Род деятельности: попытки построения Теории Всего Сущего| шило в Занзасе(с)
Название: Красота.
Фандом: Katekyoshi Hitman Reborn.
Автор: Лихослава (леди Лилит де Лайл Кристи)
Бета: Нет, но очень нужна
Герои: Савада Тсунаёши, Гокудера Хаято, Реборн, остальные фоном.
Время действия: Старшая школа.
Тема: Цитаты. "Красота есть во всём, просто не каждый её видит"
Объём: 2 908 слов.
Тип: пре-слеш.
Рейтинг: PG
Саммари: Тсуна учится входить в гипер-режим без «стимуляторов».
Дисклаймер: Ггерои и вселенная – Амано-сенсей. Буквы – Кириллу и Мефодию. Нам с бетой остаётся только наше сумасшествие.
Предупреждения: Автор нюхал брокколи. Много личного фанона на матчасть. Повествование от второго лица.
читать дальшеВ японском языке нет подходящих слов, чтобы описать твои ощущения. Есть ли они в итальянском? Скорее всего, тоже нет. Только если кто-нибудь из твоих предков сподобился их изобрести, в чём ты сильно сомневаешься.
Это не похоже на раздвоение личности. Может кому-нибудь со стороны это видится именно так, но ты-то смотришь изнутри. Это не «кто-то другой», это тоже ты. Но такой, который не знает напрасных сомнений. Это не «если бы я мог выбирать, то был бы таким». Выбираешь не ты. Просто когда-то ты не знал, что можно и так. Без лишней суеты. Спокойно. Нет причин волноваться о том, чего ты не в состоянии изменить, правда?
Это ощущение поднимается изнутри, заполняет тебя всего. Проникает в каждую клетку тела. Всё сразу становится проще, если отбросить ненужные сомнения и страхи. Но так было не всегда.
Сначала, как и говорил Реборн, пуля просто снимала внешние ограничения. Грубо и безжалостно. Буквально выворачивая твою личность наизнанку. Но это тоже был ты, ведь даже в таком состоянии ты не делал ничего, чего бы не хотел в обычном. Вполне возможно, что именно так ты и будешь себя вести, когда-если напьёшься в стельку, но тебе совсем не хочется экспериментировать на эту тему.
Потом был контроль. Но это неправильное слово. Реборн, конечно, отличный специалист, но даже его взгляд – со стороны, поэтому выбор слов далеко не всегда идеален. Он знает, что ты должен получить в итоге, но ты уверен: он и понятия не имеет как ты это делаешь на самом деле. Слов нет, а чувства способны понять только предыдущие Боссы Вонголы, да и то, для каждого это должно быть было по-своему.
«Контроль» – это насилие. Это зверь, загнанный в клетку, и которого выпускают лишь на цирковую арену, а это жестоко. Ты пытаешься понять своего «зверя», прислушиваться к нему. Запертые в ограниченном пространстве звери становятся агрессивней и, довольно часто, норовят расправиться со своим "укротителем". А оно тебе надо?
Самый непонятный для окружающих момент – это то, что твой внутренний «зверь» тоже ты. Что ты – это не только "ты" и не только «зверь». Ты, это и то, и другое, и нечто большее (или меньшее?). Это неотъемлемая часть тебя. Ты уже давно в курсе, ага. Но знать и принимать не одно и то же.
Ты боишься, всего и всех. Сейчас, может быть, меньше, чем раньше, но всё равно боишься. Ты привык жить с этим страхом, он давно стал частью тебя. Сейчас ты тоже боишься своего внутреннего зверя. Не хотелось бы, но что поделать. Теперь это мешает тебе научиться самостоятельно, не находясь в состоянии аффекта, входить в гипер-режим. Ты привык, что самое сложное решат и выберут за тебя, и, при всём при этом, на тебя свалили всю эту ответственность. Ты этого никогда не хотел, ты хотел «своё маленькое счастье», а теперь его у тебя никогда не будет. Жаль. Немного. Единственное, что примиряет тебя со всей этой мафией, это твоя Семья. Привыкни уже думать так.
Особые пули вламываются в черепную коробку, но вместо того, чтобы упасть замертво с аккуратной дыркой между глаз, ты вновь и вновь выпускаешь на свободу своего зверя. Выпускаешь вместо себя. Потом ты учишься, пусть ненадолго, но становиться целым, выпуская зверя погулять, но и не уходя сам. Самое сложное удержаться на этой грани – не стать зверем целиком, практически утрачивая разум, а объединить его с собой, слиться полностью. Тогда и состояние этой целостности продлиться дольше. И если не совершать насилия над собой, ни над какой частью своей личности, а понять и принять все свои грани…
Таблетки, по крайней мере, не делают попыток убить тебя. Хотя, ты не рискнул бы давать их кому-нибудь попробовать, а то мало ли что. Но эта зависимость тебя раздражает. Как наркоман, честное слово! Быть не способным ни на что без очередной дозы. Это кажется унизительней, чем пуля в лоб. Но ведь Реборн не будет с тобой вечно, и его не будет рядом, каждый раз, когда ты попадёшь в очередную переделку.
Но что бы ты ни делал, как бы не третировал тебя репетитор, войти в гипер-режим без «стимуляторов» не получается. Реборн утверждает, что ты не стараешься. В чём-то он и прав, но ты лучше других знаешь, в чём твоя основная проблема.
Ты уже говорил, что этот аркобалено довольно часто ошибается в выборе слов? Тот же «Прорыв Точки Нуля», например. Да, «ноль» – подходящее слово, но ты недавно узнал, что и ноль бывает разным. И твой Адаптированный Прорыв, это ноль по Цельсию. А вот Версия Первого – по Кельвину. Абсолютный ноль. Температура открытого космоса. Так всё становится гораздо понятнее – твоё нормальное, спокойное состояние, это «единица». Просто один, норма для всех прочих, в таком состоянии ты такой же, как и все, ну, может, за исключением гипер-интуиции. Когда ты используешь Пламя, это больше, гораздо больше единицы, но Пламя проще измерять в феамо-вольтах. Но как можно что-то измерить, когда пламени нет? «Ноль». Ничего. Пустота. Поглощение. Когда же ты идёшь глубже, не просто задерживаясь в этой точке, стремясь дальше – это «минус». Вплоть до двухсот с чем-то там. Абсолютный ноль, холоднее уже не будет. Тот самый предел, за которым огонь превращается в лёд. Законы физики превращается в ничто, когда речь идёт о твоей решимости.
И вот, Реборн требует, что бы ты взял гипер-режим под контроль. Он торопится, слишком многое сейчас не укладывается в его расчёты, слишком рано. Он говорил это ещё перед Конфликтом Колец, но это не зависит ни от кого из вас.
Девятый уже не молод и время не прошло для него даром. Ему здоровье и в прежние годы не было идеальным, а после того случая с Гола Моска, испортилось окончательно. Пришлось очень долго восстанавливаться, и даже сейчас, почти через три года, это даёт о себе знать. Он устал и хочет покоя, и ты не можешь винить его за это.
Но это значит, что приходится торопиться, а у тебя, как назло ничего не получается. Ты боишься. Такая мелочь, просто ерунда, но ты ничего не можешь с этим сделать. Страх сковывает тебя по рукам и ногам. Страх наполняет твоё сознание. Страх смотрит на тебя из глубины отражения. Страх превращает твою, и без того не слишком счастливую, жизнь в непрекращающуюся пытку. И самое мерзкое здесь то, что боишься ты себя. Того, кем ты становишься или можешь стать. Ты боишься, что нечто тёмное из глубин твоей души поглотит тебя целиком.
Ты ведь уже убил человека, если считать Госта, то двух. Сколько погибших и раненых осталось на базе Мелоне, когда вы ушли оттуда? Скольких убил взрослый Хибари-сан, прикрывая этот манёвр? А ещё он убил Дейзи. Как бы там ни было, ребята ввязались в это только из-за тебя. Все эти смерти, вся эта кровь – на твоих руках.
Это как «принцип меньшего зла» – убив их, вы спасли сотни невинных жизней, ты прекрасно понимаешь это, но ты знаешь, что за всё надо платить, и платить придётся тебе. За пролитую кровь, за чьи-то сломанные жизни, за семьи, оставшиеся без кормильцев. Ты расплачиваешься бессонными ночами, натянутыми до предела нервами.
Ты знаешь, тебе не нужен контроль, тебе нужно единение. Контроль нужно держать постоянно, единства достигают один раз и на всю жизнь. Контроль неустойчив, как сфера на кончике иглы, как натянутая тетива самурайского лука: или порвётся, или выстрелит. Единение – это не карточный домик, это дорога, проложенная древнеримскими инженерами, один раз и на века. Единение – последняя деталь пазла встанет на своё место. Это завершение, уже почти покой.
Но это навсегда, и потом уже ничего не изменить. Ты боишься попасть в ловушку собственного сознания, боишься, что вместо тебя появится кто-то другой – тёмный, жестокий, страшный. А ведь другого выхода у тебя нет, у вас всех осталось слишком мало времени слишком много дел, слишком многому ещё надо научиться. Слишком… не самое приятное слово, ты его уже почти ненавидишь.
После очередной изнуряющей тренировки ты стоишь перед зеркалом и вытаскиваешь из глаз линзы. Это уже почти на автомате: утром одеть, вечером – снять. Ты уже почти не помнишь, что без них твои глаза, пусть чуть-чуть, но всё же темнее. И сейчас, до рези всматриваясь в собственное отражение, почему-то вспоминаешь Спаннера, с его мини-моской и леденцами. Но не того, кто сейчас переписывается по интернету с Шоичи и планирует приехать в Японию через год, с этим человеком ты почти не знаком. Ты вспоминаешь его взрослым, с каким ты познакомился на базе Мелоне, ты и тогда не мог понять его мотивы, да и вообще мотивы таких людей: учёных, одержимых какой-либо идеей, впрочем, ты и себя не можешь понять до конца.
Всю ночь тебе сниться что-то размытое и невнятное, но ты уверен – красивое. Безупречная в своей лаконичности красота боевых техник предыдущих Боссов Вонголы. Среди них нет Девятого, но ты внезапно чётко понимаешь, что это лишь потому, что он ещё жив и неожиданно остро понимаешь: если всё останется как прежде, это ненадолго. Бушующее, беспощадное Пламя, не способное причинить вред своему носителю, но безжалостно уничтожающее его врагов. Материализованная, концентрированная Воля своего обладателя, такая разная у всех и такая одинаковая. Невероятно, как такой хрупкий сосуд, как человеческое тело, способен вмещать в себя подобное без ущерба, и без ущерба ли?
По мере развития способности использования, усиления мощи, менялось ли и тело тоже? Ведь не зря Реборн, готовя тебя к Конфликту Колец, так напирал на физическое развитие, да и сейчас не упускает такой возможности. Для того чтобы свободно пропускать Пламя через себя требуются не только понимание происходящего и желание, но и выносливость. Сейчас ты с лёгкостью можешь сдать все школьные нормативы и даже больше, но предпочитаешь это скрывать. Тебе не нужно лишнее внимание, у тебя есть заботы важнее.
Кровь жидким огнём течёт по венам, изменяя, оставляя неизменным. Бешеный пульс замедляется до нормального, теперь ты спокоен, сосредоточен, теперь можно заняться делом. Огонь живой, родной, уже почти привычный. Огонь стал частью тебя: твоего тела, разума, души. Пламя меняет твой разум, вновь и вновь, но всё же оставляет тебя прежним, саму твою суть, то, что составляет основу твоей личности. Огонь, как цветок распускается в твоей душе, позволяя осуществлять главное твоё желание – защищать.
Ты знаешь, что спишь, но рассуждаешь, ты много думал об этом уже долгие недели, и вот, приблизился к ответу. Ты, твоё тело, твой разум, твоя душа и твоя воля – неразделимые части тебя. И внутренний зверь, как ты его называл, лишь сплав тех качеств твоей личности, которыми ты пренебрегал в повседневной жизни за ненадобностью. Зачем тебе сила воли, упрямство и решимость, если ты никогда не старался ничего достичь? Но сейчас ты точно знаешь, что тебе нужно, ты не хотел ни власти, ни неразрывно связанной с нею ответственности, но от тебя уже ничего не зависит. Ты уже не доверишь свою Семью кому-нибудь другому, а значит отступать уже поздно. С той самой минуты, как тебе сказали слово "должен", пути назад уже не было, пусть это решение приняли за тебя, против отцовской воли идти невозможно, раз уж тебя воспитали японцем.
Осталось только побороть страх перед будущим и перед неизвестностью. Принять всё до конца: ответственность полной мерой, не отмахиваясь от проблем полузабытыми доводами. Сейчас тебе сниться, что ты сидишь на берегу совершенно незнакомого моря, пронзительно-голубого цвета. Валун, на который ты опираешься, хранит тепло явно сицилийского солнца, ведь где ещё ты мог бы оказаться? Запах соли и йода кажется настоящим, даже не верится, что это всего лишь сон. Очередная волна вынесла тебе прямо под ноги ракушку знакомой формы, как на гербе Семьи. Ты улыбаешься, повторяя про себя, что только ракушка на протяжении многих веков остаётся неизменной, тебе никуда не деться, но ещё ты боишься, что не справишься.
— Красиво, — говоришь ты, стараясь отвлечься от неприятных мыслей. Открывающийся перед тобой пейзаж и эта одинокая ракушка, как последний, завершающий штрих, превращающий просто красоту в совершенство одного мгновения.
— Красота есть во всём, просто не каждый её видит, — знакомый голос почти шепчет это тебе на ухо. Ты понимаешь, что слышал его шаги, скрип песка и гальки, ощущал его приближение, но не хотел прерывать созерцание. Красота момента была бы потеряна.
Ты понимаешь, что он имеет в виду, в этот момент ты невероятно чётко ощущаешь красоту обыденно-повседневного и неповторимую красоту мгновения. Красота на поле боя и красота созданного природой. Красота созданного человеком и самого человека. И жизнь и смерть – всё красиво. Потому что красота, это гармония. Красота вечна, изменчива, но при этом неизменна.
Ты лишь чуть-чуть поворачиваешь голову, чтобы не отрывать взгляда от моря и почти слившегося с ним чистого неба, ведь это самый восхитительный рассвет, что тебе доводилось видеть. Он присел на тот же валун, что и ты, похожий на тебя, как старший брат, которого у тебя никогда не было. Джотто Вонгола.
Наверное, надо ответить, но ты уверен, что он понял твой ответ без слов, а для тебя сейчас важнее, что эта встреча – шанс поделиться переживаниями, не боясь насмешки. И спросить совета.
— Знаете, мне страшно, — признаёшься ты.
— Это со всеми бывает, — кивает Примо. — Мне тоже было страшно. Я мог бы обнадёжить тебя, но не стану врать: это не пройдёт. Страх это естественная реакция, голос чувства самосохранения. Главное, научиться отличать реальные страхи от собственных фантазий. Или чужих иллюзий.
Губы Джотто вздрагивают в едва заметной горькой усмешке, но вернув лицу прежнюю безмятежность, он нагибается и поднимает ракушку.
— Бояться, это нормально, — продолжает он. — Было бы гораздо хуже, если бы ты ничего не боялся. И гораздо опаснее. Со временем, ты привыкнешь. У тебя будет ещё много времени. А уж потом и вовсе, целая вечность, чтобы смириться с тем, что ни рая ни ада нам не светит. Да и перерождения в новом качестве не грозит.
— Но я боюсь себя, — настаиваешь ты.
— Себя, или своих желаний? — живший четыре сотни лет назад мужчина понимает тебя лучше всех. В этом есть что-то неизъяснимо правильное и нелепое одновременно.
— Я боюсь того, каким могу стать, — формулируешь свою мысль чётче.
— Значит, ты боишься изменений, — Джотто обнимает тебя за плечи, его голос спокоен и тих. — Но ведь все меняются. Становятся старше, потом стареют. Жизнь не стоит на месте. То, каким ты станешь, зависит только от тебя. Ты ведь уже понял, что никакого другого тебя не существует. Есть только ты. Цельность это завершение, но не конец пути. Даже достигнув согласия с самим собой, ты будешь продолжать меняться. И то, какой дорогой ты пойдёшь, кого поведёшь за собой… только тебе решать, Дечимо.
Джотто даёт тебе ракушку, треплет по волосам и растворяется в зыбком рассвете. Он не сказал, что всё будет хорошо, но он доверил тебе то, что считает самым важным. Ракушка в твоих руках лучше всяких слов говорит, что это твой выбор и твоё решение. Его доверие ты не можешь обмануть.
Ты едва ли не впервые просыпаешься сам, задолго до будильника. Чувство покоя и умиротворённости, обретённое тобой во сне, остаётся с тобой и наяву. Ты знаешь, чувствуешь, что сегодня у тебя всё получится. Сердце колотится быстро-быстро, время как будто замедляет свой ход. Ты говоришь себе: «я хочу стать целым, единым». Ты сейчас в каком-то изменённом состоянии сознания, чувствуешь, будто спускаешься вглубь себя. Ты хочешь разбудить ту часть своего «я», которая прежде просыпалась только благодаря посторонней помощи. У тебя такое чувство, будто ты открыл глаза ещё раз, хотя они оставались открытыми. Голова немного кружится, но это быстро проходит. Вы привыкните друг к другу. Нет, ты привыкаешь к себе.
Когда ты подходишь к зеркалу, чтобы надеть линзы, твои глаза непривычного оранжевого цвета, а красноватый зрачок обведён более светлой каймой. Тебе говорили, что под действием пламени твои глаза меняют цвет, но тебе не доводилось смотреться в зеркало в таком состоянии. Постепенно они становятся темнее, становясь привычно-карими, а тебе становится любопытно, от чего теперь будет зависеть их цвет.
Ты спускаешься к завтраку, привычно подгоняемый язвительными замечаниями Реборна. Он пьёт свой неизменный эспрессо, твоя мама хлопочет у плиты, Ламбо просит добавки. Всё как обычно. Ты внезапно понимаешь, что в этом шумном сборище тоже есть своеобразная красота, эдакая гармония Хаоса. И если бы всего этого не было, то ты бы насторожился и начал бы искать подвох.
Когда твой репетитор в своей обычной бесцеремонной манере заявляет, что «Никчёмного Тсуну сегодня ждёт тренировка», тебе вдруг становится весело. Ты сделал это! Почти сам. Да, Примо помог тебе успокоиться, но… Ты наконец-то сделал что-то по-своему. Такое непривычное чувство победы, не омрачённое горечью потерь и переживаниями за последствия. Поле боя – твой собственный разум и твоё тело. Побеждённый – твоя не уверенность. Это почти эйфория, и, когда ты смотришь на Реборна, то понимаешь, что он видит тот самый взгляд, который едва не напугал тебя утром: глаза, цвета Пламени.
— Ну, может, ты и не такой никчёмный, но от тренировок это тебя не избавит, — хмыкает он, возвращаясь к своему кофе, но ты чувствуешь, что он доволен. Ты взобрался на новую ступень и можешь двигаться дальше.
Сегодня всё кажется тебе новым и необычным, красивым. Лопаточка для риса в руках твоей матери, посуда на кухонной полке, где нет ни даже двух одинаковых предметов, узловатая ветка дерева, заглядывающая в окно. Окружающий мир оказался настолько совершенен и великолепен, что ты едва решаешься поверить в реальность его существования.
И когда ты выходишь из дома, улыбаясь встречающему тебя Гокудере, внезапно понимаешь, что он тоже красивый. Ловишь себя на том, что смотришь на него пристально, любуясь резковатыми, но правильными чертами лица, его опасной грацией хищного зверя. У него очень красивые руки, изящные пальцы, хрупкие на вид, но такие сильные. Бьющаяся на внутренней стороне запястья венка, полускрытая широким кожаным браслетом.
Пальцы сжимают сигарету, подносят к губам, и это почти завораживает. Пепельная прядь падает на его лицо, он встряхивает головой, чтобы откинуть её в сторону, волосы взмётываются, рассыпаются, а упрямая прядь всё также падает на глаза. Тебе хочется самому отвести её от лица, заправить за ухо, чтобы почувствовать мягкость волос, как будто случайно провести подушечками пальцев по его коже. Хаято передвигает сигарету в другой угол рта, и ты понимаешь, что не можешь отвести взгляд от его губ. Он красивый, даже просто удивлённый взгляд из-под пушистых ресниц вызывает какое-то странное чувство.
Сейчас, достигнув понимания с самим собой, ты можешь признаться хотя бы себе: он тебе нравится, тебе с ним комфортно, хорошо. Сейчас, ты можешь признаться, что это всерьёз и уже давно, просто раньше ты не решался в этом признаться. Улыбаешься и думаешь, что надо бы придумать, как провести с ним больше времени и узнать, взаимны ли ваши чувства.
Фандом: Katekyoshi Hitman Reborn.
Автор: Лихослава (леди Лилит де Лайл Кристи)
Бета: Нет, но очень нужна
Герои: Савада Тсунаёши, Гокудера Хаято, Реборн, остальные фоном.
Время действия: Старшая школа.
Тема: Цитаты. "Красота есть во всём, просто не каждый её видит"
Объём: 2 908 слов.
Тип: пре-слеш.
Рейтинг: PG
Саммари: Тсуна учится входить в гипер-режим без «стимуляторов».
Дисклаймер: Ггерои и вселенная – Амано-сенсей. Буквы – Кириллу и Мефодию. Нам с бетой остаётся только наше сумасшествие.
Предупреждения: Автор нюхал брокколи. Много личного фанона на матчасть. Повествование от второго лица.
читать дальшеВ японском языке нет подходящих слов, чтобы описать твои ощущения. Есть ли они в итальянском? Скорее всего, тоже нет. Только если кто-нибудь из твоих предков сподобился их изобрести, в чём ты сильно сомневаешься.
Это не похоже на раздвоение личности. Может кому-нибудь со стороны это видится именно так, но ты-то смотришь изнутри. Это не «кто-то другой», это тоже ты. Но такой, который не знает напрасных сомнений. Это не «если бы я мог выбирать, то был бы таким». Выбираешь не ты. Просто когда-то ты не знал, что можно и так. Без лишней суеты. Спокойно. Нет причин волноваться о том, чего ты не в состоянии изменить, правда?
Это ощущение поднимается изнутри, заполняет тебя всего. Проникает в каждую клетку тела. Всё сразу становится проще, если отбросить ненужные сомнения и страхи. Но так было не всегда.
Сначала, как и говорил Реборн, пуля просто снимала внешние ограничения. Грубо и безжалостно. Буквально выворачивая твою личность наизнанку. Но это тоже был ты, ведь даже в таком состоянии ты не делал ничего, чего бы не хотел в обычном. Вполне возможно, что именно так ты и будешь себя вести, когда-если напьёшься в стельку, но тебе совсем не хочется экспериментировать на эту тему.
Потом был контроль. Но это неправильное слово. Реборн, конечно, отличный специалист, но даже его взгляд – со стороны, поэтому выбор слов далеко не всегда идеален. Он знает, что ты должен получить в итоге, но ты уверен: он и понятия не имеет как ты это делаешь на самом деле. Слов нет, а чувства способны понять только предыдущие Боссы Вонголы, да и то, для каждого это должно быть было по-своему.
«Контроль» – это насилие. Это зверь, загнанный в клетку, и которого выпускают лишь на цирковую арену, а это жестоко. Ты пытаешься понять своего «зверя», прислушиваться к нему. Запертые в ограниченном пространстве звери становятся агрессивней и, довольно часто, норовят расправиться со своим "укротителем". А оно тебе надо?
Самый непонятный для окружающих момент – это то, что твой внутренний «зверь» тоже ты. Что ты – это не только "ты" и не только «зверь». Ты, это и то, и другое, и нечто большее (или меньшее?). Это неотъемлемая часть тебя. Ты уже давно в курсе, ага. Но знать и принимать не одно и то же.
Ты боишься, всего и всех. Сейчас, может быть, меньше, чем раньше, но всё равно боишься. Ты привык жить с этим страхом, он давно стал частью тебя. Сейчас ты тоже боишься своего внутреннего зверя. Не хотелось бы, но что поделать. Теперь это мешает тебе научиться самостоятельно, не находясь в состоянии аффекта, входить в гипер-режим. Ты привык, что самое сложное решат и выберут за тебя, и, при всём при этом, на тебя свалили всю эту ответственность. Ты этого никогда не хотел, ты хотел «своё маленькое счастье», а теперь его у тебя никогда не будет. Жаль. Немного. Единственное, что примиряет тебя со всей этой мафией, это твоя Семья. Привыкни уже думать так.
Особые пули вламываются в черепную коробку, но вместо того, чтобы упасть замертво с аккуратной дыркой между глаз, ты вновь и вновь выпускаешь на свободу своего зверя. Выпускаешь вместо себя. Потом ты учишься, пусть ненадолго, но становиться целым, выпуская зверя погулять, но и не уходя сам. Самое сложное удержаться на этой грани – не стать зверем целиком, практически утрачивая разум, а объединить его с собой, слиться полностью. Тогда и состояние этой целостности продлиться дольше. И если не совершать насилия над собой, ни над какой частью своей личности, а понять и принять все свои грани…
Таблетки, по крайней мере, не делают попыток убить тебя. Хотя, ты не рискнул бы давать их кому-нибудь попробовать, а то мало ли что. Но эта зависимость тебя раздражает. Как наркоман, честное слово! Быть не способным ни на что без очередной дозы. Это кажется унизительней, чем пуля в лоб. Но ведь Реборн не будет с тобой вечно, и его не будет рядом, каждый раз, когда ты попадёшь в очередную переделку.
Но что бы ты ни делал, как бы не третировал тебя репетитор, войти в гипер-режим без «стимуляторов» не получается. Реборн утверждает, что ты не стараешься. В чём-то он и прав, но ты лучше других знаешь, в чём твоя основная проблема.
Ты уже говорил, что этот аркобалено довольно часто ошибается в выборе слов? Тот же «Прорыв Точки Нуля», например. Да, «ноль» – подходящее слово, но ты недавно узнал, что и ноль бывает разным. И твой Адаптированный Прорыв, это ноль по Цельсию. А вот Версия Первого – по Кельвину. Абсолютный ноль. Температура открытого космоса. Так всё становится гораздо понятнее – твоё нормальное, спокойное состояние, это «единица». Просто один, норма для всех прочих, в таком состоянии ты такой же, как и все, ну, может, за исключением гипер-интуиции. Когда ты используешь Пламя, это больше, гораздо больше единицы, но Пламя проще измерять в феамо-вольтах. Но как можно что-то измерить, когда пламени нет? «Ноль». Ничего. Пустота. Поглощение. Когда же ты идёшь глубже, не просто задерживаясь в этой точке, стремясь дальше – это «минус». Вплоть до двухсот с чем-то там. Абсолютный ноль, холоднее уже не будет. Тот самый предел, за которым огонь превращается в лёд. Законы физики превращается в ничто, когда речь идёт о твоей решимости.
И вот, Реборн требует, что бы ты взял гипер-режим под контроль. Он торопится, слишком многое сейчас не укладывается в его расчёты, слишком рано. Он говорил это ещё перед Конфликтом Колец, но это не зависит ни от кого из вас.
Девятый уже не молод и время не прошло для него даром. Ему здоровье и в прежние годы не было идеальным, а после того случая с Гола Моска, испортилось окончательно. Пришлось очень долго восстанавливаться, и даже сейчас, почти через три года, это даёт о себе знать. Он устал и хочет покоя, и ты не можешь винить его за это.
Но это значит, что приходится торопиться, а у тебя, как назло ничего не получается. Ты боишься. Такая мелочь, просто ерунда, но ты ничего не можешь с этим сделать. Страх сковывает тебя по рукам и ногам. Страх наполняет твоё сознание. Страх смотрит на тебя из глубины отражения. Страх превращает твою, и без того не слишком счастливую, жизнь в непрекращающуюся пытку. И самое мерзкое здесь то, что боишься ты себя. Того, кем ты становишься или можешь стать. Ты боишься, что нечто тёмное из глубин твоей души поглотит тебя целиком.
Ты ведь уже убил человека, если считать Госта, то двух. Сколько погибших и раненых осталось на базе Мелоне, когда вы ушли оттуда? Скольких убил взрослый Хибари-сан, прикрывая этот манёвр? А ещё он убил Дейзи. Как бы там ни было, ребята ввязались в это только из-за тебя. Все эти смерти, вся эта кровь – на твоих руках.
Это как «принцип меньшего зла» – убив их, вы спасли сотни невинных жизней, ты прекрасно понимаешь это, но ты знаешь, что за всё надо платить, и платить придётся тебе. За пролитую кровь, за чьи-то сломанные жизни, за семьи, оставшиеся без кормильцев. Ты расплачиваешься бессонными ночами, натянутыми до предела нервами.
Ты знаешь, тебе не нужен контроль, тебе нужно единение. Контроль нужно держать постоянно, единства достигают один раз и на всю жизнь. Контроль неустойчив, как сфера на кончике иглы, как натянутая тетива самурайского лука: или порвётся, или выстрелит. Единение – это не карточный домик, это дорога, проложенная древнеримскими инженерами, один раз и на века. Единение – последняя деталь пазла встанет на своё место. Это завершение, уже почти покой.
Но это навсегда, и потом уже ничего не изменить. Ты боишься попасть в ловушку собственного сознания, боишься, что вместо тебя появится кто-то другой – тёмный, жестокий, страшный. А ведь другого выхода у тебя нет, у вас всех осталось слишком мало времени слишком много дел, слишком многому ещё надо научиться. Слишком… не самое приятное слово, ты его уже почти ненавидишь.
После очередной изнуряющей тренировки ты стоишь перед зеркалом и вытаскиваешь из глаз линзы. Это уже почти на автомате: утром одеть, вечером – снять. Ты уже почти не помнишь, что без них твои глаза, пусть чуть-чуть, но всё же темнее. И сейчас, до рези всматриваясь в собственное отражение, почему-то вспоминаешь Спаннера, с его мини-моской и леденцами. Но не того, кто сейчас переписывается по интернету с Шоичи и планирует приехать в Японию через год, с этим человеком ты почти не знаком. Ты вспоминаешь его взрослым, с каким ты познакомился на базе Мелоне, ты и тогда не мог понять его мотивы, да и вообще мотивы таких людей: учёных, одержимых какой-либо идеей, впрочем, ты и себя не можешь понять до конца.
Всю ночь тебе сниться что-то размытое и невнятное, но ты уверен – красивое. Безупречная в своей лаконичности красота боевых техник предыдущих Боссов Вонголы. Среди них нет Девятого, но ты внезапно чётко понимаешь, что это лишь потому, что он ещё жив и неожиданно остро понимаешь: если всё останется как прежде, это ненадолго. Бушующее, беспощадное Пламя, не способное причинить вред своему носителю, но безжалостно уничтожающее его врагов. Материализованная, концентрированная Воля своего обладателя, такая разная у всех и такая одинаковая. Невероятно, как такой хрупкий сосуд, как человеческое тело, способен вмещать в себя подобное без ущерба, и без ущерба ли?
По мере развития способности использования, усиления мощи, менялось ли и тело тоже? Ведь не зря Реборн, готовя тебя к Конфликту Колец, так напирал на физическое развитие, да и сейчас не упускает такой возможности. Для того чтобы свободно пропускать Пламя через себя требуются не только понимание происходящего и желание, но и выносливость. Сейчас ты с лёгкостью можешь сдать все школьные нормативы и даже больше, но предпочитаешь это скрывать. Тебе не нужно лишнее внимание, у тебя есть заботы важнее.
Кровь жидким огнём течёт по венам, изменяя, оставляя неизменным. Бешеный пульс замедляется до нормального, теперь ты спокоен, сосредоточен, теперь можно заняться делом. Огонь живой, родной, уже почти привычный. Огонь стал частью тебя: твоего тела, разума, души. Пламя меняет твой разум, вновь и вновь, но всё же оставляет тебя прежним, саму твою суть, то, что составляет основу твоей личности. Огонь, как цветок распускается в твоей душе, позволяя осуществлять главное твоё желание – защищать.
Ты знаешь, что спишь, но рассуждаешь, ты много думал об этом уже долгие недели, и вот, приблизился к ответу. Ты, твоё тело, твой разум, твоя душа и твоя воля – неразделимые части тебя. И внутренний зверь, как ты его называл, лишь сплав тех качеств твоей личности, которыми ты пренебрегал в повседневной жизни за ненадобностью. Зачем тебе сила воли, упрямство и решимость, если ты никогда не старался ничего достичь? Но сейчас ты точно знаешь, что тебе нужно, ты не хотел ни власти, ни неразрывно связанной с нею ответственности, но от тебя уже ничего не зависит. Ты уже не доверишь свою Семью кому-нибудь другому, а значит отступать уже поздно. С той самой минуты, как тебе сказали слово "должен", пути назад уже не было, пусть это решение приняли за тебя, против отцовской воли идти невозможно, раз уж тебя воспитали японцем.
Осталось только побороть страх перед будущим и перед неизвестностью. Принять всё до конца: ответственность полной мерой, не отмахиваясь от проблем полузабытыми доводами. Сейчас тебе сниться, что ты сидишь на берегу совершенно незнакомого моря, пронзительно-голубого цвета. Валун, на который ты опираешься, хранит тепло явно сицилийского солнца, ведь где ещё ты мог бы оказаться? Запах соли и йода кажется настоящим, даже не верится, что это всего лишь сон. Очередная волна вынесла тебе прямо под ноги ракушку знакомой формы, как на гербе Семьи. Ты улыбаешься, повторяя про себя, что только ракушка на протяжении многих веков остаётся неизменной, тебе никуда не деться, но ещё ты боишься, что не справишься.
— Красиво, — говоришь ты, стараясь отвлечься от неприятных мыслей. Открывающийся перед тобой пейзаж и эта одинокая ракушка, как последний, завершающий штрих, превращающий просто красоту в совершенство одного мгновения.
— Красота есть во всём, просто не каждый её видит, — знакомый голос почти шепчет это тебе на ухо. Ты понимаешь, что слышал его шаги, скрип песка и гальки, ощущал его приближение, но не хотел прерывать созерцание. Красота момента была бы потеряна.
Ты понимаешь, что он имеет в виду, в этот момент ты невероятно чётко ощущаешь красоту обыденно-повседневного и неповторимую красоту мгновения. Красота на поле боя и красота созданного природой. Красота созданного человеком и самого человека. И жизнь и смерть – всё красиво. Потому что красота, это гармония. Красота вечна, изменчива, но при этом неизменна.
Ты лишь чуть-чуть поворачиваешь голову, чтобы не отрывать взгляда от моря и почти слившегося с ним чистого неба, ведь это самый восхитительный рассвет, что тебе доводилось видеть. Он присел на тот же валун, что и ты, похожий на тебя, как старший брат, которого у тебя никогда не было. Джотто Вонгола.
Наверное, надо ответить, но ты уверен, что он понял твой ответ без слов, а для тебя сейчас важнее, что эта встреча – шанс поделиться переживаниями, не боясь насмешки. И спросить совета.
— Знаете, мне страшно, — признаёшься ты.
— Это со всеми бывает, — кивает Примо. — Мне тоже было страшно. Я мог бы обнадёжить тебя, но не стану врать: это не пройдёт. Страх это естественная реакция, голос чувства самосохранения. Главное, научиться отличать реальные страхи от собственных фантазий. Или чужих иллюзий.
Губы Джотто вздрагивают в едва заметной горькой усмешке, но вернув лицу прежнюю безмятежность, он нагибается и поднимает ракушку.
— Бояться, это нормально, — продолжает он. — Было бы гораздо хуже, если бы ты ничего не боялся. И гораздо опаснее. Со временем, ты привыкнешь. У тебя будет ещё много времени. А уж потом и вовсе, целая вечность, чтобы смириться с тем, что ни рая ни ада нам не светит. Да и перерождения в новом качестве не грозит.
— Но я боюсь себя, — настаиваешь ты.
— Себя, или своих желаний? — живший четыре сотни лет назад мужчина понимает тебя лучше всех. В этом есть что-то неизъяснимо правильное и нелепое одновременно.
— Я боюсь того, каким могу стать, — формулируешь свою мысль чётче.
— Значит, ты боишься изменений, — Джотто обнимает тебя за плечи, его голос спокоен и тих. — Но ведь все меняются. Становятся старше, потом стареют. Жизнь не стоит на месте. То, каким ты станешь, зависит только от тебя. Ты ведь уже понял, что никакого другого тебя не существует. Есть только ты. Цельность это завершение, но не конец пути. Даже достигнув согласия с самим собой, ты будешь продолжать меняться. И то, какой дорогой ты пойдёшь, кого поведёшь за собой… только тебе решать, Дечимо.
Джотто даёт тебе ракушку, треплет по волосам и растворяется в зыбком рассвете. Он не сказал, что всё будет хорошо, но он доверил тебе то, что считает самым важным. Ракушка в твоих руках лучше всяких слов говорит, что это твой выбор и твоё решение. Его доверие ты не можешь обмануть.
Ты едва ли не впервые просыпаешься сам, задолго до будильника. Чувство покоя и умиротворённости, обретённое тобой во сне, остаётся с тобой и наяву. Ты знаешь, чувствуешь, что сегодня у тебя всё получится. Сердце колотится быстро-быстро, время как будто замедляет свой ход. Ты говоришь себе: «я хочу стать целым, единым». Ты сейчас в каком-то изменённом состоянии сознания, чувствуешь, будто спускаешься вглубь себя. Ты хочешь разбудить ту часть своего «я», которая прежде просыпалась только благодаря посторонней помощи. У тебя такое чувство, будто ты открыл глаза ещё раз, хотя они оставались открытыми. Голова немного кружится, но это быстро проходит. Вы привыкните друг к другу. Нет, ты привыкаешь к себе.
Когда ты подходишь к зеркалу, чтобы надеть линзы, твои глаза непривычного оранжевого цвета, а красноватый зрачок обведён более светлой каймой. Тебе говорили, что под действием пламени твои глаза меняют цвет, но тебе не доводилось смотреться в зеркало в таком состоянии. Постепенно они становятся темнее, становясь привычно-карими, а тебе становится любопытно, от чего теперь будет зависеть их цвет.
Ты спускаешься к завтраку, привычно подгоняемый язвительными замечаниями Реборна. Он пьёт свой неизменный эспрессо, твоя мама хлопочет у плиты, Ламбо просит добавки. Всё как обычно. Ты внезапно понимаешь, что в этом шумном сборище тоже есть своеобразная красота, эдакая гармония Хаоса. И если бы всего этого не было, то ты бы насторожился и начал бы искать подвох.
Когда твой репетитор в своей обычной бесцеремонной манере заявляет, что «Никчёмного Тсуну сегодня ждёт тренировка», тебе вдруг становится весело. Ты сделал это! Почти сам. Да, Примо помог тебе успокоиться, но… Ты наконец-то сделал что-то по-своему. Такое непривычное чувство победы, не омрачённое горечью потерь и переживаниями за последствия. Поле боя – твой собственный разум и твоё тело. Побеждённый – твоя не уверенность. Это почти эйфория, и, когда ты смотришь на Реборна, то понимаешь, что он видит тот самый взгляд, который едва не напугал тебя утром: глаза, цвета Пламени.
— Ну, может, ты и не такой никчёмный, но от тренировок это тебя не избавит, — хмыкает он, возвращаясь к своему кофе, но ты чувствуешь, что он доволен. Ты взобрался на новую ступень и можешь двигаться дальше.
Сегодня всё кажется тебе новым и необычным, красивым. Лопаточка для риса в руках твоей матери, посуда на кухонной полке, где нет ни даже двух одинаковых предметов, узловатая ветка дерева, заглядывающая в окно. Окружающий мир оказался настолько совершенен и великолепен, что ты едва решаешься поверить в реальность его существования.
И когда ты выходишь из дома, улыбаясь встречающему тебя Гокудере, внезапно понимаешь, что он тоже красивый. Ловишь себя на том, что смотришь на него пристально, любуясь резковатыми, но правильными чертами лица, его опасной грацией хищного зверя. У него очень красивые руки, изящные пальцы, хрупкие на вид, но такие сильные. Бьющаяся на внутренней стороне запястья венка, полускрытая широким кожаным браслетом.
Пальцы сжимают сигарету, подносят к губам, и это почти завораживает. Пепельная прядь падает на его лицо, он встряхивает головой, чтобы откинуть её в сторону, волосы взмётываются, рассыпаются, а упрямая прядь всё также падает на глаза. Тебе хочется самому отвести её от лица, заправить за ухо, чтобы почувствовать мягкость волос, как будто случайно провести подушечками пальцев по его коже. Хаято передвигает сигарету в другой угол рта, и ты понимаешь, что не можешь отвести взгляд от его губ. Он красивый, даже просто удивлённый взгляд из-под пушистых ресниц вызывает какое-то странное чувство.
Сейчас, достигнув понимания с самим собой, ты можешь признаться хотя бы себе: он тебе нравится, тебе с ним комфортно, хорошо. Сейчас, ты можешь признаться, что это всерьёз и уже давно, просто раньше ты не решался в этом признаться. Улыбаешься и думаешь, что надо бы придумать, как провести с ним больше времени и узнать, взаимны ли ваши чувства.
@темы: .V.3 Цитаты, #fandom: Katekyo Hitman Reborn, Katekyoshi Hitman Reborn: Савада Тцунаеши, Гокудера Хаято (таб.30)