[вайтлоу]

Автор: flower dust in your eyes
Фандом: Хроники Нарнии
Герои: Сьюзен
Тема: III-5. Река
Объём: 540 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечание: пост-канон
Размещение: запрещено

Время растягивается и скручивается, а потом плавно изгибается и начинает следовать рядом, взяв меня под руку. Мои воспоминания тускнеют, зрение ухудшается, а на висках не серебрится седина, она того тусклого серого цвета, к которому не идут красивые эпитеты.
Мне сняться тоскливые сны, там мелькают лица из прошлого, которых я не помню, лица людей, которые заставили мое сердце разбиться, а потом сквозь туман пробиваются голоса тех, кто рядом.

Дочь сидит у моей кровати и держит мою руку. Анна, милая, не плачь. Это пустое, не стоит, все будет хорошо, все будет как надо, девочка.
Моей дочери пятьдесят два года, а моему правнуку три.
Я хочу сказать ей то, что думаю, но голос плохо слушается, и выходит только сиплое «Воды». Анна, девочка, не переживай так. У тебя дрожат руки.

Мой муж умер. Я уже не помню когда, последние годы были в тумане. Не могу сказать, что любила его, но он был моим добрым другом, без него стало отчаянно страшно, и эти лица из прошлого в моей голове…
На шее у меня всегда висит медальон, старинный, он всегда холодный, и внутри так – крошечная фотография моей семьи. Той, которая была нужна, но я отвернулась от них, не зная, что вижу в последний раз.

Вода теплая и чуть солоноватая. Мы прожили долгую жизнь, не сказать, чтобы все было очень гладко, но у нас трое счастливых детей, внуки и правнуки. Я уже не помню лица их всех, потому что те, другие, проступают все отчетливее, заслоняя своим сиянием все остальное, что есть на свете.
- Мама, - шепчет Анна. Ее голос не дает мне полностью уйти. Врачи считают, это их трубки и аппараты. Ха! Как бы не так. – Мама, тебе плохо?
Я только улыбаюсь и качаю головой. Мне плохо оттого, что я лежу в этой больничной рубашке, а аппарат, подключенный к моему сердцу, противно пикает.
Мою память наполняют другие звуки, и это пиканье не сочетается с ними. Я хочу покоя.

Я люблю свою новую семью. Но я уже не помню, как звали моего мужа. Врачи что-то говорили про то, что может быть, синдром Альцгеймера… Как бы не так. Как бы не так, вы ничего не понимаете.
Просто меня захватывает другая жизнь. Лица из прошлого – я вижу картины из иного мира, и они вытесняют из меня возможность жить в этом.
Я хочу уйти туда. Мои дети выросли, а у моих внуков есть их родители, а у правнуков будут их собственные бабушки и дедушки, и однажды мы, может, встретимся. Это будет ясный летний полдень.

Анна засыпает, и даже вредный аппарат замолкает. Я чувствую, что меня укачивают мягкие волны, теплая вода принимает меня в свои объятия, а потом я открываю глаза и вижу яркий свет, какого не видела уже так давно.
Я выбираюсь на мелководье реки, отжимаю подол промокшей больничной рубахи и щурюсь на солнце.
Время с тихим влажным шуршанием бежит дальше за моей спиной. Вокруг меня – жизнь, бурная и непередаваемая, и хочется танцевать от радости.

- Сьюзен! – трубит рог, и мир взрывается сотней ярких образов. Меня разрывают на части эмоции, и в итоге я просто кидаюсь сразу обоим братьям на шею, а сбоку меня обнимает сестра.
Я дома.
Прошло шестьдесят восемь лет, прежде чем я вновь увидела их, и воспоминания об Англии светлеют, но никуда не уходят, не выжидают или еще что-то такое. Они просто лишние в наших тесных объятиях.

@темы: .III.5 География, #fandom: Хроники Нарнии, Хроники Нарнии: фэндом в целом (таб.30)

---

[Herba]

Название: Женщина-цветок
Автор: Herba
Бета: ворд 2010
Герои: Рон Уизли
Тема: Запах - Лаванда
Объём: 339
Тип: джен
Рейтинг: G
Дисклеймер: герои и мир Роулинг


Тонкий, свежий аромат, тянувшийся за Малфоем после аппарации, вызывал зависть. Драко Малфой изменял жене.

Туалетная вода Астории Малфой раздражала рецепторы своей ложной скромностью и простодушием фиалок. Последующий оглушительный чих был в своем роде приветственным ритуалом. В оправдание Рон ворчал, что у него аллергия на дух малфоевских предков. Так повелось со времен их совместных посиделок в пабе.

При желании по запаху Рон мог различить до сорока-сорока пяти эфирных масел, в основном яркие, острые, приставучие, как репейник, или приторно-сладкие, но в любом случае неизменно популярные. Нудная работа в подсобке или за прилавком в магазине брата сделала его не восприимчивым к обычным запахам. Приходя домой, Рон не мог сказать наверняка: пахло едой или новыми духами Мионы. Позже, когда он начал проводить часы, а иной раз - дни в лаборатории, он пополнил свои знания ароматов еще десятком лечебных.
Сиреневая – по цвету, а не по духу - настойка помогала при ожогах и различных порезах, которых на первых порах было множество. Она заживляла моментально без заклинаний или дополнительных мазей, не оставляя рубцов, травму выдавал лишь розоватый оттенок новой кожи. Но и этот след исчезал через некоторое время, в отличие от томящего чувства стыда. Оно сбивало с толку, не давало сконцентрироваться на эксперименте, подпитываясь от каждого случайного взгляда, брошенного на колбу с настойкой. Рон злился, переставлял раздражающий предмет шкаф с дубовыми, непрозрачными дверцами. Нехитрые действия успокаивали, но скорее это было еще одно свойство бледно-фиолетовой жидкости. «Седативный эффект», как он выяснил из учебника по гербологии за второй курс, когда помогал Хьюго написать эссе.

Книга оказалась полезна.

Память изворотлива и крепка.

Больничный режим благотворно повлиял не только на избавление от алкогольной зависимости, но и на восстановление чувствительности рецепторов.

Но Малфой об этом не знал. Они вообще плохо знали друг друга. Но раз Драко опустился до интрижки с Браун, то скрывать, что Герм выставила его из дома, Рон не посчитал нужным. А может, повлияла и очередная пинта пива.

«Лаванда – это к переменам. И перемены будут к лучшему, если вы сделаете первый шаг», - так, кажется, заканчивалось эссе Хьюго. Мионе они его не показали. Зачем? Невилл не придирается по пустякам.

@темы: .IV.6 Запах, #fandom: Harry Potter, Harry Potter: Рон Уизли (таб.30)

---

итерация 7

[леди Лилит де Лайл Кристи]

Название: Кино.
Фандом: Katekyoshi Hitman Reborn
Автор: Лихослава (леди Лилит де Лайл Кристи)
Бета: Dusha
Герои: Савада Тсунаеши, Гокудера Хаято. Огромная куча ОМП и ОЖП. Упоминание Ямамото, Хром и других.
Время действия: Им примерно 20 лет.
Тема: V-3 02 Выдумка обязана быть правдоподобной. Жизнь - нет. М. Твен.
Объём: 4 291 слово.
Тип: слеш.
Рейтинг: PG-15
Саммари: Что будет, если двое молодых мафиози придут в кино.
Предупреждения: Повествование от лица оригинального персонажа. Автор и бета нюхали брокколи.

Здравствуйте, моё имя Маттео Валле и сегодня повествование пойдет от моего имени. Постараюсь быть не слишком занудным рассказчиком и по возможности ненавязчивым со своими воспоминаниями. Я расскажу вам о том, как круто жизнь может измениться в один момент. Точнее в один сеанс.

Моя жена посмеивается надо мной и заглядывает через мое плечо в монитор. Она утверждает, что я занимаюсь ерундой, и ничего путного у меня всё равно не выйдет. «Лучше бы лампочку вкрутил в коридоре», – пробурчала моя драгоценная прежде, чем скрыться за дверью кухни. Но когда я крикнул ей вдогонку, что помимо всего прочего, собираюсь упомянуть наше первое свидание, Мария дала добро. Поди, разбери эту женскую натуру!

Сам не понимаю, почему я решил изложить события того вечера только спустя год. Насыщенное было время. Свадьба, работа на износ, ночные клубы. Жизнь меня подхватила в самую гущу событий. Дни проносились у меня перед глазами подобно кадрам кинофильма с моим участием: комедии, боевики, экшн, а дома меня ждала мелодрама. То, что происходило неделю назад, стиралось из памяти, как утренний сон, вытесняясь яркими свежими событиями. Но я не боялся забыть день, с которого всё началось. Такое воспоминание не способно затеряться среди бесчисленной рутины бытовых вопросов, и телефонов коллег, и имён подружек моей жены, похожих одна на другую, как паста в тарелке. Даже будь я старым склеротиком, потерявшим своё имя и отзывающимся, скажем, на кличку Джо (это имя моей собаки), мне всё равно не удалось бы вырвать из своей памяти старт собственной жизни. Точку отсчета всех дальнейших событий, всех моих побед и достижений.

Один вечер вывернул наизнанку мои принципы и устои, открыв передо мной двери в совершенно иной мир – полярную сторону моей прежней жизни. От обилия событий, от тайны, в которую я был допущен, у меня перехватило дыхание и начисто сорвало крышу. И теперь, спустя время, мне довелось пожалеть о решении, принятом на одурманенную голову. Пусть я получил больше, чем мог достичь за все года моей прежней жизни, но мне так и не удалось стать счастливым. Власть, свобода, риск и возможность увидеть мир – то, что всегда манило меня. Но за мечту мне пришлось заплатить несоразмерную цену.

Всё чаще мне начинает казаться, что я схожу с ума. Жена обеспокоенно твердит, что я стал нервным и раздражительным. По любому поводу я могу сорваться, хотя раньше за собой такого не замечал. Возможно, дело в том, что меня буквально разрывают на части. Глубокой ночью, в районе второго часа, мне может позвонить босс и вызвать на работу, а в шесть утра я под именем, которое мне выговорить не всегда удается, уже лечу в Японию, где встречаюсь с нашим человеком и передаю ему документы с Печатью ─ беспокойным огоньком. Гуляю по аэропорту, ожидая свой рейс, закупаю полные сумки сувениров, чтобы не привлекать к себе внимания на таможне. Возвращаюсь в Сицилию, навещаю родных, отца и мать, или Мария встречает меня в аэропорту, и мы едем на ужин к её семье, где уже собрались самые близкие троюродные бабушки. А потом я попадаю домой и буквально доползаю до постели, едва успеваю выспаться. Утром коротким звонком меня снова вызывают на службу, где я передаю непосредственно в руки босса слишком увесистую банку с консервированными ананасами.

Со своей деятельностью я могу подолгу вспоминать свое настоящее имя, чем вызываю вполне оправданные подозрения у работников правопорядка. Но чаще всего они просто отпускают меня, решив, что я прикалываюсь над ними, а некоторые из них считают меня невменяемым.

Через месяц работы я лишился двух зубов, и больше не хожу в зоопарк, потому что видеть не могу животных. Особенно кенгуру. В особняке творятся настолько фантастические вещи, что неудивительно, если я двинулся умом: миниатюрный лев и леопард, разгуливающие по комнатам на манер домашних кошек, боксирующий кенгуру, сова с одним глазом синим, другим – красным, сопровождающая повсюду свою хозяйку. Мало? Я полностью исключил из своего рациона всё, что связано с рисом, не говоря уже о суши. Поход в супермаркет превратился для меня в еженедельную трагедию. Видя на прилавке ананасы, я опасливо изучаю их на наличие разноцветных глаз. Моё воображение играет со мной злую шутку. А еще я стал панически бояться птиц и стараюсь держаться на безопасном расстоянии от зоомагазинов. Потому что у меня замирает сердце при виде маленькой желтой канарейки.

Вы, верно, спросите, почему я не сменю работу, если превратился в параноика, видящего опасность для своей жизни в каждой встречной улыбке. Потому что это деньги, связи, положение в обществе - ведь мне надо поддерживать свою семью. Знайте, эти слова ─ ложь и оправдание собственной никчёмности. На самом деле, я всё бы отдал, чтобы больше не видеть этих людей. Чтобы жить пресной тихой жизнью заурядного сицилийца. Но я знаю немало типов, кто готов самолично отрубить себе голову и преподнести её на тарелке, только чтобы оказаться на моём месте. Им осталось подождать ещё немного.

Мафия не отпустит меня до тех пор, пока я жив. На примере коллег, мне довелось убедиться, что это самая прочная связь, как родственные узы. Только всё гораздо прозаичнее: или я с ними, или уже ни с кем. Ничего тут не попишешь. Уйду я, на моё место придет другой. И так вот уже четыреста лет.
По первости, мне нравилось то, каким я стал: во мне проснулось гордость за самого себя, я жаждал жизни и получал кайф от каждого дня. Как лихо мне всё удавалось, каким обширным стал круг моих знакомств: политики, жены миллионеров, художники, музыканты. Я чувствовал себя, если не Богом, то его заместителем. Ведь всё вертелось вокруг меня: девушки с обложек журналов, модные вечеринки, многообещающие знакомства – когда появились деньги. Потом я купил родителям дом в элитном районе и женился на Марии. Дурманящее не хуже наркотиков ощущение вседозволенности давало мне заряд на новый день. И мне в голову не приходило, что всём этом я растрачиваю и теряю самого себя. Того обаятельного паренька, который сам не догадывался о своей привлекательности и тем притягивал людей, больше не было.

Все началось именно так, как пишут в сказках. Вот только я не принцесса и в качестве крестной феи мне выпало на долю встретиться с крестным отцом. Вместо волшебной палочки у него оказалось кольцо Неба. Его помощниками были не шустрые мышки и даже не трудолюбивые гномы – профессиональные убийцы: подрывник, мечник, боксер, иллюзионист. За неимением доброго сочувственного взгляда – пронизывающие насквозь глаза с рыжими искорками. Но волшебные чары доброй феи рядом не стояли со сферой его влияния.
«Принцесса», то есть я, получил то, чего хотел. И в придачу собственный дворец и карету. И сейчас я задаюсь вопросом, а была ли счастлива та же Золушка, и какой счёт фея выставила ей за свои услуги? Наверное, хорошо об этом думать, когда сидишь в собственном кабинете и лениво потягиваешь вино с выдержкой старше тебя самого. Кому-то неплохо живется. Мне не место в их компании, не дорос. Скорее я отнес бы себя к числу тех, что вздрагивает при виде песочных часов. Ведь так же неумолимо просачиваются песчинки моего времени.
Почему я бросил всё, что у меня было, и связался с мафией? Хороший вопрос, уместный, когда у тебя все карты на руках. Кроме самой важной – твоей жизни. И когда босс решит, что пришло время выкинуть эту карту на стол, тебе будет нечем крыть. Надеюсь, что Золушке повезло больше в этом плане, и она нашла, чем откупиться. А вот я подписал себе смертный приговор.

Всё до банальности просто. У меня в кармане не было ни евро, и, как я считал в ту пору, мне нечего терять. В тот день меня с позором выгнали с работы из-за того, что я проспал и явился в офис на два часа позже. И шанс, выпавший в темноте кинозала, представлялся для бедного парня, вроде меня, подарком свыше.

Когда тебе двадцать с небольшим, амбиции вдруг резко возрастают, и всегда не хватает денег, даже на самое необходимое. Потому что еще не научился их считать и потратишь на развлечения все до последней монетки. Просить у родителей уже стыдно, ведь ты взрослый и пора самому себя обеспечивать. Неплохо бы и семье своей помогать, ведь в тебя было вложено столько денег, пора отдавать долг.

Вот так считал я, точнее в меня это вложили с рождения. Я появился на свет двадцать пять лет назад в семье парикмахера и домохозяйки. У меня есть старшая сестра Аличе, она старше всего лишь на три года, но мы никогда не были дружны. Как с детства началось наше негласное соперничество за внимание родителей, так оно по сей день и продолжается. Бессмысленная и жестокая игра, разобщающая нас. С сестрой у меня нет ничего общего, ни в увлечениях, ни во внешности: я похож на мать, а Аличе пошла в отца, точная его копия. Сколько я себя помню, она мешалась под ногами в парикмахерской, делая укладки лысым клиентам, и, угадайте, какое будущее ждало меня?

Когда ты выходец из низов и все лучшие места в мире были поделены еще задолго до рождения твоих родителей – твой образ жизни предопределен, и каждый день прописан наперед. Один за другим и так по кругу. Ты просыпаешься утром в узкой комнате, которую делишь с сестрой, и делаешь не то, что хочешь, а то, что должен. Однообразие по телевизору, куда ни переключишь, по всем каналам одно и то же; в книгах пыль и выцветшие от времени затертые страницы; унылая сонная игра местных футбольных команд; туристы снуют туда-сюда, особенно дотошные французы с их отвратительно-смешным языком! Не знаю другого языка, в котором слово «стол» имеет женский род.

Моя мать утверждает, что все французы спесивы: они глядят на нас свысока, поджимают губы. Я могу лишь предположить, что туристы тут не при чём, ведь она и к нашим соседям, выходцам из Албании, относилась со смесью из сочувствия и презрения. Ей, дочери успешного предпринимателя, до замужества не привыкшей знать лишений, и в голову прийти не могло, что придется жить в доме, в котором за кухонным столом не может собраться больше четырех человек.

Я замечал, что когда мама сочиняла очередную историю для подруг о нашем благополучии, то чуть оттягивала пальцами мочку уха. Словно наказывала саму себя. Мне даже в голову не приходило винить её в том, что она обманывала людей из нашего окружения, и я поддерживал эти легенды. В результате, все наши соседи были убеждены, что дела моего отца процветают. Отдельно следует поблагодарить сплетницу Арбери.

Кстати, я до сих пор не понимаю, как мы вообще сводили концы с концами. И каков парадокс: по вечерам мама тихо плакала, закрывшись на кухне, но я не могу вспомнить, чтобы она хоть раз упрекнула отца в бесполезности его дела. Напротив, мама всячески поддерживала и одобряла его занятие.

Во что бы то ни стало, мне хотелось выбраться из этой ямы, в которой я родился и жил двадцать лет. Я хотел, чтобы мои родители ни в чем не нуждались, и у мамы больше не было повода для слёз. Я мечтал покупать Марии всё, о чем она грезит, что видит на обложках глянцевых журналов; ходить с ней в кино не только на уцененные сеансы. Признаюсь, не в последнюю очередь мне хотелось раз и навсегда утереть нос Аличе. И так случилось, когда Господь услышал мои мечты, и понял их слишком буквально. Правильно говорят: бойтесь своих желаний, они имеют пакостное свойство сбываться.
Как я уже сказал, в тот день меня уволили с работы. Я подрабатывал курьером на полставки, пыльная работёнка: носишься без перерыва в разные концы города с тяжелыми пакетами, доставляешь заказанные книги. И платят мало.

После непродолжительного переругивания с начальством и заодно с сотрудниками, мне сунули в руку две мятые бумажки по пять евро каждая – зарплату за отработанные три недели, и убедительно попросили больше в офисе не появляться. Я был только рад. Немного напрягал тот факт, что работы в ближайшее время не предвиделось, разве что улицы подметать. Но для этого есть албанцы и прочие приезжие.

Я не унывал. Надо было найти себя в чем-то серьезном, не вечно же бегать по улицам разносчиком пиццы и курьером по доставке книг. Домой идти не хотелось, там меня ждал немой укор в глазах матери и остывший суп. Решив, что придумаю, как выкрутиться из этой непростой ситуации, я бодро направился в ближайший бар. В тот момент я жалел только о том, что у меня села батарейка на телефоне, который я не додумался зарядить с вечера. Позвонить Марии я не мог.

С трудом пробившись к стойке и с сосредоточенностью знатока выбирая между сортами пива, я прислушался к себе и после полуминутной полемики с самим собой, решил, что напиться – это последнее, что мне сейчас необходимо. Так ничего не заказав, я вышел из заведения, где как раз назревала драка. Бармен со щенячьим восторгом в глазах пересматривал лучшие голы итальянской сборной, и ровным счётом ему не было никакого дела до клиентов.

До шести вечера проскитавшись по улицам, рассматривая встречных прохожих, я был близок к тому, чтобы пешком пересечь всю Сицилию. Но ноги сами привели меня к дому Марии. Я брел по улицам без смысла, не разбирая дороги, натыкаясь на туристов и обругивая их, на чем свет стоит, заворачивая в тупики, и всё равно пришел не только на нужную улицу, но и прямо к ее окнам – не странно ли это?

К счастью, Мария к тому моменту закончила с уроками. Я подождал, пока она соберется, за полчаса успев расположить к себе ее мать. Покритиковав дочь за то, что она заставила меня ждать, и, стребовав с меня обещание, что я верну Марию домой до полуночи, синьора Грекко отпустила нас.
Мы пришли в кинотеатр за десять минут до сеанса, и смогли купить билеты лишь на предпоследний ряд. Все места за нами были распроданы. Никогда еще такого не видел. Пока Мария причесывалась перед зеркалом, я стоял в очереди за попкорном. К тому времени я вспомнил, что с самого утра без еды, и мой желудок моментально отозвался недовольным урчанием. Девушка за стойкой смущенно улыбнулась и протянула мне самое большое ведерко воздушной кукурузы, я даже сказать ничего не успел. Надо было попросить воды, раз она была так любезна.

По пути в зал, петляя в полутьме коридоров, я успел прочесть название фильма на билетах и запомнить наш ряд и места. В самом центре. «Повезло, будет отличный обзор!» – решил я и зачерпнул из ведерка целую горсть солёного попкорна.

Нашими соседями по местам стали две девчонки лет семнадцати да мужчина, сидевший справа от меня, который ушел сразу, как только кончилась реклама спонсоров показа. Я усмехнулся и покрутил пальцем у виска. Странный какой. Но никто не будет нам мешать наслаждаться фильмом. Я на то очень надеялся.

Через минут пять после начала показа, Мария потёрлась щекой о моё плечо и печально вздохнула. Режиссер с первых минут фильма вознамерился доказать, что он снимает не комедию и не мелодраму, а триллер. Крупным планом нам показали главного героя, подозрительно похожего на Терминатора. И только он открыл рот, чтобы поприветствовать эпицентр своих бед, как на последнем ряду, прямо за нашими спинами послышалось ворчание человека, которому отдавили ногу, – опаздывающие зрители пробирались в середину ряда.

— Может, нам стоило пойти на что-нибудь… более романтичное? — спросила моя спутница, недовольно надув губки. Я не успел придумать достойный ответ, как за спиной раздалось:

— А что за фильм-то?

— Не знаю, Джудайме. Я просто на ближайший по времени сеанс билеты брал, — я кивнул Марии, подтверждая его слова. Шепнул: «Я обещал твоей матери вернуть тебя до завтра». Моя девушка скрестила руки на груди и перевела взгляд на экран. Как раз показывали шикарные апартаменты героя, явно номер Люкс или даже Президентский.

Пока герой умывался, сзади шелестели фантиками. Я скрипнул зубами и обернулся:

— Фильм про мафию, — мне сначала хотелось попросить их разговаривать потише, но потом я понял, что сам веду себя не лучшим образом, хрустя попкорном на весь зал.

Двое парней растерянно переглянулись и через минуту один из них так серьезно выдал:

— Ну, это не очень интересно…

— Почему же? — тут же нашлись желающие поспорить. — Это весьма интересно. Перестрелки, переделы сфер влияния и всё такое.

— А может, тебе детскую сказочку надо? — съязвили откуда-то снизу. На экране началась стрельба, Мария вздрогнула и зажмурилась.

— Да иди ты со своей сказочкой в…! — Огрызнулся второй парень у меня за спиной и, моментально меняя тон, почтительно обратился к своему спутнику. — Может оно и ничего будет, а если вам не понравится…

— То в следующий раз мы заранее выберем, на что пойти. — Успокоил его тот, которого назвали «Джудайме».

Не выдержав их бухтения, я развернулся, чтобы попросить их замолчать и невольно отметил контраст: растрёпанные, буквально торчком стоящие каштановые волосы у одного и прямые пепельные – у другого. У них было одно ведро попкорна на двоих, и это выглядело по-детски умилительно. Мысленно окрестив их "тёмный" и "светлый", я окончательно уверился, что кино нормально посмотреть не удастся.

Сначала всё было вполне безобидно. Ну, хрустят они воздушной кукурузой буквально над ухом, бывало и хуже. Я сам проголодался и к середине фильма в одиночку съел больше половины ведерка. Но потом они принялись в полный голос комментировать происходящее на экране:

— Спорим, что к концу фильма его убьют? — серьезно заявил один из них.

— Джудайме?

— Этот их Босс! — терпеливо пояснил тот, что «Джудайме».

— Занзас похуже будет. По сравнению с вами любой ужасен, — задумчиво высказался «светлый».

— Занзас…, — усмешка. — А ты мне льстишь.

— Нет, что вы! — «светлый» замахал руками так активно, что рассыпал попкорн.

Кто-то сбоку озвучил мои мысли:

— Да заткнитесь вы уже! Достали! Смотреть мешаете!

— Ладно, — миролюбиво согласился «тёмный». — Давай, посмотрим…

Минут через пять блаженной тишины фильм был прерван возмущённым воплем:

— Да кто же так взрывчатку закладывает?! Они что, дыру в полу хотят? Или надеются, что на это кто-нибудь сядет?!

По залу прокатилась волна хохота. За ней последовало справедливое возмущение. Кто-то из девчонок слева пискнул: «А можно потише?» Но их никто не услышал.

— М-м-м, да. Глупость, — я вынужден был согласиться с ним. Мария шикнула на меня, призывая, не вмешиваться. А то, чего доброго, нас из зала попросят уйти.

— Вот я и говорю, что глупость. Я бы сделал по-другому, — не унимался «светлый».

— Ты бы всё сделал лучше всех, я уверен, — с нежностью сказал «темный», но тут же переключился на другую тему. — Скажи, ты видишь снайпера в чердачном окне?

— Видим, а что? — за блондина ответили девчонки, сидящие рядом со мной. Сзади послышался горестный вздох.

— А то, что если он хочет получать за свою работу деньги, а не пулю между глаз, то его не должно быть видно, — снисходительно разъяснил «Джудайме».
И так весь фильм, каждую сцену они разбирали на составляющие. То "оружие закупать в этой стране не выгодно, да и качество оставляет желать лучшего", то "размер взяток не правдоподобен", то "где вы видели таких честных полицейских?". Вскоре все зрители стали с интересом прислушиваться к этим комментариям, но "светлый" вдруг с неподдельным воодушевлением воскликнул:

— Смотрите, Джудайме, а тут подлокотник убирается!

Следующие пять минут было на удивление тихо, даже общеизвестный факт, что "один человек, стреляющий по десятерым, имеет больше шансов попасть, чем эти десять, стреляющих по одному" не был подвергнут критике и подробному разбору. Зато стал слышен странный шорох, как будто мнут одежду, и хриплое дыхание. Поддавшись любопытству и обернувшись, я так и замер: парни увлечённо целовались, причём блондин уселся на колени своего спутника. До действия, разворачивающегося на экране, им не было никакого дела.

Мария дернула меня за рукав футболки, я обнял ее и стал смотреть фильм. Через какое-то время игнорировать их действия стало невозможно. Хриплый шёпот, еле сдерживаемые стоны и скрип кресел. Нервы не выдержали, и я повернулся к ним снова.

— Не могли бы вы трахаться в другом месте?

— А мы ещё не… — оторвался от своего занятия «тёмный».

— Вот и идите. Пока не начали, — я перевел взгляд на Марию. Она так и сжалась в кресле. Звуки вроде бы стали тише, но вскоре снова стали слышны их голоса.

— Хаято-о-о-о…

— Д-д-да-а-а…

— У тебя тут… ммм… вибрирует…

Откуда-то сбоку послышался нервный смешок. Моя девушка улыбнулась. Я и сам начал веселиться в обществе этих двоих.

— Что? — только и смог выдать «светлый».

— Телефон, в кармане, вибрирует… — терпеливо пояснил «Джудайме», — я достану?

— Конечно, Джудайме, — с готовностью отозвался блондин.

— Хм, прекрати, я не вижу… это Ямамото. — Тот, что взлохмаченный вмиг стал серьезным. — Ответишь?

— Может лучше сбросить? Пусть этот придурок идёт в Неаполь*, а мы продолжим? — я напрягся, вслушиваясь в их разговор. Это становилось куда интереснее фильма. Я их недооценивал и теперь жалел, что несколькими минутами ранее просил их замолкнуть.

— А вдруг, что-то важное? Я сам отвечу. Алло. Да, это Тсуна. Нет, всё в порядке, просто мой телефон выключен, мы же в кино.
…
Подожди, его же только завтра должны были доставить?
…
А своих туманников у них нет?
…
Тогда почему везли в открытую?
…
То есть, оттуда товар выпустили, а у нас задержали?
…
Я правильно понял, что иллюзия, наложенная на ящики с оружием, развеялась к концу перелёта? Хаято, запиши куда-нибудь, что с этой семьёй работать не стоит.
…
Хром доводит Роберто Гросси до нервного срыва, чтобы впредь денег не задерживал, и вернётся только завтра… надо подумать.
…
Вария? Ямамото, ну сам подумай – купить всю таможню разом выйдет дешевле, чем оплатить работу Маммона, а покупка таможни раза в три-четыре дороже самого груза.
…
Скажи им, чтобы успокоились, не привлекали внимания. Хром приедет так быстро, как только сможет. А пока пусть сидят на этих ящиках.
…
Нет. Это время я им оплачивать не собираюсь, так и передай. Задержка – вина их некомпетентного туманника, пусть он и выплачивает им неустойку. А Хром, как придёт, скажет на таможне, что в ящиках банки с консервированными ананасами. Ей поверят.

Нажав отбой, "тёмный", которого, как выяснилось, зовут Тсуна, а не Джудайме, печально вздохнул.

— Вот обязательно было портить настроение?

— Может мне на таможню позвонить? Вполне вероятно, что наш человек сегодня работает и... — с энтузиазмом предложил Хаято.

— И он один протащит мимо своих коллег три ящика автоматов, ещё три – патронов к ним и пять с твоим динамитом? — насмешливо поинтересовался «Джудайме».

— Да, не получится, — вынужден был согласиться «светлый».

На экране убивали того самого босса, как и предсказывали парни, но даже Мария, всегда переключавшая канал, когда в новостях говорили о преступности, с интересом ждала развития событий у наших соседей по зрительному залу.
Тсуна достал собственный телефон, включил и принялся тыкать пальцем в экран. Окружающие замерли, приготовившись слушать, кажется, даже фильм стал тише.

— Хром? Как у тебя дела, всё в порядке?
…
Я рад. Ты когда сможешь вернуться?
…
Так быстро? Это замечательно. Ты не могла бы задержаться в аэропорту?
…
Ничего особенного, надо груз замаскировать подо что-нибудь безобидное… под консервированные ананасы, например. Прояви фантазию!
…
Как долетишь, позвони Ямамото. На таможне должны быть люди из его regime**.

Окончание его разговора ознаменовалось началом финальных титров.

— Теперь понятно, чего это вам фильм так не понравился, — я не смог удержаться от комментария.

— Ну, ведь кино это выдумка, а значит, обязано быть правдоподобным, как иллюзии. Иначе какой смысл? — прошептал Тсуна мне на ухо. Я замер, не смея шевельнуться. — А жизнь совершенно не обязана быть правдоподобной. Она и так есть. От неё никуда не деться.

Он вложил в мою одеревеневшую руку листок бумаги и удалился из зала в сопровождении Хаято…

***

Наутро после встречи я увидел в своем доме нового человека. Он открывал рот, пытаясь мне что-то сказать, а может быть, просто зевая. И внешне он выглядел точь-в-точь как я, моя точная копия. Даже двигался он так же резко и порывисто. Человек синхронно со мной поднес руку к лицу и внимательно уставился на обгрызенный ноготь на мизинце. Он сжал губы в тонкую полоску, и удивление в его глазах сменилось равнодушием. Мой молчаливый собеседник потер переносицу указательным пальцем – этот жест я подцепил от отца, когда мне было шесть, – и лишь тогда меня накрыло пониманием, что это всего лишь моё отражение в зеркале. И, буду откровенен, первое моей мыслью было – надо меньше пить.

Как я ни напрягал память, мне так и не удалось вспомнить, как я оказался дома, да еще и в своей постели. Меня мучила жажда, словно я марафон по пустыне пробежал. Это всё ещё куда ни шло, но не признать своё отражение – такое было со мной впервые. Я прошелся вдоль коридора, неотрывно пялясь на себя в зеркале, и уже готов был вволю похохотать над собственной глупостью, как воспоминания вечера стали возвращаться. Улыбка, расползающаяся у меня на губах, и смешинки в глазах стремительно исчезли. Яркими смазанными бликами события вечера мелькали у меня перед глазами со скоростью двадцати пяти кадров в секунду, поторапливая друг друга. Мне подумалось, что так должна пролетать вся жизнь перед глазами, когда до смерти остается одна сотая секунды. Я моргнул, и всё окончательно смешалось: возбуждение, стыд, горечь, воодушевление, непонимание происходящего. И зажатая визитка в руке с нацарапанным на ней телефоном некоего Гокудеры.

К концу первого часа хождения по мукам, точнее сказать, нарезания кругов по коридору, меня подкинуло. Украдкой посмотрев на своё отражение, я потерял дар речи и забыл, как дышать. Хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная приливом на берег. Пусть литературное сравнение, но мне на тот момент было совсем не до смеха. Мой зеркальный клон развёл плечи и гордо вскинул подбородок. И мало того, держал спину, чего я сроду не делал, как со мной мать ни билась!

Какой смысл сыну парикмахера строить из себя верхушку общества с правильной осанкой и рубашкой застегнутой на все пуговицы? Что это даст, кроме насмешек ровесников? Не знаете ответа или стесняетесь сказать правду? Вот я так же считал.

С того момента во мне проснулось та неуловимая черта, что заставляет законопослушных граждан перейти на другую сторону улицы. Гордый, уверенный в себе синьор, наверное, таким был мой дедушка по матери.

***

И вот, спустя год, я сижу дома и пишу эти строки, в надежде, что их однажды прочтут. С работы звонков не было вот уже несколько недель. И мне бы очень хотелось верить, что они меня отпустили, найдя мне замену. Забыли обо мне. Но сердце подсказывает, что всё складывается не слишком удачно для меня. Лучше вертеться подобно белке в колесе, чем сидеть на мертвой точке, переходя из комнаты в комнату и меняя положение тела два раза в сутки.

Бессонница пятый день. Не могу глаз сомкнуть.

Ключ повернулся в замке. Я вздрагиваю, но не оборачиваюсь. Слышу по шагам, что это Мария вернулась от подруги. Она идёт на кухню, оставляет там сумку с продуктами, потом направляется в спальню.

Сижу у себя в кабинете за столом. С выключенным светом. Пусть думает, что я заснул над рассказом.

Не хочу её волновать или расстраивать. Даже если причина есть.

Она притаилась где-то за гранью моего понимания. И значит, мне ничего не изменить. Я лишь пешка.

Спеша на самолеты, стремясь впитать в себя все ощущения, я опоздал жить.

Я слышу, как Мария распахнула окно в нашей спальне, впуская ночную прохладу. Сижу на сквозняке, и осенний ветер пробирает до костей. Дрожу. Но от холода ли?

Страшно. Потому что я слышу приближающиеся шаги, как будто кошачьи лапы со спрятанными коготками.

Совсем близко. За моей спиной.

Никто не узнает, что тут случилось.

И не вспомнит моего имени.

Я был к этому готов.

Выстрел.

---
* "Иди в Неаполь", то есть в пешую сексуальную прогулку. Чем занимались в этом Неаполе, остаётся загадкой. [Неаполитанское королевство было образовано присоединением Сицилии к Неаполю, куда рвались искатели легкой жизни, презираемые теми, кто остался верен своей тяжкой и мафиозной островной судьбе.]
** Regime – ячейка мафии, отряд, входящий в состав Семьи. Возглавляет его caporegime, уже непосредственно подчиняющийся боссу.

@темы: .V.3 Цитаты, #fandom: Katekyo Hitman Reborn, Katekyoshi Hitman Reborn: Савада Тцунаеши, Гокудера Хаято (таб.30)

---

5/30.

[Wildnessy]

Название: Ключ к пониманию.
Автор:  Wildnessy.
Фандом: Star Trek: TOS.
Пейринг: Кирк/Спок.
Тема: IV.5 - Голос.
Объём: 532 слова.
Тип: слэш.
Рейтинг: PG.
Дисклеймер: от всех прав на персонажей отказываюсь.
Примечания: небечено; также написано на КС-Календарь 2011.

Я держу твою руку в своей, и мне хочется навсегда продлить этот миг, ведь человеческая жизнь слишком короткая, чтобы можно было растрачивать её по пустякам. Но ты ловко расплетаешь наши пальцы.
- Джим, - говоришь ты, - сейчас не время. У нас есть другие обязанности. Люди ждут.
И я знаю, что ты, несомненно, прав. Я молча киваю в знак согласия, и мы расходимся по разным частям этой странной планеты. Здесь снег и холод сменяются жарой и песчаными бурями, здесь никогда не бывает абсолютного света или кромешной тьмы, здесь повсюду витает дух противоречия. Мы должны разгадать тайну, должны отыскать ключ к пониманию сути происходящего здесь. И каждая минута бесценна в нашем поиске. Люди ждут, Энтерпрайз ждёт. Там, на орбите, вращаясь по причудливой траектории, истощая свои запасы и не имея возможности улететь. Корабль словно прикован к этой планете, и, пока мы здесь, он не вырвется. Но для того, чтобы вырваться, мы должны совершить чудо, мы просто обязаны отыскать этот ключ.
- Капитан! - кричишь ты.
Я вздрагиваю от твоего голоса. Ещё недавно ты называл меня по имени, а теперь снова перешёл на официальный тон. Или мне просто показалось...
- Уже иду, - отзываюсь я и спешу к тебе, но уже не могу разглядеть твоих очертаний. Ты сливаешься с горами и лесами, с полями и пустынями, со всей живой и неживой природой, которая только есть вокруг.
- Спок! - зову теперь я.
- Иди на мой голос...
Я подчиняюсь. Теперь ты командуешь мной, ты зовёшь, ты просишь, ты умоляешь. Я иду к тебе, слыша знакомые нотки и родные интонации, иду, повинуясь твоему зову. Я почти теряю сознание, но ты по-прежнему ждёшь меня, и я с трудом передвигаю ноги, зажмуриваюсь, закрываю лицо от сильного ветра, но всё-таки иду. Твой голос внутри меня, я ощущаю его каждой клеточкой своей кожи. Я не могу остановиться, только не сейчас. Я обязан идти...
- Джим. - Ты сидишь возле меня и кончиками пальцев теребишь мои влажные волосы.
- Что случилось? - шёпотом отзываюсь я, смотрю на тебя непонимающим взглядом и, кажется, совсем не осознаю, где мы и что мы здесь делаем.
- Я нашёл.
- Нашёл? Нашёл что?
- Ключ. Он был здесь, в этой пещере.
Я озираюсь по сторонам и, наконец, замечаю, что ветер уже не бьёт в лицо, а песок не слепит глаза, да и снежная буря закончилась, едва успев начаться.
- Ключ - это мы. Мы с тобой. Я не знал этого, я не смог догадаться. Но ты сам пришёл сюда, ты позволил этой планете вести тебя. Теперь Энтерпрайз на свободе. Они ждут нас, Джим.
Я неловко улыбаюсь и прижимаюсь щекой к твоей горячей ладони. И мне снова хочется, чтобы время остановилась, а прикосновение длилось вечно. Ты больше не споришь со мной, ведь именно наше единение спасло нас и всех остальных, кто был заперт на Энтерпрайзе, словно в клетке. Теперь Энтерпрайз свободен. И мы тоже свободны. Мы можем вернуться назад или пойти вперёд, сейчас это неважно. Но я так же, как и минуту назад, прижимаюсь к тебе, и теперь я думаю, что эта планета даёт нам ещё один шанс быть вместе, невзирая на время, забывая обо всём, что было всего лишь иллюзией. Мы счастливы - каждый из нас - и так продлится ровно столько, сколько мы захотим.

Название: Рыба.
Автор:  Wildnessy.
Фандом: Star Trek: TOS.
Персонажи: Кирк, Маккой, Спок.
Тема: II.2, Неизвестная болезнь.
Объём: 433 слова.
Тип: джен, попытка юмора.
Рейтинг: G.
Дисклеймер: от всех прав на персонажей отказываюсь.
Примечания: небечено.

- А, Джим, вот ты где. А я тебя везде ищу.
- Что-то случилось, Боунз?
- Случилось. Пойдём, ты должен сам это увидеть, - Маккой торопливо вывел Кирка из столовой.
- Если это так срочно, почему ты не воспользовался корабельной связью?
- Не хотел привлекать лишнее внимание. Идём.
- Прежде, чем они дошли до дверей медотсека, Кирк почуял что-то неладное.
- Вот, полюбуйся, - Маккой указал на Спока, безмятежно валяющегося на кушетке.
- Что с ним, Боунз? - забеспокоился Кирк, - Что-то не так? Спок заболел?
- Этого я пока не знаю.
Глаза вулканца были прикрыты, и казалось, что он просто спит. Но обычно невозмутимое лицо Спока на сей раз выдавало массу эмоций. То он внезапно кривился, то складывал губы трубочкой, то широко раскрывал рот, будто пытаясь что-то сказать.
- Спок думает, что он рыба.
- Рыба? Но как это возможно? - Кирк подошёл к кушетке и схватил Спока за руку.
- Не стоит, - одёрнул его Маккой, - рыбы бывают слишком опасными.
- Но почему рыба? У Спока, что, выросли жабры?
- Нет. С его дыхательной системой всё в порядке. Просто... Ты помнишь ту партию мерезианских водорослей, которую мы получили на прошлой неделе?
- Что-то припоминаю, - Кирк нахмурился и потёр переносицу.
- Спок во главе научного отдела проводил над ними какие-то исследования. И, очевидно, он так надышался парами водорослей, что возомнил себя рыбой.
- А то с другими учёными?
- О, эта зараза на них не подействовала. Она подчиняет себе только вулканцев, - Боунз хитро прищурился и чуть не выдал своего внутреннего ликования.
- Это как-нибудь лечится?
- Пока нет. Я не смог найти противоядие. И в Базе Данных Звёздного Флота нет ни одного упоминания о подобных случаях.
- Так что же нам теперь делать?
- Ждать. Возможно, это пройдёт само собой, а может, и нет.
- И что тогда? Спок навсегда останется... рыбой? - Джим едва не поморщился при упоминании молчаливой живности.
- Знаешь, в том есть своя прелесть. Заведём аквариум, сэкономим на корме...
- Боунз!
- Доктор, я прекрасно вас слышу, - подал голос Спок.
- О, смотрите-ка, наш больной исцелился. Как вы себя чувствуете, мистер Спок?
- Лучше, чем когда бы то ни было. Полагаю, доктор, я могу идти? - вулканец поднялся с кушетки и приготовился вернуться на вахту.
- Боунз, ты же сказал, что эта болезнь неизлечима?
- Я такого не говорил. Но, впрочем, ты прав, если бы все неизлечимые больные поправлялись так быстро, я бы давно остался без работы.
- Идёмте, мистер Спок, - сказал Кирк, пропуская вулканца вперёд, - расскажете мне всё о своём пребывании в образе рыбы. А с тобой, Боунз, мы ещё потолкуем.

@темы: #fandom: StarTrek, StarTrek TOS: фэндом в целом (таб.30)

---

[Лопоуша]

Название: Фиолетовая мышь
Фандом: Petshop of Horrors
Герои: граф Ди, Леон и еще парочка персонажей
Тема: мошенничество
Объём: 541 слово
Тип: джен
Рейтинг: G


В зоомагазинчик вошел невысокий человек и с размаху шмякнул на прилавок обувную коробку. Когда он снял крышку, в коробке обнаружилась крошечная мышь удивительного цвета. Фиолетовая шерстка чуть-чуть искрилась в свете электрической лампы.
Человек был взволнован и чем-то сильно возмущен.
- Вы, как вас там, владелец! – завопил он без всяких предисловий. – Граф Ди, так, что ли? Мошенник! Жулье вы, а не граф!
Детектив Оркотт мгновенно сделал стойку.
- Мошенник? Почему? Что случилось?
- А вы сюда посмотрите! – обернулся к нему человек. – Этот тип мне продал слона! Я хотел купить слона, и он мне продал. Еще, видите ли, уникального, фиолетового. Два дня назад! А теперь, видите, что с ним сделалось?
Человек гневным жестом указал на мышь в коробке. Мышка шевельнула усами и подергала сиреневым носиком.
- Это, по-вашему, не жульничество?! Я за слона платил!
- А контракт вы подписывали? – не менее возмущенно выпалил граф Ди. – Что было сказано в контракте?
Человек неожиданно смутился.
- Ну… Было сказано – не курить в помещении, где содержится слон.
- Вот именно! А вы, очевидно, курили!
Глаза у человека забегали.
- Так ведь пару затяжек всего… Я в форточку дым выпускал…
- Не имеет значения, - сурово ответил Ди. – Фиолетовый слон отличается повышенной чувствительностью к никотину. Малейшее присутствие сигаретного дыма – и он мгновенно превращается в мышь.
- Выходит, я же еще и виноват?
- Вот именно! Разумеется, если вы хотите, мышь я обратно приму, но о возврате денег не может быть и речи!
Человек торопливо дернул к себе коробку.
- Нет-нет, пусть остается! Я к ней как-то уже привык. А у вас не найдется клетки… более подходящего размера? Я оплачу, раз уж сам виноват…

Когда человек ушел, окончательно присмирев и унося с собою мышь в хорошенькой клетке со специальным домиком и искусственным деревцем для гимнастических мышиных упражнений, граф Ди тяжело вздохнул.
- Люди! Никакой силы воли. Двух дней не смог совладать с дурацкой привычкой…
- Да нет… Совсем не в этом дело, - задумчиво отозвался Оркотт.
- Не в этом? А в чем же?
Леон потер затылок.
- Ради любимого живого существа как-нибудь перетерпел бы он без курева – тем более, не совсем надо было бросить, всего лишь в одном определенном помещении не курить. Я думаю, на самом деле ему и хотелось мышку завести. Маленькую, симпатичную. Просто не мог он в этом признаться. Несолидно вроде, немужественно. Слон внушительнее.
Граф изумленно приподнял брови.
- Неужели? Вы считаете, так могло быть?
- А так всегда и бывает. Сейчас он может со спокойной душой себе сказать, что ничего не мог поделать: превратился слон, и все тут. Не отдавать же бедную зверюшку, вроде привязался уже. Люди умеют все себе объяснить, чтобы было логично и разумно, и в то же время для самолюбия не обидно.
- Да вы мудрец, дорогой детектив! – искренне восхитился Ди.
- Просто знание жизни и обыкновенный здравый смысл, - скромно ответил Оркотт. – Ладно, я пойду, а то на работу опоздаю. Вечером еще загляну!
- А скажите, дорогой детектив, зачем вы сюда приходите?
- В каком смысле? – запнулся Оркотт.
- Животные вас не особенно интересуют… Для чего вы приходите в мой зоомагазин?
- Ну как же… Ты подозрительная личность, граф, за тобой глаз да глаз… И Криса, опять же, не с кем оставить…
Ди кивнул.
- В самом деле, весьма логично и разумно.
И улыбнулся загадочной китайской улыбкой.

@темы: .II.4 Детектив/преступление, #fandom: Petshop of Horrors, Petshop of Horrors: фэндом в целом (таб.30)

---

[Лопоуша]

Название: Наутро после
Фандом: Petshop of Horrors
Герои: граф Ди, Леон
Тема: кража
Объём: 196 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечания: Рождественской истории у меня не вышло. Получилась построждественская.


- Что-то случилось, дорогой детектив? Вы сегодня неважно выглядите, - промолвил граф Ди.
- Скажи мне, Ди, куда катится этот мир? – со стоном отозвался Леон, яростно почесывая в затылке. – Преступники совсем одичали. Ну хоть один день в году могли бы отпраздновать, как нормальные люди… На следующее утро после Рождества приходится возиться с очередной паршивой кражей!
- Что-нибудь ценное похищено?
- Ага, очень даже ценное. У одного уважаемого – и весьма небедного – жителя нашего любимого города уперли экзотическую зверюшку. Ци… циветту. Черно-белые кольца на хвосте, полосы на шее и вдоль хребта, на морде темная полоса, напоминающая маску. Размером с обыкновенную домашнюю кошку. Кличка – Принцесса Цыси. Ох, до чего ж башка трещит…
- Дорогой детектив! – заулыбался Ди. – Мой вам совет – не думайте вы о работе. В самом деле, нужно же хоть раз в году нормально отдохнуть. Выпейте лучше чаю и отведайте этих восхитительных пирожных! Кража не должна вас беспокоить.
- Почему вдруг? – насторожился Леон.
- Да так… Просто я немного знаком с Принцессой Цыси. Не сомневаюсь, что она скоро вернется домой. А вот грабителям не повезло. Провести новогодние праздники в кабинете пластического хирурга… Ах, как это печально! – жизнерадостно закончил Ди и придвинул к детективу тарелочку с пирожными.

@темы: .II.4 Детектив/преступление, #fandom: Petshop of Horrors, Petshop of Horrors: фэндом в целом (таб.30)

---

20/30

[Celiett]

Название: ***
Фандом: Pandora Hearts
Герои: Гилберт Найтрей/Оз Безариус
Тема: Признание в любви
Объём: 158 слов
Тип: слеш
Рейтинг: PG
Саммари: признание
Авторские примечания: AU, современность

Признание в любви

Гилберт жмурится, сминает в пальцах очередную сигарету, но не слушать этот голос просто не может. Он пробирается под кожу, растекается медовой сладостью по венам. И почти инстинктивно Найтрей чувствует его улыбку.
Оз не выдерживает, громко смеется прямо в микрофон, прижимая к ушам готовые свалиться наушники. Кто же знал насколько проблематично это юное дарование.
-Так не пойдет… - вздыхает Гилберт. Лежащая на столе пачка пуста, и кто знает, как долго ему еще придется терпеть эту искусную пытку.
-Простите, - улыбается Оз, стирая с уголков глаз не прошеные слезы. – Это последний раз, честно-честно!
Найтрей качает головой. Этот последний раз длится уже столько времени…
Где-то внутри Гилберт понимает, что никогда не сможет отказать Озу. И дело даже не в принципах.
-Еще раз. – Точно признавая свое поражение, соглашается он.
-Спасииибо! – заливисто тянет Безариус, жмурясь от удовольствия. – Я люблю вас!
Тяжелые наушники сползают на плечи. А Оз, без тени смущения, выводит в воздухе пальцами большое сердце. И улыбается так тепло-тепло.
Гилберт отводит взгляд.

Название: ***
Фандом: Pandora Hearts
Герои: Оз Безариус, Гилберт Найтрей (косвенно)
Тема: Нам нужна твоя помощь!
Объём: 337 слов
Тип: слэш
Рейтинг: PG
Саммари: боль разлуки
Авторские примечания: современное AU

Нам нужна твоя помощь!

Оз почти ненавидит всю эту ситуацию. Ненавидит себя за слабость. Ненавидит мелкий дождь и отсутствие зонта. А ведь и правда, кто бы мог подумать, что за какие-то часы погода так сильно испортится?
Оз слетает вниз по лестнице, перепрыгивая через две, а то и через три ступеньки, рискуя пересчитать носом оставшиеся. В кармане тихо бренчат монеты, мелкие, которые Оз уже давно собирался потратить на какую-нибудь ерунду. Кто же знал, что именно сейчас они ему так пригодятся?
Дверь телефонной будки тихо скрипит, но замок держит крепко. Охладевшие от дождя пальцы не слушаются, монеты выскальзывают, падают на пол будки. Укатываются так далеко что не достать. Оз бессильно кусает губы, дышит на онемевшие пальцы, пытается согреть.
И вот, наконец, они почти послушны. Безариус стаскивает трубку, зажимает плечом, набирает длинный номер телефона и замирает, хрипло дыша через нос. Длинные, монотонные гудки, тесная телефонная будка, размытые силуэты людей, вечно спешащих куда-то. В какой-то момент ему кажется, что весь мир сжимается, становится не меньше этого небольшого клочка земли.
-Ты нужен нам… - тихо шепчет он в тишину трубки. Оз знает, что еще секунда и зазвучит автоответчик, и тогда ему точно не хватит смелости высказать все, что наболело.
-Как ты не понимаешь, Гилберт? Нам нужна твоя помощь! Ведь мы все… Мы не сможем без тебя и я… я тоже не смогу. Поэтому… - Оз сглатывает, нервно цепляется за длинный провод, замирает и неожиданно улыбается, тепло, открыто и почему-то спокойно, - возвращайся поскорее…

Небо рассеивается, Оз ловит губами холодные капли.

«…Знаешь, столько всего произошло. В двух словах и не описать. Мне казалось, что я в западне. Что выхода больше нет. Но потом я почувствовал. Было что-то связывающее нас. Ниточка, такая тонкая, такая длинная. Она протянулась на многие километры, и, знаешь, мне было тепло. Потому что я знал, что с тобой все хорошо…
Я очень скучаю. И первое время без тебя было очень плохо. Но я же сильный, ты сам говорил мне. Вот только… не настольно. Потому я и прошу тебя: вернись за мной. Дай понять, что я все еще нужен… Помоги мне, Гилберт, молю тебя, помоги!»


Название: ***
Фандом: Pandora Hearts
Герои: Оз Безариус/Гилберт Найтрей
Тема: Пьяный поцелуй
Объём: 184 слова
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Саммари: жертвенность
Авторские примечания: Оз доминантен~

Пьяный поцелуй

В этой странной, пропитанной солнечным светом комнате Гилберту почти душно. Он задыхается, бьется точно птица в клетке. Вот только о его слабости никому знать не обязательно. Только…
-Ты не слушаешь меня! – голос господина почти настигает его врасплох. Всегда такой тягучий, плавный, он может ударить не хуже кнута.
Оз выдыхает колечки дыма, поудобнее ухватив мундштук. Вновь расслаблен, безмятежен и ласков. Идеальная маска.
Гилберт опускается на колени, прижимается губами к тонким пальцам. Что-то странное, незнакомое прежде спиралью вкручивается в грудную клетку.
-Гилберт… - довольно тянет Оз, щурится. Выдыхаемый дым пахнет мускатом, Оз пахнет яблоками. Гилберт осознает это лишь, когда чужие губы оказываются слишком близко, прижимаются, овладевают.
Его поцелуи крепче терпкого вина. И Гилберт опьянен.
Мгновение и снова пустота. Будто бы ничего и не было.
Оз не смотрит на него, но Гилберт кожей чувствует притаившуюся улыбку в уголках тонких губ.
Он чувствует себя жертвой, слабой жертвой, запутавшейся в тонкой и невесомой паутине, точно в крепких клещах. Он не пытается бежать, не пытается спастись. Просто в какой-то момент понял, что бесполезно.
Ловушка захлопнулась. А дальше лишь западня, наполненная запахом муската и яблок. А на вкус крепче терпкого вина.


Название: ***
Фандом: Pandora Hearts
Герои: Гилберт Найтрей, Оз Безариус
Тема: Феи
Объём: 182 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: страшные-страшные сказки
Авторские примечания: Оз и Гил спят в одной комнате и даже в одной кровати.

Феи

Эфемерно. И до безумия нежно.
Запястья тонкие. Вот-вот сломаются.
Страшно.
У ночника тусклый свет, но сейчас он совсем не ободряет.
Гилберту страшно.
Тихий шорох. Перевернута страницы. Буквы расплываются, пляшут, и смысл ускользает от усыпленного дремой разума.
Холод змейкой скользит по ноге. Гилберт вздрагивает, забирается под одеяло, сжимается в комок.
Оз склоняется к ночнику. Его голос замирает, тревожно. Взгляд скользит по едва разбираемым строчкам. Тишина.
-Что… что там? – Гилберту кажется, что его голос прозвучал как-то незнакомо.
Господин молчит. Закусывает губу, мнется. И, наконец, отвечает.
-Они умерли, Гил. Все до единого.
Тихо. Стучат о стекло голые ветки клена.
В свете ночника глаза Оза пугающе темны, почти торжественны. Они наполнены этим тусклым, мерцающим светом.
-Это феи. – После долгой паузы отвечает Безариус. Тяжелая книга неслышно ложится на тумбочку.
-Они убили всех… - повторяет он еще тише. – Невероятно, правда?
Гилберт лишь кивает. Ему не хочется отвечать. Не хочется попасть под призрачное воздействие магии, пропущенное сквозь страницы.
Оз забирается под одеяло, прижимается, зажмуривается. И почти засыпает.
Ночник затухает сам. И Гилберту кажется, что где-то там, в темноте, он слышит тихий хрустальный смех.
Ведь это не могло ему показаться?

Название: ***
Фандом: Pandora Hearts
Герои: Гилберт Найтрей/Оз Безариус
Тема: Квест
Объём: 172 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: отношения ученика и наставника
Авторские примечания: AU

Квест

-Что? – черные брови мгновенно приподнимаются. – Что ты сказал?
Оз переминается с ноги на ногу, мнется, теребит в руках испещренный защитными рунами посох. И почти корит себя за слетевшие с языка слова. Ну вот, теперь из-за них и объясняться придется…
Гилберт снимает с головы шлем, смотрит строго, пристально. Взгляд как у коршуна из Сумрачной долины. Липкий холод растекается по позвоночнику
-Я хотел… точнее имел в виду… - в такой нужный момент Оз никак не может подобрать нужные слова.
В конце концов, кому он посмел возразить? Одному из лучших рыцарей, герою десятилетней войны, своему… наставнику.
-Я не хочу идти на этот квест! – И мгновенно зажмуривается, ожидая укора, подзатыльника, чего угодно!
Но в ответ раздается лишь тихий смех.
-Больно самостоятельным ты стал, - наконец отвечает Гилберт. И Оз с облегчением замечает в его глазах прежнее тепло.
Что было бы с ним не найдя его Гилберт? Разорвали бы волки? Или бы его просто убили, приняв за шпиона? Кто знает…
Широкая ладонь ложится на лоб, отводит светлые пряди. И Оз благодарно жмурится.
Эта неопределенность ему даже нравится.

@темы: .V.2 Штампы, .II.3 Фэнтези, #fandom: Pandora Hearts, Pandora Hearts: Оз Безариус, Гилберт Найтрей (таб.30)

---

Не уступай словам делами.

[вайтлоу]

Автор:  flower dust in your eyes
Фандом: Хроники Нарнии
Герои: Эдмунд
Тема: V-3. Не уступай словам делами. © Шекспир
Объём: 438 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечание: пост-канон
Размещение: запрещено

Мне нет места в раю. Я умер и переродился, а потом – еще раз, и так несколько кругов, пока окончательно не запутался. Мне кажется, я схожу с ума, и от отчаяния и непонимания в том числе. Существует слишком много «меня», и от этого все проблемы.
Вздорный ребенок.
Мудрый король.
Хмурый подросток.
Ну, это если выделять основное. Но какой я на самом деле? Тут я должен быть самим собой, но мне неизвестна эта сторона бытия. Каково это – быть цельным, когда тебя не рвут на части противоречия, желания, нет жара в крови, нет смятения… Как достичь просветления Лу, если упрощать.

О, я пытался, честно. Как меня грызло изнутри все тогда, когда мы с Питером поехали за кольцами, мне так самому хотелось, даже руки тряслись – брат еще тогда понимающе только мое плечо сжал, и мне хочется верить, что он так боролся со своими демонами. Но он – он это… Питер. Питер, Питер, Питер!.. Золотой, чудесный мальчик, добрый и отважный, не то, что я.
Я почти надел это проклятое кольцо. Но потом уронил его на землю, нет, я не слышал ни рыка льва, не дуновения ветерка не почувствовал – просто уронил на землю. И пока поднимал, успел подумать о том, что я хотел сделать.
И снова чуть не надел кольцо. Обидно было безумно.

Люси гуляет по саду с мистером Тумнусом, он ждал ее полторы тысячи лет, а она его – четыре года, и их счастье такое безбрежное. Мне кажется, что когда я открываю рот, из него льется яд, кроме того Золотого Времени, когда лилась только мудрость (или хотя бы мудрые банальности). Иногда не хочется сказать, поделиться всем этим с кем-нибдь, но горло сжимает ледяной страх быть непонятым.
Я слишком долго был в скорлупе, чтобы вылезти из безопасной темноты.
Я… Ну, я просто Эдмунд Пэвенси, та-самая-задница-из-за-которой-рухнул-Каменный-Стол.

За заре тоненько поет птичка. Трава мокрая от выпавшей росы, приятно холодит ноги после душной спальни. В садах тихо, только щебет и шелест листвы уютно нарушают гармонию. В такие моменты всегда хочется, чтобы чьи-то руки обняли тебя из темноты, а любимый голос сказал какую-нибудь важную чепуху, вроде – все будет хорошо. Или «я с тобой».
Рай – не очень уютное место, как мне кажется. Здесь я чужой, я чужой везде, кроме своего утопичного Золотого Века. Может быть, я не прав в своем ослином упрямстве и нежелании видеть красоту, но меня душат стены.
Меня короновали неверным королем. Для моего сердца существует лишь предтеча.

За закате принц Рабадаш должен покинуть Кэр-Параваль. Я сижу в саду и читаю книгу, и в какой-то момент мир замирает. Остается лишь стрекот насекомых, да ветерок в кустах.
- Занудный младший брат, - Питер мимолётно обнимает меня за плечи. – Пойдем, пора провожать нашего высокого гостя.
- Уже иду, - улыбаюсь я.

@темы: .V.3 Цитаты, #fandom: Хроники Нарнии, Хроники Нарнии: фэндом в целом (таб.30)

---

Ледник.

[вайтлоу]

Автор:  flower dust in your eyes
Фандом: Хроники Нарнии
Герои: Эдмунд, Питер, Джадис
Тема: III-5. Ледник
Объём: 465 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечание: Золотой Век
Размещение: запрещено

В моем сне идет снег. Он настоящий, холодный, мокрый и пресный.
В моем сне идет снег, а я бреду по сугробам на вершину одинокого ледника, ведь где-то там есть пещера, в которой живет прекрасная сирена с жесткими колючими волосами. Мне противно и промозгло, но отчего-то не холодно. Наверное, эта вера в не-сон греет меня изнутри. Где-то внутри меня есть золотое солнце, я почти вижу его перед собой. Эти тонкие лучики, они как будто улыбаются, и ведь где кроме как во сне все это может происходить?

В пещере темно, плесенью не пахнет, сыростью тоже. Разве что гнилым деревом, но это такой, легкий запах леса, и еще палая листва.
Я иду по мягким опавшим листьям, и вокруг тихо-тихо, как будто кто-то выключил звук. Ведь я иду к прекрасной сирене, зачем заглушать ее голос чем-то иным. Золотое солнце внутри опаляет, даже немного больно.
Я падаю внутрь этого ледника, сквозь толщу льда, за мной следом падает отчаянный злой крик, но

я открываю глаза. В палатке холодно, мы забрались далеко на Север в своем исследовательско-любопытственном походе. В ушах немного звенит, и еще хочется пить. Я шуршу одеялом, нечаянно задеваю Питера, и он недовольно морщится во сне. Дрожащие тени от свечи пляшут на стенах палатки и играют на волосах Питера, и мне кажется, что я забыл что-то важное, но мне слишком холодно, чтобы думать.

- Эд, прекрати ворочаться, спать не даешь, - сонно бурчит Питер в подушку.
Я улыбаюсь.
- Не спится. Ты слишком громко храпишь, эй! – на меня нападает внезапный приступ веселья. Знаю, потом я буду за него расплачиваться, но сейчас внутри меня живет смешинка. И потом, я владею монополией на подшучивание над Его Высочайшим Величеством Верховным Королем Питером.
- Иди куда-нибудь погуляй, вдруг поможет, - сердито бубнит брат. – Не мешай – мне – спать! – тщательно ворчит он, а мне становится еще смешнее.

Но я послушно выхожу из палатки и старательно мерзну в рубашке на пронзительном ветру. В нашем лагере не горят костры, кентавры и фавны чинно несут свои посты. Я иду мимо них, кивая все всремя – да-да, все в порядке.
Король просто решил прогуляться по ночному леднику.
Я отхожу достаточно далеко от лагеря, когда понимаю, что больше не иду по снегу. И когда я опускаю взгляд, то вижу смутный силуэт в толще льда, мне кажется, я знаю ее, но не хочу помнить.
Ведь она мертва.
- Здравствуй, мой дорогой мальчик, - заползает в уши вкрадчивый шепот. А потом время смазывается, я слышу только рев ветра и кто-то уже трясет меня за плечи.

- Идиот, я так испугался! – лихорадочно обнимает меня Питер. Внутри меня поднимается маленькое золотое солнце, оно прогоняет черные тучи и заметает все вокруг снегом. – Откуда у тебя эта манера дурацкая, - он не договаривает, но мы и так все понимаем.
- Пойдем, - брат набрасывает мне на плечи плащ. – Скоро рассвет.
Я, щурясь, смотрю на небо.
- И правда.

@темы: .III.5 География, #fandom: Хроники Нарнии, Хроники Нарнии: фэндом в целом (таб.30)

---

[Maranta]

Название: «Я дам тебе имя».
Фэндом: Axis Powers Hetalia.
Автор: Maranta.
Бета: Aerdin.
Герои: Пруссия, Россия.
Тема: IV, 5/01 - Смех.
Объём: 1865 слов.
Тип: джен.
Саммари:«Слишком дикий, чтобы жить, слишком редкий, чтобы умереть». (с) Годвилль.
Дисклеймер: Все уже украдено до нас.

1807
Пруссия никогда не любил дипломатию – все эти поклоны-реверансы, договоры-переговоры, – дайте ему войну, и довольно.
Только вот в последнее время войны не удаются, и Франция совсем оборзел; сюда бы старину Фрица, да только Фрица больше нет. Они облажались по-крупному: он, и Россия, и Англия, и другие – и теперь Гилберт торчит на берегу Немана, ждет, пока те, кто дипломатию любит, решают его судьбу.
Бонфуа, индюк надутый, заявил, что разговаривать станет только с Россией, и вообще-то Пруссия рад бы не участвовать лишний раз в словоблудии, но Россия – темная лошадка. Кто знает, о чем тот договорится с Францией там, на середине реки, с глазу на глаз за стенами шатра. Императоры русский и прусский на Фрицевом гробу дали клятвы вечной дружбы, но их нации ни в чем не клялись. Потому Гилберт битый час мечется по берегу беспокойным зверем, утаптывая Неманский ил.
Наконец полог шатра приподнимается, выходит Россия и, не оглядываясь, идет к своей лодке. Та плывет мучительно долго, и когда Брагинский наконец сходит на берег, Гилберт бросается к нему волком – и так же резко останавливается.
Вблизи видно – у России яркие, припухшие губы, как воспаленная рана на бледном лице. Зацелованные, и Пруссия сжимает кулаки накрепко, ногти впиваются в ладони. Он и правда ненавидит дипломатию – зато Бонфуа любит.
Остановившись в двух шагах, Брагинский негромко произносит:
- Мне удалось убедить Францию оставить тебе Бранденбург, Померанию и Силезию. С карты не исчезнешь.
Гилберт стискивает зубы. Он ненавидит подачки и потому выдыхает с шипением:
- Шлюха.
Россия коротко и хлестко, без замаха, бьет его по губам – как строгая матушка сквернословящего ребенка. Нагибается близко, к самому лицу – несмотря на истерзанные губы, глаза у России ясные и холодные, темные, как ненадежный лед Чудского озера, и Пруссия снова тонет, холодно, только бы выжить.
- В другой раз на коленях будешь благодарить, - внятно произносит Брагинский и выпрямляется наконец, и Гилберт, вынырнув, вдыхает сквозь зубы со свистом.
- Идем, Королевство Прусское, - как ни в чем ни бывало говорит Россия, поправляя шарф; Гилберт успевает мельком заметить на шее свежий кровоподтек, и да, он ненавидит, ненавидит дипломатию, даже если Россия, кажется, нет.
Впрочем, теперь Пруссия хотя бы знает точно – это была не последняя его война.

1946-1949
Он не помнит, как умирают нации.
Это кажется сейчас очень важным – потому что Пруссии больше нет, а имени «Гилберт Байльшмидт» слишком мало, чтобы выжить такому, как он – но, как ни старается, Гилберт не может вспомнить, что случилось с Ганновером, Баварией и остальными. Его никогда и не волновало особо, куда подевались родственнички-лишенцы – вот только были и уже нет; Пруссия искренне полагал, его это не касается и никогда не коснется. А сейчас кажется – стоило, стоило последить хоть за одним из бывших королевств, доживавших у него на иждивении.
Теперь он гость в собственном доме – но тоже, видно, ненадолго.
- Значит, поделили? – голос у Гилберта скрипучий, надколотый, будто в горле застрял фугасный осколок.
- А, да, давно договорено, - сидящий на столе Россия задумчиво провожает взглядом клуб дыма, пока тот не рассеивается, и делает новую затяжку.
Курево у него отвратительное, может быть, поэтому у Гилберта горло перехватывает, а не потому, что очень не хочется умирать.
- Кёнигсберг я, конечно, оставил себе, - продолжает Россия. – Торис бы взял, ну так больно много чести, - он рисует в воздухе сигаретой какую-то загогулину, довольно неприличной формы, - а я и так слишком добрый.
Гилберт сипло смеется, продавливает сквозь больное горло:
- Ты?
- Я, - подтверждает Брагинский, опустив на него изучающий взгляд, и добавляет небрежно, - тебя бы убить, если по-хорошему. На пару с братцем. А я, дурак, вожусь тут с тобой.
Гилберт хохочет сквозь кашель – какие все-таки мерзкие сигареты.
– Ничего, недолго осталось. Ты уж потерпи, - шипит издевательски, хуже все равно уже не будет.
Россия не отвечает на подначку, смолит, пялясь в потолок, пока окурок не дотлевает до пальцев. Не поморщившись, тушит – о столешницу, чтоб его – и смотрит на бывшую Пруссию, внимательно, как в первый раз видит, долго, прежде чем негромко проговорить:
- Я дам тебе имя.
Гилберт не дышит – одну, две, три секунды, – не верит своим ушам. Не может быть, чтобы после такой войны давали жизнь, просто не бывает; но это Россия, а Россия не такой, как остальные, странный, ненормальный. Надо соглашаться, пока тот не пришел в себя и не передумал, но...
- С кем на этот раз лизался, со всеми Союзниками? – голос неприятный, надколотый, слова самоубийственные; Пруссию часто называли сумасшедшим и, наверное, все-таки не зря.
Брагинский пропускает оскорбление мимо ушей. Само милосердие. Победитель может себе позволить.
- Жить хочешь? – интересуется вместо ответа – без угрозы, так, будто ответ на самом деле нужен.
- А как же, - выдыхает Гилберт, скалясь. – Я слишком хорош, чтобы умирать.
Россия все так же смотрит на него, неподвижным немигающим взглядом, он ненормально спокоен – может быть, потому, что знает, Пруссии всегда плевать было на идею, у всех людей кровь одинаково красная. Братец – тот да, верил, мечтал навести в мире порядок, как на собственной кухне, выдрессировать, как своих собак; а Гилберту просто хотелось воевать, как всегда в жизни хотелось.
- Ну и чего ты ждешь? – говорит наконец Россия, усмехаясь углом губ. – Забыл уже?
«В другой раз на коленях будешь благодарить».
Гилберт сглатывает. Гордость колючим комком топорщится под ребрами, но он правда хочет жить – и подается вперед, медленно, неуверенно, будто ребенок, что учится ходить. Опускается на одно колено, как когда-то при посвящении в Орден, и замирает, не зная, что дальше, как благодарить за обещанную жизнь. Россия не помогает, не подсказывает, что хочет услышать, а секунды идут, пульс бьется в висках, слова все не приходят – и Гилберт не выдерживает, хватает руку Брагинского и прижимается сухими губами к костяшкам пропахших табаком пальцев.
У России очень тяжелая рука, прохладная и жесткая, как дерево; рука воина, не дипломата – и, наверное, поэтому Гилберт не отнимает губ еще несколько мгновений. Оторвавшись, поднимается, смотрит в упор вызывающе – он выполнил договор, как умеет, и если все равно нужны слова, что ж, значит, не судьба. Россия молчит, разглядывая отмеченную руку, уголки губ слабо подрагивают. Потом говорит тихо, будто для себя:
- Значит, хочешь, - и прячет руки в карманы. Продолжает неожиданно деловито, - Что-нибудь придумаем. Посидишь пока тут, город все равно надо отстраивать – сам понимаешь, нахлебники мне не нужны.
Гилберт скалится.
– Вот только за колхозника меня держать не вздумай.
Иван, хохотнув, поднимается и выходит, не прощаясь. Наутро приносит невзрачный костюм и липовые документы, отведя к какому-то своему полковнику, рекомендует как инженера и архитектора по совместительству – и улетучивается, оставив продираться через языковой барьер и взаимную антипатию.
Работы действительно очень много, город, перепаханный войной, приходится едва не по кусочкам собирать – а ведь это только Кёниг, что-то творится по континенту? Гилберт работает едва не сутки напролет, и почти некогда тревожиться – но все-таки он чувствует облегчение, когда в один прекрасный день застает у себя Брагинского, в прокуренной уже комнате.
- Вот и все, - говорит вместо приветствия Россия, выдувая из ноздрей две струйки дыма. – Считай себя прописанным.
Гилберт, подойдя, жестом просит сигарету; с сидящим как всегда на столе Брагинским он ростом примерно вровень. Иван задумчиво показывает шиш, потом все-таки лезет в карман за помятой пачкой и протягивает сигарету, прикурив от своей. Гилберт жадно затягивается этой гадостью – моряцкий табак, ей-богу; и едва не давится, когда Брагинский дружелюбно произносит:
- Пакуй манатки.
Отфутболив сигарету в угол рта, Гилберт буркает:
- Выселяешь? – он чего-то такого ожидал, в самом деле: за последние месяцы из Кёнига его людей изрядно повывезли в восточные провинции, все реже в бывшей столице можно услышать немецкую речь. Это уже почти русский город; правда, язык Гилберту от этого дается не намного легче.
- Можешь остаться в Калининграде, конечно, - равнодушно пожимает плечами Брагинский, - но я снял тебе комнату. Пол-Берлина устроит?
- А почему не весь? – сделав последнюю затяжку, скалится Гилберт.
- Не жлобись, - миролюбиво огрызается Россия. – Поделили по-братски. Ему половина, тебе половина, он – им, ты – мне. Вопросы?
Гилберт мотает головой, задумчиво досасывая окурок. Какие уж тут вопросы.
- Германская демократическая республика, - внятно, практически по слогам проговаривает Россия, поднимаясь, и гасит сигарету о стол. – Идем.

1990
За последние сорок лет Гилберт привык, что к Брагинскому вот так просто не вломишься: будь добр, запишись на прием, да в очереди высиди, а если попробуешь пролезть вперед, пеняй на себя – младшая сестрица России любит порядок. Повезет, если не останешься евнухом, а всего-то отделаешься парой швов.
Вот и сейчас, даром что в приемной в кои-то веки никого, так зыркнула, будто он ее драгоценного брата травить пришел. Будто Гилберт такой дурак, чтобы травить надежду, единственный отчаянный шанс. Он так часто почти умирал, что сейчас не чувствует страха, только лихорадочное предвкушение, как перед боем.
В комнате накурено до состояния смога. Россия сидит за столом, напрочь заваленным бумагами, и перебирает их – вяло, механически. Вид у него отсутствующий, как у человека, на которого взвалили сотню дел: все не переделать, а выбрать одно и начать – выше всяких сил.
- Стену снесли, - говорит Гилберт вместо приветствия и доклада. Иван в ответ пожимает плечами и, скомкав исчерканный листок, смахивает под стол.
- Ну?
- Ну? – эхом отзывается Россия, скользнув по нему взглядом ясным и пустым, как у слепого.
- Делать что-нибудь собираешься?
- Что ж вы все наглые-то такие, - с легким удивлением сетует Иван, склонив голову набок. – И каждому-то что-нибудь надо.
- Да плевать! – рявкает Гилберт, подавшись вперед. – Меня оккупируют со дня на день, придурок, а ты и не чешешься!
- Я моюсь, - буркает Россия, снова утыкаясь в какую-то бумажку. Гилберт выхватывает ее из Ивановых пальцев и швыряет, не глядя, за спину. Упирается руками в столешницу, нагибается – так, чтобы лицом к лицом. Цедит:
- У меня больше ничего нет, ни метра. А ГДР. Ты. Сдал.
Россия молчит, уставившись на столешницу туда, где был листок, но когда Гилберт в бешенстве тянется – схватить за грудки, встряхнуть – резким движением перехватывает его руки. Сжимает запястья крепко, до скрипа – дернись, и сломает кости.
- Не забывайся, - тихо говорит Брагинский, и глаза его, только что светлые и отрешенные, темнеют, как очень ненадежный лед, один неверный шаг – и умрешь, ступай осторожно, тевтонец. Вот только когда ты и так смертник, то уже не страшно, так что Гилберт нагибается совсем близко, как для поцелуя, и шипит в лицо России, прямо в бледные поджатые губы:
- Дай мне новое имя, дурак! У тебя это хорошо получается.
- С чего бы это? – спрашивает Иван, просто спрашивает, не глумясь – и, как ни странно, не ломая ему рук. – Зачем ты мне живой?
- Да откуда я знаю?! – рычит Гилберт, не пытаясь вырвать запястья из стальной хватки. – Мне почем знать, почему ты это каждый раз делаешь, псих!
- Почему, - повторяет Россия, рассеянно отвернувшись к окну – и вдруг улыбается, криво, как над несмешной шуткой, - а может, я тебя люблю?
Гилберт не выдерживает и хрипло, истерически хохочет, и Россия тоже смеется – глухо, едва слышно. Выпустив его запястья и откинувшись на спинку стула, бормочет:
- Наверное, я всех люблю, иначе бы давно убил.
- Мудаков-то? – буркает Гилберт, мотнув головой в направлении бумажек: прошения, договоры, требования. Россия тихо, одобрительно смеется – так, клёкот в горле – и, выпрямившись, складывает пальцы в домик. Сама деловитость. Говорит небрежно:
- Ну допустим. Ты понимаешь, что тебе уже не воевать?
Гилберт кривится. Он любит войну пылко, больше даже, чем Эльжбетту – но меньше, чем себя, выжить важнее, и потому буркает:
- Ну.
- Разве что, - продолжает Россия, и в глазах его впервые загораются смешливые искры, - если тебе еще и придется воевать, то только за меня. Понимаешь, Калининградская область?
Гилберт понимает очень хорошо.
- Значит, повоюем, - ухмыляется он, и Иван отвечает невеселой улыбкой, невидяще глядя в сторону:
- Повоюем.


Исторические сноски:
1807 – заключение Тильзитского мира между Россией и Францией. Пруссия, будучи союзником России, была лишена права голоса.
Они облажались по-крупному: он, и Россия, и Англия, и другие – речь идет о первых антинаполеоновских кампаниях, продутых вчистую.
Императоры русский и прусский на Фрицевом гробу дали клятвы вечной дружбы – таки да, было дело. Непосредственно за несколько лет до Тильзита.
Мне удалось убедить Францию оставить тебе Бранденбург, Померанию и Силезию – таки да. Наполеон собирался ликвидировать Пруссию, и только вмешательство Александра I сберегло это государственное образование.

1946-1949
Как многие помнят, свершившаяся ликвидация Пруссии была инициативой Англии и США – под предлогом врожденной агрессивности и «угрозы миру».
- Значит, поделили?
- А, да, давно договорено.
Договорено было действительно давно – еще до завершения войны, в Потсдаме.
За последние месяцы из Кёнига его людей изрядно повывезли в восточные провинции – вопреки страшилкам о массовых репрессиях, население будущей Калининградской области таки депортировали в будущую ГДР. Ну, в основном.

1990
Стену снесли – автор в курсе, что стену снесли в октябре 1989. Гилберт не информирует, он жирно намекает.
Меня оккупируют со дня на день – многие жители Восточной Германии именно так и считают: что ФРГ их оккупировала.
А ГДР ты сдал – надо сказать, что предательство советской верхушки раскинулось широко. Речь не только о позволенной «оккупации» ГДР ФРГ – агентурные сети были брошены на произвол судьбы, агенты Штази, действующие и бывшие, пошли под суд, включая легендарного Маркуса Вольфа. Впрочем, в середине девяностых они были реабилитированы.

@темы: #fandom: Axis Power Hetalia, .IV.5 Звуки, Axis Powers Hetalia: союзники (таб.30)

---

[Соуран]

Автор:  Соуран ака Керрен Рысь.
Название: Безмолвный крик.
Фандом: Final Fantasy 7: Before Crisis.
Герои: Ширс.
Тема: Крик.
Объём: 245
Тип: джен.
Рейтинг: G.
Саммари: Иногда боль можно выплакать только беззвучно.
Примечание: на день рождение для  Мирилас. Прости, что не получилось тему повеселее выбрать.

Беззвучный плач, беззвучный крик. Иногда показывать, как тебе больно, просто нельзя. Слишком тонкие стены или люди рядом или просто надо быть сильным, чтобы выжить самому. Или чтобы спасти того, кого любишь.
Это почти так же, как обычно. Та же гримаса боли и отчаяния, так же кривится рот, но всё тихо, ни звука, ни всхлипа, ни стона. Кричат безмолвно, искажая черты лица, словно бы воя, но в жуткой тишине.
Ширсу приходилось плакать так дважды. Собственно, оба раза были единственными после смерти родителей. Первый – сразу после того, как в дом ворвались ТУРКи. Он не помнил, как спасся, почему не догнали, как остался жить. Помнил, как бежал, пока не рухнул от усталости. Лёгкие горели от недостатка воздуха, бока ходили ходуном от неровного дыхания.
Тогда и сорвало. Нет, мальчик не издал ни звука. Только стоял на коленях и, запрокинув голову к небу, беззвучно кричал, сжимая руки в кулаки. По щекам текли скупые злые слёзы. Он стёр их запачканным рукавом, оставляя на лице полосы. Поднялся и пошёл вперёд. В тот день закончилось детство…
Второй… Второй раз случился после Корела. Когда перекинув ТУРКа через провал, Ширс понял, что можно не сдерживаться. Досада на самого себя, злость (в основном на учёного), страх за Эльфи, любовь к ней сложились в адскую смесь. Клубок эмоций. Вспышка ярости. Пробел в памяти.
В себя он пришёл только на поверхности, отчаянно молотя стену проклятого реактора. Костяшки кровоточили, голос оказался сорванным. Но второй заместитель ничего не смог вспомнить. Совсем.
Он не стыдился тех слёз. Даже мужчина может плакать.

@темы: .IV.5 Звуки, #fandom: Final Fantasy, Final Fantasy VII Before Crisis: Ширс (таб.30)

---

[amberkotik]

Название: 2 тур. Второй шаг.
Фандом: оригинальный фэндом.
Герои: Группа преступников
Тема: Дождь
Объём: 539 слов.

Тип:Ориджинал

 

На темно-красной земле они выделялись четко, являясь отличной мишенью для снайпера. Цепочка людей, пробирающихся по колено в бурой пыли, стремилась к пределу их мечтаний сейчас - такому же запыленному городку, как они сами.
Лейлах тяжело дышала и беспрестанно кашляла - мелкая пыль попадала в нос и рот, раздражая нежные слизистые.
Им не повезло - при переходе через горы на них напали. Стая циабатумов* напала неожиданно, из-за высоких скал. Лейлах только успела уловить, как с шорохом раскрылись огромные крылья, а вожак уже бросился на неё, признав как равную. Она успела только выставить руку, чтобы острые зубы не прорвали тонкую кожу горло. Как оказалось, дар Сайлента не действовал на полуразумных существ. И, как назло, циабатумы оказались именно полуразумными.
Кое-как отбившись от этих тварей, они перевязали особо серьезные ранения, и рассчитывали получить помощь в ближайшем городе. Сейчас у их странствия не было особой цели - они просто перебирались с места на место, рассчитывая найти потенциального клиента.
На данный момент они были примерно на территории бывшей Монголии, согласно старой и потрепанной карте, которая была выпущенна до раздела мира. Кажется, городок, в который они стремились, назывался Деландзадгад. Однако местные жители звали его просто Дыра.
Лейлах уже отчаялась сегодня принять теплую ванну, когда Сайлент нагнала её и тронула за плечо. Все остальные видели, как женщины некоторое время шептались, после чего Лейлах недоверчиво передернула плечами, а Сайлент ухмыльнулась и накинула капюшон.
Буквально через несколько минут плотной стеной хлынул дождь, прочерчивая дорожки на пыльных плащах. Лейлах обернулась и жестом приказала ускорить шаг.
Опускались сумерки. Ворота города почти закрылись, когда вся компания буквально подбежала к городу. Охранники только заглянули под капюшоны и пропустили их без вопросов. Им не привыкать.
Извилистые серые улочки пересекались и сплетались, неся на себе массу серых людей. За неприметными переулками скрывались различные злачные заведения. Обычно рядом стояли "девочки", но сейчас они попрятались от дождя внутрь домов. В таких переулочках могло случиться всякое: притоны для ассасинов, опиумные курильни, сьемные комнаты для нежелающих задерживаться дольше, чем на один день. Именно там странники и нашли приют.
Конечно, обстановка не ахти какая: обшарпанная мебель, потрескавшиеся стены в разводах. Но это лучшее на что они могли сейчас рассчитывать.
С дороги все устали и развались на креслах и кроватях вперемешку. Ник приставал к Сайлент, и они шепотом спорили, вычерчивая в воздухе непонятные знаки. Эдж устало массировал виски: ему досталась самая неприятная часть. Он "вел" их своим даром.
Лейлах вздохнула и тронула его за плечо:
- Иди расслабься. Здесь должна быть горячая вода.
- Даже не знаю. Моя несчастная голова требует покоя, но мне пока хочется побыть здесь. - чуть помедлив, ответил парень.
- Как хочешь. - Корбе пожала плечами. - Тогда я пойду.
Вытащив из походного рюкзака смену одежду, Лейлах спустилась в ванную.
Вода текла из ржавого крана неохотно, будто сопротивляясь. Отрегулировать напор и температуру струи оказалось невозможном.
Наконец, с горем пополам Лейлах набрала воды достаточно. Но стоило ей лечь в отливающую рыжиной жидкость, дверь приоткрылась, впуская сквозняк.
- Лей, это я. - Кого Лейлах ожидала увидеть, но только не её. Извиняющая улыбка Авари могла бы подкупить любого.
- Выйди немедленно!
Ава пожала плечами и вышла. Было видно как сразу неестественно замеканели её плечи. Корбе, моля всех богов вернуть эти слова обратно, выскочила из ванны и накинув полотенце, выбежала в коридор.
- Ава!..
Не было даже похоже что кто-то приходил.

@темы: #original: фантастика, Ориджинал: фантастика, группа преступников-авантюристов (таб.30)

---

D.Gray-man. Четырнадцатый. (6/30)

[14th]

Название: Оставленное.
Фандом: D.Gray-man
Герои: Тысячелетний Граф, Род Камелот, Четырнадцатый.
Тема: Сострадание
Объём: 550 слов
Тип: джен, пре-канон.
Рейтинг: PG
Дисклаймер: Все права на D.Gray-man принадлежат Хосино Кацуре
Размещение: запрещено.

Аккуратно отставленная чашка кофе и сложенная ровно вдвое салфетка. Граф медленно берет десертную ложечку и в той же задумчивости осторожно опускает ее на стол, чертит что-то, словно оставляет послание. Но ложечка вновь мирно лежит на столе. А господин Тысячелетний опускает подбородок на сплетенные руки и тяжело смотрит на новый день. Род рядом сидит на подлокотнике и двигает Леро тарелки со сластями, словно играет во что-то свое. Бокалы выстраиваются в сплошную линию, за ними следует мороженое и печенье. Граф откидывается на спинку и качает головой – этим утром не хочется звуков, а он хорошо знает, что в конце этой игры под вопль зонтика весь их завтрак полетит на пол. Он может почувствовать эти звуки, услышать их, представить – на самом деле посуда всегда слетала на пол безмолвно. Род закидывает Леро на плечо и вопросительно смотрит на Тысячелетнего в обличие Адама.

Сегодня тот не хочет разговоров, сегодня особенный день, посвященный молчанию. В это вечное сегодня он почти что не Граф. Только Адам даже мысли такой не допустит. У всех свои тайны от самих себя. Греза все-таки стукает по бокалу, - от ожидаемого легкого дзынь Адам чуть морщится, поднимает руку в жесте с просьбой оставить его одного. Но владелица мечтаний Ноя на то и старшее дитя, чтобы иметь власть игнорировать маленькие слабости Первого, закрывать глаза, списывая на вновь начавшийся новый день. И они продолжают молчать. Комната окружена барьером – и кажется, что весь мир вокруг сделал уступку хотя бы в молчании, показал, что вот в этом они победили. Граф закрывает глаза – еще одна маленькая слабость. Род протягивает руку к свету и задумчиво загибает пальцы – пятая уступка за последние минуты. Ей бы закрыть комнату и от рассветного солнца, но вредность глубоко внутри Грезы отчаянно топает ножкой и требует хоть как-то показать свое право, показать, что уже хватит. И Род просто избавляет Адама от звуков, погружая в проклятие своих собственных мыслей, которые слетаются на тишину комнаты.

Граф держится за подлокотники, подавляя неясные и такие человеческие желания. Греза кладет свою ладошку поверх и осторожно гладит. Солнце скоро окончательно отметит новый день, поднявшись над горизонтом, а, значит, они все-таки выиграют несколько минут для своей будущей победы. Они выиграют несколько минут у него. Род успокаивающе гладит: сколько тысячелетий прошло, но что-то словно зараза проникло к ним в кровь, дало почувствовать себя другими. Пора выздоравливать. И она уже сама не очень ясно помнит, в чем точная причина болезни. Помнит боль и потерянные узы, помнит уничтоженный дом и Семью, но уже не помнит лица. Род прислоняется к Адаму и следит за солнцем мира, который они уничтожат. Потому что из-за этого бесполезного сострадания их потерянный брат оставил на память проклятие из боли и чувства необъяснимой тоски по чему-то недоступному им, далекому от их понимания.

Их брат, их Музыкант, Четырнадцатый Ной, имя которого они почему-то не могут вспомнить, предал их, оставив на целую бесконечность постигать жизнь в комнате, окруженной барьером от звуков. Он оставил их, поглощенных состраданием к друг другу – в нечто человеческое и от того необъяснимо отвратительное, но такое понятное и связующее. Только Род уверена, что как когда-то она пустила свет к ним, так она пустит в их убежище и звуки – и это будет знаком избавления от проклятия предательского сострадания. А пока Греза аккуратно вынимает из своего мира спицы – по наитию, по прихоти той же вредности, - и кладет их на стол. Однажды и к ним придут звуки. Однажды они вернутся.

@темы: .I.1 Эмоции, #fandom: D.Gray-man, D.Gray-man: Четырнадцатый (таб.30)

---

[ZYzqr04S]

Фандом: National treasure
Герои: Бен Гейтс, Райли Пул, Абигейл Чейз
Тема:II - 5 - 09. Шифр
Объём: 546 слов
Тип: преслеш
Рейтинг: G
Дисклаймер: Персонажи принадлежат не мне.
Авторские примечания: прямое продолжение этого. Следующий кирпичик из памятника Эрли)

тыц

- Кровать в твоем полном распоряжении, - без вступлений соглашается Райли, делая шаг назад и пропуская Гейтса внутрь.
Тот прикрывает за собой входную дверь, несколько рассеянно оглядывается по сторонам, как будто видит его прихожую впервые. Райли, понаблюдав за ним несколько секунд, давит вздох и идет на кухню - ноутбук, кажется, он оставлял там.
Против ожиданий теоретического стороннего наблюдателя, знающего Пула достаточно хорошо (лучше, чем он бы того хотел), предложение занять его кровать не имеет ровным счетом никакого сексуального подтекста. Просто Бен выглядит так, будто ему не помешает выспаться, а Райли может спать где угодно — на диване, в кресле, на полу, на табуретке, пристроившись щекой на клавиатуре; что ни говори, многолетний опыт берет свое.
После триумфального побега Абигейл из-под венца прошло немногим более недели. За это время Бен успевает признать, что не может спокойно находиться в собственном доме (эту чертову свадебную арку уже убрали со двора, но историческая ценность особняка теперь во многом уступает личной неприязни), и не может жить у отца (с их прошлого разрыва отношение Патрика никуда не сдвинулось с точки «позвони ей, она хорошая»), и от крахмальной пустоты гостиничного номера ему тоже как-то не по себе.
Гейтс не сказать что чувствует себя одиноким и несчастным брошенным женихом, как ему полагалось бы, но он до крайности растерян. В их роду так уж заведено: женщины бросают излишне увлекающихся игрой в Индиану Джонса мужчин, и это, вероятно, правильно и логично, по крайней мере, даже неприлично здравомыслящий Патрик в свое время не смог этого избежать. Другое дело, что перед расставанием с супругами Гейтсы обыкновенно успевали прожить вместе несколько лет и обзавестись потомством. На Бене проверенная поколениями схема выдала epic fail.

Еще один повод для растерянности Абигейл дает ему, когда перестает изображать из себя героиню ромкома и таки изливает душу в приватной беседе на нейтральной территории. В потоке традиционных обвинений порядка «в сравнении с поисками я ничего для тебя не значу» Аби милосердно обрисовывает главную причину своего ухода исключительно косвенно. Она знает Бена достаточно хорошо, чтобы понимать: имей тот представление о произошедшем, он вел бы себя иначе. Поэтому, уже поднимаясь из-за столика, она говорит то, что говорит.
«Загляни в тумбочку в спальне и проверь записи с камеры на входе за восемнадцатое число», - Абигейл подхватывает сумочку и оставляет под опустевшей чашкой кофе банкноту.
Бен провожает ее недоуменным взглядом, а тем же вечером все вопросы касательно их разрыва частью находят ответ, а частью попросту перестают иметь значение. На их месте, с другой стороны, возникает немало новых.
Когда они с Райли на пленке выбираются из такси, принять поцелуй за алкогольно-дружески-прощальный довольно сложно, хотя бы потому, что в дом после этого они заходят вдвоем.

Ноутбук, действительно, на кухне, стоит на столе, успев погаснуть экраном, и тянущиеся к розетке в углу провода приходится аккуратно переступать. Райли отпивает остывшего какао из оставленной рядом кружки и падает на стул, трогая тачпад кончиком пальца. Бен оставляет куртку на тумбочке в прихожей и проходит за ним. Останавливается в дверях, глядя на Пула отстраненным, заново изучающим взглядом. Затем спрашивает, неважно что, лишь бы что-то спросить:
- Чем занят?
- Кажется, подобрал код. На этом сдох аккумулятор, так что заново жду расшифрованного текста, - отвечает Райли, и из сонно-настороженного выражение его лица становится до неприличия увлеченным, почти счастливым.
Бен вздрагивает, сморгнув, и против воли ловит себя на мысли о том, что оказался в правильном месте в нужное время.

@темы: .II.5 Шпионский детектив, #fandom: National Treasure, National Treasure (Сокровище нации): фэндом в целом (таб.30)

---

FFXII: фэндом в целом, 29/30

[Квисти]

Название: Мокрое дело
Фэндом: Final Fantasy XII/Final Fantasy VI
Герои: Баш, Бальфир
Тема: V.2 - делиться телесным теплом
Объём: 1325 слов
Тип: слэш
Рейтинг: R
Предупреждение: мафия-АУ, кроссовер FFVI/FFXII, сайд-стори к фику Время игроков

- Держи руки на виду!
Молодой человек в щеголеватом костюме и лихо заломленной шляпе послушно бросил на землю вместительный кейс и поднял руки ладонями вперед.
- Я не вооружен, не стреляйте!
Его хорошо поставленный голос раскатился над заметенным поземкой берегом. Капитан полиции, притаившийся за ближайшей чахлой порослью, только поморщился: вот не может этот клоун обойтись без позерства. Театр одного актера, мать его. Промозглый ветер, эффектно треплющий полы распахнутого плаща, только добавлял ощущения нереальности.
- Я хочу увидеть девочку! - крикнул парень. Среди столпившихся у двух черных автомобилей людей произошло какое-то движение, но, после недолгого совещания, кто-то из мафиози ответил:
- Сначала покажи деньги! И чтобы без фокусов!
Молодой человек пожал плечами и очень медленно и осторожно опустился на корточки, открывая кейс и разворачивая его к бандитам.
Вид плотно уложенных рядами пачек банкнот, похоже, успокоил работников ножа и топора, потому что один из них, самый высокий, неторопливо пошел к берегу, толкая перед собой сутулую фигурку в нарядном пальтишке. Одну ленточку мисс Пенело потеряла, и волосы из растрепавшейся косички лезли ей в глаза. Она споткнулась, и мафиози бесцеремонно пихнул ее в спину дулом своего томми-гана.
Капитан стиснул рукоять револьвера, ощущая на губах привкус желчи. "Этим подонкам не уйти от правосудия. Спокойно, Ронсенберг. Твоя задача - не напортачить".
- Приятно видеть, мистер Ультрос, что вы добросовестно выполняете условия договора, - все еще чрезмерно артикулируя, произнес щеголь, вставая с колен и демонстративно отряхиваясь.
- Забирай свою падаль, - грубо рыкнул Ультрос, толкая девочку в объятья молодого человека; все его внимание, казалось, было поглощено кейсом с деньгами. Капитан не отрывал взгляда от двух фигур, застывших на берегу: парень набросил на плечи девочки свой плащ, и обнял ее, что-то шепча на ухо. Сначала он даже не понял, как это произошло - только что Ультрос стоял рядом с кейсом - и вот уже повалился в пожухлую траву; мелькнула дикая мысль: "Неужели?.." - но в следующее мгновение вполне живой и, судя по всему, невредимый мафиози махнул рукой, и стылый воздух надорвал треск автоматной очереди. Капитану Ронсенбергу показалось, что он смотрит дурное кино - молодой щеголь пошатнулся, картинно взмахнув руками, и вместе с обнявшей его девочкой рухнул вниз, в падении умудрившись наподдать ногой по кейсу. Банкноты разлетелись, словно конфетти, выстрелы и крики раздавались уже со всех сторон, кто-то куда-то бежал, кто-то спешно отдавал приказы, фигуры в черном попрятались за автомобилями, один из бандитов, ошалев от неожиданности, вдарил по газам, но кто-то из полицейских снял его метким выстрелом, неуправляемая машина пошла юзом, врезавшись в низкий пригорок... Но всего этого капитан не видел - ударом кулака отшвырнув поднимающегося на ноги Ультроса, он подбежал к берегу и недоверчиво уставился на темную воду, уже подернувшуюся тоненькой корочкой льда. У самого берега, там, куда упали заложники, по этому льду расплывалась уродливая черная полынья.

Чуть позже, когда уже прибыли коронеры, а всех оставшихся в живых бандитов увезли в управление, капитан Ронсенберг брел по усыпанному банкнотами берегу. К нему подошел один из полицейских.
- Сэр, мы нашли их. Девочку отправили в госпиталь, но с ней, похоже, все в порядке - только вымокла и замерла.
- А этот?..
- Он отказался от врачебной помощи и, похоже, тоже не ранен...
- Я не спрашиваю тебя, ранен он или нет, я хочу знать, где этот сучий потрох! - вызверился капитан, которому в красках представился разнос, ожидающий его в кабинете комиссара Гарамонда.
- Ушел, - развел руками полицейский и угрюмо добавил, - сэр. Нужно было его задержать?
- Деньги соберите, - сухо ответил Ронсенберг, пнув ни в чем не повинную кочку.
Похоже, ему предстояло навестить редакцию "Чикаго Трибьюн".

Адрес, который ему дали в редакции, привел капитана Ронсенберга на ничем не примечательную улочку на окраине города. Он для приличия постучал и, не дождавшись ответа, решительно толкнул незапертую дверь. В маленькой квартирке было темно и холодно, ничуть не теплее, чем на улице, и, судя по всему, хозяин пока не возвращался. Капитан наощупь пробирался по комнате, чтобы прикрыть распахнутое окно, под которым уже блестела наметенная с улицы мелкая снежная крупа, когда под ногой у него неожиданно оказалось что-то подозрительно мягкое.
- Твою ж мать! - выругался Ронсенберг, зажигая лампу и рассматривая бесчувственное тело на полу, вокруг которого натекла приличная лужа.

Стянув с мелкого засранца мокрую одежду и завернув его во все имеющиеся в доме одеяла (в количестве двух штук), капитан занялся изучением скромных апартаментов. Увы, похоже, что у этого законопослушного пижона в доме не было ни одной спиртосодержащей жидкости - а значит, и растереть его было нечем. Ронсенберг живо представил себе, как вламывается в ближайшую бутлегерскую контору и требует завернуть ему бутылку с собой, скептически хмыкнул и вернулся к пациенту.
Кожа у мальчишки была холодной, как лед, и даже затопленная капитаном печка-"буржуйка" вряд ли могла помочь ему согреться. А судя по тому, как настойчиво он отказывался от медицинской помощи…
Капитан подумал, что нужно все-таки сообщить в участок. Или хотя бы сходить за Страго – подпольный хирург, с одинаковым равнодушием штопавший раненых бандитов и попавших в переделку полицейских – это все-таки не врачи из госпиталя Святой Марии. Но его размышления прервали самым бесцеремонным образом; в рукав вцепились ледяные пальцы, и парень просипел, клацая зубами:
- Не… уходи.
Ронсенберг посмотрел в воспаленные, слезящиеся глаза и тяжело вздохнул.

"Вообще-то, - подумал он, устраиваясь поудобнее на узком диване – кровати в этом доме не предусматривалось в принципе, - такими темпами не я его согрею, а он меня заморозит". Прижавшийся к нему пацан что-то невнятно пробормотал, и Ронсенберг недовольно буркнул в стоящие торчком короткие волосы на макушке:
- Не дергайся, ледышка хренова.
- Je ne peux pas… - разобрал он, и потом долгое, на выдохе. – Вэээйн…
Капитан аж зажмурился от неожиданности. Он был уверен, что это, последнее слово было сказано отнюдь не по-французски.
Его приятель, Коул, как-то сказал, что вся дрянь, которая скапливается в Чикаго, попадает сюда из Нью-Йорка. Ронсенберг только посмеялся – можно подумать, он сам приехал в город не с Востока, - но теперь, пожалуй, это уже не казалось таким смешным. Да ему и в голову не приходило связать молодого, подающего надежды репортера "Чикаго Трибьюн" Ф. Бунансу с Семьями Большого Яблока. Похоже, что зря.
- Эй, - осторожно потряс он парня за плечо. – Согрелся?
Подающий надежды репортер приподнялся и уставился на него мутными глазами.
- К-кажется, - выдавил он и потряс головой, едва не заехав собеседнику по подбородку. – Где? Кто?
- У тебя дома. Капитан Ронсенберг, которому ты чуть не сорвал операцию по захвату преступников и спасению заложника. Из-за тебя я мог значка лишиться, Бананза.
- Во-первых, через "у", во-вторых, я уже говорил, что предпочитаю имя "Бальфир", - похоже, вместе с нормальной температурой тела к молодому человеку возвращалась и привычная болтливость. – А в-третьих, почему вы голый и в моей постели, mon capitaine? У нас что, была бурная ночь любви?
Ронсенберг оттолкнул его, чуть не спихнув с дивана, и уселся прямо, потянувшись за сигаретами.
- Не знаю, с кем у тебя там была бурная ночь, креол, но явно не со мной, - проворчал он, поежившись и натянув на плечи одно из одеял. – Во всяком случае, во сне ты твердишь отнюдь не мое имя.
Он поднял взгляд и оторопел – такая яростная, холодная злость промелькнула в карих глазах парня. Как будто осколок волшебного зеркала из сказки про Снежную королеву – сверкнуло и исчезло, сменившись ироничной улыбкой.
- Может быть, это потому, что я до сих пор не знаю, как вас зовут, mon capitaine? – протянул репортер, довольно жмурясь и потягиваясь. Печка, наконец, начала прогревать комнату, да и непохоже было, что этому засранцу грозит воспаление легких после купания в ледяной воде, но капитан, поморщившись, швырнул ему второе одеяло. Разговор принимал какой-то двусмысленный оборот, а меньше всего Ронсенбергу хотелось думать об этом.
О прикосновении обнаженной кожи.
О губах, шепчущих его имя.
О тощих, наглых креольских мальчишках.
Бальфир, и не думая прикрыться, наклонился вперед, легко выдернул сигарету из ослабевших пальцев собеседника.
- Или вам приятнее, когда в постели к вам обращаются по уставу?

Утром Ронсенберг собрался и ушел, не став будить сладко посапывающего парня. Он был зол – на себя, на Бальфира, на комиссара, который наверняка устроит ему головомойку, на весь свет.
Но особенно – на того, с кем креол разговаривал во сне по-французски даже после того, как, кончая в его объятиях, стонал: "Ох, Баш!"

@темы: .V.2 Штампы, #fandom: Final Fantasy, Final Fantasy XII: фэндом в целом (таб.30)

---

[Лопоуша]

Название: Dew*
Фандом: Petshop of Horrors
Герои: Граф Ди и двое левых персонажей
Тема: Роса
Объём: 764 слова
Тип: Джен
Рейтинг: G
Авторские примечания: В манге этой главы не было...


- Ди, я домой хочу…
Граф погладил по голове тощего парнишку, который уткнулся носом в спинку дивана, судорожно стиснув кулаки.
- Ты же знаешь, сейчас нельзя. Потерпи чуть-чуть. Скоро там заварушка закончится, и я смогу отправить тебя обратно.
- Я не доживу. Мне тошно тут. Дышать нечем…
- Тихо, тихо. Я найду тебе хороший дом. Там о тебе будут заботиться. – Граф негромко хмыкнул. – Можно сказать, даже любить.
Мальчишка дернул костлявым плечом. Звякнули браслеты, нацепленные выше локтя.
- В клетку, да?
- Здесь так принято. Совсем немного нужно потерпеть. Сегодня как раз должен зайти один человек. Тебе там будет… не так уж плохо.
- Не хочу к человеку…
- Ты же сам видишь – в магазине тебе тяжело. А там хороший, большой сад. Ты будешь видеть небо.
- Из клетки?
- Если хочешь, оставайся здесь, пока я не получу известий с острова.
Долгая пауза. Сердитое шмыганье, приглушенное спинкой дивана.
- Здесь я совсем сдохну. Только ты сразу меня забери, как будет можно, хорошо?


Девочка в слишком просторном платье с оборочками замирает, не сводя восхищенных глаз с птичьей клетки. Птица в клетке на первый взгляд довольно невзрачная, серенькая, но если присмотреться, можно увидеть сложный узор на крылышках. Сидит нахохлившись и упорно отворачивает клюв в сторону.
- Это мне? Правда, можно взять с собой? Насовсем?
- Я говорил, что скоро у меня появится то, что вам подойдет, мисс Памела.
- Скажите, граф, а какой породы эта птичка?
- Лунный соловей. Очень редкая порода, водится только на одном-единственном острове в Тихом океане. Нравится?
- Очень, - шепотом отвечает Памела. – Такой красивый… А он поет?
- Не часто, - отвечает граф. – Вряд ли вы услышите его песню.
- Ну ничего… - Памела тихонько вздыхает.
- А сейчас подпишите, пожалуйста, договор о покупке, мисс Памела.
- Я должна подписать? Прямо как взрослая? – Памела, просияв, задирает остренький носик и важно подходит к столу, где уже лежат два экземпляра документа.
- Прочитайте внимательно, прежде чем подписывать. Условия договора нужно соблюдать в точности.
- Ага, я поняла. Так… Пункт первый: избегать резких звуков. Ну, это просто, у нас дома тихо. Пункт второй: каждый день выносить клетку на свежий воздух. Здорово, я буду выносить в сад! Ой, а если дождь?
- Можно раскрыть окно и поставить клетку на подоконник.
- Хорошо. Только мама может рассердиться, она беспокоится, что я простужусь. А я возьму шаль! Если я скажу, что вы так велели, мама позволит. Да, она спрашивала, когда вы приедете постричь Нарцисса? Он ужасно оброс, а обычных кошачьих парикмахеров не подпускает. Да они и сами его боятся.
- На днях зайду.
- Ладно, я передам. Так, всё? А, нет, еще третий пункт: кормить и поить исключительно росой. Это как?
- Как и написано – только росой. Другого лунные соловьи не едят.
- И зернышки не клюют?
- Нет.
- Ой… Это вот, которая вечером на траве выпадает, роса?
- Да, и на листьях.
- А как же ее собирать?
- Стряхивать в блюдечко.
- Хорошо, я поняла. Вот здесь подписывать?


Известие с острова пришло недели через две. Заварушка закончилась благополучно, переворот удалось предотвратить, размечтавшиеся претенденты на власть отправились в почетную ссылку под присмотр отборного полка дворцовой стражи, и граф Ди пошел вызволять наследника.
Когда он подошел к ограде обширного сада, уже стемнело, и над крышей особняка выглядывала почти совсем круглая луна. Граф легко проскользнул между прутьями решетки, быстрым шагом двинулся дальше, раздвигая цветущие кусты, и вдруг остановился на всем ходу, словно споткнулся. Пение лунного соловья невозможно спутать ни с чем в мире. Только вот поют лунные соловьи, если им очень хорошо и на душе спокойно. И они никогда, ни при каких условиях не поют в клетке.
Граф осторожно прошел еще немного вперед, и перед ним открылась лужайка. Соловей сидел на качелях боком и пел, глядя на луну. Памела сидела напротив на плетеном стуле, подобрав ноги и не замечая, что комкает оборку платья. Клетки нигде не было видно.
Графа они заметили одновременно. Соловей замолчал, а Памела сказала:
- Добрый вечер.
Кажется, она ничуть не удивилась, что граф появился из кустов.
- Добрый вечер, мисс Памела, - ответил Ди.
- Принести вам чаю с пирожными? – спросила Памела тоном настоящей светской дамы.
Она побежала за угощением, а граф подошел к качелям.
- Хорошие новости, - сказал он соловью. – Можешь возвращаться домой.
- Хмм… - рассеянно отозвался тот. – Я, наверное, побуду здесь еще немного. Тут… не так уж плохо.
Памела принесла на подносе чай, миндальное печенье и корзиночки со взбитыми сливками.
- Как вы решились выпустить его из клетки? – не удержался Ди, поднося чашку к губам.
Памела подняла тонкие брови.
- Да я его в первый же вечер выпустила! Ну вы подумайте сами, разве это можно – пить росу из блюдечка?!




* Роса (англ.)

@темы: .III.4 Погода, #fandom: Petshop of Horrors, Petshop of Horrors: фэндом в целом (таб.30)

---

[улыбка 45 калибра]

Название: Первый день.
Бета: I want to Hims
Фандом: CSI Майами
Герои: Келли Дюкейн/Эрик Делко
Тема: романтика/ массаж
Объём: 8250 слов
Тип: гет
Рейтинг: R
От автора: пропущенные сцены 07.16

Шагнув в тишину и пустоту квартиры, Келли едва дышала, несколько метров от лифта показались марафонской дистанцией. Дверь с тихим щелчком закрылась позади нее. Этот еле слышный звук заставил вздрогнуть. Прикрыв глаза, женщина устало качнулась назад, замерла, опираясь спиной о стену, руки безвольно повисли вдоль тела, изящная дамская сумочка упала на пол, выскользнув из ослабевших пальцев. Несмотря на жару, Келли почувствовала сильный озноб, словно ледяные пальцы ужаса, не отпускавшего ее последние часы, в очередной раз пробежались по влажной спине. Давно она не испытывала такого противного страха, перемешанного с болью. Сердце замерло в ожидании. Ее близкий друг оказался в трудной, очень неприятной ситуации, из которой может и не быть выхода. Она готова сделать все возможное ради его спасения, но имеющиеся у нее средства не безграничны. Остается только ждать, и это бессилие просто убивает ее.
Передернув плечами, сбрасывая охватившее ее оцепенение, Келли оттолкнулась от стены и сделала один неверный шаг вперед. Ноги гудели от многочасовой ходьбы на каблуках. Не удержалась и с внезапной злостью скинула туфли, расшвыривая их по разным углам прихожей, словно они в чем-то были виноваты. На секунду стало легче. Крайне редко она позволяла себе быть резкой, грубой и несдержанной, а сейчас, спрятавшись от посторонних глаз в тишине своего дома, она не желала насиловать себя. Она не механическая бесчувственная игрушка, а живой человек - ей плохо, она расстроена донельзя, до слез. Они, противные и жгучие, были готовы хлынуть из глаз.
Келли весь день держала себя в руках, не позволяя эмоциям вырваться наружу. По ее внешнему виду никто не смог бы догадаться, какая боль грызет ее изнутри. Как тяжело сосредоточиться на выполняемых действиях, и лишь понимание того, что все ее исследования так или иначе имеют отношение к спасению Эрика, помогало и придавало силы. Тем более работа для Келли всегда была тем особым миром, в котором она укрывалась от невзгод личной жизни. Помогло и в этот раз. Но сейчас-то она дома, одна, и можно выпустить чувства на волю.
Перед глазами всплыло четкое и очень болезненное видение – оранжево-красная роба, обезоруживающая улыбка Эрика, пытающегося оправдаться перед ней.
Когда Келли, покидая комнату свиданий, обернулась на прощанье - поймала взгляд Эрика. Взгляд растерянный, испуганный, взгляд побитого, оставленного на произвол судьбы хозяевами, потерявшегося щенка. В тот миг Келли с трудом сдержала себя, чтобы не броситься обратно, обнять его и пообещать, что все образуется. Но она, не показывая как ей плохо, проглотила образовавшийся в горле комок, весело помахала Эрику рукой и ободряюще улыбнулась. И лишь оказавшись в коридоре, закрыв лицо руками, постояла пару минут, пряча слезы. Что она могла сказать ему, чем обнадежить? Ничем. А лгать, давая ему надежду, она не хотела.

Одежда прилипла к ее взмокшему телу, и Келли на ходу быстро сорвала все с себя, желая как можно скорее принять душ. Прошла в спальню, и тут силы внезапно оставили ее, она тяжело опустилась в кресло, где любил сидеть Эрик, наблюдая за ней в их редкие интимные моменты. Вспоминая о них, Келли испытала легкое смущение и похолодела от страха, понимая, что эти сладостные, щекочущие нервы ощущения уже могут никогда не повториться.
Прошло чуть больше месяца, как они сблизились. С недавних пор они не только друзья, но и любовники. Они только-только стали смотреть друг на друга по-новому, начали познавать всю прелесть и очарование любви. И вдруг, словно за какие-то прошлые грехи, жизнь им устроила настоящее испытание, решив их развести в разные стороны. Неужели судьба отвела им так мало времени, чтобы они могли побыть вместе?
Поежившись и обхватив себя руками за плечи, Келли опустила голову, волосы водопадом посыпались на лицо. Ей казалось, что вот откроется дверь, в спальню войдет Эрик и, присев рядом на корточки, уберет золотистые локоны ей за спину, коснется кончиками пальцев пылающих щек, улыбнется и ласково спросит: «Что моя малышка пригорюнилась? Устала, солнышко?». Поцелует в кончик носа, и его теплые мягкие губы накроют ее рот в нежном, одновременно успокаивающем и возбуждающем поцелуе.
- О, боже, - прошептала Келли, - пусть это обязательно случится.
Она судорожно вздохнула. Эрик еще ни разу не называл ее «малышкой» или «солнышком», но она надеялась, что все у них впереди. Или только могло быть впереди?
«Все, хватит жалеть себя», - подумала Келли, резко выпрямившись, встала и пошла в ванную. Через полчаса суд, который решит все и она должна великолепно выглядеть и держать себя в руках в любом случае, какой бы приговор ни был вынесен. Либо Эрика оправдают, вернув все права, и в их жизни и отношениях ничего не изменится, либо это будет их последний вечер перед его депортацией. Депортация. Слово словно ожгло Келли, вызвав бурю эмоций. Ну что за идиотизм, человек всю свою жизнь живет в Майами, почти десять лет на государственной службе – и оказывается нелегальным иммигрантом! Случившиеся было столь нелепо, что в него верилось с трудом, если бы не… «Достаточно», - приказала себе Келли, раздвинула створки душевой кабины, открыла кран и шагнула под теплые упругие струи, желая смыть дневную усталость, отчаяние и боль. Но вода расслабляла, и как Келли ни крепилась, у нее не осталось сил сопротивляться. Ручейки горячего душа смешивались с ее слезами, и губы ощущали их солоноватый привкус. Келли в сотый раз повторяла себе, что все будет хорошо, но внутренний злой голос подсказывал - нет, она больше никогда не будет вместе с Эриком, и от этого плакала еще безутешней. Вода, ласкающая кожу, стекала по лицу, плечам, животу, бедрам, понемногу успокаивая тело, но пустота и боль в сердце не проходили…
Выйдя из-под душа, Келли завернулась в большое махровое полотенце, от которого исходил еле ощутимый запах лосьона после бритья. Сегодня утром Эрик случайно пролил несколько капель душистой жидкости, и мягкая ткань сохранила ее аромат, аромат любимого мужчины. Глаза защипало, Келли недовольно тряхнула головой, до боли прикусывая нижнюю губу. Только не надо слез.
Высушила волосы, но лицо пришлось приводить в порядок старым, известным еще бабушкам, но отлично помогающим средством - махровой варежкой, намоченной в ледяном отваре трав. С горькой усмешкой Келли смотрела на себя в зеркало, прижимая к щекам компресс и вспоминая слова, учившей ее прабабки: «Леди не плачут, а если невтерпеж, никто, ни одна живая душа не должна знать о твоей слабости, и уж ни в коем случае это не должно отразиться на лице». Компресс оказал благодатное действие - исчезла без следа краснота век, и распухший нос принял свой обычный вид.
Келли не стала наносить яркий макияж. Немного тона на щеки, чуточку подвести глаза, тушь на ресницы и мягкий розовый блеск для губ. Пара капель любимых духов Эрика скатились между грудей, их холодящее прикосновение заставило коротко ойкнуть, и Келли даже смогла улыбнуться своему печальному отражению в зеркале.

Когда не хочется никого видеть, ни с кем встречаться, все происходит с точностью до наоборот. На лестничной площадке Келли столкнулась с соседями - милой парой и их трехгодовалым сыном. Она лишь коротко кивнула им, приветствуя, но ехать со счастливым семейством в лифте не захотела и, торопливо перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, побежала вниз по лестнице вниз. Буднично, одними губами улыбнулась охраннику, пожилому разговорчивому дядечке, как всегда отвесившему ей комплимент с плохо скрытым сексуальным подтекстом. Выйдя из-за стойки, как истинный джентльмен он открыл входную дверь перед Келли. Она могла поклясться, что другая его рука совсем не случайно коснулась ее попы, но, сделав вид, что ничего не заметила, поблагодарила за беспокойство, ослепительно улыбнувшись. А как ей хотелось стукнуть сластолюбца по ухмыляющейся роже или пригрозить оружием! Какое желание было сильнее и ярче, Келли не успела разобраться. Ее ждало новое испытание. Келли внутренне напряглась, с трудом сдержав отчаянный стон. Навстречу шла «милейшая» мисс Карлтон. Ее соседка и воспитательница огромного роскошного, со шкурой цвета темного шоколада, котяры. В этого зверя превратился котенок, подаренный Келли несколько лет назад. Его, крохотного и насквозь промокшего, принес Эрик, чтобы порадовать скучающую в одиночестве девушку. Как давно это было?
- Келли, деточка, - зажурчал старческий, чуть хрипловатый голос, - ты снова на работу, так поздно?
Любопытства у пожилой дамы всегда было в избытке.
- Нет, Дороти, - соседка требовала, чтобы ее называли по имени, - у меня встреча, - Келли приветливо улыбнулась и перевесила сумочку с одного плеча на другое. Она знала, что от интересующейся всем, что происходит в ее окружении, леди отвертеться не удастся. Лучше по-быстрому ответить на ее вопросы и сбежать.
- Мисс Дюкейн, - озабоченным тоном поинтересовалась соседка, - что-то ты бледно выглядишь. Отдыхать надо больше, милая. А ты все на работе, на работе, вечно где-то пропадаешь, - и, не меняя тона, - о, девочка, я что-то давно не видела этого симпатичного, - она задорно улыбнулась, идеально уложенные седые кудряшки подпрыгнули, - такого смуглого, всегда очень вежливого юношу. Что с ним? Он случайно не заболел?
Келли словно кто-то толкнул в спину, в желудке что-то неприятно сжалось, причиняя боль, но она выдавила из себя улыбку и вежливо ответила:
- Я как раз спешу на свидание с ним.
- Киса, что ты вертишься? - вопрос относился к коту, сидящему на руках у мисс Карлтон. - Сейчас пойдем домой, - кот завертелся еще сильнее и, высвободив одну лапу, громко мявкнул. - Келли, Шоколад хочет, чтобы ты его погладила.
- Ну конечно, - Келли облегченно выдохнула - кажется, об Эрике забыли, переключив все внимание на кота. Она почесала котика за ушком, поскребла пальцами под подбородком и пробежалась пальцами по шелковистой спинке, кот довольно заурчал.
- Он тебя все еще любит, - Дороти прижала животное к груди, - но меня сильнее, - добавила с плохо скрываемой гордостью.
-Так вы же теперь его хозяйка, уже прошло столько лет, как он меня предал и поселился у вас.
Шоколад, словно понимая, о чем говорят женщины, недовольно зашипел на Келли.
- О, извини милый, - исправилась она, - это я со своей работой и вечной занятостью предала тебя, - и неожиданно для себя протянула руки и забрала кота у Дороти, обняла и, прижимая к себе, уткнулась носом в лобастую, пахнущую дорогим шампунем кошачью макушку, еле слышно прошептала, - котик, милый, сделай так, чтобы все обратилось в нашу сторону. Ты же можешь, ты же любишь меня и Эрика.
Кот тяжело задышал, но не пошевелился, он явно прибалдел на руках у Келли или общался с темными силами, выполняя просьбу бывшей хозяйки.
Келли гладила притихшего кота, ей было приятно его тепло, пальцы застревали в густой шерсти, и животное легонько вздрагивало, но сбегать не собиралось.
Как грустно! Келли понимала, что готова зареветь, такими сильными и яркими оказались воспоминания. С этим зверем связано столько приятных и смешных событий из прошлого. Какой он был крохотный, мокрый - хоть выжимай! - и жалобно пищащий, когда Эрик выволок его у себя из-за пазухи. Умещался у Келли на ладошке. Как они потом придумывали ему имя, ездили по спецмагазинам, прихватив малыша с собой, показывая зверьку все, что покупают из необходимых кошачьих принадлежностей. Как они тогда веселились, какие были беззаботные, молодые и беспечные. Котенок неожиданно сблизил их, внес в жизнь очарование, с его появлением добавились новые хлопоты, и появилось множество причин, чтобы проводить свободное время вместе.
Почему-то Келли думала, что они с Эриком еще в те давние времена могли бы быть вместе, и очень даже возможно, сейчас воспитывали бы сына или дочь. Но они сделали все возможное, чтобы избежать такого жизненного поворота. Единственная близость, о которой они не вспоминали, сделав вид, что между ними ничего никогда не было, спустя пару месяцев стала казаться красивым призрачным сном.
Что их остановило? Как говорится, не судьба.
А вот котенок превратился в кота, лоснящегося, громадного, временами невыносимо наглого котяру. Сначала жил у Келли, но ее постоянная занятость не способствовала воспитанию котика. Пожилая дама, живущая в квартире напротив, войдя в положение своей юной, вечно пропадающей на работе соседки, частенько присматривала за Шоколадом. И он, сначала временно, а потом постоянно, стал жить у Дороти. Но о Келли не забывал и при случае удирал из нового дома, пробирался через балкон к ней в спальню, устраивая яркие представления. Невольно Келли хихикнула, вспомнив, как Шоколад кусал за пятки спящего Джейка, а тот вопил от боли и охотился за ним, гоняясь по квартире. Бесславно проиграв коту, грозно ругался, обзывая его нехорошими словами, пытаясь достать с карниза. А тот, хищно щурясь и нахально сверкая желтыми глазищами, сидел на недосягаемой высоте, угрожающе ворчал, скалил острые, как иглы, зубы, норовя вцепиться любовнику Келли в лицо. Пришлось ей разнимать двух ревнивцев. По очереди лаская и успокаивая обоих.
А Эрик? Эрика кот не забыл и любил всепоглощающе, платя ему за свое спасение. Приходил к ним, как обычно, через окно, бесшумно прокрадывался, перепрыгивая на мягких лапах через подоконник, и устраивался на Эрике: на его спине или груди, частенько принося подарки в виде задушенной мыши. А Эрик, потревоженный, придавленный тяжестью жаркого кошачьего тела, просыпался, что-то бурча недовольным тоном. Но настроение молодого человека моментально менялось, лишь стоило ему обнаружить на себе Шоколада. За подношение говорилось тихое спасибо, и дохлая мышь благополучно улетала в открытое окно или шлепалась на пол и загонялась тапкой под кровать. И начиналось взаимное урчание и ворчание, поцелуи и ласки, столь громкие, что будили Келли, и она в полусне наблюдала за этой очаровательной и смешной картиной, начинала хихикать, получая удовольствие от разыгрываемого спектакля. Она поражалась тому, как кот позволял Эрику всячески трепать себя, не выпуская когтей и не кусаясь. На других мужчин, оказывающихся у нее в квартире, Шоколад устраивал настоящую жестокую и беспощадную охоту.
А иногда, глядя на взаимные объятия Эрика и кота, ее вдруг посещали странные мысли, уткнувшись лицом в подушку и закрыв глаза, она прислушивалась к словам Эрика, представляя, как бы он вел себя, что бы ласково бормотал, если бы по утрам к ним в спальню прибегал их ребенок. Такие смутные, не до конца оформившиеся желания. Она, Эрик и малыш.
Но было у Шоколада и Эрика любимое занятие. Массаж. Если Эрик был настроен благодушно, а кот был в ударе, то это цирковое шоу можно было снимать на пленку и показывать в передаче «Самое смешное видео». Эрик ложился на живот, а кот, как заправский массажист, стоя на задних лапах, задрав трубой пушистый хвост, передними постукивал Эрика по спине. С задумчивым видом наклоняя усатую голову то вправо, то влево, утробно ворча, потихоньку перемещался вдоль Эрика. А затем начинал топтаться, всеми четырьмя лапами, изредка выпуская острые когти. Эрик чертыхался, но терпел, потом говорил, что приятней только женские ласки.
Шоколад начинал свой массаж с шеи, пританцовывая по позвоночнику, спускался к пояснице, ягодицам, топтался по бедрам и, медленно перебирая всеми четырьмя лапами, возвращался обратно. В качестве бонуса щекоча обнаженную кожу длиннющими жесткими усами.
Келли как-то поинтересовалась, а почему Эрик доверяет коту массажировать только спину. Эрик замялся, хохотнул и промолчал. И лишь ночью на ушко объяснил ей причину своего недоверия. Кот, несмотря на свою барскую жизнь, прекрасно ловил мышей, и, кто знает, что может взбрести в его ушастую голову, когда он заметит шевеление у Эрика между ног. Возьмет и прыгнет, вцепится Эрику в его достоинство всеми когтями и зубами, отгрызет. Кошачий массаж, оказывается, был и возбуждающим, и Эрик, после того как Шоколад, сделав свое дело, уходил на кухню получить порцию шоколадного торта, еще некоторое время лежал ничком. Келли думала, что он отдыхает, а все было намного забавней, Эрик не хотел, чтобы она заметила его «приподнятое состояние». Стеснялся своей реакции на кота - что могла подумать Келли о его выдержке?
Как они хохотали той ночью, разбудили даже соседей, погода была теплой, балконы открыты. А потом с упоением занимались любовью, перебудив, наверно, весь дом, а утром проспали и чуть не опоздали на работу.
Неужели ничего этого больше не будет? Келли, погруженная в свои мысли, позабыла, где находится и, не удержавшись, судорожно вздохнула. Чем привлекла особое внимание и без того не спускающей с нее глаз соседки.
- Келли, милая, - слова, сказанные Дороти, с трудом достигли сознания Келли, она подняла замутненный влагой взгляд и, встряхнув головой, посмотрела на мисс Карлтон, та озабоченно, с плохо скрываемым интересом уставилась на Келли. - С тобой все хорошо, деточка? - она явно горела желанием узнать какую-нибудь пикантную новость.
- Да, да, - быстро проговорила Келли, прижимая к себе кота и почесывая его за ушком, натянуто улыбнулась, - Дороти, не волнуйтесь так. Я просто вспомнила, каким маленьким и беззащитным был Шоколад, когда появился у меня.
Дама, прищурив глаза и скептически поджав подкрашенные вишневой помадой губы, не поверив ни одному слову расстроенной женщины, смотрела на Келли с явным недоверием. От ее пристального взгляда не ускользнули ни грустный вид молодой женщины, ни слезы, набежавшие на глаза, ни то, как Келли обнимается с котом, словно ищет у него защиты. Вот только от чего?
- Что-то случилось с Эриком? - Дороти вспомнила имя молодого человека, что недавно стал частым гостем этой милой, но одинокой девушки, и по тому, как Келли вздрогнула и сжалась, поняла, что попала в точку. - Вы поссорились? - продолжила допрос, следя за реакцией Келли.
Коту надоело сидеть на руках, он заворочался, выпустив когти Келли в плечо, рыкнул, вырвавшись из ее рук, спрыгнул на пол, оглянулся и, как коричневая молния, понесся к лифту.
- Киса, куда? Стой, негодник! - закричала Дороти и, позабыв о Келли, бросилась вдогонку.
- Умница, Шоколад, - пробормотала Келли, сморщившись - кот поранил кожу на руке, но и своим поведением спас ее от болезненных расспросов любопытной дамы. Недаром после первой встречи с мисс Карлтон Эрик пришел оглушенный, получив кучу советов, предложений и пожеланий. Его буквально забросали вопросами, приперев к стенке Кто? Зачем? Откуда? Какие намерения? Очухавшись, залпом выпил банку пива, обозвал Дороти «мисс Марпл местного розлива» и старался избегать лишних встреч.
Избавившись от назойливого внимания соседки, Келли поспешила на парковку. Разговор отнял достаточно времени, ей пришлось поторапливаться.

Двигаясь привычным маршрутом. Келли машинально переключала скорости, притормаживала на перекрестках и равнодушно смотрела в окно, давно перестав восхищаться окружающим видом.
Шикарные отели, роскошные торговые центры со сверкающими витринами сменяли череду дорогих ресторанов и модных клубов. Бесконечные пляжи с белым песком и толпы загорелых, наслаждающихся жизнью туристов.
Широкая магистраль с королевскими пальмами по обеим сторонам дороги уходила вдоль побережья, а Келли, свернув налево, поехала неширокими улочками, стремясь быстрее добраться до здания суда.

В одиночестве сидя в уютном салоне машины под еле слышное сопровождение классической музыки, Келли позволила себе слегка расслабиться. По лицу женщины можно было понять, что у нее отвратительное настроение. Она не плакала, слезы были недопустимы в настоящее время, но хмурый сосредоточенный взгляд зеленых глаз то и дело останавливался на телефоне, лежащем на пассажирском сиденье. Келли ждала звонка. Звонка, от которого так много зависело. Она припарковалась на стоянке недалеко от здания суда и уже открыла автомобильную дверцу, собираясь выйти наружу, как в ее руке завибрировал телефон. Несмотря на ожидание звонка, он прозвучал настолько внезапно, что Келли вздрогнула, зацепилась каблуком о порожек и выронила мобильник, он упал ей под ноги, скользя и вращаясь по гладким плиткам мостовой. Присев на корточки и нагнувшись, чтобы выудить непокорный телефон из-под машины, Келли замерла в этом положении, прижимая трубку к уху и слушая, что ей говорят.
- Да, Дюкейн слушает, - неожиданно низким и задыхающимся голосом ответила она. - Да, поняла, - повторила более спокойно, разгибаясь. - Да, да, да, - пробормотала несколько раз, улыбаясь, - и, поднявшись на ноги, глубоко и облегченно вздохнула, - я уже подъехала, жду, - и чуть смущенно закончила: - Большое тебе спасибо!
Глянула в боковое зеркальце машины, тщательно рассматривая свое лицо - не осталось ли следов от недавних слез. Поправила волосы, дотронулась кончиком указательного пальца до плотно сжатых губ и, не удержавшись, радостно рассмеялась. Настроение стремительно улучшалось, сердце замирало от восторга, Келли с трудом удержалась, чтобы не броситься бегом, ей очень хотелось как можно скорее увидеть Эрика. Она чувствовала себя школьницей, спешащей на первое свидание. И, забыв закрыть автомобильную дверцу, сделала несколько шагов вперед, притормозила. «Келли, - сказала сама себе, - Келли, сбавь скорость», - вернулась, захлопнула дверь, нажала на брелок автосигнализации, и ее серебристая БМВ радостно пиликнула в ответ, хитро подмигнув фарами. Все закончилось благополучно, Эрика освободили, депортации не будет, и сегодняшний вечер, и еще много-много дней и ночей они проведут вместе, неважно где и как, главное, что Эрика признали американским гражданином, сняв все обвинения.
Приятное тепло неожиданной волной накрыло ее с головы до ног, щеки вспыхнули, как от опалившего их огня. О, боже, она снова думает об «этом». Келли все еще немного стеснялась своих новых чувств и ощущений, что они вызывали. Но что она могла поделать с собой? Да, она страстно желала оказаться с Эриком в постели. Их интимная связь была в самом начале, разгораясь, как пламя под сильным ветром, и они еще не успели наскучить друг другу.
Хотя Келли и считала, что Эрик заслужил хорошую взбучку за свое отвратительное поведение, но серьезный разговор стоит перенести на другое время. Не сегодня. Они, как выяснилось, так плохо знают друг друга, новые отношения приготовили им столько сюрпризов. И принимать какие-то решения сгоряча, не разобравшись в причине, не стоило.
*****
Она уходила, вероятно, навсегда. Может так случиться, что они больше не увидятся. Эрик с тоской и болью, осуждая себя за ложь и предательство, за причиненную любимой женщине боль, смотрел вслед Келли, и она, словно почувствовав его взгляд, обернулась. Он увидел, как на долю секунды искривилось ее лицо, глаза наполнились слезами, но она, совладав с собой, улыбнулась и помахала ему рукой. На прощанье.
Эрик должен благодарить за спасение своего биологического отца. Должен, но пока у него на это нет сил, и особого желания тоже не наблюдается. И так вся его жизнь последнее время идет какими-то замысловатыми извилистыми путями. Все встало с ног на голову.
С каким же удовольствием он освободился от красивой робы. «Тебе идет красный, - шутила сквозь слезы Келли, - ты так элегантно выглядишь в этом комбинезончике». И сжав его руки в своих, прошептала с отчаянием: «Но я так хочу, что бы ты ее поскорее снял». Это был один-единственный момент, когда она явно проявила свою слабость на свидании. А так посмеивалась над ним и была сердита за то, что он не был с ней откровенным. Ну как, как он мог повесить на нее свои проблемы, в которых столько всего перепутанного и непонятного? Как он мог втягивать ее в темные и грязные дела, незаконные и неправедные. А может, все же надо было ей все рассказать? Они же обещали быть откровенными друг с другом. Эрик не знал, что лучше, что хуже. Главное, что вся неразбериха с его происхождением удачно разрешилась, оставив неприятный и гадкий осадок на душе. Однако не все еще встало на свои места. Темных пятен в этой истории с его появлением на свет предостаточно.
******
Дверь здания суда распахнулась, выпуская его на свободу. Сладкая горячая волна восторга накрыла с головой: Келли ждала его. Она стояла в нескольких метрах от входа, около небольшого фонтана, освещенная мягким светом заходящего солнца. По лицу скользили полупрозрачные тени, придавая ему особую мягкость. Легкий ветерок играл с ее волосами, на нежных губах солнечная, сводящая его с ума улыбка. Господи, как же он мечтал об этом мгновении, как же ему хотелось быть с ней. Сердце колотилось о ребра с такой скоростью и силой, что казалось, еще чуть-чуть – и выпрыгнет из груди. Эрик сделал несколько шагов вперед, желая одного - заключить Келли в свои объятия и никогда не выпускать. Она вдруг показалась ему такой хрупкой и одинокой. И мучившее его весь день чувство вины снова ожило, породив гадкий холодок в желудке. «Прости, милая».
Эрик ощущал странную таинственную силу, что незримой нитью связывала их, их разум, их тела. В этот предзакатный час казалось, что они были единственными живыми существами на планете. Их влекло друг к другу стремительно, неумолимо. Они дышали, думали, улыбались в едином, доступном только им ритме. Их сердца бились в унисон, перекликаясь между собой.
Как же он любил ее улыбку, сияющий взгляд прозрачных глаз, капризный изгиб губ, золотистое облако ее волос. «Келли, любимая, как ты мне нужна», - промелькнуло в голове. Эрик не стал сдерживаться и почти бегом бросился ей навстречу.
- Тебя выпустили, - нежный голос, волосы чуть растрепаны озорным порывом ветра. Келли раскинула руки, готовая принять в свои объятья подбежавшего к ней Эрика.
Они обнимались со всей страстью, позабыв, что находятся в людном месте, что на них могут смотреть десятки любопытных глаз. Только в этот волнующий миг встречи им было все равно - они были вместе. Чуть отстранившись от любимого, Келли закинула голову назад и, глядя нежным, полным любви взглядом, игриво нахмурилась и проговорила:
- А я собиралась выйти за тебя замуж, - ее слова звучали шутливо, - но твой папа вмешался, - а в глазах на долю секунды поселился испуг: «Мне было так страшно за тебя». Но это была бы не Келли, если бы она не смогла контролировать свои чувства. Эрик даже не успел заметить этой мгновенной смены настроения. Келли выглядела счастливой и довольной.
Эрик отстранился, негромко хохотнув, хитро глянул на Келли и поинтересовался:
- Что заставило тебя думать, что я сказал бы «да»? Может, я там встретил кого-то особенного? - он игриво подшучивал, не пытаясь скрыть приподнятого настроения, он буквально весь исходил счастьем.
Келли и Эрика неудержимо тянуло друг к другу, но в их объятиях была какая-то неловкость, руки сталкивались, соприкасаясь с телами, все никак не находя верного места.
Келли улыбалась, не сводя взгляда с лица Эрика, она никак не могла насмотреться на него. Прошло так мало времени, а как же сильно она успела соскучиться по его улыбке, глазам, губам, по его запаху! Как же ей было хорошо рядом с Эриком, приятно ощущать его руки, его тело! На секунду она прижалась теснее, взволнованная и смущенная теми чувствами, что бушевали внутри ее. Но не показала вида, сумев подавить обуревающие ее желания, и поддержала его шутливый разговор:
- Я сомневаюсь, что кто-то готовит так же хорошо, как я. Почему бы нам не поехать ко мне? Устроим традиционный американский обед, раз уж ты новичок в этой стране.
Вот только почему-то Келли сомневалась, что обед состоится. Вернее состоится, но после. Обнимая Эрика, она не смогла не уловить его возбуждение и то же внутреннее напряжение, что изводило ее.
Эрик негромко хмыкнул:
- Звучит неплохо, - достаточно было посмотреть на Келли, чтобы пришло понимание - она больше на него не сердится. Это можно было прочитать в ее глазах, их взгляд проникал прямо в душу, они излучали счастье, но были подернуты еле заметной дымкой прошлых слез. Заметить это мог только внимательный и влюбленный взгляд.
Эрика пронзило острое чувство нежности. И горькое - вины. Ведь это из-за него, из-за его неправедных поступков Келли провела наполненные неопределенностью часы в ожидании решения суда. Из-за него она плакала. Его любимая такая сильная, мужественная и такая слабая. Он еле заметно вздохнул, зная, что оказавшись на воле, он не избавился от демонов, преследовавших его последние дни, не все пришло к логическому финалу. Нависшая над ним темная тень прошлого, таила в себе угрозу и могла пребольно задеть доверившуюся ему женщину. Его губы дрогнули, улыбаясь, но слова, сказанные им, были, как никогда, серьезны:
- Опасность будет следовать за мной, куда бы я ни пошел.
Смеяться и шутить стало сложно. Келли скрестила руки у Эрика на спине, затем прижала его к себе, обхватив за плечи, ее прохладные пальцы пробежались по шее, ладони заскользили по груди. Приподнявшись на цыпочки, Келли коснулась губами рта Эрика. Губы его были теплыми, нежными и сладкими, именно такими, как ей представлялось. Поцелуй получился коротким, но чувственным. Долгожданным. Они несколько мгновений стояли, плотно прижавшись друг к другу, замерев в поцелуе. Горячее дыхание Эрика обожгло ей щеку, застав быстрее биться сердце.
- Келли, я серьезно, я не хочу, чтобы что-то случилось с тобой, - ему не хотелось снова причинять ей боль, заставлять волноваться и переживать за него.
Келли не стала протестовать, объяснять, она ничего не говоря, закрыла Эрику рот поцелуем, не желая слушать его предостережения. Когда они вдвоем, им не страшны никакие опасности. Она уверена, что все сложится самым наилучшим образом.
- Пойдем, у меня самый безопасный дом в Майами, - она улыбалась такой нежной мягкой улыбкой, а ее глаза блестели, как прозрачные капли воды, переполненные счастьем и любовью. - Знаешь, сколько у меня оружия? - Келли обняла Эрика за талию и, развернувшись, пошла к машине, увлекая его за собой: - Ты защищал меня, а теперь я буду защищать.
- У меня предложение - возьми надо мной шефство. Что скажешь?
Келли не отвечала, лишь молча улыбалась.
- Келл, я же изменился. Правда. И ты тоже изменилась. Это закон нашей жизни. Неизменным останется только одно…
- Что же? - выдавила из себя Келли, едва владея собой.
- То, как мы с тобой откликаемся друг на друга. То, что мы чувствуем, когда находимся вот так близко.
Остановились около машины. Что могла сказать Келли? Эрик был прав. Она с трудом контролировала себя, сгорая от желания. Между ними всегда было нечто, вот только они слишком долго не желали этого признавать.
- Подшефный, нам пора домой, - с легкой насмешкой проговорила Келли и хотела достать ключи, но не успела.
Эрик поймал ее руку и сжал, нежно поглаживая тыльную сторону кисти, поднес к своему лицу и прижался к ней щекой, а затем губами к теплой и мягкой ладони, и начал целовать пальцы. Келли вздрогнула и замерла, ощущая, как от этой неожиданной и чувственной ласки разливается тепло по всему телу.
- Эрик, - еле слышно пробормотала она, дыхание перехватило, - что ты делаешь? - понимая, что не в состоянии противиться накатившим на нее чувствам и попросту тает под его обжигающим взглядом, а мышцы превращаются в желе, колени подгибаются, и, чтобы устоять на месте, ей пришлось прислониться спиной к боку машины. Она смотрела на лицо Эрика, изучала каждую черточку, каждую морщинку и с замиранием сердца понимала, что безнадежно влюблена в Эрика Делко, которого она так долго считала своим лучшим другом. Эрик пододвинулся еще ближе, и Келли ощутила его запах, волнующий, неповторимый, ставший родным, и у нее закружилась голова, и очередная волна желания жаром окатила ее тело. Эрик моментально понял ее состояние, подхватил под лопатки. И слегка навалившись на нее, придавил к дверце машины, накрывая Келли собой.
- Я хочу тебя, Келли, - прошептал он ей на ухо, легонько прикусывая мочку, касаясь губами и щекоча дыханием нежную кожу шеи.
- Прямо сейчас? - коротко рассмеялась она, но смех прозвучал фальшиво.
Под ее ладонями, лежащими на его груди, мощными толчками билось сердце.
- Да… - коротко выдохнул Эрик.
Келли, позабыв о приличиях и о том, где они находятся, прижалась к нему всем телом и провела рукой по его спине, осязая сквозь тонкий хлопок рубашки, как горячо его тело. Эрик вздрогнул и остановил ее:
- Перестань, - голос его охрип и стал прерывистым, - я же не могу тронуться с места.
А Келли словно не слышала его, она сцепила пальцы у него на затылке и привлекла к себе, целуя Эрика в губы долгим крепким поцелуем.
Дав ей вдохнуть немного воздуха, Эрик перехватил инициативу, и ее губы покорно приоткрылись, принимая жаркую ласку его языка. Его руки уверенно пробегали по плечам, по спине. Быстрыми поцелуями Эрик осыпал ее лицо, шею и, наконец, приник к нежной ложбинке между грудями, зарываясь лицом в вырез ее топа. Он жадно выдыхал тонкий дразнящий аромат ее духов. Внезапно Эрик отпрянул и дрожащими руками запахнул полы ее куртки и в следующий миг прижал к своему горячему возбужденному телу и хрипло выдохнул:
- Поехали домой, иначе все плохо кончится, и я овладею тобой прямо в машине, - взмолился Эрик, обхватил Келли руками за ягодицы и, слегка приподнимая от земли, притянул к себе.
- Тише, Эрик, не так быстро, - опомнилась она, высвобождаясь из сжимавших ее рук, - на нас уже смотрят, - давай быстрей, садись в машину, - попросила она, сопровождая слова выразительным взглядом. - Пожалуйста, Эрик.
Он неохотно повиновался, открывая дверцу и с ворчанием усаживаясь на пассажирское сидение. Но лишь только стоило Келли устроиться рядом, и они оказались в непосредственной близости, разделенные только ручкой переключения передач, он обнял ее за шею, запуская пальцы в волосы, нежно поглаживая кожу головы, отчего у Келли по всему телу побежали мурашки. И долго смотрел Келли в глаза вопрошающим взглядом, заставляя ее дрожать от волнения.
- Келл, я так ждал этого мгновения, - голос Эрика прозвучал глухо.
Образовавшуюся в салоне тишину нарушало только их дыхание, частое и прерывистое. Долго это продолжаться не могло. Эрик приблизился к Келли и властно поцеловал ее, проведя языком по ее губам, мягко обойдя языком всю внутреннюю поверхность ее рта. В его объятиях чувствовалась сила и воля мужчины, еще достаточно молодого, чтобы быть дерзким, и не слишком утонченного и воспитанного, чтобы быть достаточно порывистым.
- Я хочу тебя, - прошептал он, в его словах звучали отчаяние и злость, направленные, скорее, на него самого. Словно он винил себя за свою несдержанность и нечаянную грубость, что позволил себе, увлекшись.
Желание - вот что было между ними. Келли давно чувствовала, что Эрик хочет ее, как бы он ни стремился скрыть это. И ее очень часто так же сильно влекло к нему. Взаимное желание - вот прочная, притягивающая и связывающая, сила. Это желание существовало с самого начала, когда они только начинали узнавать друг друга, и, наконец, приобрело угрожающую мощь, которой они не могли сопротивляться, не так давно сдавшись ей. Желание - грубая и сильная вещь. В сочетании с любовью его можно использовать для чего-то длительного и созидательного, без любви оно может превратиться в грозное орудие, несущее разрушение.
Келли, хорошо зная ветреность Эрика, очень долго не верила в подлинность его чувств. И не доверяла своим ощущениям. Она боялась поддаться этому сметающему все на своем пути желанию и потерять то, что казалось таким прочным и незыблемым – их многолетнюю дружбу. Но теперь отступать поздно, да и некуда.
Нет, это надо прекратить, остановиться немедленно. Ее маленькая машина не предназначена для занятий любовью. Да и место неподходящее. Паркинг в центре города в этот предвечерний час запружен машинами, кругом полно людей. Приличия нужно соблюдать, приличия во что бы то ни стало.
- Эрик, - проговорила Келли ему в рот, с силой упираясь рукой в плечо, стараясь оттолкнуть Эрика подальше от себя. - Нет, перестань, - слова прозвучали отрывисто и резко, рассыпавшись, словно кусочки льда. Пальцы крепко обхватили мужское запястье, в ладонь впился корпус часов, причиняя боль. Несмотря на сопротивление Эрика, Келли убрала его руку со своей головы. Выпрямилась и, судорожно глотая ртом воздух, поправила взлохмаченные волосы. Недовольно нахмурилась, глядя через лобовое стекло.
Увиденная картина не могла обрадовать. За ними с явным интересом, переглядываясь и посмеиваясь, наблюдала стайка подростков. Они были разочарованы, судя по их недовольным гримасам, когда Келли оттолкнула Эрика, тем самым лишив великовозрастных детишек лакомого зрелища.
- Да, конечно, - неожиданно легко согласился Эрик, откинулся назад, упираясь затылком в подголовник кресла, и демонстративно скрестил руки на груди.
- Пристегнись, нам надо ехать, - Келли чувствовала, что накаленная атмосфера резко стала терять градус. Но так было лучше. Они слишком рисковали, упиваясь своими чувствами. Она надеялась, что Эрик не обидится на ее резкость, признает ее правоту. Всему есть место.
Келли завела мотор, и машина тронулась с места. Казалось, внутренняя дрожь хозяйки передалась автомобилю, и он, вибрируя всеми частями, ехал неровно, подпрыгивая и дергаясь, лавируя между припаркованными машинами, рискуя врезаться в одну из них.
Выехав на шоссе, Келли прибавила скорость и погнала машину в сторону океана. Эрик повернулся к Келли и все время, пока они ехали домой, не сводил с нее влюбленных глаз. Это настойчивое внимание слегка отвлекало Келли от дороги, и она периодически бросала на него настороженный взгляд, ожидая какого-нибудь подвоха. А он только улыбался, что выводило Келли из себя Желание, что испытывала она, было слишком объемлющим, поглощающим. Келли даже слегка стыдилась сжигающей ее страсти.
Никогда ранее она не была так зависима от мужчины, и это пугало ее.

*****
На улице стемнело, когда они подъехали к дому. Эрик и Келли вошли в слабо освещенный холл подъезда. Было подозрительно тихо, горели только дежурные лампочки, разливая пятна света на гладком плиточном полу. Келли и Эрик переглянулись и по непонятной причине, затаив дыхание, стараясь не создавать лишнего шума, торопливым шагом пошли к лестнице. Но каблучки Келли звонко цокали, и этот звук, отражаясь от высокого потолка и стен, подгонял и без того спешащих влюбленных.
Назойливый и излишне вежливый охранник так и не появился на своем законном месте. И они, не повстречав ни одной живой души, не привлекая постороннего внимания, благополучно добрались до квартиры.
Келли никак не могла попасть ключом в замочную скважину - Эрик, потеряв терпение, беспрерывно отвлекал ее, обнимая и целуя. Но когда дверь, наконец, распахнулась, он подхватил Келли на руки и приподнял ее, желая внести в квартиру. Но получилось это у него не слишком ловко. Его пальцы больно впились Келли в бок, и она, вскрикнув, вместо того, чтобы обхватить Эрика за шею, отчаянно задрыгала ногами, пытаясь освободиться. Слетевшая с Келли туфля взмыла в воздух и ударилась о зеркало, оно издало мелодичный звон, но не разбилось. А туфелька отскочила от гладкой поверхности и ударила Эрика в плечо, добавив ему ускорения. Он не устоял на ногах, покачнулся, потерял равновесие, и они с Келли, произведя невероятный грохот, повалились на пол.
Но вставать никто из них и не пытался. Ошеломленные и оглушенные падением, они некоторое время молча лежали, тяжело и прерывисто дыша, не рискуя пошевелиться.
- Ты жива? - отмер Эрик, делая первую попытку встать.
- Вроде да.
- Вот это да, - сдавленным голосом пробормотал Эрик, - хорошо вошли.
- Не плохо, - подтвердила Келли и тут же пожаловалась, - ты меня раздавил.
- Я сейчас, - он уперся рукой в пол и хотел подняться, но в ладонь воткнулось что-то острое, он охнул, негромко выругался, дернулся, зацепил ногой тумбочку и рухнул рядом с Келли.
Кто из них первым издал короткий нервный смешок, а затем захихикал, так и осталось загадкой, но через минуту они уже разразились неудержимым хохотом, не в силах подняться на ноги. Они смеялись от души, до слез, расслабившись и сбрасывая накопившееся за длинный тяжелый день нервное напряжение.
Эрик отсмеялся первым и, слегка успокоившись, принялся целовать Келли. Ее волосы, губы, шею. По телу женщины пробегали короткие судороги от не отпускающего ее смеха. Но Эрик был настойчив и терпелив, его руки беззастенчиво забрались под ее топик и ласкали обнажившийся живот. Пальцы неторопливо теребили краешек кружевного лифчика, поглаживая набухшую грудь, легонько сжимали выпирающие сквозь ткань стремительно твердеющие соски. И вскоре вместо звонкого смеха прихожая наполнилась тихими стонами и томными вздохами.
Атмосфера снова накалялась с космической скоростью. Сопровождая свои действия ворчанием, протестующими стонами и страстными поцелуями, они, как безумные, освобождали друг друга от одежды. Эрик с мясом вырвал неподдающуюся пуговицу у Келли на брюках, с ожесточением дернул молнию, и она с треском разорвалась. Упираясь пятками в пол, Келли чуть изогнулась в пояснице, давая Эрику возможность стащить с себя слаксы, небрежно отброшенные, те приземлились в дальнем углу прихожей. Маленькие пуговички на рубашке Эрика оказались слишком неподатливыми, чтобы их просто расстегнуть. Пытаясь поскорее добраться до обнаженного тела мужчины, Келли попробовала сдернуть его сорочку через голову. Но попытка не удалась, Эрик застрял, недовольно мыча и тряся головой. Для его освобождения пришлось применить силу. Несколько пуговиц оторвались, разлетевшись по полу, а Келли перепачкала помадой белоснежную рубашку Эрика, окончательно лишив ее товарного вида и возможности для дальнейшего использования.
Пошатываясь, Эрик с трудом встал на ноги, пробуя собрать разбросанную одежду и одновременно поднять с пола Келли. Вещи выпадали из его рук, а Келли оказалась слишком тяжелой и снова увлекла его за собой.
Преодолев земное притяжение, они все же каким-то чудом приняли вертикальное положение и, спотыкаясь, как пьяные, задевая за углы попадающейся на их пути мебели, добрались до спальни. Келли, изловчившись, успела схватить покрывало и сдернула его с кровати, но забыла выпустить из руки, в итоге они запутались в нем. Рухнув на постель, оказались закутанными с головой и отчаянно катались по кровати, отбрыкиваясь от спеленавшего их шелка.
Истерический смех, всхлипы и короткие ругательства, поцелуи и страстные объятия…
Левая рука Эрика гладила Келли шею и плечи, потом опустилась ниже, принялась ласкать грудь, нежно ее сжимая. А правая рука в это время, неловкая в своем нетерпении, скользила по спине женщины, ногти чуть царапали кожу, а пальцы, жадные, ищущие, никак не могли ухватить тоненькую тесемочку трусиков, единственного предмета одежды, что остался на Келли. Она, коротко постанывая, не могла дождаться, когда же полностью обнаженная окажется в объятиях Эрика, когда ощутит, как он входит в нее; сама стащила с себя кружевной лоскуток ткани, бросив его на пол. Подняла вверх и раскинула ноги так, что набухшие нежные складки губ, развернувшиеся для любви трепетными лепестками, обнажили горячую глубину ее плоти. Мужская ладонь мягким движением легла Келли между бедер, спрятав на время это волшебное видение. А один шаловливый палец нежно поглаживал ложбинку между ягодиц, заставляя женщину вздрагивать от нетерпения.
А Эрик вдруг замер, слегка отстранился от Келли, потеря контакта вынудила ее встрепенуться и недовольно застонать. В качестве компенсации она получила поцелуй, ее влажного лба коснулись теплые сухие губы, и Эрик с хитрой улыбкой, щекоча дыханием ее щеку, вдруг поинтересовался:
- Ты не хочешь сначала пообедать? Кто-то мне обещал американский обед.
Какое-то мгновение Келли, слишком возбужденная и изнемогающая от желания, не могла понять, о чем это он, что он от нее хочет. Наконец, сообразив, что он предлагает, изумленно глянула на Эрика и, закинув руки ему на шею, отрицательно помотала головой и прерывистым шепотом пробормотала:
- Нет. Нет. Не хочу. Потом, - в ее голосе слышалась мольба, а тело напряглось и вздрогнуло, как от сильного испуга.
- Я очень рад, - ответил Эрик и притянул ее к себе.
Он начал целовать ее соски, играя с ними языком, и почувствовал, как пальцы Келли сомкнулись у него на затылке, а тело выгнулось навстречу ему от охватившего ее наслаждения. Келли легонько шевельнулась, придавленная его тяжестью, и он, приподнявшись, овладел ее податливым телом - мощно, властно, нетерпеливо. Келли застонала от наслаждения, плотно обхватила Эрика ногами, пока он все глубже и глубже погружался в нее. Могучий ритм страсти захватил их обоих, и Келли, и Эрик жаждали одного - всецело обладать друг другом.

@темы: #fandom: CSI, .I.2 Романтика, CSI Miami: Эрик Делко, Келли Дюкейн (таб.30)

---

[heavenly psycho]

Название: Шаги
Фандом: Pandora Hearts
Герои: Ксеркс Брейк, Лиам Лунеттес
Тема: Надежда
Объём: 239 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: глава 53
Авторские примечания: относительно спойлерно

Шаги. Раз. Два. Три. Гулко. Чётко. Слышно лишь ему одному. Совсем как стук сердца. В такт ему.
Брейк отвлекается, чтобы что-то сказать. Отвлекается, чтобы что-то сделать. Но звук шагов звучит в его голове оглушающим пульсом, привлекая к себе внимание с раздражающей настойчивостью.
Кто же он, кто владелец этих шагов? Шляпника абсолютно не волнует этот вопрос. Но безымянный некто почти достиг своей цели – Брейк готов вот-вот сорваться с места и побежать.
«Неважно, кто ты. Я поймаю тебя».
Нет, Ксеркс не думает об этом. Вместо него эти слова говорит всё его существо.
Неважно, кто ты. Но если Он пострадал – справедливого суда тебе не видать.
Виновен ты или нет.
Вся эта абсурдная погоня словно затеяна только ради того, чтобы привести Шляпника к нужной цели. Чтобы расправиться с ним раз и навсегда – морально и физически уничтожив. Хитрый Некто знает замечательный способ. И если провидение не вмешается – этот коварный план может сработать. Единственное, что способно разрушить его идеальные сети – живучесть столь упрямой жертвы. Или же – живучесть того, кого жестокий Некто выбрал в качестве одной из марионеток, коим предназначено воплотить запланированное представление в жизнь.
Шляпник не думает сейчас о собственной безопасности. Не потому, что отчаянно смел, вовсе нет. Его мысли заняты другим человеком, чья безопасность важнее собственной. И пусть Брейк, пробегая по коридорам чужого пышного особняка, предпочитает воображать себе худший исход дела, его мерно стучащее в такт уже собственным шагам сердце свято верит в то, что человек, которого никто не способен заменить, всё ещё жив.

Название: Воображение
Фандом: Pandora Hearts
Герои: Ксеркс Брейк, Лиам Лунеттес, Фанг, теоретически – где-то и Лили
Тема: Воображение важнее знания
Объём: 220 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: глава 53
Авторские примечания: спойлерно~

- Разве ты не видишь?.. – эти слова с двойной силой ударяют затаившего дыхание Брейка. – Разве ты не видишь, Шляпник? Он мёртв.
Откликнувшись эхом где-то в грудной клетке, слова, наконец, проникают в разум. Мёртв? Мёртв.
Отчего Брейк верит в сказанное так легко? Или сам факт того, что с дорогим для него человеком поступили подобным образом, заставляет его преисполниться отчаянной яростью? Эта ярость не похожа на раскалённое пламя, скорее на сковывающий сердце ледяной металл. Именно им, металлом, он и будет теперь вершить суд теми, кто имел глупость оказаться в пределах досягаемости. Всех тех, кто так или иначе виновен в этой смерти.
Они исчезнут, исчезнут полностью. Сила Цепи сотрёт с лица земли всё то, что оставит после себя острый меч, ни один взмах которого не останется без достигнутой цели.
Ведь бешеный пульс с каждой секундой всё быстрее разносит полученную весть по венам. Лиам мёртв.
На эти несколько мгновений кровопролития Брейку становится безразлично – теплится ещё в этом неподвижном теле жизнь или нет. Его собственное представление, породившее такую волну горькой ярости, управляет каждым его движением. И пусть потом Лиам, в бинтах и пластырях, кричит на горе-Шляпника изо всех едва появившихся сил за то, что дурак Ксеркс столь неразумно пользовался своей силой, будучи и так в весьма опасном состоянии. Это реальность, которая будет потом.
А теперешнее жестокое воображение пускай ещё несколько коротких мгновений управляет разумом и телом.

Название: Рождество
Фандом: Pandora Hearts
Герои: Ксеркс Брейк; упоминается Лиам Лунеттес, семейство Рейнсворт
Тема: Хвоя
Объём: 296 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечания: AU, надеюсь.

Когда ты был ещё ребёнком – серьёзным и ответственным, но ребёнком, Лиам… Так вот в те годы это время воспринималось мной совсем иначе, нежели чем сейчас. Это холодное белоснежное время, смягчающее морозы нежностью больших пушистых снежинок, огоньками праздничных гирлянд и радостным смехом людей, в чьих сердцах ещё живёт предчувствие сказки.
Я никогда особо не любил праздники. Даже в прошлые дни преданной службы. Быть может оттого я с готовностью полюбил их после, что душа моя с трепетом стремилась уловить всё возможное тепло. Тепло праздника. Тепло ваших улыбок. Тепло своего нового имени, что лёгким облачком пара срывалось с ваших губ.
Тогда Рождество означало для меня радостную возню у ёлки. Мисс Шерон, со смехом кутающаяся в разноцветную мишуру, словно в боа; ворчащий на очередную разбитую игрушку ты, всё же с заметным удовольствием продолжавший бережно цеплять те на пушистые ветки; леди Шелли и герцогиня, за чашкой ароматного чая с корицей обсуждающие заговорщицким шёпотом наши подарки… А за окном, в нежных сумерках, кружил снег, мягко и плавно укрывая собой землю, словно заботливая матушка своего ребёнка на долгую ночь и добрые сны. В такие уютные вечера, оттененные запахом ёлочной хвои, я был счастливее всех на свете, забывая о прошлых горестях и насущных проблемах.
И вот теперь скоро уже вновь близится Рождество. В этом году оно будет для меня иным. Сейчас снега почти нет, а если и появляется – ледяной ветер превращает снежинки в острые кристаллы, с садистским наслаждением лупя ими по щекам горе-прохожих. В комнате холодно, неуютно, тихо и пусто. И несмотря на отсутствие праздничной ели, я всё равно ощущаю её запах. Только что отныне он вовсе не напоминает о сказочной ночи, любимой всеми детьми. Теперь – это запах смерти и тихого отчаяния, с мягким звуком удара такой же пушистой, как и всегда, зелёной ветки о деревянную крышку гроба.
С Рождеством, Лиам. С прощанием навеки.

@темы: .I.1 Эмоции, .V.3 Цитаты, .IV.6 Запах, #fandom: Pandora Hearts, Pandora Hearts: Ксеркс Брейк, Лиам Лунеттес (таб.30)

---

Когда закончится канат, завяжи его в узел и держись. © Рузвельт

[вайтлоу]

Автор:  flower dust in your eyes
Фандом: Хроники Нарнии
Герои: Эдмунд, Питер, Аслан, Люси, Джадис
Тема: V-3. Когда закончится канат, завяжи его в узел и держись. © Рузвельт
Объём: 860 слов
Тип: джен
Рейтинг: G
Авторские примечание: таймлайн скачет туда-сюда
Размещение: запрещено


Я закрываю глаза и засыпаю.
Я открываю глаза и просыпаюсь в новом ярком мире с тонкой паутинкой полога над кроватью.
- Доброе утро, - говорит бесконечно любимый голос где-то рядом, а потом я снова засыпаю.

Мир таков, каким мы его видим и считаем. Я много раз убеждался в этом, но чем больше я увязаю в собственных сомнениях, тем больше неустойчивым становится моя Нарния. Я хочу верить в чудесную сказку, но не умею быть благодарным за то чудо, что даровано нам.
В садах гуляют мистер и миссис Бобер, и мистер Тумнус, и все наши друзья, но я все больше сижу в темной прохладной библиотеке и пью студеную воду. Тут я чувствую себя дома больше, чем где-либо в этом месте, которое может удовлетворить абсолютно все желания.
Ведь исполнение всего, даже самого заветного – это абсолютный конец.

Дверь скрипит совершенно неправдоподобно. Разве может скрипеть дверь в королевском дворце, в королевской спальне?
- Брат, - смеется Питер. – Ты чего тут сидишь и куксишься?
Я улыбаюсь, глядя в окно на закат.
- Устал, - слегка веду плечами, кутаясь в халат.
Питер такой смешной в своем постоянном цыплячьем беспокойстве о нас, что мне иной раз неловко говорить ему что-то печальное. Нет ничего хуже бестолково мечущегося по коридорам короля, который хочет срочно достать микстуру от меланхолии для брата-короля.
- Дурак ты, спать бы лучше шел, - он мимолетно целует меня в макушку. – Завтра нам ехать рано, а ты тут страдаешь.
- Хэй! – приподнимаю бровь я. – Король Питер, а почему это вы сами еще не изволите почтевать?
- А у меня холодно, - и этот идиот сгребает меня в охапку, и мы спим вместе, как в тех снах о стране-из-шкафа. Мы были маленькие, была зима, и это был единственный способ согреться.

Я не помню своих снов. Но иногда я знаю, что вижу пустыню. Я стою посреди белого песка и жду, только вот чего – не знаю. Где-то вдали гремит гром, и я просыпаюсь.
Я всегда просыпаюсь, когда должно произойти что-то важное.

- Любовь моя, мы состаримся вместе вечно молодыми, - шепчет мне моя дорогая супруга, когда мы входим в ее величественный дворец на вершине ледника.
- Разве он не прекрасен? – она проводит меня по коридорам, где-то звенит разбитое стекло, и меня это отчего-то тревожит, я смотрю вопросительно на Джадис, но она лишь застенчиво отводит глаза.
И тут я слышу крик.
Он идет снизу, и этот крик – мое имя.
Я отпускаю руку Джадис и бегу по скользкому ледяному полу, падаю, встаю и снова бегу. И в глубине прозрачной скалы я нахожу юношу – у него светлые растрепанные волосы, замерзшие голубые глаза, и он зовет меня по имени.
Рядом с ним в хрустальных саркофагах две девушки, их лица уже покрыты инеем, а этот все еще зовет.
- Не общай на них внимание, - со страхом в голосе произносит за моей спиной прекрасная Джадис. – Нам, Белым Королю и Королеве, эти демоны ничего не могут сделать.

Мне кажется, что мои мысли – это болото. Молодым, я был слишком дерзкий и наивный, а сейчас мне хотелось бы думать, что я старый и мудрый, но я смотрю на себя в зеркало – я молод, моложе даже того возраста, когда я навсегда покинул ту единственную сказку, которая мне была нужна.
Я засыпаю по ночам только для того, чтобы хоть на мгновение забыть про это. Во сне я не думаю. Ведь я не помню своих снов.
Даже теплые объятия и сияющие глаза не могут сделать меня спокойным. Но рядом с ними мне не хочется спать.

- Соня, - дразнится Люси. – Эд, отоспишься в карете!
Сестра тормошит меня изо всех сил, а в только вяло отмахиваюсь и прячу голову под подушку. Ночью его Величество Верховный Король Питер изволили возжелать поиграть в карты, и полночи мы азартно делали ставки – домашние тапочки, халат, подушка, подсвечник… Кстати, Питер забрал себе мой любимый халат!
- Ты кричал во сне, - Люси вдруг сникает вся, и обнимает меня поверх одеяла. – Снова кошмары про Ведьму?
Она единственная, кому я рассказал.
Она – хранительница всех наших тайн, наша храбрая львица.
Я вижу во сне, как Королева Джинов, мать Джадис, венчает нас, и я забываю своих сестер и брата. Я ненавижу Белую Ведьму, и ее дух платит мне за это взаимностью.

- Эдмунд, - из тени мягко выступает Лев. Он тих и печален, и я вновь чувствую себя тем ребенком, которого он спас из рук гномов Ведьмы. – Дитя, поделись со мной все, что тебя тревожит.
Я долго молчу, не решаясь сказать ему то, что он и так знает.
Аслан знает, что я понимаю, для чего он это делает. И я начинаю свой рассказ.
- Я вижу так много снов…
Я говорю тихо и сбивчиво, и одновременно многое из плохого, что меня преследует отходит, растворяется в той самой тени, из которой вышел Лев, и отчего-то по всей библиотеке начинают загораться свечи. Я раньше никогда не видел, чтобы они горели.
- Когда закончится канат, завяжи его в узел и держись, - только и отвечает мне Аслан. И я понимаю, что он имеет ввиду.

Я закрываю глаза и засыпаю.
Я открываю глаза и просыпаюсь от того, что чей-то локоть неудобно упирается мне в бок.
- Питер, а ну проваливай! – сердито ворчу я, отпихивая брата. Тот что-то бурчит, а потом открывает глаза и улыбается свой невозможной улыбкой.
Но я все равно спихиваю его с кровати.

@темы: .V.3 Цитаты, #fandom: Хроники Нарнии, Хроники Нарнии: фэндом в целом (таб.30)

---

[Лопоуша]

Название: Последствия травмы
Фандом: Petshop of Horrors
Герои: Леон, Ди и зверюшки
Тема: Растерянность
Объём: 588 слов
Тип: джен
Рейтинг: G


Всему виной, конечно, сотрясение мозга.
Ну не мог Леон его не получить после такого удара по голове… и, кажется, даже не одного. В сущности, ерунда, сложное задержание случилось, бывает. Полицейские будни и так далее.
А почему его сразу после дежурства понесло в магазинчик графа Ди – трудно сказать. Привычка? Вроде, уже и не нужно за Крисом заходить… А все же оказался там. В голове гудит, в глазах все плавает, и знакомые комнаты кажутся какими-то не такими.
А может, не только в сотрясении дело. Может, подействовали эти неизвестного происхождения курительные палочки, которые вечно в магазинчике дымятся по углам. Все-таки нечисто у Ди насчет наркотических препаратов, ох, нечисто.
В общем, Леон, чем поваляться спокойно на диване и пойти себе домой, зачем-то отправился графа искать, заглядывая во все попавшиеся двери, и тут у него начались глюки.
Померещилось ему, будто магазинчик полон людей – и притом людей довольно странных. Экзотического вида девицы томно раскинулись на подушках, диковатые подростки пристроились – кто на подоконнике, кто на спинке кресла, а кто и вообще под диваном. Шуршали струящиеся шелка, покачивались перья и драгоценные серьги, сверкали кольца и браслеты на беспардонно загорелой коже, и все эти непонятные люди смотрели так, словно они-то вправе здесь находиться, а вот детектив Оркотт какой-то… приблудный.
Леон чуть мозги себе не свихнул, пытаясь вычислить, зачем эти странные типы толпятся в зоомагазине. На покупателей они никак не похожи. Да и зверей, между прочим, сегодня что-то не видно. Ни единой чертовой зверюги!
Выходит, все-таки притон? Так ведь не выглядят они обкуренными, при всей своей странности. Скорее уж сам Леон…
И мысли совсем уже безумные лезут в голову. Неужели граф пробавляется работорговлей? Поставляет живой товар сбесившимся с жиру слоям здешнего общества?
Ох, нет, на забитых подневольных созданий загадочные незнакомцы тоже не походят никаким боком. И не стал бы Ди… Какие бы там подозрения на его счет ни лелеял в своей душе детектив Оркотт, все-таки на такое граф бы не пошел. Точно.
Леон бродил по лабиринту темных коридоров, резных дверей и затейливо раскрашенных ширм и все больше запутывался в гипотезах и предположениях. Приглядевшись поближе к этой странной публике, он заметил еще кое-какие несообразности. Некоторые причудливо одетые девицы изгибались так, что это было не только неприлично, но и попросту невозможно для человеческого организма. У одной на обнаженных до плеч руках поблескивала чешуя и на локтях отчетливо виднелись плавнички, за спиною другой мелькнули разноцветные перья, отчего-то не казавшиеся частью костюма. У одного нахального мальчишки совершенно определенно были вертикальные зрачки, а еще один парень, который при виде Леона невесть с чего нахально заржал, носил на голове изогнутые рога – и если они были искусственными, то невозможно объяснить, как они там держались.
От мысли, что граф Ди участвует в каких-то противозаконных генетических экспериментах, Леону стало совсем тоскливо, и он прилег отдохнуть на пушистый ковер, в ногах у нескольких чирикающих красоток.
Очнулся он на своем любимом диване. Граф Ди склонялся над ним и спрашивал не то доброжелательно, не то насмешливо:
- Как вы себя чувствуете, дорогой детектив?
- Нормально, - буркнул Леон, озираясь.
В магазине, как всегда, кишели разнообразные зверюшки, и клыкастый баран скалился, как всегда, агрессивно и злокозненно.
Леон уставился на графа. Тот смотрел так, словно прекрасно знал, о чем ему хочется спросить, и подначивал: ну спросите, детектив… смелее!
Ага, дожидайся! Так я тебе и дам повод в очередной раз выставить меня идиотом.
Леон задрал подбородок и гордо ушел домой.
Позже он несколько раз, улучив минутку, пробовал заглядывать в подсобные помещения магазинчика, но ничего, кроме всякой разной живности, там не обнаружил. И все-таки ему мучительно хотелось понять, что такое он видел тогда – просто болезненный бред, вызванный травмой и китайскими благовониями, или?..

@темы: .I.1 Эмоции, #fandom: Petshop of Horrors, Petshop of Horrors: фэндом в целом (таб.30)