[Tinka1976]

Название: Завтра мы станем взрослыми.
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио/Люси
Рейтинг: NC-17
Тип: гет
Тема: Эмоции. Застенчивость
Объем: 3126 слов
От автора: Нью-Йорк, 1978 год.

Дождь застал их прямо среди Центрального парка. Вымокшие до нитки, они влетели в вагон метро, затем так же сломя голову добежали по лужам до дома. Мокрая обувь осталась в коридоре, отпечатки двух пар босых ног мокрой дорожкой протянулись до ванной комнаты, откуда немедленно донеслись смешки и взвизгивания.
- Отвернись! – потребовала Люси, швыряя скомканное полотенце будто снежок.
Горацио беспрекословно отвернулся, вытирая пойманным полотенцем волосы.
- Ах ты, негодяй! – Люси недолго удивлялась его покорности, прекрасно зная о сообразительности своего друга. Она успела стянуть мокрую майку, прежде чем заметила хитрющий взгляд в зеркале.
- Ты сказала отвернуться – я отвернулся! – запротестовал выталкиваемый из ванной Горацио. – Куда я пойду, я мокрый!
- Постой за дверью, пока я переоденусь! – девочка была непреклонна.
Через десять минут мокрая одежда была развешена для просушки в ванной, а молодежь переместилась в комнату Люси. Поскольку из сухой одежды на Горацио остались лишь трусы, ему было категоричным тоном велено забраться под одеяло – она не собирается идти на завтрашний выпускной бал одна или же с сопливым кавалером. Он не особенно сопротивлялся – в доме было прохладно, а Люси с превеликим удовольствием составила ему компанию, так что вскоре дрожь, вызванная холодной промокшей одеждой, сменилась сладостной дрожью из-за близости разгоряченных тел. Целоваться под стук капель дождя по окнам и под раскаты грома было здорово.
Халат, накинутый Люси при выходе из ванной, вскоре оказался на полу. Движения замедлились, полураздетые подростки тесно прижимались друг к другу под одеялом, глаза влажно поблескивали в полутьме – свет, разумеется, никто и не подумал включить. Губы уже припухли от поцелуев, поэтому они становились все медленнее и ленивее. Зато руки потихоньку смелели, и вскоре лифчик последовал за халатом, соскользнув с кровати и устроившись в ожидании хозяйки на ковре.
Горацио попытался слегка отодвинуться, чтобы посмотреть на подругу, но, как и всегда, Люси воспротивилась, обнимая его за шею.
- Ну почему? – привычно посетовал Горацио.
- Я стесняюсь, - крепко прижимаясь к нему, шепотом ответила Люси.
- Почему твоя застенчивость работает так странно? - через некоторое время пробормотал он, млея от прикосновения небольшой упругой груди с маленькими твердыми сосками. – Я могу тебя трогать, - сопровождая свои слова действием, продолжил он, - могу целовать, - прижимаясь губами к шее, - а посмотреть ты не даешь…
Они лежали лицом к лицу, обнявшись, глаза перебегали с одного расширившегося зрачка на другой.
- А ты бы дал на себя посмотреть? – недоверчиво спросила Люси.
- А то ты меня не видела! - фыркнул Горацио.
- Нет, - строго покачала головой она. – Я серьезно. Вот ты сможешь снять передо мной трусы?
Дыхание парня враз стало хриплым, он быстро лизнул губы, сощурил глаза.
- Если ты захочешь, - ответ прозвучал неожиданно серьезно и очень тихо.
Люси открыла рот – и замерла. Ей хотелось. Очень хотелось. После всех девчоночьих рассказов на переменках и вечеринках… Но она вдруг отчетливо поняла - Горацио это сделает, и получится, сделает по ее просьбе, а это… Это неприлично. Мало ли, чего хочется. С другой стороны… Они так привыкли останавливаться на определенной, четко прочерченной границе, что, кажется, совсем забыли, что им уже по восемнадцать лет, и завтра у них выпускной. На который они, разумеется, пойдут вместе. Во-первых, потому что они дружат уже почти три года, а во-вторых, потому что Горацио ее пригласил еще прошлым летом, когда они вот так же целовались и тискались до одури на этой самой кровати. Родителей Люси, как и сегодня, в тот раз дома не было, и тогда-то они впервые перешли от поцелуев к более тесному контакту, раздевшись до пояса.
Скоро они станут совсем взрослыми. Уже завтра, когда получат аттестаты и перестанут быть школьниками. Осенью Горацио уедет в колледж, она – в другой, и увидятся они только на Рождество. Да и летом, надо полагать, он будет зубрить как сумасшедший, точно так же, как весь последний год, так что времени для прогулок будет мало. Люси точно знала, как ее друг умеет добиваться поставленной цели.
Вечер вдруг показался ей последним. Особенным. Предназначенным для чего-то важного. Например, для того, чтобы переступить какие-то границы. Люси набрала воздуха в легкие и неожиданно улыбнулась, увидев, как дрогнули рыжие ресницы и расширились глаза в ожидании ответа. Да, ее друг всегда был готов первым ступить в неизведанное. И не надо пытаться ее убедить, что ему застенчивость неведома. Уж Люси-то знает, как больно его ранят насмешки по поводу внешнего вида. Конечно, он не показывает этого. Но, когда любишь кого-то, такие вещи просто чувствуешь. А ей самой он нравится. Именно такой, какой есть. Для нее лично – и плечи достаточно широкие, чтобы прижаться, и руки достаточно сильные, чтобы ее поднимать. Про рост и говорить нечего – она никогда не задумывается, можно ли ей надеть такой каблук или нет, кавалер все равно будет выше. И цвет волос ей тоже нравится. Он особенный. Завтра на выпускном будет полно и темных, и светлых. И ее рыжик – один.
- Я хочу на тебя посмотреть, - очень тихо сказала она. И поцеловала – для храбрости.
Горацио встал, повернулся спиной. Люси, подтянув тонкое одеяло повыше, сочувственно смотрела на худую спину с выступающими лопатками и поднятые плечи. Дыхание парня было быстрым, неровным, будто перед ним была пропасть, и он собирался прыгать. Он медленно стянул трусы, стоптал их, оставив на полу, и повернулся. Расправив плечи и задрав подбородок. Люси успела заметить, как дрожат его пальцы от желания прикрыться, но тут Горацио резким движением заложил руки за спину и постарался принять непринужденную позу. Гордость за друга помогла ей наконец опустить взгляд туда, куда она смотреть никогда не решалась. А потом она широко улыбнулась – и было чего бояться? Да, на картинку в учебнике не совсем похоже. Но и ничего такого отвратительного или потрясающего, как шепотом вещали «опытные» подружки, Люси не увидела. Темные волосы, резко выделяющиеся на бледной коже, мешочек мошонки, член. Она хихикнула. И не такая уж «эта штука» большая, чтобы «чуть сознание не терять, когда понимаешь, что он собирается ее в тебя затолкать целиком». Впрочем, толком разглядеть она ничего не смогла, потому что парень резко вздрогнул и порывисто отвернулся, скрещивая руки на груди и опустив голову.
Секунду Люси сидела в замешательстве, приоткрыв рот, а потом ее как молнией ударило. Она соскочила с кровати, уже ни секунды не думая, что на ней надето, в два шага оказалась возле Горацио, обняла его со спины, прижимаясь щекой к плечу, почувствовала движение – он пытался отстраниться, быстро обошла вокруг, положила ладони на щеки и подняла его лицо, заставляя взглянуть себе в глаза.
- Нет-нет-нет, я не смеялась над тобой! – горячо зашептала она. – Ну как ты мог подумать? – напряженные плечи парня расслабились, руки обняли за талию, губы приняли поцелуй. – Пойдем в кровать, - потянула его Люси. – Прости меня, пожалуйста, мне просто всякие глупости вспомнились, которые девчонки рассказывали. Ты мне очень-очень нравишься, честно!
Они снова целовались. Это было привычно и комфортно. Затем Люси изогнулась, производя какие-то манипуляции, и Горацио внезапно почувствовал, как к нему прижалось полностью обнаженное тело. Они замерли, осязая друг друга кожей, чувствуя, как ускоряют ритм сердца и становится нечем дышать.
- Слушай, ты не должна, - выдавил Горацио. – Я не затем, чтобы ты…
- Я так хочу, - оборвала его Люси. – Завтра мы станем взрослыми. Завтра все девчонки в классе собираются это сделать, если хочешь знать.
- Я не буду это делать ради… - сдвинул брови Горацио.
- Ради меня, - снова оборвала его Люси. – Ты меня хочешь?
Горацио молчал, внимательно всматриваясь в лицо подруги. Разумеется, он хотел. Давно и сильно. Но мама еще два года назад ему сказала, что это будет самой большой ошибкой с его стороны – форсировать этот момент в отношениях. И Горацио запомнил ее слова. Как бы ему ни хотелось, как бы ни изгалялись одноклассники. Только когда Люси сама решит. Если она потом пожалеет – он себе не простит.
- Ты уверена? Ведь потом… Ну, ты понимаешь… Обратного пути уже не будет.
- Представь себе, я это знаю, - Люси шутливо дунула ему в ухо, заставив дернуться и прижать голову к плечу.
- Я… мне… я схожу в душ, - щеки Горацио залились краской. – Я быстро.
- Я подожду, - пообещала она, соблазнительно вытягиваясь на кровати.
Парень с трудом сглотнул, облизал губы, замешкавшись, и все же выскочил из комнаты.


Когда он вернулся, Люси стояла у окна. Обнаженный точеный силуэт, черный в сгущающихся сумерках. Девочка оглянулась через плечо – тонкий профиль, изящный взмах ресниц – и медленно повернулась. Еще медленнее опустила руку, закрывающую грудь. Горацио забыл, как дышать. Ему многое придется увидеть в жизни, но, если бы спустя многие годы кто-либо удосужился спросить, то он, положа руку на сердце, ответил бы, что никогда не видел ничего эротичнее этого простейшего жеста.
Он застыл как вкопанный на пороге, забыв прикрыться сам. Люси, заливаясь краской, совсем опустила руки, потупившись, закусив губу и наклонив голову, так, чтобы волосы упали на лицо. Ей было ужасно жарко и в то же время колотила дрожь. По счастью, друг не стал слишком долго испытывать ее чувства. В два шага оказался рядом, крепко обнял с неожиданно уверенной силой. Сейчас, когда они оба были раздеты, он внезапно снова обрел лидерство в паре.
- Ты самая прекрасная, - сказал он.
- Романтик, - улыбнулась Люси, отвечая на поцелуй.
Горацио вскинул брови, состроив одну из своих фирменных физиономий, и поднял девочку на руки.
- Постараюсь оправдать столь высокое звание, - низким, завораживающим тоном пообещал он, укладывая Люси на кровать.
Она провела рукой по чуть влажной после душа коже, прижалась губами к его плечу, к острой ключице, кадыку. Почему-то теперь привычные поцелуи и ласковые касания были наполнены непривычным трепетом. Предвкушение большего придавало ощущениям новую остроту. Руки Горацио не остановились, дойдя до талии, осторожно двинулись дальше, лаская спину, ягодицы, бедра. Несмотря на принятое решение, Люси непроизвольно сжала ноги, и никак не могла заставить себя не то что развести их в стороны – даже просто расслабиться не получалось. Она задыхалась, хотя дышала полной грудью. А что будет, когда Горацио ляжет на нее сверху? Девочка зажмурилась, из глаз готовы были брызнуть слезы. Она его обманула, она не сможет, ни за что не сможет…
- Не переживай так, - неожиданно сказал Горацио, заставив широко распахнуть глаза. – Принять решение и выполнить его – это очень разные вещи. И я это понимаю.
- Ты не сердишься? – дрожащим голосом спросила Люси.
- Не-а, - беспечно улыбнулся Горацио. – Мне, - он запнулся, подбирая слово, - мне лестно, что ты хочешь сделать это со мной. Что я буду первым.
- А… - вопрос повис в воздухе. Люси вдруг испугалась, готова ли она услышать ответ.
- Я решил, что будет честно, если ты для меня тоже будешь первой, - с невероятно обаятельным спокойным достоинством ответил Горацио. – Ты не бойся, я по книжкам учился.
- Ты читал …про это?! – не поверила своим ушам Люси.
- Конечно, - пожал плечом парень. – А что в этом такого? Между прочим, полицейский должен уметь оказать неотложную помощь и даже принять роды. Как ты думаешь, для этого не нужно знать, как все устроено и как работает человеческий организм?
- Ты чокнутый ученый, - улыбаясь, сказала Люси, крепко обнимая его за шею. – И я тебя люблю.
Ей очень хотелось рассмеяться в голос, но она боялась обидеть своего друга. Для него узнавать жизнь по книгам было столь же естественно, как и дышать. Мальчишки из их класса учились крутить романы, меняя девчонок каждую неделю, учились «быть взрослыми», тренируясь виртуозно ругаться матом и, не морщась, пить крепкие спиртные напитки. Как хорошо, что для него эти «все» никогда не были образцом для подражания!
Они снова прижимались друг к другу, и Горацио умудрился уже пару раз осторожно погладить ее по внутренней стороне неплотно сведенных бедер. И это было приятно и совсем не страшно. Потом он сдвинулся ниже и начал целовать ее грудь, и Люси ошалела от новых ощущений настолько, что совсем забыла обо всем на свете, просто впитывала это волшебство, закрыв глаза, запрокинув голову и запустив пальцы в волосы Горацио. Через какое-то время он оторвался от своего занятия, и Люси нежно улыбнулась, приоткрыв затуманенные глаза, глядя на его раскрасневшееся лицо и взъерошенную шевелюру. Он улыбнулся в ответ, облизал губы и зачем-то запихал ей под попу подушку. «Небось, в своей книжке вычитал», - хихикнула про себя Люси. Лежать так было странно, но не сказать, что неудобно. Горацио привстал, поцеловал по очереди обе коленки, раздвинул их носом и начал осторожно двигаться вниз, целуя то одну ногу, то другую, плавно разводя их в стороны. У Люси перехватило дыхание, она вцепилась в простыню, расширившимися глазами наблюдая за парнем и ожидая, когда же он остановится. Не может же он… Не смогла она. Придушенно пискнула и схватила Горацио за плечи.
- Чего ты? – не понял он.
- Нет, так нельзя, - залепетала она. – Не надо. Ты не…
- Ммм, - прикусил губу Горацио, задумавшись. – Ладно.
Он осторожно лег на Люси сверху, заставив развести ноги, дал ей время попривыкнуть к своему весу, легонько целуя лоб, виски, уголки глаз и губ.
Люси замерла, но не от тяжести. А от того, что «та штука», которую ей так и не удалось рассмотреть, сейчас прижималась к животу, горячая, гладкая, и почему-то оказавшаяся намного больше, чем она думала. Горацио вдруг потянулся куда-то вбок, затем приподнялся, сел на пятки, поглаживая внутреннюю сторону бедер Люси, не позволяя ей снова свести ноги. В комнате почти совсем стемнело, и девочка видела лишь вихрастый силуэт и поблескивающие глаза, чувствовала нежные касания и слышала частое, напряженное дыхание. Так было проще, в темноте застенчивость легче уступала место любопытству и готовности познавать неизведанное. Люси тихо охнула, вздрагивая, вдруг почувствовав прикосновение в том самом месте. Коленки судорожно ринулись друг к другу, зажимая дерзкую руку.
- Все хорошо? – спросил Горацио, поглаживая свободной рукой ее ступню.
Звук его голоса странным образом успокоил Люси, она выдохнула и расслабилась, хотя сердце, казалось, стучит на весь квартал, пока смазанные чем-то скользким пальцы осторожно исследуют нежные складочки в промежности.
- Что это? – спросила она, отчаянно пытаясь отвлечься и не зажимать ноги. Это было непросто, в промежности все налилось и пульсировало, вызывая желание крепко зажать ладони бедрами.
- Вазелин, - коротко ответил Горацио. Он тоже дышал часто, его пальцы подрагивали. – Я в ванной взял. Так будет не слишком больно, - к концу фразы его голос прозвучал совсем неуверенно, и Люси поняла, что он боится, что все же будет.
Ей тоже было страшно. Кэтти хвастливо утверждала, что ничего особенного не почувствовала, но три другие девчонки, краснея и опуская глаза, тихо признались, что им было очень больно. Очень-очень.
- Все будет хорошо, - Люси зажмурилась и твердо сказала: - Давай, иди сюда.
Горацио еще секунду помедлил, потом лег, приподнявшись на локтях, и начал целовать Люси, глубоко и страстно. Она отвечала с неменьшим жаром, изо всех сил стараясь отвлечься от ощущения твердо упирающегося между ног члена. Девочка почувствовала, как по шее текут капельки пота. Она иногда, принимая душ, осторожно надавливала пальчиком на промежность, пытаясь представить, как это будет, но сейчас поняла свою ошибку – член был больше, гораздо больше, чем палец.
Не прерывая поцелуев, Горацио начал тихонько двигаться. Люси переместила руку ему на спину, чтобы чувствовать, как играют мышцы. Ногами она ощущала сокращения ягодиц, и невольно представила себе, как ее друг выглядит сейчас со стороны. Ей всегда нравилось наблюдать за ним, когда он бегал или плавал, или играл в футбол. Худое тело было жилистым, и зрелище всегда завораживало ее, вызывая слабое подобие того жаркого томления между ног, которое разгоралось там сейчас. Они не могли больше целоваться – им не хватало воздуха. Неожиданно Горацио, до тех пор плавно покачивавшийся, резко толкнул бедра вперед, и Люси вскрикнула от пронзительной вспышки боли. Парень замер, гладя ее по волосам, целуя крепко зажмуренные глаза, скатившуюся из уголка глаза слезинку.
- Мы можем на этом сегодня закончить, - хрипло сказал он, когда дыхание девочки выровнялось.
- Что?! – она возмущенно распахнула глаза, вглядываясь в склонившееся над ней лицо. – Мы же договорились, мы вместе, так? – Горацио кивнул, улыбнулся. – И наш первый раз тоже должен быть вместе, - сбавляя тон, сказала Люси, улыбаясь в ответ.
- Я только об этом и мечтаю, - пробормотал он. И серьезнее добавил: - Но если тебе будет больно, ты мне скажешь.
- Хорошо, - пообещала Люси.
Она расслабилась, ей было легко и радостно. Короткая вспышка боли прошла, сменившись восторгом – она теперь женщина!
Горацио снова начал ее целовать, прежде чем начать двигаться, и Люси постаралась вложить в поцелуи все свои чувства. Нежность и радость, гордость и благодарность.
Очень быстро им вновь стало не хватать воздуха для поцелуев, глаза закрывались сами собой, позволяя чувствам сконцентрироваться на происходящем ниже. Боли больше не было, и к удивлению Люси, даже такой, увеличившийся член прекрасно в нее помещался. До самого конца, до соприкосновения.
- Сильнее, - уже не отдавая себе отчета в словах и действиях, потребовала Люси.
Ощущения были сильны и конкретны, налитой, пульсирующий горячий сгусток в промежности требовал не соприкосновений – толчков, ударов; грубые короткие волосы в паху парня сейчас были именно тем, что нужно для увеличения удовольствия.
Горацио послушался, из его горла вырывались короткие стоны, и с участившимися движениями Люси вдруг почувствовала, как ее ощущения меняются. Стянуло мышцы живота, вновь безудержно захотелось свести ноги, и она сжала бедра Горацио что было сил. Но это не помогало, ощущение быстро усиливалось, странно знакомое, но какое-то другое. Да она же сейчас просто описается!
Понимание ударило в голову жаркой волной, заставив непроизвольно выгнуть спину, вцепиться в плечи Горацио, прижимая его к себе. Так стало еще хуже – мокрые тела скользили, раздражая ставшие невероятно чувствительными соски, и ощущение приближающейся катастрофы стало просто невыносимым.
- Нет… нет… я… - толчки мешали говорить, да и Горацио, похоже, не слышал ее лепета.
Люси из последних сил зажала мышцы, пытаясь сдержаться, но почему-то привычное усилие сработало с точностью до наоборот – что-то будто лопнуло внутри, жаром окатывая живот и дрожью отдаваясь во всем теле. Она вскрикнула, вцепившись ногтями в спину Горацио, и, кажется, сделала ему больно – парень застонал на выдохе, выгибаясь и замер, дрожа.
Люси, перепугавшись, погладила его по плечам, и парень, толкнувшись последний раз, с крепко зажмуренными глазами, вдруг рухнул на нее, будто руки внезапно подломились.
Он был мокрый как мышь, он весь дрожал и дышал, словно загнанная лошадь. Люси, вне себя от тревоги, ладошкой вытерла пот с его лица, пальцами зачесала мокрые волосы назад – и неожиданно улыбнулась, вдруг осознав, каким блаженством наполнены его длинные прерывистые вздохи.
Она пошевелилась, пытаясь освободить затекшие ноги, Горацио повернулся, съезжая с нее на бок, но не выпуская из объятий. Люси почувствовала, как по ногам что-то потекло, ойкнула, но быстро поняла, что это не совсем то, о чем она сначала подумала.
- Я люблю тебя, - неожиданно сказал Горацио. Все еще с закрытыми глазами, высоко задрав брови, мотая головой, он повторял: - Я тебя люблю. Боже… Люблю, как же я тебя люблю…
Он снова начал целовать Люси, без страсти, нежно, так же, как и она до того. С благодарностью. Открыл глаза, широко и открыто улыбнулся, отводя прилипшие ко лбу Люси волосы.
- Знаешь, всегда думал: какая глупость, что за недостойные сопли, - посмеиваясь, сказал он. – Но у меня нет сейчас других слов, а эти хочется повторять без конца. Я люблю тебя, Люси. Люблю. Больше всего на свете.
- Я тоже. Я тоже тебя люблю, - глядя в ласково поблескивающие глаза, шепнула Люси. – Больше всего на свете.
Они лежали, обнявшись, еще очень долго. Совершенно, безоблачно, бескрайне счастливые. Ставшие в объятиях друг друга мужчиной и женщиной. Что бы ни ждало их впереди, эта ночь принадлежала им. Их любви.
«Завтра мы станем взрослыми», - сказала Люси. Если считать взрослыми тех, кто сумел познать любовь, их завтра уже наступило.

@темы: .I.1 Эмоции, #fandom: CSI, CSI Miami: фэндом в целом (таб.30)

---

[AlyonaSL]

Фандом: CSI LV
Название: Не чужой
Герои: Гил Гриссом/Грэг Сандерс
Тема: "Запахи: Незнакомый запах"
Объём: 1355 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Саммари: "Давным-давно, еще в студенчестве, ты дал себе обещание: в твоем доме не будет чужих людей..."
Дисклеймер: всё чужое. Моя только любовь.


НЕ ЧУЖОЙ


Рыжий город, теплый вечер,
Солнце трогает за плечи,
Тихо шепчет листопад.
Я иду тебе навстречу,
Я всю жизнь мечтал, что встречу
Этот ясный синий взгляд.

Мы с тобой - две половинки
Богом порванной картинки,
То ли в шутку – то ль со зла.
Но сошлись на миг тропинки,
И удача без заминки
Нас лицом к лицу свела.

(с) Ольга Громыко


Как правило, собственный дом знаешь до мелочей. Можешь пройтись по нему в темноте, ни обо что не ударившись. С закрытыми глазами достанешь чашку в кухне или журнал с полки над столом.
И всё в твоем доме подчиняется только твоему порядку.
Давным-давно, еще в студенчестве, ты дал себе обещание: в твоем доме не будет чужих людей. Тогда тебе чертовски хотелось… не то, чтобы прятаться от всех, а сохранять свою дальнейшую личную жизнь в полной неприкосновенности. Просто ты открылся, доверился чужому человеку, - а он тебя ударил. Больно. Исподтишка. Но ты – ученый, ты сделал выводы и перестал впускать в свое личное пространство других людей.
Хотя, может, вся проблема была в том, что тот человек был именно ЧУЖОЙ?
С тех пор прошло больше двадцати лет. Нет, ты не был затворником, ты общался с другими людьми, - правда, со временем все больше на разных научных конференциях. У тебя была интимная жизнь, - правда, все больше в чужих постелях, и с годами все реже: к сорока пяти тебе было уже совсем не нужно присутствие кого-то в постели, чтобы устроить себе физическую разрядку. А психологическую ты получал как раз в одиночестве. Точнее – вне присутствия чужих людей.
А сейчас ты сам не понимаешь: как так получилось, что в твоем доме оказались посторонние?
Может быть, причина как раз в том, что ты бы ни за что не назвал его посторонним. Даже в мыслях. Еще в ту пору, когда вы были вроде бы едва знакомы, и находились только в отношениях "начальник-подчиненный", ты уже ощущал какую-то странную близость, когда этот мальчишка о чем-то говорил с тобой, задавал тебе какие-то вопросы или – банальнее некуда – узнавал авторов произнесенных тобой цитат. Ты ведь никогда не забудешь, как обалдел, когда он рассказывал тебе, что того же Роберта Фроста знает наизусть почти всего, потому что эти стихи ему читала когда-то мама на ночь, а "В осеннем лесу, на развилке дорог" было его любимым стихотворением лет с восьми!..
А потом он сказал тебе как бы невзначай, что не любит наркотиков, потому что жалко мозги. И что в детстве играл не в пиратов и ковбоев, а в путешественников и исследователей, а в итоге вместе с дедушкой взорвал кухню. Что в колледже был капитаном шахматной команды, и что работать по специальности начал еще на пятом курсе Стэнфорда…
Чем больше ты о нем узнавал, тем больше тебе казалось, что он – твоя половинка, несмотря на разницу в возрасте. И что двадцать с лишним лет назад он родился специально, чтобы встретиться с тобой. Ты говорил себе, что это чушь, что каждый приходит в мир только для себя, что все люди самодостаточны, и ты в первую очередь, - но с этим тайным, бессознательным ощущением не мог ничего поделать. Оно росло и крепло, обретая все новую пищу, но не пугало тебя возможностью попасть в зависимость: может быть, оттого, что он так безоглядно и доверчиво сам шел тебе навстречу.
И тебя тогда не смущало, что он тоже мужчина. Не о сексе же тогда ты думал, а о душевной близости? Это немного позже ты поймаешь себя на том, что, слушая его рассуждения или вопросы, не только радуешься ходу его мыслей, совпадающему с твоим собственным, но еще и смотришь при этом на его губы, и размышляешь, каким бы оказался его поцелуй с тобой. Ты замечаешь, как вздрагивает его горло, когда он в два глотка допивает свой любимый кофе, чтобы отправиться работать над очередным твоим заданием. И ты вспомни, вспомни, как тебя прошибло пОтом, когда ты вошел и увидел его, наклонившегося над рабочим столом, в задранной футболке и в джинсах, едва державшихся на тощих бедрах?!
Ты тогда по праву босса устроил ему нагоняй: за то, что он своим видом позорит лабораторию. Но сейчас ты уже точно знаешь: именно в тот момент, глядя на твое взволнованное раскрасневшееся лицо, он окончательно понял, что ты к нему неравнодушен, причем во всех смыслах. Что он тебе интересен как личность и собеседник, а кроме того – ты уже чертовски его хочешь, и даже самому себе не признаёшься, стараясь вытеснить из головы то, что тебе снится теми ночами, когда ты не на работе.
Безусловно, ты бы мог чаще приходить на работу, чтобы выбить из головы эти дурацкие мысли: но и работа теперь для тебя не спасение, ибо там-то он как раз тебя и ждет. Он не уходит в свободные дни по ночным клубам или просто домой: он торчит в лаборатории иногда по две смены подряд, и является к тебе в кабинет с наивным "Босс, вам помочь?", - при этом словно не замечая, что от этого предложения у босса выступает испарина на лбу и слабеют ноги.
Тебе чертовски повезло, что он был не твоим ровесником, интимофобом-занудой, ревностно охраняющим свои границы, а молодым парнем, - отчаянным, порывистым и влюбленным. Он знал, что делает и на что идет, несмотря на свою молодость: просто в этой области отношений у него было больше знаний и опыта. И он не брал тебя измором или осадой: он сам открыл тебе всё, словно говоря: "Посмотри, я не опасен!" Он рассказывал тебе о своей жизни и своей семье, – и ты слушал, да что там - впитывал, как губка, иногда забывая поморщиться и сказать "Грэг, я устал и занят". А когда он примчался "помогать тебе" вообще черт-те куда в ночную пустыню, и ты даже позабыл, что должен сделать ему за это выговор – вот тогда вас наконец-то и пробило обоих, и до тебя окончательно дошло, что это твой мальчишка, каким бы самостоятельным он ни был сам по себе.
И тогда ты привел его к себе в дом.
Вначале он появлялся там только по выходным, и эти выходные были для тебя особыми праздниками. Конечно, ты ворчал иногда, что тебе в твоем возрасте сложно перекраивать свой быт: но ведь, положа руку на сердце, тебе не сильно пришлось его перекраивать! Грэг Сандерс сделал практически невозможное: он вписался в твою жизнь, не сломав ее. Он начал варить кофе в твоей кухне только после твоей сонной утренней просьбы "Грэг, свари кофе?.." Только тогда он осторожно выпутался из твоих объятий и пошел прямо голышом на кухню. Он начал приносить свои шампуни в твою ванную только после того, как вы извели тот, первый, вместе купленный, - который ты выбрал, а Грэг только улыбался и хихикал: "О, шеф, у вас хороший вкус!" Ты и сам любишь так шутить, - и от этого тоже становилось теплее. Ты тоже вместе с ним тогда смеялся - смеялся в магазине, неслыханно! – и шептал ему на ухо "Конечно, у меня хороший вкус: и ты тому подтверждение!"
Он не требовал от тебя, чтобы ты стал частью его жизни. Он начал с того, что сам попробовал стать частью твоей. И тогда оказалось, что никому из вас не надо ничем жертвовать: у вас без усилий складывается общая жизнь. Несмотря на то, что ты не выносишь панк-рок и не катаешься на серфе, а он боится пауков и не любит американские горки.
И когда ты сидишь в своем знакомом до мелочей доме, углубившись в очередной журнал, работая над новой статьей или размышляя над сложным делом, - тебя совсем не напрягают шаги за спиной. И ты сам еще не перестаешь этому удивляться: тому, что тебе не хочется вздрогнуть и хотя бы про себя подумать: "Кто здесь?.."
Потому что ты прекрасно знаешь – кто. И зачем. И для чего.
Тебя совершенно не волнует, что в твоем доме появились новые, незнакомые запахи. Запах крепкого кофе. Запах непривычного шампуня. Запах "Грин Джинса", которым пропахла вся подушка Грэга и половина шкафа с одеждой. Запах геля для волос, зубной пасты с яблоком, – ты всю жизнь признавал только мятные пасты, и ведь надо же!. А вот мятную жвачку ты всю жизнь ненавидел, а теперь, господи боже мой, с таким удовольствием целуешься с человеком, который этой мятной жвачкой пропах с головы до пят!
И запах чужого тела в твоей постели тебя не отталкивает и не беспокоит. Потому что это тело тебе не чужое. И запах этот, признаться честно, тебя возбуждает: тебе вообще уже сложно уснуть, если рядом не ощущается сумасшедшего букета из ароматов кофе, яблочной пасты, геля для волос, мятной жвачки и треклятого лабораторного мыла. А потом все эти посторонние примеси тают, и ты чувствуешь самое главное : то, как пахнет его кожа после душа, сама по себе, безо всяких там дурацких Грин Джинсов. Все-таки к этому ты его приучил. И даже не то чтобы приучил: он сам догадался.
Потому что ты тоже ему не чужой.

@темы: CSI: Гил Гриссом, Грэг Сандерс (таб.30), .IV.6 Запах, #fandom: CSI

---

Сайлент Хилл 015/100

[Линн Бранст]

Название: Дневник Гарри Мейсона
Фандом: Сайлент Хилл: фандом в целом
Герои: Гарри
Тема: 5.5 Тревога.
Объём: 1992 слов
Тип: джен
Рейтинг: R за тематику
Саммари: обращение к дочери через года
Авторские примечания: не мой мир и не претендую.

Глава 4. Культ.
И снова прошло много времени между той главой и этой. Но иначе не получалось, я пытался как можно больше разузнать о культе существующем в Тихом Холме. Узнать изнутри мне не дано, да и вряд ли обычные люди входящее в культ сами понимаю, что с ними делают, но некоторые вещи, из виденных мной тогда я узнал, а некоторые, проделав исследовательскую работу, нашел. И всё это время я думал, как бы написать эту часть так, чтобы информация хоть как-то могла тебе помочь в будущей битве за жизнь.
Но сначала я расскажу тебе о тебе. Надо же, какое забавное в своей неправильности получилось предложение, не находишь? На самом деле я расскажу о нашей жизни сейчас. Предыдущие главы начинались с этого, и, пожалуй, не время это менять.
Тебе уже девять, а когда я писал прошлую главу, было семь, за два года произошло так много! Ты теперь учишься, оказалось, что отец с маленькой дочерью посещающей школу значительно незаметнее отца переезжающего с места на место и не водящего ребенка общаться с другими. Когда я понял, в чем меня подозревают, я тут же записал тебя в ближайшую школу. Но однажды ты пришла и спросила, что имела ввиду тетенька, расспрашивающая, не трогаю ли я тебя. Я так возмутился, что хотел идти разбираться, но потом понял, что сам в этом виноват. А что ещё она могла подумать? Тем более ты растешь такой красавицей, а я очень остро реагирую на любых людей рядом с тобой. Пришлось сходить к ней рассказать, будто в твоей жизни был эпизод, когда за тобой охотился какой-то маньяк, и нам даже пришлось сменить место жительства и я боюсь, как бы он не нашел нас снова. Учительница обещала приглядеть, если что.
И знаешь, это дало плоды, потому что где-то через полгода она позвонила мне и сказала, что вокруг школы вьется какой-то подозрительный тип и расспрашивает о тебе. Хорошо, что я произвел на неё приятное впечатление, у меня выступает холодный пот, стоит мне представить, как тебя отбирают у меня.
Тогда мы бросили всё и переехали. Ты плакала, ты едва ли не впервые завела подруг, и тут папа берет тебя в охапку, и вы едете в новое место. Мне было стыдно, быть может, тот мужчина не замышлял ничего плохого, но я так боялся, что культ доберется до тебя. Я просто не мог рисковать.
Не знаю, помнишь ли ты тот случай сейчас, когда читаешь эти строки, но надеюсь, тебе это хоть немного объяснит, почему так произошло. В твои девять я не стал ничего говорить, боялся, не поймешь.
Так что теперь мы живем в другом городе, ты ходишь в новую школу, я снова произвел приятное впечатление на твоих учительниц, и надеюсь, здесь нам будет хорошо.

Итак, вступление закончено, а значит, пора приступать к делу. Мне удалось узнать о культе довольно много, но вряд ли всё это пригодиться тебе. Ведь если ты читаешь этот дневник, значит у тебя не так много времени на тщательное изучение всех перипетий тех событий, и главное для тебя на данный момент выжить. Потому я расскажу только более-менее важное, да и к тому же, со смертью Далии во главе культа встал кто-то другой и кто знает, к чему новый лидер приведет паству к тому времени, когда ты будешь читать этот дневник. На момент написания этой части, во главе культа стоит Леонардо Вульф и он придерживается несколько иной точки зрения на будущее церкви, чем девять лет назад его предшественница. Если Далия жаждала прихода спасителя, то этот проповедует рай для избранных. Ну да много ли их ещё смениться и менялось с начала становления?
Главное для нас другое: сколько времени ни проходило, сколько бы лидеров не менялось, кое-что каждый раз объединяет их всех. Они приносят человеческие жертвы. Как Далия заживо сожгла свою дочь, чтобы вызвать в наш мир Бога, так и другие после неё продолжают этот ритуал. Быть может, не все делают это со своими детьми, но я точно знаю, что жертвоприношения в городе продолжаются. Статистика пропавших в штате Мен людей намного превышает любой другой штат Америки.
Наверняка ты сейчас удивляешься, почему про это никто не знает? Думаю, знают, а вот почему ничего не делают… это труднее объяснить, но тоже можно. Про этих людей не помнят. Складывают в отдельную папочку, и словно бы их и не было. Просто не ищут, у нужных городу людей нет ни близких, ни друзей, которые бы могли устроить шумиху. Искать будут прежде всего таких, рядом с которыми подобные люди есть, а эти… что ж, до этих руки доходят, только когда заканчиваются проблемы с теми, у кого есть друзья.
Стоит ли здесь говорить про саму религию? Думаю, хватит упоминания, что за время существования культа столько разных людей входило в него, столько всего было привнесено, что в итоге получился неудобоваримый салат. Здесь смешались христианство и индейские верования, мало того, внутри себя культ делится ещё и на разные секты, что для маленького городка и не такого уж большого количества людей явно перебор. Плюс Далия ввела в верования ещё и оккультную магию.
Я в своё время удивился сочетанию знаков на двери открывавших дверь перед последней битвой. Некоторые я знал, но их ничто не объединяло. Потом, уже позже, я нашел их все, самое главное, что я выяснил: они все из разных религий. Не знаю, всё ли это привнесено Далией, или были люди разных стран, которых в разное время влекло к ране, на месте которой оказался город, но элементы этих религий я видел всюду. Потому склонен считать, что за время существования было множество людей пытавшихся очистить город. Или, быть может, воспользоваться открывшимися возможностями?
Как бы то ни было, на основе множества верований, культ создал свою религию. В основе, которой лежали смерть и жертвоприношения.
Культ за короткое время обзавелся своими святыми и даже богоматерью однажды рождавшей бога. Я помню, что собирался тебе рассказать об этом, но рассказывать по сути нечего. Мужчина и женщина принесли жертву и родили ребенка. Я думаю, не стоит здесь говорить, что именно они делали, это и так понятно. Отсылки по времени относят это событие к гражданской войне, что очень хорошо вписывается в идеи культа, что лишь испытываемые людьми боль и страдания могут вызвать к жизни бога. Именно поэтому Далия сожгла Алессу, таким образом, она надеялась заставить её родить бога.
А потом, когда я бродил по Тихому Холму, это она надеялась сделать и с Шерил. И… боюсь даже писать об этот, но думаю, когда они доберутся до тебя, они попытаются сделать это и с тобой. Хотя сожжение не обязательно, это лишь для одной из сект важно, другим будет достаточно заставить тебя страдать. И они не отступят и не оставят тебя в покое, пока ты не сделаешь то, что нужно им. Ты можешь бежать, но они всё время будут тебя преследовать. Ты можешь любить, но когда они настигнут тебя, они воспользуются твоей слабостью, чтобы причинить максимум страданий. Если ты хочешь спокойно жить, ты должна разобраться с ними, Хизер.
Поверь мне, милая. Я бы и хотел этого не писать, но никак не получается. Культ в этом городе уже ничто не искоренит. Фанатики не закончатся. Иногда я думаю, что должен прежде сам пойти и уничтожить его, но это так же значит подставить тебя под удар. Дать им возможность поймать тебя.
Быть может позже, когда ты подрастешь я и сделаю так, но пока ты ещё маленькая ввязываться в сражение с целым городом, мне кажется не разумным. Что будет с тобой, когда меня убьют? Кто позаботиться о тебе? Куда ты попадешь, в приют? Я видел статью, в которой рассказывалось про приют Тихого Холма, и о том, что делают там с детьми. Кем их растят. Нет, прежде всего, я хочу тебе дать нормальную жизнь. И уж, сколько нам с тобой отпущено спокойных дней, пусть столько и будет, я использую их все. Не стоит плодить страдания. Ты, Алесса, Шерил, Хизер и так слишком много пережила, пусть у тебя будет хоть несколько лишних лет обычной жизни.
Не знаю уж, согласишься ли ты с моим решением или посчитаешь трусом, но я не хочу причинять тебе боль. Только не я. Желающих и без того предостаточно.
Но вернемся к культу. Тебе девять и ты кое-что понимаешь про взаимоотношения полов, и как минимум знаешь, откуда берутся дети. Надеюсь, ты станешь намного старше, прежде чем прочитаешь этот дневник, и тогда никаких секретов в этой области для тебя не останется. Я буду писать так, словно ты уже вот такая взрослая.
Вообще, я мечтаю, чтобы ты выросла, и культ о тебе забыл, и ты бы смогла нормально прожить жизнь, но это несбыточная мечта. Потому у меня есть ещё одна. Чтобы ты успела вырасти достаточно, чтобы всё понять. Потому что я хочу немного рассказать о Далии и том, что она сотворила с дочерью. С тобой.
Когда Далия поймала-таки Шерил, она привела её к Алессе, я писал про это – гниющее тело на инвалидной коляске не способное умереть. Далия считала это состояние дочери главным доказательством того, что причиненные страдания позволили Алессе зачать бога. И для того, чтобы он родился, нужно объединить двух девочек в одно целое. А до того, как бог родиться Алесса не сможет умереть.
Я уже писал, что когда победил «бога», вновь появилась Алесса и дала мне тебя. Что это было, её ли перерождение или просто награда? Само твоё наличие для меня награда, Хизер, но я не могу просто отмахнуться от идей Далии, как ты понимаешь. И я провел многие часы, пытаясь выяснить, чем же тогда Кауфманн пытался остановить рождение бога. И что было в том сосуде, остатки жидкости из которого «позволили мне спасти Сибил». Я нашел упоминание об аглаофотисе ещё в Тихом Холме, и совсем недавно мне удалось его получить. Причем даже не жидкость, хотя и она стоила баснословно дорого, я нашел очищенную кристаллическую субстанцию. Даже не спрашивай, во сколько мне это обошлось. Но с тех пор ладанка с камнем всегда висит на твоей шее. Помни, это вещество способно изгонять зло. Никогда не снимай его.
Итак, я более чем уверен, что найдя тебя, любой лидер культа решит-таки видеть в тебе богоматерь, а значит, захочет добиться рождения бога. Через что они могут заставить тебя пройти, я даже боюсь предполагать, но помня важность для них боли и смерти,… я не хочу об этом думать сейчас. Наверное, на этом всё.
Ну вот, я написал, как хотел коротко, и надеюсь здесь именно то, что тебе нужно. По крайней мере ты теперь должна понимать, что культ так просто тебя не оставит в покое, а значит тебе придется бороться с ними всерьёз.
У нас с тобой осталась всего лишь одна глава, и я закончу этот дневник. В последней главе расскажу тебе об Алессе. И хотя я всё так же не могу сказать многого, но быть может это позволит тебе чуть лучше понять её. А если с тобой будет происходить то же, что и Шерил, то, возможно, это позволит тебе остаться самой собой, когда память о боли Алессы начнет возвращаться.
Знаешь, я тут подумал и решил прикрепить к дневнику и блокнот Сибил, какие-то записи показались мне важными и быть может это тоже позволит тебе понять происходящее немного лучше.

(далее прикреплены несколько листков из блокнота заполненные четким почерком)

PS: Это последняя запись в оброненном Сибил в канализации блокноте. Впервые я прочитал его уже после её исчезновения. Тогда, несколько лет назад, после суда, когда внезапно открылось, что её с нами и не было. И вот теперь прошло несколько лет, прежде чем я решился добавить эти записи в этот дневник.
Если бы ты только знала, как я корил себя, все эти годы, ну, почему так торопился и не прочитал это прежде, чем Флаурос помог Далии пробить защиту Алессы! А потом просто отдал Сибил, когда выбрались из города. Кому отдал, призраку? Каким я был глупцом! Убил девушку и решил, будто спас. Да это теперь всё ясно, но это же надо было случиться катастрофе, чтобы у меня открылись глаза. Хорошо хоть в суде не обращался к Сибил, а то бы засадили в психушку за милую душу. Кто бы тогда позаботился о тебе? Вся моя жизнь это тревога о будущем, надеюсь, ты это не очень ощущаешь.

Ну вот и всё, на сегодня я заканчиваю часть, чтобы завтра или в самое ближайшее время завершить дневник. Дальше тянуть смысла нет. Культ может настигнуть нас в любой момент, а значит, ты должна будешь узнать всё до самого конца. И если вдруг это случиться раньше, чем появится последняя часть, знай, милая – я люблю тебя.

@темы: .V.5 Душевные болезни, #fandom: Silent Hill, Silent Hill: фэндом в целом (таб.100)

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Наказание

[mavRrik]

Название: Наказание
Фандом: Prince of Tennis
Герои: Санада Геничиро/Кирихара Акая
Тема: Кислота
Объём: 334 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечания: автор просто сам химик xD

Наказание

В кабинете химии душно, темновато и остро пахнет уксусом.
Кирихара стоит за лабораторным столом и, высунув язык от усердия, медленно наливает в колбу нужное вещество. У него чуть дрожат руки от напряжения и ответственности, и колбы иногда со звоном соприкасаются. На нём надет когда-то бывший белым халат, раньше принадлежавший его отцу, с дырками на рукавах. Халат Кирихаре явно великоват, и полы халата почти подметают плитку, покрывающую лабораторию. К тому же, колба стоит так, что ему приходится привставать на цыпочки, чтобы достать до её горлышка. В кабинете он в гордом одиночестве, потому что проспал начало урока, когда учитель объяснял, как выполнять работу. И вот сейчас Кирихира со страдальческим лицом время от времени заглядывает в учебник, по несколько раз перечитывая и упорно не понимая почти каждую фразу.
Внезапно дверь распахивается и с силой ударяется о косяк. От резкого звука Кирихара едва не подпрыгивает и выпускает колбу из рук, которая ударяется об стол и тут же разбивается. Осколки летят во все стороны. Уксусная кислота лужей растекается по его поверхности. Кирихара, вжав голову в плечи, виновато оглядывается назад. На пороге стоит Санада и, нахмурившись, смотрит на него:
- Акая! Что ты делаешь?!
Кирихара тут же подскакивает и бросается за тряпкой:
- Простите, Санада-фукубучо, я сейчас всё уберу.
Санада хмурится сильнее:
- Что ты делаешь здесь, когда тренировка началась десять минут назад?
Кирихара удивлённо оглядывается на большие часы, висящие на стене, и, увидев положение стрелок, так и замирает с тряпкой в руке, прикрыв приоткрытый в искреннем изумлении рот ладонью.
- П-простите, я не следил за временем...
Лицо Санады темнеет ещё сильнее, он грозно складывает руки на груди:
- В качестве наказания прямо сейчас убираешь и моешь всю лабораторию! Начинай!
Кирихара резво начинает тереть тряпкой стол, порой путаясь в длинном халате, понимая, что со злым вице-капитаном лучше не спорить. Через полчаса лаборатория просто сияет чистотой. Пришедший проверить результаты опыта горе-химика учитель в изумлении благодарит вежливо кланяющегося Санаду и даже закрывает глаза на разбитую колбу.
Проштрафившийся Кирихара виновато хлюпает носом. Он уже предчувствует круги по периметру кортов под сдержанные смешки семпаев.

@темы: Prince of Tennis: фэндом в целом (таб.30), .IV.3 Жидкости, #fandom: Prince of Tennis

---

[Tinka1976]

Название: Хэллоуин.
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио Кейн, Рэй Кейн
Рейтинг: PG
Тип: джен
Тема: Детектив/ преступление. Вандализм
Объем: 1622 слова
От автора: Нью-Йорк, 31 октября 1977 года. Присутствуют герои фиков "Как все" и "Со щитом или на щите".

Холодная осенняя ночь опускалась на улицы Нью-Йорка. Ветер раскачивал голые ветви деревьев, пытаясь почесать круглый бок луны. 31 октября 1977 года выпало на понедельник, рабочая неделя уже началась, но в этот вечер на улицах было так многолюдно, будто объявили еще одно воскресенье. Глядя на эту пеструю толпу, сложно было не верить в старинные легенды. Казалось, двери ада разверзлись, разом выпустив всех томящихся там демонов. Впрочем, в большинстве случаев демоны вели себя довольно скромно: стучали в очередную дверь, гордо демонстрировали свой устрашающий облик под грозные завывания и демонический смех, получали традиционный откуп, большая часть которого тут же запихивалась за щеку. После чего по демоническим физиономиям расплывались довольные улыбки, остатки подношения складывались в специально предназначенные для этого мешочки или выскобленные тыквы, и, пожелав всего доброго хозяевам вполне человеческими голосами, демоны благочинно удалялись к следующему дому. А вот если дверь не открывалась – тогда демоническая сущность проявляла себя во всей красе. В окна и двери летели гнилые помидоры и тухлые яйца, на заборах малевались ужасающие рожи, а свист и улюлюканье должны были внушить должное почтение всем остальным обитателям квартала и предостеречь от повторения подобной ошибки.
Давно уже стемнело, но не все силы преисподней вышли на охоту. Высокое отощавшее привидение с бледным лицом, на котором зеленели художественные пятна плесени, и всклокоченной копной мелко вьющихся волос столкнулось на пороге кухни с бэтменом. Оглядев друг друга, они тяжко вздохнули и прокрались к дверям дальней комнаты. Заглянув в нее, нечисть удостоверилась, что хозяин комнаты увлеченно возится с тыквами, такими же ярко-рыжими, как его собственная шевелюра. Две тыквы уже были готовы – начинка еще пару часов назад превратилась в тыквенный пирог, кусок которого, по секрету сказать, был украдкой стащен бэтменом как раз перед тем, как его застукало привидение; фигурные прорези складывались в зубасто скалящиеся физиономии, горящие внутри свечи заставляли их менять выражение, и казалось, что физиономии кривляются. Оставалась самая большая тыква, которая должна была служить для сбора подаяния. Она тоже была почти готова, но лежащая на краю стола открытая книжка, куда рыжий мастер то и дело косил глазом, объясняла причину задержки.
Переглянувшись со вспыхнувшим мстительным огоньком в глазах, привидение и бэтмен, кокетливо оправив белое рваное рубище и черный щегольский плащ, двинулись вперед, вытянув руки со скрюченными будто когти пальцами и драматически завывая. Рыжий, вздрогнув, обернулся – и завывание разом перешло в вопль и пронзительный визг.
- Что, впечатляет? – гордо спросил он.
- Ну ты… ну ты… это… - не мог найти слов бэтмен, с легкой завистью оглядывая старшего брата.
- Класс! – вынесло вердикт привидение. И, сморщив нос, брезгливо спросило: - А глаз настоящий?
- Хочешь потрогать? – подначил Горацио.
- Фу! – фыркнула Люси.
- Я хочу! – шалея от собственной смелости, выпалил Рэй.
Приблизился к брату, недоверчиво посматривая на разрисованное лицо. Разрисовано было шикарно. До полного впечатления, что мозги наружу. Затаив дыхание и натужно сглотнув, Рэй протянул руку и потрогал кончиком пальца практически вывалившийся глаз.
- Он что, резиновый? – с неподражаемым разочарованием спросил мальчик.
- А ты думал, настоящий? – рассмеялся Горацио. – Конечно, муляж, как и все это, - он надавил на «мозги», показывая, что это раскрашенная резиновая нашлепка, искусно закрепленная на лбу.
- Жаль только, что никто не оценит, - поджала губы Люси.
- Почему? – внимательно взглянув на нее, спросил Горацио. В тоне девочки ему послышалась настоящая обида.
- Потому что ты закончишь такими темпами только к Рождеству!
- Прости, - повинился он. – Все почти готово.
Быстро прорезав в тыкве второй глаз, Горацио вручил ее Рэю, Люси и он сам взяли тыквы со свечками.
- Мам, мы ушли, - хором крикнули мальчики.
- Рэй, не объедайся сладким, - строго сказала выглянувшая из комнаты женщина. Оглядела компанию, улыбнулась. – Удачной охоты!


Компания пользовалась бешеным успехом. Вокруг зомби, привидения и бэтмена толпами вились ведьмы, эльфы и черти всех мастей и возрастов. Подношения уже не помещались в тыкву, карманы оттопыривались, от вида сладостей потихоньку начинало подташнивать даже Рэя. Привидение со стонами висло на плече у зомби, и в стонах все чаще проскальзывало слово «домой».
Новая компания ряженых попалась им навстречу именно тогда, когда они уже собирались повернуть к дому. Девять фигур в белых капюшонах невольно разрушили атмосферу праздника. Почему-то стихли смех и вопли, в воздухе зависла тревожная напряженность. Люси мертвой хваткой вцепилась в предплечье Горацио, Рэй попятился, даже не думая сопротивляться брату, который на всякий случай попытался задвинуть мальчика себе за спину.
- Ку-клукс-клан – это не смешно, - прошептала Люси.
- Сегодня Хэллоуин, - тихо возразил Горацио. – Все развлекаются.
- Действительно, - подхватил кто-то из парней в белых остроконечных капюшонах. – Давайте развлекаться!
Из-под белых хламид появились бейсбольные биты, и веселая компания ряженых с визгом кинулась во все стороны. Аккомпанементом служил звон стекла и глухие звуки ударов – ку-клукс-клановцы громили оставленные на улице машины, ломали заборы, в окна домов полетели уже не помидоры, а камни.
- Прекратите, там же дети! – не выдержал Горацио.
Было довольно поздно, многие из малышей уже были дома и могли смотреть в окна, наблюдая за ряжеными. Несколько парней покрепче поддержали его, пытаясь обезоружить вандалов, но те будто только этого и ждали – завязалась драка.


В отделении 116 участка было людно. Как обычно в Хэллоуин, наряды были усилены, и все равно копы сбивались с ног. Слишком многие, приняв горячительного сверх меры, под шумок переходили черту между озорством и преступлением. Вызовы поступали один за другим – вандализм, драки. Кое-где доходило до кровопролития. Реагировать приходилось быстро и с учетом ситуации – портить праздник ребятне не хотелось.
Сейчас в участок как раз привезли несколько задержанных. Детектив Дорси выслушивал скороговорку патрульного – разбито около семи машин, в трех домах выбиты окна камнями, в одном пострадала четырехлетняя девочка, ее порезало стеклом, малышка и двое серьезно пострадавших в драке увезены в больницу – и морщился. Найти зачинщиков в толпе будет очень сложно. Тех, кто успел скрыться, вообще не вычислишь – снимут маски, смоют краску, и ищи-свищи.
- А ты что тут делаешь? – спросил детектив, останавливаясь возле одного из задержанных, привлекших его внимание своей рыжей макушкой. – С каких это пор ты занимаешься вандализмом, Горацио?
- Я не занимаюсь, сэр, - с досадой ответил тот. – Тут вообще нет ни одного из тех белокапюшонников. Тут только те, кто пытался их остановить.
- Ясно, - нахмурился Дорси. Прищурился. – Что-то мне кажется, в твоем гриме многовато красного. Дженис, - позвал он. – Проводи-ка парня в уборную, да посмотри потом, что у него с лицом.


- Просто ссадина, сэр, - улыбнулся Горацио, вернувшись уже без грима и маски, с пластырем на лбу.
- Садись, - кивнул детектив. – И рассказывай.
Горацио коротко кивнул, вздохнул, прищурился, глядя в сторону и явно собираясь с мыслями, и Дорси с трудом спрятал улыбку. Это был редкий случай, когда нововведения чиновников из департамента приносили что-то хорошее. Новая программа, суть которой заключалась в том, что детективам приходилось брать с собой на дежурство шестнадцатилетних сопляков, «проявивших интерес к профессии», сразу пришлась ему не по вкусу. Быть нянькой Билл не нанимался. Раздражение поутихло только тогда, когда оказалось, что ему в подопечные достался старший из мальчишек Кейнов. «Ученого» Дорси знал уже давно, с того самого вызова. Тогда он еще патрульным работал, и мог лишь скрипеть зубами, когда тощий рыжий мальчишка, обнимая сломанную руку, упрямо повторял:
- Я сам виноват. Неуклюжий. Упал и сломал руку.
Билл смотрел на опустившую глаза женщину, на жмущегося к ее ноге зареванного пацана, из-за воплей которого соседи и вызвали полицию. Сколько он видел таких семей…
Теперь же этот рыжий упрямец собирался идти в полицию после окончания колледжа, и, покатавшись с ним несколько дежурств, детектив Дорси с удивлением понял, что рекомендацию подпишет весьма охотно, особенно если ему пообещают, что этот смекалистый малец придет именно в его участок.
- Значит, так. Их было девять человек, - напряженно сведя брови, так, что обозначилась вертикальная морщинка у переносицы, заговорил Горацио. – Вожак, пятеро основных и трое на подхвате. Думаю, они не местные, и улицу выбрали случайно.
- Почему ты так думаешь? – поинтересовался Дорси.
- Ммм, - Горацио закусил губу, потом мотнул головой, взгляд стал беспомощным. – Не могу объяснить, сэр.
- Ничего, - кивнул детектив. – Продолжай.
- Мне показалось, сэр, - опустив голову, покаялся парень, - что они не собирались нападать на людей. Если бы я не полез…
- Ты был прав, - хлопнул его по плечу Дорси. – Могли пострадать дети, даже если это и не было целью вандалов.
Горацио глянул исподлобья, неуверенно улыбнулся углом рта.
- Значит, группа из шести-девяти подростков, белые, лет…
- Нет, сэр, - перебил Горацио. – Простите, но я полагаю, не белые. Чернокожие.
- Ты разглядел что-то? – прищурился Дорси.
- Нет, - дернул плечом Горацио. – Было темно и все произошло очень быстро. Но их движения, форма лица… - он попытался рукой изобразить покатый лоб, широкие ноздри, выдающиеся челюсти.
- Молодец, - искренне сказал Дорси. Такие детали в горячке схватки заметит не каждый. – Что ж, до дома сам доберешься? Сейчас каждый патруль на счету.
- Конечно, - вскакивая, заверил Горацио. – Не беспокойтесь, сэр.
- Погоди, - придержал его детектив. – Как дома-то? – меняя тон, спросил он.
- А что дома? У нас все в порядке, сэр, - моментально замыкаясь, напряженно ответил Горацио.
- Да не ершись ты, - вздохнул Дорси, глядя на его сжатые губы и сощуренные глаза. – Ты просто пойми, если это не прекратить, до добра…
Договорить ему не дала Люси, вихрем ворвавшаяся в участок. Девочка успела стереть краску с лица и снять белый балахон.
- Он ничего не сделал! – с порога начала она. – Я буду свидетелем!
- Эй, успокойся, - улыбнулся Горацио, оборачиваясь к ней. – Я ж тебе сто раз говорил, никто не будет ничего делать просто так, сначала разберутся.
- Ты в порядке? – хмурясь, спросила Люси, трогая пластырь на его лбу.
- В порядке, - смущенно буркнул Горацио, перехватывая ее руку и сжимая в своей. – Сэр, мы пойдем? – спросил он, обращаясь к Дорси.
- Конечно, - кивнул детектив.
- А Рэй, что, не с тобой? – забеспокоился Горацио.
- Рэй был с вами? – оглядывая участок, переспросил Дорси.
- Да, в костюме бэтмена, - кивнула Люси. – По-моему, он сразу убежал…
- Думаю, он уже дома, - улыбнулся Дорси. Осторожно потрепал Горацио по голове, не зная точно, как отреагирует мальчик. – Кому-то достается костюм бэтмена, а кому-то – сердце.

@темы: .II.4 Детектив/преступление, #fandom: CSI, CSI Miami: фэндом в целом (таб.30)

---

[AlyonaSL]

Фандом: CSI LV
Герои: Гил Гриссом/Грэг Сандерс
Тема: "Запахи: От волос"
Объём: 557 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Саммари: "- Вот скажи, зачем оно тебе здесь нужно? – лукаво спрашивает Гил, заметив свежепринесенный кусок на полочке в ванной. Причем там, где обычно стоит шампунь.."
Дисклеймер: всё чужое. Моя только любовь.


***

- А я тебе говорю – всё-таки ты фетишист, - смеется Гриссом, глядя на полочку в ванной. – Кто еще из сотрудников додумывается таскать к себе в дом лабораторное мыло?..
Грэг соглашается, что больше никто. И в самом деле, кому оно нужно? Оно на работе всем надоело до зубовного скрежета, это мыло. Серое, грубое, со специфическим запахом, - специально созданное для того, чтобы отбивать ароматы трупов, рвоты и прочих прелестей криминалистического бытия. Этого мыла в душевых на работе всегда прорва, и женщины в лабе все исстрадались, что оно все-таки само по себе пахнет совсем не фиалками: но посторонние скверные запахи отбивает, и тут уже хочешь не хочешь, а поневоле пользуешься…
А Грэг таскает это мыло домой. Благо – не возбраняется на самом деле.
- Вот скажи, зачем оно тебе здесь нужно? – лукаво спрашивает Гил, заметив свежепринесенный кусок на полочке в ванной. Причем там, где обычно стоит шампунь.
Грэг улыбается в ответ и говорит с очень хитрой миной:
- Ну это… шампунь кончился. Я не успел купить. Голову мыть нечем…
- Вы даете ложные показания, господин стажер, - усмехается Медведь и подходит ближе: ванная комната небольшая, и они оказываются совсем рядом, так что вполне логично, что Гил обнимает Грэга, и они так стоят вдвоем: всё прекрасно понимая без слов, в том числе и про мыло.
В запотевшем зеркале напротив видно, как отросшие волосы Грэга лезут Гилу в лицо, а он и не пытается отвернуться. Даже наоборот.
Гриссом только делает вид, что ему охота поворчать, да и то больше в шутку. Он прекрасно знает, зачем у них в доме периодически появляется мыло с работы. Два года прошло с той ночи, когда Гил и Грэг впервые приехали в этот дом вместе: усталые, замотанные, после трудной смены. И вроде как намеревались просто поговорить. Обсудить кое-что случившееся между ними во время этой самой смены. Кое-что из ряда вон выходящее, если рассуждать по традиционным стандартным меркам.
Какое счастье, что у них обоих нетрадиционные и нестандартные мозги!...
Два года прошло, а до сих пор не забывается, как, едва закрыв за собой дверь, обхватили друг друга в темной прихожей – и накрыло ощущением счастья. Оттого, что вокруг нет ни слепящих прожекторов, ни коллег, ни спасателей, и того выматывающего холода тоже нет: наоборот, жарко, аж задыхаешься, и стремишься раздеться как можно скорее, – вот с утра потом было смешно одежду по всему коридору собирать!..
А самое главное – они ведь оба в глубине души знали, зачем сюда едут. И поодиночке заранее сбегали в душ на работе, прямо перед выходом. Поэтому на всю жизнь, наверное, запомнится этот запах - такой знакомый, навязчивый, и неожиданно возбуждающий: запах грубого мыла из лабораторных душевых. Этим мылом тогда пахло от обоих: от пальцев, от губ, от одежды, от всей разгоряченной и потной кожи, и особенно почему-то от волос. Именно в волосы оно въедалось крепче всего и держалось неприлично долго.
Оба до сих пор помнят, как волновал этот запах. И как удивительно было вдыхать его, утыкаясь друг другу в волосы, - когда прикосновения становились всё жарче, а ощущения - всё острее. Может быть, поэтому то чувство так врезалось в память, и возвращается снова, стоит лишь принести домой кусок треклятого мыла? И помыть им голову. Обоим. Вопреки всем правилам ухода за волосами, о которых Грэг в иное время так любит рассказывать своему Медведю.
Черт с ними, с правилами, собственно говоря. Иногда можно. А если они с Гилом облысеют от этого раньше времени – ну так что ж. Дело того стоит.

@темы: CSI: Гил Гриссом, Грэг Сандерс (таб.30), .IV.6 Запах, #fandom: CSI

---

[улыбка 45 калибра]

Название: Без ответа
Бета :I want to Hims
Фандом: CSI Майами
Герои: Эрик Делко, Келли Дюкейн
Тема: растерянность
Объём: 479 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG

Он уходил.
Уходил от нее медленно, не оборачиваясь, и каждый его шаг болью отдавался в сердце, и оно сжималось, словно попало в тиски, безжалостные и равнодушные. Келли глядела Эрику вслед и мысленно молила: «Ну пожалуйста, повернись, ну скажи, что все это неправда». Слезы застилали глаза, собрав все свое мужество, всю силу, Келли провожала взглядом самого близкого ей человека и вела обратный отсчет: «10. 9. 8. 7…», стукнула дверь раздевалки, вздрогнув, Келли зажмурила глаза - она осталась одна.
Он ушел.
Никогда, ни разу в жизни она не была так растеряна. Она не понимала, где черное, а где белое, где верное, где неверное, где правда, а где ложь. Ей было плохо и больно. Растерянность – это чувство, не свойственно людям ее профессии, оно может повлечь за собой трагические последствия, но сейчас не было более растерянного человека, чем она.
Эрик ушел, ушел из лаборатории, оставив ее одну. Это было неправильно, она понимала, что рядом по-прежнему ее коллеги друзья, но это было все не то. Эрик. Они знакомы больше десяти лет, Келли привыкла к нему, привыкла к его постоянному присутствию, к его шуткам, улыбкам. Он был тем человеком, которого она понимала с полуслова, с полувзгляда, кому могла рассказать все о любом своем желании и любом чувстве. Единственный, перед кем она настолько открылась. Им порой не надо было разговаривать, достаточно просто посмотреть друг другу в глаза, и все становилось понятно. Эрик - ее друг, коллега, напарник, любовник. Теперь из этой цепочки выпали два средних звена, и она разорвана.
Когда-то это расставание должно было произойти. Но не так неожиданно, не так сразу. Она была не готова к такому повороту событий. Совершенно не готова. Келли не могла поверить, что все кончено и ничто не вернуть назад. Больше Эрика не будет рядом. А как ей хотелось видеть его, слышать голос всегда, постоянно, днем и ночью, но теперь этого не будет. Они расстались.
Так жестоко распорядилась судьба. Чтобы им быть вместе, они должны расстаться. Странная и нелепая формулировка. Почему, кто придумал эти дурацкие правила? Почему человек должен терять работу, почему? Расставание, как наказание за любовь. И почему-то невольный страх закрадывался в душу, и стоило только об этом подумать, как сердце замирало, сбиваясь с ритма. Ушел, ушел из-за нее, из-за них или же все намного сложнее и у них нет будущего?
Келли сжала пальцы в кулаки, с трудом сдерживая слезы. Давно ей не было так больно, до дрожи, до отчаяния. Повернувшись лицом к шкафчику, она со всей силой стукнула руками о железную дверцу, кулаки заломило от боли, физические страдания слегка отвлекли от душевных мук. Но растерянность не ушла. Келли так и не знала, как ей поступить. Что делать дальше, как относиться к поступку друга. Не понимала себя, не соглашалась с его решением. Она была в полном смятении, и ей очень хотелось плакать, уткнуться к кому-нибудь сильному и уверенному в плечо и получить, помимо утешения, ответы на все вопросы. Или хотя бы на один. Что будет с ними дальше? Что?"

@темы: .I.1 Эмоции, #fandom: CSI, CSI Miami: Эрик Делко, Келли Дюкейн (таб.30)

---

[Сессемару]

Название: Красота, как она есть
Фандом: Final Fantasy 12
Герои: Сидольфус Бананса, Венат
Тема: Красота есть во всём, но не всякий её видит. (с)Конфуций
Объём: 130 слов
Тип: джен
Рейтинг: никакой
Саммари: Сидольфус Бананса, взгляд из нутри
Авторские примечания: ну, он всегда мне казался крайне позитивным мужиком



Сильнее науки доктор Сидольфус Демиан Бананса любил только красоту и мир вокруг него был истинно прекрасен.
Не важно смотрел он на идеальную паутину кровеносных сосудов в теле хьюма или на то, как солнце играло в волосах его жены, когда та провожала его по утрам в Драклор, пока была жива. Бег облаков, подкрашенных багрянцем заходящего солнца, и блики статического миста на нефеците одинаково радовали глаз. Первые шаги ребенка и виртуозная череда бесконечных обманов из которых состояла жизнь аркадийских придворных.
И всегда, всегда красота скрывала за собой загадку, тайну, которая насыщала красоту ощущаемой всем телом, всеми органами чувств полнотой.
Вот и сейчас он смотрел на прекрасное во всех отношениях создание, не в силах сдержать восторженную улыбку. Даже жаль, что не всем дано это увидеть.
Венат, чувствуя приближение других хьюмов, растворялась в воздухе.

@темы: Final Fantasy XII: жители Аркадии (таб.30), .V.3 Цитаты, #fandom: Final Fantasy

---

12/30 - Питер Петрелли, Heroes

[Аурум]

Название: Как вырастить дерево
Фандом: Heroes
Герои: Питер Петрелли, Сэмюэль Салливан.
Тема: Роса
Объём: 100 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечания: спойлеры пятого тома, сопли в сахаре, пафос.

Когда Питер приходит на Карнавал, тот встречает его молчанием. Огни не горят, карусели не работают, и в зеркалах отражается только пустота. И Сэм, встретивший Питера у киоска со сладостями, который уже не пахнет свежей выпечкой и карамелью, тоже молчит, ведя Питера по покрытой утренней росой траве к его трейлеру.
Лежа на жесткой кровати и считая пятна потолке, Питер задает себе вопрос: "Неужели это дом, о котором я так мечтал?"
И, шепнув темноте "да", он засыпает, странно умиротворенный.
Сидящий на ступеньках трейлера Сэм улыбается своим мыслям.
Если не знаешь, что делать с деревом, не делай с ним ничего - оно вырастет само.

@темы: Heroes: Питер Петрелли (таб.30), .III.4 Погода, #fandom: Heroes

---

[Сессемару]

Название: Пастораль
Фандом: Final Fantasy 12
Герои: Вэйн, Ноа
Тема: Растерянность
Объём: 1314 слов
Тип: флафф
Рейтинг: R (сцены секса, тентакли)
Саммари: всегда есть время на тентаклевый секс
Авторские примечания: Какое-то нечеловеческое количество флаффа. Я, несомненно, главный флаффер фандома. Люди, простите меня -_-
Спонсор тентаклей -  papa-demon в буквальном смысле и спасибо за это


Ноа всеми силами старался это скрыть, но ему сложно было свыкнуться с их "жизнью после смерти". Он слишком привык к бесконечной череде обязанностей и поручений, к тяжелому бремени ответственности и тому болезненному напряжению, которое приносил с собой пост Судьи Магистра. Все это никак не мог заменить небольшой, пусть даже уютный, домик на краю Аркадии с пристроенной к нему маленькой чокобиной фермой. Последняя была буквально мимолетным капризом бывшего Императора, но Ноа бросился заниматься ездовыми птицами с тем же усердием, с каким бросался разбирать самые запутанные махинации Сената. Не просто разводить чокобо, а вывести лучших представителей породы, вылизать стойла до блеска, лишь бы не останавливаться растерянно, не зная чем заняться, куда деть себя, такого неуклюжего и лишнего среди почти застывшего времени и мирной жизни.
Каждый раз, когда Вэйн замирал посреди их двора, глядя в пустоту, и все вокруг опутывала тонкая стальная сеть - паутина Неумирающего, которой он, как хищный паук мух, чувствовал угрожавшие империи аномалии, Ноа выдыхал с облегчением. Бывший Судья Магистр честно радовался любой возможности снова облачиться в доспехи, взять в руки мечи и снова служить. В сражениях с монстрами он находил, пусть недолгие, спокойствие и покой.
Потом все заканчивалось, и они возвращались в уютную, непривычную жизнь.
Неумирающего все это совершенно не беспокоило, Вэйн наслаждался спокойствием, отсутствием людей и прогулками на чокобо вдоль пляжа, и вовсе не выглядел растерянным или скучающим. Впрочем, он никогда так не выглядел, а Ноа все равно не мог просто быть рядом, успокоится и не искать потеряно еще хоть что-то, чем он мог бы быть полезным.
И даже как поделиться этим своим ощущением беспомощной ненужности, не нарушив чужое спокойствие, он не знал. Но бывало, когда становилось совсем неспокойно, он приходил к Вэйну, чем бы тот не занимался, и устраивался как можно ближе, стараясь все же не помешать и не слишком ерзать на месте.
На этот раз Неумирающий спал прямо на траве, то ли греясь в лучах послеполуденного солнца, то ли наслаждаясь запахами земли и свежей зелени. Так пахло детство Ноа. Даже чокобиные конюшни напоминали о Ландисе. Что за рыцарь без верного скакуна?
А теперь это было их настоящим.
Ноа осторожно сел рядом, стараясь не бросить тень на обнаженного по пояс мужчину. С привычным сожалением поджал губы, изучая знакомые шрамы и тонкие медные нити узором пробегавшие там, откуда у Неумирающего в боевой форме вырастали крылья и доспехи. С каждым разом Вэйн все меньше и меньше нуждался в настоящем металле для того, чтобы распахнулись огромные крылья из золота, меди и стали. Ноа так увлекся этим зрелищем, что не заметил, как узор стал едва уловимо меняться, чего никогда не случалось, когда Вэйн спал.
Линии стали четче, объемнее, прежде чем начали стекать с плеч на землю, блестящими змеями струиться по траве, все ускоряясь. Ноа только и успел пару раз растерянно моргнуть. Он не понимал что происходит, до этого Вэйн позволял проявляться своей нечеловеческой натуре только в битве или когда хотел напугать кого-то. И пусть Ноа был твердо уверен, что Вэйн не причинит ему вреда, глупый животный страх заставил дернуться. Совершенно напрасно. Из спины Вэйна вырастали новые отростки – гибкие, тяжелые, своенравные. И вот уже несколько из них крепко взяли в замок руки над головой Ноа, другие нетерпеливо раздвигали ноги. Они были похожи на любопытных щенков – ощупывали одежду в поисках лазейки, самые нетерпеливые тянули и рвали ткань. Одно из щупалец нежно и настойчиво гладило по губам, словно просясь, чтобы его облизали.
Ноа не мог пошевелиться, держали его крепко, разве что неловко поерзать. И это только раззадорило дремавший до того ужас. Вдруг странное темное начало, сделавшее Вэйна Неумирающим, успело свести его с ума? Вдруг Вэйн больше не тот, с кем Ноа делил дни и ночи? Ноа хотел крикнуть, позвать по имени, но тот самый настойчивый отросток тут же толкнулся между губ, как теплый тяжелый член. Остальные уже с треском разорвали рубашку и обнимали за шею, держали за плечи, играли с сосками. Ноа чувствовал, как кто-то проскользнул за пояс брюк и уже обвился вокруг члена. Металл теплел все сильнее, и Ноа не знал, что делать. Наверно, следовало сопротивляться, если бы не было бесполезно. Он зажмурился, прекрасно понимая, что не только эти странные оковы не дадут ему сражаться в полную силу. Как можно сражаться в запахах смятой травы и свежей земли - с которыми щупальца были гораздо бесцеремонней. Но и отворачиваться Ноа больше не мог, а когда он открыл глаза, все сразу переменилось.
Вэйн смотрел на него, едва заметно улыбаясь, а в горящих золотом глазах не было ни безумия, ни гнева. Только тепло, нежнее и горячее солнечных лучей. И мгновением после мир перевернулся по-настоящему: Вэйн встал на ноги, а его щупальца высоко держали Ноа вниз головой. Они были лицом к лицу. Вэйн видел расширившиеся от растерянности серые глаза. Он поудобнее перехватил Ноа за затылок и поцеловал. В касании губ не было ни ярости, ни желания причинить боль, только нежность и обещание.
Вэйн плавно опустил Ноа на землю, перехватывая и помогая себе щупальцами. Он по прежнему держал Ноа за руки, и металлические «стебли» бродили по телу, но это было больше похоже на ласку теплого морского прилива. Ноа потянулся к Вэйну, который склонился над ним, и щупальца тут же послушно отпустили его. Теперь Ноа мог обнимать Вэйна за шею, вдыхать запах его волос, чувствовать, как они щекочут шею и плечи.
Завитки металла по-прежнему плясали вокруг них, сплетались в нетерпении, они помогали Вэйну брать его любовника. Ноа не возражал, это все равно был Вэйн. Ноа был в кольце меди и золота, но все же свободен, теперь металл услужливо подставлялся, когда не на что было опереться. Последние движения вверх-вниз на Вэйне, и Ноа с головой, почти без сознания, ухнул в блестящее золотое марево. Завитки продолжали ласково гладить его по спине и плечам, словно отгораживая их от всего остального мира.
- Тебе страшно?
Ноа с трудом открыл глаза, собраться с мыслями было невыносимо трудно, и он долго молчал, просто разглядывая чужое лицо. Золотые глаза без зрачков в обрамлении густых ресниц и едва заметных трещинок, теряющихся в паутине знакомых морщинок, темные волосы, влажными прядями падают на щеки... Он знал все это, мог без труда восстановить в памяти и глупо, всем сердцем, любил.
- Когда мне показалось, что это не ты, - честно ответил Ноа, не заботясь о том, что может говорить неразборчиво. Слишком часто ему казалось, что Вэйн знает все его мысли и слова еще до того, как они полностью сформируются и будут осмысленны. Тем более он удивился, почувствовав чужой облегченный вздох.
- С тобой я не боюсь, что окончательно перестану быть человеком, - Вэйн тихо, невесело рассмеялся, и Ноа показалось, что кольцо щупалец вокруг него сжалось плотнее. В ответ он только сильнее прижался к любовнику.
В этом уединенном уголке рядом с не меняющимся морем, где сезоны перетекали друг в друга неспешно и мягко, а время, казалось, замирало, поддаваясь спокойствию каждого отдельного момента, он готов был быть рядом столько, сколько сможет. Не замечать, как взрослеет Ларса и стареет Баш... Без особого труда, потому что это не шло ни в какое сравнение с тем, на что еще он был готов ради Вэйна. Вот только решить, какими словами сказать все это, Ноа не мог. Хватит ли простого "Я люблю тебя?"
И он молчал, уткнувшись в чужую шею, чувствуя себя частью Вэйна, который тоже не произнес больше ни слова, пока солнце не начало клониться к закату.
- Нужно согнать чокобо в загон... - сонно пробормотал Ноа, не делая даже попытки пошевелиться.
- Зачем? - насмешливо прошептал ему в ухо Вэйн.
Чтобы делать что-то, а не пытаться найти свое место, как потерявшийся цыпленок, подумал Ноа. Но от растерянности, которая иногда доводила его до отчаянья, не осталось сейчас и следа, и объяснение показалось слишком несущественным.
- Мы за них отвечаем, - вместо этого сказал он. - Но наши птицы, конечно, еще могут немного подождать.
Они соберут чокобо позже, когда стемнеет, впервые за все время существования их маленькой фермы - вместе. И, как часто бывает, одно чувство сменит другое, в этот раз гораздо более приятное. Просто потому, что даже вне времени они без слов обещали себе и друг другу не жить больше прошлым, не идти на поводу у сомнений и просто быть.

@темы: Final Fantasy XII: жители Аркадии (таб.30), .I.1 Эмоции, #fandom: Final Fantasy

---

[Samishige]

Автор: Samishige.
Фандом: DBSK (едины во многих названиях)
Герои: Джеджун, Ючон и другие.
Тема: Волосы.
Объём: 323 слова
Тип: преслэш.
Рейтинг: PG.
От автора: Беты не было, нет, но хотелось бы...

После целого дня съемок Джеджун сильно устает, а когда он устает, то всегда становится… странным. Собой.
Ючон слышит как недоуменно перешептываются между собой оператор и журналист, потные и обалдевшие от целого дня беготни за «гордостью корейского шоу-бизнеса», и мрачно смотрит на Дже. Тот пребывает в прострации, вцепившись в рукав Чанмина и полностью игнорируя, как попытки последнего освободиться, так и косые взгляды окружающих. В такие минуты его лучше не трогать, но охота пуще неволи и вот в объективе появляется отрешенное лицо Джеджуна, который, кажется, не замечает, что к нему обратились с вопросом.
- Джеджун, скажите, что вы думаете насчет вашего нового имиджа?
Чип и Дейл спешат на помощь. Ючон, оказавшийся в нужном месте в нужный миг, начинает плести что-то про мужественное одиночество Джеджуна, которое, несомненно, откроет фанатам новую сторону их прекрасного лидер-вокалиста. Особенно в этом процессе важен голый загорелый пресс Джеджуна, завернутый в тесноватый пиджачок и увешанный бижутерией, чтобы напоминать подарочную упаковку. Впрочем, об этом лучше вслух не говорить.
Джеджун за время длинной хвалебной оды Ючона в адрес его потрясающего нового стиля пару раз вздыхает, смотрит в камеру и не видит ее, а так же поправляет растрепавшуюся стрижку друга с выражением мировой скорби на лице. Правда, после нескольких особенно удачных пассажей он задумчиво кивает, словно принимая информацию к сведению. Если бы на месте Ючона был кто-нибудь другой, то ему бы захотелось задушить паршивца. Но Ючон смотрит на друга с плохо скрываемым умилением, как мать на больного, но чертовски талантливого и, в общем-то, забавного ребенка.
- Джеджун, скажите, а что вы думаете насчет нового имиджа Ючона? – не сдается журналист.
- Ючона? – спрашивает Джеджун с нескрываемым отвращением оглядывая «шедевр» парикмахерского искусства на голове друга. – Бомж?
Последний, ожидая нечто в таком роде, косит глазом на камеру и уверенно идет к месту сьемки. Джеджун радостно на нем виснет, вынырнув из своего транса.
- Мы готовы! – восклицает он, обращаясь к злющему Джунсу. – Мы чертовски готовы.
Ючон щупает свою «дизайнерскую» челку и меланхолично вздыхает. Было бы из-за чего расстраиваться: отрастет!

@темы: .I.4 Тело, #fandom: RPS (music), #fandom: DBSK, DBSK: фэндом в целом (таб.30)

---

[plain flier]

Название: Капелька карри
Фандом: Dr. Who
Герои: Бригадир; упоминается Третий Доктор
Тема: Карри
Объем: 445 слов
Тип: джен, юмор, даже стеб.
Рейтинг: PG
Спойлеры: "The Green Death"
От автора: Своего рода сиквел к фику «Горечь» www.diary.ru/~fanfic100/p83532130.htm

Больше всего Бригадир боялся, что на стол в качестве закуски вытащат этот долгоиграющий, почти неуничтожимый гриб профессора Джонса, по эффективности заткнувший за пояс ДДТ, а по убойной силе, сравнимый только с атомной бомбой. Он боялся, что не сумеет проявить стоицизм и боялся выглядеть смешным, придумывая причину для отказа от угощения, вызывающего у него мурашки, каждую фунтов в пять весом.
Еле теплившаяся надежда, что последние запасы были использованы при ликвидации личинок, благополучно умерла, когда Нэнси вытащила на блюде сэндвичи. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять с чем они. Бригадир так крепко вцепился в бокал при их виде, что ногти побелели. Не замечая призыва о помощи и сострадания, так и написанному, а вернее вырезанному на лице Летбридж-Стюарта, Нэнси любезно предложила ему один из сэндвичей. Бригадир машинально его принял. И с отчаянием принялся размышлять, как же от него потихоньку избавиться. Он придумал около сотни способов, что можно сделать с этим сэндвичем. К сожалению, ни один из них не был осуществим в присутствии публики.
И как назло очень хотелось есть. День выдался на редкость сумасшедшим, ему даже перекусить на ходу не удалось. Боже, разве он многого просил? Неужели он не заслужил крошечного бифштекса или стейка?
И вот в этот возвышенный момент, когда он то ли взывал к высшим силам, то ли жаловался на жизнь, ему задали вопрос - ест ли он по утрам яблоки! Неудивительно, что ему понадобилось так много времени, чтобы собраться с мыслями.
Нет, кто-нибудь, хоть кто-нибудь, знает в целом свете, почему Доктора так и тянет над всем подтрунивать и превращать в фарс даже такой (если не вспоминать о сэндвичах) относительно милый вечер? Словно в нем сидит циник без подковырки не способный прожить и дня.
Бригадир не без сожаления покачал головой. Винить было некого. Доктор был тем бременем, которое он сам на себя взвалил.
Ему было известно, что у него за спиной подчиненные не без ехидства поговаривают о том, что он женат на работе. Так было всегда. Но в последние годы его не покидало ощущение, что единственной работой для него стал Доктор. Порою, они так препирались, как не препирается давно женатая пара.
Бригадир уставился на проклятый сэндвич и увидел на столе бутылочку с карри. Какая-то добрая душа постаралась. Бригадир щедро полил соусом свой сэндвич и, зажмурившись, откусил.
Мысль о том, что он вынужден есть, его не воодушевляла, но все же, все же, если отвлечься от нее, то с карри сэндвич был почти съедобен. Пряности перебивали вкус, а вместе с ним и неприятное ощущение, что фактически то, чем он занимается, умные люди называют мазохизмом.
Но добавить немного остроты иногда бывает единственно верным решением. Единственно верным выходом из безнадежной, патовой ситуации.
А он к тому же ценит остроту в благоразумных пределах не только в блюдах. Но и в отношениях.

@темы: Dr. Who: Доктор, Бригадир (таб.30), #fandom: Dr. Who, .IV.4 Еда

---

[улыбка 45 калибра]

Название: Две стихии
Бета: I want to Hims
Фандом: CSI Майами
Герои: Эрик Делко, Келли Дюкейн
Тема: секс и ненависть
Объём: 4607 слова
Тип: гет
Рейтинг: NC-17
От автора: AU по отношению к началу 8 сезона.

Весь день над городом ходили грозовые тучи. Небо, тяжелое серое, висело над головой настолько низко, что хотелось поднять руку и отодвинуть этот гнетущий занавес. И люди, и природа жили в ожидании дождя. Над океаном сверкали молнии, освещая яркими многоцветными вспышками темнеющие с каждой минутой, клубящиеся облака. Город был непривычно пуст - местные жители и многочисленные отдыхающие попрятались по домам, предчувствие чего-то страшного и неприятного заставляло людей искать убежище.
Первые тяжелые капли дождя упали на асфальт, забарабанили по крышам машин, по листьям деревьев и в несколько секунд превратились в сплошной поток, льющийся с небес.
Келли посмотрела в окно подъезда, слегка передернула плечами и испытала неподдельную радость: еще пара мгновений и она бы, попав под ливень, промокла насквозь, но ей повезло - дождь обрушился на город сразу же, как только за Келли закрылась тяжелая дверь подъезда. Довольно улыбнувшись, она прошла к лифту, на ходу доставая из сумочки ключи. Вчера вечером она получила от Эрика в подарок маленький пакетик из золотистой бумаги, который ей разрешили вскрыть, когда она вернется домой. Но Келли не смогла удержаться и, дождавшись, когда Эрик уснет, заглянула внутрь. В нем были ее любимые трюфели, брелок с ключами от квартиры ее любимого и открытка с изображением умывающейся белой толстой и пушистой кошки с пронзительными изумрудными глазищами. А слова, написанные на обороте этого художественного «чуда», заставили улыбнуться: «Любимую кошечку ждет соскучившийся котик», сердечко и ниже: «Келли, люблю, жду. Эрик». И вот теперь она, строго следуя инструкции, приехала на новую квартиру Эрика.
Подбросив на ладони и ловко поймав этот своеобразный подарок - брелок с ключами, Келли внимательно рассматривала изящную безделушку. В руке лежала серебряная кошечка с зелеными глазами, держащая в лапах колечко, на котором крепились ключики от домофона и квартиры. Коснувшись кончиком указательного пальца головы кошки, Келли негромко рассмеялась. Такая обыденная вещь, как брелок, превратилась в откровенный намек на то, за кого принимает Эрик хозяйку ключей. Келли была не против такого сравнения, она сама себе напоминала ужасно довольную кошку, готовую потереться об ноги, ласково пустить коготки в хозяйскую грудь, подставить спинку, чтобы ее погладили, почесали за ушком, помассировали пушистый животик, взяли на руки и приласкали. Кошку, которая долго и много гуляла сама по себе, а теперь превратилась в настоящую домоседку, любящую свернуться клубочком под теплым боком приручившего ее мужчины. Только сейчас эта кошка была немного уставшая и ужасно голодная.
- Киска, - Келли гладила фигурку по спинке и неожиданно почувствовала, как по позвоночнику пробежали колючие иголочки, и Келли невольно весьма эротично прогнулась назад. Высунув язык и нервно облизав губы, оглянулась по сторонам: совсем не хотелось, чтобы посторонние увидели ее не очень-то приличные жесты. Коридор был пуст.
- У нас с тобой странная и магическая связь, - сказала Келли, поднеся зеленоглазую кошечку к лицу, и ей показалось, что круглый глаз на мгновение прикрылся, а кошка хитро подмигнула хозяйке. - Вау, ну тебя, - сердито фыркнула Келли.
Подъехал лифт, и она, сжав брелок в кулаке, поехала вверх на седьмой этаж, мечтательно улыбаясь своим мыслям. После почти двухмесячной «голодовки» они с Эриком никак не могли насытиться друг другом, превращая каждую встречу в незабываемый праздник. Тем более теперь они могли видеться только дома, и Келли страшно скучала: ей очень не хватало Эрика на работе. Это была грустная часть их отношений - чтобы быть вместе, им пришлось расстаться. Несмотря на нелепость такого утверждения, все было именно так. Дурацкие правила, но пришлось им подчиниться, и Эрик ушел из лаборатории.
На лестничной площадке было темно, и, выйдя из ярко освещенного лифта, Келли заблудилась. Было смешно и грустно, но она не знала в какую сторону идти, так внезапно захлопнулись за спиной двери умчавшегося вниз лифта, оставив ее во мраке. Пришлось нащупать в сумочке телефон и звонить Эрику.
Оказавшись в уютной прихожей на мягком ковре и в объятиях Эрика, Келли неожиданно расплакалась. В последнее время слезы стали ее частыми гостями. И вот она стояла, уткнувшись носом в грудь любимого, обнимая его за талию, и ревела, сама не понимая почему. Может, слишком много хорошего и плохого, много эмоций и переживаний навалились на Келли. И если раньше, спрятавшись в свою ракушку, она могла управлять собой, то в данный момент ей просто хотелось плакать, и она не сдерживала себя, давая волю чувствам. А Эрик молчал, не пытался успокоить, понимая ее состояние. Его пальцы ласково гладили и перебирали пряди волос, а потом он просто подхватил ее на руки и отнес в спальню, укладывая на кровать. Снял туфли, пиджак и, прикрыв пушистым пледом, поцеловал в соленую и мокрую щеку.
- Отдохни, поспи немного, - поправил плед, подтыкая его Келли под бок, - скоро будем ужинать, - Эрик с легкостью читал свою возлюбленную, понимая, что в данный момент ей не нужны утешения и его присутствие, одна Келли быстрее успокоится и придет в себя. Просто она немного расклеилась и устала, да и погода была не слишком благоприятной для веселья.
Слезы как внезапно пришли, так же внезапно и иссякли. Немного похлюпав носом и пригревшись под пушистой тканью, Келли успокоилась. Спать ей не хотелось, и она стала рассматривать комнату, заметно изменившуюся с ее первого посещения. Кровать, собранная и застеленная по всем правилам, стояла ровно, изголовьем к стене. Появились два мягких кресла, в дальнем углу приютился хороший компьютер. На широком окне висели красивые шторы. Неожиданная мысль, пришедшая в голову, взволновала Келли, она откинула плед и села на кровати, глядя, как порывы сильного ветра кидают на оконное стекло дождевые струи, и вода, с шумом ударяясь о преграду, стекает вниз, причудливыми ручейками исчезая за окном.
Квартира. Все дело было в квартире. Хорошая, светлая, очень уютная, в недешевом районе. Откуда у Эрика такие деньги? Аренда наверняка обходится в приличную сумму. Да и они же договорились жить вместе. Зачем именно сейчас надо ему снимать квартиру? Все эти вопросы вереницей пробежались в мыслях у Келли. И ни на один не было ответа.
Она не успела встать на ноги, как вспыхнул неяркий, но все равно слепящий свет. Келли недовольно поморщилась и зажмурилась, прикрывая глаза рукой.
- Эрик, фу, ты меня напугал, - пробормотала она, пытаясь рассмотреть стоящего в дверях Эрика.
- Прости, что-то не подумал, - Эрик развел руками, извиняющее улыбаясь, - ужинать будешь? Если да, то вашему сиятельству сюда принести?
- Буду, я голодная, но лучше на кухне, - скороговоркой проговорила Келли и задала мучающий ее вопрос о квартире. - Эрик, а зачем ты снял квартиру? Мы же хотели жить у меня. Вместе.
Кто бы знал, во что выльются эти несколько слов, сказанные не вовремя?
В комнате повисла нехорошая тишина, Келли пристально смотрела на Эрика, ожидая ответа, а тот молчал, глядя куда-то вверх, крепко сжав губы.
- Эрик, я тебя спрашиваю, - Келли ждала ответа, чувствуя, как неприятный холодок ползет по спине, - зачем, это же очень дорого, откуда у тебя такие деньги?
По-прежнему молча Эрик прошелся по комнате и остановился у окна, повернувшись к Келли спиной.
- Келл, это так важно? - в его словах, в слегка дрогнувшем голосе явно звучало недовольство. И было видно, как он сам напрягся, словно перед прыжком.
- Важно, я за тебя волнуюсь, ты мне не чужой.
- Не переживай, криминала здесь нет.
- Криминала?! - Келли повысила голос. – Эрик, ты снова что-то скрываешь от меня. Почему? - теперь уже Келли говорила с обидой.
- Не скрываю, - Эрик, оттолкнувшись от подоконника, повернулся к Келли, - просто не рассказываю того, что тебе не стоит знать.
- А я думала, что между нами больше не будет тайн, не будет недосказанности. И я больше не попаду в идиотскую ситуацию, когда надо выбирать - с тобой я или против, Эрик, – Келли стало неуютно и холодно в этой теплой и такой красивой квартире, было неприятно сидеть на мягкой постели, было обидно и горько. - Я думала, мы - ты и я - одно целое, - она соскочила на пол и, торопясь, словно за ней гнались, надела туфли, схватила пиджак, пытаясь уйти прочь. Но Эрик перегородил Келли дорогу.
- Ты куда?
- Не хочу больше тебя видеть, - Келли, сведя брови к переносице, сердито смотрела на Эрика.
- И это только из-за какой-то квартиры?
- Это из-за твоей лжи и неуважения ко мне. Ты снимаешь квартиру, покупаешь мебель, значит, собираешься здесь жить. Ты ничего не говоришь мне, считая, что это не мое дело, и в то же время предлагаешь жить вместе, какие-то нестыковки в твоем поведении. Или я получаю четкие ответы на все, или ухожу, я не желаю иметь дела и делить постель с человеком, который мне не доверяет.
- Ты меня не любишь?
- Не переводи стрелки, не уходи от ответа. Люблю, но другого Эрика, который не лжет и не подставляет меня, – Келли опустила голову, пытаясь собраться с мыслями. Может, она зря затеяла весь этот разговор, а Эрик прав, и у них у каждого должна быть личная жизнь? Нет. Такой расклад ее не устраивал. Она поверила ему, отдала себя и хотела знать все, что происходит с ним. А в этой ситуации были такие пробелы, и, судя по всему, замешаны немаленькие деньги, которых у Эрика не может быть, если только он случайно не выиграл в лотерею.
- Хорошо, - обняв Келли за плечи, Эрик развернул ее и снова усадил на кровать, а сам занял прежнюю позицию напротив нее у окна и снова замолчал.
- Я жду, - негромко, но требовательным тоном обратилась к нему Келли.
- Это не моя квартира, и я не плачу за нее ни цента, - Эрик сделал пару шагов вперед и, сунув руки в карманы брюк, стоял, глядя в упор на Келли.
- Как? – она нахмурилась. - Не понимаю. А чья же? И что ты тогда здесь делаешь?
- Это квартира отца… - Эрик запнулся, пытаясь найти правильные слова, чтобы объяснить Келли сложившуюся ситуацию, - он хотел, он хотел… Ну в общем, чтобы пока я пожил здесь.
- Шарова? - изумлению Келли не было предела. - Но это невероятно, как ты мог принять от него такой подарок? И не мотай головой, это именно подарок, очень дорогой подарок. Эрик! Совсем недавно ты даже не желал его знать, а сейчас… что ты делаешь?
- Мне негде было жить, а он предложил воспользоваться этой квартирой, в конце концов, он мой отец, и, может, ему хочется вот таким способом восполнить то, что он не мог мне дать, так как просто не знал меня раньше.
Келли затрясла головой и вскочила на ноги.
- Эрик, ты понимаешь, что собираешься жить на деньги мафии? Наверняка все это куплено, - она обвела рукой комнату, - на преступные средства, полученные незаконным путем. Ты не должен принимать таких подарков. Тем более ты же полицейский.
- Бывший, - коротко и резко бросил Эрик, приближаясь к Келли.
Та тряхнула головой, и луч света попал на камешек, оправленный в белое золото, из которого были сделаны серьги, что так красиво смотрелись в аккуратных ушках Келли. Разноцветные блики брызнули по стенам. Эрик уставился на Келли, и мысль, что пришла ему в голову, была неприятная и наверно нелогичная, но весь этот разговор был раздражающим. События последних дней перемесили все в душе, ему было тошно, и даже Келли с ее вопросами действовала на нервы. Тем более он сам не знал и не понимал, что верно, а что не верно. Не слишком задумываясь над своими словами, Эрик выдал:
- Можно подумать, что бриллианты, сверкающие у тебя в ушах, и эксклюзивное колечко на пальце заработаны идеально честным путем.
- Что? - не сразу поняла Келли смысла слов, брошенных ей в лицо. Коснулась пальцем серьги и пробормотала: - Мне их подарил отец, ты же знаешь.
- Знаю, - не отрицал Эрик, - и ты будешь утверждать, что те бабки, на которые куплены твои драгоценности, заработаны праведным путем? Ага, твой папа получил их, защищая бедных. Какие у нас гонорары получают государственные защитники?
- Но, но… - Келли потеряла дар речи, не зная, что ответить, потому что отчасти Эрик был прав: завязав с алкоголем, ее отец снова стал весьма неплохо зарабатывать, и его клиентами вполне могли быть не совсем законопослушные граждане.
Эрик понимал, что не прав, что говорит абсолютную глупость, и его подозрения и предположения беспочвенны, что оскорбляет Келли, но не мог остановиться, его просто несло, как по скользкому склону вниз.
- А твоя новая машинка, она стоит, черт побери, немалых денег. Ты ее наверно купила на зарплату криминалиста? - Эрик дернул Келли за рукав. - А, моя дорогая? Или, может, пока я валялся в больнице со вскрытой башкой, куда я попал пусть не по твоей вине, но ручку свою ты к этому приложила, не отрицай… - он не дал Келли вставить ни одного слова. Она, моргая глазами и не понимая, в чем ее обвиняют, пыталась вырваться, но хватка Эрика, державшего теперь ее за запястье, была слишком сильной, и Келли было больно.
- Эрик, пусти, - но просьба не возымела действия.
- Может, в этом случае подсуетился какой-нибудь богатенький «папик» и за определенные услуги подарил тебе тачку?
Келли вырвала свою руку и, задыхаясь от возмущения и обиды, закричала:
- Ты, ты считаешь меня шлюхой?
- Я? - Эрик скривил лицо и, приблизившись почти вплотную к Келли, заорал: - Нет, не я, это ты сама себя так обозвала!
Келли дернулась, как от удара, горячая волна ненависти и гнева окатила ее с головы до ног: Эрик словно превратился в чудовище, которого она не знала. И этот человек, стоящий рядом с ней и обвиняющий в грехах, которых она не совершала, стал ненавистен и отвратителен.
Эрик говорил что-то еще - не менее грубое и злое, Келли в запале отвечала ему тем же. Они, как сумасшедшие, орали друг на друга, оскорбляя и обвиняя во всех существующих и несуществующих ошибках и преступлениях.
- Идиот, болван, ненавижу, как ты смеешь говорить мне такое, как ты мог так думать обо мне? И я еще думала, что люблю тебя, - Келли со всей силы толкнула Эрика в грудь и бросилась вон из комнаты. Но ее побег не удался. Одним прыжком Эрик догнал ее и схватил за руку, потянув на себя. Келли развернуло, и, не удержавшись на ногах, она с размаху полетела на пол. Было не слишком больно, но очень обидно. И его слова, словно ранящие удары ножом:
- Куда, шлюха? От меня не сбежишь, - Эрик опустился на корточки около Келли, но она перекатилась по ковру и ловко вскочила на ноги. В этот раз ей удалось выскочить из спальни в прихожую. Но, замешкавшись, открывая замок на входной двери, она снова угодила в руки преследующего ее Эрика.
- Стой, ты от меня не сбежишь, - он схватил Келли за талию и хотел утащить обратно в комнату.
- Пусти, ублюдок, ненавижу, не смей, - Келли извивалась в объятиях Эрика, как змея, царапалась и кусалась, лупила его кулаками по плечам, голове, по лицу. Страх и отчаяние руководили ею, придавали силы и ловкость. Извернувшись, она со злостью укусила его за руку. Эрик взвыл от боли и отпустил ее. Схватив свою сумочку, Келли размахивала ей, пытаясь ударить своего преследователя, но Эрик ловко увертывался, и удары приходились мимо. В бешенстве, со всего размаха Келли попыталась стукнуть его ногой в пах, но немного просчиталась, и острый нос туфли врезался в бедро Эрику. Он на мгновенье отступил, но не сдался.
- Все равно не уйдешь, - глаза Эрика горели бешеным огнем, зверская гримаса искажала лицо, он казался невменяемым, и Келли стало по-настоящему страшно.
- Не подходи, - она стояла, прислонившись к двери, и ожидала дальнейших шагов Эрика.
Он совершил обманное движение и, поднырнув под очередной удар Келли, схватил ее поперек туловища и потащил в комнату. Каким-то невероятным способом Келли удалось весьма чувствительно стукнуть Эрика – край сумочки, отделанный металлическими уголками попал ему в глаз. Испытав дикую боль, он разжал руки и выронил Келли, она, словно измочаленный собакой котенок, плюхнулась на пол, ударившись головой о подлокотник кресла. Из глаз посыпались искры. Они, взбешенные, оглушенные болью, тяжело дышали, но их борьба на этом не прекратилась. Келли сумела подняться на ноги и, пытаясь сбежать, врезалась Эрику в грудь, он моментально воспользовался этим, прижимая ее со всей силой к себе. Жаркое трепещущее тело, запах, знакомый и волнующий, горячее, прожигающее и проникающее сквозь рубашку дыхание, привели к необратимым последствиям: злость, ярость и гнев Эрика вдруг превратились в жгучую, разрывающую его страсть, желание обладать, растерзать, победить и укротить это нежное и яростно сопротивляющееся тело. Он с неукротимой жаждой впился в мягкие трепещущие губы, Келли мычала, вертела головой, ее волосы хлестали Эрика по лицу, но это сопротивление только сильнее разжигало его желание, и он, приподняв Келли над полом, словно слепой, пошел вперед. Через несколько шагов они уткнулись в кровать и повалились на нее. Это падение дало свободу рту Келли, и, упав спиной, придавленная тяжестью тела Эрика, она до крови укусила его за плечо, не собираясь подчиняться грубости и уступать насилию.
- Ты моя, несмотря ни на что, ты моя, - как будто в бреду, повторял Эрик, прижимая, вернее вдавливая, Келли в матрац. Одной рукой он держал ее за плечи, другой пытался протиснуться между их тел, желая дотронуться до вожделенной плоти. Слегка приподнялся, давая свободу себе и Келли, она моментально воспользовалась ослаблением хватки и с невероятными усилиями перевернула Эрика на бок, пытаясь вырваться из его рук. Келли почти удалось сбежать, но снова все оказалось напрасно.
- Куда? - рыкнул он, хватая ее за щиколотку и подтягивая к себе.
- Пусти, не хочу, - она кричала сквозь слезы отчаяния и страха, а Эрик словно не слышал ее, обнимая и целуя безуспешно сопротивляющуюся Келли. Он был сильнее и грубее. Справиться с ним она была не в силах. Они перекатывались на кровати - и Келли то оказывалась сверху, то снова задыхалась под тяжестью тела Эрика; он с дикой страстью, замешанной на ярости, срывал с нее одежду, ткань трещала под грубыми рывками, и вскоре Келли потеряла остатки своей шелковой блузки, разодранной в клочья. Оседлав Келли, Эрик, не давая ей сбежать, одним рывком сбросил с себя рубашку и майку, с новой силой навалился на нее. Их тела, обнаженные по пояс скользкие и влажные от выступившего пота, прилипали друг к другу. Теперь, когда Келли пыталась укусить его, губы касались не ткани, а голой кожи, и эти ощущения вдруг стали волновать ее. В очередной раз оказавшись вдавленной в мягкую постель, она вцепилась пальцами в спину Эрика, с бешенством расцарапывая гладкую кожу. Эрик негромко вскрикивал, но не желал отпускать добычу. Немного, съехав вниз, он целовал груди Келли, вывалившиеся во время борьбы из лифчика. Короткие жалящие, как змеиные укусы, прикосновения языка и губ были неожиданно приятны для Келли. Она извивалась и изгибалась под Эриком, не давая ему возможности надолго припасть к ее груди. Вдруг на мгновение она получила свободу: Эрик сел, отпустив ее, она в последней надежде хотела сползти с кровати, но только успела перевернуться на бок, как он снова набросился на нее.
- Келли, нет, не убежишь, ты будешь моей, будешь, - жарко шептал он ей на ухо, лаская спину, проводя кончиками пальцев по позвоночнику.
Келли лежала на животе, уткнувшись лицом во влажную смятую простыню, Эрик сидел у нее на ногах, целуя шею, плечи, губы касались пикантных ямочек на пояснице. Одним ловким движением он расстегнул лифчик, а Келли, опираясь руками о кровать, пытаясь вырваться из горячего плена, оттолкнулась от матраца и невольно помогла ему избавиться от мешающего предмета туалета. Увлеченный своей маленькой победой, Эрик ослабил контроль, и Келли, дернувшись изо всех сил, свалилась головой вперед с кровати, удивительно ловко, словно кошка, перевернулась и, вскочив на ноги, бросилась вон из спальни. Выскочив в коридор, она прикрыла дверь, пытаясь найти что-нибудь, чем можно было бы ее припереть, но, резко распахнувшись, дверная створка сшибла Келли с ног, и она оказалась на полу. С невероятной ловкостью Келли проскользнула между ног Эрика и рванулась в спальню. Теперь они устроили гонку с преследованием около кровати. Борьба, длящаяся не одну минуту, утомила их, Келли теряла последние силы, и лишь сумасшедшей гнев и дикая ненависть не давали ей сдаться.
Они стояли по разные стороны кровати и обменивались злыми испепеляющими взглядами, готовые в любую секунду броситься вперед: Эрик - чтобы схватить Келли, она - чтобы убежать. Растерзанные, искусанные и исцарапанные, две противостоящие друг другу стихии, один - обезумевший от страсти и желания, другая - испуганная и разъяренная.
Одним прыжком Эрик запрыгнул на кровать и метнулся к Келли, она ногой наступила на свешивающуюся простынь, споткнулась и чуть не упала, но Эрик успел подхватить ее, прижимая к себе. Сильные требовательные руки обхватили Келли за талию, она, не касаясь пола ногами, пробовала брыкаться, но ее усилия были тщетны. Тихонько сползая вниз по телу Эрика, она встала на ковер, и теперь, когда у него не было необходимости держать Келли на весу, он с удивительной ловкостью расстегнул ее брюки и сдернул их вниз. Застряв на коленях, они лишили Келли возможности двигаться, и спутанная по ногам, она как подкошенная свалилась на кровать, а Эрик, не упустив момента, раздел ее окончательно. Лишь крохотные кружевные трусики прикрывали Келли, она полностью была беззащитна перед агрессией Эрика.
- Келл, не бойся, я не сделаю тебе больно, - неожиданно ласково проговорил Эрик, падая рядом с ней на постель.
- Нет, не прикасайся ко мне, не хочу, ненавижу… - она попыталась отодвинуться от Эрика, а когда он наклонился над ней, пытаясь поцеловать, со всей имеющейся силой влепила ему пощечину. Он только дернулся, но не отступил. Навалился на нее, раздвигая ноги Келли коленом, а его руки скользили по ее телу, лаская. Положив ладони на плечи Эрику, Келли отталкивала его, не давая приблизиться к себе. Но побороть, справиться с его напором не удалось. Он перевернул ее на живот и достаточно грубо резким движением сорвал с нее трусики, оставив на коже живота ожог от порвавшейся резинки. Келли взвыла от боли, и в тот же момент требовательные пальцы коснулись ее промежности, погружаясь вовнутрь, руки, опытные и умелые, в несколько секунд сломили ее сопротивление. Охваченная гневом и отчаянием Келли не подозревала, насколько она возбуждена, короткие, едва ощутимые касания напрягшегося клитора вызвали бурю чувств, заставляя выгибаться тело и непроизвольно раздвигать ноги, предоставляя более удобный доступ терзающим ее пальцам.
Ждать ей долго не пришлось, мощный, донельзя возбужденный член озверевшего самца погрузился в ее плоть, пронизывая, кажется, до горла. Келли задохнулась, принимая его в себя. Проникновения твердой плоти были грубыми и резкими, но это только сильнее заводило ее, Келли двигалась в такт с насаживающим ее на себя членом, приподнимая бедра, словно боялась, что эта волшебная палочка выскользнет из ее горячего и истекающего соком влагалища. Сколь сильными ни были ее ярость и гнев, но теперь они превратились в не менее сильную жажду, и ей было мало, хотелось более грубого, более глубокого проникновения, хотелось боли, хотелось кричать, вопить от охватившего ее возбуждения, неконтролируемого, яростного и захватившего ее всю целиком без остатка. Их движения были столь резкими и быстрыми, что через некоторое время, увлеченные бешеным сексуальным танцем, они элементарно съехали с кровати. Оказавшись на полу, разъединились, почти подойдя к пику, потеряли волнующий контакт - неловко упав на бок, Эрик выскользнул из Келли, лишив ее вожделенной игрушки.
- Нет, не оставляй, Эрик, - она молила, и теперь это «нет» имело абсолютно противоположный смысл крикам, срывавшимся с ее губ совсем недавно.
Эрик перевернулся на спину, немного подтянулся вверх и сел, опираясь лопатками о край кровати. Келли переползла по ковру и оседлала бедра Эрика, не отрывая взгляда от торчащего твердого, словно окаменевшего, члена, скользкого и блестящего. Коснулась пальчиками его бугристой поверхности, обхватила ладонью и, привстав на колени, направила его себе внутрь, погружая настолько глубоко, как позволяло ее тело, движение было быстрым и резким и походило на казнь, когда провинившегося сажают на деревянный кол. Из горла Келли вырвался гортанный звук, похожий на стон, спина выгнулась дугой, и, словно повинуясь слышимой только ей одной музыке, Келли начала двигаться вверх-вниз, периодически вращая бедрами, то наклоняясь вперед, почти падая на грудь Эрику, то откидываясь назад, опираясь спиной о его ноги, слегка согнутые в коленях.
Этот древний и чувственный танец любви был невероятно завораживающим: прекрасная амазонка, пользующаяся своей властью над принадлежавшим ей рабом, вела себя и его к пику наслаждения. Запрокинутая назад голова; волосы, то летящие за спину, то, словно занавес, скрывающие лицо; закрытые в экстазе глаза; чувственные полуоткрытые губы, с которых срываются то ли стоны, то ли всхлипы. Нежная, с напрягшимися сосками, грудь, пляшущая в одном ритме с телом. Мужские руки, ласкающие эти мягкие полушария, пальцы, трепетно перебирающие плоть, словно опытный пекарь, месящий тесто.
Но эта скачка не могла продолжаться вечно. Тело Келли вибрировало, выгибалось дугой и резко распрямлялось, напрягалось и корчилось; подавшись вперед, она положила ладони на плечи Эрика, и в последней неистовой судороге, вцепившись ногтями, провезла пальцами по груди, расцарапывая кожу до крови. Но Эрик даже не почувствовал боли, кровь в венах пульсировала с такой силой, что, казалось, еще немного - и он взорвется. Глаза блуждали по телу Келли, покрытому испариной и блестящему в отблесках молний: на ее нежных грудях остались грубые красные следы от его рук, нижняя губа прикушена, и по подбородку стекает алая капелька. Глаза широко распахнулись, они, неожиданно огромные и черные из-за расширившихся зрачков, казались бездонными, и Келли в тот же миг закричала от жадного неконтролируемого удовольствия, безжалостный оргазм поверг ее в пучину. Эрик содрогнулся, по его телу прошла судорога наслаждения, он хрипло выкрикнул ее имя и застыл.
Они медленно сползли на пол, перекатившись на бок, их тела все еще содрогались от пережитого наслаждения. Затуманенный разум плохо воспринимал действительность, а они, не размыкая объятий, лежали на пушистом ковре, сквозь горячечный туман слыша, как за окном беснуется ураган, ливень хлещет по стеклу, и от ударов грома сотрясается пол, а спальня озаряется призрачным голубым светом молний. Лампу, стоящую на маленьком столике, они в пылу страсти свалили, и она, развалившись на части, погасла.
Келли пошевелилась, пытаясь выскользнуть из рук Эрика, но сил, да и особого желания, не было.
- Прости меня, Келли, прости, я грубое и несдержанное животное, - прошептал Эрик, гладя Келли по спутанным волосам. - Прости, я настоящая свинья. Прошу, не уходи, не бросай меня. Без тебя мне не жить.
Перед глазами Келли, словно яркая вспышка, промелькнули события, предшествующие их бурному сексу. Как бы там ни было, но ни обиды, ни злости, ни гнева она не ощущала. Ей было жаль себя и жаль Эрика. Это была их первая и самая настоящая ссора, грубая и откровенная. Но разве из-за этого они должны расстаться? Они наговорили друг другу столько гадостей, они дрались, словно одержимые, они занимались любовью. И сейчас, обнимаясь, горячие, скользкие от испарины, измазанные кровью, исцарапанные, с щиплющими от пота ссадинами, они были счастливы.
Слишком тяжелыми были последние месяцы: двойная жизнь, постоянный страх, что их разоблачат, и роман, так тщательно скрываемый, вылезет наружу, новые невероятные данные о рождении Эрика, арест, появление его настоящего отца, перестрелка, операция и вот последняя капля, переполнившая чашу, - их расставание, уход Эрика с работы. Нервы, натянутые до предела, отвратительная погода - все это вылилось в ссору. Но разве такая мелочь способна убить любовь? И если они хотят быть вместе, строить общий дом, разве они - такие похожие и такие разные - сумеют жить без выяснения отношений, без ревности, без оскорблений? Вряд ли. Слишком они эмоциональные, импульсивные, страстные и несдержанные натуры. Внешняя холодность Келли - всего лишь хорошо придуманный имидж. Южанка с горячей кровью, она недалеко ушла от Эрика в том, что касается проявления чувств.
- Куда, я уйду, Эрик? Я приговорена к тебе пожизненно, - она поцеловала его в располосованную грудь, - но если еще раз такое повторится, я тебя убью, ты меня напугал, ужасно.
- Извини, любимая. Келли, я не понимаю, что на меня нашло, я же так не думаю, это было какое-то наваждение, - Эрик попытался объясниться.
- Тссс… - Келли закрыла ему рот ладонью, - мы оба хороши, не смогли поговорить нормально. Давай все поскорей забудем.
Теплый душ, ласковые струи которого смывали пот, кровь и слезы. Легкие вскрики, когда намыленная мочалка неосторожно касалась поцарапанных тел, короткие смешки, нежные поцелуи. Словно ничего и не было, словно им приснился страшный и неприятный сон. Чтобы там ни было, но держала их вместе, соединяя, не страсть, горячая и яркая, а что-то более сильное, глубокое и надежное. Любовь. Способная понимать, сочувствовать, переживать и не испаряющаяся при малейших трудностях и разногласиях.
В квартире Эрика не оказалось никаких дезинфицирующих средств, кроме бутылки водки в холодильнике. А ссадины и царапины надо было обработать, чтобы не получить заражение крови. Через полчаса пропахшие насквозь спиртом Келли и Эрик завернулись в теплое одеяло, прижимаясь друг к другу, тихонько постанывая от щиплющих ощущений, оставшихся после протирания водкой израненных тел, устроились на кровати. Они были счастливы, потому что любили друг друга, и никакие препятствия и даже такие дикие и безответственные ссоры не смогут помешать им быть вместе, не смогут развести в разные стороны, разлучив навсегда.

@темы: #fandom: CSI, .II.6 Порно/эротика, CSI Miami: Эрик Делко, Келли Дюкейн (таб.30)

---

[улыбка 45 калибра]

Название: Белая пушистая кошка
Бета: I want to Hims
Фандом: CSI Майами
Герои: Эрик Делко, Келли Дюкейн
Тема: застенчивость
Объём: 960 слова
Тип: гет
Рейтинг: R

"Многое меняется с течением времени: характер, поведение, привычки, желания и так до бесконечности. Одни изменения хороши, другие - не очень, от третьих хочется избавиться, а от четвертых ты приходишь в восторг.
Сложно сказать, как Эрик относился к тем изменениям, что произошли в поведении его любимой женщины за этот год. Их было слишком много. Может, она и не менялась, а просто стала сама собой, перестав надевать привычную защитную маску деловой, строгой и недоступной женщины, в одночасье сорвав с себя ледяное покрывало.
Но одна черта, очень милая и приводившая Эрика в неподдельный восторг, не поддавалась исправлению достаточно долго: пришлось приложить немало усилий, чтобы Келли избавилась от застенчивости. Той самой, когда женщина, обнажившись даже перед любимым мужчиной, невольно прикрывает свою наготу, краснеет и опускает глаза. Дрожит и застывает, словно ледяная статуя, от, как ей кажется, излишне откровенных взглядов и прикосновений.
Боже, как Келли была хороша: с пылающими ушками, щеками, похожими на наливные яблочки, нервно прикушенной нижней губой и дерзким вызывающим взглядом, идущим вразрез с ее остальным поведением! Она смотрела прямо в глаза Эрика, словно говорила: «Ну что, не ожидал от меня такого, думал, я скромница?». А ему хотелось обнять ее и расцеловать в обе щечки, чувствуя, как дрожит ее тело под его руками, понимая, что ей безумно хочется убежать, завернуться с головой в широкую простыню и спрятаться в темный уголок, а она, переборов свою природную застенчивость, стоит перед ним во всей своей первозданной красоте. Он любил ее именной такой, нежной и скромной, и хотел, чтобы только в его руках она познала истинное наслаждение, чтобы под его поцелуями растаяла ее скованность, чтобы это божественное и безумно желанное тело перестало сопротивляться, расслабилось и полностью принадлежало ему. Чтобы он мог любоваться каждой черточкой, складочкой, чтобы все ее нежные выпуклости – небольшая округлая грудь с маленькими темно-розовыми сосочками и упругая попка - были его личной собственностью. Чтобы бедра с прозрачной, словно бумага, кожей раздвигались ему навстречу, полностью открывая доступ к самому сладкому. Чтобы тело, покрытое испариной от сжигающей страсти, выгибалось и извивалось в его руках, чтобы слышать негромкие стоны и требовательные крики, слетающие с искусанных и распухших от поцелуев губ.
Сколько пришлось приложить усилий, ласки, любви, сколько потребовалось терпения, чтобы Келли раскрылась перед ним полностью, доверилась и отдалась его власти. Весь опыт, умение обращаться с женщинами, все навыки и способности, приобретенные ранее, потеряли свой смысл. Келли была другой, не принадлежащей ко многим, она была единственной и неповторимой, и все, что он хотел получить от нее, требовало другого подхода, других действий, других способностей. Она была не очередной, а любимой женщиной, поэтому Эрику самому пришлось постигать теорию и практику обольщения с самых азов. Нет, его многолетний опыт пригодился, но это больше было похоже на то, как, умея пить, мы залпом выпиваем стакан воды, не ощущая ее вкуса, и абсолютно по-другому, сначала просто пробуя на крепость, смакуя, осторожно, медленно глотая то длинными, то короткими глотками, пьем дорогое и неповторимое по своему букету и аромату вино.
Так и Эрик, не торопясь, особенно не настаивая и не требуя все и сразу, постигал Келли, потихоньку приручая и приучая ее к себе. Нежные поцелуи, прикосновения, первые осторожные ласки. Полумрак спальни, традиционный, без каких-либо изысков, секс - аккуратно, ненавязчиво и без напора. Так, как она хотела, так, как ей тогда нравилось.
Медленно, понемногу, но застенчивость Келли таяла, словно тает первый снег, выпавший на все еще зеленую траву под лучами уже неяркого осеннего солнца. Шаг за шагом, постепенно Келли доверяла ему все больше и больше. Чем свободней и раскованней она становилась, тем разнообразней и оригинальней становились их любовные игры, тем изысканней и неординарней становились позиции, тем больше вольностей позволял себе Эрик в исследовании самых сокровенных и тайных местечек вожделенного тела.
Келли и сама не подозревала, сколько страсти, огня таится в глубине ее души. Горячая южная кровь была словно временно заморожена воспитанием, запретами, а в руках опытного любовника вскипела и забурлила по венам с невероятной силой и жаром. Испепеляя ее саму жаждой, голодом, мучительным желанием любить, отдаваться и брать взамен, не стесняясь и не скрывая своих потребностей.
Эрик стоял в дверях спальни и, прислонившись к косяку, сложив руки на груди, чтобы ненароком не пустить их в ход, наблюдал за Келли, лежащей на разобранной постели. Она, полностью обнаженная, расслабленная после дневной ванны, нежилась в лучах яркого летнего солнышка, падающих через широко раскрытое окно. Прохладный ветер, несущий влажные и соленые запахи океана, еле заметно шевелил пушистые волосы, рассыпанные на подушке. Заметив Эрика, Келли улыбнулась, приветливо помахала ему рукой, не изменяя своей позы сытой и довольной кошечки, устроившейся на мягкой подстилке.
От прежней застенчивости и стыдливости не осталось и следа. Теперь Келли, наоборот, нравилось дразнить Эрика своей призывной откровенностью. Она, хитро улыбаясь, облизнула розовым острым язычком припухшие от недавних утех губы и плавно, совершенно беззастенчиво, раздвинула бедра, несколько раз соединяя и разводя колени и, положив на них ладони, замерла, словно перламутровая раковина, раскрывшая створки, показывая свою жемчужину. Видя обалдевший и восторженный взгляд Эрика, рассмеялась и перевернулась на живот, демонстрируя загорелую упругую попку. Не выдержав испытаний, Эрик прошел в спальню и сел на кровать рядом с Келли, его ласки были почти невесомы, он касался самыми кончиками пальцев мягкой бархатистой кожи, наклонившись, вдыхал аромат цветочного бальзама, смешанного с запахом тела его возлюбленной. Под нежными прикосновениями голая кожа покрылась мелкими мурашками, а Келли издавала негромкие звуки, похожие на мурлыканье. Вдруг она резко повернулась к Эрику лицом и села, обнимая его за плечи, прижимаясь к нему, и без малейшей тени смущения потребовала:
- Ну, что ты медлишь, такой непонятливый, я уже по тебе соскучилась, - потерлась носом о колючую щеку и, негромко вздохнув, прошептала, - я хочу тебя немедленно, здесь и сейчас.
Ну разве можно отказать в такой беззастенчивой просьбе женщине, от которой у тебя сносит крышу?
- О боже, Келли, ты сводишь меня с ума, - единственное, что мог сказать Эрик, срывая с себя одежду и прижимая к себе мягкое и податливое, принадлежащее ему от макушки до пяток женское, безумно желанное и любимое, тело.

@темы: .I.1 Эмоции, #fandom: CSI, CSI Miami: Эрик Делко, Келли Дюкейн (таб.30)

---

[AlyonaSL]

Фандом: CSI LV
Название: Белая полоса
Герои: Гил Гриссом/Грэг Сандерс
Тема: "Порно/эротика: в гримёрке"
Объём: 1795 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13 )))
Саммари: "Конечно, с одной стороны такое "приветствие" после стольких дней врозь было извращенным издевательством: но с другой стороны, если вообще сейчас друг друга не касаться – можно сдохнуть прямо на месте..."
Дисклеймер: всё чужое. Моя только любовь.


БЕЛАЯ ПОЛОСА


И лишь соломинка любви
К моим потянется ладоням -
Разлуку встречей утолить,
Печаль улыбкой урезонить.

Ты никому не говори
О том, что счастье было с нами,
Но за соломинку любви
Держись упрямыми руками...

(с) Елена Фролова


Часто так бывает: как пойдет всё наперекосяк, так и не прекращается. Говорят, в жизни наступает черная полоса. Или, как Уоррик любит шутить, жизнь и правда как зебра: полоса белая, полоса черная, полоса белая, полоса черная… а потом задница. Так что, проживая черную полосу, надо быть очень внимательным, чтобы не прийти в итоге к той самой заднице.
Вот и у Грэга сейчас так.
Два дня назад на выезде зацепился ногой за какую-то железку – штаны на выброс. Любимые, между прочим. Позавчера забыл достать перчатки: Браун за руку хвать – "Куда лапы голые тянешь?" До сих пор запястье болит, - а ведь по сути он прав, ошибка грубейшая, и самому от нее потом весь день было тошно. А сегодня Экли приходил, вонял на всю лабу, что штатное расписание на смене не заполнено, а на вопрос Кэтрин "Как же я буду его заполнять с таким недобором" – прищурился и сказал: "А вот вы стажеров понабрали, ими и заполняйте!"
И так ехидно на Грэга посмотрел. Кэтрин вздохнула и тоже на него посмотрела, но уже виновато: мол, что делать, парень, придется тебе опять сверхурочно всю неделю выходить.
А Экли сказал "Совсем без Гриссома развинтились" и убрался.
Да, вот это самое скверное: Гил уехал в командировку. На очередной энтомологический конгресс. Доклад повез сногсшибательный, - столько времени вдвоем между сменами презентацию готовили, и у Грэга аж в глазах рябило от личинок, графиков размножения и фотографий фрагментов трупов с этими личинками. Но тогда хоть как-то востребованным себя чувствовал! А теперь – Грис уехал вместе со своей презентацией, и больше недели его не будет, а ты, Грэг, торчи тут один, принимай плюхи от Уоррика, подколки от Кэтрин, выговоры от Экли, и еще ко всему прочему, смотри, ключи не потеряй!..
Грэг подумал про ключи, и на душе стало как-то полегче. Бабушка Нана часто говорила: "Не дразни судьбу". И правда: разве может быть всё плохо, если Грэг остался ждать Гила в его, Гила,собственном доме, со своей личной связкой ключей? Ему даже доверили кормить тарантулов и муравьев. А тем злопыхателям, которые заявят, что "ради муравьев тебе и разрешили тут торчать без хозяина", Грэг запросто может сказать, что…
Эх, да ничего он на самом деле не скажет. Потому что это уже чересчур личное. И хотя бы по этой причине грешно думать, что всё в жизни так плохо. Ну да, досадно, конечно, - но не более того. Зато пройдет шесть… нет, уже пять! – дней, Гил приедет, и…
Так Грэг поутешал себя еще дня три. На работе постарался быть внимательнее, несмотря на то, что им как стажером действительно затыкали все дыры в расписании. Но сегодня к вечеру понял, что сейчас свалится прямо там, где стоит, и заснет. Добрая Кэтрин разрешила прикорнуть на полчаса на диванчике в комнате отдыха: "А потом, Грэгго, мы поедем еще на один вызов, там точно не хватает рук, поэтому соберись!.."
Грэг посмотрел на часы, вздохнул, потом вспомнил, какое сегодня число, и понял, что Гил вернется практически послезавтра. Надо было дотерпеть. И доработать так, чтобы в грязь лицом не ударить, как говорится.
Полчаса сна полноценного эффекта не дали, но хотя бы в голове шуметь перестало. Грэг плеснул в лицо холодной воды, чтобы проснуться, и поехал с Кэтрин на вызов.
Труп лежал в гримерке: то ли в стрип-клубе, то ли в мюзик-холле, то ли в каком-то подобном заведении, - Грэгу, если честно, уже было не до подробностей. Главное – ничего не напутать: перчатки – кисточка – порошок – и чтобы руки не дрожали, а то смажешь. А еще постараться отвлечься от того, что Кэтрин наблюдает из-за плеча: и наверное, морщится, когда он делает что-то недостаточно правильно. Потом она вздыхает и сама присаживается рядом - со второй кисточкой; а потом надо будет фотографировать, и в висках ломит уже заранее от того, как будет бить по глазам вспышка.
При таких ощущениях собственно труп – молодой худощавой девчонки в костюме шоу-герл – уже не кажется из ряда вон выходящим событием, а воспринимается как часть работы и даже как досадная помеха: вот, наубивают тут, а ты потом езди к ним со всем полевым комплектом!..
Грэг подумал, что ему от таких мыслей страшно. Но с другой стороны, Гил еще когда рассказывал, что все-таки нельзя думать о трупах как о живых людях, иначе мешают эмоции и теряются объективность и хладнокровие. Это потом, когда ты все обработаешь и сдашь дело в суд, можно поразмышлять о том, кем был пострадавший, было ли ему страшно перед смертью, и что сейчас чувствуют люди, которым он был дорог, если таковые у него были.
Грэг еще раз посмотрел на тело девчонки-танцовщицы : у нее, наверное, не было таких людей. И может быть, когда она пришла в гримерку после номера и ощутила, что ей стреляют в спину – ей не было страшно. Потому что на ее измученном лице явно читалось застывшее "…теперь-то я наконец высплюсь".
Грэгу было невыразимо тошно в этой гримерке с развешанными всюду сердечками, нелепыми гирляндами и надписями типа "Ай лав ю", сделанными на зеркалах губной помадой. Словно девушки стремились всеми силами приукрасить свою жизнь, хотя бы такими наивными средствами. А перед глазами все стояла эта легкая улыбка жертвы – улыбка человека, которому наконец-то дали отдохнуть.
Голова болела все сильнее, и руки дрожали, мелко-мелко, – а ведь врач сказал, что они не будут больше трястись, что последствия контузии сошли на нет, и что… А, ладно. Как там Браун говорил: белая полоса – черная полоса – а потом задница. Видимо, она уже где-то близко.
Тут у Кэтрин зазвонил мобильник, она встала и вышла из гримерки. А потом вернулась с загадочной такой улыбкой:
- Грэг, я пойду поговорю со свидетелями.
- Погоди, я один, что ли, здесь останусь?
- Говорят, что нет, - Уиллоуз подмигнула и вышла. А потом в дверном проеме показалась знакомая фигура.
Гил?! В полевом жилете и со своим неизменным чемоданчиком? Откуда?..
- Я два часа назад прилетел, - ответил Гриссом, не дожидаясь вопроса. – Программу конгресса сократили. Я позвонил на работу и узнал, что вы зашиваетесь, и что тебя, в частности, - он улыбнулся, - гоняют в хвост и в гриву по всем делам, и что ты у нас теперь в каждой бочке затычка…
Гриссом протянул было руку, чтобы погладить Грэга по голове или по плечу, но тут же опомнился. Конечно, нельзя. Они же на работе.
Черт бы драл эту работу! Это же и есть самая черная в мире полоса: столько дней принимать от всех тычки и воспитательные беседы и при этом отчаянно скучать по Медведю, мучаясь чертовым ожиданием: а теперь, когда Гил приехал раньше времени – не иметь никакой возможности просто обняться с ним, уж не говоря о большем! Вместо этого им обоим придется сейчас делать вид, что они просто сотрудники, и потом ехать в лабу и тот же вид делать там, а потом Гила еще наверняка захочет повидать Экли, и дома придется увидеться черт знает когда. А хочется… хочется прямо сейчас. Зря, что ли, он так ждал столько времени, и так бешено вкалывал: чтобы Медведь сказал, что он молодец, а потом дома посмеялся "хороших стажеров надо поощрять", - и после этого они будут как чокнутые целоваться в коридоре, и до умопомрачения тискать друг друга, потому что это такой подарок, такой долгожданный сюрприз, чтобы на два… ну, пусть на полтора дня раньше, - и черт, вот сейчас нельзя ничего, и еще долго будет нельзя, да что же это за жизнь в самом деле такая, и почему…
Грэг тряхнул головой, отгоняя провокационные мысли, и посмотрел на Гриссома. Тот наблюдал за эмоциями на лице своего стажера с понимающей улыбкой. А потом спросил шепотом:
- Соскучился, ушастый, да?..
- Ты издеваешься, что ли?.. – вырвалось у бедного Сандерса. Он хотел сказать еще много слов, но кто знает, может, Кэтрин торчит за дверью?..
Конечно, он соскучился. Еще как! Если бы можно было, он бы повис на Медведе прямо в этой гримерке, пока рядом никого нет. И его бы совершенно не смутили все эти дурацкие надписи, и зеркала, и прочий показательно-эротический антураж. Ему, честно говоря, было уже не до антуража. Разве что поначалу было бы слегка неудобно перед той девчонкой, которую здесь убили: неудобно за свое собственное, настоящее, не приукрашенное бумажными гирляндами счастье.
Но нельзя. Нельзя. Они на работе.
Грэг сел за ближайший гримерный столик, стараясь не смотреть на себя в мутное зеркало. И руки все еще дрожат, так противно.
Наверное, уже можно снять перчатки: вон и Гил стаскивает их, укладывает в пакет, а потом запирает чемоданчик. Грэгу надо бы сделать то же самое, но к чемоданчику сил нет вставать: хорошо, что пакет для перчаток есть в кармане.
А теперь - положить руки на колени и приказать им, чтобы перестали трястись.
Грэг даже не понял сперва, как Гил оказался рядом. Как придвинул второй стул и сел около Грэга. Как положил свою ладонь поверх его руки, а потом… начал медленно поглаживать, перебирать вздрагивающие пальцы, неторопливо проскальзывая между ними, проводя по всей длине до самых кончиков и обратно, легкими касаниями задевая ногти, - и от этой вроде бы немудрящей ласки в позвоночнике начало легко покалывать, и захотелось плотнее сдвинуть ноги.
- Гил, - спросил Грэг шепотом, – ты с ума сошел?
- Я тоже соскучился, – так же шепотом ответил Гриссом. Его рука сильнее прижала ладонь Грэга к колену. – Просто сейчас я никак иначе не могу с тобой… поздороваться…
- Да я же сейчас кончу в штаны, изверг, - шипел Грэг, стараясь не слишком зацикливаться на том, что большой палец Гила нырнул под его руку и там начал поглаживать ладонь.
- Так скажи мне, чтобы я перестал, и всё, - прошептал Гриссом, выдыхая в такт этим поглаживаниям.
Черта с два Грэг сказал бы, если по-честному. Конечно, с одной стороны такое "приветствие" после стольких дней врозь было извращенным издевательством: но с другой стороны, если вообще сейчас друг друга не касаться – можно сдохнуть прямо на месте. Потому что и так в жизни черная полоса, а еще и это…
К тому же, если внезапно вернется Кэтрин – подумаешь, босс взял стажера за руку, чтобы подбодрить. А того, что выделывают их руки у Грэга на коленке – Уиллоуз просто не заметит. Она в принципе не знает, что можно устроить и такой секс.
Грэг застыл на месте и прикрыл глаза, чувствуя, как пальцы Гила сплетаются с его пальцами. Это было так…. непривычно и до странности возбуждающе, что хотелось продолжать дальше: несмотря на то, что колени приходилось сжимать сильнее, и волна возбуждения катилась дальше по телу, заставляя втягивать воздух всё глубже и выдыхать всё дольше. Это был очень, очень нестандартный и неожиданный способ приветствия.
Но тут Гриссом медленно высвободил руку и сказал с сожалением:
- Поедем, Грэгго, сдадим улики в лабораторию - и домой. А там уже не только руками друг друга поприветствуем. А?..
Заметно было, что он тоже прикладывает некоторые усилия, чтобы дышать ровно и говорить спокойно.
Грэг постепенно очнулся и встал, оглядывая размалеванную гримерку. Да уж, с Медведем точно не соскучишься!.. Но скорее всего, теперь в их интимном репертуаре появилась новая ласка: от которой и правда по коже мурашки бегут и член поднимается, несмотря на то, что со стороны это выглядит более чем невинно.
А может, просто они с Гилом оба чокнутые. Друг на друге, ага!..
Но почему-то постепенно приходило ощущение, что теперь в жизни явно начинается белая полоса.

@темы: CSI: Гил Гриссом, Грэг Сандерс (таб.30), #fandom: CSI, .II.6 Порно/эротика

---

[Karamelle]

Название: Ураган приносит Дождь
Фандом:Katekyo Hitman Reborn!
Герои: Бельфегор, Скуало
Тема: Дождь
Объём: 372 слова
Тип: джен
Рейтинг: G

Скуало часто думает с раздражением, что его бесит быть нянькой для этого истеричного недоноска. О том, что у него раздвоение личности, которое наблюдать крайне неприятно, и о том, что у этого недоразумение нет глаз – абсолютно непонятно, как в цель ножи попадают.
-Скуало! – не смотря на тихий голос не услышать призыв невозможно.
Принц сидит между двух мёртвых тел, подвернув под себя ногу и тянет руки вверх, к мечнику. Как ребёнок в песочнице, ей-богу. Хотя в девять лет в песочнице уже не играют… и людей не убивают, но это к слову.
-Скуало, - принц улыбается, как будто произошло что-то хорошее. Как будто на его глазах не было убито три человека, как будто он сам никого не убивал, как будто не было вокруг грязи, холодного ветра и надоедливо моросящего дождя. Он улыбался, точно был в нирване, точно никто его сегодня не пытался убить. Как будто всё было хорошо. Тянул перепачканные кровью и грязью ручки к хмурому, уставшему от поединка мечнику, который сейчас ненавидел всё.
-Подними Принца, Скуало.
Обычный вывих– мелкий недоносок пробегал так полчаса за мечником, прежде чем его нога отказала окончательно. Однако самого принца это нисколько не омрачило.
Бельфегор почему-то очень любил ходить на задания мечника Варии. Просто в качестве зрителя, наблюдая за сокрушением чужих стилей меча, напарником очередного убийства или вовсе навязываясь в не предназначенную ему миссию. Всегда, когда мог.
-Дождь, - смеётся принц, сидя на плечах Супербии. Пачкая белые волосы мечника, зарываясь в них пальцами, он что-то говорит-говорит-говорит… Скуало не слушает – слишком устал.

-Дождь! - принц сгибается чуть ли не пополам от смеха, бешеной молнией выскакивая из окна небольшого коттеджа, в котором он на пару с мечником проводил рядовую зачистку.
-Скуало! – принц смеётся, пачкая воду в луже красным. Всегда у него так – белая кожа сапог становится красной, даже волосы порой ухитряется испачкать. Вытекающая из-под двери кровь – неприятное зрелище, но с открытой дверью крики слышнее.
Мечник, выходя из дома, кричит съехавшему с катушек принцу нечто матерное – как всегда. Он редко слушает Бельфегора на миссиях – до миссии слушать цинизм и чёрный юмор противно, во время миссии слышать безумный смех неприятно, а после – слишком устаёшь, чтобы что-то понимать.
-Ураган приносит с собой кровавый Дождь, Скуало! – Принц обрызгивает мечника красной водой из лужи и нелепо падает в неё же.
-Воооой, недоносок…!
-Ногу вывихнул… - рассмеялся принц.

@темы: .III.4 Погода, Katekyo Hitman Reborn: Бельфегор (таб.30)

---

[улыбка 45 калибра]

Название: Память
Бэта: I want to Hims
Фандом: CSI Майами
Герои: Эрик Делко, Келли Дюкейн
Тема: печаль
Объём: 510 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG

Этот день, независимо от погоды, был именно осенним - грустным и тусклым. Как бы ярко ни светило солнце, каким бы прозрачным ни был воздух первого осеннего месяца в Майами, но 20 сентября так и останется днем печали, днем памяти их лучшего друга, так глупо и рано ушедшего из жизни.
Келли стояла в прихожей, молча глядя на себя в зеркало. Даже ее внешний вид в этот день был непривычен. Строгое черное платье, короткая нитка жемчужных бус, неброский макияж.
- Ты готова? - Эрик посмотрел на свою подругу и вздохнул. По лицу Келли можно было все прочитать без слов. В прозрачных печальных глазах застыли непролитые слезы. Несмотря на прошедшие годы, она все еще винила себя в гибели Тима. Заклинивший пистолет - и человека не стало. Если бы она проверила, если бы она напомнила, если бы… Эти бесконечные «если» порой просто сводили ее с ума, особенно тяжело было сейчас.
- Да, - коротко ответила Келли, кивнув головой, тщательно уложенные волосы рассыпались по плечам, и она нервным движением собрала их на затылке, скручивая в узел.
- Не надо, - Эрик взял руки Келли, легонько сжимая ее пальцы, - оставь, - и затем быстрым движением взлохматил пушистые пряди, - тебе так лучше.
- Не трогай, - Келли не нравилось то, что делает Эрик, - мне совсем не весело.
- Мне тоже, - горько усмехнувшись, ответил он, наклоняясь и поднимая с тумбочки букет кремовых роз, - поехали.
Весь путь до кладбища они проделали молча, каждый думал о своем, вспоминая те несколько коротких и счастливых лет, которые подарила им судьба.
Тишина и покой встретили Эрика и Келли в месте, где нашел последний приют их безвременно ушедший друг. Высокие деревья, шелестящие листвой под легкими порывами ветра, зеленая густая трава. Все так же, словно паря высоко в небе, белый мраморный ангелочек охранял покой Тима.
Печальный день, печальное место и разрывающая душу тоска.
- Почему, почему, Эрик, уходят самые лучшие? - Келли вцепилась ему в рукав, словно ища защиты от боли. - Почему?
Эрик промолчал. Что он мог ответить на вопрос, который он задавал сам себе тысячу раз? Наклонился и, встав на одно колено, аккуратно поставил в каменную вазу нежные цветы. Коротко вздохнул: охапка роз - единственное, что он может предложить своему другу. Печально и нелепо, но другого выбора нет.
Поднявшись на ноги, Эрик обнял Келли, и они еще долго стояли в безмолвии и печали, прижимаясь друг к другу. В этот жаркий и солнечный день им было холодно, но согреться и растопить лед, сковавший сердце невыразимой мукой, было даже им не под силу.
- Все, больше не могу, - Келли, высвободившись из объятий Эрика, развернулась и пошла прочь от небольшой надгробной плиты, путаясь в высокой и густой траве. Догнав ее, Эрик, взял женщину под руку, и они, выйдя на неширокую аллейку, медленным шагом пошли к выходу.
День разгорался, солнечные лучи играли в резных листьях деревьев, где-то вдалеке играла веселая музыка. Большой город жил своей жизнью, не замечая печали, не обращая внимание на горе и тоску, шумный и праздный, он несся с бешеной скоростью вперед, не оглядываясь, не вспоминая тех, кто случайно соскочил или упал с безжалостной машины по имени жизнь.

@темы: .I.1 Эмоции, #fandom: CSI, CSI Miami: Эрик Делко, Келли Дюкейн (таб.30)

---

11/30 - Питер Петрелли, Heroes

[Аурум]

Название: Теория эволюции 3.0
Фандом: Heroes
Герои: Питер Петрелли, Лайл Беннет, Мохиндер Суреш, Ной Беннет.
Тема: "Как ни хороша стратегия, иногда стоит смотреть и на результаты" У. Черчилль.
Объём: 284 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечания: пост-апокалипсис, АУ, ООС.

Чарльз Дарвин говорил об естественном отборе и выживаемости видов, Мохиндер Суреш говорил об эволюции и новом этапе развития человечества, Лайл Беннет говорит, что все это – хуйня.
Если естественный отбор – это семья, зарезанная в своих постелях ради тысячи долларов и серебряного сервиза, а новый этап развития человечества – еще одна «охота на ведьм» с применением новейших военных разработок, то какой смыл в этих теориях?
Так думает Лайл, утром одеваясь и проверяя магазин Глока и нож в ботинке. Рядом передергивает затвор своей винтовки Питер Петрелли, а напротив – отец.
Кривая усмешка Питера отражается на лице Лайла – идет второй месяц охоты за особенными и членами их семей.
Сидя за столом и медленно пережевывая пресную и холодную кашу, Лайл смотрит за окно, затянутое серебристой паутинкой инея, а затем переводит взгляд на Мохиндера Суреша, меланхолично размазывающего овсянку по тарелке. И спрашивает, с неожиданной даже для себя злостью:
- Ты думал, что все будет так?
Мохиндер бросает на него усталый и как будто затравленный взгляд:
- Нет. Все должно было пойти по другому.
- Благие намерения, значит. И как тебе нравится, Дороти, Изумрудный город в конце дороги из желтых кирпичей? – Мохиндер втягивает голову в плечи будто от удара, ложка звенит о тарелку с недоеденной кашей, Лайл выходит.
Ной привстает из-за стола:
- Лайл, стой!
Но Сандра, отвлекшись от своей порции, холодно говорит:
- Оставь моего сына в покое, Ной, - и тот, будто в момент потеряв все силы, опускается обратно на скамью. Питер начинает что-то говорить ему на ухо, временами бросая осторожные взгляды на Сандру, и Ной кивает. Из-под двери, неплотно закрытой Лайлом, тянет холодком.
Думал ли Чарльз Дарвин, когда формулировал свою теорию, о том, какая эволюция ждет человека? На этот вопрос никто не знает и, наверно, уже никогда не узнает ответа.

@темы: Heroes: Питер Петрелли (таб.30), .V.3 Цитаты, #fandom: Heroes

---

[Tinka1976]

Название: Как все.
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио Кейн, нжп
Рейтинг: PG-13
Тип: гет
Тема: Штампы. Пьяный поцелуй
Объем: 2222 слова
От автора: Нью-Йорк, 1975 год

Место было заброшенное и какое-то жутковатое. Люси поначалу все оглядывалась по сторонам, не в силах справиться с нервной дрожью каждый раз, как из темноты возникал силуэт очередного участника вечеринки. Берег, где они расположились, был илистым, вода в озере – мутной, развалины какого-то моста неподалеку и ржавые бочки вокруг совсем не казались ей живописными. У них в Канзасе все было по-другому. Люси вообще с трудом привыкала к Нью-Йорку, к небоскребам, к толпам людей на улицах, к новой школе. «Просто будь, как все», - сказала мама, прощаясь с ней у дверей школы в первый учебный день. Совет был простой, но выполнить его оказалось не так-то просто. Казавшаяся безликой на первый взгляд толпа учеников при более близком знакомстве оказалась слишком разнородной, чтобы можно было с наскока определить, с кем тут можно дружить. Задиры и тихони, умники и лоботрясы, красотки и дурнушки, богатые и бедные… К тому же в десятом классе высшей школы тут не оказалось ни одного черного. Люси тоже не была черной, но заметно отличалась от остальных: ее кожа была смуглой, тип лица больше напоминал латиноамериканский, а вот волосы вились мелким бесом, сколько бы усилий она не прикладывала, чтобы укротить их. Родители ее были совершенно типичными представителями белой расы, и в кого она такая уродилась – гадала вся семья, перебирая бабушек и прабабушек, которые могли бы согрешить тайком, одарив потомков таким наследством.
Новая школа встретила ее спокойно, никто не цеплялся к ней из-за внешности, и Люси слегка расслабилась. Много внимания здесь уделяли естественнонаучным дисциплинам, и девочке пришлось засесть за учебники, чтобы не выглядеть круглой дурой на уроках. Но напутствия матери Люси не забывала и старалась быть «своей» в компании. Поэтому и сидела сейчас в этом кругу, пила горькое противное пиво из жестяной банки, ежилась от пронзительного осеннего ветра со стороны озера, старалась не морщиться от плоских шуток и взрывов пьяного смеха. А как было отказаться, если ее пригласил Джейк, первый красавчик в классе? Ведь многим одноклассникам добираться до места вечеринки было гораздо дальше, чем ей, а прокатиться на машине предложили ей и еще паре избранных.
- Зря, - потешно хмуря рыжие брови, сказал парень с соседнего ряда, когда Джейк с компанией отошли, договорившись заехать за Люси вечером. – Ничего хорошего там не будет.
- Ревнуешь? – насмешливо спросила она.
Рыжий покачал головой, поджав губы, и снова уткнулся в учебник. Люси, помедлив, последовала его примеру – предстоял опрос. Если б не это, она непременно попыталась бы поддержать разговор. На соседа она поглядывала давно, чуть ли не с первого дня. Рыжий не входил в компанию Джейка, много внимания уделял учебе, в разговорах и развлечениях участвовал только тогда, когда считал нужным, на особо дурацкие забавы мальчишек поглядывал с каким-то странным взрослым снисхождением во взгляде, как будто это были не его сверстники, а малолетки какие-то. Но и сказать, что он держится особняком, Люси тоже не могла. Самое странное, что она никак не могла понять, как зовут парня. Учителя вызывали по фамилии, Джейк с компанией полупрезрительно-полууважительно звали «ученым» из-за любимой фразочки рыжего «если рассуждать с научной точки зрения». Еще его называли Эйч. Но не может же у человека быть имя из одной буквы?
Сейчас Люси мысленно согласилась с ним – ничего интересного на вечеринке не было, девчонки вовсю обжимались с парнями, некоторые парочки уже скрылись в темноте. Правда, по мере того как пустела третья банка, Люси тоже становилось тепло и весело. Уже и шутки казались смешными, и некоторые лица – весьма симпатичными, взгляд девочки останавливался на губах, и мысленно она представляла себе, каково будет целоваться с тем или иным парнем. В конце концов, ей уже шестнадцать, и дома, в Канзасе, мальчишки ей прохода не давали.
Когда у костра появился новый силуэт, подвыпившие подростки не сразу поняли, что это кто-то новый, а не вернулся кто-то из отошедших в кусты парочек. Первым опомнился Джейк.
- О, какие люди! – вальяжно протянул он. – Ученый, какими судьбами? Ты не заблудился?
Рыжий усмехнулся, оглядывая компанию.
- Зашел на огонек, - спокойно ответил он.
- Ну, садись тогда, что стоишь столбом, - Джейк разыгрывал радушного хозяина. – Держи.
Выпустив из объятий одну из прильнувших к нему девчонок, он протянул рыжему банку пива. Тот покачал головой:
- Нет, спасибо. Отец шкуру спустит, если только запах учует.
- Ну, как знаешь, - пожал плечами Джейк, но настаивать никто не стал, про суровый нрав папаши Кейнов были наслышаны многие.
Рыжий лизнул губы, еще раз скользнул взглядом по всем присутствующим, - и сел рядом с Люси. Многие девчонки захихикали, отворачиваясь, обменялись взглядами парни. Люси ощутила, как заливает краской щеки. Она еще раз отхлебнула из банки, чтобы скрыть смущение. Майк продолжил прерванный появлением рыжего рассказ, вечеринка пошла своим ходом. Люси осторожно покосилась на соседа. Тот сидел, подняв острые плечи, поставив локти на коленки, смотрел на огонь, слушал Майка, даже усмехался слегка. Почему-то это ее возмутило. Он что, случайно рядом с ней сел, что ли?! Люси представила себе, как он, посидев немного, вдруг встанет и уйдет, и как над ней завтра будет потешаться весь класс. Ну уж нет! Она опрокинула в себя остатки пива, швырнула банку в костер, резко поднялась, чувствуя, как ее мотнуло – три банки пива, черт, да она же напилась! Рыжий тоже встал, галантно придерживая ее под локоть. Все взгляды сейчас были обращены на них. Люси почувствовала, как к горлу подступает комок каких-то непонятных сумбурных чувств – захотелось рассмеяться, разреветься, заехать рыжему по физиономии или убежать в кустики и сунуть два пальца в рот, чтобы избавиться от этого мерзкого ощущения тошноты. Вместо этого она взяла рыжего за руку и, гордо вскинув голову, не обращая внимания на шепотки за спиной, пошла прочь от костра.
Парень послушно шел за ней, даже не удосужившись попрощаться с компанией. Когда костер скрылся из виду, Люси выпустила его руку, а сама, шатаясь, пошла дальше, по еле различимой в темноте дорожке. Через несколько шагов нога подвернулась, но упасть ей не позволили. У нее звенело в ушах, перед глазами все плыло, стоять самостоятельно не было никакой возможности, и она почти лежала на парне, удобно устроив голову на его плече, прижимаясь щекой к грубой ткани куртки. Рыжий не проявлял ни малейших признаков беспокойства или недовольства ситуацией, его руки сильно и уверенно обнимали ее за талию, будто не было ничего естественней в мире, чем стоять здесь, на каком-то пустыре среди Нью-Йорка, широко расставив ноги и сжимая в объятиях пьяную одноклассницу. Это почему-то развеселило Люси.
- Ты такой милый, - проворковала она, проводя рукой по его щеке. Щеки парня были мягкими, похоже, пока ему еще не приходилось пользоваться бритвой. Губы тоже были мягкими и теплыми. Вот только они никак не отреагировали на поцелуй, лишь сжались крепче. – Ты не хочешь со мной целоваться? – обиделась Люси, пытаясь высвободиться из его объятий. – Я тебе противна?
- Перестань, - снова с той самой странной взрослой снисходительностью сказал парень. – Мне противна не ты, а пиво, которым от тебя сейчас несет, как от бочки.
- Ну и пожалуйста, - Люси всхлипнула, утыкаясь лицом в грудь парня. – Не буду с тобой целоваться. Не хочешь сейчас – а потом я не захочу, - она еще раз всхлипнула, но уже от обиды на себя и свой язык, который болтает какую-то ерунду.
- Не захочешь – и не надо, - спокойно ответил парень. – Ну, ты чего? – Люси позорно разревелась, и он, кажется, растерялся. – Слушай, на, вот, - он порылся в карманах, нашел носовой платок. – И вот это, - Люси нахмурилась, глядя на две черные таблетки на ладони парня.
- Я не такая, - резко оттолкнувшись и чуть не потеряв равновесие, заявила она. – Я не употребляю наркотики. Я и пиво не люблю, просто…
- Это не наркотики, глупая, - перебил ее праведное негодование рыжий. – Это уголь активированный. Разжуй и проглоти, тебе же самой легче станет. Уголь – он абсорбирует…
- Ученый! – насмешливо фыркнула Люси, забирая таблетки. На вкус они были не менее противные и горькие, чем пиво.
- Мне до ученого, как до неба, - спокойствие парня, казалось, было просто безграничным.
- А как тебя на самом деле зовут? – полюбопытствовала Люси. – Эйч – это ведь не имя.
- Ну почему, имя, - широко улыбнулся парень. – Уменьшительное. Горацио меня зовут, в честь Горацио Алджера - знаешь, такой писатель был известный?
- Горацио, - уважительно повторила Люси. – Красиво.
Может, таблетки подействовали, может, просто начал выветриваться хмель, но ей вдруг снова стало зябко, и она поежилась, с неожиданной опаской оглядывая обступающую их темноту.
- Хочешь вернуться к костру? – прищурясь, спросил Горацио.
- А ты? – помолчав, спросила Люси.
- А что я там забыл? – поднял брови Горацио. Получилось это потешно, так что Люси невольно прыснула.
- А зачем ты вообще приходил? – лукаво поблескивая глазами, спросила она.
- За тобой, - неожиданно откровенно ответил парень, заставив замереть. – Мне показалось, тебе не очень-то хотелось ехать на эту вечеринку, и я подумал, что может понадобиться повод, чтобы уйти. Но, если тебе там правда нравится…
- Нет, - мотнула головой Люси. – Мне совсем не нравится, - удрученно призналась она.
- А зачем ты вообще туда пошла? – вопрос прозвучал бы назидательно, если б не сочувствие в синих глазах.
- Ну, чтобы быть, как все… - пожала плечами Люси.
- Хм…
- Что?
- Слушай, если ты не хочешь возвращаться туда, пошли, я провожу тебя до дома? – предложил Горацио. – Поздно уже. Эээ, - его щеки слегка покраснели, но он все же протянул Люси свою куртку. – Накинь.
- Спасибо, - искренне поблагодарила она. Да, жест был банальным, но это было так приятно, да и своевременно – ей правда было холодно. Вдобавок, Горацио протянул ей руку, помогая выбраться на дорогу, и они зашагали по обочине, оба внезапно смутившись оттого, что ситуация напоминала какое-то романтическое кино.
- Так что ты имел в виду? – первой справилась с неловкостью Люси.
- Когда?
- Не придуривайся! – сощурилась Люси. – Ты считаешь, что нужно быть не как все?
- Ну, не совсем так, - Горацио провел рукой по волосам, взъерошив их. – Знаешь, мама говорит, быть как все – невозможно. Кто-то черный, кто-то белый, кто-то богатый, кто-то бедный, кто-то умный, кто-то глупый, кто-то смелый, кто-то трус… Люди слишком разные, чтобы можно было быть, как все.
- И как же тогда быть? – с интересом спросила Люси.
- Выбирай пример, достойный подражания, - с улыбкой пожал плечами Горацио.
- Легко сказать! – хмыкнула Люси. – Вот как я сделаю стрижку под Миррей Матье, если у меня такие волосы? – она сердито дернула прядь, тут же снова закрутившуюся мелкими кольцами.
- Погоди, причем тут стрижка? – не понял Горацио.
- Ну, чтобы быть похожей…
- Ага, а мне выколоть себе глаз, чтобы быть похожим на Нельсона? – рассмеялся Горацио. – Подражать нужно не внешности, а поступкам, - с некоторым пафосом сказал он.
- А, так завтра ты отправляешься в морское сражение? – поддразнила Люси.
- Не, завтра я спозаранку почту поеду развозить, - серьезно ответил Горацио. Но в глазах еще искрилась усмешка. – Я в колледж поступать собираюсь. В полицию только с 21 года берут, и мама хочет, чтобы я колледж закончил.
- А зачем тебе в полицию?
- Я считаю, это стоящее дело, - сдвинул брови Горацио. – Защищать людей, восстанавливать справедливость…
- Занятие для настоящего мужчины, - подхватила Люси.
Горацио быстро взглянул на нее, проверяя, не смеется ли.
- А что, не так? – немного неуверенно улыбнулся он.
- Очень даже, - кивнула Люси.
Они умолкли, думая каждый о своем. Хмель окончательно выветрился, но теперь голову Люси кружили какие-то странные, смутные надежды и мечты. Искоса поглядывая на профиль своего спутника, Люси вдруг подумала, что маме он понравится, он серьезный, хорошо учится, он… И тут же она одернула себя. Причем тут понравится маме? Вообще-то он еще и не собирается за ней ухаживать. С другой стороны, он провожает ее сейчас до дома, и на ее плечах – его куртка…
- Вот здесь я живу, - сказала Люси, останавливаясь. – А ты?
- Я… В паре кварталов, - оглядевшись, Горацио указал головой куда-то на север, разрушив ее робкие надежды, что он живет по соседству, и может, иногда будет провожать ее до дома и впредь…
- Спасибо, - снова чуть покраснев, сказала Люси, возвращая куртку. – Спасибо, что пришел туда из-за меня. Больше не придется, честно. Я просто… Я просто хотела с кем-то дружить, понимаешь?
- Ну, - Горацио быстро облизал губы. – Ну, если тебе не скучно, можешь дружить со мной…
Рыжие брови поднялись домиком, взгляд был крайне неуверен, будто Горацио ждал отказа, более того, насмешки.
- Мне не будет скучно, - почти шепотом ответила Люси, теперь уже краснея основательно и опуская глаза.
- Правда? – улыбнулся Горацио.
Радость и недоверие смешивались в его взгляде. Люси про себя фыркнула в адрес тех девчонок, которые могли отказаться с ним дружить. Рыжий? Ну и что? Зато умный. И честный. И смелый. И вообще… Раз он местный, то, вероятно, знает Нью-Йорк. И они будут ходить гулять в парк, и в кино, и в кафе… Как все…
От этой мысли Люси вдруг стало так смешно, веселье буквально вскипело в крови, захотелось сделать что-то неожиданное, созорничать. Несколько секунд Люси боролась с этим желанием, а потом вместо ответа шагнула к Горацио, поднимаясь на цыпочки и прижимаясь губами к его губам. На сей раз его губы оставались безответными всего миг, потом раскрылись навстречу… Но Люси тут же испугалась того, что делает. Одно дело было – целовать парня, выдув три банки пива, когда тебе море по колено. И совсем другое дело – сейчас. Испуганно пискнув, она развернулась и, не оглядываясь, убежала в дом, оставив ошарашенного и растерянного провожатого у калитки. Захлопнув дверь и привалившись к ней спиной, Люси прижала ладони к пылающим щекам, будто могла так унять бешено колотящееся сердце. Она стояла так, мысленно перебирая каждое слово, каждое движение бровей и губ, каждый взмах ресниц, чувствуя сладкую слабость в коленях, пока из комнаты не выглянула мать. Люси, спохватившись, мышкой шмыгнула к себе в комнату, не заметив мягкой, понимающей усмешки матери.
- Все в порядке? – не оборачиваясь, спросил ее муж.
- Более чем, - заверила она.

@темы: #fandom: CSI, .V.2 Штампы, CSI Miami: фэндом в целом (таб.30)