9/50

[Elizabeth Mar]

Название: Настоящая мать
Фандом: Греческая мифология
Герои: Лето, Гера (упоминается)
Тема: Одиночество
Объём: 476 слов.
Тип: джен
Рейтинг: G

Она любила веселье, но была лишена его. Она свято хранила кратковременную дружбу, но всё потеряла. Она верила в светлое будущее, но надежда испарилась, как только Гера стукнула ладонью по столу, призывая всех к молчанию. Царица всех богов поступила неправильно, пристыдив Лето за погрешность в которой она не была виновата. Всё это не назвать нелепой случайностью, но вины титаниды тут и в помине не было. Она просто ошиблась, доверившись Зевсу. И поплатилась за ошибку своей свободой. Теперь запертая на острове, Лето скрывалась от разъярённая Геры.

Остальные богини приходили проведать её, не рассказывая об этом Гере, но они не могли внести в одиночество подруги краски. Хотелось вернуться домой и дать своим будущим детям спокойный храм, где они смогут появиться на свет. Но царица богов предусмотрела все развития событий и запретила появляться Лето на Олимпе. Сделай титанида шаг в сторону дома и навсегда исчезла бы из этого мира.

На бледно-голубом небе светило солнце. Волны разбивались о скалы, а молодая титанида заплетала свои золотистые волосы, сидя на песке. Здесь не пели птицы, будто повинуясь приказу Геры. И от этого на сердце приходила боль. Жгучей волной она проносилась по телу и заставляла ронять холодные слёзы. Разве Лето заслужила столько страданий? Что она сделала неправильно и почему всё так получилось? Неужели Гера не понимает её? Во всём виноват Зевс. Но его жене никогда не доказать свою правоту. Так устроены отношения Геры и Зевса. Все его провинности приписываются девушкам, с которым он развлекался пока жена не видела.

С точки зрения Лето такие отношения не достойны внимания. Они не приносят ничего кроме злости, ненависти и обид. Гера, может быть, и прощает его за измены, но в душе кричит от переполняющего страха. Каждый раз, наказывая подруг мужа, она мысленно надеется, что делает это в последний раз, но Зевс будто смеётся над мучениями богини. Он поступает слишком жестоко с Герой, не считаясь с ней вовсе. Лето сочувствует царице богов даже, несмотря на все те препятствия, которые она ставит ей.

Лето виновата лишь в том, что не заметила, кем на самом деле является светловолосый юноша. Ей надо было догадаться, что все ласковые слова, сказанные ей, исходят не от обычного человека, а от Зевса. Но в тот миг титанида завлечённая красивыми фразами потеряла голову от головокружительной влюблённости. Значит, нет причин ненавидеть Геру за преследования по всему свету? Наверное, будь Лето на месте богини, поступила бы также. Всё же терять мужа никому не хочется.

- Совсем скоро моё одиночество закончится, - уверенно шепчет титанида, откидывая длинную косу за спину. – Правда, Артемида, Аполлон?

Пусть её дети не родятся на прекрасной горе Олимп, но она даст им все, что только может любящая мать. Об этом Гера не подумала, ведь они слишком разные. Лето будет оберегать своё чадо до самого конца, а Гера отбросит его, если придётся выбирать между мужем и ребёнком. Лето улыбнулась, кивнула сама себе и, закрыв глаза, легла на тёплый песок. Тепло заполнило её. «Я жду вас, дети мои».

@темы: .I.1 Эмоции, #fandom: Греческая мифология, Греческая мифология: фандом в целом.(табл.50)

---

3/30, Sanctuary, фандом в целом

[Восьмая дочь]

Название: Блондинка в розовом
Фандом: Sanctuary
Герои: Уилл Циммерман/Эбби Корриган
Тема: Розовый
Объём: 790 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG
Саммари: "Блондинка в розовом, что может быть оригинальнее?"


Эбби обожала розовый цвет. Это довольно банально, правда? Именно потому она редко могла позволить себе его надевать.

Она знала историю и знала, откуда первоначально пошло, что розовый - женский цвет. Ведь красный считался дворянским, а жены и дочери аристократов выбирали для себя более "разбавленную" версию цвета, подходящего по статусу их мужьям и отцам. Значит, в розовом не было ничего крамольного. Наверное. Вероятно. Не в современности.

С детства Эбби не видела ничего плохого в розовом: у нее был розовый костюм феи, розовые футболки и платья, розовое спальное белье и дневник с розовой обложкой. Конечно, у нее еще был черный костюм ведьмы, одежда всех цветов радуги и кремовый ковер в комнате. Вокруг Эбби не было засилья розового цвета, но она всегда уверенно говорила, что любит его больше всего.

А потом был подростковый возраст и оказалось, что все не так хорошо.

Фраза: "Мне нравится розовый цвет", из уст Эбби вызывала массу реакций.

— Ну, да, – говорила Трикси, встряхивая своими темными кудрями, – блондинка в розовом, что может быть оригинальнее?
— Розовый – это не модно, – вторила ей Элеонора, – девушкам с нашим цветом волос следует выбирать нечто более дерзкое.

Сама она носила такие юбки и джинсы, что иногда казалось, что она бы менее дерзко смотрелась голой.

— Нет, ну почему, – отмечал Скотт, – будет еще одна Баббл.

Баббл на самом деле звали Келли Смит. Она носила все только розовое, у нее был розовый рюкзак, розовый брелок, розовые обложки для книг, розовые ручки и карандаши... Баббл даже волосы красила в розовый цвет и носила очки с розовыми стеклами.

Быть той, о ком шепчутся за ее спиной Эбби не хотела. Потому она, послушав всех своих друзей и приняла решение отказаться от розового. А будущий агент Эбби Корриган всегда все делала капитально.

Ее мать шутила, что Эбби объявила войну розовому. Потому что та скрупулезно следила за тем, чтоб в ее гардеробе не затесалось чего-то этого цвета, выкинула все розовые вещи, так или иначе изжила из своей комнаты все, что содержало пусть малую долю розового. Пока он почти полностью не исчез из ее жизни. Какое-то время, Эбби даже отказывалась принимать в подарок что-то такого цвета.

— Это слишком, – сказал как-то за ужином отец, когда Эбби отодвинула тарелку, потому что подливка показалась ей подозрительно-розовой.
— Ну, – рассудительно мама, – это лучше, чем она бы подалась в эти ужасные... ужасные... какие сейчас существуют субкультуры?
— Я не знаю, – ответила Эбби, – никогда не интересовалась.
— Ну, вот... – мама вздохнула. – Хотя я была бы не против хиппи.

Эбби не знала обижаться ей на реплику матери или нет. Вообще, позже она поняла, что ее родители были удивительно спокойными людьми. Ни разу, кроме того вечера и пары отстраненных реплик, они не упрекнули Эбби. А ее странность просто принимали. Ну, не хочет ребенок приближаться к розовому. Ее дело.

Шли годы, Эбби поступила в колледж. И начала понимать, что в подходе "никакого розового" слегка погорячилась. Но все равно, она каждый раз дергалась, когда консультант в магазине приносил ей розовую одежду. Одно дело, если она выбирала ее сама, а другое – когда кто-то предлагал. Было в этом что-то издевательское. Будто над ней сейчас начнут смеяться. Эбби понимала, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать.

И это несколько осложняло ее жизнь.

— То есть, мне не дарить тебе розовые цветы? – спросил Уилл, когда Эбби решилась ему об этом всем рассказать.
— Против цветов и косметики я ничего не имею против. И вообще против розового, просто... не хочу быть типичной блондинкой, знаешь ли.

Эбби почти ждала, что Уилл начнет над ней подтрунивать по этому поводу. Так всегда делали ее парни: им казалось забавным шутить на эту тему. И они крайне удивлялись, когда получали отповедь от Эбби. Ведь правда, что такого, весело же... всем, кроме нее.

Но Уилл просто кивнул и словно бы забыл о том разговоре. Он не пытался переубедить ее и вряд ли даже слишком сильно задумывался насчет розового цвета. Может быть, это было в его характере: принимать людей, как есть, а может сказалась работа в Убежище.

"Интересно, – подумала как-то Эбби, – а есть абнормалы с непереносимостью какого-то цвета?". Уилл как раз пришел к ней в гости и принес букет цветов. Красных.

Впрочем, разговор о розовом у них как-то все-таки произошел.

После того, как Эбби носилась по всему Убежищу, превращаясь в монстра, а потом пела дуэтом то с Уиллом, то с Магнус, после операции в стиле Чужого... в общем, после тех событий, они затронули эту тему.

Уилл закончил с обычной беседой по схеме: "Ты в порядке? Ты точно в порядке?" и сказал:
— Знаешь, ты права, розовая пижама шла тебе меньше синей!
— Это еще почему? – спросила Эбби, не понимая, о чем он говорит.
— В синей ты пыталась меня изнасиловать, а в розовой – сброситься с крыши, сказав на прощанье, что любишь.
— Будешь много болтать – могу что-то из этого устроить. И без синей пижамы!

Уилл улыбнулся.

— Я рад, что ты в порядке, – сказал он.

@темы: .IV.1 Цвета, #fandom: Sanctuary, Sanctuary: фандом в целом.(табл.30)

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

2/30, Sanctuary, фандом в целом

[Восьмая дочь]

Название: Не люди
Фандом: Sanctuary
Герои: Хелен Магнус, Никола Тесла, упоминаются другие
Тема: Чудовище
Объём: 720 слов
Тип: джен с намеками
Рейтинг: PG
Саммари: "Время вносит свои коррективы, особенно в тех, кто не меняется внешне"

Природа рациональна. Этим она отличается от людей и других созданий, проклятых самосознанием и создавших себе на беду социальные рамки.

Но это не мешает природе действовать. Это порождает противоречия и вызывает столько неловкости. Инстинкт, который подавляется сознанием – неприятное напряжение. А сколько психической энергии тратится на отрицание того, что этот инстинкт существует.

Хелен была обязана признать, что, в сравнении с ее родным XIX веком – XXI давал людям значительно больше свободы и спокойствия в бытии собой и в понимании самих себя. Хотя самообманом они все будут заниматься еще очень и очень долго.

Природа рациональна, потому вопрос о том, съест ли лев ягненка решается лишь тем, насколько сыт лев.

Дворецкий Хелен нежно обожал любовные сверхъестественные романы, те самые, где главная героиня влюблялась в существо нечеловеческой природы и сила чувства превозмогала кровожадную суть.

Ее домашний йети придерживался того же принципа, что и Хелен, потому такие книги для него были, в первую очередь, юмористическими.
Сказка про то, как хищник и жертва любят друг в друга. Вот только в настоящей жизни лев все равно съест ягненка, если будет голоден. Пусть даже это будет удивительный лев с самосознанием, да еще и искренне привязанный к этому самому ягненку... Максимум - он горько поплачет потом от душевной травмы.

Природа рациональна. Именно потому львы так редко привязываются к ягнятам.

И потому красавицы и чудовища могут быть вместе лишь в сказках. И то, не стоит забывать, что принц был заколдован, а не сам выбрал стать монстром.

Каждый раз, глядя на очередную девушку, крутящуюся вокруг Николы – Хелен вспоминала эту свою метафору и улыбалась.

Когда-то они заговорили на эту тему. Тогда Найджел подтрунивал над Теслой, насчет того самого заявления.

— Вот ты говоришь, – сказал Гриффин, – что девушки отвлекают от науки...
— А я неправ? – спросил Никола.
— Мне просто странно видеть твои взгляды в сторону Хелен...

Джон предостерегающе прокашлялся и невеста накрыла его руку своей, успокаивая.

Они проводили вечер только вчетвером: Джеймс умчался по какому-то делу Скотланд-Ярда так что все обязанности по предотвращению стычек между друзьями легли на плечи Хелен.

— Взгляды-взгляды... о взглядах я ничего не говорил.
— Но, тем не менее, – настаивал Найджел, – в сторону других девушек ты не смотришь.
— Так и Хелен не из других девушек, – ответил ему Никола.
— Интересно, и что же ее так отличает?
— Ну...
— Джентльмены, – не выдержала уже Хелен, – может, хватит обсуждать меня так, будто у вас нет других тем для разговоров. И, тем более, так, будто меня здесь нет.

Гриффин чуть смутился.

— Прости, мы не имели ввиду ничего предосудительного.
— Я и не сомневаюсь.

Довольно странный разговор, который можно было бы списать на что угодно, но уже тогда Хелен примерно поняла, о чем говорил Никола. И это была вовсе не ее научная деятельность.

Дело в том, что она, как и все остальные четверо из Пятерки, лишь изображали людей. Разумеется, можно было бы говорить, что Тесла, с его клыками и жаждой крови больший монстр, нежели она с ее вечной молодостью или Уотсон, с его острым разумом... но все они отказались от человечности. И сделали это добровольно.

Природа подталкивает к выбору подходящего партнера. И неважно для чего: для спаривания, для охоты или для игр. Вероятная жертва не может им стать, как они ни будет пытаться.

И проблема вовсе не в том, что Никола может убить очередную красотку, что повиснет на его шее: уж с самодисциплиной у него было все в порядке, проблема в том, что он не испытает к ней ничего. Ведь инстинкт безошибочно отметит, что подобные отношения, скорее всего, обречены и постарается обезопасить от лишних психологических травм.

Потому у них всех были проблемы с личной жизнью. Исключая Найджела. Или же его инстинкты дали осечку (на что ему понадобилось полвека), или же Гриффин решил пойти им наперекор, что не так уж и странно, если разобраться. Ведь самосознание – странная вещь.

Но Найджел, как, впрочем и Джон, и Джеймс, были чуть меньше "не людьми". Они старели и без дополнительного влияния со стороны – не хуже типичных представителей человеческого вида. В отличие от Хелен и Николы.

Время вносит свои коррективы, особенно в тех, кто не меняется внешне.

Уиллу ее решения порой кажутся жесткими, если не жестокими.

Кейт, зачастую, не пытается даже понять ее, и это разумный шаг человека не без морали, привыкшего не думать о том, на кого именно он работает и к каким последствиям приведут все действия.

А Никола будет снова и снова возвращаться к ней, как и Хелен будет опять и опять помогать ему. Потому что они оба чудовища, чуждые миру людей, хотя и мастерски прикидываются, делая вид, что они вовсе не монстры.

Название: Воспоминания и споры
Фандом: Sanctuary/Dead like me
Герои: Уилл Циммерман, Генри Фосс, упоминается Джорджия Ласс
Тема: Влажность
Объём: 394 слова
Тип: джен с намеками на гет
Рейтинг: PG
Авторские примечания: можно считать частичным кроссовером с "Dead like me", в котором у актера, игравшего Уилла, тоже была роль.

Генри недоумевал.

— Не понял, – сказал он, – все равно не понял.
— Влажность, – повторил Уилл. – Слышишь, как звучит?
— Чувак?

Уилл покачал головой.

— Не слышишь? У меня была девушка, так ее мать считала это слово пошлым.

Генри хмыкнул и задумался, а потом покрутил головой.

— Бред какой-то.
— Я тоже так подумал, а потом сказал вслух: "Влажность", и еще раз, и снова. С разными интонациями... и понял, что оно действительно пошлое. Понимаешь?
— Да. Наверное, – кивнул Генри и сверился с показаниями детектора.

Они сидели в салоне уже четвертый час. Застряли посреди джунглей, как раз рядом с абнормальными растениями, чьи споры вызывали пьянящий эффект. Конечно, первое, что сделали Генри и Уилл – наглухо закрыли окна. Но, видимо, это не сильно помогло, хотя детектор ничего и не показывал. По крайней мере, не помогло, Циммерману. Генри только надеялся, что его оборотничья физиология не даст совсем уж сойти с ума, а то мало ли.

— Я вот, – продолжил Уилл, – вокруг нас вла-а-а-ажность! Понимаешь, Генри, влажность! Это так звучит, что я просто не знаю. А еще и споры во влажной среде распространяются... понимаешь?
— Понимаю, чувак. А что с той девушкой?
— Какой девушкой? – не понял Уилл.
— Ну, про чью маму мы говорим.
— А-а... – Уилл сразу помрачнел. – Ну... у нас был секс, понимаешь же, мы молодые, все дела. Я у нее оказался первым и, честно сказать, слегка струхнул. И потом не отвечал на ее звонки. Как-то так.

Генри присвистнул.

— Никогда бы не подумал, что ты так можешь.
— Да, раньше я был еще той скотиной. Прям сам удивляюсь... интересно, я ее когда-нибудь увижу?

Всю его речь Генри слушал вполуха, потому спросил:
— Кого? Скотину?
— Нет, девушку!
— А как ее звали? – спросил Генри.

Конечно, разговаривать с не очень адекватно соображающим Уиллом было не лучшим развлечением в его жизни, но надо же чем-то заняться.
Циммерман задумался.

— Не помню, – сказал он, – какое-то имя, почти мужское... Джордан... нет. Чарли? Тоже не оно. На "Дж" что-то...
— Джерри? – предположил Генри. – Джеки? Джин?
— Нет-нет... Джордж! Точно, Джорджия! Интересно, что она думает обо мне? Помнит ли... удивилась бы, встретив меня снова?
— Не знаю, чувак, но влажность повышается и нам надо отсюда сваливать, потому будь готов увидеть зеленых чертей, я открываю дверь!

Что было дальше они не помнили, но, как сказала потом Магнус, им чудом удалось выжить. Помимо галлюцинаций были и более тяжелые последствия.

Уилл согласился и предпочел списать на это то, что он снова на несколько секунд увидел ту самую Джордж, которая совершенно не изменилась за все прошедшие годы.

@темы: .III.4 Погода, .II.1 Ужасы, #fandom: Sanctuary, Sanctuary: фандом в целом.(табл.30)

---

[Мэй-чан]

Название: Монстр
Фандом: Teen Wolf
Герои: male!Эллисон/ fem!Скотт
Тема: Хёрт/комфорт/Боль
Объём: 511 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG

Когда он наставляет на неё арбалет, Скотти замирает, как дикий зверь попавший меж двух огней. Она смотрит на наконечник болта и боится смотреть выше. Выше, туда, где в лунном свете сверкают потемневшие от гнева глаза.
- Лиссон, - тянет Скотти и жалобно улыбается, - Лиссон, убери это, ты пугаешь меня.
- Это ты пугаешь меня, - холодно отзывается охотник. Не любовник. Не возлюбленный. Охотник - коротко и болезненно. - Ты видела себя? Не понимаю, почему я раньше не замечал этого.
- Этого?..
- Ты монстр. Ты урод. Ты должна умереть.
Слова Лиссона жалят, втыкаются в сердце ножами. Лиссон серьёзен. Но Скотти видела, как дрогнула его рука. Лиссон безупречен - его руки не дрожат, если он уверен.
Крис тенью появляется за спиной Лиссона и в его глазах нет этой уверенности. Словно он не видит в Скотти оборотня, монстра. Он видит только растерянную девчонку, чей парень, чья любовь наставляет на неё арбалет.
- Лиссон, - окликает он сына. но тот только поводит плечом.
- Она должна умереть, папа.
Для Скотти всё происходит как в замедленной съёмке. Она может уйти от выпущенного в её грудь болта, но она не шевелится. Только глаза, наконец, подняла.
Руки Лиссона дрогнули прямо перед выстрелом. Болт вонзился на сантиметр выше сердца.

***
Скотти забиралась к нему в комнату через окно. Его окно всегда было открыто для этого случая. Он смущался немного - мол, как так, это я должен лезть в окно к девушке. А Скотти смеялась, подставляя шею под поцелуи.
Ему нравилось, как у неё чуть понижался голос. Ему нравились её хриплые стоны.
Скотти рассказала Лиссону, что он - её маяк. Когда становится до одури плохо, а в глазах темнеет, только он, только её маяк, может вытащить её из пропасти её собственного сознания. Лиссон сказал, что это круто. Он даже пошутил, что теперь у него есть ручной оборотень. И Скотти даже не возмутилась.
Скотти сказала, что когда случается что-нибудь плохое, она всегда сначала думает о его безопасности. Ей нужно защищать его. Даже если цена - её жизнь.

***
У Скотти текут слёзы. Она не знает отчего. От боли или обиды. Плечо пылает болью, и она падает на колени. Земля встречает её обнажённые колени холодом.
- Если ты правда этого хочешь, - говорит она, но язык ворочается с трудом. - То почему промазал?
Лиссон смотрит на её плечо, и Скотти чувствует биение его сердца. Не спокойное. Волнение, страх...
Лиссон разворачивается и уходит в сторону города. Крис думает несколько секунд и не идёт следом. Он вытаскивает из плеча Скотти болт и помогает ей подняться на ноги.
- Он... - начинает Крис, но запинается и замолкает. Он не знает, что сказать. Потому Скотти оборотень. И потому что Скотти не причинила никому вреда и оберегала его сына. Потому что Скотти в первую очередь просто милая школьница, влюблённая в его сына.
Скотти поднимает на него свои щенячьи глаза, моргает и на секунду обиженно пожимает нижнюю губу, словно собираясь разреветься.
А потом она просто благодарно кивает и уходит в глубь леса. Ей нужно подумать. Ей нужно прийти в себя. Ей нужно понять, что она всё ещё жива.
Она вспоминает его холодный взгляд...
А жива ли?

@темы: .I.5 Хёрт/комфорт, #fandom: Teen Wolf, Teen Wolf: фэндом в целом (табл.30)

---

8/50

[Elizabeth Mar]

Название: Рыцарь
Фандом: Греческая мифология
Герои: Селена/Эндимион, Гелиос
Тема: Рыцарь в белых доспехах
Объём: 413 слов.
Тип: гет
Рейтинг: G

В Греции часто проводили рыцарские побоища. Хотя на человеческом языке они называли совсем по-другому, Селена не меняла придуманного названия. Наблюдая за играми молодых юношей, она не могла понять, что же так завлекает юных барышень на эту кровавую бойню. Здесь не было места нежности, любви и счастью, только крови, боли и ненависти. Но девушки всё равно приходили насладиться триумфальными боями и громкими криками на трибунах. По мнению богини, такое занятие вызывало скуку.

- Сестра, ты опять здесь? – спросил тихо Гелиос, замирая рядом.
- Как всегда, - прошептала она, улыбаясь брату.

Девушки считали этих борцов настоящими воинами, которые смогут спасти их, если вдруг придётся. Они верили, что они есть те самые рыцари и герои, сражающие против страшных и сильных монстров. Будучи богиней, Селена была знакома с настоящими героями и могла с точностью сказать, что они совсем не были похожи на этих мужчин. В них была доброта и честность, которой, к сожалению, не было в собравшихся людях на площади.

Для богини настоящий рыцарь - это не просто тот, кто доказывает свою силу. Он должен помогать и убивать чудовищ, а не красоваться, уничтожая свой же род. Поэтому Селена всегда с удивлением наблюдала за длительными битвами не на жизнь, а на смерть. Она не могла осознать зачем, а главное, почему они тратили своё ценное время на такое занятие. Похоже, даже в это время давно забыли, что такое настоящие рыцари.

- Не надоело ещё? – Гелиос присел рядом. – Ничего ты не добьешься, наблюдая за людьми. Они не могут научить чему-то богиню.

Её брат всегда был умён. Она никогда не узнает причины любви к кровавым боям. Даже спросив у человека. Просто не поймёт людское мышление и откинет его как ненужную вещь. Но, несмотря на это Селена не могла пропустить битву. Она привыкла к такому образу своей жизни. Так богиня не ощущала боли и тоски по любимому человеку. Сколько же времени прошло с его смерти? И можно ли вечный сон назвать смертью?

Их знакомство было мимолётным. Единственный брошенный взгляд, доброжелательное приветствие, а после он исчез, забрав с собой всё тепло. Эндимион стал рыцарем для Селены. В своих мыслях она видела его в белоснежных доспехах, сражающимся против чудовищ и драконов, а в реальности молодой юноша глубоко спал, закутавшись в зелёные листья. Возможно, он даже не любил её и считал лишь второсортной богиней, но это было не так важно. Главное, что Эндимион заменил Селене семью. И пусть они больше не виделись и не разговаривали, она влюбилась в человеческого мужчину и решила сохранить свою любовь навечно. Он никогда не проснётся, а она никогда не забудет.

@темы: .II.3 Фэнтези, #fandom: Греческая мифология, Греческая мифология: фандом в целом.(табл.50)

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

7/50

[Elizabeth Mar]

Название: Её герой
Фандом: Греческая мифология
Герои: Афина/Одиссей, Мойры
Тема: Герой
Объём: 459 слов.
Тип: гет
Рейтинг: G

Ради чего она тут? По какой причине до сих пор помогает ему? Афина не знала. Просто глядя в эти небесно-голубые глаза, она не могла уйти, растворившись в тумане. Они держали её, крепко скручивая цепями. Одиссей улыбался, громко смеялся и кружил богиню в своих руках. Он был счастлив ведь победа всегда на его стороне. Также как и верная богиня Мудрости. Но как бы могущественна не была Афина, время великого воина подходило к концу. Человек не может жить вечно. Пробовать пойти против этого закона жестоко карается. Раньше Афина бы и не подумала перечить Мойрам, но сейчас, оглядываясь на Одиссея, она всё чаще думала о том, как бы уговорить сестёр помочь ей. Мойры не те с кем можно договориться, но и они могут отступить от своих же законов. Вот такие три сумасшедшие сестры, следующие своим прихотям.

- Афина, наш общий путь подходит к концу?

Одиссей не скрывал печали в своих глазах. Лёжа на соломе, он глядел в безоблачное небо и улыбался. Его ладонь сжимала полевые цветы, принесённые Афине. Богиня Мудрости парила над ним, размышляя о том, что из-за такого простого вопроса её сердце участило свой бег. Она не понимала, почему так происходит. Одиссей не был её единственным воином. Богиня помогала многим по приказам Зевса, но только к Одиссею она прониклась тёплыми чувствами. Не хотелось терять его, отпуская в другой мир. Афине бы всегда путешествовать вместе с ним по бескрайним морям и океанам. Но глупым и безрассудным мечтам богини Мудрости никогда не сбыться.

- Ты не бессмертен, Одиссей, - ответит женщина, хмурясь.

Её воин не глуп. Одиссей и сам знает, что для него время тянется не так, как для Афины. Она будет жить вечно, а он уйдёт, когда того пожелают Мойры. А ведь эти три сестры любят играть с человеческими жизнями. И даже Зевс не знает, как они поступят с Одиссеем. Может, оставят пожить ещё пару лет, а может, оборвут нить судьбы через день или два. Мойры не побоятся Афину и её гнева. Они просто рассмеются, пожурив богиню Мудрости в некомпетентности. И будут правы.

- Уже всё, Афина, - прошепчет Антропос, откладывая острые ножницы в сторону.

- Можешь открывать глаза, богиня, - продолжит Лахесис.

- Всё кончено, - закончит говорить Клото.

В этой жизни каждому предрешён свой собственный конец. И Одиссей, воин богини Мудрости встретил свой с чистой улыбкой на губах. Афина не смогла подарить ему вечную жизнь, но она выбила хорошую смерть и покой на всю оставшуюся загробную жизнь. Клото нахмурилась, глядя на золотистую нить судьбы. Лахесис рассмеялась, хлопая богиню по плечу, а Антропос закрыв глаза, произнесла:

- Каждый смертный запомнит Одиссея как могущественного воина. Каждый бог сохранит память о великом и сильном человеческом мужчине, и только ты будешь вспоминать его, как своего личного героя.

И три Мойры опустят взгляд, взмахнут руками, и Афина спокойно улыбнётся. Одиссей надолго поселится в её сердце.

@темы: .II.3 Фэнтези, #fandom: Греческая мифология, Греческая мифология: фандом в целом.(табл.50)

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[chipchirgan]

8.
Название: Когда умирают львы.
Фандом: Stargate Atlantis.
Герои: Джон Шеппард/Родни МакКей.
Тема: Пьяный поцелуй.
Объём: 3345 слов.
Тип: слэш.
Рейтинг: PG-13.
Саммари: Шеппард и МакКей чувствуют, когда их альт!версии умирают.
Авторские примечания: у меня очень плохо со всеми этими штуками типа параллельных вселенных и путешествий во времени, так что это сплошное кощунство по отношению к теории и практике фантастики.

Читать

Они вчетвером сидят в столовой, когда Шеппарда впервые прихватывает. Строго говоря, это не первый раз, но Шеппард только потом понимает это. Сердце больно сжимается, глотка словно ссыхается, а легкие не приняли бы воздух, даже если бы Шеппарду удалось сделать вдох. Впрочем, длится это буквально пару секунд, так что никто ничего не замечает. Хотя МакКей как-то чересчур пристально смотрит на него, когда он встает и заявляет, что пойдет порастрясет обед.

Шеппард выходит на балкон в одном из дальних секторов города и садится на пол, приваливаясь спиной к стене у входа. И сердце, и дыхалка уже пришли в норму, как будто ничего и не было, но Шеппард очень испугался и ноги у него дрожат. Больше всего на свете он не любит чувство беспомощности, а несколько минут назад оно охватило его с такой силой, с какой никогда раньше не наваливалось.

Он пытается начать думать, как справиться со страхом, но шелест дверей транспортера в коридоре рушит хлипкие зачатки его мысленных построений. МакКей выходит на балкон, хмурится, ища взглядом Шеппарда, и подпрыгивает, когда Шеппард трогает его за ногу. Шеппард ждет, что на него сейчас обрушится буря возмущения, но МакКей только меняет выражение лица с ищущего на встревоженное и опускается на колени рядом с Шеппардом, изумленно уставившегося на него.

– Что-то вроде приступа астмы плюс инфаркт? – быстро спрашивает МакКей, но не так, как обычно, когда скорость его речи обусловлена желанием сказать как можно больше, прежде чем его заткнут: на этот раз он хочет как можно скорее получить ответ.

Шеппард кивает. МакКей поджимает губы.

– Я тоже это чувствую.

Шеппард вдруг понимает, что страх отступил и колени вполне могут выдержать его вес, но все равно сидит и смотрит на МакКея.

– И сейчас тоже? – наконец выдавливает он.

– Нет, – отвечает МакКей. – Но однажды нас накрыло одновременно, только тебя несильно, а меня – как тебя сейчас. Помнишь, когда мы были на планете с красным небом?

Шеппард вспоминает тот день, вспоминает приступ дурноты и задушенный всхлип МакКея; тогда он списал это на тяжелый воздух планеты песчаных гейзеров и мерцающих скал крепче алмаза. Однако Атлантида никогда тяжелым воздухом не отличалась, даже когда едва-едва начала просыпаться на океанском дне, так что Шеппард, похоже, ошибся.

– Ты говорил Бекетту? – спрашивает он. – Или Келлер?

МакКей начинает рефлекторно переминаться с ноги на ногу, но, стоя на коленях, делать это трудно, поэтому он просто закусывает губу и говорит сквозь зубы:

– Нет, – и воинственно добавляет: – Но ведь и ты тоже ничего не сказал.

МакКей прав, свое недомогание Шеппард тоже утаил. Даже у Тейлы с Рононом не спросил, не почувствовали ли они чего-нибудь.

– Я просто почувствовал... – неуверенно бормочет МакКей. – Вроде как... это неопасно. Как будто напрямую меня не касается. Да и Карсон ничего не нашел при осмотре. И Дженнифер тоже. – Он молчит пару секунд, потом говорит: – Это как будто...

– Эхо, – вырывается у Шеппарда, и МакКей кивает, ничуть не удивленный.

– Вот только чего и откуда, я не знаю, – и жалобно улыбается.

Шеппарду это не нравится. На месте МакКея он не обратил бы на это внимания, не связал бы с тем прошлым случаем – и, похоже, с другими, МакКей ведь сказал «однажды». Он отдышался бы сейчас, пришел в себя и стал жить дальше – до следующего приступа, Шеппард почему-то не сомневается, что он будет. Но он, пожалуй, благодарен МакКею за то, что тот – настырный зануда – пришел сюда и поделился с Шеппардом своей тревогой. Даже если она ложная, одно дело, когда что-то происходит с Шеппардом, совсем другое – когда оно случается с МакКеем. Конечно, почти пять лет жизни на Атлантиде закалили его, но Шеппард все равно относится к нему как к самому слабому члену команды.

– И что будем делать? – спрашивает Шеппард.

МакКей пожимает плечами.

– Врачи не помогут, так? Может, стоит спросить у Тейлы с Рононом, не случалось ли чего-то странного с ними? Уж Тейла-то должна была почувствовать, если что.

Шеппард считает, что это логично, но кивает как-то через силу.

– Может, она знает какие-нибудь пегасские легенды? – без энтузиазма предполагает он. – Про каких-нибудь духов, которые на самом деле мощные магнитные поля, замыкающие сердце?

– Ага, – говорит МакКей и замолкает.

Они смотрят друг на друга и понимают, что никого ни о чем не спросят. Это как будто слишком личное, чтобы обсуждать даже внутри команды.

– Твою мать, – с чувством говорит Шеппард.

МакКей усмехается и кивает.

– Предлагаю попробовать разобраться, когда это началось. Только давай не здесь, а то у меня сейчас колени вомнутся внутрь. – Он хмурится. – Если ты можешь встать, конечно.

Шеппард молча поднимается на ноги и помогает подняться МакКею.

– Ну и? – поторапливает он, когда МакКей садится на стул в комнате Шеппарда и складывает руки на груди.

– Я думаю, – огрызается ученый и нахохливается.

Шеппард смотрит на него и пытается представить, каково ему почувствовать это удушье, ему, аллергику и просто человеку, не самому смелому в том, что касается его здоровья и жизни. Конечно, представить не получается, но от жалости у Шеппарда снова сжимается горло и возникает острая потребность сказать что-нибудь ободряющее. Он уже открывает рот, хотя еще не придумал, что говорить, но МакКей его опережает.

– Мне кажется, – медленно говорит он, – что это началось после того, как мы выпутались из той передряги с параллельным «Дедалом».

Шеппард садится прямо и вопросительно поднимает брови.

– Не в такой активной форме, – продолжает МакКей, – но я время от времени чувствую какую-то тревогу... иногда голова болит или сердце... но не так, как обычно иногда болит, а как будто...

– ...нехорошее предчувствие... – подхватывает Шеппард, перед внутренним взором которого уже развернулся календарь, который память испещрила красными точками в дни, когда он ощущал что-то странное.

– ...того, что уже случилось, – договаривает МакКей и в ужасе вперяет взгляд в Шеппарда. – Мы снова вляпались во что-то, да?

– Нет, – резко говорит Шеппард и поднимает руку, извиняясь за свой тон, когда МакКей вздрагивает. – Осмотры мы проходим регулярно, и они не показывают ничего плохого. Мы не покрываемся чешуей и не превращаемся в улей. С нами все нормально.

– А если мы все-таки подцепили что-то?

Шеппард собирает весь свой скепсис и выливает его на МакКея.

– Кто из нас человек с научным складом ума и вулканской логичностью?

МакКей продолжает дрожать, но все-таки успокаивается. В общем-то Шеппард сам не верит своим словам, потому что в этой удивительной галактике может случиться что угодно, но слова оказывают необходимое действие, и это главное.

– Значит, – задумчиво говорит МакКей, – ничего не делаем? Ждем, пока появятся какие-то еще симптомы?

– Похоже на то, – кивает Шеппард и продолжает после небольшой паузы: – Я думаю, нам стоит держаться друг друга и... ээ... наблюдать.

– Да и мы и так, вроде, почти всегда вместе, – говорит МакКей с нервным смешком, но одергивает себя. – Ты прав, извини. Меня это как-то нервирует. Не совсем понимаю, почему, ничего особенно страшного ведь не стряслось, пока, по крайней мере.

– И не стрясется, – упрямо отвечает Шеппард, исподлобья глядя на МакКея.

Тот доверчиво кивает, и у Шеппарда на сердце становится чуть легче. Его все это тоже почему-то нервирует, но если МакКей не будет психовать, и Шеппарду будет спокойнее.

Не сговариваясь, они на всякий случай присматриваются и к остальным, особенно к другой половине команды. Но никто не выказывает никаких признаков странной тревоги, не страдает от спазмов. Статистика посещений медотсека не хуже и не лучше, чем обычно. Они ни о чем никого не спрашивают прямо, но Атлантида уже настолько стала для всех домом, что здесь, как в маленьком земном городе, чувствуется, когда что-то идет не так. Спустя неделю наблюдений Шеппард и МакКей делают вывод, что это коснулось только их. И продолжает касаться: они по-прежнему время от времени чувствуют тревогу и слабую боль, однако сильные приступы обходят их стороной.

Судя по сосредоточенному виду и часто полной выключенности из реальности, МакКей постоянно думает над этим. Шеппард то и дело замечает, как он пишет какие-то даты со значками на салфетке или земле, если они выходят на миссию, или просто сидит, смотрит перед собой и шевелит губами. В такие моменты Шеппард старается оберегать тишину и покой ученого. И скоро его терпение вознаграждается: МакКей заглядывает к нему как-то вечером, запирает дверь и начинает ходить из угла в угол. Шеппард не мешает ему, и наконец МакКей останавливается и смотрит на него блестящими глазами.

– У меня есть теория, но она может показаться тебе абсурдной.

Шеппард тоже встает, чувствуя, как ладони становятся влажными.

– Выкладывай.

МакКей выдыхает, снова набирает в грудь воздуха и удивительно медленно начинает:

– Я думаю, что перемещение по параллельным вселенным повлияло на нас. Не знаю, почему только на нас. Может, твой ген помог в этом тебе, а мне... ну, у меня, допустим, то, что я чуть не вознесся. – МакКей надолго замолкает, потом спрашивает: – Когда мы наткнулись на мертвых нас, ты ничего не почувствовал?

Шеппард задумывается и вспоминает тоскливое чувство, угнездившееся в груди и не отпускавшее его несколько дней после возвращения домой. Только оно было необычное, не такое, какого можно ожидать при взгляде на мертвого себя, вызванное не страхом перед неизвестностью. Оно было как сильная боль в сердце, о которой ты точно знаешь, что она неопасна. Шеппард потихоньку смекает, куда клонит МакКей, но хочет, чтобы он сам это сказал.

– Я думаю, что мы чувствуем соседние вселенные, – тихо говорит МакКей, и Шеппард кивает, скорее довольный тем, что услышал это, чем соглашаясь.

МакКей нервно хрустит пальцами, садится к столу и рисует на листе бумаги что-то вроде виноградной грозди, потом тычет карандашом в крошечную пустоту между «виноградинами».

– За короткое время мы проткнули слишком много оболочек вселенных, слишком долго были в подпространстве и теперь чувствуем его колебания.

– По-моему, это круто даже для тебя, – замечает Шеппард, из последних сил отбиваясь от подступающего страха. – Неужели мы такие важные шишки, что оцарапанный палец колеблет подпространство?

МакКей отводит глаза.

– Я думаю, что наши приступы... – Он собирается с духом. – Я думаю, когда мы чувствуем боль здесь, в какой-то другой вселенной мы умираем. Чем слабее боль, тем дальше та вселенная от нашей. Наши смерти уничтожают сотни вероятностных вилок и создают сотни других, может быть, создают или уничтожают вселенные. Так что да, мы колеблем подпространство.

Шеппарду так жутко, что он даже не усмехается, замечая самодовольную искорку в глазах верного себе до конца ученого.

– И как... – хрипит Шеппард и кашляет. – И как с этим справиться? В смысле, что нам делать?

МакКей пожимает плечами.

– Не знаю.

Шеппард садится на кровать, со страхом прислушиваясь к себе. Воображение рисует картину, как с каждой его смертью в параллельной вселенной умирает частичка здешнего Шеппарда. Он вспоминает Рода и понимает, что до сих пор не отделался от мысли, что между двойниками существует связь крепче, чем между близнецами. И вот теперь подпространство любезно шлет ему уведомление каждый раз, когда очередной Шеппард погибает. А сколько тех, кого он не чувствует, в далеких вселенных, до которых его сенсоры не добивают? И еще Шеппард не знает, как часто чувствует это МакКей. Сколько его копий погибло только за тот месяц с небольшим, прошедший с момента их возвращения на Атлантиду? Какой счет? В его пользу или в пользу Шеппарда?

Шеппард смотрит на МакКея, ищет страх на его лице, но ученый глубоко задумался и рассеянно заштриховывает «виноградины» в подобии шахматного порядка. Шеппард закрывает глаза и прижимает пальцы к векам; под ними расплываются круги цвета расплавленного металла, и Шеппард пытается ни о чем не думать хотя бы несколько секунд. Он сильно вздрагивает, когда матрас рядом с ним прогибается и рука МакКея ложится ему на плечо. Ученый молчит и ждет, пока Шеппард сам выкарабкается из липкого ужаса, и это самое правильное, что он может сделать.

Когда Шеппард, щурясь, смотрит на МакКея, тот поджимает губы и говорит:

– Я полагаю, нам стоит извлечь из этого урок. Нас очень легко убить, даже если нам кажется, что это не так. И то, что мы продолжаем жить после их смерти, не должно нас обманывать.

С этими словами он встает, идет к двери и останавливается на пороге, глядя на Шеппарда через плечо.

– Это ведь просто теория, – противореча самому себе, сообщает он. – Может, мы действительно что-то подцепили на том «Дедале» или еще где-то.

В эту самую минуту Шеппарду очень хочется, чтобы они действительно что-то подцепили, но в глубине души он знает, что просто теория верна.

* * *

Шеппард учится жить с тем, что несколько раз в неделю где-то за тонкой оболочкой вселенной умирает его точная – по крайней мере, внешне – копия. Он спросил у МакКея, прекратится ли это, когда все Шеппарды в соседних «виноградинах» вымрут; МакКей пожал плечами и сказал, что не исключено постоянное перемешивание вселенных и возникновение новых, так что вряд ли это закончится. После этого сообщения Шеппарду пришлось заново выстраивать и без того дохлые подпорки, которые не давали ему слететь с катушек. Почти все силы уходят на то, чтобы не показывать лантийцам, что с ним происходит, так что свыкание с реальностью протекает не слишком успешно. Однако Шеппард внимательно наблюдает за МакКеем, готовый прийти на помощь, если будет нужно; это уже рефлекс, тут особого труда не нужно.

Но МакКей, похоже, сделал для себя другие выводы, ситуация не кажется ему такой уж кошмарной. Он не тщится найти выход, он просто еще прилежнее старается выжить. Вряд ли кто-то из их двойников переживает нечто подобное, но МакКей, по-видимому, думает не об этом. Он просто не хочет оставлять эту вселенную без старшего офицера и главы научного отдела летающего города. И Шеппард ловит себя на том, что пытается перенять у него это отношение к делу. Очень медленно, со скрипом, но что-то начинает получаться.

Иногда Шеппарду бывает совсем плохо, но эти взаимоисключающие вещи – то, что надо присматривать за МакКеем, и то, что МакКей так блестяще держится – помогают и ему не разнюниться.

– Ты как? – неуверенно спрашивает МакКей как-то раз.

Они идут по тропинке, устланной синеватой хвоей. Это обычная разведывательная вылазка; от Врат МакКей с Шеппардом пошли налево, в лес, Ронон с Тейлой – направо, по заросшему травой спуску к реке. Хвоя мягко пружинит под ногами, в чаще заливается какая-то птица, и ни один Шеппард не умер за последние два дня, но здешний Шеппард уже научился не дергать небрежно плечом, роняя «Да лучше некуда» в ответ на подобные вопросы.

– Уже два дня тихо, – рапортует он.

МакКей вздыхает.

– А у меня один раз было.

Шеппард даже спотыкается. Почему-то именно это сильнее всего расстраивает его – когда где-то один из них умирает, а другой остается. Шеппард легонько толкает МакКея локтем.

– Не падай духом.

МакКей рассеянно пинает растопырившую чешуйки шишку.

– Тяжело, когда не можешь рассказать самому близкому человеку, что с тобой происходит, – говорит он, бросает взгляд на Шеппарда и криво улыбается. – Мы с Дженнифер вроде как расстались.

Шеппард останавливается так резко, что из-под его ног брызжут иголки. Он берет МакКея за плечо и заставляет остановиться и повернуться к нему. Правда, что говорить, он не знает, просто смотрит на МакКея и молчит, чувствуя, как глаза становятся все больше и больше.

– Я пробовал ей рассказать, – говорит МакКей, чуть улыбаясь. – Но каждый раз не мог придумать, с чего начать. Я понимаю, что здесь у нас и не такое бывало, просто... В общем, придется тебе меня выслушивать.

– Я готов, – пожимает плечами Шеппард, и тут накрывает их обоих.

Снова обретя способность двигаться – точнее, хоть как-то шевелиться, – они отползают к ближайшему дереву. Шеппард ловит ртом воздух, чувствуя, как хлюпает под ним грязь, прикрытая развороченной их ногами хвоей.

– Сделай что-нибудь, МакКей, – вырывается у него, и он тут же прикусывает язык и заходится в кашле, поперхнувшись слюной.

– А что я могу? – едва слышно огрызается ученый, шмыгая носом. – Думаешь, мне это нравится?

– Хорошо, что мы разделились, – чуть погодя говорит Шеппард.

– Наверно, надо придумать какое-то объяснение, – предполагает МакКей. – Вряд ли нам станет веселее, если нас застанут лежащими без сил друг у друга в объятиях.

– Валяй, – бормочет Шеппард, вытягивая ноги, – у меня после этого мозг не пашет.

Судя по пыхтению, несколько минут МакКей действительно пытается что-то придумать, но, похоже, его мыслительную деятельность приступы тоже не стимулируют. Ученый затихает, и некоторое время Шеппард полудремлет, вслушиваясь в звук падающих с веток капель. Потом МакКей спрашивает:

– Сомнений, что это именно то, о чем мы думаем, больше не возникало?

Шеппард мотает головой.

– И как ты справляешься? – почти шепчет МакКей.

Шеппард пару секунд размышляет, не соврать ли, а потом говорит:

– Смотрю на тебя и пытаюсь не раскисать.

Шеппард виском чувствует, как МакКей уставился на него и готовится продырявить ему голову очередью слов с противоречащими друг другу интонациями. Сделать это ему не дают голоса Ронона и Тейлы, зовущие друзей, и Шеппард, встающий и протягивающий МакКею руку с видом, не допускающим возражений.

Разумеется, Шеппард не думает, что все так и закончится. Нет, он, конечно, предпочел бы, чтобы МакКей просто сказал «круто» и продолжил спокойно подавать Шеппарду пример. Но он знает, что так не будет, и ждет, какую форму примет любопытство МакКея.

МакКей приходит вечером и приносит с собой прямоугольную бутылку.

– Тейла научила ботаников варить это кошмарное дженайское пойло, – говорит он, ставя ее на стол.

– А почему мне не сказали? – без особого энтузиазма, скорее, по привычке возмущается Шеппард.

МакКей мрачно усмехается.

– Ну ты же вроде как старший офицер.

– Именно что «вроде как», – фыркает Шеппард и идет за стаканами.

Разливая по стаканам маслянистую жидкость, Шеппард готовится к долгому разговору, становящемуся все бессвязнее и слезливее с каждым глотком, но пойло действительно кошмарное. Оно такое мощное, что после первого же стакана по лицу МакКея Шеппард понимает: зачем бы он ни пришел сюда изначально, сейчас перед ним только одна цель – надраться в лоскуты.

А может, он с этой целью сюда и пришел, потому что когда мебели в комнате становится в два раза больше, сидящий на раскачивающейся кровати Шеппард вдруг чувствует, что его целуют в губы, и это МакКей не промазал, он это специально.

– Если вдруг там кто-нибудь тоже чувствует происходящее с нами, пусть почувствует что-нибудь хорошее, – говорит МакКей заплетающимся языком, держа Шеппарда за плечи, и Шеппард ничего не может возразить на это.

Да и не хочет.

Немного странно обнимать мужчину, особенно когда у тебя так плывет перед глазами, что есть серьезный риск промахнуться на узкой кровати и обнять пол. Поэтому МакКей тихонько пищит, когда руки Шеппарда смыкаются вокруг него слишком сильно, слишком отчаянно, но он не протестует – он тоже цепляется за Шеппарда что есть сил, пытаясь чувствовать не только за себя, но и за других, донести то, что чувствует он, до как можно большего числа вселенных. Даже если там никто ничего не ощущает в эту минуту, никто не может помешать им попробовать.

– Не останавливайся, – шепотом говорит МакКей, когда пальцы Шеппарда нерешительно замирают на поясе его брюк.

И потом уже становится неважно, одни они сейчас или их бесчисленные копии подсматривают в щелку.

А наутро есть ужасная головная боль, но нет ни мутного сознания, ни стыда, ни сожаления. Собрав в кулак достаточно сил и воли, чтобы добраться до своей комнаты, МакКей тратит немножко концентрации на то, чтобы подрагивающей рукой внести в прическу Шеппарда еще чуть-чуть хаоса.

Наверно, это не так уж здорово, что после очередного парного приступа они делают это снова, только уже без выпивки, словно стремясь возместить ущерб, причиненный еще одной вселенной. Вроде как идут по самому легкому пути и, похоже, не собираются сворачивать с него, потому что как только один из них начинает чувствовать что-то плохое, он идет к другому и стоит рядом, держит за руку, целует или тащит в постель – в зависимости от близости увечной вселенной. Может быть, МакКея терзают некие угрызения по этому поводу; но даже если так, он ничего не говорит. А пару дней покрутивший ситуацию туда-сюда Шеппард всем доволен.

– Может, это и есть лекарство, единственный способ как-то сопротивляться, – провозглашает однажды МакКей. – Кроме того, вполне возможно, что мы помогаем восстановить баланс, – говорит он, и важное выражение его лица не омрачается даже тем, что он запутался в простыне. – Возможно, мы спасаем нашу вселенную или даже не только нашу.

– Да даже если и нет, – пожимает плечами Шеппард. – С моей точки зрения, мы первичны. И первичному Шеппарду пока все нравится.

– Если бы нас не объединяло это, – тихо и уже совсем не напыщенно спрашивает МакКей чуть погодя, – ты дал бы мне в глаз... тогда?

– Еще как, – честно отвечает Шеппард и фыркает, видя, как вытягивается лицо МакКея. – Но потом просил бы прощения до тех пор, пока ты не простил бы меня, и все закончилось бы так же, как закончилось на самом деле.

МакКей делает вид, что все равно обиделся, но оба понимают, что это просто для очистки совести.

* * *

Тревога, боль и приступы никуда не деваются, но теперь Шеппард считает, что если в той вселенной было то, что есть у них с МакКеем в этой, значит, жизнь была прожита не зря, а если не было, то и не стоило продолжать жить. МакКей закатывает глаза или прикрывает их рукой и мотает головой, молча, но очень доходчиво выражая свое мнение о Шеппарде; однако теперь тревога, боль и приступы почти не причиняют Шеппарду неудобств, и ученый вынужден смириться с его чудовищно эгоистичной позицией.

@темы: .V.2 Штампы, #fandom: Stargate Atlantis, Stargate Atlantis: Джон Шеппард, Родни МакКей. (табл.30)

---

[D-r Zlo]

Название: Сестрёнка
Фандом: Despicable Me
Герои: Марго / Агнесс
Тема: I.3 гладить
Объём: 867 слов
Тип: фемслэш
Рейтинг: G

Расшибленный лоб. Багровый синяк на колене. Засохшая кровь на лице. По всему телу – гематомы и ушибы. Есть парочка серьезных, из тех, что хуже перелома – кстати, он тоже есть. В количестве трёх штук: два на правой руке, один – на правой ноге, коленка. Длинные ссадины на спине. Типичный пациент с диагнозом «асфальтовой болезни», только это всё серьёзно.
А глаза всё такие же весёлые. Как будто это всё произошло не с ней. Как будто это не она сейчас лежит на кушетке и морщится от действий препаратов (обезболивающее, йод, марганцовка, перекись водорода…).
Никогда ещё до этого Марго не хотелось так крепко обнять малютку Несс – и никогда до этого ей не хотелось так сильно её ударить по пустой, ветреной голове.
- О чем ты только думала, - зло пробормотала она, накладывая шину на правую кисть.
- Зато это было весело, - беззаботно ответила ей Агнесс, взирая из-под падающей на глаза черной чёлки.
Очень милая и очень глупая. Агнесс.
- Да, конечно, весело! - вспылила Марго: её глаза тоже сверкали, но далеко не беззаботным блеском. – Грю с Эдит с ТВОИМИ проблемами сейчас разбираются! Это не весело, Агнесс!
Она продолжала улыбаться: немного глупо и застенчиво, но всё так же – радостно и широко. Марго очень, невероятно трогала её улыбка – но и не злиться она на неё не могла.
И не только потому, что теперь Грю и Эдит устраивают локальный холокост обидчикам Несси.
Она видела ту девчонку и не раз. Кажется, её звали Амбер, Амбер Дуллитл. Идиотская фамилия, похожая на какую-то очередную проходную комедию Эдди Мерфи. Она дочка одного из коллег Грю – он, кажется, занимается исключительно «доением», Грю таких совершенно не ценил (но признавал, что «доильщики» получают куда больше налётчиков, вроде него самого). У них были какие-то тёрки с Агнесс: Амбер была чем-то вроде звездой школы, тогда как Агнесс была абсолютно пацанистой девочкой, пожалуй, даже более пацанистой, чем Эдит. Та хотя бы носила юбки…
Об этой истории Марго знала, ведь они учились в одной школе. Но советовала Агнесс не нарываться и не реагировать на подколки этой школьной королевы. Марго знала, что сестре очень сложно так себя вести, но она рассчитывала на благоразумие Агнесс…
Однако ссоры не прекращались – даже наоборот, ситуация становилась всё тяжелее и тяжелее. Уже даже Грю предлагал Агнесс разбить лицо этой девке и недоумевал, почему его дочь не пользуется его же собственными приёмами. Агнесс в ответ замыкалась и отказывалась от помощи, ссылаясь на то, что она сама во всём разберётся.
А потом Марго случайно зашла в школьный туалет во время пары.
Увидев целующуюся пару, она покраснела и с легким заикающимся «П-простите» собралась оттуда уходить, но её внимание привлекла одна из фигур.
Чёрные хвостики волос.
Комбинезон.
Яркая желтая майка.
Пластиковые браслеты на руках.
С единорожками.
Вторая фигура – с длинными пышными светлыми волосами, слегка вьющимися.
Крупные серьги.
Смуглая кожа.
Джинсовая мини-юбка.
Амбер, ну конечно.
Дверь Марго всё-таки закрыла, а парочка её так и не заметила. Она стояла возле закрытой двери в туалет и боялась пошевелиться… или не могла пошевелиться… неважно. Так и слушала она стоны Амбер, её всхлипывающие просьбы и влажные звуки от поцелуев.
Ну, и не только от поцелуев.
Когда девочки встретились вместе после школы, Марго намеренно не смотрела на Агнесс прямо – только исподтишка, только лишь подмечая, выискивая разницу между обычным её поведением и сегодняшним.
Разницы не было. Никакой.
Складывалось такое ощущение, будто этот секс в туалете со злейшим своим врагом ну никак на неё не повлиял.
Для Марго же многое стало очевидно – особенно на следующий день, когда у неё была возможность следить за поведением Амбер.
«Боже, да она влюблена в неё, как кошка», - поняла Марго, гладя за преувеличенно-презрительным выражением на лице этой малолетки.
Только легче от этого не становилось. Напротив, очень, очень тяжело.
И Марго было бы радостно полагать, что это реакция на гомосексуализм младшенькой, да вот только что-то подсказывало, что дело было вовсе не в этом.
И сейчас её так и подмывало спросить: «Что, почему Амбер так поступила? Что между вами произошло? Она бы не перешла черту, будь всё как обычно. Она вообще никогда её не переходила. Ты изменила ей с кем-то ещё?».
Но ведь она же всё равно не признается. Хоть ты тресни.
Тем более что Агнесс заснула.
Марго посмотрела на неё: да уж, Агнесс выглядела не лучшим образом. Но всё равно – очень милая. Как всегда. Как обычно.
Это, наверное, было нелепо признавать, но Марго, кажется, в неё влюбилась. Как раз в тот момент, когда увидела её с Амбер и поняла, что Несси может быть сексуальной. Очень. И как она раньше этого не замечала? Почему все эти острые локти, уголки губ, широкие улыбки и огромные глаза с пляшущими в них чертями раньше ей были неинтересны? Господи, ну они же сёстры, пусть даже и не родные, они выросли вместе, какая тут внезапная влюбленность, это же просто невозможно!
А всё равно. Сработало, как детонатор замедленной бомбы. Вроде и ничего-ничего, а потом – бабааааах! Не зря же это любимое её оружие, помимо снайперской винтовки.
И, что самое отвратительное, было совершенно непонятно, что с этим делать. Ну не сидеть же возле постели Агнесс, держать её за забинтованную руку и гладить… а, она уже это делает. Ччччёрт.
Ну и как с этим бороться? Как сделать так, чтобы не сходить с ума, не ревновать к каждой девчонке в школе, как не любоваться, не мечтать прикоснуться губами ну хотя бы у уголку рта сестрёнки?

Лично Марго была без понятия.

@темы: .I.3 Ласки, Disney, полнометражки. (табл.100), #fandom: Disney

---

6/50

[Elizabeth Mar]

Название: Любовь и ненависть
Фандом: Греческая мифология
Герои: Эвриала/Персей, Афина
Тема: Как ни хороша стратегия, иногда надо смотреть и на результаты.
Объём: 319 слов.
Тип: гет
Рейтинг: PG-13

Она виновата. Она согрешила, забыв обо всём на свете, кроме своих чувств и потеряла самое дорогое. Теперь Эвриала ненавидела себя. Когда-то её младшая сестра поплатилась за подобие любви, а на Эвриалу пала другая кара. Женщина на самом деле влюбилась в того, кто был не её круга.

В ночь, когда Афина привела своего воина на этот берег, где спали три горгоны, шумела река. Эвриала сидела на песке, глядя вдаль. Она не ожидала нападения, не догадывалась, что богиня мудрости никогда не забывала сестёр. Старшая из них расслабилась. Тогда всё и произошло.

Она всё ещё помнит каштановые волосы, голубые жизнерадостные глаза и солнечную улыбку. Женщина, когда-то славившая своей красотой, не могла отвести взгляда. Эвриала пропустила мимо мужчину, державшего щит, не обратила внимания на его дрожащий меч и просто пригласила посидеть рядом. Он не отказался, не испугался внешности горгоны и даже восхитился её когтями. Эвриала улыбалась алыми губами.

Алая кровь на сухом песке, шум волн и тело младшей сестры с отрубленной головой. В памяти Эвриалы до сих пор звучит протяжный вой Сфено. Дальше происходили безумие. Жестокая улыбка красивого юноши, жестокие слова, наполненные ядом и громкий смех Афины. Богиня мудрости забрала Медузу, пытаясь спасти своего воина.

Персей бежал, а за ним на золотых крыльях летели две горгоны. Эвриала роняла кровавые слёзы, впиваясь когтями в чешуйчатую кожу. Любовь превратилась в ненависть, а боль в печаль. Старшая горгона не смогла признаться Сфено в своей ошибке. Язык не поворачивался сказать, что Медуза погибла из-за сентиментальности Эвриалы. Сфено не простила бы, а Эвриала не пережила одиночества.


***
Афина скользила рядом с Персеем. Хотелось улыбаться, кричать о своей победе и веселиться. Не хватало только громкой музыки, сладкой амброзии и улыбки на лице своего воина. За спинами раздавались хрипы горгон.

- Мы победили, Персей. Поздравляю.

Вот только пока богиня праздновала, хвастаясь своей стратегией, воин сидел на ступеньках, понимая, что результаты вовсе не такие красочные. Афина раздобыла голову Медузы, ну а Персей разбил сердце своей первой любви великой и мстительной Эвриале.

@темы: .V.3 Цитаты, #fandom: Греческая мифология, Греческая мифология: фандом в целом.(табл.50)

---

35/100, CSI:Miami, фандом в целом

[Tinka1976]

Название: Потеря
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио Кейн, Мак Тейлор
Рейтинг: R
Тип: джен
Тема: Ужасы. Убийца
Объем: 540 слов
Примечания: по серии 2-07 CSI: NY (кроссовер)
От автора: Посвящается памяти  Pixie.

- Теперь всё так, как ему было надо? - недоверчиво вздёрнув брови, поинтересовалась Стелла.
Улетая из Майами, Генри Дариус сказал, что летит в Нью-Йорк затем, чтобы всё стало как надо. Глядя на ряд детских тел на полу гостиной, сложно было согласиться с этим. Да, эти дети не были образцом для подражания, да, они сбежали из школы для того, чтобы устроить «фарму» - вечеринку с употреблением алкоголя и лекарств вместо наркотиков. Огромный стеклянный бокал, чуть ли не до половины заполненный разноцветными пилюлями, всё ещё стоял на столе, и совсем недавно были сказаны легкомысленные слова:
- А от этих пилюль можно умереть?
- Да. В этом-то и весь кайф...
Вряд ли они испытывали кайф, когда возможность умереть материализовалась в виде человека с пистолетом и испачканными кровью руками.
- Делайте, как я говорю, и с вами ничего не случится, - сказал он.
И дети послушно легли на пол лицом вниз, заводя руки за спину. Они не знали, что Генри Дариус не собирается выполнять своё обещание.
- Думаете, я убил бы столько людей, если бы отец признал меня? - сказал он Маку Тейлору сутки спустя.
- У многих людей жизнь была гораздо тяжелее, чем у тебя, - ответил Мак, с трудом сдерживая переполняющие его чувства. - Они никому не причинили вреда. А ты убил двенадцать человек в двух штатах за последние семьдесят два часа и теперь ищешь сочувствия потому, что папочка не целовал тебя в щёчку в детстве?
Бешенство душило его, и Мак умолк. Он мог бы многое сказать сейчас. Например, что Дариусу не за что его благодарить, так как он не оказывал ему внимание: он искал не столько убийцу, сколько его жертву, Алексу Эндекотт - девушку, вполне заслуживающую этого внимания и вовсе не заслужившую смерти. Но Генри Дариус был не первым убийцей, в глаза которому довелось смотреть Маку Тейлору. И он вполне осознавал тщетность слов. Никакие слова не заставят Дариуса и ему подобных осознать, сколь ничтожны их воображаемые потери по сравнению с отобранными ими жизнями людей.
- Теперь ты там, где и должен быть, - сказал Мак. - Гори в аду.
Горацио Кейн не чувствовал такого же пламени, бушующего внутри. Может, причиной тому был холодный нью-йоркский дождь, безжалостно поливающий отвыкшего от сурового нрава родного города лейтенанта. Во всяком случае, Горацио чувствовал такую горечь, словно этот холодный дождь залил внутренний пожар ненависти и жажды мести, оставив лишь пепел сожаления.
Казалось бы, он должен чувствовать себя победителем. Закончился суд, поставив окончательную точку в давнем деле об убийстве его собственной матери. Только что лейтенант закончил разговор с Майами, сообщив восьмилетнему Адаму Джонсону о том, что выполнил данное обещание найти и наказать убийцу его матери.
Винсента Росетти ожидала смертная казнь, как и Дариуса, как и - убеждённость в этом крепла в душе Горацио - ждёт она Уолтера Рездена. Мёртв был отец Горацио, убивший его мать, мёртв был пилот самолёта, убивший жену Мака Тейлора Клэр.
Казалось бы, справедливость восстановлена. Но горькое чувство невосполнимости потери, заставившее Горацио стоять под дождём, не поднимая руки, чтобы поймать такси, говорило ему, что это не так. Справедливое возмездие свершилось или скоро свершится. Убийцы будут наказаны. И это то, чем придётся довольствоваться. А для того, чтобы назвать свершившееся торжеством справедливости, необходимо было большее: Алекса Эндекотт и Рэчел Тернер, мать Горацио и жена Мака, Лидия Джонсон и многие, многие другие люди должны были быть живы.

@темы: #fandom: CSI, .II.1 Ужасы, CSI Miami: фэндом в целом (таб.100)

---

5/50

[Elizabeth Mar]

Название: Без названия
Фандом: Греческая мифология
Герои: Ата, человеческий юноша (Амон)
Тема: Дама в беде
Объём: 575 слов.
Тип: джен
Рейтинг: G

Ата никогда не отличалась честностью. Она лгала богам, не боясь их гнева, плела нити лжи рядом с царём Зевсом, при этом смеясь ему в лицо. Наблюдая за тем, как один за другим они падают в её вырытые ямы, Ата поднимала руки вверх к небу и заливисто хохотала. Богиня обмана и заблуждения чувствовала себя царевной, сидящей на золотом троне. Вот только в прах рассыпались её нити, обрывая тщательно построенную ложь. Сброшенная на землю она скиталась по городам, пытаясь отыскать своё счастье. А что для этого нужно было той, кто всегда лгал? Только наивные люди, верящие в сказки.

В одном из греческих городов она встретила совсем ещё юного мальчугана. Её привлекли его растрёпанные чёрные волосы и ледяные голубые глаза. Казалось, что он не может быть оплетённый богиней и её выдумками, но юноша склонился над поникшей девушкой сразу же, как только увидел. Голубые глаза потеплели при одном взгляде в золотистые. Ата смотрела на протянутую ладонь, исполосованную шрамами.

- Дама в беде? – улыбнувшись, спросил мальчишка.

Тогда Ата не смогла сдержать нежного смеха. Хохоча, она прикрыла рот рукой, а слёзы радости скатывались по щекам. Он был первым и единственным, кто смог развеселить богиню лжи. И она, немного подумав, согласилась отправиться в его родной город, чтобы познакомиться с братьями и сёстрами молодого воина. Конечно, Ата и словом не обмолвилась, что богиня. Скажи она такое и ещё не ясно, что случится после. Помня неудачные попытки Афродиты рассказать своим возлюбленным, кто она есть, богиня обмана содрогнулась и промолчала, когда мальчишка поинтересовался, откуда Ата прибыла.

Богиня так давно не ходила пешком. Не видела всей этой красоты синего неба, белых облаков и яркого солнца. Она не слышала смеха детей, не участвовала в праздниках под яркой луной и так не веселилась. Амон, мальчишка научивший Ату смеяться, пообещал показать ещё много чего интересного и богиня поверила. Она откинула паутину лжи, отказалась от своего предназначения и начала жить по человеческим законам.

- Сражение с драконами? – смеясь, поинтересовалась Ата. – Это как?

- Всего лишь детские забавы, но ты же их никогда не видела, - ответил Амон. – Хочешь посмотреть?

Не было причин отказываться от заманчивого предложения. Ата бегала с ребятишками за ненастоящим драконом с деревянным мечом в руках. Смеялась вмести с ними, а после лакомилась лесными грибами и ягодами. Она уж и не могла вспомнить, когда в последний раз так веселилась. Только там, на Олимпе богиня тоже была всегда весела. Плетя интриги, заканчивающие расставаниями, убийствами и новыми препятствиями Ата ухмылялась. Но настоящим ли было это веселье? Возможно всё лишь наигранная ложь, в которую поверила богиня. Значит и она была такой же наивной, как остальные.

Ата увидела его двух младших братьев и одну сестру. Темноволосые и с голубыми глазами они бросились в объятия Амона, как только увидели. Плакали и смеялись одновременно. Ата отошла в сторону. Не ей находиться рядом в такие идеальные семейные моменты. Сколько себя помнила богиня, у неё никогда не было семьи. Пропавший в неизвестности отец и мать, любившая хорошенько повеселиться. Про своего единственного ребёнка Эрида почему-то всегда забывала. Ата не обижалась, понимая, что будь даже мать рядом, они никогда не смогли бы стать настоящей семьёй.

- Познакомьтесь, это Ата. Она та дама, которую я спас.

- От драконов? – уточнила богиня посмеиваясь.

- Именно.

У богини обмана и заблуждения не было семьи, но возможно эти маленькие дети заменяет ей её. Их улыбки так чисты, сердца открыты. Именно этого Ате всегда и не хватало. Когда-нибудь она вернётся назад домой на Олимп, а пока проживёт человеческую жизнь рядом с прекрасным юношей и его семьёй. Зевс выбрал хорошее наказание для своей богини.

@темы: .II.3 Фэнтези, #fandom: Греческая мифология, Греческая мифология: фандом в целом.(табл.50)

---

4/50

[Elizabeth Mar]

Название: Без названия
Фандом: Греческая мифология
Герои: Кассандра, Аполлон, Афина
Тема: Серый
Объём: 670 слов.
Тип: гет
Рейтинг: G

Она была проклята, заперта в пустом храме и сломлена. Всё началось с глупых слов произнесённых ребёнком, а закончилось вот таким образом. Сидя около статуи богини Афины, златовласая девушка горько плакала, глотая холодные слёзы. Бледные руки сжимали разорванное в клочья платье, а печальные глаза были направлены вперёд. Она смотрела прямо на богиню и не могла понять, почему жизнь так не справедлива к ней. Ещё, будучи ребёнком, судьба сыграла с ней в сложную игру, которую девушка не смогла бы выиграть. Кассандра была уверена, что она смеялась над ней, как и все те боги, наблюдавшие за ней. В далёком детстве мать говорила, что если ты попросишь у божества спасения, оно услышит тебя и придёт на выручку, но когда Кассандра, подняв руки и глядя в бледно-голубое небо, обратилась к богам, они не ответили. Никто из них не пришёл ей на помощь. Только тихий смех разносился по ветру, леденя кровь. «Чем я заслужила такого?» - вопрошала девушка, так и не получая ответа.

Даже через закрытые двери доносились звуки битвы. Сжимаясь от дрожи и холода, девушка попыталась улыбнуться, но губы не желали слушаться. Рыдания превращалось в короткие всхлипы, а когда-то звонкий голос полностью охрип. Громкие крики солдат больше не тревожили её. Они перестали заботить Кассандру в тот миг, когда предупредив их об опасности, они с насмешкой глянули в её голубые глаза, подняв слова девушки на смех. Никто не верил ей. Считая Кассандру безумной, они жалели молодую девушку, а некоторые даже издевались, радуясь её состоянию. Никто не понимал, что она говорит чистейшую правду. Для них всё было ложью.

Кассандра смерилась, перестала говорить после смерти своего брата. Будущее терзало её, но она молчала. Люди не хотели счастливого будущего, они желали войны и крови, которая последует за ней. Кассандра подарила им всего, чего они так долго хотели. Смерть скоро придёт в этот город, унося за собой всех неверующих. Где-то на задворках души девушка жалела невинных женщин и детей, но вся жалость исчезала, как только память приносила отрывки прошлого.

- Так ли прекрасны боги, как их описывают, Афина?

Слёзы ушли, рыдания заглохли, а руки безвольно опустились. Предательство божества больше не трогали её хрупкое сердце. Боль ушла, оставляя после себя меланхолию. Глядя в глаза богини мудрости, Кассандра улыбалась. Она не услышала протяжный вой потерявшей своё дитя матери, не увидела, как распахнулись двери храма, всё её внимание было сосредоточено на статуи Афины. В свой последний день жизни девушка хотела услышать ответа на такой простой вопрос.

- Ответь мне, богиня.

Холодные руки, схватившие её, не пугали, крепкие объятия, и горячее дыхание не трогало. Кассандра успокоилась, почувствовала себя так легко, будто и не было этой кровавой бойни. Если бы не неверие в благосклонность богов, она подумала бы о спасении, но это казалось такой откровенной глупостью.

- Это не тот вопрос, на который я могу ответить, дитя,- раздался тихий шёпот. – Каждый решает для себя сам, какие на самом деле боги.

Девушка залилась смехом, больше не желая говорить с Афиной. Стуча ногами о мраморный пол, она громко смеялась, пугая людей собравшихся в храме. Они пятились от безумной молодой женщины.

- Боги хуже людей, Афина. Они не стоят того, чтобы им поклонялись.

***

Стоя рядом с высоким златокудрым мужчиной, богиня мудрости печально вздохнула, наблюдая за сломленной девушкой. Могучие войны касались руками её тела, рвали на ней платье, желая добраться до молодой кожи, а она просто смеялась, насмехаясь над богами.

- Аполлон, это стоило того?

Мужчина даже не взглянул в её сторону. Плечи его поникли, а руки опустились. Пустым взглядом, глядя в пол, он что-то тихо прошептал. Афина не знала, жалел ли он о том, что сотворил или его совсем не трогало происходящее.

- Такая твоя любовь? Разрушающая всё то, что ты оставляешь?

- Она отвергла меня,- просто произнёс он, и дрожи не слышалось в его голосе. – Я предлагал помочь, если она только согласиться на мою любовь, но Кассандра не захотела иметь помощь бога.

Афина не могла понять его, никогда никого не любя. Наверное, именно поэтому она была богиней мудрости, а он богом солнца. В последний раз взглянув на извивающую в агонии девушку, богиня закрыла глаза, забывая. Вот только в её памяти все ещё звучал хриплый смех Кассандры.

@темы: .IV.1 Цвета, #fandom: Греческая мифология, Греческая мифология: фандом в целом.(табл.50)

---

31-34/100, CSI:Miami, фандом в целом

[Tinka1976]

Название: Палач. Глава 6
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио Кейн, Кайл Хармон, Фрэнк Трипп, несериальные персонажи
Рейтинг: PG-13
Тип: джен
Тема:
31. Фразы. С ума сошёл?
32. Фразы. Игры играми, пока глаза не лишился
33. Ужасы. Смерть
34. Звуки. Голос
Объем: 2700 (652 + 563 + 1024 + 461) слов
Примечания: Майами, ориентировочно 2011 год

31

Ещё не закончив говорить, Горацио чуть развернулся, чтобы скрыть от затаившегося в темноте человека правый бок, потянулся левой рукой к выключателю, правой расстёгивая хлястик на кобуре. Когда вспыхнул свет, он молниеносно крутанулся, пригибаясь и уходя с предполагаемой линии обстрела - и опустил пистолет, уже нацеленный на растерянно моргающего Кайла. Тот сидел на диване, протирая рукой заспанные глаза.
- Ты чего? С ума сошёл? - с обидой и недоумением спросил Кайл.
Горацио поморщился, распрямляясь и убирая пистолет в кобуру. Значит, собрался работать под прикрытием? Да уж...
Он подошёл к окну, помахал всё ещё стоящей на улице Лиссе. Забавные у него соседи. Неужели они живут здесь уже целый год? Надо же, и как он умудрился их не заметить? Впрочем, что тут странного. Много ли он бывает дома-то?
- Кто она?
- Не твоё дело, - Горацио мысленно усмехнулся, почувствовав в голосе сына оттенок настороженности. Ревнует, что ли? - Лучше расскажи, что ты здесь делаешь?
- Мне уйти? - насупился Кайл.
- Так... Ты голодный?
Не дожидаясь ответа, Горацио прошёл на кухню, быстро собрал плотный ужин на двоих.
- Садись, - сказал он пришедшему следом Кайлу. - Успокойся. Давай сначала. Что-то случилось? Тебя раскрыли? Тебе грозит опасность?
- Да вроде нет... А ты откуда знаешь...
- О твоей работе под прикрытием? Я сегодня беседовал с твоим капитаном и Дженнифер Свенсон.
Кайл насупился ещё больше, завозил вилкой по тарелке.
- Почему ты не сказал ей, кто ты? - поднимая брови домиком, спросил Горацио.
- А кто я? - моментально ощетинился Кайл.
Горацио прикусил губу, потёр лоб, отвернулся.
- Я не думал, что это... так быстро выплывет, - после долгой паузы виновато проговорил Кайл.
- Те, кому надо, знают такие вещи, - сухо сказал Горацио. - И как ты выкрутился?
- Ну... - Кайл быстро взглянул на отца, опустил глаза, облизал губы. - В общем, я не стал отрицать, что ты мой отец, но сказал, что ты нас бросил, ещё когда я маленький был, а потом объявился и попытался меня воспитывать, когда я уже в тюрьму попал. Сказал, что с матерью живу, но она и сама, мол, того...
- Ты же понимаешь, что это тоже могли проверить?
- И пусть. Если такой парень, как я... Ну, в смысле, которого я играл. Если такой парень выложит всю правду как на духу, это как раз будет подозрительно. Тогда начали бы искать, в чём я соврал.
Горацио кивнул, соглашаясь. Тем не менее от этой версии биографии сына на душе остался неприятный осадок. Горацио был практически уверен, что Кайл так не думает, но всё же... Лёгкость, с которой всё это произносилось, и складность истории заставляли предполагать, что примерно так Кайл, вероятно, думал раньше.
- А что случилось сегодня?
- Не знаю, - пожал плечами Кайл. - Утром всё было нормально, мы тусовались на баскетбольной площадке в Хайалиа, как всегда, меня и ещё одного пацана вводили в курс дела, ну и так, проверяли по мелочам. А около полудня примчался какой-то парень, наши все напряглись, он пошептался с Бобби Джи, и тот подорвался, куда-то уехал. Ухо с Отвёрткой что-то болтанули про то, что кого-то из самых главных боссов пришили, но их тут же заткнули.
- Пришили кого-то из главных... - задумчиво повторил Горацио. Мысленно перебрал сводку происшествий. Неужели не обнаружили тело? Тогда откуда стало известно уличным?
- Я не рискнул проявлять интерес.
- И правильно, - кивнул Горацио. - Что дальше?
- Ближе к вечеру вернулся Бобби Джи и тут же всех разогнал. Сказал, есть маза насчёт облавы, всем сховаться в надёжном месте, желательно так, чтобы кто-то мог подтвердить алиби на случай чего.
- Чёрт... - Горацио сжал кулак до боли в костяшках, сильно стукнул по столу. Как же так? Про облаву знал он сам, Трипп и Джен. Не может же Джен продавать своих ребят?
- В основном все рванули по домам, у кого родители живы. И матери рады, и им алиби, - продолжал Кайл.
Горацио вдруг остро взглянул на него. Прищурился.
- Хм... Кажется, мы кое-что упустили, - задумчиво проговорил он.

***

32

Шикарный особняк в Лоудердейле не шёл ни в какое сравнение с домом, в котором жили Виктор с отцом. Горацио проехал по широкой дорожке до самого крыльца, остановил «хаммер» и выразительно огляделся вокруг поверх очков.
- Мда, - согласился Фрэнк. - Интересный случай.
Дверь открыл спортивный подтянутый мужчина средних лет, на лице которого облегчение моментально сменилось настороженностью.
- Сэр? - Горацио вопросительно поднял брови.
- Филлип Вайс. Чем могу служить, джентльмены?
- Полицейский департамент Майами-дейд, - предъявляя жетон, сказал Трипп. - Сержант Трипп, лейтенант Кейн. Мы хотели бы поговорить с миссис Козински.
- Лора уже больше года не миссис Козински.
- Тогда мы хотели бы поговорить с миссис Вайс.
- Мы не оформили отношения.
- Мистер Вайс, давайте не будем испытывать терпение друг друга, - вступил в разговор Горацио. - Нам нужно поговорить с матерью Виктора, и если вы...
Внезапно он умолк, склонив голову набок и внимательно глядя куда-то за спину Филлипа.
- Это не они, Фил, - раздался ломкий мальчишеский голос из дома. - Всё нормально, впусти их.
- Виктор? - уточнил Фрэнк, взглянув на перевязанную руку мальчишки, вышедшего в холл.
Вайс, вздохнув, сделал шаг в сторону и приглашающий жест рукой. Горацио и Фрэнк прошли в гостиную.
- В чём дело? - сверху почти бегом спустилась мать Виктора. Подошла к сыну, обняла за плечи.
- Полицейский департамент Майами-дейд, - ещё раз представился Фрэнк. - Сержант Трипп, лейтенант Кейн. Мы хотели бы поговорить с вашим сыном, мэм.
- Откуда вы узнали, что он здесь?
- А почему он здесь не живёт, мисс...
- Темпл.
- Так почему он не живёт здесь, мисс Темпл? - спросил Горацио.
Виктор и его мать переглянулись, мальчик насупился, а женщина устало вздохнула, убирая руки.
- Виктор не нашёл общего языка с моим женихом, - сказала она. - Пип... довольно строгий, понимаете… И вот чем закончились игры в самостоятельность!
- Да уж, - качнул головой Вайс. - Игры играми, пока глаза не лишился.
- С вашего разрешения, мы бы хотели побеседовать с Виктором наедине, - видя, как под осуждающими взглядами матери и её жениха замкнулся мальчишка, сказал Горацио.
- Но...
- Мам, не начинай! - вспылил Виктор. - Не съедят они меня, ясно? А если начнут кусаться, я всегда смогу позвать «папочку», так, Фил?
Горацио отвернулся к окну, опуская взгляд и вспоминая утреннюю ссору с сыном. Кайлу пришлась отнюдь не по вкусу идея немедленно прекратить операцию и вернуться к работе патрульного. Доводы Горацио по поводу осведомителя банды в рядах полиции не возымели желаемого действия, пришлось прибегнуть к чисто силовому решению: Горацио позвонил Дженнифер, которая поняла его без слов и дала «отбой» операции, едва услышав, по какой причине Кайл оказался у отца дома.
- Итак, - начал допрос Фрэнк, когда они остались наедине с мальчишкой. - Расскажи, как ты получил пулю.
- Нет, - обернулся Горацио. - Извини, Фрэнк, но это подождёт. Виктор, ты сказал мистеру Вайсу, что мы - «не они». Что ты имел в виду? Кто мог прийти за тобой?
Виктор с сомнением посмотрел на него.
- Мы не заодно с ними, - осторожно добавил Горацио. - Хотя и тоже из полиции...
Виктор вздрогнул:
- Так вы знаете?
Горацио слегка улыбнулся, и мальчишку словно прорвало.
- Как они могли, а? Пайк в жизни и мухи не обидел, а они его... В спину! Сволочи!..
Горацио и Фрэнк ошарашенно переглянулись.
- Ты был там вчера, Вик?
- Да, - шмыгая носом, кивнул тот.
- Расскажи по порядку, как всё было.

***

33

Виктор Козински был самым обычным американским школьником. Не настолько умным, чтобы мечтать о поступлении в престижный колледж, не настолько развитым физически, чтобы надеяться на спортивную стипендию. Может быть, кто-то другой на его месте и порадовался бы перспективе заполучить богатого отчима, но Виктору казалось, что все требования ухажёра матери направлены лишь на то, чтобы избавиться от него. Бросить друзей и школу, переехать в Лоудердейл, учиться с какими-то богатенькими зазнайками, которые на уроки чуть ли не в костюме ходят…
Виктор решил остаться с отцом. А когда отец стал пить совсем по-чёрному, сдаться уже не позволяла гордость.
На метамфетамин мальчишку подсадили быстро и просто. Первый раз предложили попробовать «по приколу», потом – чтобы расслабиться после особенно бурной ссоры с матерью, навестившей сына с очередными уговорами перебраться к ней. Следующую дозу Виктор попросил сам, а потом «выручивший» его друг с фальшивым сожалением сказал, что у него заначка кончилась, и денег на новую порцию нет. Зато охотно подсказал, где и у кого можно взять волшебного порошка, с которым все проблемы отступают далеко-далеко. Буквально через пару недель, использовав все мыслимые и немыслимые способы раздобыть ещё немного наличных, Виктор согласился стать пушером. Теперь уже к нему присылали тех, кого обработали «сочувствующие друзья». Ну и свою долю он, понятное дело, получал.
С Дэвидом Джекобсом они какое-то время не виделись – тот как раз сменил школу, так как семья перебралась в Пайнкрест после смерти отца. А когда увиделись – Дэвид не пришёл в восторг от перемен, произошедших с другом. Сначала Виктор пытался скрывать своё пристрастие, но разве шило в мешке утаишь? Дэвид нашёл сначала один пакетик, потом и вовсе наткнулся на запас для продажи…
Выслушав исповедь друга, Дэвид сначала не поверил ему.
- Что ты несёшь? Как может коп, пусть и бывший, заниматься такими делами? – возмущался он.
Виктор понуро молчал, сообразив, какую ошибку допустил. В тот дом он ходил всего раз, а о том, что хозяин – бывший коп, вообще узнал случайно. Всего несколько минут назад это казалось железным аргументом: раз этим занимается коп – ничего Виктору не грозит, всё будет шито-крыто.
На следующий вечер Дэвид принёс маленький диктофон.
- Возьмёшь с собой в тот дом, - велел он. – Запишешь плёнку и пойдём в полицию.
- Пайк, да ты что… Может, не надо? – вяло возражал Виктор.
- Да кто нам поверит без доказательств? – хмурился Дэвид.
Виктор предпочёл бы обойтись и без доказательств, и без визита в полицию. Но Дэвид был непреклонен. Только так, по его мнению, Виктор мог спасти свою репутацию и своё будущее.
- Я не позволю тебе закончить жизнь на помойке, - встряхивая друга за отвороты куртки, сказал Дэвид. – Давай, вперёд.
Встряска подействовала, словно доза. Виктор постучал в нужную дверь, держа коробку с хлопьями перед собой, словно пропуск. Его впустили, ни слова не говоря, провели в гостиную, проверили содержимое коробки, принесли другую, с виду точно такую же, и вручили Виктору. Только теперь он понял, что в их плане был существенный недочёт.
- Э… И сколько здесь, мистер? – решил сыграть под дурака он.
- Сколько чего? – настороженно оглядывая его, спросил один из дилеров.
- Ну, этой… дури, - Виктор в волнении пощупал диктофон, убедился по лёгкой вибрации, что тот работает, и это, вероятно, его и погубило – в руках второго дилера неожиданно появился пистолет.
Виктор метнулся к окну, почувствовал, как обожгло руку, выронил коробку, одним прыжком преодолел подоконник и, петляя словно заяц, понёсся прочь.
Дома, кое-как перевязав раненую руку – пуля, по счастью, прошла навылет, едва задев мягкие ткани – Виктор метался по комнате, пока не вернулся Дэвид.
- Видишь, что ты наделал?! – с порога напустился он на друга. – Теперь я не буду на помойке, да? Я буду в морге! Отличный план!
- Как ты поранился? – удивленно переспросил Дэвид. – И где наркотики? Ты записал разговор?
- Не было там никакого разговора! – Виктор швырнул диктофон на пол, а сам упал на кровать, зарываясь лицом в подушку. – А в меня стреляли, идиот! – страдальчески простонал он.
То, что бывший коп может стрелять в мальчишку, показалось Дэвиду полным бредом. И следующей ночью он сам тайком пробрался в негостеприимный дом. Коробок с хлопьями там оказалось больше чем достаточно, но было ли в них то, что нужно?
Долго размышлять не пришлось – послышался какой-то шорох, и Дэвид, прихватив первую попавшуюся коробку, бросился бежать.
Виктор, решивший сопровождать приятеля и стоявший неподалеку на стрёме, вдруг попал в какой-то фильм ужасов: за спиной Дэвида что-то резко хлопнуло, он странно дёрнулся, словно его толкнули в спину, и как-то грузно, ломано упал лицом вниз, выронив коробку. Виктор подскочил к нему и попытался помочь подняться, решив, что приятель просто споткнулся. Самое страшное, что представлялось Виктору – это сломанная нога. Но спина и грудь Дэвида оказались в густой, липкой крови, резко отдающей железистым привкусом страха.
- Коробка, - прошептал Дэвид, делая судорожные глотательные движения. – Посмотри…
Виктор схватил коробку, надорвал, пошарил внутри.
- Тут только хлопья! – его отчаянию не было предела.
- Тогда беги, - каким-то странным голосом сказал Дэвид. – Беги, Вик…
Виктора же словно парализовало. Он стоял на коленях, не решаясь ещё раз дотронуться до закрывшего глаза Дэвида, пока не услышал, что кто-то приближается. Только тогда он сорвался с места. За его спиной резко хлопнуло ещё раз. Виктор остановился, словно налетел на стену. Замер в ожидании боли. Затем медленно повернулся. И увидел фигуру человека, стоящего над распростёртым Дэвидом.
Виктору показалось, что убийца смотрит прямо на него, и он снова побежал, не чувствуя ног, ежесекундно ожидая новых смертоносных хлопков за спиной. К полудню он добрался до Лоудердейла.
Потрясение было столь велико, что он прямо на пороге путано и бессвязно рассказал матери и Филлипу всё, без утайки. И вот уже прошёл целый день, но ни причитания матери, ни нотации будущего отчима не могли вытеснить стоящий перед мысленным взором Виктора ужас. Теперь вот он ещё раз рассказал всё этим двум копам из Майами, а облегчения так и не было.
- Скажите, - прервавшись на середине фразы и уставившись пустым взглядом в пол, спросил Виктор. – Я теперь всегда буду это видеть?
- Что? – переспросил не успевший сориентироваться Трипп.
- Это. Смерть Дэвида.
Горацио осторожно протянул руку, сжал плечо мальчика, похлопал, отпустил.
- Это пройдёт, Вик, - сказал он тихо и очень уверенно. – Не сразу, но это пройдёт.

***

34

- Лейтенант Кейн!
Горацио усмехнулся - настолько полным было ощущение дежа-вю. Даже голос нового начальника отдела внутренних расследований показался ему похожим на голос Рика Стетлера. Такой же резкий и полный яда.
- Лейтенант Кейн, вы в курсе, что Лоудердейл не находится в вашей юрисдикции? И что там есть собственное полицейское управление?
- Если в Лоудердейле находится свидетель по моему делу, который нуждается в защите - это моя юрисдикция.
- И вы оформили все соответствующие документы? - уточнил Джонс.
- Ещё нет, - прищурился Горацио. - Мы только что вернулись после беседы со свидетелем.
- Но уже произвели арест?
Горацио переступил на месте, разворачиваясь боком. Поднял брови:
- Арест?
Джонс выразительно поджал губы. По всей видимости, он предполагал, что Горацио прекрасно знает, о чём идёт речь.
- Я велел своим сотрудникам... - медленно начал Горацио, но его перебил звонок мобильного телефона. - Да, - сказал он в трубку. - Что?
Выслушав, убрал телефон в карман, побарабанил пальцами по удостоверению, глядя в сторону и покусывая губу. Потом вскинул глаза на Джонса, вспомнив о его присутствии.
- Офицер Дюкейн только что сообщила мне, что возле дома мистера Арчера работают ваши сотрудники. Могу я узнать, в чём дело?
Теперь уже Джонсу помешал ответить звонок. Горацио внимательно вслушивался в его отрывистые фразы:
- А волосы? Цвет кожи? Какой точно рост? - но не смог сделать для себя никаких выводов.
- Что ж... - Джонс закончил разговор, сунул руки в карманы пиджака, покачался с носка на пятку. Кивнул каким-то своим мыслям и решительно продолжил: - Поскольку мои сотрудники установили, что арест был произведён мужчиной около шести футов ростом, белым, худощавого телосложения и темноволосым, это снимает подозрения с вас и вашей команды, лейтенант.
- Подозрения в чём?
- В незаконном аресте мистера Арчера.
Горацио высоко поднял брови и округлил глаза.
- Кто мог его арестовать? - спросил он после долгой паузы.
- На этот вопрос предстоит ответить вам и вашим сотрудникам, - ехидно улыбнулся Джонс.
- Лейтенант, - остановил его Горацио. - Вы знали, что информация, полученная нами от свидетеля, касается Арчера?
- Что? - Джонс пружинисто развернулся и шагнул ближе. У него даже голос сел, когда он спросил: - Вы сумеете прижать Арчера?
- Не могу обещать, - качнул головой Горацио. - Свидетель - неблагополучный подросток, а с таким адвокатом как Вогель...
- Об этом можете не беспокоиться, - обнажил зубы в улыбке Джонс. - В данном случае я окажу вам полное содействие.
- Лейтенант.
Горацио протянул руку, и Джонс крепко пожал её, скрепляя договор. Ещё несколько минут Горацио стоял посреди коридора, затем снова вытащил телефон и набрал номер Келли.
- Эрик с тобой? - спросил он. - Нет? А Фрэнк привёз ордер? Тогда подожди нас, я захвачу Наталью.
В любом случае дом Арчера нужно было ещё раз обыскать. Но кто же, чёрт возьми, мог арестовать его?

@темы: #fandom: CSI, .IV.5 Звуки, .II.1 Ужасы, .V.1 Фразы, CSI Miami: фэндом в целом (таб.100)

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

2/30

[Этельдреда]

Название: Пять ложечек сахара
Бета:  Shinigami - sama
Фандом: Katekyo Hitman Reborn!
Герои: AD!Реборн/AD!Ламбо, возраст Ламбо меняется, начиная с ребёнка
Тема: Сахар
Объём: 416 слов
Тип: слэш
Рейтинг: G


Первая ложечка
- Лучше сахар в чай добавляй! - восклицает Реборн, тут же показывая пример. - Говорят, сладкое стимулирует мозговую деятельность...
- Что? - не понимает маленький тогда ещё наследник семьи Бовино, насыпая в чашку полную чайную ложечку белёсых крупинок.
- Эээ, нет. Одной тебе пока хватит! - останавливает репетитор руку Ламбо, занесённую уже со второй порцией сахара. - Что? Хм, пей сладкий чай и, может, перестанешь быть таким тупым, - насмешливо добавляет он.
- Ааа... - до Хранителя Грозы доходит как всегда не сразу. Зато можно с интересом наблюдать поразительную перемену эмоций на его лице, - Что?! Ах ты!

Вторая ложечка
Чай и кофе, пожалуй, единственное, с чем ты употребляешь не так много сладкого, - замечает Тсуна, намекая на две ложки сахара, насыпанные в кружку и тут же растворившиеся в залитом туда же кипятке.
- Это странно? - поднимает глаза Ламбо.
- Да.
- Пожалуй... - подросток улыбается не боссу, а куда-то в пространство, в эту минуту, по-видимому, что-то решив для себя.

Третья ложечка
- Как ты можешь пить столь сладкую гадость? - морщится репетитор, заглядывая за спину насыпающему третью ложку сахара Ламбо.
Бовино пожимает плечами, мол, тебя-то я не заставляю, продолжая увлечённо помешивать серебряной ложечкой молочно-тёмную жидкость. Вроде уже и не ребёнок, но привычка употреблять что-нибудь сладкое осталась. А уж когда он дорывается до мороженого, всё остальное перестаёт иметь хоть сколько-нибудь большое значение. Реборн поворачивается спиной и выходит из комнаты, словно говоря: "Чёрт с тобой, хоть десять положи!". Это единственная битва, в итоге которой киллер, откровенно говоря, не уверен.

Четвёртая ложечка
- Сладкое, между прочим, вредит фигуре!
- Да? Можешь проверить - пока оно ни капельки не повредило! - Ламбо полусерьёзен, он берёт Реборна за руку и прикладывает его ладонь к своему весьма, надо сказать, накаченному торсу. - И да, ты хочешь, чтобы я отупел?
Репетитор лишь усмехается в ответ, решив продолжить осмотр предположительно "повреждённых" мест. По его нескромному мнению, гением Хранителей Грозы и так не был, но и дураком тоже не являлся, в отличии от прошлого. Может, это и правда чудодейственная сила сладкого?

Пятая ложечка
- Снова пять ложек сахара. А не слипнется? - Реборн привычным движением ослабляет галстук, знаменуя тем возвращение домой после очередного изнуряющего задания.
- Нет, - Ламбо прячет усмешку за кружкой, зная, что о ней всё равно будет известно, киллер увидит её, словно отпечатавшуюся на другой стороне чашки вместо рисунка. - Кто-то когда-то мне сказал, что сладкое стимулирует мозговую деятельность, - и, чуть помедлив, - Хочешь?
- Только чай? - лукаво смотрит, присаживаясь напротив.
- Для начала - да.

@темы: .IV.4 Еда, #fandom: Katekyo Hitman Reborn, Katekyo Hitman Reborn! : Ламбо (табл.30)