два месяца, когда я работал под прикрытием. Потом Джулия пропала. Я не знал, что она была беременна, она не знала моего настоящего имени. Мальчик рос в приемных семьях, и… Он сбился с пути, - Горацио умолк, покусывая губу. – Отто, я не знаю, - он поднял на меня совершенно несчастные глаза. – Возможно, я упустил сына.
- Сейчас он с тобой?
- Нет, - Горацио хитро улыбнулся. – В армии.
Я тоже улыбнулся, услышав оттенок настоящей родительской гордости в его голосе.
- Знаешь, что я сейчас вспомнил? – вроде бы невпопад спросил я.
Горацио прищурился, наморщил лоб, лизнул губы, пытаясь угадать ход моих мыслей.
- Сдаюсь, - качнул он головой через некоторое время.
- Твой визит в Бронкс.
Он улыбнулся. Уже не сжимая губ, широко, как раньше. Потом засмеялся.
- Надеюсь, Отто, - сказал Горацио, отсмеявшись. – Надеюсь, ты снова прав.


Нью-Йорк, 1986 год.
В Нью-Йорке есть районы, в которых лучше не появляться, будь ты хоть дважды офицер полиции. Один из таких районов, пользующихся заслуженно дурной славой – Бронкс. Пару раз нам с Лисёнком приходилось наведываться в этот район по долгу службы, и каждый раз я старался убраться оттуда как можно быстрее, потому что, даже запретив парню выходить из машины, я не был вполне спокоен. Напасть среди бела дня на офицеров полиции решится только отъявленный псих, да вот беда – в Бронксе вероятность нарваться на такого психа десять к одному.
В тот день мы в Бронкс не собирались, облава проходила в Квинсе, свой родной район Лисёнок знал отлично и сейчас преследовал подозреваемого – молодого чернокожего парня, который убегал, то и дело ныряя в какие-то переулки и проходные дворы. Я решил, что слишком стар для таких забегов, и сопровождал погоню на машине, еле успевая за парнями. Бегал Лисёнок занятно: чуть подняв плечи и прижав локти к туловищу, почти не двигая руками. При этом бегал быстро, а я легко находил взглядом его фигуру, сворачивая за очередной угол и – как я посмеивался про себя – успевая заметить лишь кончик рыжего хвоста, мелькнувший где-то впереди и пропавший за очередным поворотом.
То, что погоня плавно переместилась из Квинса в Бронкс, я сообразил внезапно, наткнувшись на перегороженную улицу и взглянув на название. Тихо ругаясь про себя, я выкручивал руль, торопливо направляя машину в объезд. Когда я обогнул квартал и не увидел ни Лисёнка, ни подозреваемого – начал ругаться громко. Надежды на то, что он бросил погоню и ушёл назад, у меня не было. Так что, вытирая разом вспотевший лоб, я медленно ехал вдоль домов, пристально вглядываясь в каждый закоулок.
Заметив в переулке толпу парней, я включил сирену и свернул, прибавляя скорость. Несколько человек сразу кинулись наутек, остальные продолжали пинать какой-то бесформенный ком. У меня резко пересохло во рту, когда я понял, что впереди – та самая перекрытая улица, по которой я не смог проехать, просто я подъехал к ней с другой стороны. Разом позабыв все правила, которые я старательно вдалбливал парням на протяжении вот уже нескольких десятков лет, я выскочил из машины, выдергивая пистолет из кобуры. В руках у некоторых парней была металлическая арматура, и расходиться они явно не собирались.
- Кто не хочет в тюрьму, вон отсюда! – рявкнул я.
Если бы на моем месте был белый, парни бы не послушались. Сейчас они тоже не особенно спешили, но расступились, и я теперь мог видеть рыжую шевелюру Лисёнка в свете фар.
- Оглохли?! – пытаясь пока не позволить себе ничего думать и чувствовать, выкрикнул я.
После выстрела – разумеется, предупредительного, поверх голов – парни все же кинулись врассыпную.
Я подождал, прислушиваясь, убедился, что все стихло, и лишь тогда подошел к скорчившемуся на асфальте Лисёнку. Трясущимися пальцами нащупал пульс на горле – и чуть не разрыдался от облегчения. Но рыдать было некогда – Лисёнок не шевелился, его лицо было в теплой, липкой крови, а нам нужно было убираться отсюда как можно быстрее. Я как можно аккуратнее сгреб Лисёнка в охапку, но, видно, все же недостаточно аккуратно – он вздрогнул, задохнулся на миг от боли, захрипел, дернулся, снова обмяк.
Я сжал челюсти, не выпуская на волю бессмысленное сентиментальное бормотание, что-то вроде «потерпи, маленький». Укладывая Лисёнка на заднее сиденье, я заметил, что его кобура пуста. Значит, у кого-то из парней – его пистолет? Я торопливо вернулся назад, пошарил вокруг лучом фонарика, но нашел лишь фуражку Лисёнка.


Бронкс остался позади. Наверное, впервые за тридцать лет службы я был полностью невменяем. Я не сообщил диспетчерской, что случилось, я не включил сирену – так мне не было бы слышно дыхания Лисёнка. Я молча крутил баранку, стараясь обойтись без резких поворотов и в то же время гнать на максимальной скорости.
В приемный покой отделения скорой помощи я ворвался молча, держа Лисёнка на руках. Сказать я ничего не мог, в голове крутились одни лишь заунывные бабские причитания, мысленно я все уговаривал его держаться и потерпеть. По счастью, дежурная медсестра среагировала на наше появление сразу: мне тут же подвезли каталку, на которую я, преодолевая некоторое внутреннее сопротивление, положил Лисёнка.
Его тут же увезли, и только сестра настойчиво теребила меня за рукав, пока я не назвал ей имя и возраст пациента.
Сколько я сидел в холле – не помню. Я голове осталась единственная мысль о том, что я, старый идиот, угробил парнишку.
Когда понял, что доктор направляется ко мне – кинулся к нему навстречу, как к родному.
- Ну чего вы так нервничаете, папаша, - пожурил меня он. – Жив-здоров будет ваш парень.
Я шумно выдохнул, от облегчения даже забыв окрыситься на «папашу».
- Я доктор Винс, - представился доктор.
- Офицер Майерс, - привычно козырнул я.
- Так вы не родственники? – удивился он. – Я-то подумал… Конечно, белый…
- Он мой напарник, - оборвал я. – Док, как он?
- Пройдемте, - кивнул доктор Винс. – У парня сотрясение мозга, сломан нос, два ребра, множественные ушибы мягких тканей, мы наложили десяток швов. Возможно, ушибы внутренних органов, но это мы узнаем позднее.
- Только нос и ребра? – уточнил я.
- А почему вы спрашиваете? – подозрительно глянул на меня док.
- Да я думал, ему все кости переломали, - буркнул я, еще не до конца освоившись с мыслью, что все не так страшно, как казалось. – Видно, до арматуры дело не дошло…
- Он часто попадает в такие переделки? – задумчиво спросил доктор.
- Нет! Ну, не думаю… - я внезапно сообразил, что практически ничего не знаю о жизни Лисёнка до полицейской академии и колледжа. Он не рассказывал, я не лез в душу. – Он азартный парень, но не забияка, - попытался мотивировать свое мнение я.
- Смотрите, - доктор Винс щелкнул тумблером и показал на несколько снимков.
- И что? – сдвинул брови я. Он что, думает, я что-то понимаю в этих картинках?
- Вот повреждения, полученные сегодня, - показал док. – А вот это… - палец прочертил по линии, другой, третьей… - получено гораздо раньше. В разное время, - загоняя очередной гвоздь мне в сердце по самую шляпку, добавил доктор. – Так что, - испытующе взглянул он на меня, - парень – драчун, или у него была очень неудобная кровать?
Я поиграл желваками, не отрывая взгляда от снимков. Я отлично знал значение этого эвфемизма. Так говорят некоторые мамочки, покрывая своих мужей. «Упал с кровати». У Лисёнка и правда была очень неудобная кровать, судя по этим отметинам. Теперь и я разобрался в снимках. Серьезных повреждений было несколько: рука, скула, штук пять на ребрах. И множество трещин, затянувшихся, но хорошо видимых на рентгеновских снимках. Детские кости хрупки.
Вот об этом я и думал, сидя рядом с кроватью Лисёнка. А еще о том, что у нас с Бесси детей не было, и больше я так и не женился. О том, какой тварью надо быть, чтобы бить такого вот мальчишку. О том, что я, похоже, немного переусердствовал с политикой невмешательства, боясь привязаться к пацану слишком сильно. О том, что, наверное, нет ничего страшного в том, что в моей жизни появился человек, которого мне искренне, а не только в силу разницы в возрасте, хочется назвать «сынок»…
Я сам не заметил, как заговорил вслух.
- Ты потерпи, сынок. Больно, я знаю. Все пройдет. Ты только потерпи немножко…
При этом я еще и приглаживал непослушные рыжие волосы, влажные от выступившей испарины…
- Отто, ты так со мной нежничаешь, будто я помираю, - хрипло пробормотал Лисёнок.
Я убрал руку, сглатывая непонятно откуда взявшийся комок в горле.
- А ты не подслушивай, - строго сказал я. – И учти, еще раз сунешься в Бронкс – я за тобой не поеду, вот тогда и выкручивайся как знаешь.
- Я… увлекся… - Лисёнку удалось разлепить ресницы, но глаза были мутные, да и немудрено – его накачали обезболивающим по уши. – Не заметил.
- На, попей, - я осторожно приподнял его голову, напоил, стараясь не тревожить разбитый угол рта.
Лисёнок потянулся рукой к лицу, видимо, хотел потрогать бандаж, наложенный на нос, но я перехватил его руку.
- Нос у тебя сломан, - пояснил я. – И пара ребер. Но тебе ж не впервой…
Он коротко вдохнул, видимо, слишком резко, схватился рукой за грудь, простонав тихонько сквозь зубы. И отвернулся.
- Дурачок, - невольно вырвалось у меня. – Чего тут стесняться?
- Считаешь меня слабаком? – глухо спросил Лисёнок. – Думаешь, я не мог ударить в ответ? Думаешь, я сам буду таким же?
- А ну-ка повернись, - скомандовал я.
Он повернул голову, и я растерял весь настрой. Видно, из-за кровопотери парень осунулся, бледный, лоб снова в испарине – знать, обезболивающие не справляются, глазенки мутные, сам в синяках, фиксирующая повязка на пол-лица, дышит хрипло и часто, и вообще у него сотрясение мозга…
- Сестра, - позвал я промелькнувшую в коридоре фигуру.
Женщина внимательно выслушала меня, заглянула в карту, вколола Лисёнку еще дозу обезболивающего, приподняла верхнюю часть кровати – теперь он полулежал, и я надеялся, ему удобнее было дышать.
- Отто, - позвал он, когда сестра ушла. – Отто, что ты хотел сказать?
- Я тебе потом скажу. Спи.
- Отто… - упрямо повторил он.
- Ладно, - кивнул я. – Слушай, и заруби на своем конопатом носу, - уголок его рта дернулся в слабой улыбке. – Я не знаю и знать не хочу, кто тебе наговорил такой чуши. Я сужу о том, каков офицер Горацио Кейн, по тому, что ты делаешь здесь и сейчас, а не по тому, что ты сделал или не сделал когда-то или в какой семье ты вырос. Уяснил?
Он улыбнулся, счастливо так, будто я ему гору комплиментов наговорил только что. Его глаза закрывались - и вдруг метнулись, сдвинулись брови, в уголках глаз блеснули слезы.
- Чего ты? – испугался я.
- Отто, - он коротко, хрипло вздохнул, тяжело сглотнул, - они забрали табельное оружие. А значок?
- Да, и значок, - с сожалением подтвердил я.
- Меня уволят, - прошептал он, закрывая глаза.
Сказано это было тоном «я умру».
- Эй, - я по возможности осторожно тряхнул его за плечо. – Лисёнок, ну-ка открой глаза.
Лекарство действовало, его веки отяжелели, и он приподнял их с видимым трудом, но мне не хотелось, чтобы он засыпал с такими мыслями.
- Слушай меня, дурачок, - тихо, но четко сказал я. – Никто тебя не уволит. Я напишу рапорт, и ты, когда поправишься, напишешь рапорт. К тому моменту, когда ты выйдешь из больницы, получишь новый значок и оружие, обещаю.
- Я не могу лежать в больнице, у нас денег на страховку нет, - тоскливо и невнятно пробормотал он.
- Ты получил ранение на службе, во время выполнения служебных обязанностей, - ласково втолковывал я этому дурачку, снова не удержавшись и приглаживая его волосы. – Ты будешь лежать в больнице, пока не поправишься.
- Мам, - его взгляд вдруг метнулся к входной двери, голос дрогнул, мне показалось, что он сейчас расплачется. Но он вдруг серьезным, спокойным тоном сказал: - Мам, не плачь, я в порядке.
Я смотрел на эту женщину, высокую, стройную, еще сохранившую остатки былой красоты, и в первый и последний раз в жизни пожалел, что я не белый, что не я встретил ее двадцать с лишним лет назад. Глупо, но мне было безумно жаль этого мальчишку, который рядом с матерью вынужден был становиться взрослым, вместо того, чтобы чувствовать себя ребенком.
Женщина села рядом с кроватью, и Лисёнок даже умудрился выжать из себя улыбку:
- Мам, все хорошо. Я вот только посплю…
Конец фразы он уже договаривал с закрытыми глазами. Лекарства взяли свое.
Мне ужасно хотелось поговорить с миссис Кейн, и начать с того, какого замечательного мальчишку она вырастила. Но она наклонилась к сыну, глотая слезы, приглаживая его волосы и что-то тихонько нашептывая, - и я вышел.
Надо, в конце концов, составить рапорт и вообще заняться формальностями. С миссис Кейн я еще поговорить успею – Лисёнок, к сожалению, несколько дней тут наверняка проваляется. А сейчас – я тут лишний. Не люблю я …подслушивать.

@темы: #fandom: CSI, .V.2 Штампы, CSI Miami: фэндом в целом (таб.30)

---

Надежда.

[вайтлоу]

Автор: flower dust in your eyes
Фандом: Хроники Нарнии
Герои: Эдмунд, всех остальных понемножку
Тема: I-1. Надежда
Объём: 389 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечание: легкое ау (относительно возраста персонажей)
Размещение: запрещено

Мир рухнул, когда шкаф стал только шкафом. Для меня, для Питера, для Сью… А Люси верила, она всегда верила и будет верить. Мне было стыдно за свою злость и обиду, потому что – один раз уже не поверил, и еще много лет мне будет очень стыдно.
Только вот оно как обернулось-то все потом… Сьюзен делала вид, что смирилась и живет обычной жизнью, Пит никак не хотел забывать, о том, что он Великолепный, а я просто верил в Люси и надеялся вместе с ней.
Это не мешало мне помнить о том, что я Справедливый и делать вид, что все идет как надо.

Мы жили у профессора до школы, пару раз к нам приезжала мама, она была бледная и измученная. Если уж тут иногда пролетали военные самолеты, то что же в Лондоне творится. Фотография папы жила в ящике моей тумбочки, и иногда я доставал ее, чтобы увидеть, каким Питер стал бы, если мы задержались в Нарнии чуть подольше.
Только у брата была борода там, почему-то она ему нравилась и придавала солидности. Он всю дорогу искал эту самую солидность, не понимая, что она ему совсем не нужна, ведь он был – сын Адама, как говорят в нашем мире – помазанник Божий. Ну, Аслана в смысле.
Меня не покидала мысль, что Лев – не просто Король Нарнии, но ее бог.

Но месяцы шли, и верить было все труднее. Еще я ужасно боялся, что даже если мы вернемся, то будет поздно слишком. Хей, мы ушли на пятнадцать лет, а вернулись в тот же миг. Неужели в Нарнии пройдут века, пока мы тут пытаемся надеяться, думал я, но не хотел верить, до последнего не верил, пока мы не нашли шахматы.

Но знаете, когда мы покинули Нарнию во второй раз, на душу камнем легло ощущение несправедливости. У меня и Люси еще был шанс, у Питера и Сью – нет, и мою сестру это сломило. Она всегда была рациональна до мозга костей, и теперь то, что в сказку ей путь заказан, превратило ее в легкомысленную красавицу.
Мне было больно прощаться с ее Добротой.

Но это все уже позже случилось, потому что перед третьим путешествием нам все четко сказали, а год перед вторым мы прожили в мучительной глупой надежде, что однажды найдется все-таки шкаф какой-нибудь.
Ну мы же не знали, что шкаф уникален, это уже потом профессор рассказал, что он создал нашу сказку. А ведь сперва он показался нам странным и глупым стариком.

@темы: .I.1 Эмоции, #fandom: Хроники Нарнии, Хроники Нарнии: фэндом в целом (таб.30)

---

Истории 3 и 4

[Аш Малкавиан]

Название: Слова
Фандом: xxxHolic
Герои: Доумеки, Ватануки
Тема: I, 5/5 - Помоги мне
Объём: 471 слово
Тип: сенен-ай
Рейтинг: PG

Читать?

Это всего лишь два простых слова - "Помоги мне". Для многих людей нет в них ничего сложного, особенно, когда есть необходимость. Но только не для Ватануки Кимихиро. И только не в случае, когда помощи приходится просить у "лучшего друга" Доумеки.
Ватануки не знает сам, что мешает ему сказать их. То ли дело в том, что он не хочет быть обязанным, то ли в том, что не хочет казаться слабым. По-крайней мере, он убеждает в этом себя. Юко-сан сказала бы, что на самом деле он боится подвергать лучника опасности и втягивать в неприятности, которые сам собирает на свою голову. Но Юко-сан молчит, потому что ее слова не достигнут сердца Кимихиро. Это сможет сделать только его собственное понимание.
А Доумеки ждет. Он хочет услышать эти слова просто потому, что тогда не придется сосредоточенно искать источник собственного беспокойства по всему городу. Не придется бояться опоздать. А еще он знает, что стена отчуждения между ними, наконец, сможет сломаться. Это слегка пугает, потому что неизвестно, какой Ватануки там, за этой стеной. Но любопытство сильнее страха. И он уверен, что услышит эти слова не ушами, а сердцем, поэтому не важно, как далеко будет Кимихиро. Только сам Кимихиро этого не знает. И не понимает, что жив пока только потому, что удача к нему благосклонна, как ни к кому другому.
Но время неумолимо идет, а фортуна, похотливо виляя бедрами, уходит искать себе новую игрушку. И тогда Ватануки несется на безумной скорости по улице, совершенно случайно сворачивая не в тот переулок. И бежит не к Магазину, как надеялся, а дальше и дальше от спасительных стен.
Монстр медлителен, но упорен, а Кимихиро начал уставать еще полкилометра назад. Он все сбавляет темп и не может понять - почему же его никто не спасает? Почему никто, совсем никто не приходит на помощь? Он падает без сил и чувствует, как мерзкая склизкая тварь подбирает его под собой, тянет внутрь, куда-то в сторону противно чавкающей пасти. Ватануки зажмуривается, боясь, что слизь затечет в глаза и шепчет из последних сил:
- Доумеки. Помоги. Мне.
И в следующую секунду воздух разрезает яркая вспышка, а чудовище с утробным воем разрывается на ошметки. Ватануки падает на асфальт, с ног до головы покрытый липкой дрянью, и хочет мыться и еще блевать. Но он сидит и ждет, сам не понимая чего.
Доумеки подходит медленно, почти осторожно. Он опускается на колени и легко касается плеча друга. Кимихиро не делает ни единого движения, чтобы сбросить чужую руку. Только слегка вздрагивает от прикосновения. Тогда Шидзука улыбается той самой, единственно возможной для него, улыбкой:
- Успел.
И Ватануки ничего не говорит в ответ. Он позволяет Шидзуке счищать слизь со своих волос и почему-то беззвучно плачет. Стена еще не сломалась, но пошла глубокими трещинами. Достаточно всего одного слова, чтобы она раскрошилась в мелкую пыль и опала на темное покрытие дороги. И откуда-то изнутри приходит понимание. Ватануки ловит руку друга, сжимает в своей и шепчет:
- Спа-си-бо.


Название: Чудовище
Фандом: xxxHolic
Герои: Доумеки, Ватануки
Тема: V, 3/8
Объём: 484 слова
Тип: сенен-ай
Рейтинг: PG

Читать?

Сражаясь с чудовищами, берегись, как бы не стать одним из них.
Ф. Ницше

Эта, практически ежедневная, борьба за жизнь Ватануки с разнообразными монстрами уже начала превращать Доумеки в параноика. Каждый раз, когда Кимихиро чего-то пугается или просто вздрагивает, пусть даже от холода, Шидзука внутренне напрягается и ждет, когда друг скажет что-то вроде:
- Вон там, в верхнем углу.
И Доумеки останется только натянуть тетиву лука, с которым он теперь никогда не расстается, и пустить невидимую стрелу. И все пройдет. Но Ватануки не говорит ничего. И от этого паранойя нарастает, а ярость закипает все сильнее.
Постепенно, Доумеки понимает, что эта слепая невозможная агрессия захлестывает его с головой.

Они идут по улице, как всегда почти не разговаривая. Говорит только Ватануки, а Доумеки его слушает - это своего рода ритуал. Народу вокруг не много, но все куда-то спешат, торопятся. А Ватануки в своем репертуаре - размахивает руками и танцует "странные танцы". Одним неловким движением он бьет по носу какого-то мужчину в спортивном костюме. Тот перехватывает запястье Кимихиро и шипит:
- Не размахивай граблями, пацан.
Того, что происходит дальше, не отражает никто. Просто как-то внезапно Ватануки оказывается отброшен за спину лучника, мужчина за горло прижат к ближайшей стене, а сам Доумеки крепко сжимает пальцы. И в глазах незнакомца испуг - потому что в глазах самого Доумеки отражается первобытный зверь.
- Доумеки, не надо, - Шидзука осознает, что в голосе Ватануки звучит нотка страха, быстрее, чем поворачивает голову на звук.
Он смотрит в глаза друга и понимает не сразу, что только что чуть не убил человека. Человека, который просто грубо разговаривал с причиной всех тревог самого лучника. Человека, который причинил единственный вред - всего лишь сжал тонкое запястье. И не важно, что кожа у Ватануки почти прозрачная, и синяки - это постоянный ее спутник. Это ведь всего лишь синяки, они сойдут через пару дней.
Шидзука резко отстраняется и помогает Ватануки подняться с земли. Мужчина держится за горло, и Доумеки совершенно не хочется смотреть в его сторону. Он бормочет какое-то сбивчивое извинение и стремительно уходит, утаскивая за собой Ватануки. Последний все еще в шоке, но быстро отмирает от проявленной наглости и вопит:
- С ума сошел? Куда ты меня тащишь? Что вообще происходит??
Вопль практически переходит в ультразвук, но Шидзуке это уже не так важно. Он быстрым шагом залетает в ближайший парк, затаскивает приятеля в кусты и падает на траву, впиваясь руками в голову. В висках стучит кровь, а в груди клокочет все еще не успокоенная ярость. Он чувствует, как Ватануки опускается на колени рядом с ним и гладит по голове:
- Шидзука, - лучник вздрагивает от звука собственного имени, так редко оно звучит из уст этого человека. - Что с тобой? Скажи мне.
В голосе Ватануки нет злости. Он, в сущности, добрый парень, иногда даже слишком. Доумеки позволяет себе чуть-чуть расслабиться под осторожными поглаживаниями, но отвечать не торопится. Просто потому, что не знает, как сказать. Да и что сказать, он тоже не знает.
"Сражаясь с чудовищами, берегись, как бы, не стать одним из них". А может ли он быть уверен, что еще не стал?

@темы: .V.3 Цитаты, .I.5 Хёрт/комфорт, #fandom: xxxHolic, xxxHolic: фэндом в целом (таб.30)

---

Истории 1 и 2

[Аш Малкавиан]

Название: Месяц
Фандом: xxxHolic
Герои: Доумеки, Ватануки
Тема: III, 3/7 - Самолет
Объём: 417 слов
Тип: сенен-ай
Рейтинг: PG
Примечание: Время действия - примерно через 2-3 года после исчезновения Юко.

Читать?

- Что это? - лицо Доумеки не меняет выражения, только в глазах мелькает смутное удивление. И тому есть причина - еще никогда Ватануки Кимихиро не дарил другу подарков без повода.
Ватануки улыбается своей новой таинственной улыбкой. В его глазах, не скрытых сейчас очками, пляшут польку солнечные зайчики, изредка сверкая начищенными рожками. Доумеки хочется прогнать их, потому что, кажется, слишком нагло они смеются над его недогадливостью. Но он не знает, как это сделать. Поэтому просто повторяет вопрос снова, ожидая ответа:
- Что это? - в его голосе не появляется новых эмоций. Он не дрогнет и не изменит тональности. Но юноше напротив совсем не нужны эти внешние показатели, чтобы ощутить настроение собеседника.
- Это колокольчики, неужели не видишь? - Ватануки почти смеется. Он бы перешел эту грань "почти", но сейчас и так сойдет.
- Зачем? - Шидзука никогда не задает лишних вопросов. Он никогда не скажет десять слов, если можно сказать одно. Кимихиро без стеснения позволяет своей улыбке растянуться чуть шире. Пресловутое "зачем" в устах его самого прозвучало бы, как "Какого черта ты даешь мне эту дребедень и молчишь?". Но Доумеки не такой, и это привлекает. Он просто держит в руках два серебряных колокольчика на тонкой черной ленточке и смотрит Ватануки в глаза.
- На память, - рука Кимихиро поднимается, будто бы сама собой, и слегка касается отполированного серебристого бока. Так, что почти задевает ладонь лучника.
- Я уезжаю по обмену всего лишь на месяц.
Кто-нибудь другой, кто знает Доумеки Шидзуку чуть меньше, посчитал бы это заявление сухой констатацией факта. Ватануки читает подтекст - "Я не успею забыть". Он переводит взгляд на небо и проводит пальцами по чужому запястью.
- Ты не знаешь, действительно ли месяц окажется месяцем.
Доумеки хочется вернуть себе его взгляд, потому что зайчики уже убежали, а пустота так не идет разноцветным глазам.
- Это не имеет значения.
И этот подтекст Ватануки видит еще отчетливее - "Я не смогу забыть".
Он позволяет себе улыбнуться и подняться с холодного деревянного пола, потянув за собой Шидзуку.
- Носи их с собой всегда, - почти шепотом произносит юноша, а потом прижимает пальцы к чужим губам, не выпуская наружу возражения. - Я вырвал из них язычки.

Ватануки сидит в полумраке веранды, покачивает босой ногой и смотрит на пролетающий в небе самолет. Он знает, что Доумеки сейчас сидит в удобном кресле и крутит в пальцах молчаливые колокольчики. Он думает, что, возможно, лучник даже слегка улыбается. Он уверен, что Доумеки вернется ровно через месяц, хоть и не давал обещаний. А месяц - это так мало для того, кому предстоит рандеву с Вечностью.


Название: Без названия
Фандом: xxxHolic
Герои: Химавари
Тема: I, 5/3 - Болезнь
Объём: 548 слов
Тип: ангст
Рейтинг: G
Примечание: Автору очень интересно, по какой причине о Химавари не говорят ни слова в главах Холика "4 года спустя".

Читать?

Химавари не знает сама, когда успевает подхватить эту ужасную простуду. Промокшие ли это ноги или подхваченная инфекция, перестает быть важным достаточно быстро.
По утрам она просыпается от горловых сокращений и задерживает дыхание, стремительно убегая в ванную комнату. Там девушка включает на полную мощность напор воды и заходится в жутком и тяжелом кашле. Шум воды заглушает другие звуки, а родителям совсем не нужно знать, что с ней происходит.
Ко врачу она не идет, потому что последнее посещение обернулось травмами для персонала. Она не хотела. Она никогда не хочет, но кто ее, когда спрашивал?
А кашель все не проходит.
Химавари никому не показывает, что ей плохо, просто некому. Она отгородилась ото всех стенами дома, потому что боится снова кому-то навредить. Этот страх терзает ее душу, но лучше страх, чем чувство вины.
Идет время, Химавари слабеет, и уже и без диагноза начинает понимать, в чем причина. И понимание не приносит ей страха - все закономерно. Проклятью больше некуда стало выходить, и теперь оно напало на единственную оставшуюся жертву.
О том, что на самом деле она не выздоровеет, Химавари не говорит вслух даже себе. До самого последнего момента не говорит.
Однажды она просто понимает, что времени уже не осталось. Что это чертово проклятье почти сожрало ее изнутри, и силы есть только на то, чтобы добраться до Магазина. Ей хочется попрощаться хоть с кем-то.
Она смотрит на телефон, даже тянет руку к трубке, но останавливает себя. Свой последний путь она должна проделать сама. Химавари горько усмехается своим мыслям:
- Как в паршивой мелодраме.
Не то, чтобы она успела стать жесткой стервой, но других сравнений в голову не приходит. Она предпочитает не задумываться о том, что будут делать ее родители.
На улице холодно, но девушка не спешит одевать пальто. Зачем? Дальше заболевать уже некуда, а так есть шанс не упасть по дороге без сил. До Магазина она доходит, а там, на дорожке из гравия, падает на колени и вновь сотрясается от кашля, сжимая рукой рубашку, содрогаясь от боли. И лекарства от этой боли не существует.
На шум выбегает Ватануки. Он почти такой же, как и раньше - суетливый и испуганный. Химавари позволяет донести себя до колодца и с жадностью пьет предложенную воду. Ледяные капли стекают ей под воротник, но это уже все равно.
- Что с тобой? - На юноше "нет лица", как сказали бы в той же мелодраме.
Химавари чуть улыбается.
- Я умираю.
И Ватануки тут же замолкает, осознавая. Теперь он не человек. Теперь он чувствует ее боль своей аурой, и все понимает. Он кивает, молча, понимая ненужность любых слов.
Кимихиро вновь поднимает девушку на руки и осторожно опускает в колодец:
- Ты умрешь красиво, - он разжимает руки и видит, как ее улыбка тает в глубине. Кто-нибудь решил бы, что юноша ее утопил. Но колодец все еще соединен с Горами Духов, и Химавари попадет туда, куда нужно.
Ватануки роняет одинокую слезинку и уходит в сторону Магазина.

Химавари открывает глаза и обнаруживает себя лежащей в прохладной воде. Голова ее покоится на коленях молчаливо плачущей Зашкивараши, и уже не хочется кричать от боли, разрывающей легкие. Пальцы девушки перебирают волосы Химавари, успокаивая.
Воздух вокруг светится легким оттенком золотого, а звезды, как снежинки, кружатся и падают на ладони.
- В такой красоте не жалко и умереть, - шепчет девушка прежде, чем окончательно закрыть глаза. Зашкивараши берет в руки флейту, а Карасу-Тенгу зажигают четыре погребальных огонька.

@темы: .III.3 Места, .I.5 Хёрт/комфорт, #fandom: xxxHolic, xxxHolic: фэндом в целом (таб.30)

---

[LunaYan]

Название: «Реквием»
Фандом: Code Geass
Герои: Сузаку, Лелуш
Тема: II, 1/4 - Убийца
Объём: 873 слова
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Саммари: до Реквиема пара недель
Авторские примечания:
1) возможны ООС, АУ
2) пишется последовательно по таблице

14. Убийца

14. Убийца

Лелуш не сказал Сузаку.
Он покупал еду в ресторанчике на углу, чья блеклая вывеска терялась на фоне ярких машин и цветных нарядом прохожих. Блеклая вывеска, с которой рукой Лелушу махала девушка. Она махала только ему.

- Что будете заказывать?
Черные стены и синие столики, окон нет, и только лампы на каждом столе отбрасывают короткие круги света, которого недостаточно, чтобы разглядеть лицо подошедшей официантки.
Лелуш морщится.
- А есть что?
Официантка не протягивает меню. Она перечисляет по памяти сначала холодные блюда, потом горячие, потом десерты, выпивку, останавливается.
- Может, как все?
- А что берут все?
Место правильное. Темное, и совсем не блеклое, как вывеска. Пустое помещение и отсутствие подозрений – Лелуш лениво отмечает, что думать об этом ему не хочется. Видимо, так действует на него секс с Сузаку: выбивает из головы абсолютно все.
Официантка ничего не говорит. Она уходит в сгущающуюся у барной стойки темноту и возвращается, когда Лелуш садится на синий пластиковый стул со спинкой.
- Я сделала заказ, Лулу. Не волнуйся. А как все – это хотя бы вспоминать о своих родственниках и…
- Юфи, - Лелуш поднимает руку, прикладывает пальцы к губам Юфи, и она замолкает. Смотрит на него нежно, ждет чего-то и садится рядом с ним на соседний стул.
- Как твои дела?
Лелуш задает вопрос, потому что знает, что эта Юфи первой разговор не начнет.
- О. Отлично, - она улыбается. – А ты как?
- Неплохо.
Они играют в переглядки, и Лелуш замечает, что глаза Юфи до сих пор подсвечены Гиассом изнутри.
Его несерьезной, шуточной фразой, брошенной в момент, когда он потерял контроль над Гиассом.
- Хорошо тебе на моем месте? – Спрашивает Юфи.
Лелуш сразу улавливает ход ее мертвых мыслей.
- Но ты же знаешь, Лулу, я добрая. Я подвинусь. Тут нам обоим места хватит скоро.
Юфи тихо смеется.
- Мне жаль, - говорит Лелуш. – Ты же знаешь, мне жаль.
Она замолкает. Наклоняется к лампе и розовые кудри спадают ей на лицо.
- Я знаю.
- Тогда…
- Но ты убийца, Лулу. – Говорит Юфи.
Ее пронизывающий взгляд – не Гиасс, но Лелуш чувствует, что не может двигаться.
- Ты не убивал меня, я знаю, это вышло случайно. Но ты убил всех тех людей, после моей смерти, ты…
- Не надо, Юфи.
- Ты не хочешь меня слушать?
Юфи накрывает ладошкой его пальцы, сжатые в кулак.
- Лулу, у тебя холодные руки. Ты замерз?
Нет, мне жутко, думает Лелуш.
- Нет, - говорит он.
Ненавязчивая мелодия, игра на фортепиано. В кармане телефон вибрирует, и чьи-то невидимые пальцы вдавливают клавиши.
Они разглядывают друг друга.
- Ты не возьмешь?
Лелуш качает головой.
- А кто это?
Любопытная Юфи. Очень любопытная.
- Это ведь Сузаку, да? Я угадала, - она, довольная собой, улыбается. – А можно я возьму трубку?
Лелуш достает из кармана мобильник, пододвигает его к краю стола, ближе к Юфи.
Телефон замолкает, но экран не тухнет еще двадцать секунд, и Лелуш считает про себя, дожидаясь новой партии звуков.
- Ты серьезно позволишь мне поднять трубку? Лулу?

Глупая Юфи. Он знает, что она есть только в его мыслях, и Сузаку ее не услышит. А если услышит? Все ведь рухнет снова. И в день Реквиема рухнет еще раз, и развалившееся счастье покроется слоем песка: один слой на другой, и никакие археологи не обнаружат его. Оно просто исчезнет, не прекратит свое существование сразу же, но будет умирать каждый день, когда люди начнут забывать о…

- О тебе, верно. Но нас с тобой не забудут. Мои благодарности, - слова Юфи пропитаны сарказмом.
- Ты не ответил, - напоминает она.
- Ты бы позволил мне поднять трубку?

Позволил.

- Знаешь, Лулу. Ты убийца. Только… Как называют тех, кто сам доводит себя до смерти, мм? Я забыла.
Юфи протягивает Лелушу белые пакеты, полные горячей, вкусно пахнущей еды.
- Самоубийцы.
- Ох. Спасибо. Так вот. Ты – самоубийца. И еще ты непростой убийца. Но знаешь, мы здесь все свободны. Когда нас с вами нет.

Лелушу приветливо улыбается незнакомая девушка, чьи длинные волосы собраны в хвост. Он расплачивается, и кивает, когда девушка говорит:
- Приятного аппетита. Приходите еще раз.
Белые стены, голубая мебель, высокие окна. Светло и людно. Шумно.

Лелуш трясет головой.
Черт, думает он.
- До свидания, - говорит он и выходит из ресторанчика.

Нет никакой блеклой вывески с девушкой, махающей рукой прохожим. Есть большие неоновые буквы над дверьми.

Телефон не замолкает. Ненавязчивая мелодия в голове, в кармане.
Показалось?
- Я просто устал, - говорит себе Лелуш и принимает вызов, жмет на зеленую кнопку.
Он заставил Сузаку поволноваться.

В подъезде иероглиф «Свобода». Когда-нибудь и его перекроют слоем краски или эта краска, старая, начнет облазить и кусками опадать под ноги жильцов дома. И «Свобода» перестанет существовать. Как и Лелуш.
Да, он - убийца. Он согласен с Юфи.
Но он не стремится убить себя. Реквием – его путь к вечной жизни в учебниках истории и легендах.
Лелуш смотрит на иероглиф:
- Как думаешь, мы все становимся свободными после того, как умираем?
Сузаку отвечает сразу же:
- Нет.
Он говорит:
- Мы всегда свободны, если верим в свою свободу.

Юфи может заблуждаться. Она может верить.

Сузаку достает ключи, открывает дверь:
- Есть жутко хочу. Завтра надо в нормальный магазин.
- Надо, - соглашается Лелуш.

Надо быстрее с этим всем заканчивать, думает он, когда Сузаку поворачивается и целует его в прихожей, разувшись.
Надо закончить все это, пока я не передумал, думает он, отвечая на поцелуй.

@темы: .II.1 Ужасы, #fandom: Code Geass, Code Geass: Сузаку, Лелуш (таб.30)

---

[Машенька и М]

Название: Нибельхеймский уроженец
Фандом: Final Fantasy VII фандом в целом
Герои: авторский персонаж, Сефирот
Тема: Пиромания
Объём: 455 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: еще одна версия пожара в Нибельхейме


Он родился в небольшом поселении, о котором мало кто слышал тогда. «Если где-то, кроме Мидгара, есть мако-реактор, значит, больше там ничего нет». Ведь так говорят? В Нибельхейме был мако-реактор. И не было ничего вокруг, только горы, леса и полнейшая безысходность.
Молодежь всегда стремилась уехать отсюда. И когда началась Вутайская война, многие увидели в этом шанс: Шин-Ра понадобились новые солдаты, а попадешь в Шин-Ра – корпорация тебя не оставит, будет и работа, и деньги.
В Солджеры его не взяли, что-то в результатах его тестов не понравилось психологам. Он пошел в обычную армию, и его действительно отправили в Вутай, и он воевал – не лучше и не хуже других.
Он не был трусом и подлецом не был, травкой не злоупотреблял и стрелял неплохо. В каком-то бою он отличился, и его представили к награде. И за этой наградой пришлось ехать с обозом, но он не жаловался – все ж какое-то, да разнообразие.
Всем им, награждаемым, оружия с собой не выдали – мол, не воевать, а за медалями, обойдетесь. Как бы не перестреляли друг друга по пьяни.
И естественно, на обоз по дороге напали. Был короткий, бессмысленный бой, и багровым пламенем вспыхнул ифрит, уничтожая все вокруг. А потом промелькнуло в воздухе длинное тонкое лезвие, и знакомый всей армии голос выкрикнул какие-то команды, в бой вступили Солджеры, тесня вутайцев.
А нибельхеймский уроженец умирал на дороге, и широко раскрытые его глаза смотрели, как среди пылающих машин и деревьев сражается знаменитый генерал – лед против огня, серебро против багрянца.
Нет, он так и не умер.
И вернулся в свой родной Нибельхейм, правда, безногим калекой. Корпорация и впрямь не оставила его, получил он и медаль, и хорошую пенсию, и множество льгот. И хоть тело и лицо его были изуродованы непоправимо, соседская девчонка, с которой он дружил в детстве, пошла за него замуж.
И все у него было хорошо.
Только порой он уезжал на своей коляске подальше в лес, а когда не мог ехать, слезал и полз. И, забравшись в чащу, поджигал сухой подстилок и смотрел, как горят прошлогодние палые листья, как пламя облизывает кору деревьев. А потом уползал, уезжал, возвращался домой. И назавтра так же, как все, удивлялся: как часты в этом году лесные пожары.

Что за случай привел знаменитого генерала в захудалый этот городишко?
Он шел по улице – стремительно, словно в бою, и обычно спокойное его лицо дышало гневом и отвращением. Кто-то заступил ему дорогу, задавая вопрос, и генерал отшвырнул человека в сторону.
Генерал миновал ветерана, даже не заметив, и лишь серебряные волосы взметнулись, как языки пламени, пробуждая воспоминания.
Горючая жидкость хранилась в сарае, тесть использовал ее в работе.
И скоро городишко пылал, и бегали люди, и все было – как тогда. Стройная фигура – черное и серебряное – приблизилась к ветерану и вышибла канистру у него из рук.
- Это ты! - закричал ветеран, - Ты во всем виноват!

@темы: #fandom: Final Fantasy, .V.5 Душевные болезни, Final Fantasy VII: фэндом в целом (таб.50)

---

[Сехмет]

Название: Готовый утонуть
Фандом: Пила (Saw)
Герои: Джон/Марк, Джон/Джилл
Тема: III: 5: 05 - Река
Объём: 100 слов
Тип: гет, слэш
Рейтинг: G
Авторские примечания: Предупреждения: ООС, отчасти d/s
Написано для Lecter jr

Марку кажется, что он всю жизнь плыл по течению, но это – только иллюзия. Он ломал себе пальцы и руки, форсируя преграды, течение сдирало с него кожу, но он плыл по потоку вверх, потому, что ему и в голову не приходило плыть иначе.
Когда ему приказывало начальство, он рычал, прежде, чем согласиться, сдавался, но не покорялся – а Крамеру он покоряется сразу. И дело не только в дуле, прижатом к подбородку.

Просто он вдруг понимает, что может плыть в другую сторону.

Марк почти ревнует, глядя, как Джон целует свою бывшую жену – скорее с уважением, чем с любовью. Течение уносит его к устью.

Название: Рождественская история
Фандом: Пила (Saw)
Герои: Джон/Джилл, Джон/Аманда, Марк
Тема: III: 5: 03 - Равнина
Объём: 100 слов
Тип: гет
Рейтинг: G/PG
Авторские примечания: Предупреждения: UST, ООС, сопли, влияние Пратчетта, одно плохое слово

Джил обнимает Джона за шею, и тот закрывает глаза, замирает, а потом улыбается, и что-то негромко говорит, так, что только Джилл может его услышать. Аманда отворачивается; она вся – то ли зависть, то ли ревность, то ли то, и другое разом.
Глядя на них, Марк думает, что это – как Рождество из детских поучительных историй, когда кто-то целуется под омелой, кто-то бредет сквозь заснеженную равнину. В таких рождественских сказках, как правило, еще бывает персонаж, замерзший насмерть – для того, чтобы никто не сказал: мне в этот ебучий праздник было хуже всех.

И только Джон знает, кто из них кто в этой рождественской сказке.

Название: Вечная память
Фандом: Пила (Saw)
Герои: Джилл, Гидеон, косвенно – Джон
Тема: IV: 2: 02 - Камень
Объём: 100 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечания: Предупреждения: ООС, сопли, штампы

У Джона и Джилл нет холодного каменного надгробия – такого холодного, что его не согреть руками – с именем Гидеона, датой рождения и датой смерти, им некуда, как в фильмах, ходить вместе, с пирожными свечами, игрушками, и фразой «это мы принесли тебе, сынок».

Зато у них есть «Гидеон».
Джилл уже не помнит – а Джон помнит, но не думает об этом – что не «Гидеон» назван в честь их нерожденного сына, а сын – в его честь. Для нее – холодные, как надгробье, камни «Гидеона» – вечная память о жизни, которую она должна была принести в этот мир, и не смогла.
Что ж. Память – это уже кое-что.

Название: Момент смерти
Фандом: Пила (Saw)
Герои: Джон
Тема: IV: 2: 10 - Пробка
Объём: 100 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечания: Предупреждения: сопли, пафос, вероятно ООС, отчасти религиозная тематика. Каноническая смерть персонажа

В момент смерти вся жизнь собирается в одну гигантскую каплю, которая разлетается мелкими брызгами: все пробки от шампанского в твоих пальцах, все порезы на коже, все закаты и рассветы, отпечавшиеся на сетчатке, все поцелуи на твоих губах, вся боль, которую ты когда-либо испытывал.
Если бы Джон Крамер верил в Бога, то, вероятно, представлял бы себе сейчас его появление: усталый, в рабочем комбинезоне, Бог бы стер пот со лба, и сказал: «игра окончена». Но он не верит, и, поэтому, просто погружается в черный туннель, в котором нет никакого сияния и никаких голосов умерших прежде – только бесконечная темнота.

Его игра действительно окончена.

Название: Зеркало
Фандом: Пила (Saw)
Герои: Джон/Джилл, Джон/Аманда
Тема: I: 1: 10 - Одиночество
Объём: 100 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG
Авторские примечания: Предупреждения: сопли, вероятно ООС

Одиночество Джилл: клиника с пронзительным, шпарящим глаза, белым светом, вечера, в которые она ничего не ждет – потому, что ей и нечего ждать. Слишком много прошлого, слишком мало будущего.
Вероятно, именно поэтому Джон ее и любил, и любит до сих пор – ничто не склеивает души так надежно, как прожитые вместе часы и дни.

Одиночество Аманды: стычки с Хоффманом, машинное масло на пальцах, и боль от порезов, дающая больше бодрости, чем тысяча залпом выпитых стаканчиков растворимого кофе.
Иногда Аманде кажется, что она могла бы дать Джону все, все, что только может дать женщина мужчине, или немного больше. Но он даже не попросил.

Название: Воздаяние
Фандом: Пила (Saw)
Герои: Крамер/Хоффман
Тема: III: 5: 08 - Ледник
Объём: 117 слов
Тип: слэш
Рейтинг: R
Авторские примечания: Предупреждения: видимо, ООС

У Марка разъезжаются ноги. Джон впивается пальцами в его бледные ляжки – по правой тянется шрам, оставшийся после удара ножом – и делает глубокий вдох, закрывая глаза.
Старые лампы дневного света мерцают, в комнате холодно, точно на леднике, и Марк чувствует, как на спине у него проступают мурашки, как волосы на всем теле, даже на запястьях, приходят в движение. Джон дышит шумно, глубоко, Марк гладит его член, а потом направляет внутрь себя, и чуть опускается. Простынь мнется под его коленями, он не может толком расслабиться, не может сесть, боясь фарфоровой хрупкости костей умирающего – и не может понять, зачем все это Джону.

Может быть, дело в том, что каждый заслуживает шанса – или счастья, или тепла.
Может быть. Марк не уверен.

Название: Жить на вокзале
Фандом: Пила (Saw)
Герои: Ригг/Хоффман, отчасти Крамер/Хоффман
Тема: I: 1: 08 - Задумчивость
Объём: 1383 слова
Тип: слэш
Рейтинг: R
Авторские примечания: Предупреждения: AU условно, ООС, сопли, каноническая смерть персонажа, плохой стиль

Мы замираем, взыскуя
Нежности
В этом другом царстве смерти
Губы, данные нам
Для поцелуя,
Шепчут молитвы битым камням.

(Т.С. Элиот)


Хоффман любит Крамера. Не так, как Анжелину, например, и не как тех, с кем ему доводилось спать – а так, как дети любят Санта-Клауса. Не мифического старика с северного полюса, а того, который приходит на праздник – почти все видят, что перед ними всего лишь какой-то краснорожий дядька с ватной бородой и усталым смехом, но он – лучший Санта из всех, которые будут в их жизни.
Любовь к Крамеру, вероятно, единственное, в чем Хоффман хоть немного уверен. Впрочем, это не так уж и мало – в мире уйма людей, у которых нет и этого, уйма детей, которые никогда не видели даже фальшивого Санта-Клауса.
А кроме Крамера у него есть Ригг, так что Хоффман мог бы считать себя счастливцем.

* * *

Когда это случилось в первый раз, Ригг ничего не хотел. Кажется, он был пьян, и, кажется, Хоффман тоже – так, наверное, оно всегда и бывает. Впрочем, ни причины, ни следствия его не волновали в тот момент, когда Хоффман встал на колени в том сортире, чистом, но насквозь пропахшем мочой, въевшейся в кафель, и начал гладить, сквозь плотную ткань брюк, его член. Ригг не помнит, как вышло, что у него тогда встал – даже до того, как Хоффман начал его трогать, просто черт его знает, почему. Если бы кому-то пришло в голову спросить, Ригг бы, наверное, сказал бы: «от усталости» или какую-нибудь еще подобную ерунду. Спрашивать некому.
А потом Хоффман расстегнул ему ширинку, и Ригг зажмурился, как ребенок, так, что даже векам стало больно – и перед глазами у него плясали пестрые пятна и полосы, бесконечно меняющие цвет. Он ничего не хотел, почти ничего не чувствовал и происходящее казалось ему каким-то ненастоящим. Как любовная сцена в кино – видно, что этим двоим плевать друг на друга, и они только делают вид, что трахаются. Нет, Хоффман не делал вид, он действительно взял в рот, но Ригг все равно чувствовал себя персонажем полицейского сериала, скатившегося к пятому сезону в откровенный бред, который теперь какой-то горе-сценарист пытается спасти «голубой темой».
Первый раз Ригг запомнил, весь, от и до, и на следующую ночь – а ту он проспал без снов и без желания проснуться – ему даже приснилась спина Хоффмана. Такая крепкая, надежная. И широкая задница, и затылок – то, как Хоффман уходил. Каждое движение впилось ему в память, точно питбуль, который не отпустит, пока не сдохнет или даже дольше. То, что было потом, Ригг запомнил уже хуже, только какие-то общие ощущения и детали: Хоффман – тяжелый, как несгораемый шкаф, и, иногда, холодный, как покойник, а дыхание его пахнет дешевым пойлом даже когда тот трезв.
Это все нельзя назвать счастливыми воспоминаниями – но не назовешь и горестными. Ригг старается о них не думать, они – как спичечный коробок в кармане: ты не говоришь, что он – самое ценное в твоей жизни, даже если ты – бродяга и это действительно так, и не забываешь ради него обо всем на свете, но если скажешь «у меня нет спичек» – то солжешь.
Ригг боится потерять Хоффмана не больше, чем кого-нибудь еще из своих. Удивительно, насколько не меняется отношение к человеку, когда ты узнаешь, как он вытирает рот, отсосав, или выдавливает на пальцы смазку. Они так и не научились каждый день называть друг друга по имени, сама мысль об этом кажется им неестественной.
Иногда Ригг спрашивает себя – а что все это значит для Хоффмана? Значит ли вообще хоть что-то, или же случайность просто затянулась на несколько ночей? Ригг не знает. На самом деле, он даже не знал, до того случая, что Хоффман – «из таких». Насчет самого себя он до сих пор не уверен – но, в конце концов, это его «я»: открывать непроверенные двери, никогда не подстраховываться, не думать ни на шаг, ни на два вперед, и влезать туда, где может прятаться черт знает какое чудовище – например, в жизнь Хоффмана. Неизвестно, чего ради – да и вряд ли действительно, ради чего-то.
В конце концов, Риггу кажется, что это того стоит – и Хоффману так лучше, и самому ему теплее, теплее, чем с женщинами. Они оба точно живут на вокзале: хотели уехать прочь, но тут началась снежная буря, растянувшаяся на годы, и пути замело, поэтому ни один поезд не может приехать, и двери, заваленные сугробами, невозможно открыть. У них есть только горячий кофе в буфете, чемоданы воспоминаний, которые они не хотят открывать, и возможность подбегать к краю платформы всякий раз, когда голос свыше объявляет посадку на очередной не прибывший поезд. Хоффман сидит на своем чемодане, а Ригг бросает все и бежит каждый раз – а потом возвращается, так ничего и не дождавшись. Называется вокзал «Наверное», или «Не знаю», или «Может быть».
Мэтьюса и Кэрри уносят поезда-призраки, и Риггу становится холодно, как никогда, но он не знает, что, совсем скоро, и он сам получит билет на такой же поезд.

* * *

Хоффман сам приготовил игру для Ригга – Крамер то ли был слишком поглощен семьей Денлон, то ли хотел испытать фантазию своего ученика, и, потому, лишь снабдил его фотографиями и адресами других жертв. На шедевры, подобные дыбе для Янга, Хоффмана не хватило – и никогда не хватит – он лишь скопировал кое-что из работ наставника, убивая уйму времени на подготовительные работы. Впрочем, больше его убить все равно было не на что.
Сейчас, сидя на стуле, слыша хрипы Мэтьюса – тот оказался сильнее, чем Хоффман думал прежде: он и не предполагал, что у этого мелочного ублюдка хватит сил и смелости расколотить свою ногу в кровавое желе – он чувствует себя вырванным из мира живых с корнем. Время проморозилось еще сильнее и пошло трещинами, а если попытаться дотронуться до него, оно и вовсе рассыплется – поэтому он не смотрит на часы.
В качестве главного игрока Ригга Хоффман и выбрал сам – Крамеру было все равно – Мэтьюс, Ригг, сын Мэтьюса, или какой-нибудь уличный наркоман, вроде Аманды, или козел Бланк. «Ты должен выбрать сам, Марк. Я умру, а он может остаться с тобой. Или с Амандой» – кажется, он вежливо улыбался, когда это говорил. А у Ригга есть потенциал – не только желание всех спасти, во что бы то ни стало, но и умение смотреть в нужную сторону, не пропускать мелочи, и, если у него хоть раз в жизни хватит ума не переться напролом, а подумать хотя бы пару минут – это будет победа. Только на эту пару минут ему придется перестать быть самим собой, Дэниэлом Риггом, готовым сдохнуть, но вытащить на себе всех остальных.
В некоторых вещах Хоффман абсолютно уверен – например, он знает, что Ригга хватит на то, чтобы справиться с сутенершей или насильником, он не самый лучший полицейский, но хороший воин. И, именно поэтому, он, если выиграет, сможет все понять и принять, и будет играть дальше.
О некоторых других вещах лучше не думать, и лучше не вспоминать – но в голове у Хоффмана, листками рассыпавшегося отрывного календаря, кружатся та ночь, когда он надрался и отсосал Риггу, просто потому, что это был его способ получить немного тепла, и другие, мало чем отличавшиеся от этой, ночи, а потом еще тот случай с блансковским клиентом. Ригг, конечно, тоже его вспомнит, когда увидит этого мужика мертвым.
Сидя на стуле – проходит вечность, две вечности, Бланк суетится, Мэтьюс не хочет уже жить, но все равно боится сдохнуть – Хоффман чувствует, как немеют спина и шея. Мысли, мелкие, как монетки – все, что у него есть, чтобы согреться и разогнать кровь, но, как на зло, в голову лезет одна дурь.
Он даже не знает, любит ли Ригга, есть ли там – ему и в голову не приходит называть это «отношениями», словечком из сериалов, которые смотрела вечерами Анжелина, посмеиваясь над глупостью героинь – действительно что-то, кроме банальных, скучных нескольких перепихонов: туда-сюда, синяки на коже, внимание к чужим шрамам, чужой язык во рту, член в заднице, самая простая на свете механика. Он, черт возьми, даже не знает, хочет ли на самом деле, чтобы Ригг выжил и стал его учеником.
Задумчивость похожа на оцепенение, ожидание вливается в кровь, как транквилизатор. «Наверное» – единственный ответ, который остается у Хоффмана, когда бесконечное время, наконец, почти истекает.

* * *

Конечно, Ригг не отрекается от себя, лезет за непроверенную дверь, как крыса – к отравленным сухарикам, и получает пулю от того, кого так хотел спасти. Последнее, что он видит – уходящий Хоффман: крепкая спина, широкая задница, те же движения, что и тогда, в туалете, и это показалось бы ему забавным, если бы он не умирал.
Ригг успел на свой поезд, и, теперь, уезжает подальше от неопределенности – с привкусом крови во рту, усталый, уверенный, что никому не смог помочь. Хоффман остается на своем вокзале один, и никак не может понять – жаль ему или нет. Вероятно, нет, и это значит, что он любит Крамера больше, чем любил – если любил – Ригга, и это тоже немало, это тоже ответ на вопрос.

Fin.

@темы: .I.1 Эмоции, .IV.2 Текстуры, .III.5 География, #fandom: Saw, Saw: Джон Крамер (таб.30)

---

[Машенька и М]

Название: Сны

Фандом: Final Fantasy VII фандом в целом

Герои: Эльфи, Ценг, Верудо

Тема: Выстрел

Объём: 432 слова

Тип: джен

Рейтинг: G

Саммари: все зависит от точки зрения

Авторские примечания: Эльфи и Верудо остались живы

Ей долго это снилось.

Ствол, поднимающий голову, чтобы, наконец, упереть в нее черный немигающий взгляд пистолетного дула.

Ультиматум проклятого Шин-Ра.

Растерянность солдат.

Негодование Турков.

Глаза убийцы, человека с пистолетом в руках – ни капли жизни, ни проблеска совести.

Ее столько раз пытались убить, но только этот случай она видит во сне, и просыпается с колотящимся сердцем, и долго не может заснуть.

- Зло всегда найдет лазейку, - шепчет она в полусне, в полубреду, - Даже когда враги на твоей стороне, зло все равно найдет лазейку.

Не Шин-Ра, не Солджеры, не Турки – нечто совершенно иное. Просто человек, которому все равно, в кого стрелять. У которого нет даже чести, последнего прибежища профессиональных убийц.

Оказывается, абсолютное зло существует. Это всего лишь равнодушный, с мертвой душой человек.

 

Ей снова снится равнина под Мидгаром, и душный грузовик, из которого она, шатаясь, выбиралась на свет. Руки отца, поддержавшие ее, его срывающийся голос:

- Фелиция!

Наконец-то она видит его, она смотрит на своего родного отца, она слышит имя, которым ее назвали когда-то. Даже весь ужас происходящего на миг отступает, ей кажется, что она только что родилась, и нет ни Лавины, ни Шин-Ра, ни Циркониада, ни прошлого, ни будущего, только она и ее отец.

Солнце слепит глаза.

Ветер треплет ее волосы.

И что-то отец говорит ей, и что-то она отвечает. Говорят что-то мятежные Турки, взбунтовавшиеся против Корпорации.

Реальность возвращается к ней вместе с солдатами Шин-Ра, и она стонет во сне.

- Лидер Лавины и Верудо должны быть казнены. Только тогда предательство Турков будет прощено и забыто.

- Мы никогда не согласимся! - кричит рыжий Турк.

А Ценг поднимает пистолет.

Гремит выстрел.

И она просыпается.

- Зло, - шепчет она в полубреду, - Настоящее зло безразлично.

 

 

Ему долго это снилось.

Не выбор, нет.

Выбора не было.

Честное имя подразделения необходимо было восстановить. Людей, доверявших ему, необходимо было спасти. Когда на одной чаше весов жизни и честь всех Турков, а другой – жизнь бывшего командира и его дочери, выбирать не приходится.

Но еще долго он видел это во сне. Как гремели выстрелы, и отдача дергала руку, и лидер Лавины умирала на глазах своего отца.

- Сэр! – говорил он, целясь в Верудо, - Простите. У меня нет другого выбора.

- Ты сделал правильный выбор, - отвечал ему командир, - Покончив с этим, Турки будут продолжать существовать и станут теми, кем должны быть.

- Я знал, что вы поймете, командир. Спасибо вам за все.

Гремели выстрелы, кричал Рено.

И Ценг просыпался и смотрел в темноту перед собой непроницаемыми черными глазами.

 

 

Ему так долго являлось это во снах.

Как умирала его дочь, его несчастная, так много пережившая девочка.

Какой болью полны были глаза его ученика, преемника и палача.

@темы: .IV.5 Звуки, #fandom: Final Fantasy, Final Fantasy VII: фэндом в целом (таб.50)