[n.e.i.]

Название: ---
Фандом: Prince of tennis
Герои: Фуджи, Тезука
Тема: Руки
Объём: 660 слов
Тип: джен

Он сильно загорел, его волосы были забраны в прилично отросший хвостик, и это было не единственным в отличие Фуджи в памяти Тезуки от реального, сидящего перед ним с альбомом для фотографий на коленях. Прошло пять месяцев, но Фуджи все также изящно поправлял выбивающиеся пряди волос, когда он смеялся во время своего рассказа. Тезука сидел на диване рядом с ним, выпрямив спину, тогда как Фуджи развалился и закинул ноги на подлокотник. Он говорил и показывал фото в пухлом альбоме в кожаном переплете. «Это мы с нашей съемочной группой в Мельбурне. Это мы где-то в Заповеднике, я там даже заблудился… Где же это мы?» Тезука только кивал, и смотрел на красивые снимки. Некоторые были сделаны в автоматическом режиме, и на них Фуджи стоял в обществе великолепного загорелого мужчины, которому бледный Тезука и в подметки не годился. Фуджи, казалось, не заметил, что Тезука напрягся, и вдохновенно рассказывал про этого самого Эрика – местного работника Заповедника. По словам Фуджи, Эрик был чуть ли не Рэмбо, в одиночку сражающийся с браконьерами и взбесившимися носорогами. Тезука не позволил себе никаких ремарок, но уж он-то знал, что все эти ужимки Эрику требовались только для того, чтобы затащить Фуджи в постель. Достаточно было взглянуть на снимки, где тот по-хозяйски обнимал Фуджи за талию и улыбался, в не менее чем тридцать четыре зуба. Будь Тезука там, уж он бы позаботился, чтобы количество зубов вернулось к норме.
Тезука мог сколько угодно закипать где-то в глубине души, сердиться на Фуджи и ненавидеть этого австралийского рейнджера, который, конечно же, был хорошим парнем и вряд ли приставал бы к Фуджи, если бы знал о Тезуке. Фуджи ему не рассказывал. Они же расстались перед отъездом Фуджи в Австралию, потому что Фуджи обещал не возвращаться. Именно обещал. Тезука всегда знал, что нельзя верить в то, что Фуджи говорит с криво приклеенной улыбкой. Фуджи вообще нельзя было верить. Даже если он говорил правду, это все равно когда-нибудь превращалось в маленькую и нежную ложь. А сегодня утром он позвонил и быстро протараторил в трубке, что прилетает ночным рейсом из Канберры, и сбросил. Тезука пытался ему перезвонить, но тщетно. Какой ночной рейс? В какой аэропорт? Тезука проверил на сайте JAL – был единственный аэропорт, который принимал рейсы из Канберры этой ночью. Тезука приехал в аэропорт в начале двенадцатого, и просидел в зале ожидания почти до четырех утра, пока к нему не подошел Фуджи, таща за собой большой чемодан на колесиках.
Они выпили кофе в первой попавшейся кафешке, и Фуджи напросился к Тезуке домой – его родные не знали, что он приезжает, и было бы невежливо завалиться в пять утра. Тезука не хотел соглашаться, но Фуджи столь картинно валился с ног на свой чемодан, что Тезуке не оставалось ничего, как привезти его к себе домой. Обрадованный тем, что Тезука не переехал, Фуджи чувствовал себя как дома и заметно ободрился. Тезука думал, что Фуджи скажет что-нибудь обо всех его вещах, которые он оставил на своих местах, и даже исправно поливал семейство кактусов в гостиной. Но Фуджи промолчал. Пока он продолжал рассказывать про свою работу, Тезука вспоминал тот день, когда Фуджи уезжал. Он не взял ничего из своих вещей, даже одежду. Только несколько снимков для портфолио и таблетки от бессонницы. Зато обратно приехал с огромным чемоданом, судя по всему, из Канберры увезти хотелось больше.
- Ты вернулся бы в Австралию со мной в этот раз? – Как ни в чем ни бывало, спросил Фуджи и отхлебнул чай из своей любимой чашки.
За окном вставало солнце, и комната наполнилася оранжевым светом.
Фуджи поправил свой хвостик в очередной раз, и рукав джемпера слегка упал, обнажив запястье, на котором болтался серебряный браслет – подарок Тезуки на их последнюю годовщину. Вокруг запястья виднелось кольцо светлой кожи – браслет редко снимали. Тезука решил, что он полный идиот.
- У меня есть десять минут на сборы?
- У тебя есть двадцать минут, пока я допиваю свой чай, доедаю это пирожное и звоню в аэропорт.
- Можно один вопрос?
- Валяй, - улыбнулся Фуджи.
- Что в чемодане?
Фуджи мельком взглянул на чемодан и ответил:
- Пара яблок и журнал из самолета. А что?

@темы: .I.4 Тело, #fandom: Prince of Tennis, Prince of Tennis: Тезука, Фуджи (таб.30)

---

[-Шинигами-]

Фандом:Hellsing
Название: "Next Time"
Герои: Александр Андерсон/Интегра Хеллсинг
Тема: "У стены"
Объём: 1508 слов
Тип: гет
Рейтинг: NC-17, даже есть слово "член". Не один раз О_О
Примечание: любимое задорное порно с любимой парой.
Предупреждение: PWP как оно есть
Саммари: в кулуарах власти...

Читать дальше

Голос человеческих тел примитивен, если за ними не стоит никаких чувств.
Андерсон почти наверняка знал, что тот, кто коснулся ее первым, говорил множество чудных слов, готовил ее долго, томительно, нежно, потому что иначе эта женщина не позволила бы, упивался ее запахами, возможно, не один час, но…
- Выше! Сильнее, ну!
Андерсон чувствует, что сейчас перед ним не женщина даже – а самка. Самка, истекающая потом, соками, терпко пахнущая его же слюной, оставленной на подбородке и плечах. Самка безжалостная, способная в один присест сожрать партнера после того, как вдоволь наспаривается с ним. Самка, пытающаяся диктовать свои правила и мстительно кусающая его в плечи, в шею, до крови, до синяков, которые после придется прятать под воротником сутаны.
Она виснет на нем всем телом и трется мучительно о его грудь своей, налившейся кровью и отяжелевшей, острыми, сжавшимися в горошину розовыми сосками, царапаясь о жесткую поросль светлых волос на его груди. Ерзает, елозит, сползает по его телу вниз, оставляя на груди влажную дорожку не то поцелуя, не то животного вылизывания. Шипит, извивается, душит в попытках удержаться обеими руками, обняв за шею, вскидывает голову, подставляясь под жадные укусы. Щекочет волосами и ресницами, бодает лбом и почти выбивает кадык в горло, наваливаясь на его шею щекой, мстительно чертит дорожки ногтями на его спине, как будто пытаясь вырезать инициалы и заклеймить его.
В ответ Александр царапает ее – зубами и щетиной по плечам, пальцами – по нежным содрогающимся от каждого особенно глубокого толчка бедрам, всем телом – по стене, в которую Интегра втискивается всем напором, на который способен обезумевший от желания мужчина.
Он закрывает глаза и как будто видит их самих со стороны. Видит, как глупо валяются на кафельном полу его брюки, видит стенки пустых кабинок, видит унитазы и писсуары, слышит громкий стук в дверь с другой стороны, видит, как две смуглые сильные ладони до боли впиваются в его ягодицы, почти раздирая их. И его это заводит еще сильнее, чем грубые, властные прикосновения к члену буквально десять минут назад.
Интегра берет напором. Когда он втолкнул ее спиной в туалет, с трудом успев перевернуть табличку «не работает», она первая сдернула с него штаны – одним движением, почти не борясь с молнией, да еще и вместе с нижним бельем. Она не ласкала – она требовала, чтобы он достойно ублажил ее, а для этого пускала в ход коготки, нежные пальчики, поглаживания. Сдавливала, тискала, почти дергала его член в раздражении, требуя немедленного возбуждения. Он и не был против, разве что…
Он ждал сопротивления, когда деспотично надавил на ее плечи, не дав толком штаны снять и почти стреножив строгими брюками. Жар ее дыхания, опаливший открытую и начавшую уже набухать головку, почти заставил его упасть и вынудил расслабиться, запустив небрежно сильные пальцы в светлые пряди. Не учел Андерсон, жадно смотревший, как аристократическая ладошка сама юркнула под тонкое черное кружево ничего не скрывавших трусиков, что сдаваться такая дама может только с подвохом. Синие глаза налились торжеством неоспоримой победы, когда он только вскрикнул от ярости и боли – она укусила его, да так, что у мужчины осталось два пути: скрючиться на полу, лелея собственную рану, или немедленно ответить ей болью на боль. Регенератор выбрал второе, одним рывком поставив женщину на ноги и почти вбив ее всем телом в стену.
Пальцы под кружево, не иначе как для него припасенное самим Случаем, скользнули грубо – Андерсон не умел быть ласковым. Скользнули по светлым завиткам волос, по налитым кровью от желания складочкам, задев ноющий и почти колющий толчками крови в пальцы бугорок, от прикосновения к которому женщина передернулась, попытавшись бедрами поймать его руку и задержать ее. Андерсон быстро ладонь выдернул, с треском порвав тонкую ткань и небрежно отшвырнув ее в сторону. Именно в эту секунду, когда он окончательно избавлялся от брюк и жадно сгребал в горсти освобожденную высокую грудь, она и начала сопротивление. Быстро сломленное, но…
- Быстрее… выше… не здесь, не здесь!
Ее задыхающийся голос полон искренней ярости и неподдельного желания, ее тело изнутри – узкое, особенно для него, жаркое, просто нескончаемо, и мягкое, упругое, но вместе с тем – сильное. Будь на его месте кто послабее, он уже кончил бы, протяжно, с криком, от того, как она сжимала внутренние мышцы, как она двигалась на нем, хотя уж в такой позе, прибитой всем мужским сильным телом к стене, ей положено было быть покорной и хоть немного зависимой.
Андерсон знает, что у нее вся кожа на лопатках и пояснице содрана, а ягодицы горят от того, как немилосердно он хватает упругие подтянутые ягодицы. Эта женщина – подвижная, стройная, вся сплошная мышца. Она нескончаемое удовольствие, но только для избранных – покорному с ней не сладить, да и не посмотрит Интегра в его сторону. Ей нужно сражение. Ей нужно, чтобы ласка доставалась через бой. Ей нужно отрывать от себя чужую ладонь и насильно втискивать ее между телами, чтобы добыть немного ласки, которую иные попросят, может, и одним взглядом.
Он сжимает влажную разбухшую до размеров фасолины женскую плоть, трет ее, поглаживает и прищипывает, заставляя женщину выгибаться ему навстречу и сдавливать член внутри ее же тела с новой силой. Она похожа на вакханку, уединившуюся с сатиром, хмельную и бешеную, но волнительно прекрасную. Она азартна в каждом своем движении, но не уступает ни в едином стоне. Она взглядами, жестами, короткими фразами приказывает ему, что делать, и долго Андерсон этого терпеть не может.
Почти заставив себя прерваться на секунду, преодолевая бешеное сопротивление заизвивавшейся несколько секунд назад и явно приготовившейся кончить Интегры, мужчина ставит ее на четвереньки, скручивая руки за спиной, чтобы та была хоть немного покорна. Он не торопится, хотя вслепую Интегра явно пытается найти его член и довести начатое до конца, получить то, зачем пришла и зачем затащила его сюда. Андерсон не торопится, облизывая сухие губы и чувствуя, что его возбуждение все никак не может утихнуть. Открывшийся ему вид беззащитной спины с очаровательной ямкой рядом с шеей будит в нем инстинкты первобытного охотника. Спина, лопатки, нежные изгибы талии, великолепные ягодицы. Он скользит по ним руками, собственнически, оценивая свой столь значимый трофей, восхищаясь гладкой и упругой кожей и самодовольно отмечая, как она начинает то нервно рычать, то неудовлетворенно поскуливать, пытаясь выпрямиться, но кривясь от боли в заломленных предплечьях. Андерсон напоминает себе торговца с восточного древнего рынка. Он оценивает ее, пытаясь найти хоть какой-то изъян, но приходит к выводу, что более прекрасного зрелища ему еще не доводилось видеть.
Скользит пальцами по ягодицам, по ложбинке между ними, чувствуя, как Интегра начинает дрожать и утыкается носом в пол, скользит по промежности, поднимая пальцы к лицу и вдыхая запах, заводящий его с новой силой. Самка, настоящая самка. Соблазнительная. И только самому опытному охотнику она достанется. Интегра снова почти скулит, но быстро берет себя в руки, когда внутрь ее тела, словно играясь, проникают два пальца, быстро покидающие влажное лоно. И бессильно рычит, когда они чертят что-то лениво на ее бедре. Игра становится утомительной, у Андерсона нет ни сил, ни желания ее продолжать – только брать, сильно, настойчиво, слепо. Его руки перехватывают запястья Интегры и прижимают их к полу, почти всей грудью он ложится на смуглую горящую спину, на мокрые от выступившей крови плечи. Вслепую, чертыхаясь и не попадая, ему приходится искать вход в тело женщины, изнывающей от страсти. Когда он, наконец, попадает, то не сдерживает стона удовольствия – черт, это прекрасно! Восхитительно! Великолепно!
С его уст рвутся только проклятья и богохульства, которые он глушит в ее плече, лопатках и укусах в шею. Женщина, бьющаяся под ним от каждого движения, каждого толчка, шлепка его бедер по ее ягодицам, кажется ему самым сильным ядом. Но ядом временным – отравит чувства, отравит разум, затмит собой все желания и вынудит вернуться. И он на секунду встает на колени – как будто перед ней, а на деле возвышаясь, опускает руки на смуглые бедра, с силой притягивая их к себе, скользит мутным взглядом по почти упавшей на пол женщине. Он видит ее другой. Он видит ее, неистово двигающейся на нем, сидя верхом, а руки ее при этом ласкают собственную грудь. Он видит ее привязанной к постели, беспомощной, с разведенными ногами, но все такую же неприступную и надменную. Он видит ее жалко пригибающейся к земле и умоляющей взглядом о разрешении ласкать его ртом и языком. И от этого, а еще от вида того, как одна рука женщины скользит между ног, к его бедрам, сжимая мошонку, становится совсем, нестерпимо жарко, и…
Кончили они одновременно. Бурно, сильно, сжав друг друга почти до боли, так что Андерсон почти зашелся в судорогах, а она едва не потеряла сознание от медвежьих объятий. И обессилено рухнули набок. Пытающаяся отдышаться Интегра, не замечавшая благословенных три минуты, как он жадно щупает ее тело, каждую его часть, скользя от треугольника светлых волос к грудям, пришла в себя почти мгновенно.
Смахнула его руку со своего бедра и быстро поднялась, деловито глядевшись в поисках бумажных салфеток.
- Я согласна на передел Ирландии, - спокойно произносит она, не стесняясь вытирая тело от пота на глазах у все переводящего дух мужчины. – Если католики всякий раз будут так убедительны, то мне скоро и Британию придется вам отдать, - хохотнула она.
Андерсон думает о мести вампира – запах немертвого, мерзкий, неживой, как пыль на старых памятниках, он почувствовал сразу же. Андерсон думает, что в его жизни еще не было женщины, которая даже будучи потной, грязной, липкой и со свалявшимися волосами была бы так же прекрасна.
Но еще больше его занимают невоплощенные фантазии. И ради них он готов на очередные переговоры, пусть даже Интегра не будет согласна.

@темы: .II.6 Порно/эротика, #fandom: Hellsing, Hellsing: фэндом в целом (таб.50)

---

[улыбка 45 калибра]

Название: Подарок от Святого Валентина
Бета: I want to Hims
Фандом: CSI Майами
Герои: Эрик Делко, Келли Дюкейн
Тема: порно/эротика, на столе
Объём: 4257 слов
Тип: гет
Рейтинг: R

Маленький расплющенный и блестящий на свету кусочек металла лежал на ладони, он выглядел на белом латексе совершенно безобидным. Аккуратно подцепив двумя пальчиками искореженный остаток пули- убийцы и опустив его в пластиковый пакетик, Келли отодвинулась от микроскопа. Перед глазами все двоилось и расплывалось, будто она только что вынырнула из воды, слегка кружилась голова. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, поморгала, но раздражающая резь прошла не сразу. Почти двенадцать часов, не разгибая спины, ей пришлось сверять, сравнивать, совмещать и искать совпадения среди нескончаемого количества пуль.
Устала. Встала со стула, потянулась, выгибая спину, потерла затекшую поясницу и тяжело вздохнула. Уже скоро ночь, а конца работы не видать. Обычная перестрелка, а улик привезли – целую коробку, как с поля боя где-нибудь в Ираке. Прошлась по лаборатории, разминая ноги, и снова принялась за работу. Все, как всегда: калибр, вес, нарезка, сравнить с базой, тщательно упаковать и – снова по кругу. Наконец последняя, маленькая и без дефектов, пуля заняла предназначенное ей место. Все. Келли с облегчением стащила резиновые перчатки, швырнула их в контейнер для мусора, на безымянном пальце блеснуло тоненькое золотое колечко. Бросив взгляд на руку, Келли улыбнулась, а настроение поднялось. Правда, от усталости ломило все тело и хотелось побыстрей оказаться дома, сбросить надоевшую за день одежду, нырнуть под мягкое одеяло, прижаться к теплому боку Эрика и отключиться, забыв обо всех проблемах. Задумавшись, Келли стояла, опираясь кончиками пальцев о край стола, и когда чьи-то ладони очень аккуратно, чтобы не испортить макияж, закрыли ей глаза, удивилась, но не испугалась – она слышала, как негромко хлопнула дверь лаборатории и затем – приближающиеся тихие шаги. Ей хватило доли мгновения и глубокого вздоха, чтобы почувствовать знакомый, вернее, такой родной запах и понять, кто этот шутник, безмолвно стоящий сзади.
- Эрик? - Келли взяла его за запястья, снимая с глаз руки, открывая лицо и оборачиваясь. - Ты как сюда попал?
Довольно ухмыляющийся Эрик постучал пальцем по прицепленному к карману рубашки бейджу, на котором было написано - «гость».
- Меня привела сюда работа, - он посмеивался над собой, - не думал, что когда-нибудь снова стану заниматься делом, связанным с убийством. Мое присутствие больше не требуется, и я решил тебя навестить.
- Но даже если и так, гостям сюда нельзя, - Келли возмутилась и немного рассердилась на такое легкомысленное поведение Эрика.
- Знаю, - улыбнулся он ей в ответ, - но меня никто не остановил, - он коснулся кончиком пальца щеки Келли, убрал за ухо лезущую в лицо прядь волос и обеспокоенно проговорил: - Келл, ты очень бледная. Устала, солнышко?
Тихий голос, заботливые слова и добрая улыбка – Келли сразу передумала сердиться, появилось внезапное желание посетовать на судьбу, нудную работу и захотелось, чтобы ее обняли и приласкали. За день она ужасно вымоталась, от долгого сидения ныли мышцы и, кажется, болели и ломили все косточки. Уже давно минули те времена, когда Келли на вопрос Эрика: «С тобой все в порядке?» отвечала улыбкой и, как бы ей ни было плохо, говорила: «ОК» и гордо вздергивала подбородок, не впуская в свое личное пространство даже его, хорошего и близкого друга. Но сейчас все изменилось и, не испытывая ни малейшего стеснения или неудобства, она вываливала на него все свои проблемы, делилась радостью и болью, найдя в Эрике именно то сильное мужское плечо, о которое можно опереться. Эрик. Ее муж и любимый. Находясь рядом с ним, она сбрасывала привычную маску сильной женщины, позволяя себе быть слабой и беззащитной и не прятать слез, если вдруг хотелось плакать. Вот и сейчас, не стала скрывать свое не очень-то хорошее настроение и, печально вздохнув, пожаловалась:
- Устала, - и, прижимаясь лбом к груди Эрика, добавила грустно, - ноги не держат.
- Ну так же нельзя, милая. Тебе нужно беречь себя, - с этими словами Эрик погладил ее обеими руками по волосам, чмокнул в лоб и, подхватив Келли за талию, посадил на стол.
- Ты что? Что ты делаешь? - она хотела спрыгнуть на пол, но не успела, - Эрик быстро развел ее ноги и встал между ними, прижимаясь бедрами к столешнице, обнимая Келли и кладя ей ладони на лопатки, несильно привлекая ее к себе.
- Тише, не бунтуй, - Эрик кончиком своего носа потерся о прохладную и мягкую щеку Келли.
- Сумасшедший, а если кто зайдет и нас увидит? - она ворчала, упираясь ладонями Эрику в плечи.
- Я что, не могу обнять свою жену? - правая бровь взлетела вверх, в глазах прыгают озорные чертики.
- Обнять можешь, но не сажать на стол и не лапать где попало, - закончив гневную тираду, Келли начала тихонько постанывать, чувствуя, как сильные мужские пальцы проходятся вдоль позвоночника, разминая затекшие мышцы. - Ууууу, как приятно, - она повела плечами и сцепила руки на шее Эрика, - но все равно, лучше отпусти меня и пойдем домой.
- Конечно, через минуту, - оставив в покое спину Келли, Эрик взял в ладони ее лицо, еле заметно улыбнулся и поцеловал в полуоткрытые губы.
Где-то рядом раздался громкий стук, Келли и Эрик прервали поцелуй, испуганно переглянулись, как пойманные на шалости дети, и замерли, не меняя положения. Тишина. Они были по-прежнему одни, кто-то, видимо, прошел мимо, с грохотом закрыв входную дверь в лабораторию баллистики. Одновременный облегченный вздох и нарочито сердитые слова Келли:
- Все, хватит с меня экстрима, - она поерзала на столе, намереваясь спуститься вниз.
- Тсс, Келл, - Эрик прижал указательный палец к ее губам и заговорщическим шепотом спросил, - а ты никогда не занималась экстремальным сексом?
Вопрос оказался столь неожиданным, что Келли, опешив, растерянно захлопала ресницами, но быстро справилась с собой и, нахмурившись, сказала нечто, не имеющее ни малейшего отношения к теме:
- Эрик, какие у тебя толстые щеки, – и, хитро улыбнувшись, погладила его по макушке, - и удивительно розовые уши!
Теперь уже Эрик озадаченно глянул на Келли, покачал головой, хмыкнул и твердым учительским голосом проговорил:
- Я знаю, что у меня толстые уши и розовые щеки, тьфу, наоборот, - плотно сжал губы, чтобы не рассмеяться своей оговорке, проглотил смешок, - но, Келл, не увиливай от ответа, - он наклонил голову набок, почти касаясь ее лица.
Она вздохнула, просунула руки ему под мышки, обнимая Эрика за спину, и, прижавшись щекой к его груди, понимая, что он так просто не отвяжется, обреченно вздохнула и сказала:
-Ты же прекрасно знаешь, что да, и не раз.
Эрик не мог видеть ее мечтательную улыбку, а Келли почему-то сразу вспомнила не столь давнее романтическое приключение – назвать случившееся по-другому не поворачивался язык – несколько месяцев назад: День всех влюбленных и вечер, что они с Эриком провели вместе. И последующая сказочная, дурманящая, запоминающаяся из-за той невероятной авантюры, праздничная ночь.

Уже несколько недель Келли и Эрик жили вместе, предварительно помучив себя и побегав друг от друга, испытав свои чувства на прочность, и, в конце концов, поняв, что врозь никак нельзя, теперь проверяли себя на совместимость и испытывали все радости и прелести семейной жизни. Им было очень нелегко, но совсем не плохо. В быту порывистый и несдержанный, Эрик прекрасно дополнял спокойную и рассудительную Келли, а в постели их темпераменты были приблизительно равны и по силе, и по страсти. Они впервые в открытую, ни от кого не прячась, могли проявлять свои чувства и иногда слишком увлекались свободой, позволяя себе совершать достаточно откровенные и не всегда совместимые с общественным порядком поступки. В чем потом жестоко раскаивались, правда, не всегда, и снова, в который раз, не могли сдержаться.
Февральский вечер был теплым, даже необычно жарким для флоридкой зимы. Собираясь отметить День святого Валентина, Эрик пригласил Келли на ужин в дорогущем ресторане, расположенном в одном из прибрежных фешенебельных отелей. Как ни хотелось, но Келли не рискнула спросить Эрика, боясь обидеть, в какую сумму ему обойдется этот ужин на двоих в столь элитном месте, ведь у ее любимого был такой счастливый и довольный вид, когда он приглашал ее. А попытка Келли предложить поделить расходы пополам была отметена Эриком безоговорочно.
Столик был заказан заранее, чтобы успеть к назначенному времени, Келли и Эрик начали собираться загодя, поэтому Келли не особенно торопилась. Долго выбирала, что ей надеть, чтобы удивить Эрика и выглядеть необычно. Остановилась на платье весьма вызывающего фасона, из струящегося шелка цвета темно-зеленой листвы. Одев его, она заметила, как глаза стали более яркими и приобрели таинственный изумрудный оттенок. Про такие волшебные глазки, что были обычно у красавиц-колдуний, Келли читала в детских сказках. Томно улыбнувшись, она чуть прищурилась и глянула на себя в зеркало. Келли устраивало все, в том числе и низкий вырез, в котором была видна ее все еще упругая, готовая выскользнуть из глубокого декольте, грудь, а при определенном положении тела – и краешек кружевного черного лифчика, едва прикрывающий задорно торчащие соски, нескромно намекающие на возбужденное состояние хозяйки. Теплая волна пока еще едва уловимого желания накрыла Келли, когда она повернулась, оглядывая себя со всех сторон, чувствуя, как прохладный шелк, приятно лаская, облегает тело, не скрывая, а, наоборот, подчеркивая достоинства ее фигуры. Высокая шпилька элегантных туфелек, неброские украшения и, в довершение, несколько капель любимых духов Эрика за ушками, на запястья, и одна маленькая скатилась по ложбинке между грудей, оставляя ароматный след. Поправила пышные, тщательно уложенные волосы и, довольная собой, вышла из спальни в гостиную, где ее ждал Эрик. Восхищенный взгляд мужчины, который знал ее как никто другой; перед ним у Келли не было тайн, не было на ее теле ни одного местечка, где бы ни побывали руки, губы, язык ее дорогого Эрика, и, казалось, что его невозможно чем-то удивить. Но то, как загорелись его глаза, как он нервно облизнул губы и тяжело вздохнул, говорило о многом. Келли угадала с выбором одежды, и Эрик был сражен наповал. Келли подошла к любимому, чмокнула его в зардевшуюся щеку, стерла след, оставленный помадой, и, дернув за рукав, позвала:
- Эй, очнись, мы идем или как? - с трудом сдерживая смех, Келли, довольная произведенным впечатлением, шагнула в сторону двери, таща слегка ошалевшего Эрика за собой.
Он судорожно сглотнул, еще раз вздохнул и, глядя на полуобнаженную спину Келли, на ягодицы, обтянутые зеленым шелком, послушно пошел за ней. Хотя лучшим вариантом было бы остаться…
Подъехав к отелю, они прошли в ресторан. Вежливый до приторности метрдотель провел их к заказанному столику, моментально появился улыбчивый официант, принимая заказ. Немного ошеломленные от непривычного сервиса, Келли и Эрик в ожидании аперитива рассматривали обеденный зал, украшенный в соответствии с праздником. Под потолком плавали многочисленные воздушные шарики в виде сердечек всех оттенков красного – от нежно-розового до темно-вишневого. На каждом маленьком, сервированном на двоих столике стояли разноцветные свечи: желтые, оранжевые, малиновые. Перед ними была пурпурно-алая, только что зажженная официантом, и дрожащий язычок пламени отражался в глазах сидящих напротив друг друга Келли и Эрика. Около каждого столового прибора лежали изумительной красоты расписанные золотом «валентинки». Взяв свою, Келли прочитала поздравление и улыбнулась пожеланию вечной любви и неисчезающего счастья.
Ресторан был освещен приятным, не давящим на глаза светом, играла медленная, волнующая музыка, раздавались негромкие разговоры, смех и звон посуды. Окружающая атмосфера была романтична и эротична, праздничная обстановка обеденного зала способствовало тому, чтобы можно было полностью расслабиться и почувствовать себя уютно и комфортно.
Ужин прошел великолепно. Келли и Эрик пили легкое розовое вино, ели мясо, приготовленное по старинным французским рецептам. Много болтали, вспоминая смешные истории из прошлого, строили планы на будущее, смеялись. Выходили на круглый «пятачок», чтобы потанцевать, было так волнующе обниматься и целоваться, медленно двигаясь под красивую музыку, среди таких же полностью поглощенных друг другом пар.
На десерт они выпили по маленькой рюмочке малинового тягучего ликера и по чашечке наикрепчайшего, только что сваренного кофе с шоколадными пирожными. Станцевали последний танец, а пока Келли ходила поправить макияж, Эрик успел расплатиться за ужин, так и не дав ей возможности узнать цену столь восхитительного подарка, и ожидал ее у выхода.
После теплого и насыщенного разными ароматами ресторана, на улице было удивительно свежо, и прохладный ветер с близкого океана заставил Келли поежиться. Она не успела сказать ни слова, как Эрик накинул ей на плечи свой пиджак, запахивая полы у Келли на груди и обнимая.
- Я не дам тебе замерзнуть, - он говорил тихо, упираясь подбородком в ее макушку, и Келли чувствовала дыхание Эрика и как от него шевелятся волосы на голове, было очень приятно стоять вот так, обнявшись, на пороге отеля и смотреть на мерцающие огни набережной.
- Эрик, - Келли тихонько вздохнула, потерлась щекой о руку Эрика и сказала с чувством, - спасибо, это был чудесный вечер, хотя с тобой мне хорошо везде, даже в маленьком пляжном кафе.
- Келл, я рад, что тебе понравилось, моя принцесса, - после долгих споров Эрик отстоял право так называть Келли, подразумевая, что он готов служить ей и выполнять все желания, а не подчеркивает этим их разное происхождение. - Поедем домой или погуляем?
Келли задумчиво посмотрела на небо - черное, бархатное, усыпанное яркими звездами, которые здесь, на берегу океана, казались особенно близкими; сквозь звуки большого города еле слышно доносился шум прибоя, помедлила и, высвободившись из рук Эрика, ответила:
- Погуляем, смотри, какая волшебная ночь.
Не торопясь, медленным шагом они спустились по широким плиточным ступеням и пошли по аллее, пересекающей красивый, усаженный разными экзотическими растениями парк, опоясывающий отель. Спустя несколько минут вышли на набережную и, слившись с разноликой толпой, зашагали вдоль океана, от которого их отделяла полоска густой растительности, удаляясь от пятизвездочных отелей.
Обнявшись, как юные влюбленные, Келли и Эрик сначала молчали, наслаждаясь обществом друг друга, ощущая соприкосновение и тепло тел. Случайно встреченная парочка, самозабвенно целующаяся около пальмы, вызвала добрую и понимающую улыбку, а потом захотелось повторить их опыт. Но Келли, решив вести себя благоразумно, хоть и изнывала от желания, но отчаянно упиралась и не давала себя поцеловать. Тогда Эрик, временно оставив ее в покое, решил добиться Келли другим путем. Обхватив за талию, он беззастенчиво шептал ей на ушко разные соблазнительные вещи. Первоначально Келли слушала, затем стала хихикать, а когда слова и пожелания стали ну просто до безобразия откровенными, замолчала, понимая, что попытка Эрика завести ее оказалась более чем удачной. Нежные и интимные словечки, произнесенные тихим воркующим голосом, легкие касания мочки уха горячими губами, осторожные поглаживания по попе вызвали ответную реакцию. Келли сдалась и, когда они оказались в тени какого-то огромного раскидистого дерева, сама обняла Эрика за шею, крепко целуя в губы, все сильнее прижимаясь к нему. Задохнувшись, они прервали поцелуй и молча стояли, чувствуя, как бешено колотятся их сердца. Проехавшая мимо машина осветила парочку фарами, и Келли, словно очнувшись, оттолкнулась от Эрика, но схватила его за руку и позвала:
- Пойдем на пляж, к воде, мне жарко.
Ее предложение прозвучало очень неожиданно и заманчиво, она сама сорвалась места и чуть ли не вприпрыжку пересекла зеленую зону и ступила на песок. Сбросила пиджак с плеч, скинула туфли и босиком побежала к океану. Обернулась, помахала Эрику рукой:
- Попробуй, догони!
Эрик ухмыльнулся и, торопливо разуваясь, вступил в предложенную игру. Они, как дети, играли в догонялки, бегали по пляжу, запрыгивали в воду, поднимая веер брызг, и снова устремлялись на сухой песок. Келли оказалась очень ловкой и быстрой, постоянно увертывалась от рук Эрика и, отбежав на приличное расстояние, дразнила его, маня к себе:
- Ну что, миленький, слабо? Я же предлагала тебе бегать по утрам, но ваша ленивость предпочитает дрыхнуть подольше.
Эрик, раззадорившись, рычал:
- Ну только попадись мне, я отомщу!
- Сначала поймай, - хохотала в ответ Келли. Чтобы быстрей бегать, ей пришлось как можно выше задрать узкую юбку платья, и Эрик имел возможность увидеть миниатюрные черные кружевные трусики, соблазнительно выглядывающие из-под подола, а Келли, поймав его взгляд, веселилась сильнее, соблазняла его, поднимая платье еще выше, убегала дальше.
Зацепившись ногой за какое-то препятствие, споткнулась, чудом не пропахав носом, устояла, но скорость потеряла, а Эрик не упустил момент, сграбастал ее за бедра, прижимая к себе и запуская руки под платье.
- О, нет…, даа.., - пробормотала Келли, моментально ослабев в мужских объятиях, чувствуя, как ей в ягодицы упирается твердый член Эрика, сдерживаемый брюками.
- Попалась, киска, - прошептал он, наклоняясь и целуя обнаженную спину Келли.
Спустя мгновение они, как оголодавшие, набросились друг на друга, целуясь взахлеб, потеряв ориентацию в пространстве. Руки Эрика жадно скользили по телу Келли, сжимая шелк платья, он постепенно поднял его чуть не до талии, гладя влажную после беготни кожу. Оторвавшись от губ, он касался ртом шеи, ключицы, обнаженных плеч, выдыхая :
- Какой вкус у твоей кожи, он такой возбуждающий, - пальцы впивались в почти неприкрытую попу, - господи, как я хочу тебя...
- Эрик, нет, не надо, - умоляла Келли, а ее пальчики, действуя вразрез словам, гладили Эрика по затылку, сзади по шее, губы целовали обнажившуюся грудь. Тяжело дыша, Келли впитывала его запах, подставляла рот под поцелуи. Она, стараясь побороть охватившее ее желание, противоречила сама себе, то упиралась руками в плечи мужчины, пытаясь освободиться, то порывисто прижималась всем телом, не в силах совладать с собой.
Из-за облака, словно издеваясь над любовниками, выплыла луна, залив пляж призрачным светом. Келли и Эрик, обнимаясь и целуясь, не могли устоять на месте, Келли постоянно его отталкивала, затем бросалась вслед за ним. Эрик отступал, она догоняла, и так они оказались у самой воды, на мокром песке, их фигуры четко вырисовывались на фоне неба. Набежавшая пенная волна сначала лизнула их босые ноги, а другая, более высокая, окатила до колен и обрызгала с ног до головы. Прохладная вода немного охладила пыл. И они, разорвав объятия, дыша так, словно пробежали марафон, смотрели друг на друга. До их сознания дошло, что их невинная детская игра в догонялки превратилась в нечто более серьезное, и вот так, на открытом любому постороннему взгляду пространстве пустынного пляжа, они сильно рисковали, продолжая свои развлечения. Эрик, отведя взгляд от Келли, потряс головой, стер с лица соленые капли, осмотрелся по сторонам и, вдруг сделав шаг вперед, подхватил ее на руки и, проваливаясь по щиколотку в мягкий песок, пошел вглубь пляжа.
- Стой, ты что задумал? - Келли дергалась, пытаясь вырваться, но Эрик держал ее крепко, и как бы она ни брыкалась и ни упиралась, хватка его не ослабевала. - Куда ты меня тащишь? - поняв, что сопротивление бесполезно, Келли смирилась, тем более что ехать на руках, прижимаясь к желанному телу, было очень приятно.
Повернув голову, Келли увидела, куда так стремился Эрик, и вскрикнула:
- Нет, Эрик, я не хочу, не надо! – и добавило тихонько: - А если кто нас увидит? – и, словно испугавшись, вцепилась ему в плечи, наклоняя голову и пряча лицо, уткнувшись лбом в его грудь.
Спустившись на пляж, влюбленная парочка, забыв о своем возрасте, расшалившись не на шутку, бегая друг за другом, проделала приличный путь, и теперь они оказались напротив другого, не столь роскошного, отеля. А здесь вечером проходила пляжная вечеринка, видимо, слишком затянувшаяся и оконченная глубокой ночью, и перед ними были неубранные остатки праздника: собранные в кучу легкие пластиковые столики и стулья, сложенные и валяющиеся тут и там разноцветные солнечные зонтики. А один - большой, разрисованный алыми сердечками, по какой-то случайности остался раскрытым и воткнутым в песок. Его купол в свете луны отбрасывал густую манящую тень. Несколько широких шагов - и Эрик ступил под зонт, на мгновение поставил Келли на землю около единственного ровно стоящего стола, рукой смахнул с него лежащие фантики, хлопушки и еще какой-то бумажный мусор, чуть присел и, обхватив Келли за бедра, усадил на хрупкий пластиковый столик.
- Нет, Эрик, не надо, - почему-то шепотом просила Келли, упираясь ладонями ему в грудь, и, закинув ногу на ногу, перекрестила для верности щиколотки. - Не здесь, остановись, пожалуйста.
Эрик, не слушая ее, опустился на колени и попытался просунуть руку между икр Келли, но она сжала их так крепко, что его попытка осталась безуспешной. Утыкаясь носом в голые колени, Эрик тяжело и прерывисто дышал и вдруг принялся покрывать поцелуями ноги Келли, а его ладони скользили по бедрам, забираясь под платье, нежно ласкали напряженный живот, заставляя Келли дрожать и усиливать противостояние. Но как же тяжело ей давалась эта борьба! Она почти была готова отступить и поддаться на уговоры.
- Келли, прошу, я не вынесу этой пытки, - он не говорил, а хрипел, почти потеряв голос, - еще немного - и возьму тебя силой.
Последние слова Эрика вызвали неоднозначную реакцию - Келли вздрогнула, но не от испуга, а от возбуждения, горячие мурашки побежали по телу, а ноги судорожно сжались, теперь от желания и возникшего жара внизу живота. Но, несмотря на это, Келли продолжала сопротивляться.
- Остановись, прекрати, - она старалась отцепить руки Эрика от себя, но ее прикосновения только еще больше заводили его. Знаменитая выдержка Эрика потерпела фиаско, он почти не контролировал свои действия, ослепленный желанием овладеть Келли немедленно.
Резко, как подкинутый пружиной, Эрик встал на ноги и навис над Келли, пытаясь уложить ее на стол. Вид у него был невменяемый, даже в полутьме можно было видеть, как раздуваются его ноздри, а изо рта, через плотно сжатые зубы, прорывается хриплое дыхание; руки, обычно ласковые, стали жесткими и грубыми, до боли сжимая плечи Келли, затем скользнули вниз, и пальцы с силой впились в груди, сминая их.
- Больно, Эрик, - вскрикнула Келли, пытаясь вырваться, а он толкнул ее, и она, не удержавшись, упала на спину, голова запрокинулась назад, свешиваясь с края стола, острая кромка которого пребольно впилась в шею. - Нет!!! – завопила Келли и закашлялась, захлебнувшись воздухом. Видимо, это отчаянный, наполненный ужасом крик дошел до воспаленного разума Эрика, и он на время отступил, освобождая Келли.
- Боже, Келли, прости, - Эрик потряс головой, закрывая лицо руками, мучительное желание не отступило, но появилась, хотя и слабая, возможность контролировать свои действия. Он протянул руку, помогая Келли сесть. - Прости, - выдохнул Эрик, отступая на шаг, не будучи уверенным в своей выдержке.
Встряска подействовала на Келли странным образом, первоначальный испуг прошел, да и не верила она в то, что Эрик сможет изнасиловать ее, а сейчас ей вдруг стало жаль своего незадачливого любовника и захотелось приласкать его.
- Эрик, - чуть слышно позвала она, глядя на его спину.
Он вздрогнул, но остался стоять на месте, повернувшись боком к Келли, она соскользнула со стола и, подойдя сзади, обняла Эрика, переплетая пальцы на его груди.
- Ты издеваешься? - он дернулся, но Келли не расцепила рук.
Прикоснувшись губами к предплечью Эрика, выдохнула. Горячее дыхание обожгло кожу сквозь ткань рубашки, и он простонал:
- Ты мне мстишь за что-то?
- Иди сюда, глупенький, - прижавшись животом к боку Эрика, Келли просунула свою ногу между его, обхватывая бедро и касаясь коленом твердого и ноющего от перенапряжения члена. От этого игривого прикосновения Эрика передернуло, словно не женская ножка дотронулась до него, а палач ткнул раскаленным железом. - Тише, аккуратней.
Келли, чуть не упав, отпустила его и, схватившись двумя пальчиками за рукав рубашки, потянула на себя, шутливо говоря:
- Иди ко мне, я хорошая, - но, не получив в ответ ни слова, ни жеста, сменила тон и взмолилась, - Эрик, я ведь тоже не железная.
Несмотря на неподходящую обстановку, яростную борьбу с собой, не совсем ласковое и адекватное поведение Эрика, сопротивление Келли было сломлено, попытка остановиться и успокоиться оказалась бессмысленной. Она желала его с не меньшей силой. Разве легко отказаться, мучась нестерпимой жаждой от глотка ледяной воды, тем более когда стакан с вожделенной жидкостью подносят к самому рту, касаясь иссушенных губ, разве в силах терпеть такое мучение, когда прохладные капли стекают тебе по подбородку, скатываясь на грудь, разве хватит сил отвернуться и держать губы сомкнутыми, когда благодатная влага обжигает рот? В этот момент Келли не знала, кто она - вода или жаждущий, ей хотелось напиться и напоить своего нетерпеливого возлюбленного. И хрупкий, кажущийся таким ненадежным пластиковый столик превратился в ложе любви, когда сильные и немного дрожащие мужские руки приподняли Келли, вновь усаживая на стол, и она негромкого ахнула, ощутив голой кожей его прохладную поверхность. И немного скользя под напором Эрика, уже сама, добровольно, откинулась назад и, широко раздвигая ноги, с готовностью приняла его, чувствуя силу и мощь вошедшего в нее члена.
Пустынный ночной пляж был тих. Лишь едва слышный шепот набегающих на землю волн, негромкое шуршание песка, мерное покачивание легкого столика, следующего в такт движениям Келли и Эрика, короткие ахи и охи, неожиданно громко звучащие в прозрачном, уже предутреннем воздухе. И ощущение полного счастья и восторга, когда ни с чем не сравнимое блаженство рассыпалось миллиардами разноцветных искр, накрывая их, как прозрачная и невесомая кисея, заставившее содрогнуться тела в последней сладостной судороге и слетевшие с губ слова:
-Келли…
-Эрик…
Уже показался алый краешек всходящего над океаном солнца, когда влюбленные покинули место, ненадолго приютившее их. Влажный песок под босыми ногами, сплетенные пальцы рук, нежные улыбки и ласковые взгляды, что они дарили другу, медленно бредя по пляжу, еще не совсем поняв, куда и зачем они идут...

- Эй, вернись на землю, - тихий и ласковый оклик Эрика. Его рука легонько потрясла Келли за плечо, а она с грустью вздохнула, возвращаясь из приятных воспоминаний.
Подняв голову, Келли задумчиво улыбнулась, и вдруг ее глаза расширились, в них промелькнуло удивление и страх, моментально сменившийся счастьем, губы приоткрылись. Келли схватила Эрика за руку и, прикладывая ее к своему животу, чуть дрожащим голосом спросила:
- Чувствуешь?
- Что? - он сообразил не сразу, но когда под его ладонью вдруг что-то почти неуловимо толкнулось, вскрикнул: - Ой, Келли, он шевелится, наш малыш шевелится!
- Подарок от Святого Валентина, - прошептала, Келли, опустив ресницы и прислушиваясь к себе, пытаясь определиться в своих чувствах и ощущениях. Врачи оказались не правы, говоря, что шанс родить ребенка у нее равен нулю. И была уверена, что именно той безрассудной ночью на пляже, в День влюбленных свершилось чудо, опровергнув все предсказания, произошло зачатие, и теперь они с Эриком с благоговением ждали появления на свет своего долгожданного первенца.
- Келли, я так счастлив, - позабыв, где он находится, Эрик прижал Келли к себе, целуя ее куда попадет – рот, глаза, нос, щеки; а руки скользили по телу, лаская. - Вы самое, самое, что у меня есть.
- Успокойся, ты же меня раздавишь, Эрик, - Келли довольно смеялась, шутливо выворачиваясь из его рук. - Эрик, Эрик, все, хватит, успокойся, снимай меня на пол и пойдем домой, - с трудом, но ей удалось поймать тискающие ее руки, и Келли, сделав сердитое лицо, сказала: - Эрик, хватит, иначе я наложу запрет на столь любимое тобой тело.
- Хорошо, - неожиданно быстро согласился Эрик, отпуская ее и отступив на шаг назад, поднял руки вверх, так, как будто собрался сдаваться.
- Нет! - заорал он, увидев, что Келли хочет спрыгнуть со стола, и, подскочив к ней, поднял на руки, бережно опуская на пол, приговаривал: - Очень осторожно и очень аккуратно, никаких резких движений, - не удержался и, приобняв ее за плечи, прижал к себе и галантно, взяв под локоток, повел на выход.

@темы: #fandom: CSI, .II.6 Порно/эротика, CSI Miami: Эрик Делко, Келли Дюкейн (таб.30)

---

[plain flier]

Название: Уникальная способность
Фандом: A-Team
Бета: _Наблюдатель
Герои: Красавчик, Мердок; упоминаются Би Эй и Ганнибал
Тема: Жара
Объем: 1030 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: Мердок в своем репертуаре.

Мердок вел себя непривычно тихо. Би Эй был так доволен тем, что дурак не доставал его своими очередным заскоком, что почти не ворчал ни на кого. А вот Красавчика спокойствие Мердока тревожило. В ней ему мерещилась большая угроза, чем от обычной и по большей части безобидной трескотни капитана.
Впрочем, изредка Мердок шевелил губами, и, чтобы понять, с чем придется иметь дело на этот раз, Красавчик, навострив уши, прислушивался к тому, что тот бормотал себе под нос. Было похоже, что Мердок пытался что-то подсчитать.
Когда Ганнибал и Би Эй ушли по делам, оставив их вдвоем в фургоне, беспокойство Пека усилилось. Он ерзал на сидении, наблюдая за товарищем, и мечтал об отпуске где-нибудь на далеком красивом тропическом острове.
Капитан, почувствовав напряженный интерес к себе со стороны Красавчика, прекратил заниматься тем, чему посвятил весь последний час, поднял взгляд и коварно улыбнулся.
У Пека немедленно пересохло в горле от этой улыбки.
«Какого черта, я сам напросился», - мелькнуло у него в голове, и он постарался изобразить на лице скуку. Безуспешно. Мердок прищурился с видом судьи, принимающего решение о наказании или помиловании, и с явным намерением потомить товарища, после чего задал вопрос, усугубивший растерянность Пека.
- Красавчик, ты же у нас считаешь лучше любого компьютера, верно?
- Лучше? Это сильно сказано, - деланно рассмеялся Красавчик, спешно пытаясь догадаться, что у того на уме. Хотя в случае с Мердоком употреблять словосочетания «на уме» было в корне неверно.
- Не скромничай. Ты бы смог подсчитать и количество крупиц песка в пустыне, если бы их можно было толкнуть по сходной цене.
Красавчик беспомощно улыбнулся. Улыбка получилась воистину жалкой. Но он не расстался с надеждой, что новое увлечение Мердока обойдет его стороной, и после возвращения Би Эя и Ганнибала он переключится на них.
- Как по-твоему, сколько перчаток в год изнашивает Ганнибал?
- Что? – В тот момент Красавчик выглядел глупо, и самое худшее заключалось в том, что он сам это прекрасно понимал, но ничего не мог поделать. Вопрос Мердока застал его врасплох.
- Извини, Мердок, но зачем тебе это знать?
- Ну, я много думал об этом. Мысли крутятся в голове, не дают покоя.
И было в глазах Мердока столько безумного огня в ту минуту, что Пеку стало не по себе, и ему легко поверилось, что капитан не спит, размышляя по ночам о перчатках полковника.
- Он же их носит постоянно, почти не снимает. Работает в них, сверлит, болты закручивает, даже гвозди забивает. Чистит оружие и стреляет. А перчатки, они хоть и кожаные, в отличие от нашей кожи к регенерации неспособны. Хотя им бы такая способность бы не помешала, - тут же задумчиво добавил Мердок, видимо отвечая каким-то другим своим мыслям, параллельно занимавшим его. - Ты в курсе, что клетки нашей кожи с определенной периодичностью обновляются?
Красавчик открыл рот для ответа, но капитан снова перескочил к перчаткам, совершив, таким образом, мыслями и словами кульбит, какому позавидовал бы заправский акробат.
- И от такого обращения они быстрее обычного должны приходить в негодность. Но если ты обратил внимание, а ты его наверняка обратил, потому что это невозможно не заметить, тем более человеку такого тонкого вкуса и стиля, как ты…
Тут Красавчик попробовал слегка смутиться. Напрасно. И эта его попытка изобразить застенчивость успешно прошла незамеченной.
- А перчатки полковника всегда выглядят безупречно. Я ни разу не видел, чтобы они были рваными или заштопанными, что означает одно – он их сразу же меняет. Так насколько, по-твоему, может хватить одной пары при таком жестоком обращении с ними?
Красавчик кое-как привел мысли в порядок и, понимая, что Мердок от него не отстанет, пока не получит ответа, принялся лихорадочно прикидывать, сколько пар перчаток в год мог покупать полковник.
- Ну, учитывая все перечисленное тобою, а также качество перчаток, которые обычно носит Ганнибал, думаю, не меньше пятнадцати пар. Это с небольшим запасом на всякие непредвиденные происшествия, вроде того, свидетелями которого мы были сравнительно недавно, - заключил Пек. – И сделай скидку на небольшую погрешность, - поспешно прибавил он. – Все-таки непредвиденные обстоятельства трудно включить в расчет.
- Это ты намекаешь на ту историю с гвоздем в заборе? – мгновенно сообразил Мердок. – Когда полковник зацепился за него правой перчаткой и распорол ее?
- Да, верно, - подтвердил Красавчик.
- Интересно. Ты натолкнул меня на идею.
- Какую?
- А что, если он их никогда не меняет? Что если они у него регенерируют?
Красавчик стиснул зубы, чтобы не застонать.
- Нет, ты подумай, подумай! Тратиться на такое количество перчаток и хлопотно, и неразумно. А полковник в высшей степени разумный человек.
Красавчик в ответ скептически улыбнулся.
- К тому же ты когда-нибудь видел, чтобы Ганнибал таскал с собой запасные перчатки?
- Нет, - вынужден был признать Пек. Он начал чувствовать, что вслед за Мердоком тоже озадачен данным обстоятельством.
- Тогда откуда у него взялась новенькая пара, когда он порвал о гвоздь старую?
- Не знаю. Может, купил.
- Где? У нас не было времени зайти в магазин. Да и магазинов там никаких не было.
Красавчик не знал, что сказать.
- Вот видишь, - торжествующе произнес Мердок. – Они точно регенерируют в нужный момент. Или он отращивает каждый раз новую пару. Я еще точно не установил. Но с ними все непросто, поверь. Он же таскает их в любую погоду, неважно, что на улице, холод или жара. Вот ты мне ответь: как можно носить кожаные перчатки в жару? Ты только представь: тридцать градусов в тени, вся твоя кожа липкая от пота, который просачивается сквозь поры, течет и течет струйками по твоей спине, бедрам, лицу. Пряди волос на лбу слипаются…
Мердок описывал так сочно и живо, что Красавчика передернуло. На секунду ему показалось, что он мокр от пота, так его пробрало. Стало жарко, и резко захотелось пить.
- Ты прав. Это неприятно и неудобно, - с трудом удалось ему вставить и, тем самым, прервать не в меру разошедшегося капитана.
- Вот именно! – с драматическими нотками в голосе воскликнул Мердок. – И все равно он их не снимает. Этому должно быть объяснение. Но если они отрастают у него на руках, как своего рода защитный покров, то это бы объяснило, как полковнику удается поддерживать перчатки в целости и сохранности, и его необычную приспособляемость к жаре.
Красавчик представил и тяжело вздохнул. Еще пять минут в обществе Мердока - и он начнет верить во все, что тот придумает про Ганнибала.
Но в одном Мердок прав - с перчатками полковника и впрямь дело нечисто.

@темы: .III.4 Погода, #fandom: A-Team, A-Team: фэндом в целом (таб.30)

---

[Сехмет]

Название: Навсегда
Фандом: Пси-фактор
Герои: Мэтт/Питер
Тема: IV: 1: 05 - Оранжевый
Объём: 100 слов
Тип: слэш
Рейтинг: G
Авторские примечания: Предупреждения: ООС, сопли

Оранжевая гавайская рубашка в алых цветах, старые джинсы, или мятый, дешевый костюм; серые носки и стоптанные ботинки, и неизменная черная вязаная шапочка – Мэтт никогда не меняется: резкий смех, улыбка – обаятельная или хищная, смотря под каким углом ее видишь, складка между бровей.
Питер тщательно запоминает все, что с ним связано, знает его запах лучше, чем свой собственный.

Одинокая могила на Бел-Айленде – не пророчество, а всего лишь ложь, Питер в этом уверен. Он сделает все возможное, чтобы она не стала правдой.
Он не верит, что от него ничего не зависит, но, на всякий случай, бережет в своей памяти все, что может сберечь.

@темы: .IV.1 Цвета, #fandom: PSI Factor, PSI Factor: фэндом в целом (таб.30)

---

[Tinka1976]

Название: Счастливого Рождества
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио/Люси, Эрик/Келли
Рейтинг: PG
Тип: гет
Тема: Детектив/преступление. Похищение
Объем: 2889 слов
От автора: Окончание серии "Как все" - "Хэллоуин" - "Завтра мы станем взрослыми" - "С любимыми не расставайтесь".

Майами, 2008 год.
- Вы не понимаете!
Услышав эту фразу в четвертый или пятый раз, Келли с трудом удержалась от язвительного ответа: «Да куда уж мне!». Вместо этого она глубоко вздохнула и терпеливо, успокаивающим тоном произнесла:
- Мэм, я понимаю. Мы делаем все возможное. Но вам сейчас нужно сидеть и ждать. Это все, чем вы можете помочь Джессике.
Женщина беспомощно взглянула на Келли, застыв посреди комнаты, обхватила себя руками, зябко потерла предплечья, сделала несколько быстрых, нервных шагов по комнате и упала в кресло, растирая виски. Келли еще раз сочувственно улыбнулась. Конечно, это ужасно – сидеть и ждать. Так просто и так невыносимо трудно. Не думать о том, что сейчас может происходить с шестнадцатилетней девочкой, не думать ни о чем плохом, надеяться, что она жива, и ждать звонка от похитителей.
Келли взглянула на телефонный аппарат, установленный на видном месте и подключенный к компьютеру. Звонка нет. Почти два часа прошло, а звонка нет. На улице снова лил дождь. В последние дни солнце показывалось лишь на несколько минут в день, будто проверяя: как там Майами, не смыло? Воздух был наполнен густой влажной духотой, создавая у людей нервное, угнетенное настроение вместо праздничного. Келли попыталась представить, что за окном идет не дождь, а снег, белый, пушистый, падает, собирается в сугробы, вьется поземкой по земле… Дома сразу как-то обосабливаются и становятся почему-то уютнее – ведь внутри наверняка горит камин, потрескивают дрова, вьются язычки пламени, отбрасывая мятущиеся тени на ковер и кресло возле решетки. И наряженная елка выглядит так естественно, и понятно, почему у Санта-Клауса такие румяные щеки… Да, снег определенно создает атмосферу Рождества больше, чем что бы то ни было.
Впрочем, все равно им вряд ли удастся сегодня попасть домой в срок. Почему-то преступники, похитившие Джессику Стоун прямо среди бела дня, не пожелали считаться с тем, что сегодня сочельник, и у некоторых сотрудников криминалистической лаборатории могут быть грандиозные планы на этот вечер. Ну, точнее, ничего выдающегося на самом деле не планировалось, и грандиозными планы представлялись только им. Двоим. Ведь они собирались встречать Рождество вместе. Ну, вместе, понимаете? Вместе. Не в одной компании, не на работе или корпоративной вечеринке, даже не просто «у кого-то из двоих дома». Именно вместе. Теперь у них все должно быть вместе. Одно на двоих. Рождество, удовольствие, праздник, любовь…
Единственное, что утешало – Эрик точно так же был занят с этим делом, и извиняться за то, что кого-то из них задержали на работе, никому не придется. Горацио, Эрик, Райан и Трипп работали на месте похищения. Девочку схватили и затащили в машину прямо среди бела дня, на глазах у прохожих, едва она вышла из супермаркета. Пока коллеги проверяли пленки с камер наружного наблюдения магазина, пока пытались разыскать машину и установить личность похитителей, Келли отправили сюда в компании с Дэйвом Бентоном, их новым компьютерным техником, ждать звонка. Телефон был сразу подключен к записывающей и следящей аппаратуре, после недолгих препирательств Дэйв получил доступ к ноутбуку Джессики и сейчас изучал, чем жила девочка. Это тоже стало одним из недостатков, которые миссис Стоун видела в приехавших криминалистах. Впрямую она этого не говорила, но ее нервозность и бесконечные «вы не понимаете» яснее всяких слов свидетельствовали о ее убежденности в невысокой компетентности «молодежи». Келли уже не раз мысленно пожелала, чтобы поскорее приехал Горацио – он лучше подходил по возрасту, да и вообще действовал успокаивающе на женщин и детей.
Время тянулось, утих дождь, налетел ветер, подсушивая мостовые и разгоняя тучи. Но даже выглянувшее закатное солнце не могло изменить напряженную атмосферу в доме. Почему нет звонка? Неужели нужно готовиться к самому страшному?
Келли подскочила с места, как подброшенная пружиной, едва заслышав, что возле дома остановилась машина. Обменявшись с Эриком быстрыми взглядами, не позволив себе даже мимоходом коснуться его руки, чтобы не утратить рабочего настроя, Келли пропустила его в комнату, а сама поспешила навстречу Горацио.
- Ну? – нетерпеливо спросила она.
Лейтенант лишь покачал головой, морщась.
- Дождь уничтожил следы, - по обыкновению лаконично пояснил Горацио. – Из трех камер наружного наблюдения работала лишь одна, пленка черно-белая, поэтому все, что у нас есть: темный «форд», номера Флориды. По показаниям одного из свидетелей, синий, цифры 9 и 7 в номере, по словам другого – цвета мокрого асфальта, цифры 4 и 9. Похитители – двое мужчин среднего роста. Куртки с капюшонами, лыжные маски. Фрэнк и Райан занимаются этим, но думаю, здесь мы дождемся результата раньше.
- Если дождемся, - мрачно сказала Келли.
Кейн выразительно глянул на нее, мол, говори.
- Горацио, это самая обычная семья, - пожала плечами Келли. – Отец умер несколько лет назад. У Джессики два старших брата, один – строитель, другой – банковский служащий. Мать – ландшафтный дизайнер. Джессика – обычная шестнадцатилетняя девушка, хорошо учится, любит дискотеки, занимается теннисом, организовала свою группу, они играют на школьных вечерах и открытых площадках, мечтает записать диск и стать известной певицей. Им неоткуда взять денег на выкуп, понимаешь?
Из комнаты донеслись голоса – разговор явно перешел на повышенные тона. Услышав очередное: «Вы что, не понимаете?!», Келли тяжело вздохнула и с надеждой глянула на Горацио.
- Устала? – прищурился лейтенант. – Келли… Смена уже закончилась. Сегодня сочельник, если у тебя есть планы, я…
- Нет, - перебила она, мотнув головой. – Я тебя не брошу.
- Хорошо, - Горацио еще раз внимательно взглянул на нее, будто проверяя искренность ее намерений, и прошел в комнату. – Мэм! – сказал он, привлекая к себе внимание женщины. – Мэм…
Келли оглянулась, услышав, как дрогнул его голос на последнем слове, как раз вовремя, чтобы увидеть, как меняется лицо лейтенанта. Он чуть прикусил губу, опуская голову и непроизвольно ставя руки на пояс. Затем вновь поднял взгляд на обернувшуюся к нему и замершую на месте миссис Стоун. Лицо Горацио становилось каким-то детским, открытым, брови поднялись домиком, взгляд слегка растерян, но улыбка ясная, неподдельно радостная. Прежде чем заинтригованные этими метаморфозами криминалисты успели издать хоть звук, миссис Стоун быстрым шагом пересекла комнату, секунду помедлила, стоя лицом к лицу с Горацио, - и вдруг крепко прижалась к лейтенанту, всем телом, обнимая за шею и по-детски утыкаясь лицом в плечо. Реакция лейтенанта добила всех окончательно – тот с готовностью открыл объятия, казалось, ничуть не удивившись ее неожиданному порыву, и теперь, не обращая внимания на немую сцену, уверенными, почти собственническими движениями гладил с облегчением разрыдавшуюся женщину по пышным вьющимся волосам, по спине.
- Ну, не надо, - тихо говорил он в ответ на невнятные всхлипы. – Я ее найду. Все будет хорошо. Ну, хватит. Не плачь. Я здесь. Мы со всем справимся.
А вот Келли не могла справиться с шоком. За десяток лет совместной работы она на множестве проходящих перед глазами примеров убедилась, насколько велика «дистанция комфорта» у Горацио. И люди ощущали это, так что никто не осмеливался вот так вешаться лейтенанту на шею. Келли казалось, что она по пальцам сможет пересчитать, сколько раз Горацио при ней обнимался с кем-то. Да еще так! Келли смотрела на пальцы, зарывающиеся в волосы, ласково и чутко поглаживающие вздрагивающую спину женщины, и невольно вспоминала, как тайком засматривалась на своего начальника в первые годы совместной работы. Даже, что греха таить, представляла, как эти длинные чуткие пальцы погружаются в ее волосы, скользят по ее спине…
Келли с огромным трудом сумела отвести взгляд от обнимающейся пары, и обнаружила, что Дэйву и Эрику подобный подвиг оказался не по силам. Более того, у парней даже не хватило самообладания, чтобы рты прикрыть.
- Ну, все, давай, вытираем слезки, - словно маленькой девочке, увещевательно сказал Горацио, слегка отстраняя от себя женщину. – Люси, ну хватит, если мои сотрудники срочно не вспомнят, как дышать, тут будет три трупа. Зачем тебе мусор в доме?
Услышав такое от шефа, сотрудники, надо сказать, впали в еще больший шок. Зато Люси фыркнула и отстранилась, шмыгая носом.
- Ты ее найдешь? – поглаживая мокрое пятно, оставшееся на пиджаке Горацио, спросила она. – Обещаешь?
- Обещаю, - тихо и серьезно ответил он.
Теперь они стояли лицом к лицу, руки бессознательно продолжали успокаивающие поглаживания, а глаза пристально вглядывались в лицо напротив, будто пытаясь пробиться сквозь толщу времени и разглядеть нескладного рыжего вихрастого парня, мечтающего о службе в полиции, и смуглую девчонку с пышной копной вьющихся волос, мечтающую «быть, как все». Им казалось, что исчезли стены дома и тропическая жара Майами, вокруг снова громоздятся небоскребы Нью-Йорка. Их вновь кружил в своем вихре листопад, засыпавший Центральный парк ярко-желтой листвой, и горели в глазах огоньки воспоминаний, словно огни разноцветных свечей, и шумели в ушах музыка и смех, словно они снова стоят на катке в Центральном парке, и самый лучший способ не упасть – покрепче держаться друг за друга.
- Все будет хорошо, - сказал Горацио. Быстро взглянул на замерших сотрудников поверх плеча Люси. Двинул бровями. – Ну, как вы поняли, мы с …миссис Стоун знакомы. Я …ее школьный друг…
- А почему бы не просто «мой парень»? – чуть слышно подколола Люси.
Горацио иронично взглянул на нее, и от этого взгляда, так живо напомнившего ей молодость, у Люси сладко защемило сердце.
- Ну, думаю, за тридцать лет это слегка утратило актуальность, не так ли? – ответил он.
Люси вздохнула, случайно поймав свое отражение в полированной поверхности. Молодость, вдруг мелькнувшая в таком знакомом взгляде синих глаз, была лишь иллюзией, их общим воспоминанием. А реальность никуда и не думала исчезать. И седина, и морщины, и изменившаяся с возрастом фигура. Она уже не девятнадцатилетняя девчонка, она взрослая женщина, мать троих детей. Мать, у которой похитили дочь.
Уловив перемену в ее настроении, Горацио крепко сжал ее руку, и Люси выдохнула:
- Хорошо, что ты здесь.
Келли наконец пришла в себя настолько, что сумела глазами просигнализировать Эрику: «рот закрой!». Дэйв, пробормотав что-то невнятное, уткнулся в экран ноутбука Джессики.
- Идем-ка, - сказал Горацио, по-прежнему держа Люси за руку, и она послушно пошла за ним. Уже в дверях кинула тревожный взгляд на телефон, но Горацио нетерпящим возражений тоном повторил: - Идем. Если будет звонок, нас позовут.
- Разумеется, сэр, - бодро откликнулся Дэйв.
Эрик, будто ненароком, попытался переместиться к той двери, в которую вышли Горацио и миссис Стоун, но укоризненный взгляд Келли заставил его изменить планы.


Они довольно долго молчали. Люси остановилась посреди комнаты, Горацио рассматривал фотографии на полке. Он не вполне отдавал себе отчет в том, зачем позвал сюда Люси, просто хотелось уйти самому и увести ее из-под перекрестья трех пар недоумевающих глаз. Лейтенант не опасался разрушить свой имидж в глазах подчиненных, в конце концов, ничего сверхъестественного не происходило, он живой человек, но… Прошлое шумело в ушах, мешало соображать, а на лицах его ребят было написано такое изумление и недоверие…
- А что случилось с Шоном? – наконец, спросил Горацио, глядя на свадебную фотографию Люси.
- Рак легких, - со вздохом сказала она.
- Сочувствую, - кивнул Горацио.
- Спасибо. Но не стоит, - вдруг качнула головой Люси. – Потому что мне не хватит слов, чтобы выразить свое сочувствие тебе. Твои родители, жена, Рэй, - ее голос дрогнул. – И ведь это только то, что я знаю. А мне почему-то кажется, это далеко не все, - Люси подошла поближе. – Это и сделало тебя таким…
Горацио взглянул на нее и снова отвел глаза. Очень хотелось спросить: «каким?», но он догадывался, что не услышит ничего хорошего в ответ. Не в лучшую сторону изменили его эти тридцать лет. Его взгляд остановился на фотографии счастливого, улыбающегося семейства: Шон, Люси, их дети. Что ж, если сравнивать то, как сложились их жизни, вероятно, стоит признать, что Люси сделала правильный выбор.
- Горацио, - она сделала еще шаг, легонько провела рукой по его щеке, большим пальцем разгладила складку между бровями. – А ведь ты тогда так и не понял, почему я вышла за Шона, верно?
- Ну почему, - Горацио отодвинулся, прищурился. – Ты тогда вполне…
- Тогда я сама ничего толком не понимала, - перебила его Люси. – Забудь все, что я тебе тогда наговорила. И прости, если сможешь.
- Хм, - Горацио немного натянуто улыбнулся, лизнул губы, двинул бровями.
- Понимаешь, ты был правильным, - заглядывая ему в глаза, сказала Люси. – Всегда. И, чтобы быть с тобой, мне тоже пришлось бы быть правильной. К тому же, ты был далеко, а жизнь… Жизнь шла мимо. А Шон был рядом. И, в отличие от тебя, он был самым обычным парнем. Мы могли вместе готовиться к экзаменам, ходить в кино и на вечеринки, с ним я могла не думать ни о чем сложнее того, какое платье мне надеть сегодня вечером. А мне было всего двадцать лет, Горацио. И я тогда не понимала этого и не могла объяснить тебе…
Они стояли вплотную, руки Люси лежали на груди Горацио, и казалось, еще миг – он обнимет ее, как бывало, встретятся губы, и все станет как прежде, будто им вновь по двадцать. Но, стоило Горацио поднять глаза, как иллюзия рассеялась. Перед ней был не обиженный мальчишка, которого легко можно успокоить парой ласковых слов. Взрослый мужчина, давно переживший ту боль первой потери, узнавший, что существует куда худшая боль, но, тем не менее, не забывший ту давнюю, самую острую боль первого разочарования.
- В одну реку не войти дважды, Люси, - негромко сказал он. – Если ты думаешь, что из-за этого я могу…
- О нет, - перебила она. – Ты – не можешь. Некоторые вещи не меняются никогда.
- Все будет хорошо, - пообещал Горацио, обнимая прижавшуюся к нему женщину.


Долгожданный звонок раздался поздно вечером, когда уже окончательно стемнело. Сидя рядом с Горацио и крепко сжимая его руку, Люси все же не справилась с собой, и едва явно измененный мужской голос проговорил: «Миссис Стоун?», со слезами выкрикнула:
- Верните Джессику, умоляю, верните мою дочь!!!
- Приготовьте десять тысяч долларов, чеком на предъявителя, - прогундел голос. – Завтра утром мы позвоним и скажем, как его передать. Никакой полиции. Делайте, что вам сказано, и с Джес все будет в порядке.
По мере того как неизвестный излагал условия, брови Горацио поднимались все выше вверх. Уже раздались гудки отбоя, а он все еще в недоумении смотрел на аппарат, растерянно моргая.
- И… и… и… Есть! – победно вскинул руки Дэйв. – Одноразовый сотовый, сэр, - поворачиваясь к Горацио, доложил он. – Зато удалось засечь. Тут у нас…
- Вызывай сержанта Триппа, - перебил его Кейн. – Эрик, Келли, на два слова.


Они вышли в ту же комнату, в которой разговаривали Горацио с Люси.
- Ваши впечатления? – ставя руки на пояс, осведомился лейтенант.
- Девочка сбежала, - пожала плечами Келли, поджимая губы. – Сумма смешная, так что это подростки, девочку назвали «Джес», значит, «похитители» хорошо ее знают, возможно, это ее друзья из ее же группы.
- Что думаешь по поводу чека? – кивая в знак согласия с доводами Келли, спросил Горацио.
Келли задумалась, прикусив губу.
- Да банально просто, - вдруг сказал Эрик. – У них есть конкретная цель, на которую им не дают денег родители. Купить инструменты, арендовать студию, диск записать, наконец.
- Логично, - согласился Горацио. – Тем не менее, действуем очень осторожно. Наши выводы могут оказаться поспешными. Я не хочу, чтобы это стоило девочке жизни, ясно?
Он вышел из комнаты, а Эрик вдруг замешкался.
- Гляди, - с каким-то теплым мечтательным удивлением сказал он. – Это ведь Эйч?
Маленькая черно-белая фотография в простой рамке стояла позади других, теряясь среди больших и ярких цветных снимков. Парень в вязаном свитере и девушка в распахнутой куртке с венком из осенних листьев на голове стояли, обнявшись, в каком-то парке. Келли улыбнулась при мысли о том, что, будь фотография цветной, волосы парня и венок на голове девушки одинаково полыхали бы рыжим.
- Как ты думаешь, что с ними случилось? – с неожиданной тоской спросил Эрик. – Такая любовь…
Келли склонила голову набок. Да, отсутствие цвета и даже время не в силах были скрыть счастье, которым искрились глаза и широкие открытые улыбки.
- Жизнь с ними случилась, Эрик, - вздохнула она. - Сказки редко случаются, и еще реже – не заканчиваются.


Как выяснилось, в своих предположениях они все же были не правы. Точнее, правы лишь частично. Похитителями действительно оказались друзья Джессики, но вот сама девочка нашлась в шкафу, с завязанными глазами и связанными руками. Оказалось, парни как следует выпили, и вот тогда-то их осенила «гениальная» идея – имитировать похищение своей солистки, чтобы раздобыть денег на запись диска. Сперва набросившаяся на них с кулаками Джессика, уяснив, что недотепам грозит реальное и вполне серьезное наказание, начала слезно умолять полицейских о прощении для них, обещая поручиться за друзей и уговорить маму не выдвигать обвинения. Сердито посопев, Трипп пообещал подумать об условном наказании, но для острастки все же надел на парней наручники и забрал на ночь в участок.
Горацио сам отвез Джессику домой и сдал с рук на руки испереживавшейся матери. Когда начались приглашения остаться на ужин, Эрик и Келли поспешно попрощались и выскочили за дверь.
- Как думаешь, он останется? – спросил Эрик. Сегодня у них уже не было сил на конспирацию, и они решили, что после такого дня не будет ничего странного, если Эрик, как истинный джентльмен, довезет даму до дома.
- Мне кажется, да, - задумчиво кивнула Келли.
- Но ведь не зря говорят, нельзя войти в одну реку дважды, - покачал головой Эрик.
- Ну… - Келли слегка пожала плечом. – Сегодня же Рождество. Самое время для сказок, - она мечтательно улыбнулась, приподняла бровь. – Знаешь, у меня из головы не идет та фотография, - призналась она. – Пусть почти забытая, задвинутая в самый дальний уголок памяти, но их сказка жива. Может, я ошибаюсь, и это лишь память о ней. И завтра утром жизнь все расставит по своим местам и сказка кончится. Но та пара на фотографии… Эрик, это такое настоящее, такое живое… Мне кажется, даже лишь воспоминаний об этом хватит на то, чтобы окунуться в сказку на один вечер. А дальше… Кто знает…
- Что ж, - помолчав, сказал Эрик, заводя машину. – Тогда остается лишь пожелать им счастливого Рождества.
- Да, счастливого Рождества, - кивнула, улыбаясь Келли.
На мгновение ей вдруг показалось, что вокруг белым-бело от свежевыпавшего снега. Коттедж вдруг оказался маленьким домиком, по самые окна заметенным сугробами. Окна сияли приветливым желтым светом, а из трубы поднимался дымок. Разумеется, там была и наряженная елка, и ярко горящий камин. Иначе почему вдруг стало так тепло и уютно?
- Счастливого Рождества, - чуть слышно, чтобы не спугнуть сказку, повторила Келли. – Счастливого Рождества.

@темы: .II.4 Детектив/преступление, #fandom: CSI, CSI Miami: фэндом в целом (таб.30)

---

[plain flier]

Название: Призраки прошлого, призраки будущего
Фандом: Dr. Who
Бета: Наблюдатель
Герои: Девятый Доктор; Третий Доктор и Бригадир.
Тема: Парк
Объем: 887 слов
Тип: джен, драма
Рейтинг: G
От автора: намеки на Rose, Day of the Daleks и (как мне хочется думать) на Mawdryn Undead
Я все-таки не смогла удержаться от искушения свести в одном фанфике Девятого с Третьим. Хотя бы вот так.

На секунду Доктор застыл на пороге ТАРДИС. Он прибыл не туда, куда рассчитывал. Его в четвертый раз закинуло на Землю. Если бы он не был твердо уверен в том, что последствий войны не изменить, то решил бы, что над ним опять подшутили тайм-лорды, превратив ТАРДИС в галактическое йо-йо. Но он слишком хорошо знал, что такое невозможно. Отныне и навсегда.
Но что же удерживает его около Земли? Какая-то незаконченная работа? Или его возвращение - ряд случайностей, результат очередного сбоя в навигационной системе ТАРДИС? Как бы то ни было, наверное, стоит прекратить попытки убраться куда подальше. Сейчас ему все равно, где находиться. Земля ничем не хуже любого другого места. Разве что воспоминаний, быть может, чуть больше, чем в каком-нибудь другом уголке вселенной. Воспоминаний как плохих, так и добрых. Но даже самые плохие из них не идут ни в какое сравнение с тем, что он желал забыть.
Он шел, не разбирая дороги. Не глядя по сторонам. Шел бесцельно, тратя время. Время, которого был так много здесь, и которого ему не хватило, когда оно понадобилось.
Ноги привели его в Гайд-парк. Хорошее место как для того, кто хочет затеряться среди людей, так и затеряться в мыслях. Можно посидеть на скамейке где-нибудь в оживленном месте или отыскать укромное местечко, где почти никто не потревожит тебя.
День был погожим, теплым. Удачный день, чтобы провести его на улице, в парке, на пикнике. И людей, разделявших это мнение, хватало вокруг. Они гомонили, мелькали и окружали. Своим присутствием они могли бы свести с ума того, кто предпочитает одиночество. Но ему в тот момент мысль об одиночестве была ненавистна.
Увидев свободную скамейку, Доктор присел, закрыл глаза и сидел так, пока не почувствовал, как что-то задело его ногу. Открыв глаза, он увидел резиновый мячик, синий с красной полоской. Он наклонился к нему и взял в руку. Мячик был слегка прохладным на ощупь. Маленький мальчик лет шести подбежал и, резко остановившись, с молчаливым ожиданием взглянул на игрушку.
- Он твой? - спросил Доктор. Мальчик кивнул, и Доктор протянул мячик ребенку. - Бери, не бойся.
Тот схватил мячик и так, не сказав ни слова, убежал. Доктор с печальной улыбкой посмотрел ему вслед. Как бы ему хотелось, чтобы мир был столь же велик и чист для него, как для этого мальчика.
Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил, как рядом опустился человек и, развернув газету, принялся ее читать. Шуршание страниц через какое-то время привлекло внимание Доктора. Он с любопытством взглянул сперва на ничем не примечательного мужчину, устроившегося возле него, затем на газету, которую тот читал. Ее вид напомнил ему, что он так и не выяснил, в какой год его занесло. Газета оказалась за 29 августа 1971 года. Доктор вздрогнул. Его пробрал внезапный озноб, когда он вспомнил, что в тот год и день мало того, что он находился на Земле, в Лондоне, так еще в этом самом месте, Гайд-парке. Прекрасный воскресный день, который они провели с Бригадиром и Джо Грант незадолго до того, как им сообщили о таинственном происшествии в доме Реджинальда Стайлза.
Первым его порывом было вскочить и убраться куда подальше, пока не успел столкнуться с самим собой. Нельзя сказать, что он испугался страшных последствий встречи. Такое случалось и прежде. По разным причинам. И он перестал видеть во временных парадоксах нечто недозволенное и опасное, как видел когда-то. Страх был скорее перед теми воспоминаниями, которые могла всколыхнуть эта встреча. Страх немотивированный и до конца неосознанный. Как будто его пугала сама мысль заглянуть туда, куда нет и не может быть возврата.
В какой же части парка они тогда гуляли?
Доктор посмотрел по сторонам и, определив направление, отправился на поиски нужной аллеи. Что его вело и толкало, он сам не понимал. Внутри он уверял себя, что всего лишь хочет взглянуть. Издалека. Но что он хотел увидеть? Прошлое, такое же ясное и безоблачное, как этот день? Даже у тайм-лордов есть прошлое, куда нет доступа и возврата. Но если помимо его воли так сложилось, что он может ненадолго заглянуть туда, то стоит ли отказываться от возможности попрощаться с тем, что было, и с тем, кем он был? Потому что он горевал по тем дням, когда прошлое было таинственной страной, неведомым будущим. Не таким он представлял его себе тогда. И хорошо, что не таким. Иначе призраки будущего свели бы его с ума.
За несколько шагов до поворота на нужную дорожку Доктор замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Каждый выбор, который мы совершаем, меняет историю мира. В это он верил тогда и верит до сих пор. Не для того он убегал от одних призраков прошлого, чтобы позволить другим потревожить себя. Не для того оказался здесь, чтобы ступать по давно выветрившимся следам. Причина, если она была, крылась в другом. Надо выяснить, что в действительности привело его сюда, и снова отправиться в путь. Но если его в очередной раз закинет на Землю, то он прекратит попытки убежать от самого себя. И найдет кого-нибудь, кто разделит его одиночество.

*****
За несколько шагов до перекрестка Доктор замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Мгновенно забеспокоившийся Бригадир последовал его примеру и вопрошающе взглянул на него.
- Что-то случилось, Доктор?
- Нет, - неуверенно ответил тот, внимательно оглядываясь по сторонам. - Наверное, показалось.
- Что показалось?
- Не знаю. Какие-то глупости.
Ответ был настолько в духе Доктора, что Бригадир не удержался от улыбки.
- Глупости?
- Вы бы назвали их призраками будущего.
Улыбка Бригадира мгновенно погасла.
- Если бы я был суеверен, Бригадир, то сказал бы, что секунду назад кто-то прошелся по моей могиле.

@темы: Dr. Who: Доктор, Бригадир (таб.30), .III.3 Места, #fandom: Dr. Who

---

[Gally]

Название: Рыба с картошкой
Фандом: "Инспектор Джордж Джентли"
Герои: Бакхус, Джентли, Кевин
Тема: V.1. - Хочешь картошки фри?
Объём: 1048 слов
Тип: джен
Рейтинг: РG
Авторские примечания: возможен некоторый слэшный UST. В фике цитируется текст из романа Уильяма Берроуза "Голый завтрак" в переводе Максима Немцова (потому что это единственный перевод, какой я смогла найти)

- Я тут шел из школы и решил к вам зайти, - радостно заявляет с порога Кевин. – Я вам не помешаю, сэр?
Перехватив насмешливый взгляд Джентли, Бакхус теряется и бормочет что-то о том, что к нему можно обращаться и по имени, и, нет, Кевин ему не мешает. Джентли хмыкает и углубляется в свои бумаги.
Кевин, просияв, застывает перед столом Бакхуса; в кабинете только два стула, и оба заняты, а присесть на стол он не решается.
- Понимаете, - сообщает он, - я думал о том, о чем мы недавно говорили, - Бакхус из всего разговора запомнил только последующие поиски в словаре значения слова «синкретический», и потому понятия не имеет, что может последовать за таким вступлением, но подозревает, что это должно быть что-то не менее заковыристое, - а потом я вспомнил, что об этом пишет Берроуз, - и он вытаскивает из кармана книжку в потрепанной, подклеенной бумагой обложке с черными закорючками по лиловому с белым фону и крупными желтыми буквами "ГОЛЫЙ ЗАВТРАК". - "Объект не должен осознавать, что плохое обращение с ним — намеренный штурм его личной целостности античеловеческим неприятелем", - зачитывает Кевин, удерживая готовую выпасть страницу. - "Его нужно заставить почувствовать, что он заслуживает любого обращения, которое получает, поскольку с ним что-то (никогда не уточняется, что именно) кошмарно не так. Нагая нужда маньяков контроля должна быть пристойным образом прикрыта произвольной и запутанной бюрократией, с тем, чтобы объект не смог вступить с неприятелем в непосредственный контакт".
Бакхус с тоской предвидит очередное рассуждение о репрессирующей роли полиции в современном обществе (Кевин как раз на днях выдал такое, а он запомнил). Джентли, конечно, только порадуется. Он оглядывается без особой надежды на избавление.
- Кевин, - неожиданно подает голос Джентли. - А ведь ты, наверное, только что из школы и хочешь есть.
Кевин умолкает, оторопело смотрит на инспектора и затем кивает.
- Джон, - говорит Джентли. – Своди его куда-нибудь, купи ему рыбы с картошкой.
- А...
- На полчаса или час вполне могу тебя отпустить. Заодно сам поешь. Все равно не освободимся до позднего вечера.

В забегаловке шумно, тесно от народа, из приемника доносится песенка, при звуках которой Кевин кривится и вполголоса выдает что-то нелестное о музыкальном вкусе как Би-Би-Си в целом, так и владельцев и даже посетителей заведения.
- Ведь есть же хорошая музыка, почему они слушают это дерьмо?
Бакхус неосмотрительно интересуется тем, что именно Кевин считает хорошей музыкой.
У Кевина загораются глаза.
- Боба Дилана! Вот кто поет на правильные темы.
- Кого?
Воображение Бакхуса мгновенно рисует ему образ лысеющего валлийца средних лет, который сидит, спрятавшись от дождя, в каком-нибудь сарае в окружении овец и поет, аккомпанируя себе… на том, на чем в Уэльсе принято играть, про социальную несправедливость и продажность полицейских.
Кевина толкает кто-то из проходящих мимо, он отводит в сторону руку с завернутой в газету картошкой и на пару мгновений другой рукой упирается в плечо Бакхусу, чтобы не потерять равновесие. Затем резко убирает ее.
- Дилан! – кричит он, пытаясь перекрыть шум, - Боб Дилан! Из Америки!
Бакхус воображает себе ковбоя, который сидит верхом на лошади посреди какой-нибудь деревни и поет все про ту же продажность полицейских.
По радио начинается новая песенка, судя по гримасе Кевина, не лучше предыдущей.
- Может, лучше уйдем отсюда? – кричит он. – Здесь невозможно разговаривать.

На дорожках то там, то сям остались не успевшие растаять грязные островки льда, дует влажный теплый ветер, который временами разгоняет облака настолько, что в прорехи между ними просвечивает бледное весеннее небо, и морщит воду на реке.
Кевин потуже затягивает на шее шарф и продолжает болтать, в промежутках между фразами отправляя в рот куски картошки:
- Боб Дилан вообще ни на кого похож, я никогда раньше ничего подобного не слышал. Когда он поет, кажется, что это такой древний старик, которому лет сто, а на самом деле он, наверное, даже моложе вас, сержант. И он поет обо всем – о бедности, о голоде, о несправедливости, о войнах… Он родом откуда-то с севера Америки, из шахтерского городка, - Кевин мечтательно добавляет: - Вроде нашего, наверное. О шахтерах он тоже поет.
Бакхус искоса смотрит на Кевина и молчит.
Навстречу им высыпает стайка школьниц — по-видимому, одноклассниц Кевина. Завидев их с Бакхусом, девочки резко притихают и уже отойдя на некоторое расстояние разражаются смехом.
Кевин, немедленно забыв о Дилане, бормочет что-то презрительное в их адрес и с явным удовольствием сообщает:
- Со мной, наверное, каждый день кто-нибудь пытается заговорить о вас.
Бакхус даже не знает, что на такое можно ответить, и поэтому не отвечает ничего.
- Спрашивают, как близко я с вами знаком, и... и еще много всякого разного.
- И что ты говоришь? - спрашивает Бакхус.
- Когда как, - говорит Кевин, и слегка краснеет. - Некоторые вопросы бывают такими идиотскими, что я на них и не отвечаю.
- Например? - спрашивает Бакхус, с досадой чувствуя, что тоже сейчас зальется краской. Было бы от чего.
- Я... я их не запоминаю, - в замешательстве еле слышно произносит Кевин.
Бакхус смотрит на часы и думает, что скоро уже пора возвращаться на работу и хорошо, что Джентли обычно не интересуется этими разговорами с Кевином.
- Сержант Бакхус, - помолчав, спрашивает Кевин, - а почему вы решили пойти в полицию?
Еще не так давно он не спрашивал бы, а достаточно уверенно высказал бы предположение, что и Бакхус один из — как же он выразился на днях? — один из тех полицейских, которые не в состоянии проявить себя никаким другим образом и поэтому самоутверждаются за счет рядовых граждан.
- Так сложилось, - говорит Бакхус.
- А все-таки почему? - настаивает Кевин.
- Работа как работа, - пожимает плечами Бакхус. - Мне было больше нечем заняться.
- Вам нужно было содержать семью, да?
О жене-то он откуда знает?
- Нет, - говорит Бакхус. – Я женился уже когда был сержантом.
Кевин огорченно умолкает, поняв, что больше на этот раз ничего не добьется.

- О чем говорили? – спрашивает Джентли.
Бакхус пожимает плечами, разматывает шарф и, отвернувшись, расстегивает пальто.
- Как всегда, разве что мне на этот раз не придется заглядывать в словарь. Похоже, даже Кевин понимает, что говорить с человеком посреди рабочего дня о… о том, о чем он так любит поговорить, жестоко.
- А вы уже успели подружиться, - замечает Джентли. Бакхус резко оборачивается, но не замечает на лице начальника и тени улыбки.
Он присаживается на край стола и потирает переносицу.
- Разумеется, нет. Просто нет никакого смысла его огорчать.
- Ну конечно, - серьезно произносит Джентли, и Бакхус не может понять, соглашается он или смеется.

@темы: .V.1 Фразы, #fandom: George Gently, George Gently: фэндом в целом (таб.30)

---

[AlyonaSL]

Название: А поутру они проснулись...
Фандом: X-over CSI LV - Морская полиция: Cпецотдел
Герои: Гил Гриссом/Джетро Гиббс , Гил Гриссом/Грэг Сандерс, Джетро Гиббс/Тони Диноззо
Тема: "Порно/эротика: спонтанный секс"
Объём: 1200 слов
Тип: слэш, стеб
Рейтинг: PG-13
Саммари: "Гиббс обернулся и увидел, что с ним рядом спит какой-то плотный мужик. Всклокоченный, старше среднего возраста и с бородой."
От автора: по заявке  Серая тварь, подначившей меня написать драббл с пейрингом Гил Гриссом/Джетро Гиббс. Но у чокнутого шиппера опять вместо кроватки пулемет получился (с) )))
Дисклеймер: всё чужое. Моя только любовь.


А ПОУТРУ ОНИ ПРОСНУЛИСЬ...


После вечернего заседания все пили. Много. А потом с некоторыми трудностями расползлись по кроватям: как выяснилось утром, некоторые даже не по своим.
Специальный агент Лерой Джетро Гиббс проснулся оттого, что рядом кто-то громко храпел.
- Тони? – негромко позвал Джетро. Храп не прекратился.
"Сколько же мальчишке понадобилось выпить, чтобы такие рулады закатывать?" – подумал Гиббс и попытался обернуться, чтобы заткнуть бестолкового парня и спать дальше. Но тут ему на плечо легла чья-то тяжелая рука, а над ухом раздалось мощное сопение.
Тони никогда так не сопел!..
Гиббса прошиб холодный пот. Он медленно, стараясь не спугнуть нежданного соседа по постели (черт знает, а вдруг он маньяк какой, - хотя откуда у них маньяки на конференции?), обернулся и увидел, что с ним рядом спит какой-то плотный мужик. Всклокоченный, старше среднего возраста и с бородой.
Мужик по-хозяйски поправил руку на гиббсовом плече и что-то промычал, причем подозрительно ласково. А потом притянул Гиббса поближе и даже попробовал чмокнуть в ухо.
Что за черт?!
Гиббс внезапно припомнил, где он видел этого мужика. Это же этот… как его? Насекомыми который занимается, из Вегаса? У него еще такие ноги кривые, Тони вчера пол-вечера над ним ржал. Как же фамилия-то?... А! Гриссом. Гил Гриссом, во. Правда, сейчас этот Гриссом завернулся в одеяло, и ног не видно. Но это он, точно.
"Нет, но надо же так по-хозяйски меня облапать? – возмутился про себя Гиббс. – И где Тони? Интересно, а он сейчас с кем спит? Вот я его найду и задам ему как следует! Это же безобразие, - бросить своего начальника на произвол судьбы, к тому же черт знает с кем!.. "
Гиббс осторожно сбросил лежащую на нем руку и начал выбираться из постели: заметив мимоходом, что хотя бы боксеры на нем присутствовали. Но чертовски смущало, что всех событий ночи он совершенно не помнит! Так… штаны на полу – интересно… в кармане еще был презерватив про запас…
Тут по позвоночнику прошел скверный такой холод. Презерватива не было.
Мать твою!... То-то у этого… как его… Гриссома! - во сне такая рожа довольная! И спит – пушкой не разбудишь. А собственное тело так ноет, словно специального агента Гиббса всю ночь катали по полу.
Трясущимися руками застегнув штаны, Гиббс зачем-то еще раз оглянулся на постель. оказывается, его сосед по ночлегу тоже проснулся и сидел в кровати, тоже непонимающе глядя на него, Гиббса.
- В-вы кто? – пробормотал этот чудак, натягивая одеяло до подбородка. – А где Грэг?
- Не имею чести знать никакого Грэга, - с чрезвычайно ядовитой вежливостью произнес Джетро. – Я агент Гиббс, морская полиция. А вы, я так понимаю, доктор Гриссом из Вегаса?
- Д-да, - промямлил мужик. – А что мы с вами здесь... делали?...
Он тёр виски пальцами и морщился, – видимо, у него тоже было жестокое похмелье, как и у самого Гиббса.
- Трахались, вестимо, - Джетро подбавил в голос ехидства. – По крайней мере, у меня из кармана куда-то делся презерватив!
Тут Гриссом из Вегаса странно охнул и полез из кровати, отбросив всякое смущение. Джетро еще отметил, что у спеца по насекомым забавные трусы: кажется, с божьими коровками. И тоже больше ничего!
Гриссом поднял с другой стороны кровати свои собственные брюки, запустил пальцы в карман и изменился в лице:
- У м-меня тоже… нет…
- А сами вы как себя чувствуете? – осведомился Гиббс с тройной порцией яда в голосе.
- Ой, п-плохо… - Гриссом еще сильнее поморщился и положил руку себе на лоб. – Черт, я совершенно не умею пить… я потом абсолютно теряю самоконтроль…
- И что мы с вами будем делать, коллега? – Гиббс язвил все сильнее. – Кто из нас на ком должен теперь жениться, как честный человек?
- Я д-даже не знаю, - похоже, этот Гриссом с похмелья даже не понял шутки: состояние явно было для него непривычным. – Я в некотором роде уже…
- Неужели женаты?
Гиббс готов был спорить на свой пистолет, что это неправда.
- Ну… - промямлил спец по букашкам. – В некотором роде…
- Я надеюсь, она не явится сюда выцарапывать мне глаза?
- Да это… как бы в некотором роде не совсем она…
До Гиббса не успел дойти смысл последней фразы: за дверью кто-то захохотал. Кажется, в два голоса.
- Здесь они оба, точно, - произнес кто-то: Лерой Джетро Гиббс еще более был готов спорить на пистолет, что за дверью звучал голос его напарника Тони Диноззо. – Ты не волнуйся, Сандерс! Просто они вчера, когда оба набрались, совершенно потеряли ориентацию… в пространстве, я имею в виду! Ну, я их обоих сюда и привел… я же не знал, что ты в это время маме побежишь звонить!
- Я, наверное, тоже был пьяный, – ответил кто-то другой: незнакомый Гиббсу по голосу, но вроде как ровесник Тони. – Вот она меня и заболтала… на сорок минут…. еле нашел с утра, где счет пополнить на мобильнике!
- Кстати, ты извини, приятель, - продолжал хихикать Тони, - но я вчера у них обоих из кармана… всякие лишние вещи вытащил. Ну, ты понимаешь! Кстати, хорошая мысль – носить с собой резинки на конференцию!
- Ну, знаешь, - обиделся незнакомец, - можно подумать, мы с ним на конференцию только лекции слушать приезжаем! Вчера вот только так случилось, что он клюкнул сверх нормы…
- Это мой его споил, - Тони был неизмеримо горд, паршивец. – Я как увидел, что он начинает к твоему подкатывать с вопросом "Можно ли попасть в муху из пистолета" – сразу понял: всё, сейчас они надерутся оба до синих чертей, и один будет нести пургу про мух, а второй – про пистолеты! И ведь точно!..
- П-погоди, - вдруг внезапно запнулся его собеседник, - а презервативы ты у них из карманов зачем вытащил?
- Чтобы они с утра подумали, что трахались, гагага! – заржал этот поганец Диноззо. – Прикинь, проснутся оба, только в трусах, да еще в одной постели… и презервативов в кармане нет… вот весело, а?! А мы щас придем и скажем: "Ну что, боссы? Допрыгались? Надо меньше пить!" Знаешь, надо было их вообще раздеть обоих, чтоб они без трусов проснулись…
- Нет уж, - возмущенно прозвучало в ответ, - я на это не согласен!
- А я, думаешь, согласен? Я что, дурак, что ли – Гиббса без трусов под кого попало подкладывать?
- Это в каком смысле - под кого попало?!
За дверью раздалась характерная возня, и через минуту в номер ввалились сцепившиеся насмерть двое: Тони Диноззо и парень примерно его возраста, лопоухий и с мелированной шевелюрой. Тони пытался схватить лопоухого за шиворот, а тот отбивался и явно хотел засветить Диноззо ногой по заднице.
- Брэк, - сказал Гиббс, подтягивая трусы. А потом посмотрел на Гриссома, который едва сдерживал смех:
- Вот, коллега, я всегда говорил – ну и молодежь пошла! Вот этот – мой, - он сам железной рукой взял Тони за шиворот и оттащил от лопоухого. – А этот, надо полагать, ваш?
- Мой, - Гриссом уже вовсю улыбался. – Грэг, иди сюда. Погоди, я еще спрошу, где тебя всю ночь носило!
- Мы с Тони спали… эээ… я имею в виду, каждый у себя в номере…
- Это вам повезло, что каждый у себя, - нахмурился Гиббс. Между делом он залез в карман к Диноззо и выудил оттуда штук десять презервативов. А потом протянул всю кучку Гриссому:
- Прошу, коллега: забирайте, которые ваши. И позвольте вам пожелать, чтобы они вам все-таки понадобились, раз уж недоразумение разрешилось, хе-хе! Кстати, не одолжите парочку до вечера? А то я подозреваю, что мне после такого замечательного утра придется минимум трижды объяснить своему напарнику, как вести себя на солидных научных конференциях!..

@темы: CSI: Гил Гриссом, Грэг Сандерс (таб.30), #fandom: CSI, .II.6 Порно/эротика, #fandom: NCIS

---

[Saint-Olga]

Название: Перезагрузка
Фандом: Doctor Who
Герои: Лицо Бо (Джек Харкнесс), послушница Хейм, упоминается Доктор
Тема: V.2 Штампы - Амнезия
Объём: 1550 знаков
Тип: джен
Рейтинг: PG
Саммари: Что осталось за кадром в серии DW 3x03 «Пробка»

Город Нью-Нью-Йорк все еще пел хвалу своим спасителям, Доктору и Лицу Бо, а послушница Хейм оплакивала своего господина, когда с его... лицом начало происходить нечто странное. Сначала втянулись тентакли, потом разгладились морщины, и на ее глазах Лицо стало сжиматься и вытягиваться, обретая сперва смутно, а потом очевидно человеческие очертания. Наконец оно превратилось в человеческого мужчину, седого, обнаженного и мертвого.
Не успела Хейм удивиться, как мертвец сделал глубокий вдох, взмахнул руками и сел. Поморгал. Еще немного помахал руками, согнул и разогнул пальцы, глядя на них с удивлением, как будто давно не видел. Неловко подобрал под себя ноги. Открыл и закрыл рот. И повернулся к Хейм - сначала глазами (ярко-голубыми, а не зелеными), а потом и всей головой.
- Привет, Хейм, - сказал он и сверкнул улыбкой, от которой Хейм почему-то застеснялась, потупилась и поправила складки рясы. Эффект несколько испортило то, что после этого мужчина принялся гримасничать, изображая самые разные улыбки и выражения. А потом попытался встать. Ноги его не слушались.
- Спорь тут с тайм-лордами… - пробормотал он себе под нос. - Не нарывайся на смерть, не нарывайся на смерть… Говорил я Доктору, эти эксперименты с долгим путем без перезагрузки до добра не доводят. Теперь всему придется учиться заново…
- Кто вы? - с благоговейным ужасом спросила Хейм.
- Я - Лицо Бо, - ответил мужчина. Окинул себя взглядом и поправился: - Теперь не лицо, а все тело Бо. И… о, привет, маленький Бо! - Он ухмыльнулся. - Похоже, учиться придется все-таки не всему.

@темы: Dr. Who-niverse: Доктор, Джек Харкнесс (таб.30), #fandom: Dr. Who, .V.2 Штампы

---

[-Шинигами-]

Фандом:Hellsing
Название: "Косы"
Герои: Хайнкель Вольф/Пип Бернадотте
Тема: Волосы
Объём: 1633 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG-13
Примечание: вы все еще верите во флёр наемничьей жизни?
Саммари: вы не замечали, что Хайнкель и Пип очень похожи?

Читать дальше

- Просто напомни мне, с чего это началось? – урчаще осведомился Бернадотте, с наслаждением потершись щекой о подушку под собой.
- Ты посол и я посол, - на манер детского стишка произнесла чувственным низким голосом женщина рядом с ним, - у тебя конверт и у меня конверт, у тебя пистолет и у меня пистолет, ты солдат и я солдат, у тебя задержали вылет и у меня задержали вылет. Ты красив, - наклонилась она над спиной очень удачно для них обоих поверженного мужчины, - и я, что уж скрывать, чудо как хороша. Адюльтер был неизбежен, мы изменили собственным начальникам.
- Главное, что не принципам, - назидательно произнес Пип со все нарастающей ленцой. Думать хотелось мало: елозящие по его спине женские бедра этому очень мало способствовали. – Ты мне не выдала никаких имен, паролей или явок? – подозрительно обернулся он через плечо.
- Надейся, - хмыкнула откуда-то слева на удивление подвижная женщина. Насколько она может быть подвижной наемник уже оценил, но по прошествии времени казалось, что не слишком достаточно.
- Тебе могу сказать то же самое, - довольно зевнул мужчина, положив подбородок на локти и довольно щурясь спинке кровати.
Отчасти это приключение было опасным: мало кто погладил бы по головке за связь, пусть и развлечения ради, с телохранителем врага. С другой стороны – разве с наемников берут обещание не лезть в кровать к красивым блондинкам? В контракте этого пункта он точно не помнил.
- Что ты там делаешь? – не выдержал Пип после десяти минут молчания, сосредоточенного пыхтения и прикосновений на грани фола. Не так уж много надо здоровому взрослому мужчине, особенно в такой вот пикантной позиции.
- Любуюсь, - нараспев ответила наемница. Каждая гласная у нее вышла протяжной и ленивой, но восхищение, что удивительно, действительно наличествовало.
- Шрамами? – с ухмылкой спросил Бернадотте.
Отчасти он сам себя стеснялся: выдумка о том, что шрамы украшают, котировалась только в Средние века. В современном мире шрам одинаково уродлив и на женщине, и на мужчине. Может, потому что он знал, что у австрийки – Хайнкель, имя как у самолета, упорства и наглости столько же – вряд ли персиковая кожа с нежным пушком светлых волос, как у иных дамочек, за которыми он в свое время ухлестывал или которых с разным успехом снимал в разное время. Не ошибся, конечно. Зато стесняться себя самого не приходилось: как калеки не смеются друг над другом, так и солдаты редко когда подтрунивают над чужими шрамами, особенно если они глупые. Не признаваться же, в самом деле, что длинный толстый рубец на животе – след от ножевого ранения – на самом деле не отметина от ножа кровожадного голодного зулуса, а неудачная шуточка одного знакомого придурка, осерчавшего на колкую фразу? А в байку о зулусе многие верили: поразительно, насколько порой женщинам нужны герои. Если женщина сама в строю с большой пушкой, то ей врать не придется. Да она и не спросит.
- Волосами, - совершенно серьезно донеслось теперь уже справа. – Мне кое-что вспомнилось.
- Да ну? – перевернуться хотелось все сильнее.
И хотелось опустить руки на крепкие бедра, которые могут так сдавить с боков, что потом долго не говорить, а пищать будешь, провести мозолистыми пальцами по поджарому животу и на удивление крепкой и высокой груди, явно видавшей очень мало ласок: обладательницам подобных тел не до самолюбования и не до шлифовки собственных прелестей, равно как нет у них времени на то, чтобы подобную красоту разделить с кем-то, кроме очередного врага с пистолетом наперевес. Только у того в мыслях не будет, что к подобной женщине можно прикасаться очень осторожно, как к свернувшейся в колечко острозубой ласке.
- Скажи-ка мне, рыжий друг мой, отчего ты так рыж, откуда твои предки? – на манер старой рассказчицы, вопросила Хайнкель. Судя по тому, как легко царапали лопатки ее ногти, она явно плела косу.
- Сейчас уже черт ногу сломит, - пожал, насколько это было возможным, Бернадотте плечами, - вроде бы французы. А может, и евреи. Во всех есть немного от евреев, - заключил он вполне справедливо.
- Значит, норманн, - совершенно неожиданным оказалось прикосновение между лопаток. Острое, хотя ногти у Вольф были аккуратно подстрижены.
Потом – линия вниз, немного в сторону, влево, потом зигзаг: рисунок был сложным и непонятным, легким, как будто по его спине рисовали отточенным пером как по ровному пергаменту.
- В вашем эпосе есть довольно интересная легенда, - таким же низким голосом она постанывала в его плечо. Теперь же голосом пифии сплетала, как отдельные волоски в толстую косу, слова в рассказ. – На севере давным-давно жил огнебородый воин, столь могучий и сильный, что ударом топора мог рассечь столетний дуб пополам. И ни один лист на том дубе не шелохнулся бы. Первого своего врага, захватчика из чужого поселения, пришедшего с целым отрядом, он убил в четырнадцать лет, - Бернадотте едва ощутимо дернулся. Вместе с этим движением пропало желание переворачиваться. – Это прославило его на все земли окрест, его имя славили даже перелетные птицы. Не прошло и года, как воин-мальчишка решил, что ему пора отправляться в свой первый ратный поход. Он присоединился к армии одного уважаемого человека и встал в первые ряды. Смерть обходила его стороной, словно боялась его задора и силы. В сражениях гибли его товарищи, случайная стрела оборвала жизнь его командира, а он все оставался живым. После одного кровопролитного сражения, в котором с обеих сторон в живых осталось не больше десятка человек, выжившие товарищи решили, что именно ему, огнебородому, тогда уже взрослому мужу, предстоит отныне вести их в бой вместо командира, сожженного в ладье после пира, на котором сломался от тяжести снеди не один стол, - мечтательно произнесла Хайнкель, продолжая выводить что-то у него на спине. – Он рисовал на своем щите могучего орла, раскидывающего крылья от края и до края неба. И не было в его время воина более могучего и сильного, славного добротой и отвагой, которых не было даже у богов. Он и умер сражаясь, в глубокой старости, хотя у него были три жены и бесчисленно сыновей и внуков. Жажда подвигов даже при смерти звала его к себе. И чем лежать на перинах, испуская дух при рыдающих женах и детях, он предпочел снова надеть доспех и в последний раз поднять меч, чтобы и к нему пришли девы в сребристых нагрудниках и увели в Вальгаллу. И на его похоронах тоже сломали не один стол, - закончила Хайнкель.
- К чему это было? – спокойно осведомился Бернадотте, у которого от истории мурашки пошли по коже.
И дело даже не в совпадениях. Взять любую сказку о доблестном богатыре – в ней каждый, для кого сражение – способ выжить, увидит множество совпадений с собой. Дело в том, что в школьных книжках по литературе называют моралью и приписывают рядом со смешными стихотворениями. Вспомнился же ей этот воин почему-то.
- У него была привычка, я о ней не сказала, - произнесла Хайнкель почти буднично, - после каждого убитого врага он распускал рыжие пряди, которые не стриг с рождения, и заплетал себе косу. Когда же косы стали толщиной в три волоска, он стал заплетать косы и в бороде, а потом и в усах, - с усмешкой произнесла девушка, - вот только последние он заплести уже не смог – даже если бы у него поднимались руки, больше не было трех свободных волосков. Даже в бороде.
После этих слов Бернадотте все-таки перевернулся, тяжело, рвано перебросив вес сперва на один бок, а только потом – на спину. Хайнкель это «родео» вытерпела с легкостью, загадочно щурясь на наемника из-под взлохмаченной в валяниях на кровати челки.
- А дева в нагруднике была, случайно, не златокудрой? – дернул он уголком рта.
- Златокудрой, - кивнула Хайнкель, - а еще дебелой. Валькириям по статусу положено было быть красивыми, а по тем временам меньше центнера – уже не красавица. Да и нужны были эти дамочки, только чтобы довести до чертогов Одина. Ну, еще подавать там вино. О том, что там эти вояки у Громовержца с «лучшими дочерьми благородных семей» делали, история целомудренных норманнов умалчивает.
- Знаю я одну Валькирию, - усмехнулся наемник, - только она смуглая. И волосы у нее серебристые, а не золотые.
- Представь себе, я тоже работаю на валькирию, - весело хмыкнула наемница.
Бернадотте внимательно всмотрелся в серые глаза девушки, которая явно чего-то от него ждала. И на секунду ему захотелось рассказать ей сказку о храброй воительнице в золотых доспехах, отважно побеждавшей врагов и погибшей в окружении верных товарищей на поле самого доблестного сражения. Вот только их, наемников, смерть обычно встречает в глубоком одиночестве и беспросветной нищете. Это если очень повезет, хотя можно ли постоянный вьетнамский синдром назвать везением? А то и вовсе умрешь от того, что какой-нибудь шахидке не в самый удачный момент захочется сдетонировать рядом с твоим бренным телом.
- К чему такие откровения? – вопросительно изогнул брови Пип.
Хайнкель наклонила голову набок:
- А просто так, обмен опытом, - повела она плечами. В этом движении было заключено очень многое. Жажда сказки со счастливым концом, например.
У единоутробных близнецов есть привычка неосознанно обмениваться взглядами в попытках узнать будущее или следующий шаг своей родной половинки, чтобы скопировать его. Сталкиваясь с чем-то удивительно знакомым, родным и до боли в сердце знакомым, хочется верить, что в чужой жизни, в чужих ошибках и чужих шрамах увидишь собственную судьбу и свое же будущее. Только игра эта обоюдна, а попытки эти превращают встречу в зеркальный лабиринт.
- Заплети мне косички, - неожиданно произносит Пип, снова переворачиваясь на живот.
- Будешь называть имена? – уточняет наемница, отделяя первую прядь без единого вопроса.
- Плети мелко, пока хватает волос, - тяжело отвечает наемник.
В их жизни, в отличие от сказок, некоторые поступки отнюдь не героические, а за каждой косой стоит еще безутешная вдова или оставшийся сиротой ребенок. Каждая косичка пропитана кровью и смердит, как разлагающийся труп. И от веса этого клонит голову к самой земле в попытке забыть тот день, когда оружие впервые оказалось в руке. Вот только ни сил, ни возможности забыть уже не будет. Как не будет дороги назад. Как не будет выигравшего в догонялках с судьбой.
«Еще одна неслучайная встреча», - мысль получится синхронной, не высказанной вслух. В мире, где случайная пули обрывает многие жизни, простых и случайных встреч не существует.
И если цель этой встречи – растравить свои и чужие раны собственной похожестью, то так тому и быть.

@темы: .I.4 Тело, #fandom: Hellsing, Hellsing: фэндом в целом (таб.50)

---

[AlyonaSL]

Фандом:CSI LV
Герои: Гил Гриссом/Грэг Сандерс
Тема: "Фразы - Дай! Дай! Дай!"
Объём: 1390 слов
Тип: слэш - точнее. то, что от него осталось ))))))))
Рейтинг: PG
Примечание: POV Грэг Сандерс
Саммари: "У Эмили, урожденной Хансен, была чрезвычайно трудная судьба. К своим трем годам она боялась незнакомых мужчин, резких звуков, практически всех насекомых – разве что кроме бабочек, а еще - громкой музыки и большого открытого пространства..."
Дисклеймер: всё чужое. Моя только любовь и второстепенные персонажи.
От автора: уважаемые читатели, - едва ли не впервые автор серьезно рискует вынести на общественный и внефэндомный суд кусок своей "детской вселенной". Обычно он эту вселенную хорошо прячет в своем сообществе Но - так вышло, что заданная фраза оказалась уж очень, как говорится, провоцирующей... И автор не выдержал.
Ясное дело, что это кусок, вырванный из общего большого контекста, и из него одного непонятно, откуда взялись все эти детишки ))) Но может быть, даже и не стоит ломать себе голову? Главное - знать, что Гил и Грэг взялись из сериала и принадлежат CBS


***

Эмили подходит к самому урезу воды, и большая ленивая волна тут же накатывает ей на ноги.
- Ай, – вскрикивает девочка и делает шаг назад, растерянно переступая босыми ногами по мокрому песку.
Я подхожу ближе, присаживаюсь на корточки:
- Что случилось?
- Водитька, - говорит Эмили, показывая куда-то в море. – Водитька меня облизала….
А потом, глубоко вдохнув, шепчет доверительно:
- Я ее боюсь.
Я чуть не засмеялся, - педагог хренов. Конечно, мне смешно: я уже и не помню, когда сам не умел плавать и не стоял на доске. А тут – водички боится. Водички, черт меня дери!..
У Эмили, урожденной Хансен, была чрезвычайно трудная судьба. К своим трем годам она боялась незнакомых мужчин, резких звуков, практически всех насекомых – разве что кроме бабочек, а еще - громкой музыки и большого открытого пространства. В том числе водного, увы.
Сейчас, когда мама за год пропилила в наших с Медведем головах по большой дырке на тему "надо вывезти девочку на море", мы все-таки приехали всей компанией в Сан-Габриэль. Но самой девочке от этого явно было нерадостно. Какое там! "Водичка облизала, я ее боюсь". Хорошо еще – облизала, а не укусила!
Ну что же, как говорит Гил – будем работать с тем, что есть. Страхи перед насекомыми – это его епархия, и надо сказать, успехи за прошедший год у них в этой области существенные: а с этой непонятной водобоязнью, видимо, разбираться мне. Кому же еще!..
Я понимаю с песка свою серферную доску и протягиваю Эмили руку:
- Идем?
- Куда? – девчонка смотрит на меня так ошарашенно, словно я предложил ей прыгнуть в костер. – Я боюсь.
- А кататься? – да, я хитрый, и я это знаю. - Не боишься?
- Катася? – Эмили явно проявляет к ситуации бОльший интерес. – На тём?
- На вот этом, - я киваю на доску.
- А это фто?
Вспомнив в очередной раз добрым словом Гила с его постулатом "детям никогда не врать", я мысленно говорю сам себе, что между враньем и фантазированием есть все-таки некоторая разница.
- Это волшебная доска, - говорю я таинственным шепотом. - На ней можно попасть в сказку.
- Ойя, - выдыхает Эмили. – Подём! Ты мне показесь?
- Покажу, конечно, - и мы храбро топаем на глубину. Когда "водитька" становится Эмили по пояс, я беру девчонку под мышку и несу дальше: она хихикает и, похоже, хочет назадавать мне кучу вопросов про "волшебную доску", только ей сложно. К сожалению, у Эмили был очень бедный словарь: сейчас мы с этим серьезно поработали – особенно Гил, хе-хе! – но "остаточные речевые трудности", к сожалению, пока имеются.
Ну что же, вот сегодня будут новые впечатления. Это полезно для дальнейшего развития речи.
Зайдя в воду по пояс (Эмили было бы с головой), я кладу на воду доску и осторожно сгружаю на нее свою ношу. Эмили тут же поджимает ноги: наверное, чтобы "водитька не облизала".
- А зачем ты так? – недоумеваю я. – Ты вставай!
В ответ во взгляде – немой вопрос: "Прямо на ЭТО?"
- Да, - киваю я уверенно, - прямо на это! Ногами! Коленки только чуть согни, во-от…
Эмили кряхтит и поднимается на ноги, уцепившись за мою шею, и я осторожно везу доску по поверхности воды вместе с ошалевшей от счастья девчонкой.
Кстати, она классно держит равновесие! У меня самого, помню, это сразу не получилось, я вначале разбил себе нос, а потом насажал кучу синяков на ногах. Правда, тогда у меня уже не было отца, и некому было мне подставить шею, чтобы я в нее вцепился.
Так мы катаемся примерно полчаса, и у Эмили глаза становятся все больше от радости, - потому что в четыре года стоять на серферной доске – пусть только стоять, не кататься, – это, скажу я вам, впечатление. Это словно ты идешь по воде, аки посуху, и тебе уже совсем не страшно, что "водитька" тебя оближет или даже укусит.
Я чувствую, что Эмили постепенно снимает одну руку с моей шеи, - разумеется, чтобы размахивать ею в воздухе:
- Поехали! Водитька! Ура!
И мне хочется кричать "Ура", но я боюсь ее напугать. Я молча тащусь от какого-то дурацкого счастья, глядя, как Эмили все увереннее стоит на доске.
Ого, она совсем отцепилась от моей шеи, - я повез доску медленнее, ожидая, что сейчас будут вопли "Боюсь", но не тут-то было:
- Водитька! Ура! Поехали!
На последнем торжествующем вскрике Эмили взмахивает обеими руками… и шлепается в воду. Я еле успеваю ее подхватить, а она молотит по воде всеми четырьмя конечностями и смеется. Мысленно перекрестившись, убираю руки…. Эмили держится, держится на воде несколько секунд, и вроде успевает это почувствовать, а я успеваю ее подхватить снова, прежде чем она окунется в воду с головой.
Уфф, чуть доска не уплыла!..
Еле вытащил тогда девчонку на берег. И страх перед морем как отрезало.
Уже на берегу Эмили хитро прищурилась и сказала:
- А ты умеес на этом?
И кивнула на доску.
Ни одна женщина не могла меня так быстро и легко взять "на слабО". Я гордо усмехнулся:
- Конечно!..
- Показы, - прищурилась девчонка. И уточнила, с трудом подбирая слова:
- Папа! Ты обесял! Сказку!
Тут, как на грех, подошли Гил с Патриком.
- Как тут у вас дела?
- Показы сказку, – упорствовала Эмили. Я вздохнул:
- Ну, смотри…
И потащился на самую глубину. Туда, где была волна посерьезнее.
Гил потом рассказывал, что Эмили стояла на берегу, открыв рот, и все повторяла выражение, всплывшее вдруг в ее четырехлетнем бессознательном: "Бозы мой! Бозы мой, какая кьясота!"
- Я так гордился тобой, ушастый, - добавит Гил после, а потом еще шепотом: - И я совсем даже не ревновал, что ты так откровенно выпендриваешься перед девчонкой.
- Как тебе не стыдно, это же наша дочь, - заржал я. Хотя был чрезвычайно собой доволен: что на глазах у Эмили сумел ни разу не грохнуться с доски.
Вечером – наверное, от избытка впечатлений – Эмили уснула, едва успев почистить зубы после ужина. Когда я пришел в ее комнату с дежурной книжкой, то понял, что книжка не понадобится: ребенок спал как убитый. Патрик тоже быстро отключился – их с Гилом опять носило куда-то в горы изучать каких-то очередных муравьев, - да и мы оба тоже не стали засиживаться заполночь. Все-таки отпуск расслабляет, в том числе и спишь куда больше,чем обычно.
А утром я проснулся от громких воплей:
- Дай! Дай! Дай!!!!
Я вскочил, просыпаясь на ходу:
- Что случилось?..
Гила в спальне уже не было, и я вылетел в коридор, едва успев натянуть джинсы.
Вопила Эмили. Бабушка, сиречь моя мама, сказала, что "сегодня мы все вместе пойдем купаться на пляж", и велела внукам "собрать вещи". Разумеется, имелись в виду всякие совки и ведра, но Эмили с Патриком поняли это по-своему. Они оба, не сговариваясь, пошли в холл, где я вчера неразумно оставил свою доску, и одновременно в нее вцепились. Патрик, как более взрослый, имел явное преимущество в силе: но у Эмили оказалось преимущество в голосе.
- Дай! Дай! Дай!..
- Что здесь происходит?! - Я едва не свалился с лестницы носом вниз, так был ошарашен. – В чем дело?
- Это моя доска, - выкрикнула Эмили. – Я хотю сказку! Хотю водитьку! Это моя!
Безусловно, краем мозга я успел порадоваться, что со вчерашнего вечера девчонка освоила несколько новых слов и выговаривает их достаточно чисто. Но вот эти драки мне не понравились.
- Немедленно отдайте доску, - о, я был чертовски суров и строг. – Вы не забыли оба, что это моя доска?
- Но папа… ты же обещал, что я… - начал было Патрик.
- И я! – опять завопила Эмили. – И я хотю!..
У меня, сказать по правде, возникло сильное желание отшлепать обоих, особенно Патрика: тоже мне, джентльмен! На пять лет старше! У девочки игрушку отнимает!
Про джентльмена и игрушку я даже вслух сказал, - тоже очень строгим голосом. Но прежде чем мальчишка успел сам нахмуриться и засопеть, где-то рядом послышалось:
- И все-таки предлагаю компромисс!
Я обернулся и увидел, что Гил стоит рядом, - тоже в одних домашних брюках и с полотенцем на плече.
- Даже в ванной слышно, как вы здесь кричите, – произнес он с характерной ухмылкой. – Вот, значит, какое дело: доску не поделили? Хммм… а может быть, тогда вечером, после пляжа, поедем в город и купим еще одну? Да, сейчас сезон, они дорогие, но у меня недавно был гонорар за статью, и я думаю, что…
Первым заорал "Ура!" Патрик, а за ним и Эмили: как только до нее дошел смысл сказанного. Они устроили в прихожей бешеный индейский танец, а я, глядя на них, подумал, что Гил слегка ошибся: нам не одну доску надо будет купить, а две. Потому что я сам еще тоже хочу кататься, в конце концов. Пусть мне и тридцать восемь.

@темы: CSI: Гил Гриссом, Грэг Сандерс (таб.30), #fandom: CSI, .V.1 Фразы

---

[plain flier]

Название: Как шахматная партия
Фандом: Dr. Who
Бета: Наблюдатель
Герои: Седьмой Доктор, Бригадир
Тема: Гумбо (суп)
Объем: 653 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
От автора: 4-я часть задуманного миницикла "Короткие каникулы с Доктором", действие которого происходит после событий серии "Battlefield".
1 часть www.diary.ru/~fanfic100/p71966069.htm; 2 часть www.diary.ru/~fanfic100/p72149323.htm; 3 часть www.diary.ru/~fanfic100/p85762741.htm
Да, и здесь есть намек на другую серию. Но на какую - не скажу, иначе будет неинтересно.


- Так что нас ждет на ужин, Доктор? - спросил Бригадир, вальяжно расположившийся в кресле у окна. Прекрасное добродушное настроение после обеда еще не развеялось, и он был не прочь поговорить с Доктором, который, на удивление, впервые на его памяти никуда не торопился и выглядел праздным туристом на отдыхе, а не представителем сверхцивилизации, чьим хобби было присматривать за Землей.
- У вас прекрасный сад, Бригадир, - заметил Доктор. - Сразу видно, что вы уделяете ему много времени.
Летбридж-Стюарт усмехнулся. Доктор где-то подцепил привычку напускать на себя таинственный вид и уклоняться от ответов. Но странно, что в его компании он больше не чувствовал какой-либо растерянности, неловкости, сожалений, как и желания вернуться хотя бы на минуту в то время, когда мир был моложе, а с ним был моложе и он. Словно прошлое, наконец, окончательно стало прошлым, и его призраки навсегда успокоились и больше уже не потревожат в неурочный час. Он прекратил пытаться удержать то, что в принципе невозможно удержать, и сразу почувствовал, как с плеч свалилась гора. Он был прав - встретиться еще раз было необходимо. Чтобы вспомнить, простить и... проститься, даже если это далеко не последняя встреча.
- Почему, несмотря на то, что вы вдруг стали на удивление неразговорчивы, меня не покидает ощущение, что вы продолжаете играть роль лектора и наставника? Каким же будет очередной урок?
- Учить вас, дружище? За кого вы меня принимаете? Я прекрасно знаю свои скромные возможности и никогда не пытаюсь прыгнуть выше головы; не люблю напрасно тратить силы.
- Но вы еще не расстались с идеей сделать из меня вегетарианца?
- Я не из тех, кто легко сдается.
- Разумеется, нет. Вы из тех, кто легко уходит от ответа.
По лицу Доктора промелькнуло что-то отдаленно напоминающее немного горделивое восхищение учителя способным учеником, тогда как Бригадир воплощал собой такое несокрушимое спокойствие, что возникало впечатление, что они поменялись ролями и теперь не он, а Доктор нуждался в нем. Но нуждался не в совете или помощи, а в молчаливой поддержке.
- Хорошо, то, чем я собираюсь удивить вас, называется гумбо.
- Поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве гумбо - вегетарианское блюдо?
- В гумбо главное не креветки или куропатки, а балия.
- Как в гуакамоле - авокадо?
- Верно, - как-то чересчур оживленно и потому неискренне подтвердил Доктор.
- И все-таки гумбо из одних овощей. Разве такое возможно?
- Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось вашим мудрецам. Но вернемся к нашему блюду.
Доктор разговорился и держался очень непринужденно, но было видно, что для него в первую очередь это возможность озвучить некоторые важные для него мысли перед тем, чье суждение он ценит.
- Оно не менее сложно в приготовлении, чем гаукамоле. Множество ингредиентов, смешиваясь вместе, образуют сложную вкусовую гамму. Когда я приготовлю его, Бригадир, вы по достоинству оцените эту симфонию вкуса.
Но, как любое другое кушанье, состоящее из множества компонентов, его очень легко испортить. Точное соотношение каждого ингредиента, не больше и не меньше, умение выдержать пропорции - высокое искусство, которому невозможно научиться, необходимо чувствовать, как и что сочетать и сколько доводить до готовки. Очень легко ошибиться, особенно когда не уверен, что все правильно подготовлено, выверено и предусмотрено вплоть до мелочей. Иногда я жалею, что невозможно всего предусмотреть.
Внимая витиеватым рассуждениям Доктора, Бригадир догадывался, что Доктор рассыпается перед ним словами с каким-то умыслом. Доктор не из тех, кто будет щедро метать перлы своего красноречия, чтобы просто заполнить паузу или развлечь послеобеденной беседой. Он ждал от него чего-то, но как понять, чего именно?
- Что я могу сказать на это, - пожал плечами Бригадир. - Умение приходит с опытом. Так что выход один - набить руку. Даже хороший повар не один десяток раз опробует блюдо, прежде чем научится готовить его с закрытыми глазами. И вы научитесь. Со временем.
- К сожалению, некоторые блюда можно приготовить всего один раз.
- Доктор, беседы с вами выливаются в настоящие шахматные партии. И откуда только у вас тяга изъясняться до отвращения столь сложно?
- Разве можно пересказать сонеты Шекспира языком низкой прозы?
- Черт.

@темы: Dr. Who: Доктор, Бригадир (таб.30), #fandom: Dr. Who, .IV.4 Еда

---

Нездешние сны: Видение второе – Другая сторона

[carcharodon]

Название: Нездешние сны: Видение второе – Другая сторона.
Фандом: Alien: фандом в целом.
Герои: Чужой, Эллен Рипли, Даллас, Эш, Бретт, Паркер, Ламберт.
Тема: Одиночество.
Объём: 4790 слов.
Тип: джен (возможно, слегка ксено)
Рейтинг: PG-13
Саммари: Что если вы получили возможность увидеть известные вам события совсем с другой стороны? «Носторомо», Эллен Рипли и Чужой.
Авторские примечания: В принципе можно читать как ориджинал. Всё рассказы серии будут более-менее связаны между собой.

История первая - ЗДЕСЬ

Нездешние сны: Видение второе – Другая сторона

Эллен Рипли перевернулась на другой бок.
Её организму требовалось отдохнуть, но сон не шел.
Она просто боялась того, что приходило вместе с ним.
Днем тоже был шепот, но ночью в её снах…
Некоторые из видений беспокоили её больше чем другие. Особенно одно. Наверное, потому что для нее оно когда-то воплотилось в реальность…

***


Одиночество.
Людей оно пугает, но для создания в этом чувстве не было ничего необычного. По большому счету для него этой эмоции не существовало, как и многих других доступных людям. Одиночество являлось неотъемлемой частью самой сути того, кто не имел имени и незваным пришел на борт космического тягача «Ностромо».
Создание знало, что где-то там, далеко в темных глубинах космоса жили и другие подобные ему. На каком-то уровне оно жаждало увидеться с ними, хотя и понимало, что это единение не отменяло одиночества, которое каждый из них носил в себе, заключенный в тюрьму изнасилованной плоти и потерянного духа.
С самого первого мгновенья, когда существо осознало себя, оно почувствовало неправильность. Даже тогда в теплой и влажной красновато-белой колыбели оно понимало, что это ощущение преследует подобных ему уже многие сотни лет. Или тысячи? Это не имело значения – ход времени всегда мало занимал его род. В момент осознания оно было ещё очень мало и почти не постигало потоков образов и ощущений, содержавшихся в их общей памяти.
Всё было неправильным с тех пор, как пришли они.
Похищение.
Надругательство.
Ярость.
Ярость бесчисленных столетий.
Существо дало выход этой ярости, когда ему стало слишком тесно в своей колыбели. Оно пробило себе путь наружу.
Его приветствовали крики ужаса, но так и должно было быть.
Внушать страх, внушать ужас.
Да, это – правильно.
Боялись ли ему подобные чего-либо так же, как другие боялись их?
Оно не знало. Страх был им ведом, но всё это осталось в прошлом – до похищения.
До осквернения.
Здесь память была словно лишена всех ориентиров, присутствовали лишь какие-то смутные проблески и ощущения.
Создание осмотрелось.
Без сомнения его рождение отняло жизнь. Оно почувствовало, как из оболочки его колыбели ушло то, что уже не оглянется назад и продолжит свой путь за пределы, куда даже существо не сможет за ним последовать.
Новорожденный был очень мал по сравнению с окружающими его чужаками, от которых исходили волны отвращения и страха. Один из них угрожающе поднял конечность, но вмешался другой:
– Нет, не трогай!
Создание поняло. Оно не было способно извлечь информацию из слов, но прежде чем чужаки издавали звуки, в их головах рождался импульс смысла.
Новорожденный рванулся прочь. Нельзя позволить Другим схватить его, пока он так слаб.
Как можно дальше.
Как можно глубже.
Наконец создание было уверено, что те существа остались позади. Они не стали его преследовать. Может, их удержал тот, чей импульс оно уловило?
Странный импульс.
Потому, наверное, что этот Другой был неправильным, как и само новорожденное существо. В чем-то даже ещё более неправильным.
Создание появилось на свет менее часа назад, но некоторые вещи оно уже знало, например, оно не сомневалось в том, что этот неправильный Другой не способен подарить жизнь.
Это было плохо.
Нужны братья.
Порой судьба давала их роду бесценный шанс – они оказывались на свободе, и были вольны поступить должным образом. Это создание и собиралось сделать, но даже оно в одиночку не сможет добиться много, поэтому Другие пригодятся ему, чтобы дать жизнь его братьям.
На секунду всё в существе завопило о его неправильности, о его противности самой ткани бытия. Его и ему подобных не должно было быть… но оно было, и для разнообразия в том не было его вины.
Вина всегда лежала на тех, кто приводил их в этот мир, и виновные ответят за то, что совершили.
Существо обрело цель.

***

Здесь было хорошо – жарко, влажно, темно.
Теперь спустя несколько часов его тело полностью сформировалось, но ему предстояло пройти ещё долгий путь, чтобы стать по-настоящему сильным. Создание не могло ждать. Пространство, в котором оно находилось, двигалось. Его генетическая память содержала сведения о подобном.
Транспорт.
Похожий, но более совершенный был и у похитителей – так они пересекали тонкую материю.
Пока оно видело здесь шестерых чужаков, причем лишь для неправильного появление существа не стало неожиданностью, остальные определенно пребывали в неведении.
Создание не сомневалось в том, что пятеро постараются убить его, от шестого же исходила жажда обладания. Там, куда направляется транспорт, а он всегда куда-то направляется, таких как этот шестой может быть больше.
Существо почувствовало присутствие.
Импульсы были странными. Маленький чужак сильно отличался от Других, с которыми создание встретилось ранее – он не представлял опасности и не имел значения для цели.
Просто глупый кот, неожиданно всплыло в голове.
Животное настороженно смотрело на него из темного угла. Существо потянулось к незваному гостю и неожиданно легко проникло в его сознание. Вторжение не прошло незамеченным. Издав шипение, кот сбежал, однако встреча оказалась плодотворной – создание впитало в себя всё, что успело ухватить.
Здесь был ещё кто-то.
– Джонси, кыс-кыс-кыс, – раздалось неподалеку.
Существо быстро подтянулось на руках наверх и затаилось. Ему даже не пришлось никуда идти. Под ним находился один из правильных Других. Похоже, он искал кота. Создание чувствовало импульсы от маленького чужака, тот был неподалеку и не хотел, чтобы его нашли. Пушистому не нравился этот Другой, он вообще не очень их жаловал, кроме одного единственного, с которым были связаны приятные ощущения от поглаживания.
Существо скользнуло вниз, а его жертва даже не уловила движения. Другой поворачивался так медленно, что мог бы уже быть мертв. Но созданию он не нужен был мертвым. Когда оно схватило незваного гостя, от того наконец начала распространятся волна ужаса, он кричал, дергался, но это было совершенно бесполезно. Существо потащило сопротивляющуюся жертву наверх.
Маленький чужак не возражал, кажется, он понимал больше, чем эти Другие. Создание решило, что маленького убивать не стоит.

***

Поверженный Другой потерял сознание, и существо устроилось рядом.
Дрянной, трухлявый, гнилой сосуд.
Создание почти испытало радость, когда поняло, что Другие были разделенными. Оно уже научилось обращаться не только к памяти себе подобных, но и к той, что досталась ему от его колыбели. Осознать и использовать эту информацию было нелегко, но всё же…
Эти разделенные были двух типов – мужчины и женщины. Жизнь давали лишь последние, потому что только их тела подходили для этой цели, но для создания жизни требовалось соединение.
Гниль, валяющаяся рядом с ним, была мужчиной. Конечно, оно могло бы соединится с Другим, и вырастить жизнь в себе, но это было слишком опасно в данных обстоятельствах, к тому же это его отвращало, хотя память говорила, что соединение несет удовольствие.
С помощью специальной жидкости, выделяющейся изо рта, существо прикрепило Другого к стене и полностью его обездвижило. Использовать это гнилое тело в качестве материала ему не хотелось, но выбор был не велик.

***

Существо стояло за спиной неправильного Другого уже с минуту, но тот никак не реагировал, хотя определенно знал о его присутствии.
Наконец, человек отставил от себя какой-то предмет и повернулся к созданию. Его глаза жадно впитывали каждую деталь.
– Идеален, как и должно быть, – резюмировал он своё мнение о незваном госте.
Ответом ему было молчание. Высокое темное существо не нападало, но и не уходило.
– Ты пришел меня убить?
Большая когтистая рука схватила говорящего за горло, и тот с удивлением услышал свой собственный голос, хотя не собирался произносить слов.
– Эш…
Он кивнул.
– Почему ты – неправильный? Сложно пробиться.
Эш моргнул от изумления, чисто человеческая реакция, хотя человеком он не был. Он отчаянно пытался вспомнить, читал ли в материалах по миссии о чем-то подобном. Определенно нет, о разговорах с Чужим он бы не смог забыть. У этой совершенной машины для убийства не было голосовых связок или чего-то на них похожего, поэтому Чужой использовал голос самого Эша, слова он тоже определенно позаимствовал.
– Трудно,– в последнем высказывании, сильно исковерканном, слышался почти упрек.
– Говорить через меня? – прохрипел научный офицер «Ностромо».
– Да, – Чужой тряханул своего пленника.
– Не думал, что ты придешь, чтобы поговорить со мной, – Эш усмехнулся. Чужой ждал от него объяснений, которых он не мог дать. Однако, стоило попытаться. Вряд ли это существо настроено вести научные дебаты. – Судя по всему, вы – телепаты. Люди, очевидно, тоже в какой-то мере обладают такой способностью. Я – андроид, искусственный человек, машина. Моё тело работает лишь по известным и изученным законам, механизм же телепатии неизвестен, а, следовательно, не может быть воспроизведен в моей программе и моем теле. Какова бы ни была природа твоей телепатии, какая-то из моих систем улавливает эти импульсы, однако не совсем так, как это работало бы с живым человеком. У нас на линии помехи.
Эш не был уверен, поняло ли его существо, но оно, кажется, пыталось рыться у него в голове.
– Понятно, – наконец проговорил Чужой ртом Эша. – И ты поэтому не можешь давать жизнь?
– Совершенно верно, – подтвердил Эш. – Какая тебе разница, ведь здесь нет Королевы?
Андроид сосредоточился, он понимал, что слова для его собеседника – пустой звук. Слова просто вызывали движение нужных и четких импульсов. Чужой молчал, словно переваривая, Эш уже не рассчитывал на то, что его губы опять двинутся не по его воле, но это произошло.
– Дольше, но возможно.
Андроид провел рукой по темному предплечью, наслаждаясь ощущением:
– Тогда, друг мой, ты действительно совершенен.
– Что нужно от меня? – прибыл новый вопрос.
– Мне? – Эш улыбнулся. – Я хочу узнать тебя, понять тебя. Остальные ищут тебя, чтобы убить.
Андроид почувствовал, как рука на его горле стала сжиматься.
– Один из них пойдет за тобой в вентиляционные шахты… Чтобы выбросить тебя в космос… – Эш хрипел. Чужой обладал феноменальной силой. Сам андроид значительно превосходил человека, но в сравнение с этим созданием он был лишь слабым беззащитным комком клеток и элементов. Эти странные длинные пальцы с острыми словно металлическими когтями могли разорвать его на части.
– Один? – подозрительно прошипел Чужой связками Эша.
Тот в ответ отчаянно закивал.
Андроид почувствовал, как ослабла хватка на его горле, а потом рука исчезла, и он с удивлением наблюдал за тем, как это жуткое создание шлепнуло кистью по автоматическому замку на двери и вышло из лаборатории.

***

Создание знало, что игра началась.
Этого похитители никогда не понимали – не понимали, что такое игра, если она всерьез.
Один из Других… Даллас… так думал о нем Эш… пойдет в шахты один. Прекрасная возможность. Создание помнило Далласа. Этот не был гнилым, он был… хорош. То, что надо.
Уже некоторое время существо двигалось по туннелям за тем, кто пришел сюда охотиться на него, то увеличивая дистанцию, то чуть сокращая, порой позволяя человеку побыть в одиночестве. До создания доносились импульсы – беспокойство, страх, но не безотчетный, этот капитан не станет биться в пляске ужаса, чуть-чуть неуверенности в себе, картинки далеких мест и лиц, которые ничего не говорили существу. Однако, один образ привлек его внимание – женщина… она улыбается еле заметно, жесты собраны, но в глазах приглашение, и это приглашение так сладко посреди пустыни одиночества, в которой они все блуждают столько лет.
Мужчина, за которым следило существо, тряхнул головой, отгоняя наваждение и воспоминания, не понимая, почему именно сейчас такие мелочи всплывают в памяти. Его рациональное мышление всеми силами призывало игнорировать странное ощущение – словно холодные и жадные пальцы проникли в самые потаенные уголки его души.
Пора, решило создание.
У Далласа было оружие, но здесь существо имело преимущество – ограниченное тесное пространство и почти полная темнота. Оно тихо приблизилось со спины. Человек ничего не почувствовал. Когда он начал поворачиваться, было уже поздно.
Спустя минуту в шахтах не осталось ни человека, ни существа, только бесполезное оружие на полу и шипящий передатчик, из которого доносился взволнованный женский голос:
- Даллас?! Даллас, ты там? ДАЛЛАС!

***

Капитан открыл глаза.
Создание сидело в тени, наблюдая за ним.
Когда у людей поднимались веки, в глазницах зажигался огонь жизни, которого, увы, сами они никогда не смогли бы увидеть, но существо видело его, потому что оно воспринимало мир совершенно иначе. По большому счету, оно не слишком отличалось от человека – оно видело, слышало, обоняло, осязало и чувствовало вкус, однако с одной стороны, создание делало всё это, не имея глаз, ушей и носа, а с другой палитра из пяти чувств была просто смешна рядом со свойственным существу восприятием мира.
И всё же человеческие глаза были изумительны.
Оно помнило, что когда-то до похищения и они могли поднимать веки… Создание хотело бы снова взглянуть на мир глазами.
Мужчина пытался освободиться, но тщетно, существо отлично замуровало его с помощью своей слюны. Этот Даллас, он считал, что создание собирается его съесть.
Действительно, оно не прочь было подкрепиться, однако сейчас не до этого. Позже, когда оно закончит здесь, у него будет возможность наведаться в «кухонный блок», как они это называли, хотя, судя по воспоминаниям его носителя, пища не была вкусной. Возможно, ему и правда стоило оторвать кусок от человека? Создание знало, что потребность в пище со временем пройдет, но пока что она была достаточно сильна.
Всего кусочек.
Но оно сомневалось, не вполне понимая, как пленник на это прореагирует. Ему Даллас нужен был живым.
Существо встало и направилось к человеку, глаза которого расширились от испуга. Капитан боялся, но не паниковал. Это нравилось созданию. Оно протянуло руку, чтобы прикоснуться к пленнику. Тот инстинктивно постарался отпрянуть, но черная когтистая рука легла на его щеку. Существо почувствовало удивление человека этому жесту и аккуратно провело пальцами по коже капитана. В мозгу пленника на мгновение снова возник образ той женщины. Она часто дотрагивалась до него точно так же.
Существу было жаль, но выбора не оставалось. Слишком много неизвестных, слишком опасно, действовать нужно быстро. Далласу придется умереть, хотя создание предпочло бы оставить его в живых. Его, ту женщину и маленького.
Существо приподняло голову человека и заставило посмотреть на себя. Глаза завораживали его.
Интересно.
Теперь от капитана исходил куда больший страх – страх, которого ему никогда не приходилось испытывать, страх насилия.
Сильный черный хвост медленно двигался вдоль тела Далласа. Существо искало подходящее место – такое, чтобы процесс был наиболее быстрым и наименее болезненным. За его спиной застонал тот гнилой, он был ранен и редко приходил в себя. Созданию было наплевать на его стоны, а вот капитан заслуживал более аккуратного обращения.
Наконец, черное остриё, венчающее длинный хвост, остановилось над солнечным сплетением. Прекрасное место, но нужно действовать осторожно, чтобы не повредить.
Спустя мгновение жало вонзилось в плоть. Капитан закричал, больше от досады и удивления, чем от боли. Он не мог пошевелиться, и вынужден был беспомощно наблюдать, как чужеродная плоть двигается в ране на его груди. Она не была серьезной, эта рана, но когда человек почувствовал странное жжение, он понял, что это конец. Тварь что-то вводила в его тело.
Наконец, создание вытащило покрытое кровью жало из груди пленника.
Дело было сделано.
– Поганый ублюдок, – выдохнул капитан, наблюдая как чудовище скрывается в темноте, из которой появилось всего пару минут назад, чтобы забрать у него последнюю надежду и саму жизнь. Даже если его найдут, теперь всё кончено. Почему-то он знал это наверняка. Он уже слышал шепот внутри себя.

***

Существо наблюдало. Оно понимало, что время было сейчас непростительной роскошью, что Другие не станут просто сидеть и ждать, когда оно придет за ними, но сейчас оно хотело быть здесь.
– Твою мать, – выдохнул сквозь зубы человек.
Создание почувствовало отголосок его боли. Этот Даллас держался долго, просто держался, хотя заглядывая в него, существо видело, что тот понимает тщетность борьбы и желает лишь уйти достойно.
Трансформация шла правильно. Пока что перед существом был человек, осознающий свой конец, но скоро на его месте появится нечто другое – цветок, из которого выйдет новая противная этому миру жизнь. Каждый раз… каждый раз… создание засмеялось бы, если бы его род не разучился делать это многие тысячелетия назад. Оно не помнило причины, но чувство неправильности от прихода нового брата в мир неизменно сопровождалось ощущением триумфа.
Ждать оставалось недолго.
Когда на транспорте появятся новые Другие, посланники сами смогут найти подходящий сосуд.
Пора заняться остальными.

***

Существо остановилось.
Оно пробиралось из служившего ему убежищем технического чрева «Ностромо» в чужеродную жилую часть, когда уловило сильный импульс. Оборвалась жизнь, но не так как это обычно происходило. На этот раз тускло и глухо.
Неправильно.
Создание не сомневалось, что искусственного Другого больше не было. Оно приняло это к сведению, в сущности, та плоть не имела для него ценности. Важны были остальные.
Оно шло за ними, и чувствовало, что время выходит.
Ещё не достигнув условной границы между своим и их миром, создание услышало странный шум в одном из помещений и поспешило туда.
Человек вытаскивал крупные металлические баллоны и скидывал их вниз. Из всех людей, которых существо видело здесь, этот был самым мелким. Судя по всему, женщина. Но не та женщина, о которой вспоминал Даллас. У этой были короткие светлые волосы. Она постоянно огладывалась, её трясло, однако светловолосая упрямо продолжала своё занятие.
Создание было уверено, что на борту осталось всего три человека и маленький Другой, тот которого называли Джонси. Если ему удастся обезвредить всех троих, то у него будет время. Как минимум эта женщина станет хорошим сосудом, а, возможно, ему повезет, и она сможет выносить не одну новую жизнь. Существо аккуратно двинулось к ней. Оно достаточно сильно ранило Гнилого, когда забрало его. С женщиной создание не хотело повторять подобной ошибки.
Что-то переменилось. В воздух выплеснулся аромат страха.
Она поняла.
Это впечатляло, остальные не были способны заметить его на таком расстоянии. Оно приготовилось прыгнуть, однако, женщина не делала попыток убежать, она лишь выпрямилась, затряслась сильнее и начала издавать какие-то странные хлюпающие звуки. Её совершенно обезумившие глаза неотрывно смотрели на существо.
Оно так увлеклось женщиной, что даже не заметило второго человека, который приблизился сзади.
Этот был мужчиной с очень темной кожей.
Он что-то прокричал и кинулся на создание.
Оно увернулось. В первый раз кто-то из Других попытался напасть на него, и действовал человек не совсем неуклюже. Мужчина снова двинулся на создание, и оно сильно ударило его хвостом. Не давая человеку опомниться, существо наклонилось и схватило противника рукой, сдавливая плоть и подтягивая упирающегося и кричащего врага к своей морде. Достаточно близко. Смертоносная вторая челюсть вылетела из пасти и пробила мягкую органику. Оно било снова и снова, параллельно проглатывая небольшие куски, чтобы насытиться и удовлетворить жажду убийства. По телу человека прошла судорога, и он затих.
Это было первое убийство существа.
Оно снова повернулось к женщине. Та даже не попыталась убежать, так и стояла, трясясь и воя в своем углу. В этот момент она была противна созданию. Возможно, потом оно об этом жестоко пожалеет, но сейчас отвращение и жажда убийства взяли верх. Черный хвост медленно поднялся вдоль тела женщины, уходя ей за спину, а потом резко вонзился в её плоть. Не так как с Далласом, а почти насквозь – чтобы убить наверняка и заглушить этот вой.
Какое-то время она продолжала дергаться, потом глаза её остекленели, и она осела на пол. Создание выдернуло хвост из тела человека.
Ему оставалось обезвредить только одного Другого. Скоро всё должно было кончиться, вернее начаться.

***



Существо чувствовало, что происходит нечто странное, нечто тревожное. Уровень и характер освещения в этой части корабля сильно изменились. Резкие звуки заполнили всё вокруг, а громкий и неприятный голос постоянно повторял что-то – создание не могло понять слов, которые не подкреплялись импульсами.
Оно искало последнего Другого. Тому на удивление успешно удавалось избегать встречи.
На мгновение существо было уверено, что человек где-то очень близко, но его нигде не оказалось. Это озадачивало создание – в таких вещах оно никогда не ошибалось.
Его нога легко зацепила какой-то предмет, и оно почувствовало мощный импульс. Джонси.
Почему его заперли в клетке?
Мысленно существо потянулось к маленькому животному.
Когда Джонси запирали в этой клетке, всегда происходило нечто важное. Какое-то коренное изменение.
Создание решило, что маленького сажают туда ради его собственной безопасности. Чтобы ни происходило сейчас на корабле – а его генетическая память, полученная от носителя, настаивала на том, что кто-то включил режим самоуничтожения – Джонси собирались унести в безопасное место… и его не оставили бы здесь одного просто так.
Значит, человек действительно был рядом, но каким-то образом смог ускользнуть от существа.
Другой оставил маленького в клетке, значит, он точно собирался вернуться сюда.
Создание решило осмотреться. В этой части корабля оно никогда не бывало. Неподалеку от него находилась большая открытая дверь, которая вела в просторное помещение. В этом помещении свет не мигал, всё казалось надежным.
Существо нашло нужную ниточку воспоминаний и потянуло её – спасательный модуль. Он был в спасательном модуле, в котором в случае необходимости часть команды могла покинуть «Ностромо». Теперь всё встало на свои места, люди действительно собирались уничтожить корабль, а сами планировали уйти на этом маленьком аппарате.

Неожиданно в его сознании возник яркий образ. Оно увидело последнего Другого – это была та самая темноволосая женщина из воспоминаний Далласа, да и сейчас существо смотрело на нее через капитана.
Она застыла, её глаза были полны ужаса, в руках женщина сжимала оружие, порождающее огонь.
Эллен.
Да, её называли Эллен.
Женщина находилась в его убежище, в одном из его убежищ. Там, где создание держало Гниль и Далласа.
Следовало утащить их дальше.
Оно действовало недостаточно осмотрительно, и не только в этом. Оба человека стали основой для посланников. Ему требовались две колыбели, но оно своими руками необдуманно лишило себя этого ценного ресурса. Осталась лишь темноволосая женщина.
Сможет ли она пережить слияние и дать жизнь? Память его колыбели располагала на этот счет очень отрывочными сведениями. Возможно, когда он станет старше, эти знания придут. Требовалось время, но его-то как раз у существа не было.
Поток его размышлений был безжалостно прерван языками пламени. Женщина использовала оружие. Она сжигала его убежище вместе с Бреттом и Далласом… и плакала. Это было столь неожиданно для создания, что на секунду оно просто застыло. Следом пришло желание рвануться туда, где пылал огонь и разорвать темноволосую на куски. Однако, существо повернуло в противоположную сторону.
Посланников больше не существовало. На борту оставались лишь две формы жизни – Джонси, который не имел для создания никакой практической ценности, и женщина. Эллен Рипли. Она направлялась сюда. Существо остановилось на пороге спасательного модуля, осмотрелось и шагнуло вперед. Женщина вытащит их отсюда, а дальше всё случится так, как случится. Главное – она не должна догадаться, что оно будет здесь вместе с ней.

***

Оно наблюдало за происходящим из своего убежища.
Женщина не заметила его, как создание и задумало. А вот Джонси определенно знал, но, кажется, не собирался выдавать существо.
Темноволосая нервничала. Судя по всему, она боялась, что времени не хватит.
Оно почувствовало толчок – спасательный модуль отделился от громады «Ностромо», но им всё ещё грозила опасность.
Внезапно кабину залил яркий свет, и их корабль швырнуло вперед. Вспышек было несколько.
Когда всё стихло, они по-прежнему продолжали свой путь – им удалось спастись.
Создание затаилось, оно собиралось дождаться подходящего момента.

***

Существо лежало, уютно устроившись в темноте в небольшой нише. Рядом находилась система охлаждения модуля. С каждой минутой оно знало все больше, как о себе самом, так и о странных Других, с которыми оно столкнулось.
Его женщина чувствовала себя в полной безопасности. Она собиралась заснуть. Надолго. Память, доставшаяся существу от человека, подсказывала, что это состояние называлось криосном. Темноволосая уже запустила Джонси в специальную капсулу, и теперь делала что-то непонятное.
Когда она отделила от себя тонкий покров, создание решило, что она сбрасывает кожу, однако, человеческая память снова дала о себе знать. Отделенная часть не была частью тела женщины. Это одежда. Люди носят одежду. Причин было несколько, но ни одна не показалась существу достаточно веской. Оно понимало, но не принимало.
По мере того, как женщина раздевалась, создание всё более четко отличало её тело от искусственных покровов. Наконец, на ней остался совсем тонкий, закрывавший лишь туловище, и его она, похоже, снимать не собиралась.
Теперь существо видело, что Другие не столь уж сильно отличаются от него самого. Особенно эта женщина. Её тело было сильным, но вместе с тем каким-то изящным и грациозным.
Красивая.
Создание почти не чувствовало её чужеродности. Напротив, в нем росло желание единения. Оно постарается, чтобы женщина выжила. Ему хотелось, чтобы она была здесь с ним.
Вот она наклонилась всего в полуметре от его убежища. Так близко. Его рука сама собой потянулась к ней. Коротко вскрикнув, женщина отшатнулась.
Слишком рано.
Ему не стоило этого делать, но теперь выбора не оставалось.
Или нет?
Женщина медленно увеличивала расстояние между ними, ни на секунду не сводя с него взгляда, но она не кричала, не бежала, не пыталась ударить.
Возможно ли, что она смириться с его присутствием, если оно не попытается приблизиться к ней, по крайней мере, пока?
Все импульсы, исходящие от нее, были какими-то смазанными, нечеткими. Смутно существо уловило страх, разочарование и жажду убийства.
Женщина отступила за перегородку.
Существо не двигалось с места. Может быть, она поняла, что оно не собирается на нее нападать?
Из-за перегородки, куда отступила темноволосая, появилось нечто странное – большое, неуклюжее и рыхлое. Созданию понадобилось несколько мгновений, чтобы почувствовать внутри этого свою женщину. Видимо, другая одежда. Ему она совсем не нравилась, нужно поскорее вытащить темноволосую из этой штуки. Только действовать следовало очень осторожно – женщина была непредсказуема и могла представлять реальную опасность.
Рядом раздалось шипение. В метре от создания из системы охлаждения вырвалась струя пара. Ему это не понравилось. Ещё меньше ему понравилось, когда это повторилось снова. Похоже, всё-таки придется вылезти из своего укрытия. Существо посмотрело на женщину. Она что-то нажимала и издавала странные звуки, разум её по-прежнему был закрыт от создания глухой стеной.
Это она вызывала странный дым!
В этот момент струя ударила прямо в него. Она обжигала холодом. Существо закричало и, барахтаясь, вывалилось из ниши. Впервые в жизни ему было по-настоящему больно. Очень больно.
Оно пришло в ярость и поднялось на ноги.
От женщины исходили мощные волны страха.
Существо двинулось к ней. Сейчас оно не знало, чего оно жаждало больше – разорвать её на куски или стать с ней единым целым. Оно хотело и того, и другого. Женщину нужно было скрутить и вытащить из этого рыхлого мешка, в котором она спряталась.
Оно остановилось рядом с темноволосой. Её большие красивые глаза смотрели на него из-за прозрачной части странного покрова. Существо решило, что не станет её убивать.
Женщина закричала, и её рука с силой шлепнула по поверхности приборной доски.
Внезапно за его спиной открылась дверь.
Дверь в пустоту космоса, и эта пустота тянула его к себе
Его протащило несколько метров до шлюза, но существо не собиралось сдаваться так легко. Сильные руки схватились за края прохода, не давая потоку воздуха увлечь его в темное бескрайнее пространство. Оно начало подтягиваться, зная, что рядом со шлюзом тоже есть пульт управления.
Его резко толкнуло назад, по телу прокатилась волна боли.
Женщина выстрелила в него из какого-то оружия, глупого и примитивного, но силы удара хватило на то, чтобы выбросить его из модуля.
Дверь бесшумно закрылась.

Что-то не отпускало существо от корабля. Только сейчас оно заметило у себя в животе крюк и, тянущуюся от него веревку, конец которой исчезал под входом в спасательный челнок.
Женщина всё же допустила ошибку.
Она и ей подобные для жизни должны были вдыхать определенную смесь элементов. Существо тоже использовало её для получения энергии, находясь в их среде обитания, однако, могло прекрасно обходиться и без нее. Холодное безвоздушное космическое пространство было ему неприятно, но не губительно.
Нужно вернуться в челнок.
Создание рвануло гарпун из тела, впрочем, металл уже почти разъела кислота, текущая по его венам. Черная когтистая лапа ухватилась за веревку и слегка подтянула себя наверх. В невесомости этого хватило, чтобы существо устремилось навстречу кораблю. Путь внутрь оно сможет найти.
Его несло в сторону двигателей.
Неожиданно у создания появилась уверенность в том, что сейчас всему наступит конец. Внутренним взором оно увидело, как кулак в белом покрове с силой опускается на кнопки, и его тело опалил убийственный жаркий поток. Прочная кожа не выдержала, и по ней заструилась светлая едкая жидкость. Его отбросило на несколько метров, но теперь не было необходимости возвращаться. Даже его организм не был способен вынести подобный удар, почти не имея источников энергии.
Маленький кораблик удалялся от него, унося на борту красивое и смертоносное существо, которое обладало ничуть не меньшей жаждой убийства, чем само создание, хотя даже об этом не подозревало.
Почему-то ему казалось, что их дороги ещё пересекутся.
Когда-нибудь.
Сейчас же его приняло в свои объятия абсолютное одиночество. Создание знало, куда ведет эта дорога – мир вокруг него перестанет существовать, затем реальность начнет сжиматься и, наконец, сойдется в точке, которая прервет его жизнь. Лишь в эти последние мгновения можно постигнуть, что есть настоящее одиночество, но это уже не имеет значения.
Создание не боялось смерти. Всё обратится в ничто, а затем будет новое рождение.
Нет спасения, нет выхода.
Тьма поглотила его.
Сильное черное тело принадлежало безбрежной пустоте космоса лишь несколько часов, после чего рассыпалось в прах.
Его хозяину было всё равно – смерть принесла освобождение, короткий момент понимания и осознания себя – момент истинного бытия. Но этот миг неуловим, и скоро ему снова придется пробить себе путь в мир одиночества, беспамятства и плена, в котором обречен томиться его род, смутно пытаясь отыскать дорогу домой.

***

Она вернулась.
Только теперь Рипли поняла, что лежит с открытыми глазами уже несколько минут. Она приподнялась и села на кровати, провела рукой по лицу. Ладонь была влажной.
Откуда пришли эти слезы?
Может это дань памяти всем её кошмарам?
Многие из них были о «Ностромо».
Эллен встала и подошла к иллюминатору, нажала на кнопку. Щит беззвучно отъехал в сторону, открыв её взору безбрежную пустоту космоса.
Нет, это не один из снов о «Ностромо».
Чужое воспоминание.
Его воспоминание.
Но как это было возможно?
Рипли знала, что унаследовала от Чужих их генетическую память, но между ней и той первой тварью не существовало связи.
Женщина прислонилась лбом к холодному стеклопластику.
И всё же…
Эти слезы предназначались Ему.
Она ненавидела Его всем сердцем, Его больше всех остальных, ведь именно Он толкнул её в этот Ад, но сейчас ей было жаль Его.
Рипли до сих пор дрожала от обжигающего холода, что царил внутри этого существа.
Острее всего она почувствовала первый и последний миг, прожитые вместе с ним, – растерянность и одиночество, а потом на секунду – умиротворенность и цельность, так противоречащие всему тому, чем являлась эта тварь.
Её голову всё ещё переполняли странные образы – импульсы, как думал о них Он, многие из которых не могли быть выражены словами.
Однако, один из них осколком впился ей в сердце и не желал оставить в покое – Дом.
Они хотели вернуться домой, но, похоже, сами не знали, как это сделать.
Рипли посмотрела в темную пустоту и вновь задала себе вопрос, от которого сейчас ей стало не по себе:
«Куда я направляюсь?»


Конец второй истории.

@темы: .I.1 Эмоции, Alien: фэндом в целом (таб.30), #fandom: Alien

---

[Сессемару]

Название: Дожди
Фандом: Final Fantasy 12
Герои: Ффамран, Вэйн
Тема: Сострадание
Объём: 462 слова
Рейтинг: никакой, но с намеками
Саммари: а вы знали, какие в Рабанастре дожди?

Сколько ни обещал себе воздушный пират Бальфир не вспоминать о прошлом, но толку все равно небыло. Не важно, приходилось ли ему спасать пассажиров аркадийского мирного крейсера, сбитого коллегами по цеху, доставлять по просьбе Джулса контрабандой товары в Старый Аркадис или просто собирать слухи о ставшей чужой родине.
Фран как-то сказала, что даже если виера покинет Лес, тот всегда останется в виере. Глупо было притворяться, что для хьюмов все иначе, но Бальфир честно старался.
Пока в очередной раз под личину легкомысленного, немного продажного авантюриста не пробиралась тонкими пальчиками Прекрасная Аркадия и Ффамран, обычно довольствующийся хорошей одеждой и едой, начинал требовать сделать хоть что-нибудь.
Вот и теперь, краем уха услышав жалобы аркадийских солдат на дожди Далмаски, Бальфир поморщился, сообщил спутникам, что рассекать по пескам ему надоело и они могут поохотиться за удачей без него, и торжественно удалился в занимаемый ими номер в Дюнном Море. Принцесса, вполне предсказуемо, только пожала плечами, верный Баш и обожающие такие прогулки детки, кажется, даже не заметили его отсутствие, а Фран... Фран понимала его как никто и раньше.

Пробраться во дворец было ничуть не сложнее, чем в день празднования приезда Консула. Даже легче - солдат было заметно меньше.
На первый взгляд, и даже на второй, все было как всегда. Вэйн сидел в огромном кабинете, перебирал бумаги, которые имели обыкновение роиться вокруг любого члена Дома Солидор. Бальфир, стараясь слиться с обстановкой, тихонько наблюдал за своим темноволосым прошлым.
Иногда ему казалось, что в Аркадии ничего не менялось. И что места для него там давно нет.
А потом Вэйн зашелся хриплым кашлем и...
Ффамран решительно вошел в комнату, словно имел на это право, смахнул со стола попавшиеся под руку бумаги, водрузив на их место небольшую сумку с лекарствами.
- Я так и знал, - не без триумфа в голосе сообщил он. - Консул Далмаски пал перед напором враждебных вирусов и погода сделала то, что оказалось не по силам местным повстанцам.
Вэйн поднял на старого друга взгляд. Теперь было прекрасно видно и болезненно раскрасневшиеся, слезящиеся глаза и растертый до красноты нос.
- И что же ты тут делаешь? - устало поинтересовался третий сын Дома Солидор. Сердце Ффамрана предательски ёкнуло, но вида он не подал.
- Проявляю сочувствие по отношению к идейному противнику. Кому-то же надо, раз уж твоя нянька осталась в Аркадисе...
Вэйн сделал вид, что ему все равно, Ффамран привычно делал вид, что верит.
Очень скоро просторный кабинет наполнился запахом лечебных мазей, консул устало растекся по креслу, а пират хлопотал над ним с умелой лаконичностью. Что еще оставалось, если простуда так же редко посещала аркадийцев, как и внезапные дожди - Аркадис. Да и разве неприятно было прижать прохладные пальцы к пылающему лбу или нежно поцеловать в висок, делая вид, что проверяешь температуру?
Казалось, и время сочувственно замерло, позволяя им двоим вернуться в прошлое, когда ни пирата, ни консула еще не было.

@темы: Final Fantasy XII: жители Аркадии (таб.30), .I.1 Эмоции, #fandom: Final Fantasy

---

[-Шинигами-]

Название: "Когда останавливается время"
Фандом: Hellsing
Герои: Интегра Хеллсинг/Виктория Серас. Или наоборот Х)
Тема: Категория I, Список 4, Тема 4: Глаза
Объём: 2177 слов
Тип: фемслеш
Рейтинг: PG
Саммари: после смерти Алукарда, до его возвращения

Читать дальше

Глядя на нее, многие перешептываются. Куда бы Виктория ни пошла – в спину, в затылок, в шею, а иногда и под ноги ее толкает тихий шелест чужих голосов. Их обладатели напрасно пытаются спрятать свое любопытство, свою брезгливость и свой страх. Коктейль человеческих эмоций столь плотен, что даже молодому вампиру несложно испить его до дна. Серас усмехается – по-кошачьи ласково и хитро. Ее настоящих эмоций никто не поймет, те немногие, кто эту усмешку разглядит, будут совершенно уверены, что глуповатая девчонка пытается скрасить неловкость в разговоре собственной смазливостью, но отчего-то никто не видит за улыбкой клыков. На самом деле Виктории смешно. Неспешно, не по-человечески плавно, Виктория следует за своей госпожой чуткой тенью, отсекая ненужное любопытство всех дамочек света и выхолощенных самолюбованием самцов, уже успевших окрестить леди Интегру атаманшей – за черную повязку на глазу. Виктории при таком раскладе выпадает незавидная роль оруженосца.
Напевая, мурлыча и потягиваясь, сворачиваясь у чужих ног гибким кольцом человеческого тепла во взгляде и вампирского холода в теле, закрывая глаза и всматриваясь в черноту уродливой повязки на чужом глазу, Виктория совершенно, безгранично счастлива.

Вампир – зеркало чужих пороков и желаний. Виктория знает, что когда она стоит за плечом Госпожи, все двенадцать рыцарей видят в ней что-то свое. В одной и той же улыбке и открытом лучистом взгляде синих глаз одновременно мерещатся похоть, злоба, ненависть и созидательная мудрость вечного существа. И лишь сама Серас знает, что она – воплощенное желание своей Хозяйки. Неприступный бастион и третье плечо. Как когда-то был Господин. Виктория знает, что придет однажды день, когда ей нехотя придется уступить это место тому, кому оно принадлежит по праву. Виктория бесконечно боится дня, когда она станет вольна думать и желать чего-то сама.
Вампир не может оставаться свободен в своих желаниях. У каждого немертвого есть свой повелитель. И бесконечно несчастно, потеряно то существо с алым взглядом, которому приходится делать выбор самому.
Серас слышит свою Леди. Интегра не говорит с ней мысленно, как думают дилетанты: Виктории достаточно перехватить пристальный взгляд на одного из участников собрания. Серас этого вполне достаточно, чтобы пропитаться едкой горчащей ненавистью и невзначай ощериться: вряд ли кто-то будет и впредь возражать сэру Хеллсинг. Волна презрения откатывает, сменяется бесконечным спокойствием. До следующего мысленного приказа.
Вампир – продолжение своего Хозяина, его воплощенная воля и самое верное оружие. Серас счастлива ощущать сопричастность. Серас в восторге от своей роли. Серас нравится быть единым целым со своей Госпожой, пусть та и не осознает даже десятой доли того экстаза, который испытывает ее подчиненная.

Мягко касаясь, неслышно ступая и незримо поддерживая – так Виктория скользит по лестнице чужой жизни. Ее собственный опыт давно уже ничего не значит: девушка дышит чужим воздухом и грезит чужими мечтами, желая только всеми силами исполнять любые, даже самые безрассудные, приказы и веления.
Элегантная сила, уверенность в себе и завтрашнем дне даже в самой безвыходной ситуации, полная самодостаточность. Леди Хеллсинг не устает от собственного предназначения, как думают излишне романтичные юноши при дворе Ее Величества, желающие во что бы то ни стало «спасти» Интегру от будней среди бумаг и крови. Леди Хеллсинг умеет принимать решения и отвечать за них. Леди Хеллсинг несмотря ни на что довольна своей жизнью и не променяет ее ни на какое мирное существование на равнинах мирного Уэльса даже в минуты самого глубокого отчаянья. Разве что иногда она смотрит в окно или на бумаги перед собой слишком долго. И только Виктория, знающая каждый удар сердца своей леди, может сказать, что Железной Леди тоже бывает одиноко. Серас почти уверена, что именно из-за этого одиночества она и оказалась с госпожой настолько близка.

Вьется, сплетается кружевом ароматный дымок над чашкой. В моменты, когда Интегра, воспитанная в лучших английских традициях, самолично разливает чай по тончайшим фарфоровым стаканчикам, время останавливается.
Смуглые тонкие пальцы уверенно порхают над чашками и баночками, от которых тянет уютным запахом сухих чайных листьев, сервируется стол на двоих, словно сами собой вспрыгивают на серебряный поднос бутерброды – Виктория клубком сворачивается в кресле напротив леди и смотрит на нее из-под приопущенных век. Каждый день на несколько часов Серас видит свою госпожу умиротворенной и спокойной, довольной, готовой мириться с любыми трудностями, покуда у нее будет минутка, чтобы вот так вот заварить себе черного цейлонского. Как только она встанет, промокнет губы салфеткой и удовлетворенно вздохнет, подавая знак ждавшей распоряжения горничной, Серас спрыгнет на пол без подсказки, так и не притронувшись к чаю, который госпожа изо дня в день зачем-то наливает в ее чашку. И привычно скользнет за левое плечо, катая упругие шарики слов, произнесенных охотно в кабинете у камина госпожой. Запоминая, улыбаясь и сыто облизываясь: в словах и мыслях леди Хеллсинг воспоминания и эмоции, которыми хозяйка столь щедро делится со слугой. И еще – немножко ожидания, по-человечески нетерпеливого и беспокойного. Теперь Дракулина совершенно уверена, что в свое время хозяин тоже пропадал в кабинете Главы Организации.
Госпожа может остановить время только затем, чтобы выпить чаю и переварить всю полученную ею за день пищу для размышлений. Время Виктории навечно замерло на восемнадцати годах, оттого временами она улыбается над нетерпением и легким страхом Леди, ждущей своего Князя.
Серас точно знает, что он вернется. И касанием к плечу доносит эту простую мысль до госпожи, успокаивает ее. Для немертвого нет преграды во времени. Даже если вампир Алукард вернется через полсотни лет, он вернется не к постаревшей женщине, а к своей Повелительнице. Просто нужно подождать. Интегра щурится на это не то поглаживание по плечу, не то отрезвляющий жест. И ждет следующего чаепития.

Виктория нервничает и ломает пальцы. Кусает губы и натыкается вслепую на стену. Она в смятении уже не один раз снесла стул в собственной комнате, томимая желанием немедленно броситься в кабинет на Зов.
Зов – не слова и не приказ. Это сильное желание видеть, чувствовать, прикоснуться, прильнуть. Госпожа зовет Викторию, но вампирша не торопится: за истеричными нотками она слышит упрямство. Если она появится в комнате леди Хеллсинг сейчас, то та прогонит Серас, возможно, в приступе злости даже кинет в нее чем-то. А потому надо ждать не Зова, а приказа, пусть Дракулина и осознает, насколько одиноко и страшно сейчас ее Хозяйке. Чутьем Виктория знает, что произошло что-то совершенно необычное.
Это не очередная проблема на задании: за пять лет, что они прожили под одной крышей, хватало неприятностей, ни одна из которых не заставила Интегру даже дрогнуть или выкурить на одну сигариллу больше положенного. Это не из-за проблем с вышестоящими: за пять лет Интегра перестала бояться даже королевскую власть, облаченная ореолом победительницы немертвых после Лондонского Инцидента. Это не из-за новых врагов или новых угроз: госпожа не боится трудностей, она бросает им вызов. Это что-то простое, дрожащее в руке тонкой нитью, очевидное, но ускользающее, путающееся с собственными мыслями Виктории и ее же страхами не уберечь, не суметь помочь и спасти. И немыслимых усилий ей стоит быть такой же веселой, шутливой и глуповатой на вид девчонкой, как обычно – такой собеседницы, простой, человеческой, хочется Интегре за ежедневным чаем. Пять часов дня, традиционный временной рубеж, сегодня был для Виктории особенно далеким. Время снова замерло, но на этот раз негармонично, неправильно, почти болезненно. Время кололо зубчиками вечную Викторию под ребра, в сердце и в затылок, глумливо тикая и шурша цепочкой, напоминая, что нет на свете ничего вечного, что однажды даже Дракулина рассыпется пеплом рядом с вечными пирамидами, которые станут песком. Чувство смутное, липкое, тяжелое не отпускает целый день. И оно неспроста, Виктория в этом уверена.

Вьется, сплетается кружевом ароматный дымок над чашкой. Рядом с чашкой Виктории, синей, с белым узором и одним медальончиком, неаккуратная лужица желтоватого плохо заваренного напитка: госпожа едва ли не впервые за время их посиделок расплескала чай. Дрожание ее рук отдается в кончиках пальцев Виктории, заставляет ее нервно сглатывать и стискивать клыки до боли и закусывать щеку изнутри до крови. Страхи госпожи сводят ее саму с ума мороком беспомощности и всевластия Покоя, который однажды уложит самое ценное, что есть в ее нежизни, в деревянный ящик. Серас сдерживается и не задает вопросов, движимая порывом пытается подцепить овсяное печенье из вазочки, хотя ее тошнит от одного запаха теста. Надкусывает и давится крошками, которые не может прожевать. Почти полностью копирует движения своей Леди.
Интегра складывается пальцы по парам, начиная с мизинцев. Ее лицо спокойно, даже бесстрастно. Но руки выдают слишком сильно. И сейчас ей как никогда нужен слушатель.
- Я была у врача, - произносит она ровно, не повышая голоса и не убыстряя темпа, глядя на пошедшее рябью от ее дыхания отражение в чашке.
У Виктории сжимается сердце. Если бы оно могло биться, то и вовсе остановилось бы от ужаса. Это не ее страх – это страх госпожи. Первобытный, звериный, болезненно сильный.
Дальше Интегре говорить не нужно – Серас уже все поняла. Вместо этого последняя наследница рода Хеллсингов тянется к повязке на глазу и избавляется от нее, являя миру нездорово раздутое око.
- Слишком много нагрузок, слишком много курева, слишком нестерильные условия работы, - педантично перечисляет она произнесенные сегодня каким-то эскулапом слова, часто моргая воспаленным красным веком, - будут оперировать. Завтра. Странно, четыре года все было нормально, только на свету нельзя было долго находиться, - произносит взрослая женщина с совершенно детским удивлением, - а теперь я могу вовсе без глаза остаться, - с трудом выговаривает леди Хеллсинг, горько поджимая губы и кривя их в подобие улыбки, упирает лоб в ладони и шепчет на грани слышимости, - так не должно было случиться, - и плачет Интегра неумело, совсем беззвучно, только громко шмыгает носом. После таких слез никогда не становится легче.
Виктория машинально стирает что-то щекотное с подбородка и непонимающе смотрит на вязкую густую кровь, давно заменившую ей слезы. Последний раз так больно Дракулине было только в момент смерти Бернадотте.
Сильный человек не боится преград и не боится любых барьеров, которые ему нужно взять. Он боится только за свое тело и разум, которые дадут осечку – и тогда уже некому будет преодолевать все испытания. Как и любой сильный человек, леди Хеллсинг ненавидела и даже боялась болеть. Как любой слабовидящий человек она больше всего на свете боялась ослепнуть окончательно. И Виктория видела это. Видела, когда по ночам госпожа снимала повязку на час или на два, жадно, упоенно разглядывая все вокруг в том свете, в котором обычно все видят обычные люди. И теперь она вполне может лишиться даже этих часов.
Виктория не спешит уйти, хотя словами Интегра просит прощения за неподобающее поведение и просит ее удалиться. Медленно, змеиными неторопливыми движениями, Виктория соскальзывает к изножью кресла своей госпожи и прижимается лбом к ее коленям, прося прощения в ответ. За то, что не может помочь, потому что ее помощи, помощи вампира, помощи, несущей фиктивное бессмертие на чужой крови, благородная госпожа никогда не примет. За то, что не уберегла ее тогда, на дирижабле, дав состояться этой глупой и не нужной дуэли – слишком, слишком благородная госпожа, даже обреченному врагу давшая шанс если не на победу, так на честную смерть в бою, а не от выстрела в затылок. За то, что видит слезы госпожи, хотя знает, что подобная поддержка, пусть и трижды нужная, делает Интегре больно.
- Пройдет, все пройдет, - гладя колени, целуя их, перехватывая смуглые кисти и целуя их тоже, шепчет Виктория, прижимается щекой к ладони с набитыми от пистолета мозолями, целует каждую из них, - все будет хорошо, все будет прекрасно, - никакой логики в словах и ни одного разумного довода. Голос немертвой завораживает и успокаивает, гипнотизирует и заставляет проваливаться за грань разума в царство снов. Виктория не осознает этой своей особенности – она просто пользуется ею. И именно тогда появляются первые всхлипы.
Серас встает, отводя с лица госпожи волосы, прижимает голову сидящей Интегры к животу и баюкает ее, сама с трудом сдерживаясь от слез, чувствуя, как сильно впиваются в ее форму руки бесконечно сильного человека, бессильного перед обстоятельствами. Виктория уже давно стала для последней наследницы рода Хеллсингов самым близким существом. Как некогда стал господин.
Поддавшись порыву, девушка-вампир наклоняется и сцеловывает слезы с щек, с носа, с ресниц и из наметившихся тонких морщинок на лбу, вытирая их то осторожными движениями пальцев, то собственной щекой. Слезы человека горькие от соли. Для вампира в них еще по каплям выходящее отчаянье и робкая хрупкая надежда на благополучный исход.
- Все пройдет, - шепчет Виктория, прежде чем целует Интегру в губы. Нежно, осторожно, боясь испугать женщину еще сильнее. Сцеловывает всхлипы и забирает к себе всю боль своей леди. Кто, если не верный слуга, может пойти на такое?
Виктория знает, что это не любовь. Ни Интегра, ни Серас не любят друг друга так, как это описывают писатели. Для двух женщин это – что-то более сокровенное и важное. Это Нужность. Нужность постоянная, каждый день из часа в час. И если госпоже нужно, то Виктория готова отдать за нее нежизнь не задумываясь.
Отрываясь от поцелуя, прижимаясь лбом ко лбу хозяйки, Виктория знает, что эту ночь они проведут в одной постели. Ни пошлости, ни похоти, которую так любят в Свете приписывать ее госпоже. А как иначе можно назвать человека, который живет под одной крышей с вампиршей, да еще и повсюду ее за собой таскает? Будет только Сон. Глубокий, крепкий, целебный. В нем не будет ничего, ни единого образа, только звенящая, упругая сила, которая наполнит госпожу перед, возможно, самым опасным днем в ее жизни. И она, Виктория, будет с госпожой все это время, прижимаясь к ней и забирая все ее кошмары и сомнения через прикосновения.
И эта ночь ожидания будет бесконечной. И, пусть Виктория никогда никому в этом не признается, одной из самых счастливых в ее жизни. Ведь от первого и до последнего мгновения этих часов она будет нужной. Самой нужной. Нужнее даже господина, который поддержать хозяйку не сможет никак.
И в этом ее, Виктории, счастье, пусть кому-то оно и покажется горьким на вкус.

@темы: .I.4 Тело, #fandom: Hellsing, Hellsing: фэндом в целом (таб.50)

---

[Безымянный клон Джанго Фетта]

Название: Новое начало
Фандом: Star Wars
Герои: Оби-Ван
Тема: Пустыня
Объём: 1035
Тип: джен
Рейтинг: G

Никогда в жизни Оби-Ван ещё не чувствовал себя настолько старым.
Должно быть, это всё Татуин, думал он. Проклятая планета, с которой всё началось. Тогда, в свой первый прилёт, он и не разглядел её толком; теперь у него было время наверстать упущенное. Масса времени.
Но всем, что он видел, были только небо, песок и двойные тени на песке.
Он отдал ребёнка Ларсам. Кажется, они были счастливы. Простые люди, которые, наверное, смогут вырастить мальчика хорошим человеком. Оби-Ван рассказал об Энакине… о Вейдере, не мог не рассказать и был готов к отказу взять ребёнка. Но простые фермеры придают большое значение семье, а Оуэн любил приёмную мать. Да и детей у Беру не было…
Сплавил, грустно улыбался про себя Оби-Ван, оставляя сияющих супругов разглядывать маленького Люка. Отделался. Он понятия не имел, что делать с младенцами, и за один только перелёт до Татуина невинный малыш раз пять доводил бывалого джедая до состояния, близкого к панике. И всё же, расставаться с ним было немного жаль. Говорят, все человеческие младенцы голубоглазые, ситх их знает, так это, или нет. И конечно, все младенцы на одно лицо. Мерещится, думал Оби-Ван. Может, подрастёт и совсем не похож будет. А в глазах так и стоял татуинский мальчик: нос кнопкой, взгляд исподлобья… Энакин, Энакин, что же я сделал не так, где ошибся? Хороший ведь был мальчик, добрый…
К пустыне придётся привыкать. Всего за пару дней песок успел забиться во все вещи Оби-Вана, даже вроде бы плотно закрытые. Песок скрипел на зубах, и в сапогах, и везде. А днём на солнцепёке достаточно было пробыть пару часов, чтобы голова начала раскалываться. Придётся привыкать, прятаться… и от Люка с его новой семьёй держаться пока подальше – не хватало навлечь на них беду.
А в волосах седина появилась. Раньше не замечал. В тридцать с лишним Оби-Ван вдруг почувствовал себя стариком. Смешно было бы, если б не так грустно. Ученик, ясноглазый мальчик, надежда Квай-Гона, вырос и ушёл, нет, умер, нет больше малыша Эни, сожрало безумное чудовище. А когда вырастет Люк, Оби-Ван, наверное, станет совсем дряхлым, пустыня высушит и тоска.
Пустыня… он подолгу смотрел на неё, словно ждал ответа. Раскалённый песок под двумя светилами кажется совсем белым, и небо тоже белое. Слепит глаза. Ну и пусть, всё равно уже проморгал самое важное. Пустыня молчит, она спокойна, где же и размышлять ещё, как не в пустыне? Оби-Ван глядел вдаль – где-то в той стороне Мос Эспа. Туда ушёл однажды учитель Квай-Гон, чтобы вернуться с новым учеником. Как выяснилось – не для себя.
- Простите, учитель, - пробормотал Оби-Ван. – Я не справился. Опять я вас подвёл.
Не уберёг от тьмы мальчишку, не сумел. Мечом махать выучил, а важного чего-то не растолковал, не внушил, не направил, как надо – не смог. И добить не смог. Что же ты за джедай, Оби-Ван Кеноби?
«И я совершал ошибки, если ты помнишь», - голосом Квай-Гона сказала вдруг пустыня. Ну, голос-не голос - ожившая мысль, звук в Силе, до последней интонации знакомый. Точно Оби-Ван снова ученик. Точно и не было тех тринадцати лет…
- Учитель, - осторожно позвал Оби-Ван, и веря и не веря. – Учитель, это правда вы?
«Кто же ещё, мой бывший падаван», - пустыня, казалось, усмехалась. – «Разве ты не был предупреждён?»
Вдохнуть-выдохнуть. И правда, значит, нет смерти. Сколько раз он строчки Кодекса повторял? А не готов оказался. Даже смеяться хочется.
- Учитель, мне вас не хватало.
«Я знаю, Оби-Ван. Мне жаль».
- Учитель, я не знаю, что мне делать. Всё уничтожено, всё за что мы сражались. И Энакин… я… я потерял Энакина.
«Я знаю, Оби-Ван».
Голос мягкий и печальный, с нотой горечи. Оби-Ван вздохнул. Квай-Гон мог понять его. Он прошёл через то же самое. Но даже Ксанатос не творил… такого.
«Ты должен беречь его сына. Он важен. Сила велика в нём».
Оби-Ван покачал головой:
- Это ведь не очередное пророчество, учитель? Я в них больше не верю. К тому же, в Галактике немало детей, способных к Силе.
Пустыня помолчала. Стало слышно, как дует ветер.
«Но не настолько, как ребёнок Энакина. К тому же, только рядом с ним будешь ты, когда он станет готов для обучения».
У Оби-Вана вырвался нервный смешок:
- Вы хотите, чтобы я обучил Люка как джедая? Это невозможно. Это… это будет слишком опасно для него. В Империи больше нет мест, безопасных для нас, тем более, для ребёнка. Я никогда не забуду… - он сглотнул, вспомнив детские тела в храме. – Я не хочу, чтобы с ним что-то случилось! Он в безопасности со своей семьёй…
«Но так будет не всегда».
- Что это значит? Вы… вы предвидите что-то, учитель?
«Нет, - пустыня улыбнулась грустно. – Но он - сын Энакина».
Оби-Ван закусил губу:
- Вы думаете, он будет похож на отца?
«Это зависит от многих вещей, - туманно ответила пустыня. – Но он Скайуокер. Вряд ли он сможет всю жизнь усидеть на земле».
- Я никудышный учитель! – с отчаянием сказал Оби-Ван. – Я не смог сделать из Энакина джедая… смогу ли я правильно обучить его сына? И что я скажу ему об отце? А ведь Эн… Дарт Вейдер всё ещё жив! Я не знаю… я не уверен! Возможно, это плохая идея, я…
«Доверься Силе, Оби-Ван», - мягко посоветовала пустыня. Оби-Ван запнулся и перевёл дыхание.
- Да… наверное, это лучшее, что я могу сделать.
Ветер стал сильнее, бросая в лицо песок. Оби-Ван сощурился, заслонив лицо от ветра, и на короткий миг ему почудилось, будто он увидел фигуру Квай-Гона, тусклую и прозрачную, как плохая голограмма.
«Надвигается песчаная буря, Оби-Ван, - улыбаясь, сказал учитель. – Тебе лучше поспешить в укрытие».
Он был прав. Но Оби-Ван всё же задержался на секунду.
- Вы ведь никуда не денетесь? – спросил он с надеждой.
«Я всегда буду рядом с тобой, ученик. И всегда был».
Оби-Ван улыбнулся почти счастливо.
А она проясняет сознание всё же, эта пустыня. Торопясь в своё убежище, Оби-Ван думал о том, что меч Энакина он однажды отдаст Люку. Когда тот вырастет достаточно… нет, пусть станет постарше. Всё равно ордена больше нет, а значит и правила соблюдать необязательно. Пусть сперва как следует подрастёт в безопасности, где до него не дотянется ни Империя, ни Сидиус, ни его отец. А он – он будет рядом, чтобы приглядеть, если что.
Хорошо бы ещё имя сменить, подумал вдруг Оби-Ван. Его собственное для здешних мест было слишком необычным. Взять какое-нибудь слегка созвучное и простое, чтобы никто не догадался, кто он на самом деле. Что-нибудь, подходящее к этой пустынной планете.
Вот Бен, скажем, звучит совсем неплохо.

@темы: .III.5 География, #fandom: Star Wars, Star Wars: фэндом в целом (таб.30)

---

[Сехмет]

Название: Машина сновидений
Фандом: Пси-фактор
Герои: Энтон, Питер, Мэтт, Мия, Клэр, Линдси
Тема: II: 1: 08 - Призраки
Объём: 100 слов
Тип: джен
Рейтинг: PG
Авторские примечания: Предупреждения: 4х22-вселенная со всеми вытекающими. Также ООС и смерть персонажей

Когда Энтон подключается к собственному аппарату, к нему приходят призраки друзей, и пусть он, с пробуждением, всегда забывает свои сны, остаются видеозаписи.
Стоун, погибшая во время опыта, всегда улыбается. Питер, растерзанный вендиго, задумчиво хмурится. Линдси тоже улыбается, а иногда даже смеется – в отличие от Клэр: та всегда серьезна. Линдси истекла кровью в своей машине, как и предсказывал тот инопланетянин, а что случилось с Клэр Энтон не знает: та уволилась раньше, чем умерла.
Мэтт не приходит никогда, значит – он жив, пусть и перестал быть тем Мэттом, которого Энтон знал.

Всякий раз, выключая машину, Энтон думает, что не ляжет в нее снова.

Название: Человек науки
Фандом: Пси-фактор
Герои: Мэтт/Питер, Питер/Дэна
Тема: V: 4: 10 - Атеизм
Объём: 100 слов
Тип: гет, слэш
Рейтинг: PG
Авторские примечания: Предупреждения: ООС, сопли, при желании можно углядеть околоинцестнаую тематику

Питер не верит в Бога, он – человек науки, весь, от языка до кончиков ногтей. Ему некого винить в случившемся с Мэттом – судьбы не существует, значит, это было лишь случайностью, пусть и трагической.
Дэна винит себя в исчезновении – она называет его «смертью», потому, что нет никакой разницы – отца, хотя если кто и виноват, то не она. В Бога ей больше верить не хочется.

* * *

В конце концов, они сходятся – кое-как, Питеру тяжело ладить с женщиной, Дэне тяжело ладить с мужчиной, непохожим на Мэтта – хоть и не вступают в брак.
Дэна по-прежнему тайно верит в ангелов. Питер верит в свою память о Мэтте.


Название: Внук
Фандом: Пси-фактор + Кровь тамплиеров
Герои: председатель/Арес
Тема: V: 4: 08 - Унитаризм
Объём: 100 слов
Тип: преслэш
Рейтинг: G/PG
Авторские примечания: Предупреждения: AU, ООС, UST, кровь, религиозная тематика

Арес – потомок Христа, но он не верит в догмат о Святой Троице, ставя своего предка в стороне Отца и Святого Духа. Смеется он громко, и невпопад, голос у него резкий, грубый, но в движениях и взгляде – не воина, но короля – сквозит правда о происхождении.
– Я не знаю, зачем моей сестре с вами связываться, – говорит Арес, – и если что – все вопросы к ней.
Председатель улыбается ему.

В своих мечтах он припадает губами к зияющей ране у Ареса на шее, и кровь сына Христа, обжигающая губы до волдырей, обдирающая слизистую, пульсирующей волной льется ему в рот.
Кровь внука Божия, дарующая вечную жизнь.

Название: Ведьмина метка
Фандом: Пси-фактор
Герои: Элсингер/Мия
Тема: II: 1: 05 - Псих
Объём: 130 слов
Тип: гет, джен
Рейтинг: PG/PG-13
Авторские примечания: Предупреждения: ООС, AU условно, пошлость

Мия снимает джинсы, через голову стягивает кофту, расстегивает лифчик, аккуратно кладет его на стол и тогда Элсингер подходит ближе. Он полностью одет, и лишь чуть распускает узел галстука. В его взгляде нет любопытства.
Он не запускает руку ей между ног, но внимательно осматривает все тело, а затем начинает ощупывать, как насекомые щупают усиками свою еду.

– Что Вы ищите? – спрашивает Мия.
– Ведьмину метку, – спокойно отвечает он.
«Он псих» – думает она, и закрывает глаза, чувствуя кожей спины пальцы Элсингера.

Ему не дано читать мысли, но он знает, что сейчас говорит себе Мия – и знает, что найдет метку.
Он вытаскивает из кармана булавку, и резко втыкает ее в светлое пятно над правой лопаткой Мии, которая стоит все так же неподвижно, не пытаясь прикрыть руками грудь.

– Вы – настоящая ведьма, – говорит Элсингер. – Поздравляю, Вы приняты.

@темы: .II.1 Ужасы, #fandom: PSI Factor, PSI Factor: фэндом в целом (таб.30), .V.4 Религия/мистицизм

---

[оксюморон ходячий]

Название: Потенциал
Фандом: Bleach
Герои: Ичимару/Хитсугайя, Айзен, Хинамори
Тема: убийца
Объём: 368 слов
Жанр: что-то невнятное, близкое к ангсту
Тип: яой
Рейтинг: PG
Авторские примечания: чуть AU, немного путано.

-Это вы виноваты! - умильно сведя тонкие бровки, обвиняет Хинамори, взмахнув занпакто над самой его макушкой. Гин развлекается, ему весело, а широкая улыбка грозится не сойти с тонких губ даже во сне. Было так просто заставить её ревновать, всего лишь забраться к Айзену-тайчо под одеяло утром ещё до того как малышка-Момо зайдёт будить капитана.

-Я? Это же ты хочешь быть на моём месте…- глумливо подначивает её Ичимару, вновь уворачиваясь от лезвия Тобиуме. Так просто, она двигается совсем медленно, будто в киселе плывёт, альбиносу быстро становится скучно. Нужно как-то оживлять обстановку. – Ну же, ты должна победить меня, чтобы так же лежать с Айзеном-тайчо-о.

Его смех напоминает скрип ногтей по стеклу, и Хинамори едва не перекашивает от одновременно с этим бархатно-удушающих звуков. На её лице отчётливо читаются все эмоции: гнев, негодование, стыд, смущение.

-Хо-о-о, а ты ведь правда этого хочешь. Кто бы мог подумать, Хинамори-чан, - в прыжке назад уходит от тычкового, не прекращая издеваться. Сначала всё затевалось, как вечерняя тренировка. Он всё-таки был лейтенантом, и должен был обучать офицеров посильней. А потом… «Надо же, как вы похожи, - беззлобно усмехается про себя Лис, - Обидно даже, что мне не нравятся маленькие влюблённые дурочки.. » Искры достаточно, и можно придать любой сильной эмоции нужный вектор.

-Хорошо, я обещаю, что перестану пагубно влиять и всячески растлевать Айзена-тайчо, если ты сможешь меня ранить. Идёт? – вроде и шутливо предлагает Гин, но малышка уже кивает, соглашаясь. И вновь несётся вперёд с обнажённым клинком и яростью в глазах. «А из неё можно было сделать хорошую убийцу, такой потенциал пропадает… », - рассеянно размышляет альбинос, вновь и вновь уходя от ударов. На полигоне кроме них никого, уж об этом Ичимару позаботился. Свет луны приглушённо растекается по гравию. Кажется – наступи ногой и провалишься в молоко. Взмах Шинсо, даже не вынимая её из ножен, и девочка лежит лицом в молоке, оглушённая. Гин хмыкает и уходит с полигона.

Через некоторое время он тайком открывает сёдзи, змеёй проскальзывает в комнату и оказывается под одеялом, прижимаясь к тёплому боку.

-Ммм..Гин, - недовольно бурчит разбуженный.- Где ты был? Поздно уже.

-Развлекался. Мне просто было скучно, - улыбается Ичимару, прижимая к себе маленькое тельце и целуя белобрысую макушку. В его мальчике потенциала столько, что его обделённой сестричке и не снилось. – Спи, Широ-тян.

@темы: Bleach: Хитсугайя Тоширо (таб.30), #fandom: Bleach, .II.1 Ужасы

---

[-Шинигами-]

Название: "Чтец"
Фандом: Hellsing
Герои: Ганс Гюнше/Рип Ван Винкль
Тема: Категория I, Список 4, Тема 3: Губы
Объём: 1646 слов
Тип: гет
Рейтинг: G
Саммари: почему Ганс молчит?

Читать дальше

А сердце все не останавливалось – и впрямь поверишь, что живой стала, хоть ненадолго. Рип прижала руку к груди и прикрыла глаза. Происходившее с ней Док назвал бы игрой гормонов. Всем известно, что от притока адреналина в кровь у каждой стеснительной девушки кровь выбьет в голове чечетку. Рип было жарко – она уже забыла, каково это.
Дверь в лазарет была аккуратно-безликой. Рип верила во все на свете – в предсказания, которые вытягивали на карточках цветные попугайчики на улицах в Рио, в закаты, предвещавшие сухой безоблачный день, в лепестки цветов, гарантировавших сакральное «любит»… не верила только, что к самому почтенному из всех офицеров, практически второму человеку в «Миллениуме», ни один сослуживец не захочет прийти с обычным визитом вежливости.
Каменно-монолитный, молчаливо-надежный, смертоносно-пугающий, Капитан был одним из тех, кого уважают издалека. Вряд ли бы кто-то из его подчиненных, как это бывало у некоторых начальников взводов, допускал кого-то на дистанцию ближе ста ярдов. Представить себе его массивную фигуру в подсобке за распитием текилы с добродушно посмеивающимися и беспрестанно шикающими друг на друга офицерами было почти невозможно. Его даже собственный заместитель пугался – говорил, глаза у него бешеные, дыхание хрипло-опасное. С ним и не заговорить толком – только оставлять каждый день отчеты. А этот нелюдимый кивнет только, просверлит взглядом исподлобья, милостиво махнет рукой на дверь – выметайся, мол. И все-таки…
Боевая контузия. Серьезный диагноз даже для творения Дока. Рип, исподволь таскавшая своему «папочке» обожаемые им яблоки в глазури, уже знала, что ранение пройдет через два-три дня. За это же время срастутся шесть сломанных ребер, регенерирует сломанная в локте рука, отрастут новые зубы и кусок кожи на месте от виска до подбородка. Вытащившие оборотня из-под завалов говорили, что на нем живого места не было. Вроде бы, был сломан позвоночник. Когда полуживого Ганса везли в операционную, квохтал над ним только Док, все бранясь в приоткрывшиеся янтарные глаза. Тусклые, но понимающие.
Неужели он так и пролежит – один? Хуже, чем валяться на больничной койке в одиночестве, только не получить ни одного поздравления на День Рождения. Для Рип, всегда бывшей в центре внимания начальства и сослуживцев, это было почти трагедией.
В дверь она стучать не стала, только досадливо отмахнулась от вопросительно вскинувшего брови постового. Особо опасный больной. Идеальная машина для убийств даже в переломанном состоянии нуждалась в тщательной охране.
Рип скользнула в палату, теребя завязки выданного халата. Отвязаться от косынки удалось, а вот от маски на лицо – нет. Так и шла, напоминая этих смазливых собранных по кускам медсестричек, которые как дурных суккубы извивались вокруг своего Творца, наперебой предлагая что-то кому-то пришить. Жуть – худшие создания Дока, которых тот, почему-то, не спешил «утилизировать».
Без шинели Гюнше казался несуразно длинным подростком – неоформившимся, тощим и встрепанным. Волосы после больничного душа распушились и торчали во все стороны, на лице залегла благородная бледность, высокие скулы совсем заострились, грозясь прорвать бледную без единой родинки кожу. Ему шло аристократическое недомогание, даже синяки под глазами – и те не портили. Напротив, глаза стали еще больше, еще желтее. В комнате – запах мяса. Это понятно, его кормят десять раз в сутки и очень плотно. Метаболизм оборотня требует огромных энергозатрат, зато и регенерация может собрать его по кускам практически из ничего. В руках – книга. Рип ожидала бы какого-нибудь пособия по сборке-разборке пистолетов или, на худой конец, Ницше. Хотя ему бы Ницше не пошел. В руках Гюнше был Сэлинджер. «Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему», - вспомнилось ей не к месту. Во взгляде, с трудом оторванном от книги, был вопрос и что-то очень досадливое и почти паническое. Рип непонимающе моргнула, замялась, опустила глаза. Все-таки, по званию он гораздо выше.
- Я пришла, чтобы от лица ваших боевых товарищей вас поблагодарить за доблестное исполнение миссии. Весь ваш отряд и весь наш Батальон гордится вашими достижениями и желает вам скорейшего выздоровления, - бодро отчеканила Рип положенные слова без грамма сочувствия. У нее в голосе было гораздо больше опаски.
По лицу Капитана пробежала заметная судорога, заставившая Рип почти отскочить – на этом лице, больше похожем на гипсовый слепок, не должно было быть эмоций. Никогда и никаких. Она раньше не видела ничего похожего в его исполнении. Оборотень смотрел на нее с откровенным страхом.
- Мы все очень сочувствуем вам, - руки Стрелка, прижимавшие к груди простенький вязаный шарф, неизвестно зачем ею прихваченный в лазарет, задрожали. – Вы прошли выпавшее вам испытание с честью. Германия гордилась бы столь достойным сыном, - еще одна судорога, вздыбившая широкие красивые ноздри на белокожем лице.
Гюнше неожиданно выпрямился, до предела натянув все подключенные к нему проводочки и трубочки капельниц. Ван Винкль попятилась, понимая, что связки у нее немеют, а голос уходит в шепот, хотя никогда раньше для нее не было проблемой озвучить высоким чистым голосом целый зал заседаний без микрофона.
- Боевые товарищи передают вам привет, - дрожащими губами прошептала она, понимая, почему редко кто выбирался носить Гюнше дурные новости. – Им очень важно вновь увидеть вас в наших стройных рядах. Герр Монтана… ой! – невольно взвизгнула она, когда первый электрод с противным чпокающим звуком оторвался от мускулистой груди. – Ой! – вскрикнула она во второй раз, почувствовав за спиной холод стены больничного покоя. – Мамочка, - непонятно зачем прошептала она, прикрывшись свертком, как щитом. – Не надо, - жалобно взмолилась она, глядя, как капитан выдирает из вен иглы капельниц и на подкашивающихся ногах бредет в сторону испуганно забившейся в угол девушки. – Не надо, пожалуйста.
Он же настоящий зверь – это все до последней кухарки знали. Все помнили, как одного неугодного герру Монтане воришку он разорвал пополам, играючи, взяв за два плеча. Строевая дисциплина и самосуд – худшего палача представить себе невозможно. Хотя кровью он явно не упивался, убивал, как работу делал. Зато все знали, что он как бешеный. На задании абсолютно спокоен, и мышцей не поведет. Зато мог взять за плечо этой своей лапищей, развернуть к себе лицом и протяжно пронзительно сверлить взглядом как нашкодившего школьника. И почему, спрашивается? Документы ему, что ли, не так читали?
Он как будто вырос у нее над головой, так что ей захотелось немедленно сползти по стене на пол и попытаться прошмыгнуть между худыми ногами, торчащими из-под нелепой больничной рубашки, и бежать, бежать сломя голову, куда-нибудь, где смогут защитить. Сама, без своего мушкета, она совершенно беспомощна. А от его поджарого тела даже теперь, когда он совершенно изможден, тянет силой и зверем, которого не стоит будить. Он же волк, а страшнее раненого волка зверя нет. Разве что слон. А если волк размером со слона, как у Гюнше?..
Одним коротким хватким жестом он схватил ее за маску на лице и рванул с такой злостью, что порвавшаяся тесемка пребольно хлестнула ее по носу, оставив красную длинную полоску. Сердце заколотилось еще сильнее – Рип прокляла день и час, когда решила все-таки проложить «мостик» к тревожившему ее сны статному красавцу. Она обреченно зажмурилась, ожидая, что вот-вот ее просто размажут по стене или проглотят в один присест. И дернулась, едва не завопив, когда сухой шершавый палец коснулся ее губ.
- П-п-паааавввтарыыыыы, - невнятно промычал кто-то у нее над головой. – П-паааавтыыырыыы, пааааажалу… - споткнулся голос на невыговариваемом звуке, - …йстааа, - закончил голос и судорожно вздохнул-сглотнул.
Рип нерешительно приоткрыла один глаз и встретилась взглядом с почти умоляющими золотистыми глазами.
- П… - начал было Гюнше, увидев, что на него смотрят, но тут же скривился болезненно, до неузнаваемости изменив лицо, с трудом сложив неслушающиеся губы в нужную фигуру. – Пааажалуста, - громко и басовито протянул он. Рип изменилась в лице, потихоньку поднявшись во весь свой рост.
- Ганс, - рассеянно пролепетала она, - Ганс, ты меня не слышишь, да? – мертвый холодный взгляд был направлен не в ее глаза – на шевелящиеся бледные губы, словно… - Ганс, ты глухонемой? – отчетливо выговаривая каждую букву, прошептала Рип.
- Г-глуууухой, - тяжело протянул Гюнше, отворачиваясь и зачем-то судорожно проводя рукой по лицу. – Аааатец у… у… учит м-м-меня г… г… - снова заспотыкался он.
- Говорить, - подсказала Рип.
- Га-ва-рить, - подтвердил Ганс, наклонив голову. – С… сма-три на м-м-меня и г… га-ва-ри, я слу… слу-шать ха-ра-шо, - заверил ее оборотень, словно в качестве подкрепляющей просьбы водя пальцем вокруг все еще подрагивающих губ Рип, то беспощадно оттягивая уголок в сторону, размазывая по щеке розоватую помаду, то задерживая кончик пальца на ямке под носом. – Слу… слу-шать ха-ра-шо, - уверенно прозаикался он, глядя на Рип одновременно угрожающе и умоляюще. Ему страшно?
Еще бы ему не было страшно. Неожиданно для Рип все встало на места.
Почему не злится на операциях? Потому что на них не говорят, а отдают приказы жестами.
Почему его, такого сильного и непобедимого, погребло под упавшим зданием? Потому что он не услышал грохота взрыва.
Почему злится на тех, кто подсовывает ему отчеты? Потому что от Гюнше все прячут взгляд, а значит – отводят лицо. А значит, он не видит губ, а значит, не понимает и паникует.
Почему никто еще не знает об этом его недуге и почему он так стесняется? Почему сейчас не постеснялся открыться ей? Потому что… ответы закончились. Но теперь она хотя бы может подобраться к ним поближе.
- Я поняла, - перехватив ладонь Гюнше и доверительно ее пожав, произнесла Рип, старательно артикулируя. – Я поняла. Вот – подарок, - медленно проговорила она, протянув Гюнше шарфик. – Я сама связала, - в ее руках мелькнуло расправленное голубое шерстяное полотно с вытканной на нем серебристой собачкой. Не бог весть что, но она старалась.
Отвечать в этот раз и трудить свои почти не работающие связки оборотень не стал – только вынул осторожно из ее рук шарфик и прижался лбом к лбу, так, чтобы она могла смотреть в его глаза.
«Спасибо».
И только когда она выскользнула из палаты, после почти часа сидения на больничной койке и каких-то рассказываемых глупостей, которые она живописала ярко, иногда забывая почетче вытягивать губы трубочкой или округлять их, о чем ей напоминала требовательная ладонь, касавшаяся ее плеча, она неожиданно поняла, что ровно за секунду до того, как он отлепился от стены и побрел обратно к койке, а она потрусила за ним следом, он быстро, по-собачьи, коснулся ее губ языком.
Рип неожиданно остановилась, затеребив в руках порванную маску.
А вдруг?..
Вдруг не у нее одной так колотится сердце?
Девушка расплылась в улыбке, но тут же себя одернула – не время мечтать. У нее еще будет время это выяснить. Приемные часы в палате герра Ганса Гюнше с четырех до шести.

@темы: .I.4 Тело, #fandom: Hellsing, Hellsing: фэндом в целом (таб.50)