[Мэй-чан]

Название: Монстр
Фандом: Teen Wolf
Герои: male!Эллисон/ fem!Скотт
Тема: Хёрт/комфорт/Боль
Объём: 511 слов
Тип: гет
Рейтинг: PG

Когда он наставляет на неё арбалет, Скотти замирает, как дикий зверь попавший меж двух огней. Она смотрит на наконечник болта и боится смотреть выше. Выше, туда, где в лунном свете сверкают потемневшие от гнева глаза.
- Лиссон, - тянет Скотти и жалобно улыбается, - Лиссон, убери это, ты пугаешь меня.
- Это ты пугаешь меня, - холодно отзывается охотник. Не любовник. Не возлюбленный. Охотник - коротко и болезненно. - Ты видела себя? Не понимаю, почему я раньше не замечал этого.
- Этого?..
- Ты монстр. Ты урод. Ты должна умереть.
Слова Лиссона жалят, втыкаются в сердце ножами. Лиссон серьёзен. Но Скотти видела, как дрогнула его рука. Лиссон безупречен - его руки не дрожат, если он уверен.
Крис тенью появляется за спиной Лиссона и в его глазах нет этой уверенности. Словно он не видит в Скотти оборотня, монстра. Он видит только растерянную девчонку, чей парень, чья любовь наставляет на неё арбалет.
- Лиссон, - окликает он сына. но тот только поводит плечом.
- Она должна умереть, папа.
Для Скотти всё происходит как в замедленной съёмке. Она может уйти от выпущенного в её грудь болта, но она не шевелится. Только глаза, наконец, подняла.
Руки Лиссона дрогнули прямо перед выстрелом. Болт вонзился на сантиметр выше сердца.

***
Скотти забиралась к нему в комнату через окно. Его окно всегда было открыто для этого случая. Он смущался немного - мол, как так, это я должен лезть в окно к девушке. А Скотти смеялась, подставляя шею под поцелуи.
Ему нравилось, как у неё чуть понижался голос. Ему нравились её хриплые стоны.
Скотти рассказала Лиссону, что он - её маяк. Когда становится до одури плохо, а в глазах темнеет, только он, только её маяк, может вытащить её из пропасти её собственного сознания. Лиссон сказал, что это круто. Он даже пошутил, что теперь у него есть ручной оборотень. И Скотти даже не возмутилась.
Скотти сказала, что когда случается что-нибудь плохое, она всегда сначала думает о его безопасности. Ей нужно защищать его. Даже если цена - её жизнь.

***
У Скотти текут слёзы. Она не знает отчего. От боли или обиды. Плечо пылает болью, и она падает на колени. Земля встречает её обнажённые колени холодом.
- Если ты правда этого хочешь, - говорит она, но язык ворочается с трудом. - То почему промазал?
Лиссон смотрит на её плечо, и Скотти чувствует биение его сердца. Не спокойное. Волнение, страх...
Лиссон разворачивается и уходит в сторону города. Крис думает несколько секунд и не идёт следом. Он вытаскивает из плеча Скотти болт и помогает ей подняться на ноги.
- Он... - начинает Крис, но запинается и замолкает. Он не знает, что сказать. Потому Скотти оборотень. И потому что Скотти не причинила никому вреда и оберегала его сына. Потому что Скотти в первую очередь просто милая школьница, влюблённая в его сына.
Скотти поднимает на него свои щенячьи глаза, моргает и на секунду обиженно пожимает нижнюю губу, словно собираясь разреветься.
А потом она просто благодарно кивает и уходит в глубь леса. Ей нужно подумать. Ей нужно прийти в себя. Ей нужно понять, что она всё ещё жива.
Она вспоминает его холодный взгляд...
А жива ли?

@темы: .I.5 Хёрт/комфорт, #fandom: Teen Wolf, Teen Wolf: фэндом в целом (табл.30)

---

8/50

[Elizabeth Mar]

Название: Рыцарь
Фандом: Греческая мифология
Герои: Селена/Эндимион, Гелиос
Тема: Рыцарь в белых доспехах
Объём: 413 слов.
Тип: гет
Рейтинг: G

В Греции часто проводили рыцарские побоища. Хотя на человеческом языке они называли совсем по-другому, Селена не меняла придуманного названия. Наблюдая за играми молодых юношей, она не могла понять, что же так завлекает юных барышень на эту кровавую бойню. Здесь не было места нежности, любви и счастью, только крови, боли и ненависти. Но девушки всё равно приходили насладиться триумфальными боями и громкими криками на трибунах. По мнению богини, такое занятие вызывало скуку.

- Сестра, ты опять здесь? – спросил тихо Гелиос, замирая рядом.
- Как всегда, - прошептала она, улыбаясь брату.

Девушки считали этих борцов настоящими воинами, которые смогут спасти их, если вдруг придётся. Они верили, что они есть те самые рыцари и герои, сражающие против страшных и сильных монстров. Будучи богиней, Селена была знакома с настоящими героями и могла с точностью сказать, что они совсем не были похожи на этих мужчин. В них была доброта и честность, которой, к сожалению, не было в собравшихся людях на площади.

Для богини настоящий рыцарь - это не просто тот, кто доказывает свою силу. Он должен помогать и убивать чудовищ, а не красоваться, уничтожая свой же род. Поэтому Селена всегда с удивлением наблюдала за длительными битвами не на жизнь, а на смерть. Она не могла осознать зачем, а главное, почему они тратили своё ценное время на такое занятие. Похоже, даже в это время давно забыли, что такое настоящие рыцари.

- Не надоело ещё? – Гелиос присел рядом. – Ничего ты не добьешься, наблюдая за людьми. Они не могут научить чему-то богиню.

Её брат всегда был умён. Она никогда не узнает причины любви к кровавым боям. Даже спросив у человека. Просто не поймёт людское мышление и откинет его как ненужную вещь. Но, несмотря на это Селена не могла пропустить битву. Она привыкла к такому образу своей жизни. Так богиня не ощущала боли и тоски по любимому человеку. Сколько же времени прошло с его смерти? И можно ли вечный сон назвать смертью?

Их знакомство было мимолётным. Единственный брошенный взгляд, доброжелательное приветствие, а после он исчез, забрав с собой всё тепло. Эндимион стал рыцарем для Селены. В своих мыслях она видела его в белоснежных доспехах, сражающимся против чудовищ и драконов, а в реальности молодой юноша глубоко спал, закутавшись в зелёные листья. Возможно, он даже не любил её и считал лишь второсортной богиней, но это было не так важно. Главное, что Эндимион заменил Селене семью. И пусть они больше не виделись и не разговаривали, она влюбилась в человеческого мужчину и решила сохранить свою любовь навечно. Он никогда не проснётся, а она никогда не забудет.

@темы: .II.3 Фэнтези, #fandom: Греческая мифология, Греческая мифология: фандом в целом.(табл.50)

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

7/50

[Elizabeth Mar]

Название: Её герой
Фандом: Греческая мифология
Герои: Афина/Одиссей, Мойры
Тема: Герой
Объём: 459 слов.
Тип: гет
Рейтинг: G

Ради чего она тут? По какой причине до сих пор помогает ему? Афина не знала. Просто глядя в эти небесно-голубые глаза, она не могла уйти, растворившись в тумане. Они держали её, крепко скручивая цепями. Одиссей улыбался, громко смеялся и кружил богиню в своих руках. Он был счастлив ведь победа всегда на его стороне. Также как и верная богиня Мудрости. Но как бы могущественна не была Афина, время великого воина подходило к концу. Человек не может жить вечно. Пробовать пойти против этого закона жестоко карается. Раньше Афина бы и не подумала перечить Мойрам, но сейчас, оглядываясь на Одиссея, она всё чаще думала о том, как бы уговорить сестёр помочь ей. Мойры не те с кем можно договориться, но и они могут отступить от своих же законов. Вот такие три сумасшедшие сестры, следующие своим прихотям.

- Афина, наш общий путь подходит к концу?

Одиссей не скрывал печали в своих глазах. Лёжа на соломе, он глядел в безоблачное небо и улыбался. Его ладонь сжимала полевые цветы, принесённые Афине. Богиня Мудрости парила над ним, размышляя о том, что из-за такого простого вопроса её сердце участило свой бег. Она не понимала, почему так происходит. Одиссей не был её единственным воином. Богиня помогала многим по приказам Зевса, но только к Одиссею она прониклась тёплыми чувствами. Не хотелось терять его, отпуская в другой мир. Афине бы всегда путешествовать вместе с ним по бескрайним морям и океанам. Но глупым и безрассудным мечтам богини Мудрости никогда не сбыться.

- Ты не бессмертен, Одиссей, - ответит женщина, хмурясь.

Её воин не глуп. Одиссей и сам знает, что для него время тянется не так, как для Афины. Она будет жить вечно, а он уйдёт, когда того пожелают Мойры. А ведь эти три сестры любят играть с человеческими жизнями. И даже Зевс не знает, как они поступят с Одиссеем. Может, оставят пожить ещё пару лет, а может, оборвут нить судьбы через день или два. Мойры не побоятся Афину и её гнева. Они просто рассмеются, пожурив богиню Мудрости в некомпетентности. И будут правы.

- Уже всё, Афина, - прошепчет Антропос, откладывая острые ножницы в сторону.

- Можешь открывать глаза, богиня, - продолжит Лахесис.

- Всё кончено, - закончит говорить Клото.

В этой жизни каждому предрешён свой собственный конец. И Одиссей, воин богини Мудрости встретил свой с чистой улыбкой на губах. Афина не смогла подарить ему вечную жизнь, но она выбила хорошую смерть и покой на всю оставшуюся загробную жизнь. Клото нахмурилась, глядя на золотистую нить судьбы. Лахесис рассмеялась, хлопая богиню по плечу, а Антропос закрыв глаза, произнесла:

- Каждый смертный запомнит Одиссея как могущественного воина. Каждый бог сохранит память о великом и сильном человеческом мужчине, и только ты будешь вспоминать его, как своего личного героя.

И три Мойры опустят взгляд, взмахнут руками, и Афина спокойно улыбнётся. Одиссей надолго поселится в её сердце.

@темы: .II.3 Фэнтези, #fandom: Греческая мифология, Греческая мифология: фандом в целом.(табл.50)

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[chipchirgan]

8.
Название: Когда умирают львы.
Фандом: Stargate Atlantis.
Герои: Джон Шеппард/Родни МакКей.
Тема: Пьяный поцелуй.
Объём: 3345 слов.
Тип: слэш.
Рейтинг: PG-13.
Саммари: Шеппард и МакКей чувствуют, когда их альт!версии умирают.
Авторские примечания: у меня очень плохо со всеми этими штуками типа параллельных вселенных и путешествий во времени, так что это сплошное кощунство по отношению к теории и практике фантастики.

Читать

Они вчетвером сидят в столовой, когда Шеппарда впервые прихватывает. Строго говоря, это не первый раз, но Шеппард только потом понимает это. Сердце больно сжимается, глотка словно ссыхается, а легкие не приняли бы воздух, даже если бы Шеппарду удалось сделать вдох. Впрочем, длится это буквально пару секунд, так что никто ничего не замечает. Хотя МакКей как-то чересчур пристально смотрит на него, когда он встает и заявляет, что пойдет порастрясет обед.

Шеппард выходит на балкон в одном из дальних секторов города и садится на пол, приваливаясь спиной к стене у входа. И сердце, и дыхалка уже пришли в норму, как будто ничего и не было, но Шеппард очень испугался и ноги у него дрожат. Больше всего на свете он не любит чувство беспомощности, а несколько минут назад оно охватило его с такой силой, с какой никогда раньше не наваливалось.

Он пытается начать думать, как справиться со страхом, но шелест дверей транспортера в коридоре рушит хлипкие зачатки его мысленных построений. МакКей выходит на балкон, хмурится, ища взглядом Шеппарда, и подпрыгивает, когда Шеппард трогает его за ногу. Шеппард ждет, что на него сейчас обрушится буря возмущения, но МакКей только меняет выражение лица с ищущего на встревоженное и опускается на колени рядом с Шеппардом, изумленно уставившегося на него.

– Что-то вроде приступа астмы плюс инфаркт? – быстро спрашивает МакКей, но не так, как обычно, когда скорость его речи обусловлена желанием сказать как можно больше, прежде чем его заткнут: на этот раз он хочет как можно скорее получить ответ.

Шеппард кивает. МакКей поджимает губы.

– Я тоже это чувствую.

Шеппард вдруг понимает, что страх отступил и колени вполне могут выдержать его вес, но все равно сидит и смотрит на МакКея.

– И сейчас тоже? – наконец выдавливает он.

– Нет, – отвечает МакКей. – Но однажды нас накрыло одновременно, только тебя несильно, а меня – как тебя сейчас. Помнишь, когда мы были на планете с красным небом?

Шеппард вспоминает тот день, вспоминает приступ дурноты и задушенный всхлип МакКея; тогда он списал это на тяжелый воздух планеты песчаных гейзеров и мерцающих скал крепче алмаза. Однако Атлантида никогда тяжелым воздухом не отличалась, даже когда едва-едва начала просыпаться на океанском дне, так что Шеппард, похоже, ошибся.

– Ты говорил Бекетту? – спрашивает он. – Или Келлер?

МакКей начинает рефлекторно переминаться с ноги на ногу, но, стоя на коленях, делать это трудно, поэтому он просто закусывает губу и говорит сквозь зубы:

– Нет, – и воинственно добавляет: – Но ведь и ты тоже ничего не сказал.

МакКей прав, свое недомогание Шеппард тоже утаил. Даже у Тейлы с Рононом не спросил, не почувствовали ли они чего-нибудь.

– Я просто почувствовал... – неуверенно бормочет МакКей. – Вроде как... это неопасно. Как будто напрямую меня не касается. Да и Карсон ничего не нашел при осмотре. И Дженнифер тоже. – Он молчит пару секунд, потом говорит: – Это как будто...

– Эхо, – вырывается у Шеппарда, и МакКей кивает, ничуть не удивленный.

– Вот только чего и откуда, я не знаю, – и жалобно улыбается.

Шеппарду это не нравится. На месте МакКея он не обратил бы на это внимания, не связал бы с тем прошлым случаем – и, похоже, с другими, МакКей ведь сказал «однажды». Он отдышался бы сейчас, пришел в себя и стал жить дальше – до следующего приступа, Шеппард почему-то не сомневается, что он будет. Но он, пожалуй, благодарен МакКею за то, что тот – настырный зануда – пришел сюда и поделился с Шеппардом своей тревогой. Даже если она ложная, одно дело, когда что-то происходит с Шеппардом, совсем другое – когда оно случается с МакКеем. Конечно, почти пять лет жизни на Атлантиде закалили его, но Шеппард все равно относится к нему как к самому слабому члену команды.

– И что будем делать? – спрашивает Шеппард.

МакКей пожимает плечами.

– Врачи не помогут, так? Может, стоит спросить у Тейлы с Рононом, не случалось ли чего-то странного с ними? Уж Тейла-то должна была почувствовать, если что.

Шеппард считает, что это логично, но кивает как-то через силу.

– Может, она знает какие-нибудь пегасские легенды? – без энтузиазма предполагает он. – Про каких-нибудь духов, которые на самом деле мощные магнитные поля, замыкающие сердце?

– Ага, – говорит МакКей и замолкает.

Они смотрят друг на друга и понимают, что никого ни о чем не спросят. Это как будто слишком личное, чтобы обсуждать даже внутри команды.

– Твою мать, – с чувством говорит Шеппард.

МакКей усмехается и кивает.

– Предлагаю попробовать разобраться, когда это началось. Только давай не здесь, а то у меня сейчас колени вомнутся внутрь. – Он хмурится. – Если ты можешь встать, конечно.

Шеппард молча поднимается на ноги и помогает подняться МакКею.

– Ну и? – поторапливает он, когда МакКей садится на стул в комнате Шеппарда и складывает руки на груди.

– Я думаю, – огрызается ученый и нахохливается.

Шеппард смотрит на него и пытается представить, каково ему почувствовать это удушье, ему, аллергику и просто человеку, не самому смелому в том, что касается его здоровья и жизни. Конечно, представить не получается, но от жалости у Шеппарда снова сжимается горло и возникает острая потребность сказать что-нибудь ободряющее. Он уже открывает рот, хотя еще не придумал, что говорить, но МакКей его опережает.

– Мне кажется, – медленно говорит он, – что это началось после того, как мы выпутались из той передряги с параллельным «Дедалом».

Шеппард садится прямо и вопросительно поднимает брови.

– Не в такой активной форме, – продолжает МакКей, – но я время от времени чувствую какую-то тревогу... иногда голова болит или сердце... но не так, как обычно иногда болит, а как будто...

– ...нехорошее предчувствие... – подхватывает Шеппард, перед внутренним взором которого уже развернулся календарь, который память испещрила красными точками в дни, когда он ощущал что-то странное.

– ...того, что уже случилось, – договаривает МакКей и в ужасе вперяет взгляд в Шеппарда. – Мы снова вляпались во что-то, да?

– Нет, – резко говорит Шеппард и поднимает руку, извиняясь за свой тон, когда МакКей вздрагивает. – Осмотры мы проходим регулярно, и они не показывают ничего плохого. Мы не покрываемся чешуей и не превращаемся в улей. С нами все нормально.

– А если мы все-таки подцепили что-то?

Шеппард собирает весь свой скепсис и выливает его на МакКея.

– Кто из нас человек с научным складом ума и вулканской логичностью?

МакКей продолжает дрожать, но все-таки успокаивается. В общем-то Шеппард сам не верит своим словам, потому что в этой удивительной галактике может случиться что угодно, но слова оказывают необходимое действие, и это главное.

– Значит, – задумчиво говорит МакКей, – ничего не делаем? Ждем, пока появятся какие-то еще симптомы?

– Похоже на то, – кивает Шеппард и продолжает после небольшой паузы: – Я думаю, нам стоит держаться друг друга и... ээ... наблюдать.

– Да и мы и так, вроде, почти всегда вместе, – говорит МакКей с нервным смешком, но одергивает себя. – Ты прав, извини. Меня это как-то нервирует. Не совсем понимаю, почему, ничего особенно страшного ведь не стряслось, пока, по крайней мере.

– И не стрясется, – упрямо отвечает Шеппард, исподлобья глядя на МакКея.

Тот доверчиво кивает, и у Шеппарда на сердце становится чуть легче. Его все это тоже почему-то нервирует, но если МакКей не будет психовать, и Шеппарду будет спокойнее.

Не сговариваясь, они на всякий случай присматриваются и к остальным, особенно к другой половине команды. Но никто не выказывает никаких признаков странной тревоги, не страдает от спазмов. Статистика посещений медотсека не хуже и не лучше, чем обычно. Они ни о чем никого не спрашивают прямо, но Атлантида уже настолько стала для всех домом, что здесь, как в маленьком земном городе, чувствуется, когда что-то идет не так. Спустя неделю наблюдений Шеппард и МакКей делают вывод, что это коснулось только их. И продолжает касаться: они по-прежнему время от времени чувствуют тревогу и слабую боль, однако сильные приступы обходят их стороной.

Судя по сосредоточенному виду и часто полной выключенности из реальности, МакКей постоянно думает над этим. Шеппард то и дело замечает, как он пишет какие-то даты со значками на салфетке или земле, если они выходят на миссию, или просто сидит, смотрит перед собой и шевелит губами. В такие моменты Шеппард старается оберегать тишину и покой ученого. И скоро его терпение вознаграждается: МакКей заглядывает к нему как-то вечером, запирает дверь и начинает ходить из угла в угол. Шеппард не мешает ему, и наконец МакКей останавливается и смотрит на него блестящими глазами.

– У меня есть теория, но она может показаться тебе абсурдной.

Шеппард тоже встает, чувствуя, как ладони становятся влажными.

– Выкладывай.

МакКей выдыхает, снова набирает в грудь воздуха и удивительно медленно начинает:

– Я думаю, что перемещение по параллельным вселенным повлияло на нас. Не знаю, почему только на нас. Может, твой ген помог в этом тебе, а мне... ну, у меня, допустим, то, что я чуть не вознесся. – МакКей надолго замолкает, потом спрашивает: – Когда мы наткнулись на мертвых нас, ты ничего не почувствовал?

Шеппард задумывается и вспоминает тоскливое чувство, угнездившееся в груди и не отпускавшее его несколько дней после возвращения домой. Только оно было необычное, не такое, какого можно ожидать при взгляде на мертвого себя, вызванное не страхом перед неизвестностью. Оно было как сильная боль в сердце, о которой ты точно знаешь, что она неопасна. Шеппард потихоньку смекает, куда клонит МакКей, но хочет, чтобы он сам это сказал.

– Я думаю, что мы чувствуем соседние вселенные, – тихо говорит МакКей, и Шеппард кивает, скорее довольный тем, что услышал это, чем соглашаясь.

МакКей нервно хрустит пальцами, садится к столу и рисует на листе бумаги что-то вроде виноградной грозди, потом тычет карандашом в крошечную пустоту между «виноградинами».

– За короткое время мы проткнули слишком много оболочек вселенных, слишком долго были в подпространстве и теперь чувствуем его колебания.

– По-моему, это круто даже для тебя, – замечает Шеппард, из последних сил отбиваясь от подступающего страха. – Неужели мы такие важные шишки, что оцарапанный палец колеблет подпространство?

МакКей отводит глаза.

– Я думаю, что наши приступы... – Он собирается с духом. – Я думаю, когда мы чувствуем боль здесь, в какой-то другой вселенной мы умираем. Чем слабее боль, тем дальше та вселенная от нашей. Наши смерти уничтожают сотни вероятностных вилок и создают сотни других, может быть, создают или уничтожают вселенные. Так что да, мы колеблем подпространство.

Шеппарду так жутко, что он даже не усмехается, замечая самодовольную искорку в глазах верного себе до конца ученого.

– И как... – хрипит Шеппард и кашляет. – И как с этим справиться? В смысле, что нам делать?

МакКей пожимает плечами.

– Не знаю.

Шеппард садится на кровать, со страхом прислушиваясь к себе. Воображение рисует картину, как с каждой его смертью в параллельной вселенной умирает частичка здешнего Шеппарда. Он вспоминает Рода и понимает, что до сих пор не отделался от мысли, что между двойниками существует связь крепче, чем между близнецами. И вот теперь подпространство любезно шлет ему уведомление каждый раз, когда очередной Шеппард погибает. А сколько тех, кого он не чувствует, в далеких вселенных, до которых его сенсоры не добивают? И еще Шеппард не знает, как часто чувствует это МакКей. Сколько его копий погибло только за тот месяц с небольшим, прошедший с момента их возвращения на Атлантиду? Какой счет? В его пользу или в пользу Шеппарда?

Шеппард смотрит на МакКея, ищет страх на его лице, но ученый глубоко задумался и рассеянно заштриховывает «виноградины» в подобии шахматного порядка. Шеппард закрывает глаза и прижимает пальцы к векам; под ними расплываются круги цвета расплавленного металла, и Шеппард пытается ни о чем не думать хотя бы несколько секунд. Он сильно вздрагивает, когда матрас рядом с ним прогибается и рука МакКея ложится ему на плечо. Ученый молчит и ждет, пока Шеппард сам выкарабкается из липкого ужаса, и это самое правильное, что он может сделать.

Когда Шеппард, щурясь, смотрит на МакКея, тот поджимает губы и говорит:

– Я полагаю, нам стоит извлечь из этого урок. Нас очень легко убить, даже если нам кажется, что это не так. И то, что мы продолжаем жить после их смерти, не должно нас обманывать.

С этими словами он встает, идет к двери и останавливается на пороге, глядя на Шеппарда через плечо.

– Это ведь просто теория, – противореча самому себе, сообщает он. – Может, мы действительно что-то подцепили на том «Дедале» или еще где-то.

В эту самую минуту Шеппарду очень хочется, чтобы они действительно что-то подцепили, но в глубине души он знает, что просто теория верна.

* * *

Шеппард учится жить с тем, что несколько раз в неделю где-то за тонкой оболочкой вселенной умирает его точная – по крайней мере, внешне – копия. Он спросил у МакКея, прекратится ли это, когда все Шеппарды в соседних «виноградинах» вымрут; МакКей пожал плечами и сказал, что не исключено постоянное перемешивание вселенных и возникновение новых, так что вряд ли это закончится. После этого сообщения Шеппарду пришлось заново выстраивать и без того дохлые подпорки, которые не давали ему слететь с катушек. Почти все силы уходят на то, чтобы не показывать лантийцам, что с ним происходит, так что свыкание с реальностью протекает не слишком успешно. Однако Шеппард внимательно наблюдает за МакКеем, готовый прийти на помощь, если будет нужно; это уже рефлекс, тут особого труда не нужно.

Но МакКей, похоже, сделал для себя другие выводы, ситуация не кажется ему такой уж кошмарной. Он не тщится найти выход, он просто еще прилежнее старается выжить. Вряд ли кто-то из их двойников переживает нечто подобное, но МакКей, по-видимому, думает не об этом. Он просто не хочет оставлять эту вселенную без старшего офицера и главы научного отдела летающего города. И Шеппард ловит себя на том, что пытается перенять у него это отношение к делу. Очень медленно, со скрипом, но что-то начинает получаться.

Иногда Шеппарду бывает совсем плохо, но эти взаимоисключающие вещи – то, что надо присматривать за МакКеем, и то, что МакКей так блестяще держится – помогают и ему не разнюниться.

– Ты как? – неуверенно спрашивает МакКей как-то раз.

Они идут по тропинке, устланной синеватой хвоей. Это обычная разведывательная вылазка; от Врат МакКей с Шеппардом пошли налево, в лес, Ронон с Тейлой – направо, по заросшему травой спуску к реке. Хвоя мягко пружинит под ногами, в чаще заливается какая-то птица, и ни один Шеппард не умер за последние два дня, но здешний Шеппард уже научился не дергать небрежно плечом, роняя «Да лучше некуда» в ответ на подобные вопросы.

– Уже два дня тихо, – рапортует он.

МакКей вздыхает.

– А у меня один раз было.

Шеппард даже спотыкается. Почему-то именно это сильнее всего расстраивает его – когда где-то один из них умирает, а другой остается. Шеппард легонько толкает МакКея локтем.

– Не падай духом.

МакКей рассеянно пинает растопырившую чешуйки шишку.

– Тяжело, когда не можешь рассказать самому близкому человеку, что с тобой происходит, – говорит он, бросает взгляд на Шеппарда и криво улыбается. – Мы с Дженнифер вроде как расстались.

Шеппард останавливается так резко, что из-под его ног брызжут иголки. Он берет МакКея за плечо и заставляет остановиться и повернуться к нему. Правда, что говорить, он не знает, просто смотрит на МакКея и молчит, чувствуя, как глаза становятся все больше и больше.

– Я пробовал ей рассказать, – говорит МакКей, чуть улыбаясь. – Но каждый раз не мог придумать, с чего начать. Я понимаю, что здесь у нас и не такое бывало, просто... В общем, придется тебе меня выслушивать.

– Я готов, – пожимает плечами Шеппард, и тут накрывает их обоих.

Снова обретя способность двигаться – точнее, хоть как-то шевелиться, – они отползают к ближайшему дереву. Шеппард ловит ртом воздух, чувствуя, как хлюпает под ним грязь, прикрытая развороченной их ногами хвоей.

– Сделай что-нибудь, МакКей, – вырывается у него, и он тут же прикусывает язык и заходится в кашле, поперхнувшись слюной.

– А что я могу? – едва слышно огрызается ученый, шмыгая носом. – Думаешь, мне это нравится?

– Хорошо, что мы разделились, – чуть погодя говорит Шеппард.

– Наверно, надо придумать какое-то объяснение, – предполагает МакКей. – Вряд ли нам станет веселее, если нас застанут лежащими без сил друг у друга в объятиях.

– Валяй, – бормочет Шеппард, вытягивая ноги, – у меня после этого мозг не пашет.

Судя по пыхтению, несколько минут МакКей действительно пытается что-то придумать, но, похоже, его мыслительную деятельность приступы тоже не стимулируют. Ученый затихает, и некоторое время Шеппард полудремлет, вслушиваясь в звук падающих с веток капель. Потом МакКей спрашивает:

– Сомнений, что это именно то, о чем мы думаем, больше не возникало?

Шеппард мотает головой.

– И как ты справляешься? – почти шепчет МакКей.

Шеппард пару секунд размышляет, не соврать ли, а потом говорит:

– Смотрю на тебя и пытаюсь не раскисать.

Шеппард виском чувствует, как МакКей уставился на него и готовится продырявить ему голову очередью слов с противоречащими друг другу интонациями. Сделать это ему не дают голоса Ронона и Тейлы, зовущие друзей, и Шеппард, встающий и протягивающий МакКею руку с видом, не допускающим возражений.

Разумеется, Шеппард не думает, что все так и закончится. Нет, он, конечно, предпочел бы, чтобы МакКей просто сказал «круто» и продолжил спокойно подавать Шеппарду пример. Но он знает, что так не будет, и ждет, какую форму примет любопытство МакКея.

МакКей приходит вечером и приносит с собой прямоугольную бутылку.

– Тейла научила ботаников варить это кошмарное дженайское пойло, – говорит он, ставя ее на стол.

– А почему мне не сказали? – без особого энтузиазма, скорее, по привычке возмущается Шеппард.

МакКей мрачно усмехается.

– Ну ты же вроде как старший офицер.

– Именно что «вроде как», – фыркает Шеппард и идет за стаканами.

Разливая по стаканам маслянистую жидкость, Шеппард готовится к долгому разговору, становящемуся все бессвязнее и слезливее с каждым глотком, но пойло действительно кошмарное. Оно такое мощное, что после первого же стакана по лицу МакКея Шеппард понимает: зачем бы он ни пришел сюда изначально, сейчас перед ним только одна цель – надраться в лоскуты.

А может, он с этой целью сюда и пришел, потому что когда мебели в комнате становится в два раза больше, сидящий на раскачивающейся кровати Шеппард вдруг чувствует, что его целуют в губы, и это МакКей не промазал, он это специально.

– Если вдруг там кто-нибудь тоже чувствует происходящее с нами, пусть почувствует что-нибудь хорошее, – говорит МакКей заплетающимся языком, держа Шеппарда за плечи, и Шеппард ничего не может возразить на это.

Да и не хочет.

Немного странно обнимать мужчину, особенно когда у тебя так плывет перед глазами, что есть серьезный риск промахнуться на узкой кровати и обнять пол. Поэтому МакКей тихонько пищит, когда руки Шеппарда смыкаются вокруг него слишком сильно, слишком отчаянно, но он не протестует – он тоже цепляется за Шеппарда что есть сил, пытаясь чувствовать не только за себя, но и за других, донести то, что чувствует он, до как можно большего числа вселенных. Даже если там никто ничего не ощущает в эту минуту, никто не может помешать им попробовать.

– Не останавливайся, – шепотом говорит МакКей, когда пальцы Шеппарда нерешительно замирают на поясе его брюк.

И потом уже становится неважно, одни они сейчас или их бесчисленные копии подсматривают в щелку.

А наутро есть ужасная головная боль, но нет ни мутного сознания, ни стыда, ни сожаления. Собрав в кулак достаточно сил и воли, чтобы добраться до своей комнаты, МакКей тратит немножко концентрации на то, чтобы подрагивающей рукой внести в прическу Шеппарда еще чуть-чуть хаоса.

Наверно, это не так уж здорово, что после очередного парного приступа они делают это снова, только уже без выпивки, словно стремясь возместить ущерб, причиненный еще одной вселенной. Вроде как идут по самому легкому пути и, похоже, не собираются сворачивать с него, потому что как только один из них начинает чувствовать что-то плохое, он идет к другому и стоит рядом, держит за руку, целует или тащит в постель – в зависимости от близости увечной вселенной. Может быть, МакКея терзают некие угрызения по этому поводу; но даже если так, он ничего не говорит. А пару дней покрутивший ситуацию туда-сюда Шеппард всем доволен.

– Может, это и есть лекарство, единственный способ как-то сопротивляться, – провозглашает однажды МакКей. – Кроме того, вполне возможно, что мы помогаем восстановить баланс, – говорит он, и важное выражение его лица не омрачается даже тем, что он запутался в простыне. – Возможно, мы спасаем нашу вселенную или даже не только нашу.

– Да даже если и нет, – пожимает плечами Шеппард. – С моей точки зрения, мы первичны. И первичному Шеппарду пока все нравится.

– Если бы нас не объединяло это, – тихо и уже совсем не напыщенно спрашивает МакКей чуть погодя, – ты дал бы мне в глаз... тогда?

– Еще как, – честно отвечает Шеппард и фыркает, видя, как вытягивается лицо МакКея. – Но потом просил бы прощения до тех пор, пока ты не простил бы меня, и все закончилось бы так же, как закончилось на самом деле.

МакКей делает вид, что все равно обиделся, но оба понимают, что это просто для очистки совести.

* * *

Тревога, боль и приступы никуда не деваются, но теперь Шеппард считает, что если в той вселенной было то, что есть у них с МакКеем в этой, значит, жизнь была прожита не зря, а если не было, то и не стоило продолжать жить. МакКей закатывает глаза или прикрывает их рукой и мотает головой, молча, но очень доходчиво выражая свое мнение о Шеппарде; однако теперь тревога, боль и приступы почти не причиняют Шеппарду неудобств, и ученый вынужден смириться с его чудовищно эгоистичной позицией.

@темы: .V.2 Штампы, #fandom: Stargate Atlantis, Stargate Atlantis: Джон Шеппард, Родни МакКей. (табл.30)

---

[D-r Zlo]

Название: Сестрёнка
Фандом: Despicable Me
Герои: Марго / Агнесс
Тема: I.3 гладить
Объём: 867 слов
Тип: фемслэш
Рейтинг: G

Расшибленный лоб. Багровый синяк на колене. Засохшая кровь на лице. По всему телу – гематомы и ушибы. Есть парочка серьезных, из тех, что хуже перелома – кстати, он тоже есть. В количестве трёх штук: два на правой руке, один – на правой ноге, коленка. Длинные ссадины на спине. Типичный пациент с диагнозом «асфальтовой болезни», только это всё серьёзно.
А глаза всё такие же весёлые. Как будто это всё произошло не с ней. Как будто это не она сейчас лежит на кушетке и морщится от действий препаратов (обезболивающее, йод, марганцовка, перекись водорода…).
Никогда ещё до этого Марго не хотелось так крепко обнять малютку Несс – и никогда до этого ей не хотелось так сильно её ударить по пустой, ветреной голове.
- О чем ты только думала, - зло пробормотала она, накладывая шину на правую кисть.
- Зато это было весело, - беззаботно ответила ей Агнесс, взирая из-под падающей на глаза черной чёлки.
Очень милая и очень глупая. Агнесс.
- Да, конечно, весело! - вспылила Марго: её глаза тоже сверкали, но далеко не беззаботным блеском. – Грю с Эдит с ТВОИМИ проблемами сейчас разбираются! Это не весело, Агнесс!
Она продолжала улыбаться: немного глупо и застенчиво, но всё так же – радостно и широко. Марго очень, невероятно трогала её улыбка – но и не злиться она на неё не могла.
И не только потому, что теперь Грю и Эдит устраивают локальный холокост обидчикам Несси.
Она видела ту девчонку и не раз. Кажется, её звали Амбер, Амбер Дуллитл. Идиотская фамилия, похожая на какую-то очередную проходную комедию Эдди Мерфи. Она дочка одного из коллег Грю – он, кажется, занимается исключительно «доением», Грю таких совершенно не ценил (но признавал, что «доильщики» получают куда больше налётчиков, вроде него самого). У них были какие-то тёрки с Агнесс: Амбер была чем-то вроде звездой школы, тогда как Агнесс была абсолютно пацанистой девочкой, пожалуй, даже более пацанистой, чем Эдит. Та хотя бы носила юбки…
Об этой истории Марго знала, ведь они учились в одной школе. Но советовала Агнесс не нарываться и не реагировать на подколки этой школьной королевы. Марго знала, что сестре очень сложно так себя вести, но она рассчитывала на благоразумие Агнесс…
Однако ссоры не прекращались – даже наоборот, ситуация становилась всё тяжелее и тяжелее. Уже даже Грю предлагал Агнесс разбить лицо этой девке и недоумевал, почему его дочь не пользуется его же собственными приёмами. Агнесс в ответ замыкалась и отказывалась от помощи, ссылаясь на то, что она сама во всём разберётся.
А потом Марго случайно зашла в школьный туалет во время пары.
Увидев целующуюся пару, она покраснела и с легким заикающимся «П-простите» собралась оттуда уходить, но её внимание привлекла одна из фигур.
Чёрные хвостики волос.
Комбинезон.
Яркая желтая майка.
Пластиковые браслеты на руках.
С единорожками.
Вторая фигура – с длинными пышными светлыми волосами, слегка вьющимися.
Крупные серьги.
Смуглая кожа.
Джинсовая мини-юбка.
Амбер, ну конечно.
Дверь Марго всё-таки закрыла, а парочка её так и не заметила. Она стояла возле закрытой двери в туалет и боялась пошевелиться… или не могла пошевелиться… неважно. Так и слушала она стоны Амбер, её всхлипывающие просьбы и влажные звуки от поцелуев.
Ну, и не только от поцелуев.
Когда девочки встретились вместе после школы, Марго намеренно не смотрела на Агнесс прямо – только исподтишка, только лишь подмечая, выискивая разницу между обычным её поведением и сегодняшним.
Разницы не было. Никакой.
Складывалось такое ощущение, будто этот секс в туалете со злейшим своим врагом ну никак на неё не повлиял.
Для Марго же многое стало очевидно – особенно на следующий день, когда у неё была возможность следить за поведением Амбер.
«Боже, да она влюблена в неё, как кошка», - поняла Марго, гладя за преувеличенно-презрительным выражением на лице этой малолетки.
Только легче от этого не становилось. Напротив, очень, очень тяжело.
И Марго было бы радостно полагать, что это реакция на гомосексуализм младшенькой, да вот только что-то подсказывало, что дело было вовсе не в этом.
И сейчас её так и подмывало спросить: «Что, почему Амбер так поступила? Что между вами произошло? Она бы не перешла черту, будь всё как обычно. Она вообще никогда её не переходила. Ты изменила ей с кем-то ещё?».
Но ведь она же всё равно не признается. Хоть ты тресни.
Тем более что Агнесс заснула.
Марго посмотрела на неё: да уж, Агнесс выглядела не лучшим образом. Но всё равно – очень милая. Как всегда. Как обычно.
Это, наверное, было нелепо признавать, но Марго, кажется, в неё влюбилась. Как раз в тот момент, когда увидела её с Амбер и поняла, что Несси может быть сексуальной. Очень. И как она раньше этого не замечала? Почему все эти острые локти, уголки губ, широкие улыбки и огромные глаза с пляшущими в них чертями раньше ей были неинтересны? Господи, ну они же сёстры, пусть даже и не родные, они выросли вместе, какая тут внезапная влюбленность, это же просто невозможно!
А всё равно. Сработало, как детонатор замедленной бомбы. Вроде и ничего-ничего, а потом – бабааааах! Не зря же это любимое её оружие, помимо снайперской винтовки.
И, что самое отвратительное, было совершенно непонятно, что с этим делать. Ну не сидеть же возле постели Агнесс, держать её за забинтованную руку и гладить… а, она уже это делает. Ччччёрт.
Ну и как с этим бороться? Как сделать так, чтобы не сходить с ума, не ревновать к каждой девчонке в школе, как не любоваться, не мечтать прикоснуться губами ну хотя бы у уголку рта сестрёнки?

Лично Марго была без понятия.

@темы: .I.3 Ласки, Disney, полнометражки. (табл.100), #fandom: Disney

---

6/50

[Elizabeth Mar]

Название: Любовь и ненависть
Фандом: Греческая мифология
Герои: Эвриала/Персей, Афина
Тема: Как ни хороша стратегия, иногда надо смотреть и на результаты.
Объём: 319 слов.
Тип: гет
Рейтинг: PG-13

Она виновата. Она согрешила, забыв обо всём на свете, кроме своих чувств и потеряла самое дорогое. Теперь Эвриала ненавидела себя. Когда-то её младшая сестра поплатилась за подобие любви, а на Эвриалу пала другая кара. Женщина на самом деле влюбилась в того, кто был не её круга.

В ночь, когда Афина привела своего воина на этот берег, где спали три горгоны, шумела река. Эвриала сидела на песке, глядя вдаль. Она не ожидала нападения, не догадывалась, что богиня мудрости никогда не забывала сестёр. Старшая из них расслабилась. Тогда всё и произошло.

Она всё ещё помнит каштановые волосы, голубые жизнерадостные глаза и солнечную улыбку. Женщина, когда-то славившая своей красотой, не могла отвести взгляда. Эвриала пропустила мимо мужчину, державшего щит, не обратила внимания на его дрожащий меч и просто пригласила посидеть рядом. Он не отказался, не испугался внешности горгоны и даже восхитился её когтями. Эвриала улыбалась алыми губами.

Алая кровь на сухом песке, шум волн и тело младшей сестры с отрубленной головой. В памяти Эвриалы до сих пор звучит протяжный вой Сфено. Дальше происходили безумие. Жестокая улыбка красивого юноши, жестокие слова, наполненные ядом и громкий смех Афины. Богиня мудрости забрала Медузу, пытаясь спасти своего воина.

Персей бежал, а за ним на золотых крыльях летели две горгоны. Эвриала роняла кровавые слёзы, впиваясь когтями в чешуйчатую кожу. Любовь превратилась в ненависть, а боль в печаль. Старшая горгона не смогла признаться Сфено в своей ошибке. Язык не поворачивался сказать, что Медуза погибла из-за сентиментальности Эвриалы. Сфено не простила бы, а Эвриала не пережила одиночества.


***
Афина скользила рядом с Персеем. Хотелось улыбаться, кричать о своей победе и веселиться. Не хватало только громкой музыки, сладкой амброзии и улыбки на лице своего воина. За спинами раздавались хрипы горгон.

- Мы победили, Персей. Поздравляю.

Вот только пока богиня праздновала, хвастаясь своей стратегией, воин сидел на ступеньках, понимая, что результаты вовсе не такие красочные. Афина раздобыла голову Медузы, ну а Персей разбил сердце своей первой любви великой и мстительной Эвриале.

@темы: .V.3 Цитаты, #fandom: Греческая мифология, Греческая мифология: фандом в целом.(табл.50)

---

35/100, CSI:Miami, фандом в целом

[Tinka1976]

Название: Потеря
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио Кейн, Мак Тейлор
Рейтинг: R
Тип: джен
Тема: Ужасы. Убийца
Объем: 540 слов
Примечания: по серии 2-07 CSI: NY (кроссовер)
От автора: Посвящается памяти  Pixie.

- Теперь всё так, как ему было надо? - недоверчиво вздёрнув брови, поинтересовалась Стелла.
Улетая из Майами, Генри Дариус сказал, что летит в Нью-Йорк затем, чтобы всё стало как надо. Глядя на ряд детских тел на полу гостиной, сложно было согласиться с этим. Да, эти дети не были образцом для подражания, да, они сбежали из школы для того, чтобы устроить «фарму» - вечеринку с употреблением алкоголя и лекарств вместо наркотиков. Огромный стеклянный бокал, чуть ли не до половины заполненный разноцветными пилюлями, всё ещё стоял на столе, и совсем недавно были сказаны легкомысленные слова:
- А от этих пилюль можно умереть?
- Да. В этом-то и весь кайф...
Вряд ли они испытывали кайф, когда возможность умереть материализовалась в виде человека с пистолетом и испачканными кровью руками.
- Делайте, как я говорю, и с вами ничего не случится, - сказал он.
И дети послушно легли на пол лицом вниз, заводя руки за спину. Они не знали, что Генри Дариус не собирается выполнять своё обещание.
- Думаете, я убил бы столько людей, если бы отец признал меня? - сказал он Маку Тейлору сутки спустя.
- У многих людей жизнь была гораздо тяжелее, чем у тебя, - ответил Мак, с трудом сдерживая переполняющие его чувства. - Они никому не причинили вреда. А ты убил двенадцать человек в двух штатах за последние семьдесят два часа и теперь ищешь сочувствия потому, что папочка не целовал тебя в щёчку в детстве?
Бешенство душило его, и Мак умолк. Он мог бы многое сказать сейчас. Например, что Дариусу не за что его благодарить, так как он не оказывал ему внимание: он искал не столько убийцу, сколько его жертву, Алексу Эндекотт - девушку, вполне заслуживающую этого внимания и вовсе не заслужившую смерти. Но Генри Дариус был не первым убийцей, в глаза которому довелось смотреть Маку Тейлору. И он вполне осознавал тщетность слов. Никакие слова не заставят Дариуса и ему подобных осознать, сколь ничтожны их воображаемые потери по сравнению с отобранными ими жизнями людей.
- Теперь ты там, где и должен быть, - сказал Мак. - Гори в аду.
Горацио Кейн не чувствовал такого же пламени, бушующего внутри. Может, причиной тому был холодный нью-йоркский дождь, безжалостно поливающий отвыкшего от сурового нрава родного города лейтенанта. Во всяком случае, Горацио чувствовал такую горечь, словно этот холодный дождь залил внутренний пожар ненависти и жажды мести, оставив лишь пепел сожаления.
Казалось бы, он должен чувствовать себя победителем. Закончился суд, поставив окончательную точку в давнем деле об убийстве его собственной матери. Только что лейтенант закончил разговор с Майами, сообщив восьмилетнему Адаму Джонсону о том, что выполнил данное обещание найти и наказать убийцу его матери.
Винсента Росетти ожидала смертная казнь, как и Дариуса, как и - убеждённость в этом крепла в душе Горацио - ждёт она Уолтера Рездена. Мёртв был отец Горацио, убивший его мать, мёртв был пилот самолёта, убивший жену Мака Тейлора Клэр.
Казалось бы, справедливость восстановлена. Но горькое чувство невосполнимости потери, заставившее Горацио стоять под дождём, не поднимая руки, чтобы поймать такси, говорило ему, что это не так. Справедливое возмездие свершилось или скоро свершится. Убийцы будут наказаны. И это то, чем придётся довольствоваться. А для того, чтобы назвать свершившееся торжеством справедливости, необходимо было большее: Алекса Эндекотт и Рэчел Тернер, мать Горацио и жена Мака, Лидия Джонсон и многие, многие другие люди должны были быть живы.

@темы: #fandom: CSI, .II.1 Ужасы, CSI Miami: фэндом в целом (таб.100)

---

5/50

[Elizabeth Mar]

Название: Без названия
Фандом: Греческая мифология
Герои: Ата, человеческий юноша (Амон)
Тема: Дама в беде
Объём: 575 слов.
Тип: джен
Рейтинг: G

Ата никогда не отличалась честностью. Она лгала богам, не боясь их гнева, плела нити лжи рядом с царём Зевсом, при этом смеясь ему в лицо. Наблюдая за тем, как один за другим они падают в её вырытые ямы, Ата поднимала руки вверх к небу и заливисто хохотала. Богиня обмана и заблуждения чувствовала себя царевной, сидящей на золотом троне. Вот только в прах рассыпались её нити, обрывая тщательно построенную ложь. Сброшенная на землю она скиталась по городам, пытаясь отыскать своё счастье. А что для этого нужно было той, кто всегда лгал? Только наивные люди, верящие в сказки.

В одном из греческих городов она встретила совсем ещё юного мальчугана. Её привлекли его растрёпанные чёрные волосы и ледяные голубые глаза. Казалось, что он не может быть оплетённый богиней и её выдумками, но юноша склонился над поникшей девушкой сразу же, как только увидел. Голубые глаза потеплели при одном взгляде в золотистые. Ата смотрела на протянутую ладонь, исполосованную шрамами.

- Дама в беде? – улыбнувшись, спросил мальчишка.

Тогда Ата не смогла сдержать нежного смеха. Хохоча, она прикрыла рот рукой, а слёзы радости скатывались по щекам. Он был первым и единственным, кто смог развеселить богиню лжи. И она, немного подумав, согласилась отправиться в его родной город, чтобы познакомиться с братьями и сёстрами молодого воина. Конечно, Ата и словом не обмолвилась, что богиня. Скажи она такое и ещё не ясно, что случится после. Помня неудачные попытки Афродиты рассказать своим возлюбленным, кто она есть, богиня обмана содрогнулась и промолчала, когда мальчишка поинтересовался, откуда Ата прибыла.

Богиня так давно не ходила пешком. Не видела всей этой красоты синего неба, белых облаков и яркого солнца. Она не слышала смеха детей, не участвовала в праздниках под яркой луной и так не веселилась. Амон, мальчишка научивший Ату смеяться, пообещал показать ещё много чего интересного и богиня поверила. Она откинула паутину лжи, отказалась от своего предназначения и начала жить по человеческим законам.

- Сражение с драконами? – смеясь, поинтересовалась Ата. – Это как?

- Всего лишь детские забавы, но ты же их никогда не видела, - ответил Амон. – Хочешь посмотреть?

Не было причин отказываться от заманчивого предложения. Ата бегала с ребятишками за ненастоящим драконом с деревянным мечом в руках. Смеялась вмести с ними, а после лакомилась лесными грибами и ягодами. Она уж и не могла вспомнить, когда в последний раз так веселилась. Только там, на Олимпе богиня тоже была всегда весела. Плетя интриги, заканчивающие расставаниями, убийствами и новыми препятствиями Ата ухмылялась. Но настоящим ли было это веселье? Возможно всё лишь наигранная ложь, в которую поверила богиня. Значит и она была такой же наивной, как остальные.

Ата увидела его двух младших братьев и одну сестру. Темноволосые и с голубыми глазами они бросились в объятия Амона, как только увидели. Плакали и смеялись одновременно. Ата отошла в сторону. Не ей находиться рядом в такие идеальные семейные моменты. Сколько себя помнила богиня, у неё никогда не было семьи. Пропавший в неизвестности отец и мать, любившая хорошенько повеселиться. Про своего единственного ребёнка Эрида почему-то всегда забывала. Ата не обижалась, понимая, что будь даже мать рядом, они никогда не смогли бы стать настоящей семьёй.

- Познакомьтесь, это Ата. Она та дама, которую я спас.

- От драконов? – уточнила богиня посмеиваясь.

- Именно.

У богини обмана и заблуждения не было семьи, но возможно эти маленькие дети заменяет ей её. Их улыбки так чисты, сердца открыты. Именно этого Ате всегда и не хватало. Когда-нибудь она вернётся назад домой на Олимп, а пока проживёт человеческую жизнь рядом с прекрасным юношей и его семьёй. Зевс выбрал хорошее наказание для своей богини.

@темы: .II.3 Фэнтези, #fandom: Греческая мифология, Греческая мифология: фандом в целом.(табл.50)

---

4/50

[Elizabeth Mar]

Название: Без названия
Фандом: Греческая мифология
Герои: Кассандра, Аполлон, Афина
Тема: Серый
Объём: 670 слов.
Тип: гет
Рейтинг: G

Она была проклята, заперта в пустом храме и сломлена. Всё началось с глупых слов произнесённых ребёнком, а закончилось вот таким образом. Сидя около статуи богини Афины, златовласая девушка горько плакала, глотая холодные слёзы. Бледные руки сжимали разорванное в клочья платье, а печальные глаза были направлены вперёд. Она смотрела прямо на богиню и не могла понять, почему жизнь так не справедлива к ней. Ещё, будучи ребёнком, судьба сыграла с ней в сложную игру, которую девушка не смогла бы выиграть. Кассандра была уверена, что она смеялась над ней, как и все те боги, наблюдавшие за ней. В далёком детстве мать говорила, что если ты попросишь у божества спасения, оно услышит тебя и придёт на выручку, но когда Кассандра, подняв руки и глядя в бледно-голубое небо, обратилась к богам, они не ответили. Никто из них не пришёл ей на помощь. Только тихий смех разносился по ветру, леденя кровь. «Чем я заслужила такого?» - вопрошала девушка, так и не получая ответа.

Даже через закрытые двери доносились звуки битвы. Сжимаясь от дрожи и холода, девушка попыталась улыбнуться, но губы не желали слушаться. Рыдания превращалось в короткие всхлипы, а когда-то звонкий голос полностью охрип. Громкие крики солдат больше не тревожили её. Они перестали заботить Кассандру в тот миг, когда предупредив их об опасности, они с насмешкой глянули в её голубые глаза, подняв слова девушки на смех. Никто не верил ей. Считая Кассандру безумной, они жалели молодую девушку, а некоторые даже издевались, радуясь её состоянию. Никто не понимал, что она говорит чистейшую правду. Для них всё было ложью.

Кассандра смерилась, перестала говорить после смерти своего брата. Будущее терзало её, но она молчала. Люди не хотели счастливого будущего, они желали войны и крови, которая последует за ней. Кассандра подарила им всего, чего они так долго хотели. Смерть скоро придёт в этот город, унося за собой всех неверующих. Где-то на задворках души девушка жалела невинных женщин и детей, но вся жалость исчезала, как только память приносила отрывки прошлого.

- Так ли прекрасны боги, как их описывают, Афина?

Слёзы ушли, рыдания заглохли, а руки безвольно опустились. Предательство божества больше не трогали её хрупкое сердце. Боль ушла, оставляя после себя меланхолию. Глядя в глаза богини мудрости, Кассандра улыбалась. Она не услышала протяжный вой потерявшей своё дитя матери, не увидела, как распахнулись двери храма, всё её внимание было сосредоточено на статуи Афины. В свой последний день жизни девушка хотела услышать ответа на такой простой вопрос.

- Ответь мне, богиня.

Холодные руки, схватившие её, не пугали, крепкие объятия, и горячее дыхание не трогало. Кассандра успокоилась, почувствовала себя так легко, будто и не было этой кровавой бойни. Если бы не неверие в благосклонность богов, она подумала бы о спасении, но это казалось такой откровенной глупостью.

- Это не тот вопрос, на который я могу ответить, дитя,- раздался тихий шёпот. – Каждый решает для себя сам, какие на самом деле боги.

Девушка залилась смехом, больше не желая говорить с Афиной. Стуча ногами о мраморный пол, она громко смеялась, пугая людей собравшихся в храме. Они пятились от безумной молодой женщины.

- Боги хуже людей, Афина. Они не стоят того, чтобы им поклонялись.

***

Стоя рядом с высоким златокудрым мужчиной, богиня мудрости печально вздохнула, наблюдая за сломленной девушкой. Могучие войны касались руками её тела, рвали на ней платье, желая добраться до молодой кожи, а она просто смеялась, насмехаясь над богами.

- Аполлон, это стоило того?

Мужчина даже не взглянул в её сторону. Плечи его поникли, а руки опустились. Пустым взглядом, глядя в пол, он что-то тихо прошептал. Афина не знала, жалел ли он о том, что сотворил или его совсем не трогало происходящее.

- Такая твоя любовь? Разрушающая всё то, что ты оставляешь?

- Она отвергла меня,- просто произнёс он, и дрожи не слышалось в его голосе. – Я предлагал помочь, если она только согласиться на мою любовь, но Кассандра не захотела иметь помощь бога.

Афина не могла понять его, никогда никого не любя. Наверное, именно поэтому она была богиней мудрости, а он богом солнца. В последний раз взглянув на извивающую в агонии девушку, богиня закрыла глаза, забывая. Вот только в её памяти все ещё звучал хриплый смех Кассандры.

@темы: .IV.1 Цвета, #fandom: Греческая мифология, Греческая мифология: фандом в целом.(табл.50)

---

31-34/100, CSI:Miami, фандом в целом

[Tinka1976]

Название: Палач. Глава 6
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио Кейн, Кайл Хармон, Фрэнк Трипп, несериальные персонажи
Рейтинг: PG-13
Тип: джен
Тема:
31. Фразы. С ума сошёл?
32. Фразы. Игры играми, пока глаза не лишился
33. Ужасы. Смерть
34. Звуки. Голос
Объем: 2700 (652 + 563 + 1024 + 461) слов
Примечания: Майами, ориентировочно 2011 год

31

Ещё не закончив говорить, Горацио чуть развернулся, чтобы скрыть от затаившегося в темноте человека правый бок, потянулся левой рукой к выключателю, правой расстёгивая хлястик на кобуре. Когда вспыхнул свет, он молниеносно крутанулся, пригибаясь и уходя с предполагаемой линии обстрела - и опустил пистолет, уже нацеленный на растерянно моргающего Кайла. Тот сидел на диване, протирая рукой заспанные глаза.
- Ты чего? С ума сошёл? - с обидой и недоумением спросил Кайл.
Горацио поморщился, распрямляясь и убирая пистолет в кобуру. Значит, собрался работать под прикрытием? Да уж...
Он подошёл к окну, помахал всё ещё стоящей на улице Лиссе. Забавные у него соседи. Неужели они живут здесь уже целый год? Надо же, и как он умудрился их не заметить? Впрочем, что тут странного. Много ли он бывает дома-то?
- Кто она?
- Не твоё дело, - Горацио мысленно усмехнулся, почувствовав в голосе сына оттенок настороженности. Ревнует, что ли? - Лучше расскажи, что ты здесь делаешь?
- Мне уйти? - насупился Кайл.
- Так... Ты голодный?
Не дожидаясь ответа, Горацио прошёл на кухню, быстро собрал плотный ужин на двоих.
- Садись, - сказал он пришедшему следом Кайлу. - Успокойся. Давай сначала. Что-то случилось? Тебя раскрыли? Тебе грозит опасность?
- Да вроде нет... А ты откуда знаешь...
- О твоей работе под прикрытием? Я сегодня беседовал с твоим капитаном и Дженнифер Свенсон.
Кайл насупился ещё больше, завозил вилкой по тарелке.
- Почему ты не сказал ей, кто ты? - поднимая брови домиком, спросил Горацио.
- А кто я? - моментально ощетинился Кайл.
Горацио прикусил губу, потёр лоб, отвернулся.
- Я не думал, что это... так быстро выплывет, - после долгой паузы виновато проговорил Кайл.
- Те, кому надо, знают такие вещи, - сухо сказал Горацио. - И как ты выкрутился?
- Ну... - Кайл быстро взглянул на отца, опустил глаза, облизал губы. - В общем, я не стал отрицать, что ты мой отец, но сказал, что ты нас бросил, ещё когда я маленький был, а потом объявился и попытался меня воспитывать, когда я уже в тюрьму попал. Сказал, что с матерью живу, но она и сама, мол, того...
- Ты же понимаешь, что это тоже могли проверить?
- И пусть. Если такой парень, как я... Ну, в смысле, которого я играл. Если такой парень выложит всю правду как на духу, это как раз будет подозрительно. Тогда начали бы искать, в чём я соврал.
Горацио кивнул, соглашаясь. Тем не менее от этой версии биографии сына на душе остался неприятный осадок. Горацио был практически уверен, что Кайл так не думает, но всё же... Лёгкость, с которой всё это произносилось, и складность истории заставляли предполагать, что примерно так Кайл, вероятно, думал раньше.
- А что случилось сегодня?
- Не знаю, - пожал плечами Кайл. - Утром всё было нормально, мы тусовались на баскетбольной площадке в Хайалиа, как всегда, меня и ещё одного пацана вводили в курс дела, ну и так, проверяли по мелочам. А около полудня примчался какой-то парень, наши все напряглись, он пошептался с Бобби Джи, и тот подорвался, куда-то уехал. Ухо с Отвёрткой что-то болтанули про то, что кого-то из самых главных боссов пришили, но их тут же заткнули.
- Пришили кого-то из главных... - задумчиво повторил Горацио. Мысленно перебрал сводку происшествий. Неужели не обнаружили тело? Тогда откуда стало известно уличным?
- Я не рискнул проявлять интерес.
- И правильно, - кивнул Горацио. - Что дальше?
- Ближе к вечеру вернулся Бобби Джи и тут же всех разогнал. Сказал, есть маза насчёт облавы, всем сховаться в надёжном месте, желательно так, чтобы кто-то мог подтвердить алиби на случай чего.
- Чёрт... - Горацио сжал кулак до боли в костяшках, сильно стукнул по столу. Как же так? Про облаву знал он сам, Трипп и Джен. Не может же Джен продавать своих ребят?
- В основном все рванули по домам, у кого родители живы. И матери рады, и им алиби, - продолжал Кайл.
Горацио вдруг остро взглянул на него. Прищурился.
- Хм... Кажется, мы кое-что упустили, - задумчиво проговорил он.

***

32

Шикарный особняк в Лоудердейле не шёл ни в какое сравнение с домом, в котором жили Виктор с отцом. Горацио проехал по широкой дорожке до самого крыльца, остановил «хаммер» и выразительно огляделся вокруг поверх очков.
- Мда, - согласился Фрэнк. - Интересный случай.
Дверь открыл спортивный подтянутый мужчина средних лет, на лице которого облегчение моментально сменилось настороженностью.
- Сэр? - Горацио вопросительно поднял брови.
- Филлип Вайс. Чем могу служить, джентльмены?
- Полицейский департамент Майами-дейд, - предъявляя жетон, сказал Трипп. - Сержант Трипп, лейтенант Кейн. Мы хотели бы поговорить с миссис Козински.
- Лора уже больше года не миссис Козински.
- Тогда мы хотели бы поговорить с миссис Вайс.
- Мы не оформили отношения.
- Мистер Вайс, давайте не будем испытывать терпение друг друга, - вступил в разговор Горацио. - Нам нужно поговорить с матерью Виктора, и если вы...
Внезапно он умолк, склонив голову набок и внимательно глядя куда-то за спину Филлипа.
- Это не они, Фил, - раздался ломкий мальчишеский голос из дома. - Всё нормально, впусти их.
- Виктор? - уточнил Фрэнк, взглянув на перевязанную руку мальчишки, вышедшего в холл.
Вайс, вздохнув, сделал шаг в сторону и приглашающий жест рукой. Горацио и Фрэнк прошли в гостиную.
- В чём дело? - сверху почти бегом спустилась мать Виктора. Подошла к сыну, обняла за плечи.
- Полицейский департамент Майами-дейд, - ещё раз представился Фрэнк. - Сержант Трипп, лейтенант Кейн. Мы хотели бы поговорить с вашим сыном, мэм.
- Откуда вы узнали, что он здесь?
- А почему он здесь не живёт, мисс...
- Темпл.
- Так почему он не живёт здесь, мисс Темпл? - спросил Горацио.
Виктор и его мать переглянулись, мальчик насупился, а женщина устало вздохнула, убирая руки.
- Виктор не нашёл общего языка с моим женихом, - сказала она. - Пип... довольно строгий, понимаете… И вот чем закончились игры в самостоятельность!
- Да уж, - качнул головой Вайс. - Игры играми, пока глаза не лишился.
- С вашего разрешения, мы бы хотели побеседовать с Виктором наедине, - видя, как под осуждающими взглядами матери и её жениха замкнулся мальчишка, сказал Горацио.
- Но...
- Мам, не начинай! - вспылил Виктор. - Не съедят они меня, ясно? А если начнут кусаться, я всегда смогу позвать «папочку», так, Фил?
Горацио отвернулся к окну, опуская взгляд и вспоминая утреннюю ссору с сыном. Кайлу пришлась отнюдь не по вкусу идея немедленно прекратить операцию и вернуться к работе патрульного. Доводы Горацио по поводу осведомителя банды в рядах полиции не возымели желаемого действия, пришлось прибегнуть к чисто силовому решению: Горацио позвонил Дженнифер, которая поняла его без слов и дала «отбой» операции, едва услышав, по какой причине Кайл оказался у отца дома.
- Итак, - начал допрос Фрэнк, когда они остались наедине с мальчишкой. - Расскажи, как ты получил пулю.
- Нет, - обернулся Горацио. - Извини, Фрэнк, но это подождёт. Виктор, ты сказал мистеру Вайсу, что мы - «не они». Что ты имел в виду? Кто мог прийти за тобой?
Виктор с сомнением посмотрел на него.
- Мы не заодно с ними, - осторожно добавил Горацио. - Хотя и тоже из полиции...
Виктор вздрогнул:
- Так вы знаете?
Горацио слегка улыбнулся, и мальчишку словно прорвало.
- Как они могли, а? Пайк в жизни и мухи не обидел, а они его... В спину! Сволочи!..
Горацио и Фрэнк ошарашенно переглянулись.
- Ты был там вчера, Вик?
- Да, - шмыгая носом, кивнул тот.
- Расскажи по порядку, как всё было.

***

33

Виктор Козински был самым обычным американским школьником. Не настолько умным, чтобы мечтать о поступлении в престижный колледж, не настолько развитым физически, чтобы надеяться на спортивную стипендию. Может быть, кто-то другой на его месте и порадовался бы перспективе заполучить богатого отчима, но Виктору казалось, что все требования ухажёра матери направлены лишь на то, чтобы избавиться от него. Бросить друзей и школу, переехать в Лоудердейл, учиться с какими-то богатенькими зазнайками, которые на уроки чуть ли не в костюме ходят…
Виктор решил остаться с отцом. А когда отец стал пить совсем по-чёрному, сдаться уже не позволяла гордость.
На метамфетамин мальчишку подсадили быстро и просто. Первый раз предложили попробовать «по приколу», потом – чтобы расслабиться после особенно бурной ссоры с матерью, навестившей сына с очередными уговорами перебраться к ней. Следующую дозу Виктор попросил сам, а потом «выручивший» его друг с фальшивым сожалением сказал, что у него заначка кончилась, и денег на новую порцию нет. Зато охотно подсказал, где и у кого можно взять волшебного порошка, с которым все проблемы отступают далеко-далеко. Буквально через пару недель, использовав все мыслимые и немыслимые способы раздобыть ещё немного наличных, Виктор согласился стать пушером. Теперь уже к нему присылали тех, кого обработали «сочувствующие друзья». Ну и свою долю он, понятное дело, получал.
С Дэвидом Джекобсом они какое-то время не виделись – тот как раз сменил школу, так как семья перебралась в Пайнкрест после смерти отца. А когда увиделись – Дэвид не пришёл в восторг от перемен, произошедших с другом. Сначала Виктор пытался скрывать своё пристрастие, но разве шило в мешке утаишь? Дэвид нашёл сначала один пакетик, потом и вовсе наткнулся на запас для продажи…
Выслушав исповедь друга, Дэвид сначала не поверил ему.
- Что ты несёшь? Как может коп, пусть и бывший, заниматься такими делами? – возмущался он.
Виктор понуро молчал, сообразив, какую ошибку допустил. В тот дом он ходил всего раз, а о том, что хозяин – бывший коп, вообще узнал случайно. Всего несколько минут назад это казалось железным аргументом: раз этим занимается коп – ничего Виктору не грозит, всё будет шито-крыто.
На следующий вечер Дэвид принёс маленький диктофон.
- Возьмёшь с собой в тот дом, - велел он. – Запишешь плёнку и пойдём в полицию.
- Пайк, да ты что… Может, не надо? – вяло возражал Виктор.
- Да кто нам поверит без доказательств? – хмурился Дэвид.
Виктор предпочёл бы обойтись и без доказательств, и без визита в полицию. Но Дэвид был непреклонен. Только так, по его мнению, Виктор мог спасти свою репутацию и своё будущее.
- Я не позволю тебе закончить жизнь на помойке, - встряхивая друга за отвороты куртки, сказал Дэвид. – Давай, вперёд.
Встряска подействовала, словно доза. Виктор постучал в нужную дверь, держа коробку с хлопьями перед собой, словно пропуск. Его впустили, ни слова не говоря, провели в гостиную, проверили содержимое коробки, принесли другую, с виду точно такую же, и вручили Виктору. Только теперь он понял, что в их плане был существенный недочёт.
- Э… И сколько здесь, мистер? – решил сыграть под дурака он.
- Сколько чего? – настороженно оглядывая его, спросил один из дилеров.
- Ну, этой… дури, - Виктор в волнении пощупал диктофон, убедился по лёгкой вибрации, что тот работает, и это, вероятно, его и погубило – в руках второго дилера неожиданно появился пистолет.
Виктор метнулся к окну, почувствовал, как обожгло руку, выронил коробку, одним прыжком преодолел подоконник и, петляя словно заяц, понёсся прочь.
Дома, кое-как перевязав раненую руку – пуля, по счастью, прошла навылет, едва задев мягкие ткани – Виктор метался по комнате, пока не вернулся Дэвид.
- Видишь, что ты наделал?! – с порога напустился он на друга. – Теперь я не буду на помойке, да? Я буду в морге! Отличный план!
- Как ты поранился? – удивленно переспросил Дэвид. – И где наркотики? Ты записал разговор?
- Не было там никакого разговора! – Виктор швырнул диктофон на пол, а сам упал на кровать, зарываясь лицом в подушку. – А в меня стреляли, идиот! – страдальчески простонал он.
То, что бывший коп может стрелять в мальчишку, показалось Дэвиду полным бредом. И следующей ночью он сам тайком пробрался в негостеприимный дом. Коробок с хлопьями там оказалось больше чем достаточно, но было ли в них то, что нужно?
Долго размышлять не пришлось – послышался какой-то шорох, и Дэвид, прихватив первую попавшуюся коробку, бросился бежать.
Виктор, решивший сопровождать приятеля и стоявший неподалеку на стрёме, вдруг попал в какой-то фильм ужасов: за спиной Дэвида что-то резко хлопнуло, он странно дёрнулся, словно его толкнули в спину, и как-то грузно, ломано упал лицом вниз, выронив коробку. Виктор подскочил к нему и попытался помочь подняться, решив, что приятель просто споткнулся. Самое страшное, что представлялось Виктору – это сломанная нога. Но спина и грудь Дэвида оказались в густой, липкой крови, резко отдающей железистым привкусом страха.
- Коробка, - прошептал Дэвид, делая судорожные глотательные движения. – Посмотри…
Виктор схватил коробку, надорвал, пошарил внутри.
- Тут только хлопья! – его отчаянию не было предела.
- Тогда беги, - каким-то странным голосом сказал Дэвид. – Беги, Вик…
Виктора же словно парализовало. Он стоял на коленях, не решаясь ещё раз дотронуться до закрывшего глаза Дэвида, пока не услышал, что кто-то приближается. Только тогда он сорвался с места. За его спиной резко хлопнуло ещё раз. Виктор остановился, словно налетел на стену. Замер в ожидании боли. Затем медленно повернулся. И увидел фигуру человека, стоящего над распростёртым Дэвидом.
Виктору показалось, что убийца смотрит прямо на него, и он снова побежал, не чувствуя ног, ежесекундно ожидая новых смертоносных хлопков за спиной. К полудню он добрался до Лоудердейла.
Потрясение было столь велико, что он прямо на пороге путано и бессвязно рассказал матери и Филлипу всё, без утайки. И вот уже прошёл целый день, но ни причитания матери, ни нотации будущего отчима не могли вытеснить стоящий перед мысленным взором Виктора ужас. Теперь вот он ещё раз рассказал всё этим двум копам из Майами, а облегчения так и не было.
- Скажите, - прервавшись на середине фразы и уставившись пустым взглядом в пол, спросил Виктор. – Я теперь всегда буду это видеть?
- Что? – переспросил не успевший сориентироваться Трипп.
- Это. Смерть Дэвида.
Горацио осторожно протянул руку, сжал плечо мальчика, похлопал, отпустил.
- Это пройдёт, Вик, - сказал он тихо и очень уверенно. – Не сразу, но это пройдёт.

***

34

- Лейтенант Кейн!
Горацио усмехнулся - настолько полным было ощущение дежа-вю. Даже голос нового начальника отдела внутренних расследований показался ему похожим на голос Рика Стетлера. Такой же резкий и полный яда.
- Лейтенант Кейн, вы в курсе, что Лоудердейл не находится в вашей юрисдикции? И что там есть собственное полицейское управление?
- Если в Лоудердейле находится свидетель по моему делу, который нуждается в защите - это моя юрисдикция.
- И вы оформили все соответствующие документы? - уточнил Джонс.
- Ещё нет, - прищурился Горацио. - Мы только что вернулись после беседы со свидетелем.
- Но уже произвели арест?
Горацио переступил на месте, разворачиваясь боком. Поднял брови:
- Арест?
Джонс выразительно поджал губы. По всей видимости, он предполагал, что Горацио прекрасно знает, о чём идёт речь.
- Я велел своим сотрудникам... - медленно начал Горацио, но его перебил звонок мобильного телефона. - Да, - сказал он в трубку. - Что?
Выслушав, убрал телефон в карман, побарабанил пальцами по удостоверению, глядя в сторону и покусывая губу. Потом вскинул глаза на Джонса, вспомнив о его присутствии.
- Офицер Дюкейн только что сообщила мне, что возле дома мистера Арчера работают ваши сотрудники. Могу я узнать, в чём дело?
Теперь уже Джонсу помешал ответить звонок. Горацио внимательно вслушивался в его отрывистые фразы:
- А волосы? Цвет кожи? Какой точно рост? - но не смог сделать для себя никаких выводов.
- Что ж... - Джонс закончил разговор, сунул руки в карманы пиджака, покачался с носка на пятку. Кивнул каким-то своим мыслям и решительно продолжил: - Поскольку мои сотрудники установили, что арест был произведён мужчиной около шести футов ростом, белым, худощавого телосложения и темноволосым, это снимает подозрения с вас и вашей команды, лейтенант.
- Подозрения в чём?
- В незаконном аресте мистера Арчера.
Горацио высоко поднял брови и округлил глаза.
- Кто мог его арестовать? - спросил он после долгой паузы.
- На этот вопрос предстоит ответить вам и вашим сотрудникам, - ехидно улыбнулся Джонс.
- Лейтенант, - остановил его Горацио. - Вы знали, что информация, полученная нами от свидетеля, касается Арчера?
- Что? - Джонс пружинисто развернулся и шагнул ближе. У него даже голос сел, когда он спросил: - Вы сумеете прижать Арчера?
- Не могу обещать, - качнул головой Горацио. - Свидетель - неблагополучный подросток, а с таким адвокатом как Вогель...
- Об этом можете не беспокоиться, - обнажил зубы в улыбке Джонс. - В данном случае я окажу вам полное содействие.
- Лейтенант.
Горацио протянул руку, и Джонс крепко пожал её, скрепляя договор. Ещё несколько минут Горацио стоял посреди коридора, затем снова вытащил телефон и набрал номер Келли.
- Эрик с тобой? - спросил он. - Нет? А Фрэнк привёз ордер? Тогда подожди нас, я захвачу Наталью.
В любом случае дом Арчера нужно было ещё раз обыскать. Но кто же, чёрт возьми, мог арестовать его?

@темы: #fandom: CSI, .IV.5 Звуки, .II.1 Ужасы, .V.1 Фразы, CSI Miami: фэндом в целом (таб.100)

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Fausthaus]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

2/30

[Этельдреда]

Название: Пять ложечек сахара
Бета:  Shinigami - sama
Фандом: Katekyo Hitman Reborn!
Герои: AD!Реборн/AD!Ламбо, возраст Ламбо меняется, начиная с ребёнка
Тема: Сахар
Объём: 416 слов
Тип: слэш
Рейтинг: G


Первая ложечка
- Лучше сахар в чай добавляй! - восклицает Реборн, тут же показывая пример. - Говорят, сладкое стимулирует мозговую деятельность...
- Что? - не понимает маленький тогда ещё наследник семьи Бовино, насыпая в чашку полную чайную ложечку белёсых крупинок.
- Эээ, нет. Одной тебе пока хватит! - останавливает репетитор руку Ламбо, занесённую уже со второй порцией сахара. - Что? Хм, пей сладкий чай и, может, перестанешь быть таким тупым, - насмешливо добавляет он.
- Ааа... - до Хранителя Грозы доходит как всегда не сразу. Зато можно с интересом наблюдать поразительную перемену эмоций на его лице, - Что?! Ах ты!

Вторая ложечка
Чай и кофе, пожалуй, единственное, с чем ты употребляешь не так много сладкого, - замечает Тсуна, намекая на две ложки сахара, насыпанные в кружку и тут же растворившиеся в залитом туда же кипятке.
- Это странно? - поднимает глаза Ламбо.
- Да.
- Пожалуй... - подросток улыбается не боссу, а куда-то в пространство, в эту минуту, по-видимому, что-то решив для себя.

Третья ложечка
- Как ты можешь пить столь сладкую гадость? - морщится репетитор, заглядывая за спину насыпающему третью ложку сахара Ламбо.
Бовино пожимает плечами, мол, тебя-то я не заставляю, продолжая увлечённо помешивать серебряной ложечкой молочно-тёмную жидкость. Вроде уже и не ребёнок, но привычка употреблять что-нибудь сладкое осталась. А уж когда он дорывается до мороженого, всё остальное перестаёт иметь хоть сколько-нибудь большое значение. Реборн поворачивается спиной и выходит из комнаты, словно говоря: "Чёрт с тобой, хоть десять положи!". Это единственная битва, в итоге которой киллер, откровенно говоря, не уверен.

Четвёртая ложечка
- Сладкое, между прочим, вредит фигуре!
- Да? Можешь проверить - пока оно ни капельки не повредило! - Ламбо полусерьёзен, он берёт Реборна за руку и прикладывает его ладонь к своему весьма, надо сказать, накаченному торсу. - И да, ты хочешь, чтобы я отупел?
Репетитор лишь усмехается в ответ, решив продолжить осмотр предположительно "повреждённых" мест. По его нескромному мнению, гением Хранителей Грозы и так не был, но и дураком тоже не являлся, в отличии от прошлого. Может, это и правда чудодейственная сила сладкого?

Пятая ложечка
- Снова пять ложек сахара. А не слипнется? - Реборн привычным движением ослабляет галстук, знаменуя тем возвращение домой после очередного изнуряющего задания.
- Нет, - Ламбо прячет усмешку за кружкой, зная, что о ней всё равно будет известно, киллер увидит её, словно отпечатавшуюся на другой стороне чашки вместо рисунка. - Кто-то когда-то мне сказал, что сладкое стимулирует мозговую деятельность, - и, чуть помедлив, - Хочешь?
- Только чай? - лукаво смотрит, присаживаясь напротив.
- Для начала - да.

@темы: .IV.4 Еда, #fandom: Katekyo Hitman Reborn, Katekyo Hitman Reborn! : Ламбо (табл.30)

---

30/100, CSI:Miami, фандом в целом

[Tinka1976]

Название: Свидание
Фандом: CSI:Miami, фандом в целом
Герои: Горацио Кейн/Рэчел Тернер
Рейтинг: R
Тип: гет
Тема: Романтика. Вино
Объем: 2453 слов
Примечания: POV Горацио, зеркалка к Горячо или холодно?. Упоминаются факты фанона из цикла "Книжные дети".


Сказать откровенно, я с самого детства был уверен, что женюсь сразу после окончания школы. Ну максимум лет в двадцать. Семья казалась мне столь же естественным атрибутом мужчины, как и первичные половые признаки. Никаких особых сложностей в этой задаче я не видел: симпатичных девочек вокруг было достаточно, даже с учётом того, что далеко не всем из них была по душе моя внешность. Но мне казалось, что раз уж такой человек, как мой отец, мог жениться на такой во всех отношениях замечательной женщине, как моя мама, то у меня и вовсе не должно быть проблем.
В занятиях спортом я не особенно преуспевал, но всё же они делали меня менее нескладным, чтение развивало мой ум, и годам к шестнадцати я уже надеялся, что если только девушке не противны рыжие в принципе, я буду выглядеть в её глазах вполне достойным кандидатом. Знакомство с новой девочкой, пришедшей в наш класс после переезда из Канзаса, казалось, подтверждало эту теорию. Не могу сказать, что мы с Люси как-то выбирали друг друга, в то время всё было - или казалось - намного проще. Она была симпатична мне, я был симпатичен ей, и дальше всё подразумевалось как бы само собой: проводы до дома и походы на каток, домашние задания и первые поцелуи...
Возможно, если бы мы поженились сразу после окончания школы, всё было бы именно так, как мне представлялось. Но в то время нам обоим казалось, что спешить некуда.
После решающего объяснения с Люси, состоявшегося летом перед последним курсом колледжа, я некоторое время пребывал в растерянности. По словам моей теперь уже бывшей подруги выходило, что я всё делал не так и вообще не любил её по-настоящему.
Выйти из ступора мне помогла моя мудрая мама, предположив, что «по-настоящему» для Люси обозначало «здесь и сейчас». Так как я в упор не видел ничего, что могло бы быть сделано мной «не так», я с радостью ухватился за эту догадку и, попереживав ещё некоторое время, обратил своё внимание на тех, кто был рядом.
Печальный финал отношений с Джин, а затем и с Лори несколько обескуражил меня. Мне было уже двадцать четыре, и в мою голову медленно, но верно закрадывалась мысль о том, что мне не подойдёт любая симпатичная девушка.
Я приступил к несению службы - и как-то неожиданно всё совсем усложнилось. Парни в участке лишь ржали в ответ на моё недоумение по этому поводу, мол, чего ты ждал, такова судьба копа. Но я же видел множество семейных копов! Взять хоть нашего лейтенанта - его семья всегда казалась мне образцом для подражания. В этом не было ничего особенного, и я часто думал о том, что если бы рядом была моя Люси... Но, увы, Люси была замужем за другим, а я уже не мог уделять столько времени личной жизни – что не раз и не два становилось камнем преткновения. И каждый раз, когда очередная моя подруга надувала губки и демонстративно отворачивалась, заслышав неурочный сигнал моего пейджера, или начинала выражать недовольство размером моего заработка с намёком на то, чтобы я ушёл из полиции и стал каким-нибудь юрисконсультом, я уже с большим трудом сдерживал раздражение. Я ведь не скрывал, кто я есть! Почему же они продолжали встречаться со мной, чтобы потом объявить, что их это совершенно не устраивает?
Затем некоторое время мне было просто не до того, чтобы думать о семье. Снова я вернулся к этим мыслям только в Майами, тем более что теперь у меня перед глазами была семья младшего брата. Не могу сказать, что я одобрял поведение Рэя, но крыть было нечем - мне нечего было поставить брату в пример.
К тому времени я уже понимал, что вижу в качестве спутницы жизни женщину сильную и умную, а такие женщины в большинстве своём настороженно относятся к моему явному намерению найти именно жену, которое я сначала даже и не думал скрывать, не видя в нём ничего дурного. Кроме того, необходимость заботиться о репутации и желание заручиться пониманием некоторых нюансов, связанных с моей работой, подталкивали взглянуть в сторону своей же профессиональной среды, а это означало новые нюансы и сложности...
Наступил декабрь две тысячи пятого года. В этот раз я особенно остро чувствовал приближение Рождества, семейного праздника, и своё одиночество в связи с этим. Незадолго до этого я расстался с Ребеккой. Сказать честно, наши встречи больше походили на акт отчаяния с моей стороны. Во всяком случае, я задумывался о том, не прекратить ли мне, хотя бы на время, поиск женщины, которую я захотел бы видеть своей женой, и не удовольствоваться ли просто постоянной подругой? Ведь помимо глобальной цели в виде семьи имели место и насущные потребности. Понятно, что самую острую их часть элементарно можно было решить, как говорится, собственноручно, за пять минут вечером в душе, но для удовлетворения потребности в тактильном контакте, ласке, нежности и заботе мне нужна была партнёрша. И, казалось бы, какое мне дело до того, что наши взгляды на жизнь в чём-то не совпадают? Но не тут-то было. Через несколько недель я прекратил эти отношения, воспользовавшись первым же удобным поводом.
Кроме того, в последние годы я традиционно встречал Рождество – если мне удавалось встретить его не на работе – с Элиной и племянником, но теперь они были в далёкой Бразилии.
В тот день, где-то за неделю до Рождества, я стоял в коридоре у зала суда, думая одновременно о только что прошедшем слушании и о других делах, запланированных на сегодня. С одной стороны, вроде бы следовало признать, что дело я продул, но у меня почему-то не было привычного ощущения, обычно сопровождающего этот факт. Может быть, эта странность объяснялась поведением защиты. С такой адвокатской тактикой я ещё не сталкивался. Рэчел Тернер не пыталась скомпрометировать меня самого или улики. Она вообще не вела себя как противник. Все её интонации, все тщательно продуманные доводы оставляли впечатление плодотворного делового сотрудничества. Словно не противники встретились в зале суда, чтобы решить, кто из нас прав, а словно собрались все лишь для того, чтобы обсудить имеющиеся доказательства и сообща решить, как их оценивать. В итоге же её клиент получил наказание по низшей планке и, насколько я видел, был вполне этим доволен. Как ни странно, прокурор тоже был вполне доволен – дело-то он выиграл, по нему вынесен обвинительный приговор. Да и я, если уж на то пошло, не в накладе – из меня никто не делал дурака, со мной просто доверительно побеседовали, как с экспертом, мимоходом подчеркнув все поводы для разумного сомнения в преднамеренности преступления.
Осознав это, я чуть не рассмеялся. Что за женщина! Даже жаль, что я знаком с ней лишь понаслышке, только и знаю, что она развелась с мужем из-за того, что господин прокурор начал поднимать на неё руку. Как можно так обращаться с женщиной? В голове промелькнуло несколько картин того, как именно, по моему представлению, следовало обращаться с такими женщинами, но тут меня отвлёк звякнувший мобильник. В лаборатории требовалось моё присутствие.
И в этот момент меня окликнули.
- Лейтенант Кейн.
Я обернулся, убирая телефон обратно в карман пиджака. Рэчел Тернер. Легка на помине.
- У меня остался к вам ещё один вопрос, - сказала она.
Я постарался ничем не выдать внезапно вспыхнувшие надежды. «Уймись, - сказал я себе, - ты смешон».
- Что вы делаете сегодня вечером? Не согласитесь поужинать вместе?
В первый миг я не поверил своим ушам. Склонил голову набок, внимательно вглядываясь в глаза Рэчел. Что это, желание развлечься с такой одиозной личностью, которой я в последнее время слыву в её кругу – не без участия Ребекки, разумеется, - или…
- Почему бы нет, советник, - словно со стороны услышал собственный голос я. Так. Кажется, включился автопилот.
- В восемь? – улыбнулась Рэчел, протягивая мне визитку.
Я кивнул, чувствуя, как пересыхает во рту. Чёрт… Прокляну любого, кто помешает мне сегодня вечером.
- Увидимся.
- Увидимся, - согласился я. Помедлил и добавил: - Рэчел.
Ох, кажется, я слишком много чувств вложил в это нехитрое сочетание звуков. Хотя, может быть, ей просто нужно спешить. Мне, в принципе, тоже, но я стоял, провожая её взглядом и пытаясь запечатлеть в памяти каждую мелочь этого краткого разговора, чтобы не позволить себе усомниться в реальности произошедшего.
Это было совсем нелишним, водоворот дел закружил меня, стоило лишь снова переступить порог лаборатории. Казалось, ещё немного, и я опомнился бы только на следующее утро, проснувшись в собственной постели от звонка будильника. Но ближе к вечеру, случайно опустив руку в карман пиджака, я наткнулся на плотный прямоугольник визитки – и тут же заторопился.
При мысли о том, что у меня свидание, в голове снова попытался включиться автопилот, и я без колебаний доверился ему. Иногда это очень полезная штука. Я заехал домой, принял душ, облачился в свежее бельё и сменил рубашку – посмеиваясь сам над собой, но следуя непреклонным указаниям автопилота, твердившего, что так надо в любом случае, даже если я не собираюсь тащить женщину в постель. Костюм, в котором я был сегодня в суде, был самым приличным моим костюмом, также необходимыми атрибутами были сочтены бутылка лёгкого красного вина и роза такого же глубокого красного цвета.
Вот в таком виде автопилот доставил меня к двери дома Рэчел Тернер и отключился.
Я растерялся настолько, что несколько секунд пытался сообразить – Рэчел открыла дверь, едва я приблизился, или я всё же умудрился позвонить и даже не зафиксировать этот факт в сознании? Затем я заметил, что Рэчел одета скорее по-домашнему, и смутился ещё больше. Этот вид задевал какие-то потаённые струнки моей души, тихо нашёптывая: посмотри, это то, что ты всегда искал.
Рэчел с улыбкой приняла у меня цветок и бутылку, мы прошли в комнату, и я с облегчением заметил, что она решила сразу открыть вино. Уж на что я не любитель, но сейчас несколько глотков пришлись бы как нельзя более кстати.
Нервозность медленно уходила, вытесняемая растекающимся по жилам теплом. Я опустошил бокал довольно быстро, Рэчел вновь наполнила бокалы, приподняла свой, салютуя. Я почувствовал, что мои движения стали замедленными, плавными. Но торопиться и не было нужды. Можно было неторопливо есть, цедить крохотными глотками вино, неторопливо беседовать и умиротворенно молчать, созерцая мягкую улыбку Рэчел и отблески света в её глазах.
В какой-то момент Рэчел вдруг отвела взгляд, и я мог бы поклясться, что видел именно то характерное выражение, которое появляется у человека, представляющего кого-то другого без одежды. В такой момент словно чувствуешь ещё не случившееся прикосновение. Рэчел словно очнулась, встретилась со мной взглядом и смутилась. Я же почувствовал, как тепло переходит в жар. Захотелось снять пиджак, может, и всё остальное, стянуть с Рэчел её одежду, чтобы мягкая ткань скользила по нежной коже, а потом повторить то же самое движение собственными ладонями, стараясь сделать так, чтобы они стали мягче ткани…
Когда Рэчел снова подняла взгляд и молча протянула мне руку, я не колебался. Зато, как мне показалось, засомневалась она, когда мы уже поднялись наверх. Я открыл рот, чтобы сказать, что этот вечер и без того прекрасен, так что мы можем и не спешить с… Но сказать ничего не успел: Рэчел шагнула ко мне, разом впиваясь нетерпеливым поцелуем в мои полуоткрытые губы, пытаясь стянуть с меня пиджак и прижаться как можно плотнее. Всё вышло вовсе не так, как в моей фантазии, слишком порывистой и страстной оказалась Рэчел на деле. Я невольно подстроился под её жадные движения, так же нетерпеливо раздевая её и пытаясь в кратчайший срок обласкать каждую клеточку её тела.
А потом я понял, что сейчас произойдёт катастрофа. Долгий насыщенный день, выпитое вино и отсутствие постоянного партнёра на протяжении последних месяцев, сложившись вместе, привели к вполне предсказуемому результату. Я попытался податься назад, но Рэчел плотнее обхватила ногами мои бедра, выгнулась, позволяя отчётливо почувствовать упругие соски прижимающейся ко мне груди – и я не выдержал. Словно мальчишка на первом «настоящем» свидании, я финишировал через пару минут после старта. Правда, в отличие от мальчишки, на моей стороне был опыт, так что я усилием воли подавил и ощущение позора, и желание блаженно расслабиться. В моём распоряжении оставалось немало способов доставить женщине удовольствие, и будь я проклят, если Рэчел останется разочарована. Но она внезапно остановила меня, властно запустив пальцы в волосы у меня на затылке и поцеловав в губы - долго, нежно… Благодарно? То есть?..
Прошло, наверное, несколько секунд, прежде чем я поверил в такую немыслимую удачу. Точнее, сперва-то я решил, что она просто показывает, что ей не надо большего, и лишь потом… нет, не понял – почувствовал характерную податливость её тела и успокоился.
Ещё через некоторое время я перевернулся на спину и окончательно расслабился, почти задремал. Я наслаждался каждой секундой блаженной тишины, ожидая, что Рэчел вот-вот нарушит её, решив сказать что-то. Уж не знаю почему, но женщины постоянно пытаются что-то сказать. Хуже всего, конечно, будет, если она попытается обмануть меня, заверив, что всё было замечательно. Не выношу этого. Но и если она постарается меня успокоить, поддержать – тоже приятного мало.
Интересно, почему я не ожидал, что она просто промолчит? Наверное, потому что так не вела себя ни одна женщина из тех, с кем я спал…
Она лежала рядом, водила рукой по моей груди, ерошила волосы и время от времени прикасалась губами к плечу – невесомо, словно мать, трогающая губами лобик больного ребёнка. Потом, словно насытившись этими прикосновениями, она потянулась, чмокнула меня в щёку и ушла в душ. Я снова почти задремал под шум льющейся воды, на сей раз без мыслей, просто растворился в тёплой неге. Когда Рэчел вышла из душа, мы обменялись улыбками и теперь уже я направился в ванную, словно мы встречались уже много-много лет, и все ритуалы были согласованы настолько, что обсуждать их просто нет нужды.
Когда я вернулся в спальню, Рэчел лежала, обняв подушку, и я замешкался на мгновение, засомневавшись, не спит ли она и не стоит ли мне… Но она обернулась, улыбнулась – и я снова лёг рядом, погружаясь в то же ощущение полного взаимопонимания, которое возникает между людьми, прожившими бок о бок много лет. Это было что-то новое, неиспытанное ранее. Я снова, как и утром, ощутил восхищение. Что за женщина! И словно это было заветным ключиком – я вновь почувствовал всю полноту желания, словно между нами ничего ещё и не было этим вечером. На сей раз я проделал всё то, о чём мечтал. Рэчел, как оказалось, могла быть не только страстной и порывистой, но и очень нежной, гибкой, восприимчивой. Казалось, наши тела плавятся словно свечной воск, сливаются, образуя нечто новое в этой дрожащей ночной полутьме.
И снова она молчала, а мне казалось, что её дыхание у меня над ухом лучше любой музыки. Уже за одну эту мелочь я готов был из кожи вон вылезти, лишь бы быть с этой женщиной. А если припомнить всё – то не было ничего удивительного в моём желании остаться здесь навсегда. Казалось таким простым и естественным уснуть сейчас в этой постели, проснуться утром, поцеловать Рэчел, улыбнуться в ответ на её улыбку, подавить в себе желание, велев дожидаться вечера, и отправиться на работу…
Я боялся её отпугнуть. В конце концов, она ведь ещё ничего такого не говорила. Может, она не готова к серьёзным отношениям? Может, я ей вообще не нравлюсь? Ну, положим, в последнее я категорически не верил, но в любом случае этот вопрос был не из тех, что решаются единолично. Так что я всё же собрался, оставил Рэчел свои телефоны, ещё раз поцеловал её и отправился домой с твёрдой уверенностью, что мой поиск окончен. Сегодня я встретил женщину, которую хочу назвать своей женой, и – если не вмешается провидение – обязательно назову.

@темы: #fandom: CSI, .I.2 Романтика, CSI Miami: фэндом в целом (таб.100)

---

[улыбка 45 калибра]

Название: Верю...
Фандом: Lie to me
Герои: Джиллиан Фостер/ Кэл Лайтман
Тема: ласки/пробовать на вкус
Объём: 689 слов
Тип:: гет
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: постфинал серии 2х08

Постояв несколько минут около елки, удостоверился, что празднование идет полным ходом, встретив улыбающийся взгляд Фостер, кивнул ей, и скептически хмыкнув, понаблюдал, как Джиллиан с Локером пытались изобразить нечто подобное вальсу. Скрывая озабоченность, глянул на дочь, что-то с хохотом, объясняющую Рику, Дику или Марку, скривился, но промолчал, попятился и, обойдя стол с закусками, незаметно покинул место веселья.
Не зажигая света, зашел в свой кабинет на ходу стянул с шеи шарф, оставив его на полу, сбросил пальто и рухнул на диван, подложив руки под голову, вытянулся во весь рост, прикрывая глаза.
Война, даже если она не твоя, так просто не отпускает, долго преследуя и напоминая о себе. Он и сейчас лежа на диване в тишине кабинета слышал не веселую музыку и шум голосов за стеной, а крики раненых, грохот взрывов и пулеметные очереди. Ощущал, как от взрывов сотрясается земля, уходя из-под ног и барабанную дробь камушков по незащищенной спине. Горячий ветер и злые песчинки в лицо, слепящие и противно хрустящие на зубах.
Но видимо усталость и ощущение покоя сыграли свои роли, и Кэл довольный собой, тем, что не провалил задание и ухитрился выбраться живым из песков Афганистана, расслабился и погрузился в приятную дрему, под взрывы смеха, оживленный гомон и шарканье ног.
Не видел, как широко распахнулась дверь, осветив кабинет всполохами рождественских гирлянд, не слышал громкие возгласы и тосты, ворвавшиеся внутрь, кто-то очень быстро, но бесшумно прикрыл дверь за собой, вновь гася звуки и возвращая спасительную темноту. Его острый слух подвел, не уловив осторожных шагов и лишь цветочный запах духов, подсказал, кто нарушил его одиночество.
По губам мужчины скользнула довольная улыбка.
- Я присяду, ты не против?
Кэл немного подвинулся, освобождая место рядом с собой
- Устраивайся.
Легкий шелест одежды и Джиллиан опустилась на диван, так близко, что он ощутил исходящее от нее тепло, нежный запах духов и шоколада. Кэл обнял женщину чуть ниже талии и положил ладонь на бедро, обтянутое гладким шелком платья. Расслышал тихий вздох Фостер. Она не отодвинулась, не убрала его руку, а сама накрыла ее теплой ладонью, переплетая пальцы и несильно стискивая. Не напомнила ему о нарушении границ ее личного пространства, а тихо прошептала:
- Кэл пообещай…
- Ты же знаешь, что я не даю обещаний.
- Все равно пообещай, что больше никогда…- ее голос дрогнул,- А я поверю.
- Сегодня особый вечер. Сегодня многое можно?- с легкой иронией поинтересовался он.
Кэл не видел, но почувствовал по шевелению ее тела, что Фостер кивнула.
Кэл вытянул руку и погладил Джиллиан по обнаженному прохладному плечу, опустившись ниже, перехватил пальцами хрупкое запястье, ощущая, как под кожей бьется ниточка пульса, отражая немного учащенный сердечный ритм.
- Обещаю, милая…
Женщина немного наклонилась вперед и коснулась рукой его перепутанных волос, мягкие пальцы скользнули по щеке, по подбородку и Кэл почувствовал ласкающее тепло и приятную тяжесть ладони Джиллиан у себя на груди, там, где все еще неровно билось его сердце.
- Верю…
Он был уверен, что Фостер всхлипнула, но темнота не давала рассмотреть ее лица, лишь светлое пятно в обрамлении немного взлохмаченных искрящихся от елочных блесток волос.
Джиллиан согнулась в талии и, нависая над Кэлом, снова тихонько вздохнула. Сперва, он ощутил на своем лице щекотное касание кончиков ее пушистых волос, щеку согрело сладкое дыхание, и Джилл легонько прижалась полуоткрытым ртом к его обветренным губам, словно пробовала на вкус, задержалась на пару секунд, подарив ему нежный и бережный поцелуй.
- Я люблю тебя, Кэл. И не хочу терять лучшего друга.
Немного ошеломленный таким необычным для Фостер проявлением чувств, не допускающей вольностей и их личном общении, все еще ощущая вкус ее поцелуя, ответил:
- Обещаю, что ты никогда от меня не избавишься.
Слова звучали шутливо, вот только голос его подвел, чуть охрипнув.
- Верю,- Джилл легонько похлопала его груди,- отдыхай, не буду больше мешать.
Легко поднялась на ноги
- Мне было страшно,- сглотнула и добавила,- всем было страшно. С наступающим Рождеством. И спасибо.
- За что,- удивился Кэл
- За то, что выжил, за то, что вернулся. И…- он представил, что Джиллиан нахмурила брови и облизнула губы,- сегодня особенный вечер.
Кэл усмехнулся
- Я понятливый, милая,- со странной грустью на сердце, провожал ее взглядом, пока Джиллиан не скрылась за дверью.- Особенный…- провел пальцами по губам и мягко улыбнулся.

@темы: .I.3 Ласки, #fandom: Lie to me, Lie to me: фэндом в целом.(табл.30)

---

[Tinka1976]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Haziran]

Название: The girl who sleeps with Persian tulips
Фандом: Death Note.
Герои: Такада, упоминается Лайт, Мелло.
Тема: IV.6.8.
Объём: 540 слов.
Тип: гет.
Рейтинг: G.

Приходя после работы в пустую квартиру, Киёми Такада всегда сперва зажигает ароматическую палочку. Вязкий тяжелый запах слоями ложится в темной комнате, пока она на кухне достает из шкафа одну чашку и одну ложку и заваривает мате – долго, по всем правилам чайного искусства. Она знает, что восточные ароматы первые секунды дают резкий, неприятный запах, и поэтому не спешит.
Когда в тонкой струйке дыма, растворяющейся в темноте, начинают звучать самые пряные и терпкие нотки, она может, наконец, расслабиться и снять опостылевшую маску благопристойности. Все – там, в той жизни, где она известная журналистка, блестящий специалист, женщина с железными нервами и непроницаемым лицом. О, она хорошо умеет владеть эмоциями, поэтому ни босс, ни коллеги, ни подруги, ни череда поклонников, которые для нее все на одно лицо, никогда не узнают, что на самом деле думает о них Киёми Такада. Она умна и понимает, что не стоит открывать окружению свои слабые стороны, не стоит давать понять ничтожествам, что они – ничтожества, как бы сильно ни хотелось. Она так сильно привыкла играть, что ей с трудом удается быть честной даже с самой собой. Но в темноте, которую разбавляет лишь красная звездочка тлеющей ароматической палочки, она расслабляется и выпускает наружу свою сущность – страстную и неистовую и в радости и в гневе. Такой ее не знает никто, даже близкие. И хорошо. Хорошо, что никто не видит ее лежащей ничком на полу и оплакивающей кончину очередного болезненного и бесплодного романа. Хорошо, что никто не слышит слов, которые достаются ее подругам – подлым лицемеркам, в душе радующимся каждому ее провалу и неудаче.
Серый остов палочки рассыпается в тонкий пепел, потоки прохладного воздуха из форточки уносят последние крохи торжества в открытую пасть ночного Токио – уже спокойная и идеально прямая Киёми идет на кухню, моет чашку и отправляется спать. Чтобы завтра снова играть.

***
Когда в ее жизни спустя долгое время появляется Лайт, Такада чувствует, что теряет рассудок. Она еще никого не подпускала так близко, так непозволительно близко. Она умна и знает, что если давать отношениям гореть слишком ярко, то ничем хорошим это обычно не заканчивается. Поздно. Лайт своими прохладными руками лепит из нее все, что ему угодно. Соратницу, подругу, любовницу. Ароматические палочки десятками тлеют в спальне, но больше не могут вернуть ей честность и свободу. Как же она, дура, ликовала после ужина с этой крашеной пигалицей! Как же хотелось расхохотаться прямо в ее напудренное капризное личико и орать на весь ресторан «Не тебя он выбрал, глупая Амане! Меня, меня, меня, не тебя, а меня!». Но Киёми, возможно, и потеряла рассудок, но не контроль. О, она хорошо умеет владеть эмоциями, поэтому гайдзин с колючими зелеными глазами, наставивший на нее пистолет, ничего не замечает и садится за руль трейлера. Клочок Тетради в ладони, мокрый от ее пота, но от этого не менее смертоносный.

Когда в ноздри проникает тошнотворный запах тлеющих волос и горелой кожи, вместе с болью Киёми на одно короткое мгновение осознает весь ужас происходящего. Как ни странно, даже самые нежные восточные ароматы первые секунды воняют хуже отходов. Если сразу не выйти из комнаты, вряд ли получится ощутить разницу. Человеческий нос ко всему привыкает. Но теперь у Киёми нет контроля. Волосы, словно отгоревшие ароматические палочки, рассыпаются в тонкий пепел, но в черном горячем смраду она не слышит собственного крика – только знакомые до боли нотки догорающей страсти, преданности и откровенности, которые больше не нужны. Даже ей.

@темы: .IV.6 Запах, #fandom: Death Note, Death Note: фэндом в целом. (табл.50)