[bfcure]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

4/100

[Горбач]

Название: Всегда.
Фандом: One piece
Герои: Кид/Бони
Тема: I-2, навсегда
Объём: 682 слова.
Тип: гет
Рейтинг: G
Саммари: Ничто не вечно.
Авторские примечания: Снова очень сумбурно...

Прочитать

Когда-то давно, в те далёкие времена, когда весь мир Юстасса Кида ещё не заполнился огнём, железом и сражениями, где-то на дальних островах он был маленьким любопытным ребёнком. Он бегал по острову, собирал какой-то ненужный никому мусор и делал из него игрушки, и улыбался, как солнышко. Тёплые и мягкие женские руки гладили его голову, в тщетных попытках уложить непослушные торчащие волосы, тонкий голос заботливо нашёптывал ему похвалы и напевал колыбельные. Ветра не вызывали дрожи, а только неописуемо приятное чувство свободы, полёта, веры, надежды в светлое будущее. Море было синим-синим и непознаваемо привлекательным. Там, где было магическое, волшебное, необходимое место [дом], где было всегда уютно, тепло, приятно и легко, там казалось, что всё это навсегда.

Когда-то, когда мальчик повзрослел слишком быстро, когда боль закалила его юный разум, убила все прежние чувства и породила новое, намного более сильное - ненависть, - Юстасс Кид стал воином. Где-то на разных островах, где он впервые познавал истинную жестокость, собственную жестокость, деревни горели, подобно его родине, по его вине. Женщины-матери умирали в муках, подобно его матери. Дома уничтожались и боль в росла и росла. Сердце юного воина черствело с каждым днём, и его не трогали чужие страдания. Где-то там, когда у Кида не было ещё никого, на кого он мог бы опереться и кому довериться, когда он не мог определиться с собственными желаниями, реализовать собственные амбиции, тогда казалось, что так будет всегда.

Когда-то, когда в никчёмную одинокую жизнь Юстасса Кида ворвались новые тёплые чувства, юный воин стал воином по праву. Где-то на чужих островах находились родственные души, и сердце, закалённое болью и жестокостью, оттаивало. Жизнь переставала казаться чередой бессмысленных дней, иногда деревни не сгорали дотла из-за неосторожного взгляда селянина. Появилось новое волшебное, магическое, необходимое место [дом], для воина и всей его армии. Дни приобретали смысл, и жизнь приобретала смысл, и каждый новый час был новым открытием. Чувства внутри воина кипели, появлялись какие-то невероятные эмоции удовлетворения, будто бы он добился в жизни того, чего должен был. Появилась статность, гордость, появились последователи, и всё стало каким-то правильным. Жестокость к другим как-то странно окупилась верными душами, но Кида это не беспокоило. Когда-то он благодарил небеса и познанное прекрасное море за жизнь, которая ему дана, и казалось, что лучше уже быть не может, что именно так будет всегда.

Когда-то, совсем недавно, когда воин познал в себе человека, он стал мужчиной. Где-то в барах, кабаках и борделях Юстасс Кид проводил часы. Жещины смотрели на него жадными пугливыми глазами, и ему это нравилось. Он познавал их одну за другой и думал, что узнал уже всю женскую сущность. Женщины не задерживались долго в его жизни, и он осознавал каждый раз, что связь эта будет прервана довольно скоро, но иногда хотел всё же задержать её, чтобы она длилась где-то близко с [всегда].

Когда-то Юстасс Кид был сражён женщиной наповал. Где-то в баре он увидел её и понял в то же мгновение, что она именно та, кто нужен ему сейчас. Он подошёл к ней с вопиющим самодовольством, и она оценила его только как кикчащегося павлина, и тем завлекла, заинтересовала, почти покорила. Юстасс не мог не думать о ней, потому что она мелькала на страницах газет слишком часто. То и дело в заголовках звучало громкое имя Джеверли Бони. Кид смаковал его с удовольствием, вспоминал её формы, повесил розыскную листовку над кроватью. Он верил, что сможет заполучить её, и однажды всё так и случилось. Вероятно, у Бони просто не было увлечений слишком давно, и потому она оценила Кида, как достойную для себя пару, но Киду не было для этого дела. Он путался пальцами в её волосах, ласкал её мягкую кожу и обводил губами её тело, он получал искреннее удовольствие от одного только пребывания с ней рядом и сходил с ума от возможности прикоснуться. Джеверли заключала его в мягкие объятия и укладывала его буйную голову себе на грудь, проникалась к нему неожиданной нежностью, впускала в своё тело, целовала его в виски, затылок и губы, шептала в уши похвалы. Киду было приятно и ностальгично, и он готов был проводить с этой женщиной вечность, никак не в силах насытиться. По утрам, засыпая, обнимая её и вдыхая её пряный аромат, он всем сердцем хотел верить и рассчитывал, что она так же, что это навсегда...

@темы: .I.2 Романтика, #fandom: One piece, One piece: Сверхновые (табл.100)

---

5/50

[Читатель Комиксов]

Название: Потерянные
Фандом: Marvel Comics
Герои: Ртуть, Алая Ведьма
Тема: I.6 Потерянный
Объём: 442 слова
Тип: Джен
Рейтинг: G
Жанр: Размышление
Авторские примечания: Действие происходит по завершении сюжетной арки "День М". Для тех, кто не в курсе: Алая Ведьма, мутант, управляющий реальностью, пережившая гибель своих детей, спровоцировала ряд событий приведших к гибели Вижна, Соколиного Глаза и Человека-Муравья. После этого герои собрались вместе, чтобы решить, что им делать с Алой Ведьмой. Ртуть, обеспокоенный, что герои собираются приговорить его сестру к смерти, похитил её и уговорил, её создать мир, где большинство героев лишены своих суперспособностей, но живут счастливой жизнью, в то время как мутанты стали господствующей расой. Но постепенно к героям вернулись их настоящие воспоминания. Они нашли Алую Ведьму и Ртуть, а разъярённый Магнето чуть было не убил Ртуть. У Алой Ведьмы все эти события вызвали шоковое состояние, и она произнесла заклинание, лишившее мутантов их способностей.

- Больше никаких мутантов,- её последние слова.
И настал новый день. И всё было забыто. И она была забыта миром. Исчезла.
Солнечный день, безоблачное лазурное небо. Свободное небо свободного мира. Люди счастливые или печальные, злые, радостные, угнетённые, встревоженные, спокойные идут по улицам Вашингтона, пока ещё не зная о трагедии. Впрочем, многие люди скорее воспримут случившееся не как трагедию, а как величайшее благо. Столько лет прошло, а они так и не начали по-настоящему принимать мутантов.
Множество мутантов погибло в минуту, когда слова были произнесены. Они лишились своих сил, в то время, как летали, плавали под водой, проходили сквозь стены, или спасали людей из огня. Другие покончили с собою, поняв, что они больше не мутанты. То, что одних проклятие, для других основа жизни.
Раньше нас были миллионы, теперь едва ли пара сотен. Нет, не нас, их. Я больше не мутант. Теперь я просто Пьетро Максимофф, сын одного из величайших преступников этой планеты, человек. Я не представляю себя без своей силы. Этот мир такой медленный, раньше я мог очень многое совершить за один день, теперь едва ли смогу сделать десятую часть. И мыслить я тоже стал медленнее. Это дурацкое ощущение своей негодности. Кому я нужен такой? У меня никогда не было ничего кроме своей сверхскорости. Я прочёл множество книг, во многом разбирался, но никогда ничего не систематизировал, а теперь все знания куда-то ушли. Обычный человек, никем и никогда не работавший, без какого либо образования. Бывший мститель, бывший мутант.
Я любил свою сестру и никому не желал зла. Её хотели убить, но я защищал её и создал идеальный мир для всех, для наших друзей, для наших врагов. Так за что же меня теперь все презирают? Кому этот мир причинил зло? Питер Паркер ненавидит меня за то, что он в этом мире был женат на той, кто был в его памяти всю его жизнь. Он был счастлив в этом мире, так за что же он проклинает меня? Все были счастливы. Росомаха клянётся, что убьёт мою сестру тогда, когда встретит её. За что? Благодаря ей он вспомнил своё прошлое, обрёл то, к чему стремился последние тридцать лет. Ему бы благословлять её... Но нет, никто никогда не скажет спасибо бедной сломленной девочке, Ванде. Все видят в ней только угрозу всему живому.
В мире осталось всего несколько сотен мутантов, остальные лишены своих сил. Пара сотен мутантов, чем они заслужили такое счастье? И почему я, тот, кто всегда оберегал свою сестру, кто всегда старался сделать её счастливой, почему я не один из этих счастливчиков?
Где ты, сестра? Ответь на все мои вопросы? Скажи, как мне теперь жить? Помоги мне встать и двигаться дальше? Просто дай знать мне, что ты жива, что тебе хорошо...
Мы всегда были потерянными. Два потерянных ребёнка-близнеца. Но мы всегда были потеряны вместе. А теперь потерялись по-настоящему...

@темы: .I.6. Ангст, #fandom: Marvel, Marvel: Х-men.(табл.50)

---

3/100

[Горбач]

Название: Остриё.
Фандом: One piece
Герои: Кид, Хоукинс, Киллер.
Тема: I-5, недоверие
Объём: 968 слов.
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: Невинный эксперимент Базиля Хоукинса.
Авторские примечания: Внезапная идея+бессонная ночь=плохая комбинация.

Прочитать.

Над морем только-только поднимается солнце, а в убежище пиратов Кида уже почти все на ногах. Ночью парни неплохо повздорили, неплохо выпили, и наутро очень плохо поднялись. Большинство собралось в зале, обмениваясь сочувственными взглядами, слушая распоряжения и обдумывая планы на день.
Кид мирно спал в своей комнате. Тоскуя по былым приключениям, он воображал в своих снах былые и будущие драки, и секс, очень много секса. Он совсем не хотел просыпаться, ни от настойчивых пинков Киллера, ни от терпкого аромата кофе, которым наполнилась его комната. Кид тщетно пытался ухватить ещё немного воображаемой боли, воображаемых оргазмов, немного сонной истомы, но всё пропало, как по волшебству. Он разлепил глаза и упёрся взглядом в стройную фигуру Базиля Хоукинса. Тот только заметил, что Кид проснулся, сразу протянул ему чашку.
- Новый день уже начался, поднимайся, - проговорил он. Кид приподнялся на локтях, облокотился спиной на холодную стену и взял в руки чашку. Он неё приятно веяло тёплым ароматным паром. Его голова напоминала болевыми ощущениями о вчерашних лишних паре литров, и потому Кид, не сильно задумываясь, глотнул сразу глубокий глоток.
- Он какой-то странный, - выдал вердикт Кид, но продолжил пить. - И вообще, с чего это мне кофе в постель?
- Не задавай лишних вопросов, просто пей, хорошо?
Кид пожал плечами. Утром он был совсем не склонен спорить, чем часто пользовался Киллер, когда нужно было принимать важные решения. Юстасс сделал ещё глубокий глоток, и ещё, чувствуя, как к нему приливает энергия, пробуя внимательнее, прислушиваясь к вкусу, который всё же был непривычен. Хоукинс сел на стул в другом конце комнаты и лениво наблюдал за Кидом.
- Вкус необычный, - он снова начал разговор, заключив, что Кид уже более менее проснулся и готов к нему, - из-за добавок. Просто ароматические масла и настойки, ничего такого. Но мне кажется, так он лучше.
- Да, так лучше, - кивнул Кид. - Но зачем это?
- Карты дали мне несколько размытое предсказание, так что я намерен уточнить. Ты закончил? - Кид сделал последний глоток. Базиль поднялся на ноги и подошёл к его кровати, протягивая руки за чашкой.
- Да, я закончил. - Рассеянно проговорил Кид, отдавая белую чашку владельцу. - Спасибо за завтрак.
- Это только кофе, - уточнил Базиль, вертя чашку в руках и всматриваясь в её дно. - Вот как... - протянул он, отставил чашку в сторону и посмотрел на Кида внимательно. - Поднимайся, Кид, тебе следует навестить свою команду.
- С ними что-то не так? - насторожился Кид.
- С ними всё более чем в порядке. Дело в тебе. Карты сказали, что ты будешь ранен. И ранение это нанесёт тебе друг. Возможно, Киллер, узнав о твоём пренебрежении его личной собственностью...
- Что ты..?
- Даже я знаю об этом, Киллер и подавно заметит расхищение своего рома, но вряд ли разозлится настолько, чтобы тебя ранить. Однако, значение слова "друг" очень размыто, вполне может иметься ввиду просто союзник, и значит, это могу быть я или, скажем, Апу, или любой из наших команд.
- Ха! - бросил Кид гордо и поднялся на ноги, огляделся по сторонам в поисках своей одежды. - К чему всё это ведёт?
- К чему? - изумился Хоукинс. - Будь осторожен. Но я дам тебе, пожалуй, стимул... Ещё карты сказали мне, что в скором времени нам предстоит сражение. Очень масштабное и серьёзное. Ты же не хочешь, чтобы твои травмы портили такое действо?
- Почему скоро? - грубо бросил Кид, в попытках скрыть нахлынувшую радость, но Базиля это нисколько не задело, потому что он видел все эмоции Кида насквозь.
- Потому что Киллер ничего не должен знать об этом. Он занимается твоими делами больше, чем ты сам, но это будет планировать не он. Так что ничего не говори ему об этом, ладно?
- Ладно.
Хоукинс почти улыбнулся, взял чашку и удовлетворённый вышел из комнаты.

***

Кид хоть и фыркнул в ответ на предсказание, весь день ходил дёрганный, присматривался к тем, кто присматривался к нему, не ввязывался в конфликты за просто так, как обычно он делал, был, одним словом, осторожен. Хотя под вечер всё же получил незначительное ранение от злого Киллера, в одном из длинных одиноких коридоров, из-за того, что слишком много расспрашивал об их планах на будущее, о врагах и о предстоящих сражениях. Услышав закономерное "Кид, ты достал!!!", Кид ощутил холод металла у себя на шее, в опасной близости с артерией, и приготовился использовать силу своего фрукта, на что Киллер оставил только лёгкий надрез рядом с опасной областью и убрал ножи на пояс.
- Никаких больше вопросов: я рассказываю тебе всё. Всё, уяснил? И как же ты меня бесишь сегодня! Мы с тобой сколько лет уже знакомы - никогда так не приставал! Что на тебя нашло?!
Но это, конечно, был риторический вопрос, так что Киллер быстро удалился, пока Кид не додумался спросить ещё что-нибудь.
Кид направился в большой зал и только усмехнулся, увидев там Хоукинса. Подошёл к нему быстрыми шагами, сел рядом и закинул голову назад, демонстрируя аккуратный мелкий порез на своей шее с видом высшей пренебрежительности.
- Видишь? Это твои серьёзные ранения? - Хоукинс внимательно оглядел порез и подпёр голову рукой.
- Значит, всё-таки, Киллер. Что ж, тебе повезло. Будь это кто-нибудь другой, всё не обошлось бы этим...
- О чём это ты?
- Я просто доволен исходами дня. Все мои предсказания сбылись, а предположения оправдались. И главное, я узнал наверняка уровень нашего недоверия. Это чрезвычайно важная информация.
- Ты использовал меня, - понимающе протянул Кид и рассмеялся. - А я-то думал, к чему эти нежности с завтраком!
- Это был кофе, - поправил Базиль. - И мы ведь союзники: мы и должны использовать друг друга в свою пользу...
- Ну конечно!
- Ты доверяешь мне достаточно сильно, чтобы поверить моим словам, но недостаточно, чтобы заключать тайные соглашения, доверяешь Киллеру во всём, как и он тебе, ну и я не доверяю вам обоим ни на йоту. Согласись, день прошёл плодотворно.
- Осталось только потрахаться!
- Острить у тебя выходит лучше всего, - Хоукинс легко улыбнулся и поднялся из-за стола. - Налево по коридору покои Скрэчмена Апу. Я уверен, он будет рад принять тебя с такими пикантными предложениями. Он доверяет нам обоим ещё меньше, чем я, и с удовольствием примет любую интимную информацию. Поделись, что ли?
Кид проводил Базиля угрюмым взглядом, ощущая его самодовольство болезненно, оскорблением.
- У меня получается лучше всего! Остряк херов...

@темы: .I.5 Хёрт/комфорт, #fandom: One piece, One piece: Сверхновые (табл.100)

---

13/30, Sanctuary, фандом в целом

[Восьмая дочь]

Название: Sweet Dreams
Фандом: Sanctuary
Герои: Уилл Циммерман/Хелен Магнус, Эбби Корриган, Кейт Фриландер, Джо Кавано, Джеймс Уотсон, упоминаются другие персонажи и пейринги
Тема: Синий
Объём: 6 304 слова
Тип: гет (намеки на слэш и фемслэш)
Рейтинг: PG-13
Саммари: Они получили мир своей мечты. Так или иначе
Авторские примечания: AU на основе серии 3x19: Out of Blue

Его жизнь походила на сон, сон, от которого трудно проснуться. Сон невероятного темно-синего цвета. Не кошмар, нет, а затягивающий дурман наркоза. Уилл помнил, каково это: когда он был ребенком, ему пришлось перенести операцию. Приходить в себя после нее было трудно, и Уилл никак не мог понять, проснулся ли он в самом деле. Даже когда его выписали, он, бывало, смотрел по сторонам и думал: "А что, если это все еще сон?". Это чувство запомнилось навсегда.

И теперь ему казалось, что он все еще спит. Может, недолго, может с детства, а может, с самого дня своего рождения. Вся его жизнь приобрела синий оттенок с редкими яркими сиреневыми вспышками.

Почему синий? Уилл не мог объяснить, но был уверен, что цвет его существования, цвет его сна, именно такой.

Он словно плыл в океанской пучине, безучастный и спокойный. Его психотерапевт говорила, что это реакция на стресс. Загруженный график и беременность Эбби, а еще и поблизости оказалась Хелен с ее проблемами...

— Подобные состояния, – говорила доктор Лайтем, – заразны, как настоящая инфекционная эпидемия. Влияние социогенного фактора нельзя недооценивать...

Уилл кивал и наблюдал за женщиной перед ним. Она, кажется, не осознавала, что стучит по столу ластиком на карандаше в конце каждого предложения.

— Работницы фабрик в Южной Каролине в начале шестидесятых заболели от укусов насекомых. Но жуков не было. Подействовала сила самоубеждения.

"Она любит слушать свой голос", – подумал Уилл. Но стоило признать, что голос доктора Лайтем был красивым. Таким же глубоким и синим, как мир вокруг.

Она говорила, что соседка повлияла на Уилла. Заставила его захотеть покончить с собой. К счастью, они оба тогда были на взводе и, как утверждала все та же Лайтем, на самом деле не собирались делать ничего непоправимого. Ведь, в конце концов, ограда вдоль дороги достаточно надежная, чтоб за нее не вылетали торопящиеся машины скорой помощи или просто случайные гонщики. Когда автомобиль ударился о препятствие, Уилла, как и Хелен, бросило вперед, на подушки безопасности.

Несколько минут спустя неудавшиеся самоубийцы выбрались из изувеченной машины и посмотрели друг на друга. В синих (опять этот цвет) глазах Хелен Уилл читал то же недоумение, что ощущал внутри самого себя. "Мы что, – звучал безмолвный вопрос, – действительно до такой степени психи?".

Погибни они, это решило бы множество проблем, а так пришлось возвращаться назад пешком, потому что телефон никто из них не взял, и как-то объясняться со службами, которые вызывали и Друитт, и Эбби. Жену Уилла и вовсе госпитализировали, к счастью, обошлось без последствий для нее и ребенка. Иначе бы точно пришлось прыгать с утеса. Теперь уже без машины, чтоб наверняка.

Правда, после всего, уже оправившись от шока, Эбби съехала, перестала разговаривать с Уиллом, а потом и отправила ему бумаги на развод.

Не то, чтоб это было такой уж неожиданностью... тем не менее, остальные считали именно так.

— Вы не думаете, что это слишком поспешно? – спросил адвокат Эбби при встрече с Уиллом.
— Это не мне решать, – пожал плечами тот и взял ручку со стола.

Они сидели в одной из тех контор, которые, пусть и сохраняют все составляющие уюта, но кажутся пустыми и безликими. И картины с синими горными вершинами будто добавляли холода в обстановку. Эбби не пришла, но в этом и не было необходимости. Особенно на ее сроке. Ей совершенно не стоило нервничать, в этом Уилл был полностью уверен.

— А я думаю, что поспешно, – сказал адвокат.
— Правда? – Уилл недоуменно поднял брови и замер над бумагами. – С чего бы это?

Адвокат Эбби кашлянул. Это был невысокий, круглолицый мужчины со сверкающей лысиной. Он выглядел одновременно и как чей-то добрый дядюшка, и как прототип типичного бондовского злодея.

— Я не должен обсуждать своих клиентов, но, ради Бога, мистер Циммерман, ваша жена вот-вот родит. В таком состоянии тяжело рассуждать здраво. Когда мы ждали первенца, я три месяца ночевал у друзей, а со вторым ребенком не мог вздохнуть свободно из-за полного дома ее техасских родственников... и это не смешно.

Уилл понял, что улыбается.

— Простите, – он снял очки, – но я себе это представил.
— Не принимайте таких решений, не поразмыслив, – продолжил адвокат. – Ваша жена может передумать. Да и вам самим надо быть разумнее...
— Вы ее адвокат, – просто сказал Уилл, – а я ее муж. И я знаю, что если Эбби что-то решила, она не отступится. Я не оспариваю суммы алиментов и согласен по всем пунктам. Где подписать?

Он протер очки и снова надел их. Адвокат тяжело вздохнул.

Забавно, что чужого человека развод Уилла волновал больше, чем самого Уилла. Синяя дымка спокойствия поглощала эмоции и воспоминания, делая их с Эбби супружескую жизнь чем-то далеким и зыбким.

Он не волновался о бывшей жене, она словно бы отступила куда-то в тень, точно так же, как кредит за дом, фиксированная сумма которого ежемесячно вычиталась из зарплаты. Поначалу чувствуешь, а после перестаешь даже замечать, настолько рутинным это становится.

Встречи с доктором Лайтем были назначены по пятницам, Уилл заезжал к ней после работы, а потом отправлялся домой. И в один из таких дней он с удивлением увидел бывшего мужа Хелен, "Джон Друитт – чистота вашего города!", как упорно кричали рекламные листовки и щиты. Кандидат Друитт выезжал с их улицы.

Уилл загнал машину в гараж и пошел к соседке напротив. Входная дверь оказалась заперта, но задняя – открыта.

Когда доктор Лайтем поинтересовалась, общается ли Уилл с Хелен, он сказал, что нет. И даже не соврал, потому что после аварии у них обоих просто не было времени, особой возможности и желания что-то обсуждать. Но фразы "Не приближайся ко мне" ни с одной из сторон тоже не было.

Потому Уилл посчитал, что ничто не запрещает ему войти в ее дом.

Хелен била цветочные вазы. Спокойно и целенаправленно, словно выполняя некий ритуал. Пока Уилл наблюдал, она раз за разом пыталась расколотить тяжелую вазу с сине-фиолетовыми узорами, бросая ее об пол и снова поднимая.

— Мне принести молоток? – спросил Уилл.

Хелен обернулась и хмуро свела брови.

— Ты давно там стоишь?
— Достаточно. Я видел Друитта... он?.. – вопрос повис в воздухе незавершенным.

И Уилл не знал точно, что именно он желал спросить. "Он вернулся к тебе?", "Он угрожает тебе?", "Он ошибся адресом?", "Он был похищен инопланетянами с Альфы Центавра и возвращен по чужому месту жительства?".

— Оказывает моральную поддержку своей съехавшей с катушек жене, – процедила Хелен. – Чаю? Или последуешь доброму совету психолога и будешь меня игнорировать?
— Одно другому не мешает, – улыбнулся Уилл. – Я могу выпить чаю и тебя проигнорировать. Но нет. В смысле, не буду. В смысле – да... черт, ты меня поняла, да?

Хелен кивнула, поставила так и не разбившуюся вазу на столик и прошла мимо Уилла на кухню.

Он ожидал, что она насыплет заварку в чашку, но вместо этого Хелен взялась сервировать чуть ли не целый стол.

— Я не очень хорошо разбираюсь в чайных церемониях, – отметил Уилл, – по-моему, мы должны сидеть на полу... разве нет?
— Прекрати, – мягко попросила Хелен, – не надо защищаться от меня иронией. Пожалуйста.

Она опустилась на стул напротив него и пододвинула Уиллу сахарницу и молочник.

— Прости меня, – сказала Хелен, минуту или две понаблюдав за Уиллом, наливающим себе чай.
— За что? – спросил тот. – Если из-за ваз, то ладно – это твое дело, можешь их хоть Друитту на голову надевать.
— Не за это, – махнула рукой Хелен.
— А за что?.. А-а-ай!

Генри, кот Хелен, внезапно вспрыгнул Уиллу на руки. Тот дернулся, переворачивая чашку; оставшийся в ней чай пролился на стол.

— Что ему надо? – спросил Уилл.

Кот замурлыкал и боднул его головой в грудь.

— Ты ему нравишься, – сказала Хелен. – Ты так часто носил его на руках, что стал для него членом семьи.
— Боже упаси от таких пушистых родственников!

Генри спрыгнул на пол и ушел под стол, гордо задрав хвост. Хелен тихо рассмеялась.

— Так за что ты просишь прощения? – спросил Уилл, возвращаясь к прерванному разговору.

Он попытался убрать чай со скатерки салфеткой, но это не очень получилось. Хелен поднялась и взяла полотенце из ящика. Темно-синее полотенце с какой-то непонятной сиреневой анаграммой.

— За то, что втянула тебя в это, – сказала она, – у меня ведь не в первый раз творческий кризис...

Хелен оказалась очень близко, и Уилл почувствовал себя героем какой-то мелодрамы. По закону жанра они сейчас должны посмотреть друг на друга, засмущаться от осознания того, насколько глубоко они оказались в зоне личного пространства друг друга, отскочить... а потом, минут через двадцать, признаться друг другу в пылкой влюбленности.

Хелен спокойно посмотрела на Уилла и убрала за ухо упавшую ей на лицо прядь.

— Почему ты так смотришь? – спросила она. – Творческие кризисы художников чуть менее шумные, чем у певцов, но тоже бывают.
— Охотно верю, – ответил Уилл. – Но ты в этом не виновата...

Она пожала плечами и вышла из кухни, унося полотенце.

— И все-таки я не должна была тебя втягивать, – голос Хелен был чуть приглушен, но отлично слышался из другой комнаты.

Она быстро вернулась назад, уже без полотенца, и снова села на свое место напротив Уилла.

— Мои кризисы, – продолжила Хелен, – это мое дело. Я принесла массу неудобств, надеюсь, у вас с Эбби все будет хорошо.
— Мы развелись, – просто ответил Уилл.
— Сочувствую!
— Я покажусь тебе жестоким, но я не уверен, что это то, по поводу чего стоит сочувствовать.

Она покачала головой.

— Вы отличная пара.
— Как и вы с Друиттом, – не мог удержаться от шпильки Уилл.

Хелен недовольно поджала губы. Генри мяукнул из-под стола.

— Извини, – поднял руки Уилл, – я не должен был этого говорить... Как твой... творческий кризис?
— Отлично, – улыбнулась Хелен, – он миновал, я начала совершенно новую серию, и вся эта история получила достаточно широкий резонанс и послужила мне рекламой, так что у меня сейчас хватает персональных заказов... но я не тороплюсь принимать предложения, потому что... о, черт...

Она замолчала и горько улыбнулась.

— Наверное, – продолжила Хелен, – тебе трудно слышать, как у меня все хорошо, когда твоя жизнь разваливается.
— Нечему там было разваливаться, – холодно ответил Уилл.
— Не стоит так говорить... к тому же ребенок.
— Что ребенок? – спросил Уилл. – Почему все начинают спекулировать ребенком? Я не против отдавать деньги, если мне разрешат, я буду проводить с ним время, я не отказываюсь от своих вкладов в счет на колледж... почему все относятся к этому так, будто мы живем в Средневековье и я опозорил Эбби тем, что у нее будет ребенок?!

Уилл понял, что кричит, нависая над Хелен.

— Сядь, – сказала она, – или убирайся из моего дома.

Он снова опустился на стул и на секунду прикрыл лицо ладонями.

— Ты выглядишь так, будто на тебя регулярно орут, – сказал Уилл.
— Мой брак был не очень счастливым, – пожала плечами Хелен, – так что ты прав – я не вправе судить о твоем.
— Спасибо. И... извини.
— Надеюсь, что с Эбби все наладится, – повторила Хелен. – Не спорь, ваш пес будет по ней скучать.
— Она его забрала, – ответил Уилл.
— О, тогда все точно серьезно.

Сам не понимая, почему, Уилл рассмеялся. Хелен, спустя секунду, тоже. И, если бы кто-то задался вопросом, какого цвета был этот звук, то они оба сказали бы, что синего, как летнее безоблачное небо по другую сторону от садящегося солнца.

Жизнь текла неспешно, но не была застойным болотом, как прежние годы. Уилл размышлял, не было ли это связано с его теперь уже бывшей женой. Вслух он такого никому, разумеется, не говорил: коллеги дежурно сочувствовали ему, а Хелен молча вставала на сторону Эбби... кстати, о Хелен. Их общение приобрело стабильный характер: почти каждый день кто-то из них наведывался к другому и они, как правило, обсуждали жизнь друг друга, тщательно избегая воспоминаний о неудавшемся двойном самоубийстве.

Курс консультаций с доктором Лайтем подошел к концу, и в последний раз она попросила Уилла называть ее Мелиссой и поинтересовалась, не хочет ли он как-нибудь встретиться с ней в более непринужденной обстановке.

— Ну, а что ты? – поинтересовалась Хелен, поправляя свое вязание.

В последнее время она решила, что ей не помешает хобби; Уилл удивился, зачем ей это при такой работе, но в ответ получил только улыбку и реплику насчет тех, кто не воспринимает работу людей искусства всерьез.

Впрочем, судя по результатам вязанья, его основной целью было купить много клубков ниток, с которыми мог бы играть Генри.

— А что я? – спросил Уилл. – Сказал, что это было бы неразумно.
— Это зря, судя по всему, Лайтем – интересная женщина.
— Самовлюбленная, – продолжил Уилл, – воспитанная так, будто весь мир ей что-то должен. Типично для семей, где от детей откупаются деньгами.
— И кто кому психотерапевт? – спросила Хелен.

Они были дома у Уилла, сидели возле электрического камина, потушив весь свет, кроме маленькой лампы рядом с диваном. Он, по идее, должен был помочь Хелен разобраться с ее вязанием. Уилл же считал, что тут медицина бессильна и спасти этот синий шарф может только чудо.

— Я не собираюсь влезать в новые отношения.
— Ага, молодец, – сказала Хелен.
— Я слышу неодобрение в твоем голосе?
— Уилл, – она оторвалась от вязания и посмотрела на него, – никому не становилось хуже от одного или двух свиданий.
— Та ли ты женщина, которая настаивала на том, чтоб я помирился с Эбби? – ужаснулся Уилл.
— Я просто считаю, что молодому, перспективному врачу не надо проводить выходные дни и свободные вечера в компании чокнутой кошатницы, которая пишет батальные сцены Второй Мировой войны.
— Что, правда? – удивился Уилл.
— Нет. У меня всего один кот.
— Я про войну!
— А... – Хелен передернула плечами. – Ну да. Это та самая серия, про которую я говорила.

Уилл потрясенно покачал головой.

— Никогда бы не подумал...
— В студенческие времена мы с друзьями какое-то время увлекались реконструкцией.
— Неудивительно для будущих деятелей искусства, – отметил Уилл.

Они довольно мало говорили о прошлом, разве что о совсем недавнем: прошедшие дни и какие-то эпизоды из сравнительно-недавних событий. А тут неожиданно разговор пошел в столь отдаленное русло.

— Ага, – ответила Хелен, – особенно если учитывать, что я занималась биохимией.
— Ты... Что?!
— Джеймс, – продолжила Хелен, – акушерством и гинекологией, Найджел – математикой, Никола – теоретической физикой... один Джон выбрал право.

Уилл снова потрясенно покачал головой.

— Почему ты бросила?
— Наверное, у меня было слишком мало фантазии для биохимии, так что я стала художником.
— Ты шутишь?

Она улыбнулась; тени сделали ее лицо похожим на погребальную маску древних императоров.

— На самом деле, все немного по-другому.
— Джон? – спросил Уилл.
— Да.

И, разумеется, они не говорили о Друитте. Ну, исключая тот случай, когда Хелен появилась на пороге Уилла с бутылкой шампанского (этикетка, кстати, тоже была синей) и сказала: "Он проиграл!".

Сам Цимерман почти игнорировал политику. В последнее время у него было слишком много сложных операций, после которых он возвращался домой выжатый, как лимон, и мог только раздеться и доползти до спальни. В то же время, похоже, Хелен очень порадовалась неудаче бывшего мужа. Уилл не знал, что именно случилось между ними и не стремился расспрашивать соседку. Если она захочет – расскажет сама.

— Ладно, – сказала Хелен, когда пауза затянулась, – я пойду домой.
— Если не хочешь идти, – ответил Уилл быстрее, чем успел осознать, что он говорит, – можешь переночевать у меня.

Хелен насмешливо посмотрела на него.

— Это не то, что ты могла подумать, – начал оправдываться Уилл. – Или не подумать, или... Хелен, я идиот и ничего плохого не имел ввиду. Честно.

Она рассмеялась и взяла с дивана свою цветастую шаль, в которой пришла в гости – на улице было прохладно.

— Не красней так, – сказала Хелен, – я поняла, что ты просто предлагал мне поспать у тебя на диване, как мог бы предложить кому-то из своих коллег, если бы те задержались слишком надолго. Но нет. Завтра с утра мне надо встретить друга.
— Встретить?
— Его самолет прилетает в восемь утра.

Она поднялась, укуталась в шаль, забрала вязание и ушла.

Уилл сомневался, не придумала ли Хелен рейс, чтоб разрешить сложившуюся между ними неловкость. Действительно, было странно делать предложение такого рода, когда они находились практически в интимной обстановке (камин, темнота, совместный вечер), но соседка, несмотря на то, что была человеком искусства, а может, и благодаря этому, отличалась удивительным спокойствием в том, что касалось личных вещей. На днях они обсуждали роман между коллегами Уилла, а Хелен рассказывала, как за ней увивался один скульптор из Нью-Джерси.

Тем не менее, она сбежала слишком быстро.

Наверное, именно желание разобраться в своих подозрениях и привело к дверям соседского дома следующим же вечером.

Открыл Уиллу мужчина, которого он раньше не встречал. Ухоженный, но не до нарочитости, с сетью морщинок вокруг добрых ясных глаз и аккуратной бородкой. Он чем-то напомнил Циммерману их семейного врача, в старомодном чемоданчике которого всегда находилось что-то вкусное. Как правило, это были красиво оформленные витамины, но Уилла это мало заботило.

— Здравствуйте, – сказал он.

Мужчина окинул его цепким взглядом и сказал:
— Вы же врач, верно? Две тяжелые операции сегодня... Недавно разведены, детей нет или слишком маленькие. Проблемы со зрением психогенные...
— А? – отреагировал Уилл.

За спиной у мужчины показалась Хелен.

— Джеймс! – воскликнула она. – Хватит пугать человека. Заходи!
— Тот самый Джеймс, – сказал Уилл, переступая порог, – который заканчивал акушерство и гинекологию?
— Все верно, – чопорно ответил друг Хелен. – А вы?
— Уилл Циммерман, сосед, – ошарашено ответил Циммерман.

Вечер обещал быть интересным.

Джеймс Уотсон, а именно так полностью звали старого товарища Хелен, был проездом в их городе. Он возвращался с очень престижного и очень узкоспециализированного симпозиума. Уилл мельком слышал о происходящем, но гинекология даже близко не была его специальностью. В то же время у Джеймса, как он узнал, была собственная клиника в Лондоне.

— Я до сих пор удивляюсь, – сказал Уилл, – что Хелен училась на биохимическом!

Они устроились в гостиной, которую хозяйка дома совмещала с мастерской и, насколько можно было судить, еще и со спальней и столовой. По крайней мере, Уилл часто видел небрежно застеленный диван и несколько невымытых тарелок и чашек с недопитым чаем. Ради приезда гостя Хелен сейчас навела в гостиной некое подобие порядка.

— Меня больше удивляет, – в тон ему ответил Джеймс, – что она бросила. Хелен была одной из лучших студенток Оксфорда.

Уилл подавился чаем и почувствовал, что близок к тому, чтоб зависнуть, словно старый компьютер.

— Студентов, – тем временем спокойно поправила сама Хелен, – всех студентов, а не только девушек.
— Тем не менее, она бросила, – продолжил Уотсон. – Не могу ее винить, если бы Джон позвал меня – я бы тоже оставил учебу позади.
— К сожалению, – покачала головой Хелен, – он позвал меня.
— Увы, наш общий друг скорее съел бы свой любимый кожаный плащ, нежели признал бы собственную бисексуальность.

Уилл понял, что ему не суждено допить чай. Он прокашлялся. Потом еще раз. А потом всерьез задумался о том, что надышался краской и ему надо пойти погулять.

— Кажется, – отметил Уотсон, – мы смутили твоего юного друга, Хелен.
— Я не так и юн, – ответил Уилл почти обижено.
— Всего десять лет разницы, – встала на его сторону Хелен, – примерно столько же, сколько у тебя с МакРеем.
— Хелен, – с некоторой долей шуточного осуждения произнес Уотсон, – это был удар ниже пояса.

Она рассмеялась. А Уилл очень болезненно ощутил то, насколько он лишний в их беседе.

— Я пойду, – сказал он, вставая, – у меня завтра напряженный день.

Уотсон понимающе улыбнулся.

— Не стоит стыдиться, – сказал он, – говорить о том, что парочка англичан, обсуждающая прошлое, словно седые старики, тебя утомила.
— Вовсе нет… – начал Уилл, но наткнулся на спокойный взгляд Джеймса и вздохнул. – Ладно, утомила. К тому же, наверное, я просто отвык от общения. Моя социальная жизнь…

Он пожал плечами.

— Не слишком активна в последнее время.
— Я провожу тебя до дверей, – сказала Хелен.
Уилл хотел было возмутиться и ответить, что сам найдет дорогу, но понял, что соседка хочет с ним переговорить.

У выхода Хелен тихо спросила:
— Мы тебя не слишком шокировали?
— Меня шокировало то, что ты заканчивала Оксфорд, – ответил Уилл, – а дальше я просто реагировал на внешние раздражители.

Она усмехнулась.

— Я же не закончила Оксфорд.
— Все равно, это… ломает стереотипы. Как и доктор Уотсон.
— Извини еще раз.

Они стояли в дверях, очень близко друг к другу, и разговаривали шепотом. Уилл снова подумал, что это напоминает ему какую-то дурацкую мелодраму. Хелен плотнее запахнула свою шаль, на этот раз – сине-белую, и сказала:

— Сладких снов.
— Ага, – ответил Уилл, поворачиваясь, – и тебе.

Уже на следующий вечер Уилл глубоко пожалел о том, что он заикнулся о своей отсутствующей общественной жизни. Потому что Вселенная словно бы услышала его стенания и намекнула его друзьям, что хорошо бы навестить загрустившего сотоварища.
Что они и сделали довольно бесцеремонным способом: попросту заявились к нему под двери с пиццей, пивом, стопкой дисков и некой большой плоской коробкой.

— Ну, здравствуйте, Бонни и Клайд, – сказал Уилл.

Он уже почти лег спать, так что на нем были только халат и пижама. Но учитывая то, кто стоял перед ним, смущаться было особо нечего.

— Я детектив, – с мрачной суровостью "настоящего копа" заявил Джо.

Образ немного портили синяя бандана (Уилл порой подозревал, что слишком сильно акцентируется на этом цвете), поношенные джинсы и футболка с символикой Бэтмена.

— А я вообще невинная овечка, – добавила Кейт.

На ней был обычный набор одежды, которая не то прикидывалась фирменной, не то действительно ей была, пока не попала в секонд-хэнд три или четыре раза. Ее розово-черная, утыканная значками сумка, словно украденная у эмо-кида, резко выбивалась из образа.

— Это что? – спросил Уилл, указывая на странную коробку подмышкой у Кейт.
— Монополия, – ответила она.
— И еще ты принесла все вышедшие сезоны ''Сверхъестественного'', – уточнил Уилл.
— А еще немного музыки, – не стала отпираться Кейт, – на случай, если твоя экс-благоверная выбросила все, кроме ванильной попсы.
— Слушай, друг, – сказал Джо, – ты или пошли нас, или впусти.

Уилл вздохнул и отступил в сторону.

— Входите.

Джо и Кейт были своего рода уникальными. Они были друзьями только Уилла, а не Эбби, как многие другие... более того, она их жутко не любила и требовала свести общение до минимума. Впрочем, по здравому рассуждению, Уилл вполне понимал точку зрения Эбби. Это во-первых. А, во-вторых, они не имели никакого отношения к медицине.

Когда-то, во время одного дела, напарника Джо Кавано подстрелили. Оперировал его именно доктор Уильям Циммерман. В толпе причитающих родственников и друзей, слетевшихся в больницу, словно стая саранчи, лишь один выглядел как человек, готовый слушать. Так Уилл и познакомился с Джо.

А что касается Кейт Фриландер, то она была словно одуванчик. Не в том смысле, который вкладывают люди, когда описывают милых и солнечных знакомых, а в том, который вкладывают садоводы, пытающиеся извести вездесущий сорняк.

Она, как и одуванчики на любимой клумбе тети Уилла, появлялась исподволь и так вписывалась в обстановку, что только под конец вечера, прощаясь, Циммерман осознавал, что она в определенный момент подсела к ним с Джо и включилась в беседу.

Немного странные ребята, но единственные, кому, не считая, конечно же, Хелен, Уилл мог рассказать все и не бояться, что его не поймут или разболтают всем прочим врачам.

Они обосновались у него в гостиной. Кейт включила музыку и не реагировала на все попытки Уилла объяснить, что все в порядке, у него нет депрессии и суицидальных мыслей, а тот случай с чуть не упавшей в реку машиной – досадная случайность.

— Да не пытался я покончить жизнь самоубийством, – хмуро доказывал Уилл друзьям. – И я собирался позвонить кому-то из вас, просто не хотел сваливать свои проблемы еще на чью-то здоровую голову.
— Парень, – Кейт покачала полупустой бутылкой, – ты видишь тут здоровые головы?

Стоит сказать, что этот вечер стал показательным в смысле понимания намеков со стороны Вселенной. А также наличия чувства юмора у нее же. "Здоровые головы" вскоре появились: в дверь позвонили Хелен и Джеймс.

— Синяя клетка, – сказал доктор Уотсон, рассматривая Уилла с ног до головы, – всецело одобряю.
— У тебя что, пижамная вечеринка? – поинтересовалась Хелен.

Уилл только сейчас понял, что так и не переоделся после прихода Кейт и Джо, оставшись в пижаме и халате.

— Ну-у-у... – глубокомысленно сказал он.

А потом не менее глубокомысленно добавил:
— Э-э-э...

В отличие от Уилла Хелен и Джеймс были полностью одеты, словно еще и не ложились, что было вполне вероятно. И они терпеливо ждали разумного, членораздельного ответа.

От продолжения монолога, наполненного глубинным философским содержанием, Уилла уберегла Кейт. Она появилась, словно живое воплощение мультяшного черта, у его левого плеча.

— О! – сказала она. – Еще гости! Входите!

Она втащила слегка ошарашенных Хелен и Джеймса внутрь дома, а Уиллу оставалось только со вздохом закрыть за ними дверь.

— Раньше ты жаловался на музыку посреди ночи, – отметила Хелен, снимая пончо с абстрактными узорами, – теперь все явно изменилось.
— Соседи могут вызвать копов, – сказала Кейт, – правда, у нас тут и так есть один... Джо, ты же взял с собой значок?

Они все прошли в гостиную, где Кавано задумчиво разглядывал последний кусок пиццы. Он собирался что-то ответить, но заметил Хелен и Джеймса и нахмурился.

— Простите за то, что помешали, – сказал он. – Мы немедленно выключим музыку.

Уиллу было непривычно слышать от Джо подобный тон и столь серьезное обращение. Циммерман мельком подумал, что, наверное, именно так говорит детектив Кавано, а не его друг Джо.

— Мы говорили, что нам что-то мешает? – в свою очередь спросила Хелен.
— На самом деле, – объяснил Джеймс, – мы оба страдали от бессонницы, так что решили зайти.

Уилл вздохнул.

Он боялся, что эти двое не впишутся в обстановку, но он ошибся. Уже спустя минут десять они все впятером начали партию в Монополию, периодически забывая о том, что играют, так как отвлекались на беседу.

— Кстати, – когда зашла речь о ролевиках, сказал Уилл, – Хелен и Джеймс когда-то занимались реконструкцией.
— Не сравнивай, – ответил Кавано, – реконструкторы и ролевики часто воюют между собой.
— Это было не всерьез, – сказала Хелен.

Джеймс улыбнулся.

— Но это отняло у нас Найджела.
— Отняло? – удивился Уилл.
— Метролэнд помнишь? – спросила Хелен. – Завязка похожая, когда мы участвовали с группой из Франции: он встретил девушку своей мечты, и теперь они живут в Лондоне.
— Уже нет, – сказал Джеймс, – к тому же... Хелен, не только он встретил девушку своей мечты. Как звали ту обожательницу лемуров? Шарлин?
— Шарлотта, Джеймс, – ответила Хелен, – и ты это прекрасно помнишь.

Уилл тщательно пересчитывал и сортировал свои "сбережения"; это была странная версия Монополии с деньгами одинакового синего цвета, вне зависимости от номинала. Он поинтересовался:
— Друитт что, чуть было не сбежал с ней?
— Не Друитт, – с улыбкой сказал Джеймс, – вовсе даже не Друитт...

Хелен посмотрела на него крайне мрачно.

— Один-один, – сказала она.

Ни Кейт, ни Джо не поняли о чем речь. Ну или хорошо сделали вид. Правда, это не помешало Уиллу еще раз подумать о том, что именно он не хочет знать о своей соседке. К счастью, ситуацию спас Кавано.

— Кейт, а как у тебя с тем доктором?
— Каким из? – оживилась Фриландер. – Блондином или рыженьким?
— Рави Непроизносимая Фамилия.
— Рави? – переспросил Уилл. – Я о нем не слышал.

Личная жизнь Кейт имела свойство закручиваться странными спиралями. Наверное, во многом из-за уже упомянутой сорняковой натуры Фриландер, а может, и по каким-то другим причинам. Количество обожателей, различающихся настойчивостью, колебалось от двух до пяти в разные периоды знакомства Уилла с Кейт.

Докторов, насколько помнил Уилл, было двое. Имен, если они и были названы, он не помнил.

Самым смешным в ситуации с Кейт было то, что у нее имелся жених. Правда, казалось, что говорить о нем она станет только под пытками.

— Рави появился в моей жизни, когда ты попробовал сигануть в омут головой, – любезно пояснила Кейт. – И у нас все хорошо. В отличие от рыженького он не хочет секса, а в отличие от блондина не хочет поиметь мне мозг и познакомить с родней. Мы просто дружим, Кавано, хватит ржать!

Джо поднял руки.

— А фамилия у Рави, – поинтересовался Джеймс, – не Ганапатирамани?
— А что? – насторожилась Кейт.
— На симпозиуме я встретил одного врача с такой фамилией, Деклан с ним потом тоже общался, мы...

Хелен хмыкнула.

— Только не говори, что потащил МакРея на симпозиум.
— Он не против повышать свою квалификацию...
— Джеймс, разве Деклан не нейрохирург?

Кейт и Джо задумчиво переглянулись и с интересом прислушались к шутливой перепалке Хелен и Джеймса.

— Боже, – сказал Уилл, – опять? Согласитесь на ничью.
— Нет-нет, – заметила Кейт, – пусть продолжают.

Уилл снова вздохнул.

Как ни удивительно, но они разошлись практически в нормальное время. По крайней мере, светать еще не начинало, когда Кейт и Джо засобирались, а Джеймс и Хелен тихо попрощались и ушли.

— Не теряйся, – сказала на прощание Кейт. – А то мало ли, решишь в следующий раз устроить самосожжение.
— Да, – согласился Кавано, застегивая куртку, – позови нас, мы дров добавим.

Закрывая за ними дверь, Уилл подумал, что все могло быть хуже. Например, его женой была бы Кейт. Или он был бы коллегой Кавано. Так что не все было в его жизни так уж плохо.

Мир вокруг раскручивался словно по спирали. Дни шли за днями, они не сливались в одной целое, но создавали ощущение полета. И, по большому счету, какая разница: вниз или вверх?

— Эбби позавчера родила, – сказал Уилл.

Они с Хелен завтракали вместе. Их вечерние посиделки плавно превратились во встречи в любое время суток. Это казалось таким естественным, что второй может спокойно прийти к тебе в дом, открыв дверь своим ключом. Уилл не мог даже сказать точно, когда они обменялись дубликатами – это просто случилось.

— Навестишь ее? – спросила Хелен.
— Я вчера почти целый день провел с ней...

Хелен оторвалась от газеты, которую читала.

— И?
— Не знаю, – сказал Уилл.

Это было правдой. Он в самом деле не знал, как именно реагировать на то, что у него теперь есть ребенок. Странно, но он даже не могу вспомнить деталей. Просто вчера видел бывшую жену. Не осталось никаких чувств, только воспоминания, поддернутые синей дымкой.

— Как отреагировала Эбби? – спросила Хелен.
— Нормально, рассказывала о том, как живет и радовалась, что мы все еще друзья.
— Что ж, рада за тебя.

И в ее голосе Уиллу почудилось недовольство.

— Ты думаешь, что нам стоило бы наладить отношения? – спросил он прямо.
— Я думаю, что тебе просто стоило бы разобраться в том, что тебе нужно в жизни.

Она допила свой чай, сложила газету и ушла, позвякивая браслетами на запястьях.

Что ему нужно в жизни? Если бы Уилл знал ответ на этот вопрос.

Дни переходили в недели. Ребенок, дочь Уилла, очень похожая на маму Эбби, по утверждениям самой Эбби, чувствовала себя отлично. Бывшая жена периодически звонила и рассказывала о ее успехах, но на предложение приехать чаще всего отвечала отказом.

Уилла искренне удивляло то, как Эбби относится к нему. Будто действительно между ними не было ничего.

— Что происходит? – спросил он однажды, когда она вновь позвонила рассказать, как хорошо Астрид (так она назвала малышку) сегодня покушала.
— Ничего, – ответила Эбби. – Или о чем ты?
— Я не могу понять, ты хочешь наладить отношения или добиться моего чувства вины? Или что?

Эбби молчала достаточно долго, чтоб Уилл начал волноваться. Но потом она ответила, все так же спокойно, пусть и не беззаботно:

— Уилл, у меня мало друзей. А в тебе я уверена.
— После всего? – не мог не спросить он.
— На самом деле, ты единственный, кто действительно меня поддерживает и кто не осуждает за развод с тобой.

Приехать в гости Эбби разрешила спустя два месяца. "Иммунная система уже сформировалась", как заявила она.

Они сидели в гротескно-уютной кухоньке квартиры Эбби и пили какой-то травяной чай, который Уиллу казался просто подкрашенной водой, но он не решался сказать об этом Эбби. Астрид спала, что было, по мнению ее матери, чудом.

Сейчас она походила на саму себя времен студенчества. Все те же небрежно убранные волосы, никакой косметики и синяки под глазами. Но при этом светилась изнутри абсолютной радостью, словно постигала секреты мироздания. О первом и последнем Уилл сказал, про прочее предпочел умолчать.

— Я злилась на тебя, – сказала Эбби. – Особенно после того, как ты так небрежно подписал документы. Эддисон, мой адвокат, мне сказал, что ты не сомневался.

Уилл поставил кружку на стол и набрал воздуха для ответа, но Эбби опередила его.

— А потом я все поняла, – сказала она, – в то время, как остальные, даже мои родители, пытались надавить на меня и вразумить, ты просто согласился с моим решением. Я это очень ценю.
— Я... – начал Уилл и осекся.

Эбби напряженно улыбнулась.

— Понимаю, что для тебя это звучит жестоко, – сказала она, – может быть, ты ждал чего-то другого. Что все наладится или еще что-то. Но я рада, что мы развелись. Мне тяжело, но я счастлива, понимаешь?

Эта речь звучала, как заготовленная, но не было похоже, что Эбби врет. Уилл улыбнулся в ответ.

— Если Астрид что-то будет нужно или тебе нужна будет помощь – ты знаешь, что можешь ко мне обратиться.
— Да, – Эбби улыбнулась, теперь искренне, – это как когда ты всегда помогал мне с лабораторными. Помнишь?

Уилл кивнул.

Когда они прощались, Эбби спросила:
— У тебя кто-то есть?

Это был вопрос, на который Уилл ответил, не задумываясь и не отвлекаясь от застегивания своей синей куртки.

— Да, – сказал он.

А потом осознал, что ошибся, но не стал себя поправлять.

— Это хорошо, – кивнула Эбби, – я рада. У меня тоже кое-кто есть, но я не буду рассказывать, чтоб не сглазить.

Дома Уилл пересказал почти все Хелен, и та спросила:
— Под кем-то ты имел ввиду Мелиссу или Кейт?
— Ты шутишь? Я подумываю, не перенести ли мне номер доктора Лайтем в черный список контактов, а Кейт почти замужем.
— Тогда кого? – спросила Хелен.
— Наверное, тебя.

В мелодрамах герои обычно долго ходят вокруг да около, не решаясь сказать о своих чувствах. Признаться для них сродни величайшему испытанию, а Уилл сказал это, даже не задумываясь. В принципе, как самокритично решил он, сегодняшний день у него вообще был удивительным в этом плане. Он слишком много говорил до того, как успевал осознать, стоит ли это делать.

Хелен опустила уголки губ и нахмурилась, Уилл уже знал ее мимику и понимал, что это выражение чего-то среднего между удивлением и оценкой ситуации с разных точек зрения.

— Буду считать комплиментом, – сказала Хелен.
— Почему? – не понял Уилл.
— Потому что я старше тебя или потому что чуть было не довела тебя до суицида. Выбирай причину на свое усмотрение.
— Я серьезно.
— Я тоже.

Уилл не могу вспомнить ни одной мелодрамы, в которой бы после признания чувств надо было делать или говорить что-то еще. Разве что если пара поссорилась, но ведь они не поссорились...

— Ладно, – сказал Уилл, снимая очки, – я устал и не могу мыслить здраво. Поговорим об этом позже.

Хелен согласно кивнула.

Они мирно попрощались, она пошла к себе, а Уилл поднялся наверх, принял душ и лег в кровать. Но сон не шел к нему с удивительным упорством. Создавалось впечатление, что он мирно сидел дома целый день, а вовсе не был на работе, а после – у Эбби.

Уилл пытался не думать о Хелен, но мысли о ней постоянно лезли к нему в голову. Решение появилось само по себе. Его можно было отложить до утра, но кто знает, что случится тогда.

Ему удалось одеться и сбежать вниз по лестнице за рекордно быстрое время. Еще быстрее удалось перебежать дорогу и добраться до дома Хелен. В гостиной горел свет, так что Уилл не боялся ее разбудить.

— Хелен! Открой! Это я! Хелен!

Она открыла дверь резко, и Уилл замер с занесенным кулаком.

— Боже мой, ты что, потерял свой ключ?

Она не включала дополнительного света и, полускрытая тенью, с распущенными волосами и в длинном синем халате, казалась каким-то таинственным созданием. Не то призраком, не то демоном, не то заблудшей дриадой.

— Я просто должен был прийти!
— Ну, так заходи.

Она отступила от дверей и, когда Уилл буквально ввалился в дом, спросила:
— С тобой все в порядке?
— В абсолютном, – ответил он. – Хелен, я не знаю, правильно ли ты поняла меня сегодня вечером...
— Ты пил?

Генри, сбежавший по лестнице, с мяуканьем бросился к Уиллу, будто собираясь протаранить его ноги.

— Нет! Послушай меня...

Идея прийти начинала казаться все более и более идиотской.

— Давай пройдем в дом и сядем, – предложила Хелен, – может быть, тогда ты сможешь выразить свою мысль яснее.

Уилл собирался спорить, но вместо этого пожал плечами и послушно прошел в гостиную. Хелен взяла Генри на руки и последовала за ним.

Они сидели, как в тот раз, перед неудачной аварией, и разговаривали. Только сейчас была ночь, но краска пахла все так же, а на лице Хелен застыло выражение недоуменной вежливости. Так она выслушивала идеи Уилла, которые казались ей не слишком правдоподобными.

— Ты, – начал он, стараясь собрать все мысли воедино, – самый важный человек в моей жизни. Я готов делиться с тобой всеми своими переживаниями... да я и делюсь. Хелен, мы ведем себя, как женатая пара! В смысле, все эти завтраки по утрам...
— Странно было бы, будь завтраки по вечерам, – вполголоса сказала она и улыбнулась, – извини, продолжай.
— Пойми, – Уилл откинулся на спинку кресла, снова собирая воедино все мысли, – ты сейчас все для меня. И это не какая-то глупость или еще что-то. Я люблю тебя.
— Я поняла, – она кивнула, – ты для меня тоже очень важен, но... что ты предлагаешь? Поехать в Вегас и пожениться за пять минут?
— Ну, мы можем хотя бы пойти наверх и заняться сексом...

Господи. Он. Сказал. Это. Вслух. Уилл почувствовал, как жар заливает его лицо и распространяется по шее. Все-таки он сошел с ума. Или надышался краской. Или с ним случилось еще что-то... или ему надоело ходить вокруг да около. Впрочем, от своего предложения он бы не отказался, только от формулировки.

— Да-а-а, – протянула Хелен, – в тебе умер романтик, Уилл. Умер и начал гнить. Теперь в его раздувшемся трупе уже вовсю копошатся личинки мух и черви.
— Можно без наглядности? – спросил Уилл. – И... это означает "нет", "нет, я не хочу тебя больше видеть" или "пошел вон, грязный извращенец"?
— Проклятье, – Хелен осторожно спустила со своих колен Генри, – это означает "да"!
Когда-то кто-то, скорее всего – Кейт, сказал Уиллу, что в постели главное – это чувство юмора. Оно здорово помогает справиться с неловкостью и не чувствовать себя идиотом.

Впрочем, кто-то еще говорил ему, что главное – это доверие к партнеру.

Уилл же для себя этой ночью решил, что главное – это остаться в живых. Потому что они с Хелен сначала чуть было не перевернули мольберт, все же перевернули кофейный столик со все той же неразбиваемой вазой, которая угодила под ноги Уиллу, и он почти утянул Хелен с собой на пол, когда начал падать, потом дважды чуть было не упали с лестницы и оттоптали истерично заоравшему Генри хвост.

— Если мы сейчас промахнемся мимо кровати... – проворчал Уилл.
— У нее еще могут подломиться ножки, – успокоила его Хелен, скидывая халат.

Раздевание Уилла заняло значительно больше времени.

Он не мог сказать, что в его жизненном опыте это был лучший секс, точно так же, как и не мог назвать его худшим или каким бы то ни было еще. Главным казалось то, с кем он был.

Волосы Хелен пахли миндалем и краской, как и ее кожа. Подушечки пальцев и сами ладони ощущались шероховатыми и твердыми, хотя Уилл и не назвал бы ощущение от ее прикосновений неприятным.

Когда все закончилось и они замерли друг рядом с другом на разворошенной постели, он не мог сказать, сколько времени прошло.

— Не ожидала от себя такой скорости в отношениях, – пробормотала Хелен.
— Мы почти год ходили друг вокруг друга, – ответил Уилл.

Он болтался на грани сна и яви и хотел быстрее перейти в первое состояние.

— Год... забавно тогда, почему Эбби родила так недавно.

Хелен принялась расталкивать Уилла.

— Что такое? – спросил он. – Оставь меня в покое!
— Уилл! – Хелен все-таки заставила его сесть на кровати и посмотреть на нее. – Послушай, сколько прошло с твоего развода?
— Он был через пару недель после того, как мы чуть было не разбились. Значит...

Сонливость как рукой сняло.

— Полгода, – сказал Уилл. – Плюс-минус. Я не уверен...
— А на каком месяце была Эбби? – снова спросила Хелен.
— Я не... Что происходит?
— Боюсь, у нас есть только один способ узнать...

***

— Как они? – спросила Кейт, сбегая по лестнице.

Уилл и Магнус все так же лежали в баках, подключенные к массе пикающих и мигающих машин.

— Говорят, – ответил Генри, – что их разумы синхронизировались после той вспышки. Похоже, дозировка на этот раз вышла верной и новых проблем не должно быть.

— Кроме того, что они будут недовольны, когда проснутся, – ответила Кейт.
— Ты думаешь?
— Эй, я просто говорю, что у них там счастливая жизнь. Думаешь, им сильно захочется возвращаться во все наше дерьмо?

Генри не ответил. И не потому, что ему было нечего сказать, а потому, что лампочки на аппаратах замигали, меняя цвет с синего на красный и показывая, что разумы пациентов пробуждаются, на этот раз – окончательно.

@темы: .IV.1 Цвета, #fandom: Sanctuary, Sanctuary: фандом в целом.(табл.30)

---

4/50

[Читатель Комиксов]

Название: Плохой мальчик
Фандом: Marvel Comics
Герои: Оползень/Китти Прайд, Ртуть, Жаба, Пузырь
Тема: IV.3 Алкоголь
Объём: 646 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG-13
Авторские примечания: Вселенная "Люди Икс Эволюция"


- Ланц влюбился, Ланц втюрился, Ланц влюбился, Ланц втюрился,- дразнится Тодд. Он развалился в любимом кресле Пьетро и изучает потолок, видимо надеясь поймать муху-другую. Ланцу противно на это смотреть.
- Я не влюбился,- в который раз зевая отвечает он.
- Нуууу, да, конечно, не влюбился,- Пузырь потягивается и гладит свой объёмный живот,- ты себя со стороны видел?
- Ага, Ланц, признай, эта девушка ломает тебя?- Тодд противно улыбается, то ли муху приметил, то ли просто понравилась высказанная мысль. Откуда не возьмись появляется Пьетро, скидывает Жабу со своего места, и закинув ногу на ногу заявляет, парадируя голос Китти:
- О, Ланц, так нельзя делать, ты должен быль хорошим мальчиком! Не обижай малышей! Выкидывай мусор в урны! Переводи старушек через дорогу! Делай домашнее задание!
Ланц злобно оглядел всю компанию и угрюмо выдавил:
- Я плохой мальчик.
Пьетро скорчил рожу:
- Ну, да, конечно, мы все это знаем.
- Хочешь доказательств?- парень рассердился не на шутку. Что бы они все знали?
- А что если так?- парень мгновенно перебежал в другую часть гостиной,- что ты мне сделаешь, а?
- Разнесу к чертям твой дом. Сам я где жить найду, а что будешь делать ты, когда твоего папаши нету под боком?
Кажется на Ртуть этот аргумент подействовал. Пузырь же, явно не понимая причины их спора, развёл руками и проворчал:
- Не надо дом разносить, Оползень, мне тоже жить негде, а в цирк обратно я не хочу,- потом, немного подумав, он добавил,- Тодд, передай мне кусок пиццы.
Жаба подцепил языком кусок и бросил его Пузырю, кусок приземлился ему на штаны, но Пузырь не из брезгливых. Ланцу это всё давно осточертело: вечно роющийся по помойкам Тодд, тупой Пузырь, надменный Пьетро, даже заскакивающая время от времени Бом-Бом. Он всё чаще думал о том, чтобы вновь попытаться присоединиться к Людям Икс, но в тоже время был не в силах расстаться с друзьями, стать для них предателем. Вот ведь, привязался к этим придуркам. Надо было готовиться к вечеру, он встал со ступенек лестницы и начал подниматься.
- Куда это ты,- спросил Пьетро,- пошёл уроки делать? Хороший мальчик.
- Я плохой мальчик,- буркнул Ланц и, поднявшись по лестнице, убедившись, что его никто не видит, пошёл не к себе в комнату, а в комнату к Пьетро, достал из его тайника бутылку рома,- я плохой мальчик,- тихо повторил себе он.
Вечером Китти затащила Ланца в какой-то музей. Довольно скучное зрелище. Одни картины. Ланц конечно не отказался бы иметь их у себя дома, но смотреть на них... Что в этом интересного? Это ведь даже не скульптуры. А потом они пошли в кино. Последний ряд, места для поцелуев. Китти держала его за руку, положив голову на плечо. А потом они прогулялись по набережной, придумывая обидные прозвища Скотту Саммерсу.
- Возвращайся к нам?- попросила Китти,- будешь участвовать в наших тренировках, людям помогать.
А что? Это ведь на самом деле весело, и костюм собственный будет.
- Нет,- как ни соблазнительно, но Ланц понимал, что согласиться не может,- я не один из вас. Я принадлежу братству. И потом, это здорово. Ты и я. Из разных лагерей. Прямо Ромео и Джульетта... Чур я Ромео.
Китти рассмеялась. А потом Ланц достал из-за пазухи бутылку рома, открыл, сделал долгий глоток, протянул бутылку девушке, та засомневалась, но всё же тоже глотнула. Передёрнулась и вдруг прижалась к нему. Он нежно обнял её одной рукой. Какая она... славная.
Ещё по глотку и поцелуй. От алкоголя Ланц сразу стал более порывист, все ощущения усилились. Он понимал, что хочет эту девушку. А ещё, что действительно любит её.
Она взяла у него бутылку из рук и сделала сразу несколько глубоких глотков, а потом, поставив бутылку на асфальт, вновь накинулась на него с поцелуями. Её нежный влажный язык быстро-быстро крутился у Ланца во рту, а потом он ощутил её руку у себя на члене...
Плохой мальчик, хорошая девочка... Неплохая пара. Во всяком случае, они счастливы вдвоём.

@темы: .IV.3 Жидкости, #fandom: Marvel, Marvel: Х-men.(табл.50)

---

3/50

[Читатель Комиксов]

Название: Эмма
Фандом: Marvel Comics
Герои: Гамбит, Эмма Фрост
Тема: III.4 Мороз
Объём: 574 слова
Тип: гет
Рейтинг: G
Жанр: Размышление

Женщина-алмаз. Острая и опасная. Физически и по духу. Женщина, от одного взгляда которой всё тело сводит холодом. Эмма Грейс Фрост. Когда-то она звала себя Белой Королевой, но став одной из Людей Икс, отказалась от своего прозвища, оставив только имя, которое ей подходит, как никому другому. Эмма Фрост. Эмма Мороз. А "Эмма" в переводе с греческого - льстивая.
Мы, Люди Икс, очень долго ей не доверяли. Мы всегда с очень большим недоверием относимся к каждому из наших новых членов, уж кому, как не мне, знать, а Эмма Фрост долгое время была нашим противником. Однако, постепенно она смогла стать одной из нас, заманила в свои сети глупышку Скотта, помурлыкала над опытами Хэнка, а после несколько раз доказала на практике свою верность силам добра. Поверили ли ей мы? Кто-то да, а кто-то нет. За себя могу сказать с уверенностью, я ей не доверяю. Реми Лебо чует за версту людей своей породы. Интриганов, лжецов, лукавцев. Для меня очевидно одно: мы все лежим на её ладони, которая в любой момент может сжаться и раздавить нас, глупых муравьишек. Ведь каждый из нас (за исключением разве что Логана) - открытая книга для этой женщины. Телепатия опасная штука.
У леденящей Эммы Фрост есть множество оружия - её физическая непобедимость, когда она обращается в свою прекрасную алмазную форму, её телекинез, которым она в любой момент может подчинить себе любого человека, управлять его действиями на расстоянии, её холодная сексуальность (одно из редких её достоинств в моих глазах) и, пожалуй, самое опасное - её знания. Например, она знает всё обо мне. Она в любой момент может пойти к Роуг и рассказать ей о моих любовных похождениях. О том, с кем я успел переспать за последние пару месяцев, о всех моих интрижках, так тщательно скрываемых мною во время поцелуев с любимой. Всякий раз, когда, идя по коридорам нашего института, я сталкиваюсь с Эммой Фрост, она грозит мне пальцем, намекая, что знает всю мою подноготную. Но при этом, она ещё ни разу не выдала меня. Почему? Этого я никогда не мог понять. В своё время, когда мы только познакомились, когда она ещё не была замужем за Скоттом, она пыталась меня соблазнить, но я, тогда особенно увлечённый романом с Роуг, отказал ей наотрез. Любая другая девушка на её месте бы разозлилась, а после, узнавая о всех моих похождениях, чувствовала бы себя всё более униженной. Любая другая девушка непременно бы отомстила мне, рассказав всё Роуг, но Эмма этого не делает. Возможно, думал я, дело в том, что мы с нею похожи: она независимая, как и я, чужой отказ нас не затрагивает, мы просто ставим галочку в записной книжке "неудача", в то время как "удачливых" галочек у нас намного больше, а потом печально, хотя и с насмешкой, улыбаемся всем попыткам отказавшего нам найти кого-то лучше. А может быть, она просто тянет время, ждёт, когда количество моих измен начнёт зашкаливать, а потом выложит Роуг сразу все карты на стол. Или...
Но Эмма Фрост разбила в прах все мои догадки. Мы в очередной раз столкнулись в коридоре, и она сказала мне вдруг:
- Я одна из вас. И вы мои друзья. И ты мой друг. Я знаю ваши тайны, я могу использовать эти тайны против вас, но я не буду выдавать их. Понимаешь, Реми? Даже мне знакомо такое понятие, как конфиденциальность.
Она провела рукой по моей щеке, и, как всегда погрозив мне пальцем, горделиво пошла дальше по коридору. Холодная леденящая женщина. Но мне кажется, что внутри этой женщины живёт большой ребёнок, который очень хочет согревать окружающих. Под большим слоем снега всегда тепло.

@темы: .III.4 Погода, #fandom: Marvel, Marvel: Х-men.(табл.50)

---

[chipchirgan]

11.
Название: Mind palace.
Фандом: Stargate Atlantis.
Герои: Джон Шеппард/Родни МакКей.
Тема: Ледник.
Объём: 1488 слов.
Тип: слэш.
Рейтинг: PG-13.
Саммари: Никто так и не придумал, как вытащить паразита из головы МакКея, и его засовывают в стазисную камеру до лучших времен. В стазисе МакКей не тратит времени даром.

Читать

Сквозь неумолимо тающий сон Родни слышит пение птиц. Он открывает один глаз – едва приподнимает веко – и видит наполовину загороженную подушкой высокую дверь на балкон; она открыта. По каменному парапету балкона прыгают птички, долбят камень клювами: наверно, кто-то насыпал им каких-нибудь крошек. Ну да, сонно думает Родни, я и насыпал; больше некому.
Родни встает и шлепает босиком на балкон. Птицы смотрят на него, склонив голову набок, и возвращаются к завтраку. Светло-серый камень парапета действительно усеян крошками.
- Круто, - говорит Родни и идет чистить зубы.
Свой собственный завтрак он растягивает почти на час и еще столько же сидит неподвижно и думает. Когда есть все, о чем мечтал, и даже то, о чем мечтать считал несолидным, приходится придумывать себе занятие, а фантазия ведь никогда не работает из-под палки. Наконец Родни решает, что сад недостаточно радостно залит солнцем, и выходит из дома.
Несколько дней назад – точнее, несколько условных отрезков светлого времени суток, разделенных между собой периодами сна, – он вспомнил, что все это ненастоящее, а сам он торчит в стазисной камере Атлантиды, как Карсон некоторое время назад, и ждет, пока ребята найдут способ вытащить у него из головы паразита, не убив Родни и не превратив в идиота. Он не знает, должен ли помнить это. В виртуальной реальности «Авроры» они с Шеппардом осознавали все, что с ними происходило, но, возможно, это был несколько другой случай, другая технология. А может, он так четко осознает себя из-за паразита. Впрочем, это не так уж важно. Он может конструировать свою собственную реальность, и это круто. У него есть огромная глыба льда, целый ледник, в котором он может высечь что угодно, как те умельцы, что так восхищали его в детстве, превращая мутные куски льда в сияющие изящные фигуры. Только ему для этого не надо сидеть в холоде и орудовать тяжеленной бензопилой.
Дело сделано, сад просто утопает в теплых золотых лучах, и Родни опять становится скучно. Он еще некоторое время бродит по саду между фруктовых деревьев – разумеется, ни намека на цитрусы, – долго стоит у идеального эллипса пруда и наконец решается на большее. Сад, птички и прекрасный кофе галлонами – это чудесно, но не кофе же единым. Разумеется, Родни не сразу воплощает задуманное в жизнь, не выбрасывает его из более глубоких слоев сознания на поверхность. Сначала он придирчиво ощупывает еще не обработанный кусок своей глыбы, смотрит, не подтаяла ли она с этого края, нет ли пустот, выдержит ли. В конце концов Родни решает, что все готово, все отлично, и на следующий день в дверь звонят.
На пороге стоит Джон.
- Привет, - говорит Джон и улыбается.
Родни чувствует, как привычные манеры впиваются в него когтями, и едва успевает удержать кислую гримасу, изготовившуюся исказить его лицо. Он делает глубокий вдох и улыбается в ответ.
- Привет, - говорит он, - добро пожаловать.
Они пьют чай, чинно и торжественно, и Родни чувствует, что его ледовый шедевр закончен.
Потом они гуляют по саду, и все прекрасно, и Родни не знает, почему отступает на шаг, когда Джон наклоняется к нему.
- Да ладно тебе, МакКей, - смеется ничуть не обидевшийся Джон. - Неужели тебе охота тратить время на конфеты с букетами? На создание кафе и кино, и романтичных парковых аллей?
- Ты не слишком бойкий для порождения подсознания? - огрызается Родни.
Джон ухмыляется:
- Только не для твоего, - и целует его.
У Родни голова идет кругом, он, кажется, ненадолго отключается, а когда приходит в себя, они уже лежат в постели. Родни думает, не добавить ли немного дискомфорта, неловкости для реалистичности, но то ли Джон – слишком сложное создание, чтобы так запросто им помыкать, то ли желание убавить градус идеальности слишком слабое. Так или иначе, Родни смотрит в полузакрытые глаза Джона, нависающего над ним, блаженно вздрагивает под его прикосновениями и думает, что все даже лучше, чем он предполагал.
Джон – именно такой, какого хочет Родни: громкий смех, сильные руки, порывистые движения, никакой оглядки, никаких сдерживаний, никаких суицидальных устремлений. Джон ест яблоки прямо с дерева и смеется, когда Родни предрекает ему несварение; Джон купается в пруду и брызгает на Родни водой с челки; Джон любит Родни, каждую ночь засыпает раньше него, каждое утро просыпается позже. Родни за первый же час его пребывания здесь так привыкает к нему, что ему нисколько не стыдно за свое бессовестное счастье; к концу первого дня рука Родни ерошит Джону волосы так небрежно, как будто только это и делала много лет.
Родни считает, что заслужил несколько счастливых дней, пусть и воображаемых, тем более, что воображаемый Джон очень похож на настоящего. Родни гордится своим подсознанием, создавшим такой прекрасный образ.
Впрочем, настает момент, когда Родни начинает сомневаться, что его подсознание – такой уж отличный союзник. Они с Джоном лежат в кровати; Родни читает, Джон лениво листает какой-то пестрый журнал. Еще довольно рано, и спать они пока не собираются. Вдруг Джон точным движением отправляет журнал на журнальный столик и говорит, выдергивая книгу у Родни из рук:
- Жаль, что это все ненастоящее, да?
Родни складывает руки на груди и наблюдает, как Джон листает книгу в поисках картинок.
- Да нет, не особенно, - отвечает он. - А что?
- Хочу с тобой серьезно поговорить, - заявляет Джон и аккуратно кладет книгу на тумбочку.
- О чем? - спрашивает Родни.
- Прекрасно знаешь сам, - отрезает Джон.
Родни отворачивается, но Джон поворачивает его голову к себе, сжав пальцами подбородок.
- Ну?
Родни открывает рот, потом машет рукой.
- Какой смысл разговаривать с самим собой?
- Огромный, - невозмутимо отвечает Джон. - Чтобы организовать продуктивный диалог с другими, надо сначала договориться с собой. Давай. Пять лет ты молчал и засовывал все это поглубже – прямо мне в карманы. Теперь ты меня вытащил, и я не мог прийти с пустыми руками.
- Мне иногда кажется, что ты просто проекция червяка у меня в голове, - ворчит Родни, чтобы выиграть немного времени.
- Ну, хоть какая-то польза от него, - пожимает плечами Джон. - Ладно, кончай оскорблять себя. Выкладывай.
Родни молчит пару секунд, потом медленно начинает говорить. Он говорит о том, что первым полноценным чувством, которое он испытал к Джону, была благодарность за него и за его ген – и только потом пришли зависть и раздражение, что не ему досталось такое счастье. Потом был короткий период, когда ничего вроде бы не было, но скорее всего это был инкубационный период. А потом Родни начал бояться, бояться себя, того, как ему хочется быть рядом с Джоном, бояться как-то не так интерпретировать его слова и взгляды, и действия, истолковать их в свою пользу, потому что их можно было так истолковать, и больше всего бояться за Джона. И вообще все это было такой дурацкой банальной влюбленностью, что Родни отмахнулся от нее и не заметил, как она пустила такие корни, что теперь легче снять целый слой почвы, чем выкопать все до одного. И ему это страшно не нравится. И страшно нравится.
- Превосходно! - восклицает Джон. - Первый шаг сделан.
- Первый и последний, - бросает Родни. - Ты же не думаешь, что этот разговор выйдет за пределы стазисной камеры?
Джон мягко улыбается:
- Поживем – увидим, - и тянет Родни на себя.
Утром Родни просыпается от того, что птицы не поют, и только потом чувствует, в каком он кошмарном состоянии. Все тело одновременно ватное, чужое и болит. Прекрасная ледниковая реальность осталась позади.
Родни со стоном открывает глаза и замирает: над ним склоняется Джон. Несколько секунд они смотрят друг на друга: Родни – пытаясь убедить себя, что это не его подсознание и даже не проекция червяка, а самый настоящий Джон Шеппард; Джон – скорее всего, размышляя, можно ли заговорить с Родни.
- Привет? - наконец говорит он едва слышно.
- Привет, - одними губами отвечает Родни, потому что горло словно ссохлось и не пропускает звук.
Джон торопливо сует ему в рот трубочку, и Родни одним махом втягивает в себя весь стакан. Становится чуть легче.
- У меня все болит, - жалобно хрипит Родни.
Джон неуверенно улыбается.
- Зато мы вытащили червяка, - хвастается он, и Родни едва сдерживается, чтобы не огрызнуться – привычки из этой реальность начинают пробуждаться.
- Моих индуктивных способностей хватило, чтобы сделать этот вывод самостоятельно.
Джон встревоженно хмурится и поправляет:
- Дедуктивных.
Родни вздыхает.
- Конан Дойл использовал не тот термин. Общеизвестный факт.
Джон все равно смотрит на него с подозрением. Родни снова вздыхает.
- О Боже. Позови кого-нибудь из врачей.
Джон стремительно убегает и маячит у входа в палату, пока над Родни колдуют Карсон и Дженнифер. Родни отвечает на их вопросы, не особенно вслушиваясь и вдумываясь. Он размышляет о том, что его подсознание – хитрая сволочь, сделавшая все, чтобы еще очень долго Родни воспринимал настоящего Джона как часть себя. Похоже, разговор все-таки выйдет за пределы стазисной камеры.
Когда врачи уходят, Джон возвращается. Родни еще хуже, чем после пробуждения, его искололи и растревожили, и Джон неловко мнется у койки, словно понимая это.
- Если Атлантиду не надо срочно спасать, можешь рассказать мне, что тут у вас творилось без меня, - милостиво разрешает Родни, и Джон с облегчением плюхается на табуретку.
Ничего особенного в городе не случилось, и Джон спрашивает, закончив рассказ:
- А тебе что снилось?
Родни смотрит на него, подавляет желание взъерошить ему волосы и начинает в красках расписывать свою прекрасную реальность. О том, что он был там не один, Родни, конечно, умалчивает. Еще не время для полной версии.
- Да, - вздыхает Джон, дослушав, - здорово. Жаль, что все это было ненастоящее.
- Да нет, - говорит Родни и не может не улыбнуться так, как улыбался своему воображаемому Джону; настоящий Джон удивленно поднимает брови, потом улыбается в ответ. - Нет, не особенно.

@темы: .III.5 География, #fandom: Stargate Atlantis, Stargate Atlantis: Джон Шеппард, Родни МакКей. (табл.30)

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

2/100

[Горбач]

Название: Вполне заживающие раны...
Фандом: One piece
Герои: Кид\Хоукинс, Киллер, Апу.
Тема: IV-6, запахи, ладан
Объём: 3410 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Саммари: О ранах, мазях и возбуждении.
Авторские примечания:
Ладан - ароматическая древесная смола. Главным образом ладан применяется при каждении в богослужебных обрядах. Используется также в парфюмерии и ароматерапии (в основном в виде эфирного масла). Ранее ладан применялся в гомеопатии, медицине, при изготовлении некоторых пластырей, зубных паст, эликсиров, курительных свечей — монашенок, и так далее. В настоящее время в медицинских целях ладан не используется, хотя и ведутся некоторые исследования в данной области. Ладан входит в состав некоторых рецептов мазей от различного рода нагноений, используемых в народной медицине при мастите, фурункулах и даже некоторых опухолях. Обнаружено, что в дыме ладана содержится ацетат инценсола, обладающий антидепрессивным действием.
(с) Вики

Прочитать.

В жизни любого воина есть раны, которым не зажить. Редко это раны физические, хотя, конечно, любой мужчина всегда будет помнить и гордиться своими шрамами. Чаще ломается что-то внутри - гордость или честь, или ещё какое-нибудь приятное и сильное чувство, которое способно воодушевлять воинов.
У Юстасса Кида было много душевных ран, которым не суждено зажить, но он никогда не обращал на них пристального внимания, просто продолжал идти по своей жизни вперёд с дырой в груди, и второй, и третьей, где-нибудь в других местах. Таков он сам, что пока может, будет идти, а не сможет, заставит других нести себя, но всё-таки достигнет цели. Это больно и трудно, но Юстасс привык быть сильным и упорным, каким жизнь научила быть. Намного больше неприятностей в быту принесла ему потеря руки. Он, конечно, быстро освоился со своим протезом, усовершенствовал его до оружия, научился использовать даже в самых обычных ситуация: он ел с ней, читал с ней, мылся с ней и даже трахался. И всё было хорошо.
Была всего одна действительно насущная проблема - гной. Регулярные промывания спиртом и всякими анестетиками не помогали - тот обрубок, что остался от руки, в месте стыка с железом, вечно гнил и вызывал у Кида невероятные боли. Он обычно корчил недовольную физиономию, сжимал сильно зубы и уходил куда-нибудь, где его никто не смог бы потревожить. И уже там снимал массивную искусственную конечность и поливал всё плечо спиртом, виски, ромом или чем угодно ещё спиртным, что нашёл поблизости. Лил до тех пор, пока алкоголь не заканчивался или, что случалось реже, пока боль немного не отпускала. И тогда он шёл к Киллеру, чтобы тот всё внимательно посмотрел, обработал, как следует, вколол обезболивающее. Киллер привык видеть Капитана таким - скрывающим свои слабости, - так что охотно помогал при необходимости и всё время, каждый раз, когда Кид приходил, настойчиво советовал ему обратиться к врачу. Не шарлатану с ближайшего острова, а к нормальному врачу. Но Кид упрям и никому не верит, дичится просить о помощи, так что всегда только огрызается на эти советы. А зря...
В последние недели боль усилилась, а припадки участились. И это не очень кстати, потому что команда и даже другие участники альянса начинают замечать, что с Кидом что-то не так. Это вызывает у них беспокойство и подозрительность, и в конце концов - настойчивое желание выяснить, что не так. У некоторых настолько настойчивое, что оно выливается в агрессию. Это, безусловно, злит Кида до чёртиков, и он реагирует выпадами ответной агрессии.
Так, они дерутся с Апу первый раз за два месяца мелких стычек всерьёз, потому что Апу подошёл слишком близко, был слишком проницателен в своих догадках, хотя, конечно, и не понял всей сути. Только отшутился о потерянной руке, как об увечии.
Кид взбесился не на шутку, когда Скрэчмен коснулся его драгоценной руки, того, что от неё осталось, и это вызвало подобие той самой боли, которую он так упорно пытается заглушить. В полминуты в комнате собрались все железки, которые только были в замке, и посыпались на Апу, в произвольном порядке. Апу уверенно отбивался, но пару раз его всё-таки нехило задело, и тогда он тоже решил драться всерьёз.
Большой зал, который используется в большинстве случаев для совещаний, больше похож на купол или ту сферу Трафальгара Ло, где всё кружится в хаотичном порядке. Команды посбегали, оставив наедине только Кида и Апу, чтобы те выпустили пар. Возможно, это было не самое верное решение, но подставляться под удар этим сумасшедшим - тоже не самое умное, что могут сделать парни.
Запасы сил у обоих не иссякают, потому что они привыкли сражаться долго и в полную силу, и ситуация становится всё опаснее, потому что в бою мужчины ещё больше распаляются, преобразовывают неприязнь, которая возникла у них с первой же их встречи едва не в ненависть. Кид собирает на здоровую руку много железа, как раньше, потому что железная, протезированная, уже ощутимо болит, завершает своё произведение мечами, как когтями, направляет в сторону Апу. Апу играет что-то на своём теле, что-то напевает себе под нос, чтобы не сбиться с ритма, пытается отразить атаку. А спасает ситуацию только Киллер, вовремя пришедший в большой зал. Он открывает резко дверь и входит внутрь, и на него тоже летят ножи, но он без труда их останавливает, твёрдыми шагами подходит к Киду и одёргивает его за больное плечо. Кида сразу ломает от боли и он со стоном опускается на колени. Скрэчмен не успевает понять, почему, но железки с грохотом падают на пол, и немного оглушают. Его музыка становится совершенно недейственной.
Киллер помогает Киду подняться и держит крепко за живую руку.
- Что вы устроили!? - возмущается он, но Апу только пожимает плечами, наблюдая внимательно за Кидом, который ещё мгновения назад казался во все оружия, а сейчас выглядит совсем беспомощным.
- Я всего лишь хотел, чтобы от меня не скрывали ничего важного, это не так уж много, как думаешь? - Апу поправляет одежду и разворачивается, чтобы уходить. Киллер фыркает ему вслед, за Кида, который едва не теряет сознание, но держится и даже не выдаёт боли, её источника или силы. Всё выглядит так, будто он просто устал.
- Мы не скрываем ничего такого, из-за чего стоило пытаться поубивать друг друга... Но позже поговорим об этом.
Апу только кивает в ответ, он внутренне соглашается с тем, что, возможно, был слишком настойчив. Раз уж они союзники, то не стоит растрачивать силы друг на друга, впустую. Он обдумывает новую информацию о Киде и думает, что на поле боя он очень пригодится, потому что такой - держится до последнего, как ни в чём не бывало, и ещё Апу гордится собой, потому что думает, что это он довёл Кида до такого состояния.
Кид думает, что оторвёт или голову, или яйца этому ублюдку, когда придёт в себя, и, опираясь на Киллера, тоже выходит из зала. Они идут в комнату, которую условно можно назвать медпунктом. Киллер с тех самых пор, как у Кида участились боли, принёс всё необходимое туда, и теперь во время каждого приступов Кид не ныкается по углам, и Киллер своевременно всё обрабатывает. И Кида вроде ломает от этого поменьше. Просто по времени.
Они проходят в комнату, и Кид сразу валится на кровать, узкую и жёсткую, похожую больше на кушетку, но всё же кровать. Киллер сразу идёт к столу и берёт шприц и анастетик. Рядом лежат таблетки, но они действуют намного медленней, а Юстасс успел натаскать тяжестей этой рукой, и значит, она мстит зверской болью. Кид старается одними силами фрукта отцепить протез, но что-то не поддаётся, так что он чувствует себя униженным и беспомощным, тянется пальцами к креплениям, но пальцы почему-то немеют и тоже не слушаются, мир кружится перед его глазами. И Кид думает, что это агония или самый страшный приход.
Киллер подходит к Киду и вкалывает обезболивающее ещё раньше, чем помогает снять протез, после чего тот с соответствующим грохотом падает на каменный пол, а Киллер с брезгливостью осматривает раны, которые не упорно не хотят заживать и гноятся только сильнее. Вата, спирт, Кида начинает потихоньку отпускать. Он хочет приподняться на локте, но Киллер удерживает.
- Я поговорю с Апу, а ты спи. Если не захочешь сам, я тебя вырублю. - Кид хочет что-то возразить, но Киллер непреклонен. - Тебе нужен отдых, ты понимаешь? Да, даже тебе. Так что лежи. Или мне всё же ударить тебя?
Юстасс только усмехается в ответ. Он помнит удары Киллера ещё со времени знакомства - уже тогда они были хороши, - а уж теперь, наверняка, лучше во много раз.
Киллер обрабатывает всё дважды, убеждается, что Кид не собирается делать ничего лишнего, и со спокойной душой и неспокойным настроением идёт улаживать все вопросы с Апу и Хоукинсом.

Кида полностью отпускает уже спустя через день. Ему не терпится надрать задницу Апу, но Киллер тактично намекает, что не стоило бы делать этого сейчас. Кид злится, но соглашается, потому что понимает, что Киллер прав. Киллер всегда прав.
Киллер даёт Киду наставления и говорит, чтобы тот не таскал тяжести ближайшие пару дней, по крайней мере, больной рукой. Кид снова соглашается. Он идёт в свою комнату с намерением хорошенько выпить и позлиться в одиночестве, чтобы после быть полным сил для пререканий с Апу. В комнате непривычно темно, слишком темно даже для Кида, и на его большой мягкой кровати сидит в изысканной позе не кто иной, как Базиль Хоукинс. Кид сначала не верит своим глазам и даже присматривается, но Базиль поднимает на него глаза и смотрит на протез внимательно и изучающе, так что Кид понимает, что он настоящий, и понимает, зачем он здесь.
- Киллер не наплёл вам, что ли, чего-нибудь дельного? - отшучивается Кид и проходит вглубь комнаты, берёт со стола бутылку виски, делает несколько глубоких глотков. Хоукинс кивает, не отрывая от Кида взгляда.
- Более, чем убедительно. Но я здесь не для того, чтобы обмениваться любезностями...
- Тогда пришёл потрахаться? - Юстасс оскалился, хотя прекрасно знал, что ответ будет резко отрицательным. Базиль, кажется, пропустил колкость мимо.
- Мы союзники, - проговорил он вкрадчиво. - И это значит, что для нас выгодны силы друг друга, не так ли? - Кид не считал нужным отвечать на такие банальности, но Хоукинс и не ждал ответа. Он ждал, когда Кид начнёт воспринимать его всерьёз. И когда молчание, наконец, затянулось, Кид нахмурился. Базиль почти улыбнулся и продолжил свою речь. - Я пришёл, чтобы помочь.
- Мне не нужна помощь. Видишь, я в норме?
- А когда обезболивающее перестанет действовать? - Базиль был настойчив, и это раздражало Кида. Но ещё больше его раздражало то, что он прав. - Твоя рука... - продолжал меж тем Хоукинс. - Как давно она болит? Нет, как давно стали учащаться припадки боли?
- Не твоё дело, - фыркнул Кид и отпил ещё несколько глубоких глотков.
- Моё, - возразил Хоукинс. - Повторюсь, мы союзники. И значит, твоё физическое состояние отразиться и на мне. К тому же, я правда могу помочь. Не временно прекратить боль, а совсем. Улавливаешь?
Кид, конечно же, улавливал, но давняя привычка никому не доверять была сильнее него, и сильнее Базиля, и даже сильнее его возможной помощи.
- Ладно, - говорит Хоукинс, - что ты хочешь взамен? Я понимаю, почему ты отказываешься, я бы тоже не принял от тебя помощи за просто так. Поэтому спрашиваю: чего ты хочешь? - Кид смотрит на Базиля в некоторой доле недоумения, но больше - настороженности. Тени мягко играют на его лице и светлых волосах, и он совершенно серьёзен, и силён. Вся его суть видится перед Кидом, как на ладони, - он понимает, что говорит с очень сильным человеком, с человеком, что не намного, но старше него самого, особенно загадочным, и тем, кто предлагает ему помощь.
- Почему я должен верить тебе? - бросает он наконец, и Хоукинс даже вздыхает тяжело, пожимает плечами, и это жест видится Киду особенным, потому что совершенно нехарактерен для Базиля.
- Ты не должен. И даже не можешь. Не верь мне. Мы в альянсе, и я хочу помочь, но если тебе это не нужно, я уйду сейчас, и помощи от меня ты правда никогда не дождёшься. Ты же понимаешь, что я очень консервативен?
- Ладно, - соглашается Кид. - Что ты хочешь?
- Уже так? - Базиль поднимается с кровати и быстрыми шагами подходит к Киду, достаёт у него из рук бутыль с виски и отпивает небольшой глоток. - Иди на кровать, - он говорит повелительным тоном, и Кида это задевает, но ещё это чем-то... привлекает. И Юстасс встаёт и идёт к кровати. - Ложись, - продолжает инструктировать Хоукинс. Кид выполняет. - Снимай свои железки.
- Нет, - говорит Кид.
- Снимай, - настаивает Хоукинс. - Мне нужно осмотреть твою руку.
- Киллер уже всё обработал...
- Заткнись и снимай свой протез. Не веди себя, как ребёнок перед прививкой.
Базиль серьёзен и раздражён. Кид чувствует это очень отчётливо, хочет протестовать, потому что всегда хочет, но подчиняется. Тянется пальцами к протезу и расстёгивает крепления одно за другим, смотрит Хоукинсу в глаза, и тот не отводит взгляда, зажигает свечу на прикроватной тумбе, очень яркую свечу. Базиль тянется своими тонкими пальцами в бархатных перчатках к протезу Кида и откладывает его в сторону, Киду в ноги, чтобы не мешал, садится на кровать, совсем рядом с Кидом и берёт в руки Кидов обрубок руки, наклоняет его к свету и рассматривает с видом высшей сосредоточенности.
- Киллер неплохо обработал его, - говорит он, и Кид невольно усмехается, - но просто продезинфицировать его недостаточно. Чтобы рана больше не гноилась, нужна мазь.
- Ты смеёшься? - не выдерживает Кид и нарушает запрет Базиля говорить. Базиль отпускает руку Кида и поднимается с его кровати, смотрит снова ему в глаза, очень проницательно.
- А похоже? Я вернусь через сорок минут. Тридцать из них мне понадобиться на то, чтобы приготовить мазь. Пожалуйста, оставайся здесь до тех пор, пока я не вернусь. И да, пока можешь выпить...
Хоукинс вышел, негромко хлопнув дверью, и Кид продолжал смотреть ему вслед ещё какое-то время. После того, как он ушёл, у Кида осталось такое странное чувство, совершенно невыносимое, пустоты и облегчённости. С одной стороны, он уже не чувствовал раздражения, с другой, был рад, что Хоукинс ушёл, но с третьей - думал только о нём. Не о своих ранах, не о гордости и не о боли, не о помощи и даже не о своих недавних опасениях. Просто перед его глазами стоял этот странный опасный блондин и интриговал.
Кид пил и думал неизменно о Базиле, вспоминал всё, что читал о нём в газетах, всё, что говорил ему Киллер. Он встал, чтобы убрать протез на прикроватную тумбу, зачем она там и стояла, взял ещё бутылку виски и сел обратно, облокотившись о спинку кровати.
Хоукинс вернулся ровно через сорок минут, с банкой мази в руках, ещё какими-то склянками и полотенцем. Волосы его были убраны и туго затянуты назад, чтобы не мешали, и широкий лоб оголён, отчего выделялись больше обычного знаки-капельки на нём. Киду стало страшно интересно узнать, что это за знаки такие, но он решил спросить позже, когда они познакомятся, возможно, ближе. Базиль сел так же, как и до этого, на самый край кровати, но достаточно близко к Киду, поставил все склянки на тумбу и снял бархатные перчатки, оголяя изумительной красоты руки. Бледная кожа ровного тона, изысканные формы ладоней и пальцев, стриженные безукоризненно ногти. Киду стало отчего-то неловко, но его быстро отвлекли мысли.
Хоукинс окунул свои красивые пальцы в мазь и приложил мягко к самому краю раны, чтобы избежать резкости. Кида пробило едва заметной дрожью.
- Она горячая, - проконстатировал он в своё оправдание и прислушался к ощущениям. Ощущения, впрочем, были невелики: жар затмевал все прочие осязательные чувства, так что Кид чувствовал только его, разливающегося от центра раны по всему телу и лёгкую боль. - И ещё она воняет церковью.
- Я удивлён, что ты знаешь, - признаётся Хоукинс и вытирает пальцы о мягкое махровое полотенце, - но так и есть. Большая составляющая мази - ладан. Смола, которую часто используют, как эфирное масло. В том числе, в церквях.
- И она должна мне помочь? - голос Кида сочится скептицизмом, но Базилю до этого нет никакого дела. Он открывает одну из склянок с полупрозрачной жидкостью и капает несколько капель в свечу, к уже растопленному воску. И по комнате распространяется быстро этот самый запах. Кида передёргивает.
- Она должна тебя успокоить. И если не поможет с рукой, то попробуем что-нибудь другое...
Кид не решается возразить, а Хоукинс больше даже не смотрит на него, только берёт все свои склянки, кроме баночки с мазью, перчатки и направляется к выходу.
- Прежде всего, откажись на время от руки. Мажь свои раны дважды в день, без пропусков, и через неделю посмотрим на результаты. Хорошо?
Кид не отвечает, а Базиль не ждёт ответа, просто уходит. Кид не злится, и на какие-то мгновения ему даже кажется, что этот запах, который он так не любит ещё с детства, действительно его успокаивает. Или всё дело в Базиле?

Базиль всю неделю наблюдает за Кидом, с тем, чтобы тот выполнял его инструкции. В первую очередь, относительно протеза. И Кид, видя его взгляд, решает не перечить, не надевает протез все семь дней, не смотря на изумление Киллера и насмешки Апу. И в конце недели его усилия вознаграждаются: болью прошибает не так сильно, а раны начинают затягиваться. Кид даже начинает привыкать к запаху ладана, который так и остался где-то в воске его свечи, и потому разливается по его комнате ненавязчивым лёгким ароматом.
Хоукинс приходит вечером и, не здороваясь, сразу садится к Киду, осматривает рану и удовлетворённо хмыкает.
- Ещё недели две, и сможешь носить протез, - важно говорит он, переходя взглядом по шрамам Кида от предплечья к самым глазам. Кид всё ещё злится такому вольному и наглому обращению, но как-то застывает под взглядом.
- Что ж ты не сказал, что ты медик? - усмехается он.
- Я не медик. Тебе просто повезло, что эти знания есть в моей голове.
- О да, - говорит Кид, - мне очень повезло, что у меня есть ты...
Хоукинс не согласен с этим утверждением, и уж точно не согласен с тем, что они связаны чем-то иным, кроме альянса и этой неловкой ситуации, но Кид будто скрывает в этих словах что-то ещё, какой-то подтекст, и потому Базиль задумывается, прежде, чем возразить.
- Забудь, - тут же отзывается Кид и скалится по-своему, - я ни о чём, не принимай серьёзно...
- Ладно, - легко соглашается Хоукинс, - но ты если надумаешь чего серьёзного, лучше скажи мне заранее...
- Договорились, - обещает Кид, и ещё три недели они не разговаривают.
Только видятся на "совещаниях", которые собрания, чтобы просто поспорить, обмениваются взглядами, сталкиваясь в коридорах, даже здороваются без слов - кивками.
Припадки боли отступают от Кида, и Киллера это радует. Кид надевает свой протез без непривычного неприятного ощущения, будто он берёт на себя непосильную ношу, и почти счастлив. Он знает, кому обязан этим, и думает постоянно о том, как ему отблагодарить Хоукинса, а временами просто о Хоукинсе.
Он зажигает свою свечу на прикроватной тумбе, и та разливает противный церковный запах, ставший Киду почти родным, он не убирает с тумбы баночку с мазью, хотя та уже закончилась, и однажды Кид ловит себя на странных ассоциациях - с Базилем, - на странных мыслях и понимает, что уже пора бы...
Кид идёт в покои Хоукинса, где всё темно и ароматизированно. Хоукинс сидит на своей большой и мягкой кровати, раскладывает карты и сильно удивляется, видя Кида на своём пороге.
- Что-то случилось? - интересуется он, и Кид без прелюдий объявляет.
- Я хочу тебя.
- Очень мило, - отзывается Хоукинс и отводит взгляд от Кида, открывает несколько карт и вновь смотрит на Кида. - Не врёшь, значит?
- А зачем? Я обещал тебе сказать, если будет что-то серьёзное. Я говорю. Я хочу тебя.
- Это, по-твоему, серьёзно? - открыто усмехается Хоукинс. Кида это не задевает. Он проходит в комнату и подходит к кровати Базиля, не садится, но стоит достаточно близко.
- Я думаю о тебе. И это не случайность. Я почти привык к этому грёбаному запаху. И ты постоянно фигурируешь в моих фантазиях, в сексуальном контексте. Может, это не так серьёзно, как мои ранения, но так же может отразиться на тебе, так что...
- Так что почему бы не продемонстрировать мне, насколько ты серьёзный парень? - Хоукинс снова откровенно смеётся, но Кид не понимает, чем это вызвано. - Садись, - говорит Базиль, убирая свои карты. Кид удивляется, но садится. И Хоукинс снова смотрит проницательно ему в глаза, почти улыбается, Кид это чувствует. - Я люблю риск, - продолжает Хоукинс, - я ведь пират. И то, что ты боишься меня, так мне льстит... Но я не могу воспринимать тебя серьёзно. Потому что ты маленький избалованный ребёнок. Это только умиляет. Хочешь меня? - Действуй, попробуй меня трахнуть. Ты бы так сделал с любым, кого захотел, правда?
- Да, - соглашается Кид.
- Тогда что тебя держит?
Кид задумывается над этим вопросом всего на какие-то доли мгновений, пытается найти хоть один повод, хоть какую-нибудь причину или оправдание, но не находит, и усмехается. Он смотрит в лицо Хоукинса, взрослое и уверенное, в глаза, которые таят неисчислимое количество тайн, и посылает всю серьёзность к чертям. И все сомнения туда же. Раз Базиля тянет пошутить, почему бы ему не подыграть?
Хотя, конечно, ещё кто кому...
Кид клонится вперёд с улыбкой на губах и касается этой самой улыбкой губ Хоукинса, говорит прямо в них:
- Теперь будешь мне помогать во всём?
- Думай так, - Хоукинс целует Кида в ответ, и Киду это отдаётся какими-то невероятными ощущениями. - Это очень удобно...
Они оба замолкают и целуются серьёзно и по-взрослому, и оценивают опыт и потенциал друг друга. И Базиль оказывается лучше всяких ожиданий Кида, потому что перехватывает у него инициативу легко, так, что Кид даже не сразу это замечает, забывшись в приятных ощущениях. И руки, изумительные красивые руки уже бегут по телу Кида, заигрывающе, а пальцы Кида цепляются Хоукинсу в затылок, путают шёлковые мягкие волосы.
- Ну-ну, попробуй теперь меня трахнуть, - весело говорит Хоукинс, цепляясь в губы Кида поцелуями, и Кид осознаёт запоздало все подвохи, все уловки, на которые он легко повёлся. И он понимает, знает наверняка, что всё это, всё, связанное с Базилем Хоукинсом, принесёт много незаживающих ран.

@темы: .IV.6 Запах, #fandom: One piece, One piece: Сверхновые (табл.100)

---

2/50

[Читатель Комиксов]

Название: Возмездие
Фандом: Marvel Comics
Герои: Росомаха
Тема: IV.3 Кровь
Объём: 542 слова
Тип: гет
Рейтинг: NC-17
Жанр: Даркфик
Предупреждения: Насилие, Изнасилование, Смерть персонажа
Авторские примечания: Навеяно комиксами Wolverine v2 181 - Wolverine v3 11

Грязные улицы не самого благополучного района не самого благополучного города. Слякоть и дождь. Ночь. Компании пьяных подростков, спешащие куда-то мужчины в костюмах, парочки покупающие презервативы в единственном круглосуточно работающем магазине. И девушка. Восемнадцатилетняя девушка, чьё имя никому не важно. Никому не важно, как она попала в этот район, никому не важно, куда она идёт, никому не важно откуда. Короткая стрижка, никакого макияжа, закрытая кофта, юбка ниже колен. Хрупкая. И наивная, не знающая ничего о жизни. Идёт быстрым шагом по грязным улицам не самого благополучного района не самого благополучного города мимо пьяных подростков, мимо машин по-деловому одетых мужчин, мимо единственного работающего магазина. За спиной ранец с её рисунками, неумелыми, такими же наивными, как и девушка, хрупкими, но по-своему прекрасными. Ранец с рисунками, которые никому не важны.
Девушка поворачивает в очередной проулок, идёт мимо двух пьяных мужчин, прижимаясь к дальней стене дома. Один мужчина окрикивает её, и тогда она ускоряет шаг. Мужчину это, видимо, злит и он, пошатываясь, встаёт и идёт за ней, второй мужчина хохочет и продолжает пить виски. Девушка слишком поздно начинает бежать, пьяный мужчина берёт её в охапку и тащит к своему приятелю. Девушка пытается вырваться, выбивает из рук второго мужчины бутылку. Её толкают на асфальт, на осколки, один мужчина её душит, крича что-то неразборчивое, второй спускает штаны, и стягивает с девушки трусы.
- Отпустите меня! Спасите!- кричит девушка вначале, самый обычный крик в этом не самом благополучном городе. Руки на её шее сжимаются с большей силой, а девушка шепчет,- Перестаньте, я на всё согласна, перестаньте...
Но мужчина не отпускает её шею, по-прежнему крича что-то неразборчивое. Второй же рывком расставляет её ноги в стороны и начинает её трахать. Он быстро заканчивает и идёт к ближайшему фонарю, отлить. Первый мужчина отпускает шею девушки, та дышит.
- Вот ведь жешь как,- выкаркивает мужчина,- я сегодня совсем что-то,- заливается смехом, достаёт нож и несколько раз ударяет им по животу девушки,- надо было тебе остановится, малышка,- говорит он содрогающемуся телу. Достаёт член и пытается подрочить. Но член не встаёт, и он, хохоча, не застёгивая штаны, поворачивает за угол.
- Зря ты её убил,- говорит его приятель,- вдруг нагрянут какие-нибудь мстители, или мутанты какие.
- Ага,- отвечает мужчина,- нагрянут, посмотрят - и тоже её трахнут,- и оба, хохоча, идут мимо единственного работающего магазина.
В эту ночь под дождём в грязной слякоти по одному из проулков не самого благополучного района не самого благополучного города растекается ручейками кровь. Мужчины оставили после себя на улице смерть. И смерть догоняет их на следующий день. Широкоплечий бугай с обросшим лицом вламывается в дом, где они отсыпались. Сначала он долго с явным удовольствием ломает их кости, одну за другой, а потом из его руки вырастают три длинных острых ножа. Когда он пронзает ими одного из мужчин, второй восклицает:
- Да, кто же, ты такой!- широкоплечий бугай пронзает мужчину своими ножами в районе паха, ведёт их до его горла и только потом отвечает:
- Я Росомаха из Людей Икс.
Два мужчины, как и девушка за день до этого, плакали, звали на помощь, молили о пощаде. Самые обычные крики в этом не самом благополучном городе. Росомаха смотрит на кровь капающую с его встроенных в тело ножей, и думает о другой крови, о крови Джесики Мэил, девушки, чьё имя никому не важно.

@темы: .IV.3 Жидкости, #fandom: Marvel, Marvel: Х-men.(табл.50)

---

1/50

[Читатель Комиксов]

Название: Пилюля от скуки
Фандом: Marvel Comics
Герои: Гамбит/Лили Пенроуз; Гамбит/Рушь (упоминанием), Чарльз Ксавьер (упоминанием)
Тема: II.6 На столе
Объём: 518 слов
Тип: гет
Рейтинг: R
Саммари: Гамбиту наскучивает быть супергероем, он отправляется на каникулы, искать приключений в Новый Орлеан.
Авторские примечания: Фантазия на тему комикса Gambit v4 003; POV Гамбита

В последнее время кругом одна скукота. Ни сумасшедших маньяков-террористов, ни обезумевшего Магнетто. Все глобальные преступники, которых стоит брать в расчёт, либо спрятались по углам, либо давно списаны со счетов. Старик Ксавьер, хочет, чтобы я в это мирное время обучал детишек и патрулировал территорию его института. Как же, станет Реми Лебо тратить на это время. Так что я сказал "au revoir" Ксавьеру, его фабрике мутантов и своей возлюбленной Рушь и удрал подальше от них в родной Новый Орлеан. Город-полумесяц принял меня, как и всегда, с восторгом, тут же опутав вереницей козней, подвохов и интриг. Я встретился со всеми своими товарищами по искусству, с каждым отпраздновал за бутылью добротного вина воссоединение, а на утро все они обнаружили себя без гроша в кармане. Уверен, они порадовались, что я за время, проведённое в команде супергероев с прибамбасами, не растерял свою коронную ловкость рук. Заказы стекались ко мне ручьями, большинство из них были совсем пустяковыми, но я всё же брался за некоторые: украл пару картин из музейного архива, с ветерком прокатился на чужой яхте по мексиканскому заливу, раздел догола местного бизнесмена, ради флешки с какими-то засекреченными файлами, и кому сдался этот мусор?
Лишь один заказ по-настоящему заинтересовал меня. Милая блондиночка с озорным взглядом и соблазняющими губками Лили Пенроуз обратилась ко мне за помощью, как же такой куколке отказать? Сделать надо было всего-ничего: украсть какую-то старинную колоду гадальных карт у её дяди, усатого старпёра, помешанного на мистицизме, из его пентхауза с супермощной охранной системой. Охранники, камеры наблюдения, детекторы движения, лазеры и прочие побрякушки. Simple comme bonjour.
Итак, отвлекаю охранников, пара трюков - и я перед главным компьютером, отключаю камеры и готов к действию, но тут появляется она, Лили Пенроуз, в сексуальном наряде. Юбочка, корсет, слегка прикрывающий груди.
- Вот ты и попался,- говорит она.
- Pardonne-que?- и что она здесь забыла.
- Дядя позвал меня на своё унылое застолье, ну я и согласилась, ведь это предвещало мне приятную встречу с тобою. Сейчас он занят развлечением гостей, а я вот желаю развлечься с тобой. Ты ведь любишь риск, правда? Адреналиновый наркоман... Как и я.
Такая наглая. Стерва. Расшнуровывает свой корсет и на цыпочках приближается ко мне. Что же охранники очухаются ещё не скоро, так что же мне отказываться, от удовольствия? Скидываю со стола бумаги и компьютер, прижимаю к себе эту малышку. Тебе понравится это приключение, ma chérie. И вот мы уже на столе, в порыве нахлынувшей страсти разрываю её юбку (и как она потом перед дядей оправдываться будет) и покоряю губами бухту её губ, холмы грудей, вулканы межножья, а после она уже стонет под изящными движениями моего тела, рвёт мои волосы, царапает кожу под моим плащём, цепляется руками за край стола. В пик наслаждения она открывает глаза и встречается с моими чёрными с дьявольско-красной радужной оболочкой. Наверное считает себя счастливейшей из женщин.
Целую её на прощание, а сам отправляюсь выполнять её заказ. После фараоны Нового Орлеана возможно найдут отпечатки её пальцев на обивке стола... Глупая, ей придётся за них оправдываться, равно как и за порванную юбку... Впрочем я тоже буду оправдываться из-за этого стола перед Рушь, когда она узнает о моём приключение. Ей мои дьявольские глаза говорят больше, чем этой похотливой блондиночке.

@темы: .II.6 Порно/эротика, #fandom: Marvel, Marvel: Х-men.(табл.50)

---

1/100

[Горбач]

Название: Должен помнить.
Фандом: One piece
Герои: Хоукинс, Кид упоминанием, ОЖП - упоминанием.
Тема: II-3, фентези, ты должен...
Объём: 369 слов
Тип: преслэш
Рейтинг: G
Саммари: О детстве Хоукинса и, неизменно с ним, - о судьбе.
Авторские примечания: Немного сумбурно, но для начала подойдёт...

Хоукинс, сколько себя помнил, помнил и одну истину, что вложили в него ещё в самом раннем детстве: ты должен.
Базиль мог бы подобрать десятки отговорок и сотни контраргументов, но истина всё равно упрямее. Она говорит голосом его старой тётки-наставницы: ты должен, малец, запомнил? Ты должен!
Спорить с ней бессмысленно, а значит, проще смириться, принять, как должное, и выиграть.
Базиль слышит в своей голове неизменное: ты должен...
Должен слушать, должен запоминать и должен всегда, в любой ситуации, помнить это и использовать.
Его тётка говорила, что это в конце приведёт его к смерти, но её всё равно не избежать.
Ты избранный, - говорила она. - Ты отличаешься ото всех в этом огромном мире. И потому ты должен запомнить то, что я скажу.
Это будет уничтожать тебя, но ты должен помнить: тебе не разорвать красную нить.
Тебе не победить красный.
Красный - цвет воинов и революции, боли и крови, и страсти, что будет сводить тебя с ума.
Красный цвет уничтожит тебя.
Ты должен помнить это всегда.
Ты должен...
Должен...
Базиль не понимал раньше смысла этого, а теперь, наконец, понял. Из всех слов старой тётки он вынес две актуальные для его времени истины.
Первая в том, что красный это не огонь, не пожар, охвативший их родину, не огонь, уничтожающий всё на своём пути, а Кид. Юстасс Капитан Кид.
Вторая заключается в том, что от судьбы не скрыться. Жизнь переменчива, но то, что предначертано, всегда настигает, независимо ни от каких обстоятельств. И раз так, то красный застиг его врасплох и должен уничтожить.
Базиль размышляет сам с собой, избавляясь от сомнений и противоречий. Он говорит сам себе:
Не то, чтобы я не помню... Не то, чтобы не верю, я верю, и не потому, что должен, а потому, что знаю наверняка, что так и будет.
Я не хочу умирать и не хочу, чтобы меня уничтожали.
Я даже не хочу лишаться своих обязательств.
Просто смысл противиться?
Если такова моя судьба, почему я не могу отдаться ей?
Прыгнуть в омут головой вниз, чтобы наверняка разбиться.
И я ведь всё равно выиграю: пламенный мужчина будет моим, а моя красная-красная кровь раствориться в прозрачно-синем океане.
В конце концов, я должен помнить ещё и то, что я избранный, единственный в своём роде, неповторимый никем - волшебник, способный видеть красные нити судьбы...

@темы: .II.3 Фэнтези, #fandom: One piece, One piece: Сверхновые (табл.100)

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[chipchirgan]

10.
Название: For who has sight so keen and strong.
Фандом: Stargate Atlantis.
Герои: Джон Шеппард, Дэйв Шеппард, Родни МакКей, мельком Нэнси Шеппард.
Тема: Камень.
Объём: 2671 слово.
Тип: пре-слэш.
Рейтинг: G.
Саммари: АУ, где Дэйв - ученый, которого занесло на Атлантиду, а Джон - продолжатель дела отца.
Авторские примечания: авторский произвол, ООС всех.

Читать

В первой весточке Дэйва оттуда, куда он с таким восторгом отправился, – несколько слов о себе (жив, здоров, счастлив так, что зубы сводит) и огромная простыня про людей, с которыми ему выпала честь работать. Джон подозревает, что это просто компенсация за то, что он не может растрепать всему свету все до мельчайших подробностей. Уровень секретности занятий Дэйва на сей раз так высок, что за Джоном не придут, если он узнает хоть что-нибудь, у него просто сама собой взорвется голова.
Дэйв вообще очень любит людей, и живущих, и давно умерших, – на то он и историк-антрополог-этнолог-еще какой-нибудь «лог», Джон уже не помнит, что последнее было у Дэйва в фокусе. Но простыня слишком обширная даже для него, и в ней фигурируют только члены его команды, обо всем остальном Дэйв выразительно молчит. Команда, конечно, огромная, судя по всему, но... Даже Нэнси впечатлена многословностью шурина.
Большая часть вдохновенного повествования посвящена некоему астрофизику – имен Дэйв не называет, но любому, кто хоть немного ориентируется в научном мире, не составило бы труда понять, о ком он. Даже Джону загадочный герой кажется знакомым. Песнопения продолжаются от письма к письму с завидным постоянством, и скоро Джона начинают разрывать желание увидеть этого человека и раздражение.
Когда Дэйв наконец появляется на пороге дома Джона, он не один. В этот момент в Джоне больше раздражения, чем любопытства, и он с подозрением смотрит на гостя. Чем дольше он смотрит, тем сильнее становится его раздражение, потому что ничего такого замечательного в дважды докторе наук Родни МакКее нет. Честно говоря, дважды доктор просто ужасен: самолюбивая надменность так и хлещет во все стороны, и Джон скоро начинает задыхаться, как будто от чувства снисходительно-презрительного превосходства, исходящего от МакКея, загустевает воздух.
Джон с трудом высиживает обед и спрашивает брата, когда они остаются одни:
- Что это было?
Дэйв непонимающе смотрит на него.
- Я ждал ангела, а ты притащил напыщенного козла, – объясняет Джон и выжидательно смотрит на Дэйва.
Дэйв и не думает извиняться.
- О, – говорит он, – я знаю, что Родни может произвести впечатление не очень приятного малого, но стоит только узнать его получше...
- О, – замечает Джон, – есть всего одна маленькая проблема: Родни произвел на меня впечатление малого, на узнавание которого мне совсем не хочется тратить время.
Дэйв явно не ожидал такой отповеди. Он робко улыбается.
- Прости, Джон. Правда, прости. Мы так долго живем вместе, что я научился не замечать реакцию новых людей на Родни. Ты же не выставишь его за дверь?
Джон вздыхает, Дэйв улыбается шире.
- Он правда не такой уж плохой.
Да, МакКей еще хуже, но Джон ничего не может поделать. Глядя, как Дэйв липнет к канадцу, Джон понимает, что либо он смиряется с присутствием в доме враждебной сущности, либо прощается с Дэйвом.
- По-моему, у вас из-за него одни неприятности, нет? – спрашивает он как-то раз; МакКей спит после обеда, а братья сидят во дворе.
Дэйв издает приглушенный смешок.
- Риск очень велик, но я его вроде как сдерживаю. В смысле, он ужасно любит командовать, но знает, как я восхищаюсь им, и чаще всего слушает меня.
Джон качает головой.
- Все равно не понимаю. Чем там можно восхищаться?
Лицо Дэйва смягчается.
- На первый взгляд он неразрешимая загадка, но потом...
- Узнаешь его получше? – едко перебивает Джон.
- Именно, – смеется Дэйв. – Потом узнаешь его получше и понимаешь, что вся его надменность и сарказм, и упрямо вскинутый подбородок – не более, чем защитные механизмы. Начинаешь копать и обнаруживаешь острый ум, редкое чувство юмора, умение сопереживать...
- Господи, ну и яму ты, должно быть, выкопал! – восклицает Джон, в притворном ужасе взмахивая руками.
Дэйв хохочет, но, отсмеявшись, внимательно смотрит на брата.
- Я серьезно, – говорит он. – Он хороший человек. Он редко показывает свою хорошую сторону, потому что... ну, ты понимаешь, тяжело опускать щиты, которые однажды пришлось поднять. Но если он решает протянуть тебе руку помощи, это твердая и надежная рука.
Джон задумывается.
- Ну, – осторожно замечает он, – в данном случае меня волнуют только две вещи: чтобы тебе нравились люди, с которыми ты работаешь, и чтобы они не подвергали тебя опасности. Кстати, что за люди в твоей команде, кроме МакКея?
После этого разговора Джон думает, что надо дать МакКею шанс – однако оказывается, что МакКею это не нужно. Он наслаждается уютом и домашней атмосферой, которых ему очевидно не хватает там, откуда они с Дэйвом пришли, но не менее очевидно то, что ему не нужна компания и любезные беседы с хозяевами. Иногда они с Дэйвом разговаривают или ходят гулять, но остальное время МакКей тратит на еду, чтение и сон и уделяет Джону и Нэнси ровно столько внимания, сколько нужно, чтобы не показаться совсем уж невоспитанным. Дэйв говорит, что МакКей очень вежлив с ними, потому что уважает семью Дэйва; Дэйв благосклонно улыбается, говоря это, но Джон аж дымится от гнева. Он не хочет, чтобы Дэйв уезжал, но его облегчение от того, что МакКей уберется из его дома, куда сильнее, чем грусть от расставания с братом.
После отъезда ученых вроде как наступает счастливый конец этой истории, но на самом деле это не так. Время идет, и Джон осознает, что ему безумно хочется понять, что же такого прекрасного в МакКее. Ему хочется увидеть умение сопереживать и надежную руку, потому что он не может представить себе, что МакКей может быть нормальным человеком в самом обычном смысле этого слова, а Дэйв может. Джон завидует ему и не понимает, почему его безрассудный, беззаботный, легкомысленный брат может, а он – нет, он, Джон, который с первого взгляда определяет, когда кто-нибудь врет.
С того первого памятного визита проходит почти год – этого времени Джону хватает, чтобы развестись и переехать. Каждый раз, когда он думает о МакКее, он ощущает сильное беспокойство, и случается это довольно часто, потому что письма брата продолжают обливать МакКея обожанием. Когда Дэйв и МакКей приезжают снова, Джон следит за канадцем, как кошка за воробьем, и наконец ловит момент, когда они могут поговорить без свидетелей.
Стоит очень теплый вечер, и МакКей в кои-то веки вылез посидеть на воздухе. Джон прикидывает, не сделать ли вид, что он просто шел мимо, решает, что не надо, и подходит к МакКею.
- Все в порядке? – спрашивает Джон.
- Абсолютно, – холодно отвечает МакКей, не глядя на него.
Джон ждет, что он добавит что-нибудь, но ученый молчит.
- Я просто подумал... Я ничем вас не оскорбил случайно?
- А вы хотели? – спрашивает МакКей и отрезает, когда Джон качает головой: – Тогда ничем.
- Вы выглядите... обиженным, – осторожно замечает Джон и тут же понимает – недостаточно осторожно.
- Я всегда так выгляжу, – шипит МакКей. – Это помогает отпугивать людей с глупыми вопросами и праздным любопытством.
Джон стискивает зубы.
- Тогда я скажу прямо, – сердито говорит он. – Я должен быть уверен, что мой брат – в надежных руках, что ему не надо думать о том, что его тылы неприкрыты. Это, по-вашему, праздное любопытство? Если так, то прошу принять мои искренние извинения...
Его речь прерывает смешок.
- Шеппарды, – бормочет МакКей. – Я присматриваю за его задницей, не волнуйтесь. Иногда присматриваю за ней даже пристальнее, чем за своей собственной. Я хорошо стреляю, быстро бегаю, а самое главное – я умею думать. Первыми двумя способностями я обзавелся, как раз присматривая за задницей вашего брата. Сохранить вашего брата живым и здоровым теперь для меня вопрос чести.
- Да уж, – ворчит Джон, – ваша гордость не вынесет такого удара.
Он ждет, что МакКей сейчас взовьется, но тот только бросает одобрительный взгляд на Джона.
- Вы меня поняли. Удовлетворены?
- Более-менее.
- Этого достаточно.
Джон идет спать, так и не достигнув цели – увидеть в МакКее нормального человека. Через два дня он снова остается один на один со своими терзаниями.
Проходит еще год. Как-то утром в дверь звонят, и Джон видит на крыльце МакКея, внимательно оглядывающегося по сторонам.
- Привет, – роняет он, разглядывая куст, растущий справа от крыльца. – Не возражаешь, если я поживу у тебя пару дней?
- Возражаю? – предполагает Джон, зная, что вопрос был риторический.
МакКей явно чем-то здорово взвинчен. На вопрос, почему он без багажа и без Дэйва, он отвечает неопределенным движением головы. Джону удается добиться только раздраженного замечания, что Дэйв, возможно, скоро тоже приедет, а у МакКея здесь кое-какие срочные дела.
Канадец проводит день где-то в городе, а вечером внимательно осматривает дом со всех сторон и двор, потом входит в гостиную, где Джон смотрит телевизор, встает перед ним и говорит:
- Твоя жизнь – унылая тоска.
Джон давится воздухом от неожиданности, а потом его захлестывает ярость.
- Тебе не кажется, что это не твое дело? – сипло спрашивает он.
- Не кажется, – невозмутимо отвечает МакКей, не двигаясь с места.
- Ну так тебе лучше пересмотреть свое мнение, – заявляет Джон, усилием воли не давая себе вскочить. – Может, там, где вы с Дэйвом работаете, ты крутой и тебя все боятся, но тут будь любезен помнить о вежливости. Я наверняка стреляю хуже тебя, но вышвырнуть тебя из своего дома мне хватит сил. Отойди, ты загораживаешь мне телевизор.
МакКей смотрит на него, прищурившись, потом едва заметно кивает и уходит.
Джону почему-то кажется, что это был какой-то тест, и он не знает, прошел он его или провалил.
Ответ он получает утром следующего дня, когда возвращается с пробежки и видит, как Дэйв пытается задушить МакКея. Канадец лежит на полу в гостиной, а Дэйв сидит на нем верхом, все глубже впиваясь пальцами в бледную шею МакКея. Дэйв так поглощен своим занятием, что не замечает брата, но от МакКея его появление не укрывается.
- Стреляй-й-й, – хрипит он и смотрит налитыми кровью глазами на что-то рядом с правой ногой Джона.
Джон смотрит туда и сначала не может понять, что там такое. Почему-то он не чувствует никакого желания помочь брату, и от этого мысли разбегаются в два раза резвее. Наконец он замечает странное приспособление, на которое чуть не наступил, входя. Секунду Джон тупо пялится на него, потом МакКей задущенно пищит, и Джон поднимает странную штуку. Она ложится в руку, как влитая, но Джон понимает, что это действительно оружие, только после того, как вырвавшийся из штуки луч проделывает ужасную дыру в противоположной стене. Дэйв наконец поворачивается к Джону, и тот отшатывается: лицо Дэйва искажено ненавистью, белки глаз вспыхивают ярким белым светом.
- Стреляй, черт! – сипло кричит МакКей, пользуясь тем, что хватка на его горле чуть ослабла.
Джон стреляет – в собственного брата, чтобы спасти этого кошмарного зануду, из какого-то странного оружия, потому что у него в подкорке записано, что зануда – герой, а герои редко ошибаются.
Дэйв выгибается и падает назад. МакКей проворно отползает в сторону, Джон опускается на колени рядом с ним и помогает сесть.
- О Боже, – хрипло стонет МакКей и трет шею трясущейся рукой.
Джон переводит взгляд с него на Дэйва. Тот лежит без движения в неестественной позе, и к Джону вдруг возвращается способность чувствовать. Его охватывает дикий ужас и держит, как Дэйв держал МакКея пару минут назад. Джон подползает к брату и неловко трогает его за плечо.
- Он жив, – шепчет МакКей, – без сознания, ненадолго. Слушай, здесь скоро будут мои люди, они его заберут. Не пытайся им помешать, это кончится плохо для всех.
Джон механически кивает, не отрывая взгляда от Дэйва. Теперь он видит, что Дэйв дышит.
- Что у него с глазами было? – спрашивает он завороженным шепотом, словно боясь разбудить брата.
- В него вселился инопланетянин, – отвечает МакКей, – грубо говоря.
Он все еще трет шею, и Джон встает и приносит ему воды. Он не уверен, что когда-нибудь снова сможет нормально думать.
МакКей осушает стакан в несколько огромных глотков и открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут входят обещанные люди и начинают озабоченно сновать туда-сюда, как будто каждый день видят подобные сцены. Глядя на их уверенные движения, Джон чувствует себя бесполезным. Он помогает МакКею встать и стоит рядом с ним, сжимая его локоть.
- Бери документы, – говорит МакКей, пошатываясь. – Поедешь с нами.

Джон бросает попытки поверить в реальность происходящего. Он никогда не понимал людей, которые прячутся в раковину, но теперь он забирается в свою поглубже и захлопывает створки покрепче, и не хочет даже выглядывать наружу, не говоря уже о том, чтобы делать что-то. Но все словно сговорились довести его до истерики. Всем нужно срочно с ним поговорить, спросить, не замечал ли он чего-нибудь странного в поведении брата, и если да, то как давно это началось, и о чем Дэйв писал ему, и не вел ли он себя подозрительно в свой прошлый визит домой, и так далее, и тому подобное, и голова Джона вот-вот лопнет, и ему хочется выцарапать собственный мозг.
В веренице допросов наступает очередь МакКея. Канадец берет Джона за руку и тащит куда-то. Джон плетется за ним, как баран на бойню, но МакКей приводит его в комнату, где нет никаких пыточных орудий, ни высокопоставленных военных, ни даже медицинских приспособлений. Зато там есть кровать, узкая, покрытая грубым одеялом, с тощей подушкой, но Джон засыпает, как только его голова касается шершавой ткани.
Когда он просыпается, он спокоен и мыслительный процесс не вызывает у него затруднений. МакКей сидит за столом и смотрит на него, и улыбается, когда Джон открывает глаза.
- Спасибо, – неожиданно для самого себя говорит Джон; он помнит, что МакКей спас его, но смутно.
МакКей пожимает плечами и, помедлив немного, пересаживается к Джону на кровать. Джон осторожно садится: он чувствует себя почти хорошо.
- Дэйв в порядке, – торопливо сообщает МакКей. – Ему придется полежать в лазарете, но мы успели сделать все, что нужно, как раз вовремя. – Он неуверенно смотрит на Джона. – Рассказать тебе все?
- Пока не надо, – вздрагивая, отвечает Джон. – Мне слишком плохо для историй о людях, в которых вселяются инопланетяне.
МакКей ухмыляется, потом мрачнеет.
- Кое-что я все-таки должен тебе рассказать. Мы использовали тебя как приманку. Мы знали, что Дэйв первым делом пойдет к тебе и попытается сделать... сделать тебя... в общем, заразить тебя, – заканчивает он, отчаявшись найти более подходящее определение, которое Джон поймет, и поспешно добавляет: – Если бы я нашел, что ты не готов к такому, я не разрешил бы операцию.
Джон обдумывает новую информацию.
- Наверно, я должен быть тебе благодарен, – говорит он.
МакКей жалобно улыбается. Джон смотрит на эту улыбку и вспоминает, что этот человек не так давно чуть не умер, что он глава исследовательской группы и много лет защищает задницу его брата вплоть до того, что готов умереть от его руки. Камень, завернутый в растрепанную фланель, думает Джон. Допустим, очень хорошо завернутый во много слоев фланели, но все-таки камень.
От этой мысли Джон еще отчетливее чувствует свою собственную слабость.
МакКей видит, как уныние меняет лицо Джона, и понимает это по-своему.
- Я знаю, что ты не питаешь ко мне никаких теплых чувств, – неловко начинает он, – а теперь, наверно, и вовсе ненавидишь...
- Совсем нет, – вздыхает Джон, и МакКей, изменившись в лице, присаживается рядом.
- Тогда, наверно, мне должно быть проще сказать «спасибо», – он молчит пару мгновений, потом говорит: – Нет, не проще. Но все равно спасибо.
- Пожалуйста, – вяло отвечает Джон.
Повисает очень некомфортная тишина. МакКей ерзает и поглядывает на Джона, явно не хочет заканчивать разговор на такой траурной ноте.
- И часто у вас такое? – спрашивает Джон, просто чтобы что-то спросить.
МакКей оживляется и начинает рассказывать, но скоро замечает, что Джон его не слушает, и снова замолкает, однако через пару минут решительно вздыхает и говорит:
- Знаешь, мы много чем обязаны твоему брату. Я лично многим ему обязан. Без его хитростей нам ни за что не удалось бы заключить некоторые важные союзы, а я никогда не стал бы главой исследовательской группы. – Он слабо улыбается. – Не то чтобы мне это нравилось, но иногда приятно покомандовать не только учеными.
Джон тоже усмехается.
- А без него что было бы?
- Ну, – МакКей пожимает плечами, – навязали бы нам какого-нибудь солдафона. А Дэйв уперся: подавай ему МакКея в начальники. Понимаю, что звучит неправдоподобно...
- Нет, почему же, – смеется Джон, – он так писал о тебе, что мы ожидали скорого приглашения на свадьбу.
МакКей изумленно смотрит на него, потом самодовольная улыбка все-таки выползает из глубины.
- Свадьба – это слишком, конечно, но мне все равно приятно. Только ему не говори, – поспешно добавляет он.
Джон кивает, и его вдруг поднимает волна ответной откровенности.
- Я не очень-то верил ему, – признается он, – и окончательно убедился в том, что он дьявольски преувеличивает, когда он привез тебя в первый раз, да и во все последующие. А теперь верю почти каждому слову.
- Почти? – неловко смеется МакКей.
- Я слишком мало тебя знаю, – пожимает плечами Джон.
- Ну... – МакКей искоса смотрит на него. – Есть время познакомиться поближе.
Джон вдруг вспоминает, зачем хотел увидеть МакКея второй раз. Кажется, ему только что протянули руку помощи и представился отличный шанс проверить, насколько она надежная.
Джон осторожно поднимается с кровати.
- У вас тут кормят?

Теперь Джон получает по два письма в месяц с неотслеживаемого адреса и не знает, какому радоваться больше. Впрочем, в последнее время язвительные памфлеты МакКея все чаще выигрывают.

@темы: .IV.2 Текстуры, #fandom: Stargate Atlantis, Stargate Atlantis: Джон Шеппард, Родни МакКей. (табл.30)

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

13/50

[Elizabeth Mar]

Название: Без названия
Фандом: Греческая мифология
Герои: Гиакинф, Аполлон
Тема: Жёлтый
Объём: 329 слов.
Тип: слэш
Рейтинг: G

— Так не может продолжаться, – Аполлон всё не прекращал говорить, совершенно не замечая, что его не слушают. — Почему я должен помогать всем подряд?

Гиакинф хоть и кивал периодически, но слова бога пропускал мимо ушей, наслаждаясь тёплым ветром и ярким солнцем. В другой любой день молодой юноша несомненно бы ловил каждое слово возлюбленного, но только не теперь. Прекрасная погода поменяло его обычное поведение. Светловолосый откинулся на зелёную траву, утопая в ярких цветах. Откуда они здесь он не знал, да и не особо интересовался. Слегка приподнятое настроение приносило лишь радость, и Гиакинф не хотел отвлекаться на ненужные вопросы.

— Что вообще должна значить эта помощь? – Аполлон нахмурился. — Кто я такой, чтобы кому-то помогать?

Аполлон не переставал ходить по кругу. Гиакинф удивлялся тому, что у бога ещё не кружится голова. Если бы юноша был на его месте, давно упал бы на траву и закрыл глаза от усталости. Но бог не сдавался. Когда он был чем-то недоволен так всегда происходило, но удивительно, что ему самому не надоела эта истерика.

— Аполлон, полежи со мной, – попросил Гиакинф улыбаясь возлюбленному.

Они так мало времени проводили друг с другом. И даже когда встречались, Аполлон лишь не переставал болтать о тяжёлой судьбе божества. Земному юноше его не понять. Конечно, у бога хватало времени и выслушать человека, но после он сразу же уходил, обещая вскоре вернуться. Но приходили только подарки, от которых мало проку.

— Гиакинф, – вздохнул бог, но просьбу исполнил.

Это и нравилось светловолосому юноше в Аполлоне. Он никогда и ни в чём ему не отказывал. И не важно, что Гиакинф просил. Хотя, многого он не желал. Всего лишь присутствие бога в его жизни. Постоянно находиться рядом с человеком Аполлон не мог, но задерживался ненадолго, развлекая юношу историями. Слушать бога было интересно. Он знал столько мифов, которые на самом деле были настоящими. Но Гиакинф обычный человек и не ему судить о мире богов.

Разве не прекрасно? Яркое солнце, тёплый ветер и возлюбленный, лежащий под боком? Для Гиакинфа это был предел мечтаний.

@темы: .IV.1 Цвета, #fandom: Греческая мифология, Греческая мифология: фандом в целом.(табл.50)

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра